Телефон звонил до неприличия настойчиво. Теплой сонной рукой Кирилл нащупал трубку.
«Какого черта так рано!» — промелькнула зевающая мысль. Голос в трубке был взволнован и задыхался от возмущения и безысходности.
— Кирилл! Что же это такое! — сразу начал он, даже не извинившись за столь ранее вторжение. — Это, уже ни в какие рамки!..
— Да что случилось?! Голос замолчал на некоторое время, видно, собираясь с силами, чтобы подавить раздражение.
— Извини и доброе утро.
— Доброе! — глухо отозвался Кирилл.
— Ты меня узнал? Это я, Вадим!
— А!..
— Представляешь, она приехала и… и устроила черт знает что!.. Психопатка!..
— Подожди, я ничего не понимаю!
— Слушай, ты можешь сейчас приехать ко мне в офис?! Немедленно!
Кирилл тоскливо взглянул на часы: десять утра.
— Ладно!.. А что все-таки случилось?
— Приедешь — расскажу! Давай, побыстрее!
Кирилл нехотя поднялся и пошел в душ.
Вчера он допоздна работал в одной фирме, а потом встретился с Лали, и она его замучила своими нетактичными намеками на брак. Нет, конечно, она ему нравится, но нельзя, же быть такой настойчивой!
«Девчонки в этом возрасте опасны, — невольно предался размышлениям Мелентьев. — Только и думают, как бы замуж выйти, и для достижения этой цели не брезгуют ничем… Затащила меня к себе… Сверкала телом, дразнила черными глазами, отлюбила с грузинским темпераментом… Все отлично, согласен!.. С удовольствием повторю!.. Но все эти намеки грубые, переходящие в требование… это уже слишком… Надоело! Неужели нельзя просто так радоваться любви? Ведь неоспоримо прав был старик Бальзак: "Любовь в браке — это химера". И что странно: все это знают и тем не менее лезут в разукрашенную цветами и лентами петлю, которая очень скоро грубой серой веревкой затянется на шее». После бурной грузинской любви они поехали в ночной клуб, и домой Кирилл смог добраться только к четырем часам утра.
Он вышел из душа освеженный, но еще окончательно не проснувшийся.
«Кофе! Поскорее!»
Кофеварка пыхтела, возмущаясь, что ее обеспокоили, но кофе выдала отличный.
Светло-серый костюм, синий, под цвет глаз, галстук.
«Что делать? Неотразим!» — усмехнулся своему отражению Кирилл.
На этот раз у лифта вместо серьезно-привлекательной секретарши его встретил сам Вадим — взволнованный, раздраженный, злой. Схватив Кирилла за руку, он торопливо потянул его в свой кабинет.
— Ты представляешь, что выкинула эта молодая вдова?!
Кирилл в недоумении покачал головой.
— Притащилась в офис и уселась в кабинете Виктора! полушепотом вскричал он.
— Ну и что? Может, она хочет просмотреть его бумаги, записи… Что здесь такого?.. Это ее право!
— Да, право! Но она тщится руководить!!! Еще не хватало, чтобы я работал под начальством бабы!
— Да, неприятно, — искренне сочувствуя, протянул Кирилл. — Я хоть и не мачо и уважаю женское равноправие, но зависеть от капризов их настроения я бы, ни за что не хотел!
— Вот ты меня понимаешь! Это же черт знает что такое, ни в какие ворота не лезет! Ей, видите ли, психолог какой-то порекомендовал потопить свое горе в активном образе жизни.
«Если вы не займетесь чем-нибудь серьезным, вам грозит нервное истощение, депрессия…» или еще какая-то дрянь. Эта дура сюда и притащилась. Сидит, видите ли, работает — в суть дела вникает. Это она от ненависти ко мне удумала. Мстит, стерва! — словно тигр в клетке, бегая из угла в угол, рычал Вадим.
— Сука! Сука!.. Что теперь делать? Я ведь эту фирму создавал, что я без нее?.. Все бросить и начинать сначала из-за каприза сумасшедшей бабы?.. Кирилл! — его встревоженный взгляд устремился на Мелентьева. — Найди мне этого чертового убийцу! Найди! Если надо, выдумай! Сколько тебе обещал заплатить Антон?.. Я добавлю вдвое, втрое… Только найди! Иначе я эту дуру не смогу отсюда выставить, и все пойдет прахом!.. Господи!!! — он сел на стул и обхватил голову руками. — Ну, хоть что-нибудь, какой-нибудь намек на убийство ты нашел?.. Неужели это и вправду всего лишь несчастный случай?.. Полтора месяца прошло со дня гибели Виктора — и ничего!.. Ничего?! — его молящий взор впился в
Кирилла.
