— Есаул, позвольте представиться, меня зовут Илья Ильич Прямухин, — я протянул Струканову-Доеву руку. — Маг мезени, помещик, владелец гостиницы «Tildikov Inn». Позвольте узнать, что вас так заинтересовало?
Есаул пожал мне руку той самой дряблой хваткой, о которой сказано и так уже слишком много всего. Но я всё равно добавлю — мне показалось, что я не руку пожал, а вытащил из-под кровати старый лизун.
— Мы проводим выборочный досмотр автотранспорта, — голос у есаула был такой же, как и рукопожатие. — Откройте, пожалуйста, машину, или мы будем вынуждены применить силу.
За спиной у Струканова-Доева выросли три крепких казака. Ещё один, — в экзоскелете, — бочком пробирался среди машин, стараясь не оторвать кому-нибудь зеркальце. За меня в свою очередь встал майор Оров. Вышегор играл желваками, утирал со лба пот, курил уже третью сигарету подряд и в целом выглядел как человек, который не прочь сорвать на ком-нибудь свою злость.
Не… Если придётся пиздиться, то шансы казаков на нуле. Другой вопрос, что пиздиться нельзя.
— А как так вышло, есаул, что мы попали в вашу выборку? — спросил я. — Мы что-то сделали?
— Ваша машина показалась мне подозрительной, — какой же он, сука, нудный! — И я хотел бы её проверить.
— А вы хорошо расслышали, что я помещик? Этот грузовик и всё его содержимое принадлежит моему торговому клану. Как давно казачество лезет в бизнес семей аристократов?
— На время Чрезвычайной Ситуации, которая объявлена в городе Его Светлостью герцогом Крафтовским, казачество уполномочено делать всё, что считает необходимым для поддержания в городе порядка…
Лучший рецепт от бессонницы — тёплая ванна, пустырник и бубнёж Струканова-Доева. Душа компании, блядь. Надеюсь, ему никогда не доверят вести переговоры с самоубийцами.
— Я нарушаю порядок? — спросил я, весь из себя уязвленная невинность.
— Вы нарушаете порядок своим неподчинением. Пожалуйста, откройте машину.
Заладил, сука.
Так, Илюша, ты же сангвиник. В стрессовых ситуациях ты говоришь: «Пу-пу-пу», — и сохраняешь какое-никакое спокойствие, чтобы здраво рассуждать. Так что давай, думай. Какие опции тебе доступны?
Бахнуть иллюзию на всех клюкволюдов разом я точно не смогу. Я, конечно, прокачиваюсь, — и отнюдь не потихоньку, — но вот буквально этим утром я еле-еле удерживал морок на двух зомби и лице сестры.
Можно, конечно, создать иллюзию какого-нибудь товара. Чисто вот загородить клюкволюдов стеной чего-нибудь такого, что есаул побрезгует трогать. Чего-нибудь такого, что даже проверять тошно. Чего-то мерзкого, противного, отвратного всему миру.
Ахах!
Знаю! Штабелями Струкановых-Доевых! Голых и ласкающих друг друга! Вот он, конечно, охуеет от такого зрелища.
Так, ладно.
Иллюзиями делу не поможешь. Можно, конечно, начать разыгрывать карту с нелегальными мигрантами, морально подготовить есаула к шоку, затем открыть машину и надеяться, что клюкволюды надёжно заткнут Неврозову рот, но…
Но нихуя. Нельзя прогибаться под таких вот ребят. И особенно нельзя прогибаться под них в тот час, когда им навалили лишней власти.
— Пу-пу-пу…
— Что, простите?
— Да думаю я, погоди.
— Откройте машину немедленно!
Ого! А он орёт! А он, оказывается, умеет эмоционировать. Ну ладно, блядь…
— Позови барона Мутантина, — сказал я.
— Что⁉
— Что слышал, есаул. Выполняй.
— Не понимаю, при чём здесь барон Мутантин!
— При том, что ты, шавка продажная, сидишь у него на зарплатке, а барон мой должник. Так что давай-ка, метнись и…
ДЫХ! — раздался грохот позади. Я обернулся и увидел, как на цельнометаллических городских воротах Торжка образовалась вмятина размером со шкаф-купе. — ДЫХ! — а вот ещё одна.
