Этот Собор называют так Зонара, Вальсамон, Властарь и др. Святой великий Двукратный собор, собравшийся в Константинополе во всечестном храме Святых Апостолов [[1]], был созван при императоре Михаиле, сыне Феофила, и кесаре Варде, дяде Михаила по матери, в 861 г. [[2]] На нем присутствовали 318 отцов [[3]], из которых важную роль играли: святейший Фотий Константинопольский, в то время, после изгнания божественного Игнатия в Митилену, совсем недавно возведенный на Константинопольскую кафедру силой и властью кесаря Варды, и местоблюстители папы Николая, Родоальд Портский и Захария Анагнийский, находившиеся тогда в Константинополе, поскольку были посланы туда для противостояния иконоборцам [[4]]. Причина же, по которой этот Собор называется Двукратным, согласно Зонаре, Вальсамону, Властарю и Милиасу (Синодикон. Т. 2. С. 920), раскрывается далее.
Состоялось первое заседание этого Собора [[5]]. Православные вступили в спор с инославными (вероятно, это были оставшиеся иконоборцы, о которых мы упомянули), и победили православные, а инославные оказались побеждены. После этого постановили записать все, что говорилось на Соборе, чтобы принятые решения пребыли твердыми и непоколебимыми. А еретики, считая для себя нестерпимым подписать это и не желая, чтобы стало известно об их поражении, а следовательно, и не желая быть изгнанными из Церкви и общества верных, устроили такую смуту и распрю, что даже обнажили мечи и совершили убийства. Таким образом первое заседание было разогнано, и присутствовавшие на нем не успели составить никакого письменного определения и документа.
По прошествии времени состоялось второе заседание этого Собора, и вновь возник спор у православных с еретиками о том же самом, и тогда они вместе записали провозглашенные догматы веры. Поэтому настоящий Собор, будучи в собственном и истинном смысле одним, называется Двукратным из-за того, что в силу обстоятельств заседаний было два. На втором заседании этого Собора были также составлены и настоящие 17 правил – необходимые для благоукрашения Церкви и порядка в ней, утвержденные и одобренные «Номоканоном» Фотия, толкователями правил и всей Церковью.
Обрати внимание, что в некоторых рукописных кодексах настоящему Собору приписано 30 правил, но мы истолковали только известные Церкви и разъясненные толкователями, а прочие, как не известные Церкви, оставили без внимания [[6]]. Все толкователи ставят настоящий Собор на первое место среди других более ранних Поместных соборов – или потому, что он был великим и более многочисленным, чем те, или, скорее, потому, что по времени он следовал непосредственно за VII Вселенским собором и был собран против тех же самых иконоборцев, против которых собирался и VII Собор, и некоторым образом Двукратный собор стал восполнением VII Вселенского [[7]].
Можно видеть, как священное и почетное дело, прекрасно задуманное в древности блаженными и преподобными отцами нашими, – основание монастырей – сегодня совершается плохо. Некоторые, давая своим имениям и владениям имя монастыря и обещая посвятить их Богу, записывают самих себя владельцами пожертвованного. Они придумали такую хитрость: посвящать Богу одно название, ведь после посвящения они не стыдятся присваивать себе ту же власть, которую им не возбранялось иметь прежде. И к этому делу присоединилось такое торгашество, что многое из посвященного продается на виду у всех самими посвятившими, и это вызывает у видящих ужас и отвращение. И таковые не только не раскаиваются в том, что принимают на себя власть над тем, что однажды посвящено Богу, но и бесстрашно передают эту власть другим. Итак, святой Собор вынес об этом определение: никому не позволено основывать монастырь без ведома и воли епископа. С ведома же и позволения епископа, притом что он совершит надлежащую молитву, как боголюбиво законоположено древними, основывать монастырь позволяется, а все то, что ему принадлежит, вместе с ним самим, нужно заносить в опись и хранить ее в епископских архивах. Жертвователь отнюдь не имеет права без воли епископа ставить игуменом себя или другого вместо себя. Ведь если тот, кто что-либо дарит человеку, уже не может быть хозяином этой вещи, то как же тому, кто посвящает и жертвует нечто Богу, можно позволить похищать власть над пожертвованным?
(IV Всел. 4, 24; VI Всел. 49; VII Всел. 12, 13, 17, 19; Кирилла Александр. 2.)
Поскольку некоторые, основывая монастыри и жертвуя в них свое имущество, после пожертвования не только сохраняли власть над этим имуществом, но и продавали его и делали других его владельцами, то настоящее правило определяет: каждый монастырь должен основываться с разрешения и ведома местного архиерея, который совершает полагающуюся по обычаю молитву на основание монастыря. Как сам новосозданный монастырь, так и все вещи и имения, пожертвованные ему или самим основателем, или другими христианами, должны быть внесены в опись [[8]], т. е. в малый и краткий список. И этот список должен надежно храниться в епископии или митрополии, чтобы с его помощью в дальнейшем жертвователь не мог отнять что-либо из пожертвованного. Основатель монастыря и жертвователь должен быть отстранен от монастыря настолько, чтобы он ни сам не становился его игуменом, без соизволения епископа, ни другого не поставлял игуменом в нем, как будто в своем собственном [[9]]. Ведь если тот, кто сделает подарок какому-то человеку, не может больше распоряжаться подаренным, то как же он может вновь владеть тем, что однажды посвятил Богу? Таковой считается святотатцем и подлежит равному осуждению с Ананией и Сапфирой (см. Деян. 5:1–10).
