Мизания — небольшой городок рядом с Оферхолмом. Ничего особо примечательного в нем нет, кроме, пожалуй, библиотеки — небольшой, но хранящей в себе довольно старые книги, сохранившиеся рукописи, подшивки газет прошлых десятилетий, записи и переписки политических деятелей, представителей искусства и прочих исторических личностей. Разумеется, здесь хранилось исключительно то, что не запрещалось предавать огласке. Библиотека больше напоминала архив и очень помогала в учебе, поэтому здесь я бывала часто. Сам город, хоть и не имел никаких достопримечательностей, на мой взгляд, был довольно милым и уютным.
На его окраине протекала мелкая, но коварная река Тарос. Дно ее не было ровным — ямы и отмели хаотично сменяли друг друга. Но в одном месте было очень глубоко, настолько, что там мог бы скрыться приличных размеров корабль. Но поскольку река не была судоходной, то и кораблей в себе никаких не хранила. Что там, на дне, не знал никто. Ее, конечно, исследовали, но это было очень давно. Потому что на дне Тарос били мощные холодные источники, и вода в этой реке была настолько ледяной, что в ней не купались даже в самый жаркий день. Ученые предполагали, что эти источники магического происхождения, но изучить их как следует, из-за температуры воды не представлялось возможным. Погрузиться в нее без риска для жизни можно было разве что в специальном водолазном костюме.
Собственно, на въезде в город именно группа профессиональных ныряльщиков нас и ждала. Оказалось, лейтенант Саверс вызвал их еще по дороге.
В Мизании, как и в большинстве маленьких городков, редко что-то происходило, поэтому три машины, две из которых являлись полицейскими, и люди в водолазных костюмах привлекли немало внимания. Пока водолазы облачались, несколько раз ныряли, пытаясь найти на дне реки тело, в небольшом отдалении от нас образовалась изрядная толпа. Лейтенант и не подумал их разгонять, он намеревался поговорить с людьми и быть может что-то выяснить. Конечно, если тело все же найдется. Впрочем, сам он вид имел такой, будто и не сомневался в другом исходе, а потому раз за разом приказывал ныряльщикам снова погружаться на дно. К сожалению, даже в водолазных костюмах в этой реке невозможно было находиться долго, и водолазы появлялись на поверхности чаще, чем было нужно, что сильно затрудняло поиски.
Не знаю, на каком именно заходе, но они все же вытащили тело из воды. Его подняли вместе с грузом, им действительно оказался приличных размеров булыжник, привязанный к ногам каким-то хитрым узлом. На берегу Тарос таких камней было много, так что особого интереса он у полицейских не вызвал.
Я же обратила все свое внимание на тело. Да, зрелище было отвратительное. Падальщики его все-таки нашли. Увидев местами обгрызенный труп утопленника, где-то в толпе раздались испуганные возгласы и вздохи особо впечатлительных.
Я постаралась преодолеть свою брезгливость и, подойдя к трупу, осторожно сдвинула его правую руку в сторону. Это был он. На предплечье с внутренней стороны обнаружилась точно такая же татуировка, какую мне показывал призрак. Вернее, та же самая. Вряд ли где-то существует вторая такая, слишком уж сложной она казалась и обозначала наверняка что-то, касающееся этого конкретного человека. Впрочем, это уже не мое дело.
— Это он, — уверенно сказала я лейтенанту Саверсу, внимательно наблюдающему за мной.
— Хорошо, — сказал он, — дальше мы сами.
И посмотрел на Макса, стоящего рядом с нами. Тот аккуратно взял меня за плечи и я, поднявшись, пошла за ним. Мне не помешало бы присесть и перевести дух — от воспоминаний о видении и тесного общения с трупом меня слегка мутило.
Но стоило нам отойти на пару шагов, как из толпы послышался оглушительный крик, и в нашу сторону побежала девушка. Макс, не отпуская, мягко потянул меня к машине. Что происходило дальше, я видела уже оттуда. Девушку пытались задержать, но она совершенно ни на кого не реагировала и рвалась туда, к берегу, где лежало тело молодого мужчины.