Волна дошла до города. Всем срочно трепетать!
Люди в пробке заорали на сотню голосов. Народ побросал машины и со всех ног бросился бежать подальше от ворот; вглубь города. Некоторые отморозки выехали прямо на тротуар; кто-то застыл от шока, сжимая руль и глядя вникуда.
За какую-то долю секунды началась паника. Жаль, что не все люди умеют делать «пу-пу-пу»; тогда бы мир стал чуть более спокойным и понятным местом.
Есаул тут же схватился за рацию и сообщил кому-то, что в таком-то секторе такие-то неприятности, и всем магам дымковской школы срочно надлежит прибыть на место.
— Ой прямо всем, — сказал Вышегор, выстрелил бычок на обочину, выдохнул облачко табачного дыма, развернулся и зашагал к воротам.
— Ты хоть знаешь, как оно работает, есаул⁉ — крикнул он, не оборачиваясь; прям круто так, прям круто-круто, как герой боевика.
Майор Оров вошёл в толстенную арку городской стены и подошёл к воротам. ДЫХ! — очередная вмятина образовалась рядом с ним.
— Да подожди ты, — сказал он настырным химерам, а потом посмотрел куда-то в сторону. — Так, — сказал он со знанием дела. — Так-так-так…
Вышегор напрягся всем телом, натужился изо всех сил, — квадратную челюсть аж начало подтряхивать мелкой дрожью, — и начал двигать землю.
Не уверен в правильности подобранной терминологии, но насколько я понял происходящее, было так: Вышегор убрал подпорку, которая удерживала от падения толстенную и тяжеленную аварийную заслонку. И как только этой подпорки не стало, многотонная каменная хреновина начала заваливаться набок.
ДЫ-ДЫ-ДЫХ! — заслонка упала прямо за спиной майора Орова. И вновь он даже не обернулся, а только лишь потянулся за новой сигаретой.
— Это глава одного из моих кланов, — как бы невзначай сказал я Струканову-Доеву.
— Слышь? — уточнил я и повернул голову, но есаула уже не было рядом. — Эй! Эй, блядь! Куда⁉
Но было поздно.
Казаки уже открыли рольставни.
Без малого сотня зеленокожих дриад вперемежку с магами, которые уже перекинулись в человеческий облик, щурились от резкого солнечного света.
Струканов-Доев смотрел на клюкволюдов. Клюкволюды смотрели на Струканова-Доева.
— Передайте герцогу, что у нас ЧП, — произнёс есаул в рацию…
Приёмная целого герцога. Не усталая от жизни администрация, а стеклянная семиэтажка в самом центре города.
Как её правильно назвать? Особняк? Имение? Поместье? Да хер его знает, не суть.
Здесь в отличии от покоев Мутантина не пахло ни рококом, ни барроко, ни даже эпохой возрождения. Здесь не было ни картин, ни барельефов, ни ковров с высоким ворсом. Здесь даже мебель была без завитушек и шёлковой обивки.
Никаких тёмных тонов.
Всё вокруг либо белое, либо прозрачное. Всё чистое вокруг, всё аккуратное. Из украшательств только зелень. Фикусы в квадратных кадках, лимонные деревья, мини-клумбочки с простым и незатейливым газоном.
— Входите, — меня наконец-то вызвали.
— Пойдём, — я похлопал по колену клюкволюда.
Мохобор посоветовал мне взять с собой именно его, дескать, парень-кремень и не подведёт. Огромный, плечистый, волосатый. Ну… не волосатый, конечно, — вместо волос у него была густая копна каких-то вьюнковых, которые ниспадали ниже плеч, — но волосато-выглядящий.
Рожа у клюкволюда была серьёзная. Такая… бычья.
А ещё он очень забавно передвигался — припадал низко к земле и ходил на полусогнутых, как краб. Ну или как… не знаю. Сумоист?
— Си синьор, — сказал клюкволюд.
— Молодец.
Задержка по всей видимости была вызвана тем, что люди не знали… а что именно я нарушил? И что мне полагается вменять?
Мы вошли в кабинет герцога Крафтовского. Тот оказался маленьким рыженьким мужчиной на пороге старости; именно такие вот ребята в детстве убивают лопатами своих дедов. Веснушки у герцога были везде. Веснушки на лице, веснушки на шее, веснушки на руках. Уверен, что когда герцог закрывает глаза, он видит веснушки на обратной стороне века.