Некоторые вступают в монашескую жизнь притворно – не для того, чтобы в чистоте послужить Богу, но для того, чтобы от чтимого монашеского одеяния стяжать славу благочестия, а тем самым обрести возможность в изобилии вкушать наслаждения, и, совершая только отложение волос, таковые пребывают в своих домах, не исполняя никакого монашеского последования или установления. Поэтому святой Собор определил: совершенно никого не удостаивать монашеского образа, если не будет того, кто примет постригаемого в послушание и пообещает, что будет им руководить и заботиться о его душевном спасении. Очевидно, что восприемник должен быть мужем боголюбивым, настоятелем монастыря и способным спасти душу, которая в это время приводится ко Христу. Если же кто окажется уличен в том, что совершил постриг без игумена, которому надлежало воспринять постригаемого в послушание, то его следует извергнуть как непослушного правилам и разрушителя монашеского благочиния, а неразумно и бесчинно постриженного передать на послушание в монастырь, в какой определит местный епископ. Ибо безрассудные и неосторожные постриги обесчестили монашеский образ и стали причиной того, что имя Христово хулится.
Некоторые, желая прославления от мира (а может быть, из-за болезни или скорби) становятся монахами лицемерно и, после того как примут монашество, живут, как и прежде, в своих домах в миру, не храня ни одного монашеского установления или правила [[10]]. Итак, возбраняя эти нелепые поступки, настоящее правило определяет: никакой иерей, или даже архиерей, не должен постригать в монашество, если не будет старца и духовного восприемника, который примет на себя заботу о душевном спасении постригаемого. Восприемник должен быть человеком боголюбивым [[11]], настоятелем монастыря и способным направлять к спасению новопостриженных новоначальных монахов. Если же кто-то совершит постриг без восприемника, пусть он будет извержен как нарушивший правила и монашеское благочиние, а постриженный без восприемника пусть будет помещен на послушание в другой монастырь, в который сочтет нужным поместить его епископ. В самом деле, неправильные и неразумно совершаемые монашеские постриги не только обесчестили честнейший монашеский образ, но и побудили неверных хулить имя Христово, потому что они видели, что монахи живут бесчинно и нерадиво [[12]]. Знай же, что тот, кто стал монахом, пусть даже без восприемника и старца, не может уже снять с себя этот образ, но, продолжая носить его, только передается в другой монастырь.
Смотри также примеч. к VII Всел. 21.
Было решено исправить еще один недостаток, который из-за небрежности и нерадения остается без внимания, что весьма худо. Если какой-либо настоятель монастыря не будет со многим усердием разыскивать подчиненных ему монахов, тайно бежавших, или, найдя, не примет обратно и не постарается восстановить и укрепить заболевшего подобающим и соответствующим прегрешению врачевством, то такого святой Собор определил подвергать отлучению. Ведь если тот, кому поручено попечение о бессловесных животных и кто пренебрегает своим стадом, не остается без наказания, то неужели не взыщется за дерзость с того, кому была вверена пастырская власть над овцами Христовыми и кто из-за своего небрежения и лености расточает их спасение? А если монах, которого призывают возвратиться, не повинуется, да будет отлучен епископом.
(IV Всел. 4; VII Всел. 19, 21; Карфаг. 88.)
Настоящее правило возбраняет монахам убегать из своих монастырей и переходить в другие или блуждать тут и там. Правило подвергает игумена монастыря отлучению, если некоторые бесчинные монахи поступят описанным образом, а он с многим тщанием не позаботится найти беглецов [[13]], т. е. своих убежавших монахов, и не постарается, когда отыщет, вернуть их и уврачевать ту душевную немощь, какой каждый из них одержим. Ведь если того, кто пасет и охраняет бессловесных животных, наказывают, когда он нерадит о них, то насколько более заслуживает наказания тот, кто пасет овец Христовых и по своему нерадению продает их спасение, которое Христос купил Своей кровью? Если же монах, которого ищут и призывают вернуться, оказывается непослушным, пусть он будет отлучен архиереем.
Прочти также VII Всел. 21.
