Правдивая история Лилли Стьюбек

Глава двенадцатая

Однажды воскресным утром мы увидели, как мисс Дэлглиш спускается на Мыс с Тилли на поводке. До сих пор она ни разу не бывала в доме Стьюбеков; во дворе пожилая леди застала Лилли — девушка стирала в поставленном на ящик эмалированном тазу.

— Я привела Тилли, — проговорила мисс Дэлглиш; песик взволнованно прыгал у ног прежней хозяйки и радостно лаял. — Тебе надо было сразу взять его с собой.

Лилли наклонилась и ласково погладила Тилли по носу.

— Тилли нельзя здесь оставаться, — ответила она. — Мне некогда за ним смотреть.

— Тебе придется его взять, — настаивала мисс Дэлглиш. — Я собираюсь уехать из города, а миссис Питерс с ним не справится.

— Вы надолго уезжаете? — спросила Лилли.

— Я пробуду в Европе не меньше года, — сообщила пожилая леди, — и было бы жестоко держать Тилли все это время под замком, дома или в саду. Позаботься о нем.

— Ладно, — согласилась Лилли.

— Почему ты в школьной форме? — поинтересовалась мисс Дэлглиш.

— Чтобы не трепать платья, — пояснила Лилли.

— Мне хочется зайти в дом, — сказала мисс Дэлглиш, хотя уже по виду Лилли, лачуги и двора она с беспощадной ясностью поняла, как живут Стьюбеки.

Лилли догадывалась, что увиденное коробит мисс Дэлглиш.

— Я не хочу, чтобы вы входили в дом, — твердо сказала она.

— Почему?

— Потому что бедность омерзительна.

— Я предпочитаю увидеть все своими глазами, — ответила мисс Дэлглиш и переступила порог.

К этому времени Джекки успел раздобыть сломанное кресло, две табуретки и стол, сбитый из сосновых досок, но в спальне на полу валялся только матрац, никакой мебели не было. Лилли попыталась навести в доме порядок (разложила продукты по ящикам, развесила на гвоздях одежду), но все равно грязный пол на кухне и запачканные стены обеих комнат неприятно поразили мисс Дэлглиш. Миссис Стьюбек сидела возле печи в провалившемся старом кресле; увидев гостью, она с трудом поднялась.

— Присаживайтесь, мэм, — указала больная женщина на одну из табуреток.

— Нет, нет, спасибо. Я сейчас уйду.

Мисс Дэлглиш шагнула вперед, обвела взглядом жилище и вернулась к двери.

— Вам немного лучше? — спросила она миссис Стьюбек.

— Я не могу ходить, — пожаловалась больная. — Пришлось все свалить на Лилли.

Внезапно миссис Стьюбек встревожилась:

— Вы не собираетесь забрать Лилли?

— Конечно, нет. Я только привела собаку.

— Не надо забирать дочку, мэм, — умоляюще проговорила миссис Стьюбек. — Вы ведь не обидите нас, правда?

— Я пришла сюда не за вашей дочерью.

— Я умру без Лилли, — жалобно сказала миссис Стьюбек и заплакала.

— Никто не собирается отнимать у вас дочь, — с раздражением повторила пожилая леди и вернулась во двор к Лилли, которая так и не согласилась проводить ее в дом.

— Это ужасно, — сказала она Лилли, продолжавшей стирать.

— Я же просила вас не заходить к нам, — ответила девушка.

— Ты губишь себя, — не выдержала пожилая леди. — Растрачиваешь свою жизнь.

— Вы правы, — согласилась Лилли.

— Ни мать, ни Джекки не стоят твоей жертвы.

— Ну и пусть, — спокойно проговорила Лилли, наблюдая за песиком, который вырвался на свободу и носился по берегу реки, обнюхивая мусор. Неожиданно возле дома показался Джекки с тележкой: в ней лежали поленья и сучья, украденные или подобранные где только можно.

— Добрый день, мисс Дэлглиш, — поздоровался Джекки с пожилой леди — запросто, будто со своей старой знакомой. На нем были рваные короткие штаны, которые держались на подтяжках, прикрепленных к поясу загнутыми гвоздями. Он разгуливал босиком, ноги мальчика не знали, что такое носки и ботинки; Джекки напоминал забавного песика, застывшего на задних лапках перед большой собакой.

— Ступай прочь, — сердито бросила мисс Дэлглиш.