В конце концов, ей удалось вырваться и она, подбежав к нему, упала на колени. Казалось, ей было абсолютно все равно, как именно он выглядит — она плакала, сгорбившись, и гладила его по волосам. Вся ее суть была принизана такой болью и отчаянием, что я невольно вздрогнула, глядя на эту картину. Возможно, это была сестра или возлюбленная. Как же сильно надо любить, чтобы сейчас практически умирать самой?
Полицейским все же удалось достучаться до нее — у нее что-то спросили, она кивнула и ответила. Они не без труда подняли ее с земли, посадили в одну из полицейских машин и увезли, наверное, в местный участок.
Какое-то время полиция еще крутилась на берегу, а потом лейтенант Саверс подошел к нам и попросил проехать в местное управление. Макс только кивнул и завел мотор. Кинул на меня обеспокоенный взгляд и спросил:
— Как ты?
— Бывало и лучше, — ответила я, но от его взгляда на душе заметно потеплело.
— Выдержишь еще пару часов? Местным полицейским нужно будет рассказать все заново. Но если хочешь, мы можем вернуться завтра.
Я невольно улыбнулась. Это безумно приятно, когда о тебе заботятся, особенно тот, кто очень нравится. И сейчас мне не хотелось думать о том, что это неправильно, мне хотелось просто насладиться этой заботой и вниманием.
— Нет, я все понимаю. Лучше закончим сегодня, чтобы не возвращаться к этому, — сказала, почувствовав, что эта забота придает мне сил.
Мы пробыли в местном участке почти до вечера. Все, что видела и знала, я рассказала еще два раза, стараясь не обращать внимания на скептическое выражение лица молодого полицейского. Присутствие Макса и лейтенанта Саверса немного примиряло меня с необходимостью терпеть такое пренебрежение.
По окончании рассказа и всех расспросов молодой полицейский, не скрывая своего недоверия, сказал:
— Как-то все это странно. Вы абсолютно точно указали, как и где умер человек и утверждаете, что все это вам показал его призрак. А еще вы утверждаете, что никогда раньше этого человека не видели.
И выдержка изменила мне. Я сощурила глаза и тихо, со злостью, поинтересовалась:
— Уж не хотите ли вы сказать, что это я убила его, а потом показала полиции, как и где я это сделала? Я, по-вашему, на дуру похожа?
— В моей практике встречались разные причины чистосердечных признаний, — совершенно не смутился страж порядка.
Я видела, как Макс метнулся ко мне, а лейтенант Саверс вскинул руку в предупредительном жесте, но меня уже было не остановить. День и так был отвратительный, а ехидное выражение лица сидящего напротив мужчины окончательно уничтожило во мне остатки самообладания. Я ни на что, не обращая внимания и, не думая, чем это может для меня закончиться, вскочила на ноги, оперлась обеими руками о стол и, наклонившись, громко сказала:
— В вашем захолустье что, никогда не слышали о спиритах? Или вам просто лень работать? Вы злитесь, что на вашей территории нашли труп и стараетесь побыстрее закрыть дело?
Глаза мужчины потемнели от злости, но я резко развернулась и выскочила из кабинета, громко хлопнув дверью.
Строго говоря, захолустьем Мизания не была, но было видно, что спириты здесь не в чести. Мне не привыкать, вообще-то, но после участливого лейтенанта Саверса, поверившего каждому моему слову, такое отношение было особенно неприятным.
От сильного удара дверь немного приоткрылась, но на это никто не обратил внимания, и из кабинета было слышно, как Саверс строго выговаривает местному полицейскому:
— Что вы себе позволяете? Вы ставите под сомнение мои слова и действия?
Дальнейшее я слушать не стала. Отошла подальше к единственному в коридоре окну и принялась глубоко дышать, пытаясь успокоиться. Теперь меня еще подозревают в убийстве. Хуже этот день стать просто не мог.
Когда за спиной раздались шаги, я даже не обернулась, почему-то сразу поняв, что это Макс. И не удивилась, услышав его тихий голос, который успокоил лучше, чем созерцание закатного неба, переливавшегося всеми оттенками розового.
— Поедем в гостиницу, тебе надо отдохнуть, — сказал он, подойдя ко мне. Ближе, чем надо. И от этой близости и спокойного голоса по телу побежали мурашки. — Здесь разберутся без нас.
Он осторожно приобнял меня за плечи и повел к выходу.
Лейтенант Саверс вышел нас проводить и ободряюще кивнул мне.
— Не берите в голову, Сана, вы отлично справились, — сказал он.
Я вымученно улыбнулась и не удержалась от вопроса:
— Что это была за девушка? Там, на берегу?
Саверс вздохнул, но ответил:
— Это невеста погибшего. Я еще не знаю подробностей и не думаю, что вам они будут интересны. Вы и так немало пережили.
— Вы правы, — подумав, ответила я, — спасибо вам, лейтенант.
— Вам спасибо, Сана, берегите себя.
Я только кивнула и пошла к машине, краем уха услышав, как они попрощались с Максом.
До гостиницы мы доехали в полном молчании, за что я в очередной раз была благодарна сыщику. Мне сейчас не то, что говорить, даже думать не хотелось.
В номер я поднималась одна, Макс задержался внизу, чтобы заказать ужин. Дверь за собой не заперла, сразу прошла к окну и уставилась в него невидящим взглядом. Голова по-прежнему была пуста и, наверное, этот небольшой отдых был мне необходим, потому что чувствовала я себя разбитой и опустошенной. Через какое-то время Макс беспрепятственно вошел внутрь, даже не постучав. А может, он и стучал, а я не обратила внимания. В том состоянии, в котором я пребывала сейчас, на многое не обращаешь внимания, например, что с тобой говорят.
Я очнулась, только когда он подошел и бесцеремонно повернул меня к себе лицом.
— Сана, ты меня слышишь? — в его глазах плескалась такое беспокойство, что мне даже стало совестно.
— Да, — я часто заморгала, чтобы прогнать подобие сонливости и глубоко вздохнула, — прости, я не знаю, что со мной. День сегодня не задался.
Он долго всматривался в меня, но, в конце концов, отступил на шаг и сказал:
— Ужин принесли.
Я нахмурилась, сколько же времени я простояла в этом странном трансе?
Аппетита, похоже, не было не только у меня, и мы обошлись легким перекусом. За это время я окончательно пришла в себя и начала вспоминать сегодняшний день. Надо же, я совсем забыла, что утром мы были в лаборатории. Вспомнила я вовремя, потому что Макс, открыв окно и закурив, сказал:
— Забудь о том, что было в Мизании, и о призраке этом тоже забудь, ты сделала все, что нужно. Лучше вспомни, зачем мы здесь.
Он посмотрел на меня и, убедившись, что я слушаю его, продолжил:
— Я думаю, нет смысла идти в Академию, скорее всего, твой отец там не появлялся. А даже, если и так, это ничего не меняет.
Я была с ним полностью согласна. Это уже ничего не меняет.
— Да, — кивнула я, — думаю, ты прав.
Макс закрыл окно и кинул на меня еще один встревоженный взгляд. Я улыбнулась в ответ, чтобы успокоить его, но наверное на полноценную улыбку была сейчас не способна, потому что он только поджал губы.
— Я буду в своем номере, если что, — сказал он и вышел.
Я посидела еще немного, не меняя позы, а потом встала и заперла дверь. Хотелось побыть одной и точно знать, что никто не потревожит.
Еще раз, прокрутив сегодняшний день в голове, я почувствовала вдруг, что мне стало не хватать воздуха. Не знаю, что именно на меня так подействовало: известие, что отец много лет обманывал и вел какую-то двойную жизнь, воспоминания о чужой смерти, от которых до сих пор все внутри леденело, и кожа покрывалась противными мурашками или, может, девушка на берегу, почерневшая от горя? Я скривилась, вспомнив молодого полицейского в Мизании, заподозрившего меня в убийстве. Все это вместе вдруг обрушилось на меня и я, не выдержав, расплакалась.
Со мной такого давно не случалось. В детстве я много плакала после каждого видения — от страха, непонимания и мерзости происходящего.
Дети не должны знать, что люди поступают друг с другом так жестоко. Но наш дар не спрашивает, готов ли ты к этому, потому первые несколько лет слезы сопровождали видения.