— Как ты знаешь, вещественных улик, к сожалению, в этом деле нет. А поиск психологических… Это, чтобы тебе понятнее было, равносильно поиску тропинки в джунглях. Мне нужно еще время.
— Время! Да за это время она всю фирму развалит. У, стерва! Умоляю! — тряся Кирилла за плечо, вопил Вадим. Я должен ей его предъявить! Иначе я не выдержу! Это невыносимо: слушать ее умничанья, ходить под ее ненавидящими взглядами… И главное: ну не виновен я в его смерти!.. Кому это было нужно?! Господи, кому? Узнать бы! Десять лет жизни отдал бы, чтобы узнать!
Неприятное чувство внутренней паники охватило Кирилла, как никогда он ощутил свою беспомощность в этом деле.
«Да, конечно, — поспешил успокоить он себя, — поиск психологических улик — это кропотливая, длительная работа, которая может затянуться и не на один год… Но как сказать об этом Вадиму, а главное, Антону?.. Если его «Каскад» лопнет, уже никого не будут волновать причины гибели Усова».
— Вадим! — твердым голосом произнес Кирилл. — Давай без паники. Мне еще надо разобраться с пассажирами, летавшими туда и обратно в интересующий нас промежуток времени, а потом я поеду в Барнаул. Если после всего этого не найду ничего, значит — несчастный случай.
— Тогда несчастный случай будет и со мной, — грустно усмехнулся тот.
Кирилл поднялся.
— Я зайду к вдове!
— Передавай привет, — проскрежетал Вадим. — Кабинет напротив.
Мелентьев вышел в приемную и улыбнулся привлекательной секретарше.
— Госпожа Усова может меня принять?
Секретарша легко поднялась и скрылась за массивной дверью. Через минуту ее хрупкая фигура появилась вновь.
— Пожалуйста, проходите!
Кабинет Виктора был значительно больше кабинета Вадима. Золотоволосая вдова довольно странно смотрелась за большим мужским рабочим столом.
— Садитесь, пожалуйста! — указала она Кириллу на пышное кожаное кресло и сама, поднявшись из-за стола, села напротив. — Вы хотели меня видеть… Что-то узнали? — немного усталым голосом спросила она.
— Нет, пока, к сожалению, ничего конкретного. Просто мне хотелось засвидетельствовать вам свое почтение и узнать, как вы себя чувствуете.
Вдова и в самом деле выглядела нехорошо. Бледное, осунувшееся лицо, черные круги вокруг воспаленно-красных глаз, скорбно сжатые губы. Единственное, что украшало ее, так это пышные светло-золотистые волосы.
— Очень важно, что вы нашли в себе силы отвлечься от скорби, — немного помолчав, сказал Кирилл.
Она согласно кивнула.
— Да! Это мне мой психолог посоветовал. Я просто начала терять рассудок, — Елена прерывисто вздохнула. — Он говорит, Виктор был бы доволен, что в его кресле будет сидеть не чужой человек. Правда, я не уверена, что справлюсь, — она слабо, как бы извиняясь, улыбнулась, — но я должна попробовать… Даже, несмотря на то, что каждый день буду видеть Вадима, — забывшись на минуту, добавила она. — Простите… О чем я говорила?
— Что должны будете видеть Вадима.
— Да… не скрою, мне это неприятно.
— А не кажется ли вам, что ваше предубеждение ни на чем, кроме эмоций, не основано?
— Нет, не, кажется! — энергично возразила она и, помолчав, добавила: — Впрочем, может, вы и правы. Но если бы вы видели, с каким напором он втягивал Виктора в эту авантюру… вряд ли бы вы так говорили.
Елена сжала руками виски и прошептала:
— Какой ужас!..
— Время, нужно время… — задумавшись, пробормотал Кирилл.
— Да! Я понимаю, но если бы вы знали, как тяжело! — раскачиваясь из стороны в сторону, простонала она.
— Однако теперь у вас есть дело! Ради памяти вашего мужа!
— