Правда - в молчании призраков

Глава 23

Просыпаться было тяжело. За ночь я не поменяла положения, так и спала, обняв подушку. К утру тело затекло, одежда помялась, голова болела, а в зеркало даже не хотелось смотреть. Но это ничто по сравнению с тем, какая горечь поселилась внутри. Я ведь доверилась Максу так, как никому раньше. И как это пережить, понятия не имела.

Но самое страшное — это неизвестность. Я не знала, что меня ждет. Эта папка с досье не выходила из головы. Ведь кому-то же это было нужно. Кому и зачем? И как скоро я об этом узнаю?

Мне было так плохо, что я даже не стала приводить себя в порядок. Понимала, что это неправильно, надо было как-то отвлечься, развеяться, выкинуть все из головы. Хотя бы попытаться. Но я просто не могла. Не могла забыть фото, разложенные на столе, расписанную до мельчайших подробностей собственную жизнь на бумаге с королевской печатью. Не могла забыть виноватого взгляда Макса и то, с какой обреченностью он произнес мое имя, когда увидел в кабинете.

Испытывал ли он ко мне хоть что-нибудь? И, если да, то о чем подумал в тот момент?

Возможно, было неправильно идти на поводу у эмоций. Наверное, не нужно было уходить, ни о чем не спросив. Но я не готова была услышать в ответ, что все, о чем я подумала, правда. Что он просто играл со мной. Казалось, сказанные вслух, эти слова могли сделать то, что не удалось еще ни одному призраку. Я бы сошла с ума.

Я снова и снова прокручивала в голове последние месяцы, вспоминала каждое слово, сказанное им. Особенной болью в сердце отдавалось его недавнее, и совсем неуместное в тот момент, признание в любви. Что это было? Зачем он это сказал? И что мне с этим делать? Забыть не получается, поверить — тоже. Лучше бы он этого не говорил. Это было совсем не нужно. Совсем. Не нужно.

Так прошел день. Я много плакала и иногда забывалась тревожным сном. Но утро сменило ночь и мне пришлось идти на работу. О том, чтобы попросить Фрэнка подменить меня, даже не думала. Конечно, “Рока” не панацея, но мне очень хотелось поскорее туда попасть. Казалось, знакомая атмосфера спокойствия и привычные действия помогут на время заглушить то, что поселилось внутри.

И отчасти я оказалась права. Обида и боль никуда не делись, но на время утихли, и я подумала, что Сэм, возможно, спрятал где-то в зале артефакт спокойствия. У отца был такой, вернее, до сих пор находится где-то среди его коллекции, он использовал его, если после видения я долго не могла успокоиться.

Я вспомнила об этом к концу рабочего дня, когда неожиданно поняла, что за весь день не проронила и слезинки, хотя ни на минуту не забывала о том, что произошло. Как еще можно добиться такого эффекта, что переступая порог бара, все то, что разрывает тебя изнутри, вдруг прячется где-то глубоко? Только артефактом.

Я даже подумала переночевать в баре, но потом поняла, что вечно прятаться не получится. Надо постараться пережить.

И я честно старалась, а через несколько дней почувствовала, что мне необходимо с кем-то поговорить. Нет, не выговориться и выплакаться, а просто поговорить. Единственным таким человеком был Фрэнк. И, когда я поймала себя на том, что уже десять минут, не отрываясь, смотрю на ночное небо, без раздумий позвонила ему. Кто-то должен побыть рядом, иначе я уйду в себя настолько глубоко, что рискую заблудиться в лабиринте собственных чувств.

Фрэнк ответил не сразу, но, взяв трубку, сразу понял, зачем я звоню. У него вообще была удивительная способность чувствовать душевное состояние людей. Быстро подстраиваться и долгое время находиться на одной волне с человеком. И сейчас я решила эгоистично этим воспользоваться.

— Сана? Все в порядке? — беспокойство, звучавшее в его голосе, бальзамом разлилось по сердцу.

— Я бы так не сказала.

— Что случилось?

— Мне плохо, Фрэнки, — выдохнула я в трубку.

— Приходи в бар после закрытия, и я налью тебе лучшего бренди из запасов Сэма.

Я слабо улыбнулась.

— Нет, Фрэнки, взгляни на небо, сегодня такие красивые звезды, я хочу посмотреть на них ближе.

Звезды и впрямь были невероятные, небо завораживало, но я всего лишь имела в виду место встречи. И Фрэнк, конечно, все понял.

— Хорошо, звезды так звезды. Эй, — позвал он, — не раскисай.

— Я стараюсь, Фрэнки.

Здание, где располагался бар, было старым, четырехэтажным. Но два последних этажа имели такие высокие потолки, что, если забраться на крышу, казалось, что попадаешь на смотровую площадку — вид открывался потрясающий. И самое главное — на эту крышу легко было попасть по пожарной лестнице. Что мы с Фрэнком и делали иногда. Там было чисто и находилось несколько выступов-ступенек, похожих на низкие скамейки. Не знаю, для чего они, но на них удобно было сидеть.

Фрэнк появился на крыше через двадцать минут после меня. Незаметно подошел и протянул мне бутылку темного стекла. Вторую такую же держал в другой руке.

— Пиво? — я знала, что он обязательно захватит что-нибудь с собой, но выбор меня удивил.

— Я подумал, напиваться — не выход, а легкое пиво — самое то для созерцания звезд, — объяснил с еле заметной улыбкой и сел рядом со мной.

Я молча открыла бутылку и сделала глоток. Пиво и правда было легким и приятным на вкус.

— Ну, может ты и прав, — сказала, помолчав.

— Так что случилось?