И сейчас я плакала, как тогда, в детстве — горько, почти навзрыд, не понимая, почему все это происходит. Почему люди уходят, когда так нужны, почему обманывают, убивают и подозревают.
Начала успокаиваться лишь, когда в дверь постучали. Открывать не хотелось, и я не пошевелилась. Стук повторился, и послышался голос Макса:
— Сана, открой дверь.
Я уже не плакала, лишь изредка слезы сами скатывались по щекам, но я все еще не решила, нужен ли мне сейчас кто-то рядом. Макс постучал еще раз и снова заговорил:
— Сана, открой, пожалуйста, я просто хочу убедиться, что с тобой все хорошо.
Нет, все нехорошо, все совсем нехорошо. Но я все-таки встала и открыла дверь. Сама тут же отошла подальше и отвернулась. Макс быстро подошел, развернул меня и, увидев заплаканное лицо, нахмурился. Не раздумывая ни секунды, просто прижал меня к себе, крепко обняв. В первое мгновение я растерялась, но, услышав ровный уверенный стук его сердца и, вдохнув запах парфюма, неожиданно для самой себя расслабилась и обняла в ответ, уткнувшись носом ему в грудь.
Он гладил меня по спине и волосам, почти как маленького ребенка. Я постепенно успокаивалась, но продолжала стоять, не размыкая рук и не отстраняясь. В его объятиях было так приятно и спокойно, что я бы, наверное, вечность так простояла. Наслаждаясь его прикосновениями и запахом, слушая дыхание, внезапно поняла, что еще немного, и я окончательно расплывусь лужицей перед этим мужчиной.
Эта мысль отрезвила, и я слегка отстранилась. Макс заглянул мне в глаза, все еще обнимая меня и спросил:
— Ты плачешь из-за отца?
— В том числе.
— Сана, он ведь не был преступником, не убивал и не грабил. Он занимался любимым делом. Может быть, у него были веские причины не рассказывать тебе обо всем.
Макс был прав, я сама еще сегодня днем думала о том, что рано делать какие-либо выводы. Но сейчас просто не могла с собой ничего поделать.
— Ты прав. — Сказала я и все-таки отвела глаза, потому что его взгляд затягивал все больше. Освободилась от его рук, чувствуя одновременно облегчение и, досаду и отошла на шаг. — Прости за истерику, просто день сегодня был слишком насыщенный.
Он постоял еще немного, а потом снова взял меня за руку, и проникновенно посмотрев в глаза, сказал:
— Сана, я не знаю, что ты чувствуешь, когда переживаешь чужую смерть, это сложно представить, но я не хочу, чтобы ты плакала. Я могу как-то помочь?
Интересно, почему он проявляет такую заботу и участие? Это не похоже на простое беспокойство за человека, который нанял тебя расследовать убийство. Впрочем, нанимателей и не берут с собой в поездки, чтобы что-то выяснить. Что это? Игра? Но зачем? Какую ценность я представляю? Или я действительно ему нравлюсь? Мое почти влюбленное сердце отчаянно желало, чтобы это было так. Но мозг отказывался принимать все это за чистую монету. Нет, в любом случае, ничего хорошего из этого не выйдет, надо было заканчивать.
Я осторожно забрала свою руку и сказала:
— Спасибо, мне приятно, что ты беспокоишься за меня. Но мне никто не сможет помочь. А слезы… это просто накопилось, обычно я не плачу после видений. Уже давно не плачу.
Мне показалось, что Макс заметил изменения в моем поведении, и даже в мыслях, потому что убрал руки в карманы и, отступив на шаг от меня, сказал своим обычным тоном:
— Отдыхай, завтра поедем домой.
Развернулся и вышел, закрыв за собой дверь.
Такой Макс был мне привычнее, но в груди почему-то заныло. Даже мама не проявляла такой заботы обо мне, какую проявил сегодня он. Почему же я во всем ищу подвох? Крепко зажмурилась и поняла, что еще чуть-чуть и голова просто взорвется от обилия мыслей. Так что я постаралась махнуть рукой на сегодняшний день и последовать совету Макса. Отдых мне просто необходим.