Только прочитав в дневнике Лилли об этом визите, я понял, как мисс Дэлглиш относилась к Джекки и его матери. Они просто не существовали для нее или не имели права существовать, мисс Дэлглиш не желала впускать их в свою жизнь и считала, что они с Лилли могут со спокойной совестью предоставить больную женщину и ее калеку сына самим себе. С таким же равнодушием мисс Дэлглиш взирала на всех жителей Сент-Элена.

Я хочу напомнить (об этом писала Лилли в дневнике), что мисс Дэлглиш, владевшая солидным состоянием, вела обычный для людей ее круга образ жизни, следуя простой и жестокой логике богачей, тогда как мотивы поступков Лилли были более сложными и запутанными. На первый взгляд, девушка возвратилась на Мыс по вполне понятной причине: она не могла оставить больную мать на попечение десятилетнего Джекки, который сам нуждался в присмотре. Но дело было не только в этом, ибо уход Лилли был своеобразным протестом против всех попыток мисс Дэлглиш полностью подчинить ее себе.

Мисс Дэлглиш попрощалась с Лилли и размеренными шажками направилась по пыльной дороге обратно в город.

Лилли смотрела ей вслед, пока она не скрылась из вида. Потом девушка спустилась к излучине, где мы обычно купались летом, и села на берегу, рассматривая разбухшую зимнюю реку, серую и бурную. Лилли долго оставалась у самой воды, там ее и нашел песик. Девушка гладила Тилли, пока это ему не надоело и он не убежал прочь. Тогда Лилли вернулась домой, где ее ждала стирка — полный таз штанов, чулок, лифчиков, рубашек и сваленного в кучу рваного шерстяного белья; она старательно приобщала мать к гигиене.

Пожалуй, этот день стал для Лилли особенным, он завершал целый период в ее жизни, поскольку после отъезда мисс Дэлглиш началось неуклонное отступление Лилли в борьбе с нищетой. Во время отсутствия мисс Дэлглиш ее воспитанница все заметнее превращалась в прежнюю Лилли, которая жила в городе сама по себе, не с ним, но и не против него, всегда начеку и всегда одна. Перемены в облике Лилли бросались в глаза. Поизносилась одежда, да и как было оставаться опрятной в доме без электричества, воды, туалета, без платяного шкафа, где кухонька донельзя замызгана, а во дворе — грязь. Денег на порошки для стирки не хватало, да и чистые вещи гладить было нечем, поэтому Лилли носила мятые платья. Обувь расползалась с пугающей быстротой, а юбки и свитера поневоле покрывались пятнами от грязи на кухне или во время работы в фотолаборатории.

Нет, Лилли не опустила руки. Она вела себя так, будто дела ее шли нормально, а сама она никогда не жила у мисс Дэлглиш в других условиях, словом — никаких жалоб, никаких признаков раскаяния. В то же время Лилли отнюдь не была смиренной нищенкой. Напротив, она, как и в детстве, не стеснялась брать все, что ей могло пригодиться, не стеснялась и принимать подарки, впрочем, Лилли принимала их без особой благодарности или признательности. Это, пожалуй, более всего огорчало тех, кто ждал от нее благородных страданий или служения высоким идеалам. Лилли брала все, что давали, и даже «спасибо» не говорила. Поэтому в городе многие смотрели на нее как на отщепенку, достойную не сочувствия, а презрения. Недаром она слыла «цыганкой».

А тут еще Джекки. Его вновь дважды водворял в школу сержант Коллинс, на третий раз миссис Стьюбек вызвали в городской суд. Вместо матери на заседание явилась Лилли, которая пообещала заставить брата учиться и не пропускать уроки. Однако несколько недель спустя на Мыс снова пришла повестка; теперь Лилли предупредили: если Джекки не будет ходить в школу, суд может принять постановление об опеке, а значит, мальчика отправят в Бендиго, где находился приют, уж там за ним присмотрят.

— Вы все поняли, Лилли? — спросил судья Бейдуэлл.

— Да, сэр, — ответила она. — Поняла.

— Его увезут из Сент-Элена.

— Я знаю.

— А тебе понятно, Джекки? — обратился он к мальчику.

Тот молча кивнул.

— Простишься с домом, если не будешь ходить в школу. Надо ее посещать, вот и все. Ясно?

— Да, сэр, — выдохнул Джекки.