И писька у него поди… конопатая!
Карл Сергеевич — так его звали.
Когда я вошёл, Карл Сергеевич Крафтовский сидел в пол-оборота, смотрел через стеклянную стену на город и грыз ноготь.
— …мы не знаем, что это такое, — докладывал ему Струканов-Доев. — Вот если бы мы знали, что это такое, но мы не знаем, что это такое. А он, — есаул ткнул в меня пальцем, — говорит, что это мексиканцы.
— Си сеньор, — поддакнул мой клюкволюд. — Гильермо-дель-торо.
— Угу, — отозвался Крафтовский.
О, да, я сразу же почувствовал этот запах. Запах горящей плоти. Под Карлом Сергеевичем прямо сейчас горело кресло, и мысли его были далеко-далеко. Фура, гружёная мексиканцами сейчас была наименьшей из его проблем.
Волна.
Крафтовского интересовала лишь волна.
— Карл Сергеевич, добрый день.
— Ммм? — он повернулся, увидел меня, увидел клюкволюда и не сразу понял, кто мы такие и что мы здесь делаем.
— Помещик Прямухин, — напомнил ему я.
— Ах да, помещик. А это кто?
— Это работник моих авокадовых плантаций, — ответил я. — Сеньор Роберто Трухильо.
— Гильермо-дель-торо, — отозвался Трухильо.
— Ну что ж, помещик, присаживайтесь.
Я с радостью пристроил спящих бомбожопиц на уютный стул с кожаной обивкой и с удовлетворением отметил, что Струканов-Доев стоял; ему присесть не предложили.
— Расскажите в двух словах, — попросил меня Крафтовский.
— Рассказываю в двух словах, — начал я. — Моё поместье расположено примерно в получасе езды от Торжка, а потому я вроде как являюсь подданым Вашей Светлости и живу на земле, за которую Ваша Светлость отвечает.
— Угу.
— И так уж вышло, что у меня есть знакомый в Хабаровске, который не далее, как полгода назад арестовал у наших берегов судно с почти что сотней бедных и несчастных мескиканцев, которые бежали из погрязшей в преступности Латинской Америки в нашу справедливую, могучую и славную Российскую Империю. Так ведь, Трухильо?
— Си, сеньор. Бежали.
Тут я уебал клюкволюда по коленке, чтобы не забывался.
— Гильермо-дель-торо, — поправился Трухильо.
— Угу, — Крафтовский тем временем снова отвернулся к окну и почти не реагировал на внешние раздражители.
— Карл Сергеевич?
— Да-да, продолжайте.
— Так вот когда я узнал об этих бедных мексиканцах, в первую очередь я подумал, а что эти люди могут сделать для моего отечества? Чем мексиканцы могут быть полезны Кувшиновскому району Тверской области?
— Угу.
— И тогда я подумал так: Илья Ильич, ведь у тебя столько необработанной земли в собственности. Почему бы не разбить на ней авокадовые грядки? Тем более что для мексиканцев авокадо, как для русского человека яблочко, они про авокадо знают всё. И тем более, что эти мексиканцы владеют природной, — сугубо мексиканской! — магией. Да, Трухильо?
— Си, сеньор.
— Как вы называете эту вашу магию?
— Гильермо-дель-торо!
— Вот, — кивнул я.
Карл Сергеевич молчал. Тут я увидел вдали, за стеной, уже знакомую мне рожу Жираньи. Тварюга топталась у городских стен.
— РР-Р-РА-А-А-А!!! — стеклопакеты в кабинете были дай бог каждому, но даже сквозь них мы услышали рёв химеры.
— Карл Сергеевич?
— Да? — он повернулся ко мне. — Кхм-кхм. Да, Прямухин, мне всё ясно. Стало быть, поднимаете целину?
— Так точно, Ваша Светлость.
— Это прекрасно. Тогда идите и поднимайте, — Крафтовский снова отвернулся.
— Но Ваша Светлость! — завопил Струканов-Доев. — Мы ведь не можем проверить ни единого из его слов! Нужно ведь послать запрос в Хабаровск! Нужно ведь во всём разобраться!