Я сделала еще пару глотков, какое-то время помолчала, глядя вперед, туда, где своей жизнью жил город, и, наконец, сказала:

— В моей жизни не было, и нет ничего настоящего. Даже смерть каждый раз ненастоящая. Ложь — вот что составляет основу моего существования. — Это то, что беспокоило и скреблось где-то глубоко в сознании, похоже, с того момента, как я впервые увидела чужую смерть. — Я думала, что хотя бы с ним все будет по-другому. Но он тоже меня обманул.

— А он — это?

— Тот сыщик, которого я наняла расследовать смерть отца.

— А, так вот почему последнее время ты ходила такая счастливая. Не удивляйся, — сказал он, когда я посмотрела на него с непониманием, — это все заметили, ты сияла, как магический светлячок.

Я только горько усмехнулась.

— Что он сделал, ты, конечно, не скажешь?

— Нет, — я покачала головой, — но не потому, что не хочу. Это долгая история.

Он кивнул, принимая мой ответ, но понимал, что мне нужно что-то большее, чем просто молча пить и сидеть рядом, поэтому спросил:

— Он что-нибудь тебе обещал?

Я только усмехнулась.

— Шепот в ночи считается?

— Только он и считается, — Фрэнк мягко улыбнулся, — ночью обнажаются все чувства. Мужчины не исключение. Что бы он ни говорил в этот момент — это правда. Так что, может тебе только кажется, что он тебя обманул?

— Хочешь сказать, я хотела быть обманутой?

— Я хочу сказать, что бывают разные обстоятельства, но ни одно из них не исключает чувства, которые могут возникнуть там, где их совсем не ждешь, — ответил он, откидываясь спиной на верхнюю “ступеньку” и, вытягивая ноги.

Фрэнк не знал Макса, но все же что-то общее было у всех мужчин. И сейчас он говорил, как мужчина, но мне в его словах почудилось нечто личное.

— Ты говоришь обо мне или я чего-то не знаю?

Фрэнк вздохнул, посмотрел на город, а потом вернулся взглядом ко мне.

— Не уходи от темы, — сказал серьезно, но я заметила, как блеснули его глаза, — может быть, он любит тебя, но не мог поступить иначе?

Это было лишь предположение, и тон его не звучал уверенно, но у меня все равно вырвалось:

— Вот объясни, почему такое чувство, что люди вокруг меня знают больше, чем говорят?

Я посмотрела на него в упор, но он только вскинул ладони.

— Не смотри на меня так, я не знаю больше, чем говорю. Просто, мне кажется, ты должна верить.

— Во что?

— Не во что, а кому. Своему сыщику.

— Почему?

— Сана, я знаю тебя два года. За это время у тебя были мужчины, но еще ни разу твои глаза не горели так, как последние пару недель. Я не знаю, что он сделал, но у меня ощущение, что ты и сама толком этого не знаешь. Если это так, тогда ответь себе на вопрос: может ли быть так, что проблема надумана? Или на самом деле все не так, как тебе показалось? Мне ясно только одно — то время, что он был рядом, ты жила, а не существовала. Так может быть, это важно? То, что ты чувствуешь, а не то, что думаешь?

Наверное, я ждала от Фрэнка чего-то такого, какого-то отрицания, хотела, чтобы он вытащил на поверхность мое видение ситуации и вывернул его, встряхнул, взглянул с другой стороны. Но это почему-то вызвало протест и я, не успев подумать над его словами, с вызовом сказала:

— Я чувствую обиду и усталость, чувствую, что меня использовали и предали. Это важно?

— Я не это имел в виду, — он покачал головой, — ничего из того, что ты перечислила, нет в твоих глазах.

— Да? А что же в них есть?

— Ничего, — спокойно пожал плечами он, — пустота. Не позволяй пустоте тебя сожрать. Лучше фальшивая смерть изо дня в день, чем пустота внутри и снаружи. Вокруг тебя. Везде. Поверь, я знаю, о чем говорю.

Он сделал несколько глотков, не отрываясь, и внешне оставался совершенно спокоен, но я знала, что внутри у него все перевернулось. Да, он знал, о чем говорит. Однажды он рассказывал, с каким трудом он выбрался из этой пустоты, когда Лиза сошла с ума.

Их родители погибли, когда ей было десять, а Фрэнку семнадцать. Сразу после этого у девочки открылся дар спирита. Родственников у них не было и Фрэнку приходилось справляться со всем самому. А через несколько лет, когда, казалось бы, все вошло в свою колею, дар забрал свою жертву. Тогда Фрэнку казалось, что он уйдет за кем-то из родных, но нет, разум остался при нем, а бросить беспомощную теперь Лизу он не мог.

Все утряслось, жизнь продолжилась, но то время он вспоминает с содроганием и мне стало совестно, что из-за меня ему пришлось, пусть на мгновение, но снова все это ощутить.

— Извини, — тихо попросила я.

— Тебе не за что извиняться.

И я не стала продолжать тему, а просто спросила, не надеясь на ответ:

— Что мне делать?

— Жить, Сана. С ним или без него, но жить, — все-таки ответил и, помолчав, добавил, — мои слова — не руководство к действию. Жить иногда бывает тошно, но если никому не доверять, то совсем невыносимо.

Я повернулась к нему всем корпусом, положила локоть на “ступеньку”, подперла голову рукой и улыбнулась.

— Фрэнк, ты знаешь, что ты — мой единственный друг? Спасибо тебе. По-моему, ты не дал ни одного дельного совета, но мне все равно стало гораздо легче.

Фрэнк рассмеялся, искренне и довольно.

— Сана, ты неподражаема! Допиваем, уже поздно, я тебя провожу.