Лукавый разными способами старался покрыть позором досточтимый монашеский образ и воспользовался для этого временем предшествующей ереси. Монашествующие, оставляя свои монастыри из-за ереси, переходили одни в иные монастыри, а другие – в жилища мирских людей. Но то, что побуждало считать монашествующих блаженными, поскольку совершалось тогда ради благочестия, теперь, превратившись в неразумный обычай, делает поступающих так достойными осмеяния. Ведь хотя ныне благочестие распространилось повсюду и Церковь избавлена от соблазнов, но некоторые еще и теперь, уходя из собственных монастырей и, словно неудержимый поток, разливаясь и растекаясь тут и там, наполняют монастыри многими беспорядками, приносят в них вместе с собой (συνεισκωμάζουσι) многое бесчиние, разрушают и уничтожают святость послушания. Однако, пресекая непостоянство их стремлений и непослушание, святой Собор постановил: если какой-либо монах, убежав из своего монастыря, перейдет в другой монастырь или поселится в мирском жилище, то и сам он, и принявший его должны быть отлучены до тех пор, пока бежавший не возвратится в тот монастырь, из которого он злонамеренно вышел. Если же епископ пожелает тех из монахов, о которых засвидетельствовано, что они отличаются благочестием и святостью жизни, переместить в другой монастырь ради его благоустроения или сочтет нужным поместить их в мирском доме ради спасения живущих в нем, или благоволит назначить им другое место, это не делает виновными ни принимающих их, ни самих монахов.
Во время иконоборчества монахи были гонимы иконоборцами и оставляли свои монастыри: или переходили в другие обители (см. VII Всел. 13), или искали убежища в мирских домах. Привыкнув с того времени так поступать, они и в мирное для православия время оставляли свои монастыри и, словно некая неудержимая река, устремлялись с места на место и из монастыря в монастырь. Этим непостоянством они не только лишали монастыри украшения (ибо украшение монастырей состоит в том, чтобы монахи всегда жили в нем в безмолвии, а не выходили из него то и дело), но и вносили в них великое бесчиние и вместе с похотями развращенные и чуждые монашеству обычаи (именно это обозначает слово εἰσκωμάζω).
Итак, Собор, чтобы возбранить столь великое зло, настоящим правилом отлучает как монахов, бежавших из своих монастырей, так и тех, которые бы их приняли, будь то монахи другого монастыря или миряне. Правило предписывает отлучить их до тех пор, пока бежавшие не возвратятся в свои монастыри. Однако если местный архиерей пожелает переместить благочестивых и добродетельных монахов в другой монастырь ради того, чтобы улучшить его устроение, или в мирской дом для спасения живущих в нем, или в другое место, то ни пришедшие монахи, ни принявшие их не подлежат отлучению.
Прочти также VII Всел. 21.
Мы находим, что безрассудные отречения от мира, совершаемые без предварительного испытания, весьма повреждают монашеское благочиние: некоторые, опрометчиво бросаясь к жизни монашеской и пренебрегая строгостью подвижничества и постоянством в нем, вновь, к несчастью, обращаются к плотоугодливой и сластолюбивой жизни. Из-за этого святой Собор определил: никого не удостаивать монашеского образа, прежде чем по истечении трехлетнего срока, отведенного им для испытания, они не окажутся проверенными и достойными таковой жизни. Собор повелел всячески соблюдать это, за исключением тех случаев, если какая-либо приключившаяся тяжкая болезнь заставит сократить время испытания или если человек окажется благоговейным и, еще нося мирское одеяние, будет проходить жизнь монашескую, ибо такому человеку для совершенного испытания будет достаточно и шестимесячного срока. Если же кто поступит вопреки написанному, то пусть игумен будет лишен игуменства и состояние подчиненности послужит для него наказанием за бесчиние, а постриженный в монашество пусть будет передан в другой монастырь, в котором соблюдается строгий монашеский устав.
Некоторые без всякого испытания, совсем случайно или, лучше сказать, дерзко и бесчинно, становятся монахами, а затем, не выдерживая трудностей монашеского жительства, вновь возвращаются к своей прежней плотолюбивой мирской жизни. Поэтому настоящее правило определяет, чтобы никто не становился монахом, если прежде не будет испытан в течение полных трех лет. Только в том случае пусть сокращается этот срок, если кто из-за тяжкой болезни окажется в смертельной опасности или если он благочестив и, живя в миру, проводит жизнь монашескую – такому для испытания достаточно всего шести месяцев. А если какой-либо игумен пострижет монаха до истечения этих трех лет, пусть сам он будет лишен игуменства и в качестве наказания за свое бесчиние пребывает в послушании, а новопостриженный монах пусть будет отдан в другой монастырь, где соблюдается монашеская строгость [[14]].
Обрати внимание, что даже тот, кто стал монахом без трехлетнего испытания, в дальнейшем не может снять с себя монашеский образ, но только передается в другой монастырь.
Смотри также примеч. к VII Всел. 21 и само это правило.
Монахи не должны иметь ничего своего. Все их имущество должно быть закреплено за монастырем, ибо блаженный Лука говорит о верующих во Христа, которые являют собой пример монашеского жительства: Ни един же что от имений своих глаголаше свое быти, но бяху им вся обща (Деян. 4:32). Поэтому тем, кто желает монашествовать, предоставляется свобода предварительно распорядиться своим имуществом и передать его кому пожелают, но, конечно, тем, кому не возбраняет закон. Ведь после того, как они вступят в монашество, монастырь приобретает власть над всей их собственностью и им не позволяется ни заботиться о своем имуществе, ни распоряжаться им. Если же кто будет уличен в том, что присвоил какое-либо имущество, не передав его монастырю, и порабощен страстью любостяжания, то пусть игумен или епископ возьмет это имущество и, продав в присутствии многих, вырученные деньги раздаст нищим и бедным. А того, кто, подобно Анании в древности, задумал утаить это стяжание, святой Собор определил вразумлять подобающей епитимией. Очевидно, что святой Собор то, что установил как правило для монахов, признал справедливым соблюдать и по отношению к монахиням.