Сука. Только от одного Чаги избавился, как тут же появился второй. Тебя я, пожалуй, как раз в Хабаровск и отправлю.
— Р-Р-Р-РА-А-А-ААА!!! — на сей раз окна задрожали.
— Есаул, — я прямо вот почувствовал, как Его Светлость удерживает себя от щедрого добренького мата. — Займитесь делом. Мне сейчас не до вас…
Машины пришлось бросить у ворот. Надеюсь, с рефрижератором ничего плохого не случится; мне его ещё Лёхе Мясорубову возвращать.
Кстати… Лёха ведь в городе.
Надо бы встретиться, раз Торжок всё равно законсервирован. Волна уже третий час осаждает стены и неизвестно, сколько ещё всё это может продлиться. Надеюсь, что не дольше суток.
Пёстрой толпой мои люди прошли по улицам города и подошли к отелю. К моему отелю. На входе в лобби нас встретила ненавязчивая музыка. Что-то джазовое такое, что-то лёгкое. Духовые, ударные и редкие переборы акустической гитары. Мелодия спокойная, гипнотизирующая.
Что это такое, блядь?
Спустя несколько секунд вступил женский вокал, — с хрипотцой, в закос под негритянку:
— Метеорит, — пропела девушка из колонок. — Над зоною лети-ии-и-ит. И видит ночь его полёт прощальный. Метеорит, как жизнь моя сгорит…
Современный джаз. Кавер на какой-то воровской шансон. Бомбожопицы заёрзали под штанами; не нравится им. Ну ничего, потерпят.
— Добрый день, — ко мне подбежала девушка-хостес с круглыми как блюдца глазами. — Прошу прощения, а вы бронировали номера заранее?
— Нет.
— А сколько вас? — тут хостес поняла масштабы бедствия. — А вы что, все желаете заселиться⁉ А кто это с вами⁉
— Это мексиканцы, — ответил я.
— Гильермо-дель-то…
— Да хватит уже! — я рявкнул на Трухильо. — Я вам ещё пиньяту и кепасу называл!
— Си сеньор. Кепаса.
— Боюсь, я не смогу вас разместить и…
— Девушка, — я добродушно улыбнулся. — Позовите Алексея Игнатьевича или Егора Алексеевича. Я думаю, они смогут нас разместить…
Я лежал на свежих хрустящих простынях в просторном люксовом номере и думал.
Из ванной комнаты доносилось журчание душа, частые всплески и звонкий девичий смех. Брусника впервые за свою жизнь попала в настоящий человеческий санузел, да притом сразу же в такой — с джакузи и душевой кабинкой с функцией массажа.
— Ах-ха-ха-ха! — смеялась дриадка. — Пузырики!
Да о чём говорить, если ей в новинку была даже горячая вода?
— Ах-ха-ха!
Похоже девка крепко подсядет на это дело.
Но сейчас не об этом. Сейчас о моих думах.
Я лежал и размышлял о своей новой жизни. Чего я хочу от неё? Денег? Да. Власти? Несомненно. Высокий чин? Ммм… а вот тут нет. Вот тут идите нахуй. Побывав в приёмной Крафтовского и посмотрев на то, как конопатый карлик грызёт себе ногти в страхе получить по шапке от Императора, я понял, что вот так я не хочу.
Я хочу денег, власти и спокойствия. Я хочу не трястись над деньгами. Я хочу не бояться, что мне прилетит нож в спину из-за абстрактных словечек типа «Барон», «Граф» или «Герцог». И уж тем более мне представляется дикой мысль о том, что какой-то хрен на троне может отобрать у меня всё и сослать в Сибирь.
Итак. Желания понятны.
Теперь о том, что есть.
Вся власть и все деньги в этом мире сосредоточены в руках аристократов. Проблема? Проблема. И ебать какая проблема, если разобраться. Помимо доводов, что я уже привёл, путь наверх по ступенькам иерархии залит кровью. И он, опять-таки, ведёт меня к тому, чего я не хочу. А не хочу я стать импотентом-невротиком, чахнущим над златом и не доверяющим никому.
Но выход должен быть. Должен же быть какой-то путь. МОЙ ПУТЬ. Изящный, элегантный, хитровыебанный.
