Правда о первой ночи

Глава 29

Утром я обнаружила, что заперта. Я стояла перед дверью в пижаме и как-то очень нехорошо улыбалась, дергая ручку. Меня заперли. Наим совершил ошибку. Со мной надо говорить, вот как вчера, говорить и убеждать, со мной можно договориться, но ни в коем случае нельзя применять насилие. Наим просто забыл об этом.

По соседству со спальней находилась ванная комната, где я приняла душ. Что дальше? Оглядевшись, я заметила в углу спальни невысокий столик, прикрытый белой салфеткой. Завтрак. Брынза, оливки, еще теплый утренний хлеб, остывшая яичница, пирожное и виноград. В стеклянном термосе я нашла кофе. Куда они все подевались? Если накрыли стол здесь, значит, Айтен нет в доме. Уж она-то знает, что со мной так нельзя, что это опасно, что я разнесу дом, но выберусь отсюда…

Хотя, с другой стороны, можно было предположить, что меня заперли здесь, чтобы я не сорвала их план, – Наим мог отправить своих людей в «Джихан-отель» уже этим утром, чего тянуть? И тогда мне стоит только немного подождать, набраться терпения, и я увижу своего бывшего любовника с его шлюхой… Но почему Наим не предупредил меня об этом? И где моя одежда? Неужели он думает, что мне доставит удовольствие предстать перед этой гнусной парочкой в пижаме или халате?

Я заметалась по спальне. Распахнула окно и увидела часть сада, толстые изогнутые ветви инжирного дерева, увитую пышно цветущими розами беседку, застывшие в таявшем на глазах утреннем тумане персиковые и черешневые деревья… Между мной и садом находилась белая металлическая решетка. Спасибо тебе, Наим, век не забуду твоего гостеприимства.

Открыв шкаф, увидела свою одежду и сумку. Порывшись в ней, обнаружила и кошелек с деньгами. Хотя бы так…

Я выпила чашку кофе, проглотила несколько кусочков брынзы и горсть оливок, попробовала пасту – так в Турции называют пирожные. Улыбнулась, вспомнив, как много ела пасты, когда жила в этом доме. Удивительно, что не располнела…

…Я вылезла в сад через окно в ванной комнате. Обойдя дом, поняла, что он заперт снаружи и пуст. Значит, Айтен действительно не было. Ну точно, она укатила на своем старом «Фольксвагене» на рынок. Возможно, она и понятия не имела, что Наим запер меня в спальне. Уж она бы не допустила, во всяком случае принялась бы спорить с ним, и я проснулась бы от этого шума, от их голосов… Значит, Наим обманул и ее. А где же Мюстеджеп? Разыскивает мою дочь? Как же все плохо складывалось в это утро. Я потеряла не только Валентину, но и Наима… Я знала, что не смогу простить ему такого свинского отношения ко мне. А ведь он думал, когда запирал мою спальню, что поступает правильно, что оберегает меня от поступка, могущего иметь тяжкие последствия… Но это были бы мои последствия, моя тяжесть…

Я покинула территорию Наима, прошла несколько проулков и вышла наконец на дорогу, где без труда остановила первую встречную машину. Попросила отвезти меня в Лялели. Зрительно я помнила, где находился тот самый магазин, расположенный напротив гостиницы «Агюн», где мне, если я назову имя моего знакомого Султана Чифли, продадут недорогой пистолет. А больше мне в это утро ничего (кроме, конечно, известия о том, что нашлась Валентина) и не нужно было. Я все еще находилась под наркозом ревности и мести. Я чувствовала просто, как эти два факела пылают внутри меня, как выжигают остатки воли и разума, и мысленно просила прощения у своей дочери…

Меня высадили там, где я указала, некоторое время постояла рядом с гостиницей «Агюн», выкурила сигарету и перешла улицу, поднялась на третий этаж одного из прилепившихся друг к другу одинаковых строений, весь первый этаж которых занимали, если судить по вывескам, магазины, оптовые склады, туристические агентства, конторы по отправке багажа. К счастью, на двери сохранилась старая вывеска – помещение до сих пор занимал небольшой магазин, торгующий кожей. Я постучала – никакого ответа. Да и вообще было подозрительно тихо. И тогда я поняла, что еще просто рано (мой телефон показывал половину девятого!).