Настоящее правило определяет: монахам, поскольку они умерли для мира, не должно иметь никакой собственной вещи, но все свое имущество следует приносить в дар монастырю, в котором приняли постриг, чтобы и на них исполнились слова евангелиста Луки из Деяний, которые он произнес о христианах, уверовавших в самом начале проповеди Евангелия и давших образец общежительного монашеского жития. Никто из них не называл ничего своей собственностью, но имущество каждого было общим для всех. Поэтому те, кто намеревается стать монахами, прежде вступления в монашество вольны разделить свое имущество между теми, кому не запрещают этого государственные законы (т. е. не между еретиками, что возбраняется правилами Карфаг. 30 и 89, и не между внебрачными детьми. Однако, согласно Зонаре, если есть законные дети, можно выделить двенадцатую часть имущества и незаконнорожденным). А после принятия монашества уже не позволяется ни заботиться об имуществе, ни делить его. Оно целиком находится во власти монастыря [[15]]. Если же кто после принятия монашества будет уличен в том, что удержал у себя какую-то вещь и не передал ее в общежитие, то эту вещь, какую бы то ни было, пусть возьмет игумен или местный архиерей и, продав ее при многих свидетелях ради того, чтобы не вызывать подозрений, разделит вырученное между нищими. А монах, подобно Анании совершивший святотатство, пусть будет вразумлен подобающей епитимьей. То, что мы определили для монахов, следует подобным же образом соблюдать и в отношении монахинь.
Мы видим, что многие из епископий находятся в упадке и опасности подвергнуться полному уничтожению, потому что их предстоятели заботу и попечение, необходимые для них, обратили на возведение новых монастырей и, разрушая епископии и замышляя присвоение их доходов, прилагают усилия к умножению монастырей. Поэтому святой Собор определил: никому из епископов не позволено строить собственный новый монастырь в ущерб своей епископии. Если же кто будет уличен в том, что дерзнул так поступать, то самого его подвергнуть подобающей епитимии, а новосозданное им, как не получившее даже правильного начала монастыря, передать епископии в собственность, ибо ничего из того, что совершается беззаконно и бесчинно, не должно предпочитать тому, что возникло согласно правилам.
(Апост. 38; IV Всел. 26; VII Всел. 11, 12; Антиох. 24, 25; Анкир. 15; Гангр. 7; Карфаг. 34, 41; Феофила Александр, 10; Кирилла Александр. 2.)
Настоящее правило запрещает епископам пренебрегать своими епископиями, которым грозит разрушение, и строить за счет имущества епископий собственные монастыри. Неправильно, чтобы лишались своего имущества как монастыри, так и епископии, а особенно подвергающиеся опасности разорения. Тот епископ, который дерзнет создать монастырь, пусть получит подобающую епитимию, а новосозданный монастырь пусть совсем не получает прав монастыря, т. е. не имеет самоуправления, но становится собственностью, принесенной в дар епископии, потому что он основан за ее счет. То, что совершается беззаконно, не повреждает и не уничтожает того, что совершается законно и по правилам.
Вальсамон говорит, что если епископия не подвергается опасности и не терпит вреда, епископ может за собственный счет (а возможно, и за счет избыточных доходов епископии) как основывать новые монастыри, так и обновлять разоренные. Например, патриарх Фотий основал монастырь Мануила; патриарх Алексий – Алексиевский монастырь; патриарх Феофилакт – известный монастырь руфиниан, подобным образом поступали и другие патриархи и архиереи [[16]]. Смотри Апост. 38.
Божественное и священное апостольское правило считает самоубийцами оскопляющих себя и, если они иереи, то извергает их; если же нет – не допускает их до священного сана. Отсюда становится ясно, что если оскопляющий себя есть самоубийца, то оскопляющий другого, без сомнения, убийца, и справедливо можно назвать его и хулителем самого творения. А потому святой Собор определил: если епископ, или пресвитер, или диакон будет изобличен в том, что или сделал кого-то евнухом собственноручно, или повелел сделать это кому-то другому, пусть будет извергнут, а если это сделает мирянин, то отлучен, – исключая тот случай, когда какая-либо болезнь вынудит оскопить заболевшего. Как 1-е правило Собора в Никее тех, кто в болезни подвергся операции оскопления, не наказывает, потому что они больны, так и мы не осуждаем иереев, приказывающих оскопить больных, и не обвиняем мирян, собственноручно совершающих оскопление, ибо мы считаем это врачеванием болезни, а не злым умыслом против создания или хулой на творение.
(Апост. 21–24; I Всел. 1.)
