За десять минут до начала праздника я, стоя в ванной, все еще пыталась накрасить глаза. Я купила черный контурный карандаш, заточила его, но как ни старалась, линия получалась толстой и кривой.
Я со злостью разглядывала себя в зеркале. Черные линии странно смотрелись на моем худом и бледном лице. Майка с серебряным рисунком не помогла. Как я была маленькой Норой, так я ей и осталась.
— Нора! — крикнула мама из-за двери. — Ты закончила?
— Почти, — ответила я.
Взяв кусок ваты, я смочила его маминым лосьоном для снятия макияжа и протерла глаза. Краска размазалась, теперь я стала похожа на зомби из фильма ужасов. Наклонившись над раковиной, я стала отмывать лицо теплой водой.
— Если хочешь, заходи! — крикнула я маме, растирая лицо полотенцем. На полотенце остались черные пятна.
Мама вошла в бюстгальтере и нижней юбке. Она была в отличном расположении духа и, напевая какую-то песенку, стала красить губы и брызгать на себя духами. Полотенце она еще не видела.
— Ты уходишь? — спросила я.
— Нет, он придет сюда, — ответила мама и слегка выпятила губы — проверила, ровно ли они накрашены. Потом зажала между губами кусочек туалетной бумаги, чтобы убрать лишнюю помаду, и нанесла кисточкой немного пудры.
— Ты очень расстроилась, что я не пойду на ваш вечер? — спросила мама.
— Нет, совсем не расстроилась, — ответила я. — Мне лора.
Я вышла в прихожую и стала завязывать ботинки.
— Хорошего вечера! — крикнула мама из ванной.
— Тебе тоже, — ответила я.
Я сказала это вполне искренне.
— Не позднее одиннадцати, — опять прокричала мама, когда я уже стояла в дверях.
Зачем это говорить, я ведь предупредила, что вечер закончится в половине одиннадцатого.