Не знаю, как удалось девушке убедить брата. Но я уверен — она не била его, не щипала подобно Мэтти и не вцеплялась в него железной хваткой миссис Стьюбек. Я никогда не слышал, чтобы брат с сестрой спорили — они, казалось, всегда прекрасно ладили друг с другом. На сей раз Лилли сумела уговорить Джекки, и он прекратил прогуливать занятия, хотя вряд ли чему-нибудь научился в школе.

Это тоже разочаровало тех горожан, которые надеялись, что годы, проведенные с мисс Дэлглиш, не прошли для Лилли бесследно. Они ждали, что Лилли превратит брата из побирушки в эдакого пай-мальчика, который, несмотря на бедность, вырастет благонравным и учтивым. Но Лилли ничего подобного делать не собиралась, и теперь ее винили за каждый проступок Джекки. Миссис Стьюбек в расчет не принималась, ибо о ней думали, что она уже не жилец на белом свете.

Помнится, я тоже был недоволен тем, что Лилли не пытается уберечь брата от незавидного удела, который, судя по всему, его ожидал. Я любил Джекки, потому что любил Лилли, точнее, я любил его за ту же, что у нее, неукротимую волю к жизни.

В отличие от остальных Стьюбеков Джекки был заядлым рыболовом; в последние дни лета я показал ему места, где хорошо клевало, научил насаживать наживку и закидывать леску. Через несколько уроков Джекки настолько преуспел, что уже не отставал от меня; иногда он устраивался рядом и начинал рассказывать о своих приключениях, пережитых по пути из Квинсленда в Сент-Элен. Тогда я и услышал историю о том, что натворил Мэтти и как его судили.

Джекки вовсе не страдал из-за своих трехпалых рук. Они были тонкие, слабые, с узкими запястьями, однако его худые пальцы отличались необычайным проворством, и я не мог отвести от них взгляда, когда Джекки насаживал червяка, забрасывал леску или снимал с крючка пойманную рыбешку. Джекки редко сидел на месте, и беспокойный Тилли привязался к нему, охладев к своей прежней хозяйке, потому что окунулся в желанную стихию и стал верным другом уличного побирушки, делавшего все, что ему заблагорассудится. Шерсть у Тилли висела теперь грязными лохмами, нрав у него стал еще независимее. Лаял Тилли, если хотел лаять, и когда Джекки уходил на занятия, а Лилли была на работе, песик носился по всему городу, но к четырем часам усаживался возле школьных ворот, поджидая Джекки. В общем, Тилли превратился в еще одного Стьюбека и так привык жить по-стьюбекски, что мы воспринимали его как полноправного члена этого поредевшего семейства.

Я даже не представлял себе, насколько ухудшилось положение обитателей Мыса, насколько трудно им было прокормиться на двадцать пять шиллингов в неделю, пока не узнал об этом однажды ночью, когда меня разбудила Лилли и попросила ей помочь.

Я всегда спал на веранде, даже зимой; около двенадцати я проснулся от тычка в бок.

— Проснись, Кит, — услышал я голос Лилли, — ну проснись же, умоляю тебя. (Она все еще пользовалась выражениями из словаря мисс Дэлглиш.)

— Ты что? — возмутился я, вскочив от неожиданности и испуга.

— Я бужу тебя, а ты — как бревно, — ответила Лилли.

— Тсс… — прошептал я. — Что случилось?

— Джекки попал в капкан, и я не могу его освободить.

— Где попал?

— У Кэрроллов.

Кэрроллы жили за ипподромом, дальше уже тянулась пустошь. До этого места было минут пять ходьбы; когда Лилли упомянула о Кэрроллах, я догадался, что Джекки пытался украсть цыплят.

— Что с Джекки?

— Я же тебе сказала, — нетерпеливо ответила Лилли. — Он попал в капкан для лис, и я не могу его освободить. Ты должен помочь, пошли скорее.

Моя одежда осталась в комнате. Я потихоньку открыл застекленную дверь, взял брюки, натянул их на пижаму, сунул босые ноги в ботинки и присоединился к Лилли, поджидавшей меня возле кровати.

— Скорее, — торопила она. — Ему больно.

— Ладно, — сказал я, — только ради бога не поднимай шума.