Как 22-е апостольское правило возбраняет оскопившему себя становиться клириком, а 23-е извергает клириков, если они себя оскопили, как самоубийц и хулителей творения Божия, – так и настоящее правило извергает тех клириков, которые или своими руками оскопили кого-либо, или распорядились об этом, а мирян, совершивших это, отлучает. Если же кто впадет в такую болезнь, которая вынуждает прибегнуть к оскоплению, то ни иереев, повелевших оскопить его, не извергают, ни мирян, оскопивших этого человека своими руками, не подвергают отлучению, поскольку это оскопление совершается для излечения от болезни, а не для убийства человека или поругания над естеством.
Прочти также Апост. 21.
Хотя апостольское и божественное правило предписывает извергать тех иереев, которые нападают с побоями на верных, впавших в грехи, или неверных, совершивших несправедливые поступки, но те, которые придумывают, как бы утолить собственный гнев, относят это, извращая апостольские установления, только к бьющим собственноручно, притом что ни это правило не имеет подобного значения, ни здравый смысл не позволяет думать так. Ведь поистине безрассудно и весьма погрешительно того, кто собственноручно нанес три или четыре удара, извергать, а того, кто, пользуясь предоставленной ему свободой, отдал приказание избить и жестоко продлил наказание даже до смерти, оставлять безнаказанным. Следовательно, упомянутое правило наказывает за избиение вообще, и мы утверждаем так: следует, чтобы иерей Божий вразумлял бесчинствующего поучениями, увещаниями, а иногда и церковными епитимиями, но не бросался на человеческие тела с бичами и ударами. Если же некоторые окажутся совершенно непокорными и не послушными вразумлению через епитимии, таковых никто не возбраняет вразумлять через обвинение перед начальствующими того места. И 5-е правило Антиохийского собора тех, кто вносит смятение в Церковь и устраивает в ней мятежи, предписывает обращать к порядку с помощью внешней власти.
(Апост. 27; Антиох. 5; Карфаг. 57, 62, 76, 83, 99, 100, 106, 107.)
Некоторые священнослужители, превратно толкуя 27-е апостольское правило, извергающее тех священнослужителей, которые бьют верного или неверного, говорят: правило извергает только тех, которые ударят своей рукой, а не тех, которые велят отдать для избиения другим, – и желают этим превратным толкованием оправдать свой неразумный гнев. Неразумно, говорит настоящее правило, нам считать, будто божественные апостолы приказали, чтобы священнослужителя, который своей рукой ударит три или, допустим, четыре раза, извергали, а того, кто отдаст человека другим для жестокого избиения вплоть до смерти, оставляли без наказания. Итак, поскольку апостольское правило говорит просто и без подробностей: должен быть извержен тот, кто ударит, своей ли рукой или отдав другим, то и мы определяем подобным образом. Следует, чтобы иереи Божии вразумляли бесчинных увещаниями и советами, а иногда и церковными епитимиями, т. е. отлучением от причастия или преданием анафеме (в том случае если они не слушаются советов), а не обрушивались на людей с палочными ударами. Если же некоторых не вразумляют и церковные епитимии, таких дозволительно передавать для наказания внешним властям. Так и Антиох. 5 определяет, чтобы поднявшие мятеж в Церкви были вразумляемы властью правителей. Прочти указанное правило Апост. 27.
Открыто предавшиеся своим страстям не только не страшатся наказания, назначенного священными правилами, но и дерзают над этими правилами глумиться. А именно, они превратно толкуют их и искажают сообразно со своей страстной волей, чтобы в угоду страсти, по словам Григория Богослова, [17] им не только не нести ответственности за совершенное зло, но и само зло казалось Божественным. Апостольское правило говорит: освященный золотой или серебряный сосуд или завесу да не присваивает более никто для собственного употребления, ибо это беззаконно; если же кто-либо окажется в этом уличен, да будет наказан отлучением. Ссылаясь на это правило в оправдание собственных беззаконий, они утверждают, что не следует считать достойными извержения тех, которые честной покров святой трапезы или какое-то другое из священных облачений перешивают в одежду для себя, и даже тех, которые святую чашу – о, нечестие! – или честной дискос и т. п. используют для собственных нужд или оскверняют! Ведь они заявляют, что правило признает справедливым, чтобы впадающих в это отлучали, а не извергали. Но кто потерпит столь великое искажение и нечестие? Правило подвергает отлучению тех, кто освященные предметы только берет для своего пользования, а не совершенно похищает, – а они освобождают от извержения тех, кто совершенно расхищает Святое Святых и святотатствует там. Они также считают, что не заслуживают извержения те, которые оскверняют честные дискосы или священные чаши, используя их для обычной пищи по собственному рассуждению, хотя это явное осквернение и очевидно, что поступающие так подпадают не только извержению, но и обвинению в крайнем нечестии. Поэтому святой Собор определил подвергать совершенному извержению тех, кто святую чашу, или дискос, или лжицу, или честной покров, или так называемый возду́х, или вообще [[18]] что-либо из находящихся в алтаре священных и святых сосудов или облачений похищает ради собственной выгоды или употребляет с несвященными целями, ибо одно из этих действий есть осквернение, а другое – хищение святого. А тех, кто берет, для себя или для других, не на священное употребление сосуды, освященные вне алтаря, или облачения, правило отлучает, и мы отлучаем вместе с ним; тех же, кто совсем похищает, мы подвергаем осуждению как святотатцев.