Пу-пу-пу…
Я лежал, смотрел в потолок и думал. Лежал и думал.
Лежал.
И думал.
От мерного плеска Брусники в ванной я начал проваливаться в сон. Я лишь чутка сомкнул глаза, как белое с синим вновь закружилось перед моим взором и в этот самый момент…
— Эрцгерцог! — вскрикнул я, распахнул глаза и кинулся к телефону.
Нагуглил табель о рангах и принялся читать. Итак. Эрцгерцог — лицо, приближённое к Императору и назначается лично Императором. Эрцгерцогом может быть назначен любой одарённый вне зависимости от его прежнего аристократического статуса. Титул эрцгерцога не надлежит наследованию. К эрцгерцогу не применимо Право Вызова. Эрцгерцог платит десятипроцентный налог со всей своей коммерческой деятельности. Эрцгерцог не обязан защищать и не отвечает ни за один регион Российской Империи кроме своей частной собственности.
— Да это ж про меня! — заорал я во всю глотку.
Резонно спросить, а причём тут белое и синее? Да вот при том! Я найду этого мытищинского бомжа! Я его, блядь, отмою! Я в лепёшку расшибусь, но усажу его на трон! И если после всего того, что между нами было, эта падла сама не додумается пожаловать мне чин эрцгерцога, так я ему намекну! Так намекну, что под ним трон зашатается!
Ну всё, блядь! Решено! Спасибо Боги! Простите, что считал вас душным мудачьём! Всё нормально, не ссыте, сделаем вам нового Императора!
С момента попадания и до сих пор меня несло от одного попадалова к другому попадалову, как какашку по весёлому ручейку. Тут стукнулся, тут прилип, тут поплыл дальше.
Отныне всё будет иначе.
Желания выявлены, вводные данные понятны, цель обозначена. Эрцгерцог Прямухин. Ну не пиздато ли звучит?
От всех этих размышлений и душевных переживаний у меня аж привстал. Я отложил телефон, встал с постели и отправился натирать мыльной губкой Брусникины сисячки…
ЭТО ЖЕ САМОЕ ВРЕМЯ. ТОРЖОК. СЕВЕРНАЯ ДОЗОРНАЯ ВЫШКА.
В дозоре стояло трое. Казацкий сотник в экзоскелете, Коля, — начальник службы безопасности барона Мутантина, — и приближённый маг семьи Крафтовского.
Мужчины были расслаблены.
Химеры отошли от города на сто, а то и двести метров. Да, они по-прежнему бесновались от бессильной злобы, но за защитную стену города попасть не могли. Сейчас опасность представляла лишь Жиранья — шея твари поднималась высоко над стеной и чисто технически химера могла куснуть зазевавшихся дозорных.
— Завтра ЧС снимут, — озвучил вслух свою мысль казак.
— Угу, — поддакнул маг семь Крафтовских.
— Скорее бы, — сказал Коля. — Сигареты у кого-нибудь есть?
— Держи.
Дозорные закурили. Солнце уже начало потихоньку клониться к закату. Этот долгий и очень суетной день подходил к концу.
— Пацаны, а знаете как в Татарстане называют пельмени?
— А чо, они не называют их «пельмени»?
— Не, у них там своя система. Они вообще не знают, что такое, блядь, пельмени.
— И как они их называют?
— Они называют их «манты»…
И в этот самый момент земля дрогнула. За спиной у дозорных раздался треск ломающегося асфальта. Все трое кинулись смотреть, что происходит и ужаснулись ужасным ужасом.
Где-то там, внизу, со стороны города, из-под земли вырывались гигантские уродливые твари с телом крота и головой утки. В полнейшую чепуху и каменное крошево, эти твари перепахивали основание стены.
Бы-бых! — не успели дозорные отойти от первой волны шока, как на них тут же накатила вторая. С другой стороны в стену со всей дури влетела тварь на базе носорога, по размерам не уступающая региональной сталинке. Химера тут же отбежала обратно на разгон и: Бы-бых! — ударила снова.
— Бежим! — крикнул Коля.
— Бежим! — крикнул маг Крафтовского.
А сотник ничего не крикнул, врубил реактивный ранец и молча улетел.
Всего лишь через несколько минут защитная стена Торжка обрушилась. Волна химер ворвалась в город…