Мы прокрались на цыпочках по веранде, а на дорожке Лилли дернула меня за рукав и побежала; я испытывал безотчетную тревогу и страх, когда несся, задыхаясь, по вымершим улицам полночного города. Лилли протащила меня через живую ограду ипподрома, и мы, тяжело дыша, поползли вдоль сетки вокруг участка Кэрроллов.

— Джекки! — позвала Лилли. — Мы здесь.

В сетке была дыра, вернее лазейка, специально проделанная у самой земли, чтобы лиса могла ее отыскать. Эту лазейку и нашел Джекки. Он лежал на боку, я склонился над ним и заметил, что его левая рука попала в стальной капкан, прикрепленный цепью к заборному столбу.

— Как это тебя угораздило? — спросил я Джекки, пробуя разомкнуть створки капкана.

— Хотел пролезть к Кэрроллам, сунул руку, а там — ловушка.

Мальчик плакал, ему было очень больно.

— Я уже пробовала открыть, — проговорила Лилли, наблюдая, как я вожусь с капканом, — но ничего не вышло.

Лилли держалась спокойно, даже слишком спокойно, и, хотя я не ожидал от нее ничего другого, мне было ясно, что крепилась она ради брата.

Я видел подобные ловушки, но никогда ими не пользовался. Это был хитроумный лисий капкан. В отличие от кроличьего он захватывал только лапку зверька, чтобы не повредить ценной шкурки; правда, захлопывался лисий капкан с большой силой. Два зажима, образовывавшие цилиндр, обхватывали лапку лисы. Рука Джекки очень плотно сидела в цилиндре, потому что была толще лисьей лапы. Я попытался раздвинуть створки капкана, но пружина оказалась слишком тугой.

— Так не получится, — сказала Лилли.

Я попробовал оторвать цепь — так удобнее было бы возиться с капканом, но ее накрепко приколотили к столбу. Одна из собак Кэрроллов залаяла.

— Тише, — прошептала Лилли.

Я знал, что нужно найти запор, который держал зажимы, но в темноте ничего не было видно. Я наклонился пониже и принялся ощупывать ловушку, пока пальцы не наткнулись на стальную пластинку. Я поднял запор и попытался раздвинуть створки, но пружина не поддавалась.

— Скорее, — торопила Лилли. — Собаки всполошились, и Джекки совсем плохо.

— Мне не плохо, — возразил Джекки, но я понял, что долго ему не выдержать. Джекки был слабее, чем казался на первый взгляд.

— Я надавлю на пружину, а ты разводи створки, — попросил я Лилли.

Я наступил ногой на цилиндр и нажал на стальной язычок; пружина наконец поддалась.

— Открывай, только не прищеми пальцы, — приказал я Лилли.

— Не отпусти пружину, — предупредила она.

Я снова надавил.

— Тащи руку! — прикрикнула на Джекки сестра.

Джекки выдернул руку. Я убрал ногу, и капкан захлопнулся, зло щелкнув стальными челюстями.

— Покажи руку, — попросил я.

Даже в темноте я увидел, что она сильно порезана, помята и залита кровью. Джекки стонал, поддерживая ее здоровой рукой.

— Ему нужно в больницу, — сказал я Лилли.

— Не надо, — запротестовал Джекки. — Я потерплю.

— Слушай, Кит, — зашептала Лилли, потому что вновь забрехали собаки, — ты можешь поставить капкан, как прежде?

— Наверное, смогу.

— Тогда поставь. Не хочу, чтобы Кэрроллы увидели его открытым.

— Почему?

— Они поймут, что здесь был Джекки.

— Только помоги мне, — сказал я Лилли.

Я с трудом взвел капкан, пружина дважды срывалась, и Лилли чуть не осталась без пальцев. Потом я сунул капкан под ограду и присыпал песком, уничтожив наши следы. Собаки лаяли взахлеб и могли разбудить Кэрроллов, жаждавших поймать злополучную лису; мы припустились вдоль забора и продрались сквозь кустарник к безлюдной дороге.

Джекки совсем ослабел.

— Нужно что-то сделать с его рукой, — сказал я Лилли.

— Хорошо. Только давай доберемся до дома.

Полубегом миновав улицы, мы наконец спустились по грунтовой дороге к реке; Джекки повис у нас на руках, я поддерживал его с одной стороны, Лилли — с другой; когда она открыла дверь на кухню, оттуда выскочил Тилли — он с лаем кинулся к Джекки, но Лилли, шлепнув песика, прикрикнула на него. Она зажгла керосиновую лампу и усадила брата на табуретку.