(Апост. 72, 73; Григория Нис. 8.)
Некоторые, искажая правило Апост. 73, отлучающее тех, кто пользовался для обычных и несвященных действий священным сосудом или облачением, говорили, что не заслуживают извержения те, кто использует облачение со святой трапезы себе на сорочку или другую одежду или использует для собственных нужд или же оскверняет несвященным употреблением святую чашу и честной дискос и прочие божественнейшие сосуды, находящиеся в алтаре, поскольку апостолы только отлучают делающих это, а не извергают. Итак, настоящее правило определяет, что говорящие так искажают апостольское правило и по собственной страсти его перетолковывают. Ведь если правило отлучает тех, которые не похищали, но лишь брали для несвященного употребления сосуды, освященные вне алтаря простым посвящением храму, – неужели те, которые и похищают, и оскверняют несвященным и нечистым употреблением то, что принадлежит Святому Святых, т. е. чаши и божественные дискосы и т. п., с помощью чего совершаются внушающие трепет Таинства, не должны не только быть извержены, но и дать ответ за свое крайнее нечестие? Итак, тот священнослужитель, который похитит находящиеся в алтаре святые сосуды или облачения или использует их для несвященной цели, несомненно, должен быть извержен, поскольку это хищение есть, скажем так, «святохищение» (ἁγιοσυλία), т. е. хищение гораздо большее по сравнению с просто святотатством, а это несвященное употребление – поругание и осквернение святынь. Тех, кто находящиеся вне святого алтаря сосуды или облачения употребляет для собственных несвященных целей или отдает другим для того же, и апостольское правило, и мы отлучаем [[19]]; а тех, кто совершенно их похитил, мы подвергаем осуждению как святотатцев.
Прочти и Апост. 73.
Пресвитеров или диаконов, принимающих на себя мирские начальственные должности или заботы или звание управляющих в домах начальников, божественные и священные правила извергают. Итак, подтверждая это, мы выносим определение и относительно всех прочих, зачисленных в клир: если кто из них займет мирские начальственные должности или примет на себя звание управляющих в домах или загородных имениях начальников, того изгонять из клира. Никтоже может, по неложному слову Самого Христа, истинного Бога нашего, двема господинома работати (Мф. 6:24; Лк. 16:13).
(Апост. 6, 81, 83; IV Всел. 3, 7; VII Всел. 10; Карфаг. 18.)
Настоящее правило возбраняет не только тем, кого посвятили внутри алтаря, как то указывают прочие правила, но и всем посвященным вне алтаря клирикам занимать мирские должности и места управляющих, т. е. брать на себя дела управления и попечения, как в домах архонтов, так и в их загородных поместьях. А кто из них поступит так, должен быть лишен своей степени, поскольку, по изречению Господа, никто не может работать двум господам.
Смотри также Апост. 6.
Поскольку святой Вселенский VI собор извергает тех клириков, которые вопреки воле епископа совершают литургию или крещение в молельнях внутри жилищ, мы также соглашаемся с этим. Святая Церковь право правит, распространяет и защищает слово истины, соблюдает святость жизни и учит ей [[20]], а значит, постыдно и нечестиво попускать, чтобы живущие в необузданности прокрадывались в жилища, разрушали благочиние Церкви и наполняли ее многими смятениями и соблазнами. Поэтому настоящий священный и богосодействуемый Собор, пребывая в согласии со святым VI Вселенским собором, постановил, чтобы в молельнях внутри домов служили назначенные, т. е. получившие назначение от местного епископа. Если же кто-то кроме них вопреки воле епископа вторгается в дома и дерзает приступать к совершению литургии, то таковых следует извергать, а вступивших с ними в общение подвергать отлучению.
(Апост. 31; IV Всел. 18; VI Всел. 59; Двукрат. 12–15; Гангр. 6; Карфаг. 10, 62; Антиох. 5; Лаодик. 58.)
Настоящее правило согласуется с правилом VI Всел. 31, которое мы уже изъяснили; смотри его толкование в своем месте. Отцы настоящего Собора добавляют только одно: те, которые будут литургисать в неосвященных молельнях внутри жилищ, должны быть определены и назначены на это местным архиереем. Если же какие-то другие священнослужители, не будучи определены на это архиереем, дерзнут совершить литургию в тех же молельнях, то они должны быть извержены, а миряне, которые участвовали в их служении, отлучены.
Смотри также Апост. 31.