Торчать на лестнице не было никакого смысла. Я вышла на улицу, достала сигарету и решила немного пройтись. Постепенно до меня дошло, что я иду на запах. Одуряющий запах свежего кофе и горячего сдобного теста. То, что я проглотила в доме Наима, было не в счет. Свернув в проулок, я оказалась перед стеклянной стеной кафе, дверь которого была, к счастью для меня, распахнутой. На витрине я увидела огромное количество сдобы – это были самые разные булки и слойки с сыром, брынзой, джемом, колбасой, пирожки с мясом, грибами, картошкой. Там были маковые и ореховые рулеты, вымоченные в сахарном сиропе пышки-пахлава из дрожжевого теста, залитые красным и ярко-зеленым желе песочные корзинки с фруктами, пылающие, истекающие маслом чебуреки и посыпанные зеленью лепешки… Глядя на все это, я поняла, что жизнь постепенно возвращается – у меня проснулся аппетит. Я была уже не первой посетительницей. Два старых турка, удивительно похожих друг на друга, в костюмах и свежих светлых рубашках, сидя за столиками, читали толстые стамбульские газеты, перед каждым стояли чашка кофе и тарелка с пышкой. Ко мне чуть ли не подбежал (там к клиенту летят со всех ног, его готовы расцеловать, лишь бы он что-нибудь заказал) официант в белоснежном переднике, румяный паренек с веселыми глазами и черными, такими же веселыми кудряшками на голове, спросил меня, что мне нужно. Я заказала булку с сыром и кофе с молоком. Он умчался и принес мне, помимо булки и кофе, пачку салфеток, не считая, конечно, своей ослепительной улыбки… Когда я поблагодарила официанта на его родном языке, он покачал головой в восхищении и через секунду принес мне блюдце с фруктовой корзинкой. Это был подарок мне, понравившейся ему женщине…

Через полчаса я снова поднималась на третий этаж в магазин. На этот раз там, в полутемной тесной комнатке с кожаными куртками и плащами, сидел красивый молодой турок с аккуратной бородкой и черными внимательными глазами. Я узнала его, он тоже узнал меня. Улыбнулся, спросил, как дела. Я сказала, что хорошо. Как бы мимоходом спросила, как поживает Султан Чифли, и лицо парня, его звали, кажется, Мехмет, сразу нахмурилось. Он вместо ответа предложил мне кофе. Я кивнула головой и, расположившись в кресле напротив него, достала сигарету. Откуда ни возьмись появился мальчик, Мехмет попросил его приготовить кофе, мальчик убежал и вернулся очень быстро с чашечкой кофе.

– Мехмет, мне нужен пистолет. Лучше всего легкий, маленький, женский, но можно и мужской, неважно. Сегодня.

Он ничего не ответил мне, продолжал сидеть неподвижно, глядя в одну точку. Потом достал телефон и позвонил кому-то, сказал, что ему нужна пушка с таким-то калибром… Все так просто, как если бы я пришла покупать куртку или плащ и речь шла о размере. Мехмет сказал, чтобы я зашла через два часа. Я сказала, что это очень долго. Тогда через час. Хорошо, вернусь через час. Спросила, сколько будет стоить, да, и еще, пистолет нужен вместе с пулями, хотя бы четыре штуки (по две пули на брата, точнее на врага!). Он сказал, что все это вместе будет мне стоить триста долларов. Я достала приготовленные заранее двести евро и протянула ему. Вот, это все деньги. Оставлю их прямо сейчас, я доверяю ему… Он кивнул головой и сказал, что пистолет принесут через полчаса и что я могу выпить еще кофе…

Я вышла из магазина спустя сорок минут. За это время Мехмет всего лишь раз отлучился, ему позвонили, и он, как я думаю, спустился вниз и взял эту маленькую металлическую штуку. Для меня и моих друзей из «Джихан-отеля». Мы выкурили с ним по последней сигарете, он показал мне, как пользоваться этой игрушкой, зарядив ее по моей просьбе, после чего, склонив голову набок и хитро взглянув на меня, протер пистолет чистым носовым платком, завернул в коричневую бумагу, и только после этого наша сделка могла считаться состоявшейся. Он помахал мне на прощанье рукой, и уже на выходе я услышала: Султана Чифли нет в живых вот уже полгода, его убили…

Пусть так, думала я, быстрыми шагами двигаясь по направлению к центральной улице и дрожа всем телом, но даже мертвый он оказал мне неоценимую услугу…

На такси я доехала до «Джихан-отеля», расплатилась, впервые в жизни не торгуясь со стамбульским таксистом, достала из сумочки большие темные очки, красный шарф с золотой вышивкой, тот, который мне подарил в машине Мюстеджеп, набрала в легкие побольше горьковатого от бензиновых паров утреннего воздуха и поднялась на крыльцо отеля. Подошла к скучающему за ресепшн молодому человеку с облитой гелем прической и спросила, в каком номере остановился господин Александр Локотко и госпожа Маргарита Субботина. Он открыл журнал регистраций, полистал его и назвал мне номер… Это были наши с ним апартаменты. Я подумала, что теперь мне будет куда проще нажать на курок – я наконец разозлилась, впервые за это благостное и солнечное утро, разозлилась на то, что Александр, словно издеваясь надо мной, привез свою любовницу именно в наш номер, в нашу спальню… Вот свинья! Но хватит ли мне этого запала, этого мизерного процента злости и ненависти, которые буквально тонули в море доброты и необычайной мягкосердечности, что я источала этим утром, как только покинула голубой дом Наима (может, причиной этой душевности было теплое солнце да та чашка кофе, которую я с удовольствием выпила под восхищенными взглядами официанта из кафе?), чтобы застрелить двух людей? Я не могла ответить на этот вопрос прежде, чем не увижу любовников…