— Положи руку на стол, — сказала она.

При свете керосиновой лампы мы осмотрели руку, и, хотя она была покрыта грязью, я разглядел, что раны не слишком глубокие.

— Можешь пошевелить пальцами или кистью? — спросил я.

Стиснув зубы, Джекки согнул руку и пальцы — значит, кости были целы. Я ждал, что Лилли вскипятит воду, чтобы промыть раны, однако Стьюбеки лечили по-своему. Девушка взяла луковицу, разрезала ее на две части и половинкой, как тампоном, тщательно очистила порезы, не обращая внимания на отнюдь не луковые слезы, бежавшие по чумазым щекам брата.

— Сейчас поищу, чем перебинтовать, — проговорила Лилли.

Она вышла в комнату (оттуда доносился храп миссис Стьюбек) и возвратилась с бумажным пакетом, набитым выстиранными лоскутами (только повзрослев, я догадался об их истинном назначении). Лилли аккуратно нарезала кружочками другую половину лука и разложила их на лоскутке, которым обернула руку Джекки, стянув тугим узлом концы повязки.

Лилли не говорила жалостливых слов, не утешала брата, и он переносил боль терпеливо, без хныканья.

— Иди спать, — сказала ему Лилли.

Джекки ушел, и я вдруг увидел слезы, стоящие в глазах девушки. Я знал, что она плачет от лука, но Лилли смутилась и, отвернувшись от меня, утерлась ладонью.

— Зачем он туда сунулся?

— Это тебя не касается, Кит, — отрезала Лилли, давая понять, что мне лучше не вмешиваться в их дела.

— Ладно. Ладно. Вы, наверное, совсем чокнулись.

— Они не имеют права ставить капканы в городе, — проговорила Лилли.

— Но Кэрроллы ставили его на лису.

— Ты думаешь? — с горечью спросила Лилли.

Нетрудно было догадаться, что произошло.

Джекки, несомненно, не раз наведывался в курятник мистера Кэрролла, и, полагая, что цыплят таскала лиса, хозяин поставил капкан, чтобы ее поймать. Меня только удивило сначала, что Лилли помогала брату в этом деле, но я понял, как они нуждались, если уж Лилли отваживалась на ночные набеги во владения Кэрроллов.

— Ты никому не расскажешь, а? — спросила Лилли.

— Сама знаешь, что нет.

— Если кто-нибудь узнает, куда лазил Джекки, его увезут в приют. Все только и ждут этого.

Лилли была права.

— Ну кому я скажу? — успокоил я девушку.

— У тебя кровь на пиджаке, — показала она, — и мать спросит, откуда пятно.

— Черт побери! — воскликнул я, придумывая, что бы сказать маме.

— Соври, что у тебя шла из носа кровь, — посоветовала девушка.

Я искренне рассмеялся.

— Мне бы никогда в голову не пришло, — сознался я и внезапно услышал тихий плач, доносившийся из соседней комнаты. — Отведи Джекки в больницу, — снова посоветовал я.

— Только утром, — ответила она. — Если прийти сейчас, ко мне пристанут с расспросами.

— А как ты им объяснишь?

— Скажу, что он устанавливал капкан на кроликов.

— У тебя есть аспирин или какое-нибудь другое лекарство?

— Нет. Сейчас ему очень больно — лук печет, но потом станет легче. Спокойной ночи, Кит, — попрощалась со мной Лилли.

— Спокойной ночи, Лилли.

Она не поблагодарила меня, да я этого и не ждал; до дороге домой я думал о Лилли с каким-то новым восхищением, ведь раньше мне, как и многим другим, ее самопожертвование представлялось чем-то само собой разумеющимся. Удивительно, но тогда мы были чересчур уверены в ней, ничуть не сомневаясь в том, что она выполнит свой долг до конца. Однако эта вроде бы лестная для Лилли уверенность оказывала ей плохую услугу, ибо мешала нам разглядеть, насколько тяжело было девушке управляться с больной матерью и братом.

Если бы Лилли просила о помощи или была бы признательнее за нее людям, то и город, возможно, проявил бы к ней больше внимания и участия, но она была слишком независима, слишком неприступна и поэтому не могла вызвать к себе сочувствие. Да она и не хотела его. Об этом я размышлял, ложась спать и спрашивая себя, надолго ли еще ей хватит сил.