Вселукавый, посеяв в Христовой Церкви семена еретических плевел и видя, как их с корнем посекает меч Духа, вступил на другой путь коварства, покушаясь разделить Христово тело безумством раскольников. Но решительно отражая и этот его злой замысел, святой Собор определил на будущее время: если пресвитер или диакон, обвиняя собственного епископа в неких преступлениях, дерзнет прежде соборного рассуждения, рассмотрения дела и окончательного осуждения епископа отложиться от общения с ним и не будет возносить его имя согласно Преданию Церкви на литургии во время священных молитв, то он подлежит извержению и лишается всякой священнической чести. Ведь находящийся в сане пресвитера, но похищающий суд митрополитов и сам по себе прежде суда осуждающий своего отца и епископа не достоин и чести или имени пресвитера. А те, кто следует за ним, если они священнослужители – пусть и они будут лишены своей чести; если же монахи или миряне – пусть будут совершенно отлучены от Церкви, до тех пор пока не возвратятся к собственному епископу, с отвращением отвергнув общение с раскольниками.
(Апост. 31; IV Всел. 18; VI Всел. 31, 34; Двукрат. 12, 14, 15; Антиох. 5; Гангр. 6; Карфаг. 10, 11, 60.)
Как еретиками, так и раскольниками диавол пользуется для того, чтобы разделить тело Христово, т. е. Его Церковь. Поэтому настоящее правило определяет: пресвитер или диакон, которые отделятся от общения со своим епископом и не будут поминать по обычаю его имя до того, как Собор разберет его преступление и вынесет приговор, пусть будут извергнуты. Они не заслуживают достоинства и имени пресвитера или диакона, потому что осудили епископа, своего отца по духу, и похитили право митрополитов судить. Ведь митрополиты, а не клирики судят епископов. А те, которые состоят в общении с этими отступниками, пресвитерами и диаконами, если они священнослужители – пусть будут извергнуты, а если монахи и миряне – отлучены не только от Божественных Таинств, но и от Церкви, до тех пор пока не возненавидят этих отступников и не соединятся со своим собственным епископом [[21]].
Смотри и Апост. 31.
Если какой епископ, под предлогом проступка своего митрополита, прежде соборного постановления отступит от общения с ним и не будет возносить по обычаю его имя при Божественном тайнодействии, то Собор определил, чтобы таковой был извержен, впрочем, лишь в том случае, если, отступив от собственного митрополита, начал раскол. Должно каждому знать свою меру, и ни пресвитер не должен пренебрегать своим епископом, ни епископ – своим митрополитом.
(Апост. 31; IV Всел. 18; VI Всел. 31, 34; Двукрат. 12, 13, 15; Антиох. 5; Гангр. 6; Карфаг. 10, 11, 62.)
Подобно предыдущему правилу, и настоящее извергает тех епископов, которые отделятся от общения со своим митрополитом и не будут поминать по обычаю его имя: не должно ни пресвитеру пренебрегать своим епископом, ни епископу – своим митрополитом.
Прочти также Апост. 31.
То, что определено о пресвитерах, епископах и митрополитах, тем более приличествует патриархам. Поэтому святой Собор определил: если какой-либо пресвитер, епископ или митрополит дерзнет разорвать общение со своим патриархом и не будет возносить его имя при Божественном тайнодействии по определенному и установленному чину, но прежде соборного постановления и окончательного осуждения патриарха учинит раскол, то должно совершенно лишить его всякой степени священства, если только он будет обличен в этом беззаконии.
Впрочем, это утверждение и определение относится к тем, которые под предлогом каких-либо преступлений отступают от своих предстоятелей и учиняют расколы, разрушая единство Церкви. Ведь те, кто отделяется от общения со своим предстоятелем из-за какой-нибудь ереси, осужденной святыми Соборами или отцами (если тот всенародно проповедует ересь и открыто учит ей в церквах), не только не подлежат назначенной правилами епитимий за то, что прежде соборного постановления оградили себя от общения с названным епископом, но и достойны чести, подобающей православным. И действительно, они осудили не епископов, но лжеепископов и лжеучителей и не рассекли единство Церкви расколом, но постарались избавить Церковь от расколов и разделений.
(Апост. 31; IV Всел. 18; VI Всел. 31, 34; Двукрат. 12–14; Антиох. 5; Гангр. 6; Карфаг. 10, 11, 62.)
Определения предыдущих правил о епископах и митрополитах настоящее правило в еще большей степени относит к патриархам. Оно говорит, что тот пресвитер, епископ или митрополит, который разорвет общение со своим патриархом и не будет по обычаю поминать его имя (собственно, здесь речь только о митрополите, потому что пресвитер поминает своего епископа, а епископ – митрополита), прежде чем предъявит свои обвинения против него на Соборе и патриарх будет соборно осужден, должен быть совершенно извержен: епископ и митрополит лишаются права совершать архиерейское служение, а пресвитер – любое священнодействие.
Однако так должно быть в том случае, если пресвитеры отделяются от своих епископов, епископы от митрополитов, а митрополиты от патриархов из-за таких преступлений, как блуд, святотатство и подобное [[22]]. Если же названные предстоятели – еретики и всенародно проповедуют ересь [[23]], из-за чего их подчиненные и отделяются от них прежде соборного осуждения, то отделяющиеся не только не подлежат суду, но и достойны чести, подобающей им как православным, поскольку их отделение не произвело раскола в Церкви, но скорее освободило ее от раскола и ереси лжеепископов.