Меня нисколько не волновал тот факт, что мальчик за ресепшн видел меня и запомнил мой яркий, красный с золотом шарф и мои большие темные очки. Потом, когда я застрелю их, для меня это уже не будет иметь значения, я постараюсь сбежать, буду ловкой, сильной и быстрой… Звуки выстрелов, когда пистолет без глушителя, не могут не обратить на себя внимание. Но не думаю, что портье среагирует быстро, к тому же я знаю этот отель как свои пять пальцев и постараюсь сбежать черной лестницей, которая ведет в подвал, где разгружают продукты, ей пользуются работники кухни и прачечной…

Нужный мне номер располагался на втором этаже «Джихан-отеля». Я поднялась уверенной пружинистой походкой, благо на мне были удобные кожаные мокасины, и остановилась перед дверью. Затем уверенно, как если бы я знала, что дверь не заперта, нажала на золоченую, вытертую и, как мне показалось, даже теплую ручку… И дверь поддалась мне, отступила, пропуская меня, с колотящимся сердцем в груди и двойным убийством в кармане. Четыре пули, по две на брата… Куда стрелять? В голову или сердце? У Александра глаза ярко-голубые, с крупным черным зрачком; по утрам они синие, непроснувшиеся, темнее, чем обычно, при дневном и тем более при солнечном свете… И шелковистые волосы еще теплые, такие черные на белой подушке, мягкие на ощупь, густые, пахнущие горьковатым итальянским одеколоном… На шее родинка, похожая на кофейное зерно, только посветлее. На руках тоже черные волосы, и на груди, и в паху… Когда я лежала у него на плече, моя рука могла по-хозяйски скользить по его гладкому и теплому телу, зарываться в мягкие волосы на груди, съезжать вниз, к бедрам, касаясь горячей твердости…

Я замотала головой. Вот куда я выстрелю. Одной пули будет достаточно, чтобы превратить в кровавую кашу весь пах, взорвать все его твердости и мягкости… Меня замутило от представленного… Риту я убью в голову. Чтобы больше не думала о чужих любовниках…

Немыслимо! Я – убийца? Ева, спросила я себя, стоя перед дверью спальни и мысленно доставая из сумки пистолет, разворачивая его и целясь в свои сросшиеся друг с другом в судороге совокупления мишени, разве тебе этого не достаточно? Остынь, положи пистолет на место, тем более что он заряжен. Представь, что все кончено, что они мертвы и постели их забрызганы кровью… Тебе хорошо? Какие чувства ты испытываешь, помимо тошноты и болезненного удовлетворения от свершившейся мести? Сможешь ли ты жить дальше, зная, что на тебе лежит кровь двоих людей, вся вина которых состоит в том, что тобою пренебрегли? Сколькими ты сама пренебрегла, оставила, бросила, перешагнула через их чувства и спокойно отправилась дальше – разбивать сердца, топтать чувства, ломать судьбы…

Я не помня себя подошла вплотную к двери, ведущей в спальню. Мои любовники еще спали, так было тихо. Я отворила дверь и увидела то, что еще недавно хотела увидеть. Обнаженного мужчину с развороченным, превращенным в фарш пахом и залитыми кровью, сбитыми простынями вокруг бедер… Фантазия моя на этом не остановилась. Нежная белая кожа в области сердца была также пробита пулей. Две пули на брата… У женщины под завитком ярко-рыжих волос на виске отверстие, а пониже – капля загустевшей крови… Как вишневый джем. Тело бледное, плоское, некрасивое, с раскинутыми ногами и коричневыми пятками…

Я не помнила, как стреляла. Вышла из отеля черным ходом, ни с кем не столкнулась, пробежала несколько кварталов, залетела в какую-то душную дешевую закусочную и уселась за пустой столик, напротив завтракающих немолодых турок в оранжевых комбинезонах. Заказала по старой памяти, когда Наим только приобщал меня к турецкой кухне, суп из бараньего желудка и жареную куриную ножку с рисом. И, к своему величайшему удивлению, с аппетитом съела все это. Запила крепким огненным чаем из маленького прозрачного фигурного стакана. Мне было так легко и хорошо, что хотелось… плакать или петь… Сытая, успокоенная, я вышла из закусочной и только тогда догадалась снять красный шарф и очки. Все сунула в сумку и вдруг поняла, что пистолет, как лежал завернутый в коричневую бумагу на самом дне сумки, так и лежит…

Наим?!