Смотри также Апост. 31.
Из-за случающихся в Церкви распрей и смятений необходимо определить и следующее: отнюдь не поставлять епископа для той Церкви, предстоятель которой жив и остается в своем сане, если только он добровольно не отречется от епископства. И в самом деле, прежде следует довести до конца каноническое исследование вины того, кого предполагают лишить епископства, и уже после его низложения вместо него возводить на епископство другого. Если же какой-либо епископ, оставаясь в своем сане, не желает ни отречься от епископства, ни быть пастырем своего народа, но, оставив свою епископскую область, более шести месяцев живет в другом месте, хотя его не удерживает ни императорский приказ, ни служение, порученное ему патриархом, ни тяжкая болезнь, приковавшая его к постели, то такой, удалившийся из своей епископии и больше шести месяцев живущий в ином месте, тогда как ему не препятствует ни одна из указанных причин, да будет полностью лишен епископской чести и достоинства. Ибо святой Собор определил, чтобы тот, кто нерадит о вверенной ему пастве и задерживается в другом месте более шести месяцев, был совершенно лишен архиерейства, в которое он возведен ради пастырства, а на его епископское место был избран вместо него другой.
(Апост. 58; VI Всел. 19, 80; Сардик. 11; Карфаг. 79, 82, 86, 131–133; Петра Александр. 10; Григория Нис. 6; Кирилла Александр. 1.)
Это правило запрещает поставлять епископа в ту епископскую область, предстоятель которой жив и остается в архиерейском сане, потому что это вызывает соблазны и смятение в Церкви. Исключение составляет только тот случай, если епископ добровольно отрекся от своей епископской области (чему причина в каком-то тайном препятствии, о котором см. в послании III Собора) [[24]]. Если же епископ за какие-то преступления заслуживает изгнания из своей епископской области, то сначала следует соборно рассмотреть эти преступления и низложить его, а потом уже поставить другого епископа на его место.
Если же епископ не желает ни сложить с себя сан, ни быть пастырем своему народу, но живет вне своей епископской области дольше шести месяцев [[25]], хотя ему не препятствует вернуться ни императорский приказ, ни послушание, порученное ему патриархом [[26]], ни серьезная болезнь, делающая его неподвижным, то такой, когда его призывают, а он не возвращается, но нерадит о вверенном ему стаде, да будет совершенно извержен из архиерейского сана, а вместо него следует рукоположить другого епископа.
Отметь, что слова в начале настоящего правила «если только епископ добровольно не отречется от епископства» потом как бы исправлены словами о том, что епископа должно лишать его области за преступления, а не тогда, когда он просто по нерадению или бездействию подаст добровольное отречение (только тайное препятствие, как мы сказали, может служить достаточным основанием для добровольного отречения).
Согласно с настоящим правилом и правило Карфаг. 96 определяет, что епископа не должно лишать его епископской области прежде окончательного решения его дела. А правило Сардик. 4 не дозволяет поставлять епископа на епископскую кафедру вместо изверженного епископа прежде решения на этот счет римского предстоятеля, чтобы в одном городе не было двух епископов, что противозаконно и запрещено правилами I Всел. 8 и IV Всел. 12.
Смотри также Апост. 58 и VI Всел. 80.
Заботясь о соблюдении во всем церковного благочиния, мы признали необходимым определить и то, чтобы впредь никого из мирян или монахов не возводили сразу же на высоту епископства, но прежде испытывали на церковных степенях, после чего рукополагали во епископа. Ибо хотя и доныне некоторые миряне или монахи по необходимости удостаивались сразу же епископской чести, превосходили других добродетелью и возвышали свои Церкви, но мы, не считая редкий случай законом для Церкви, определяем, чтобы впредь этого не было. Рукополагаемый да пройдет по порядку все степени священства, в каждом чине оставаясь положенное время.
(Апост. 80; I Всел. 2; Лаодик. 3; Сардик. 10; Неокесар. 12; Кирилла Александр. 4.)
Настоящее правило запрещает возводить на высоту архиерейства, т. е. рукополагать в архиерея мирянина или монаха сразу после избрания, но требует, во-первых, рукополагать его по порядку на каждую степень священства, т. е. в чтеца, иподиакона, диакона и пресвитера, а во-вторых, на каждой из степеней оставлять его на достаточное время [[27]], после чего, если будет достоин, рукополагать и в епископа. И хотя до сего времени при вынужденных обстоятельствах некоторые из мирян или монахов сразу стали епископами (т. е. не проведя по обычаю определенного времени на каждой степени священства) и оказались достойными, просияв добродетелями и прославив свои области [[28]], однако же частные и редкие случаи, вызванные обстоятельствами, не становятся всеобщим законом для Церкви (об этом говорит Григорий Богослов, об этом сказано и во 2-м деянии Собора в Святой Софии: «Хорошее, но редко случающееся не может быть законом для многих»). И потому отныне и впредь такого быть не должно.
Прочти также Апост. 80.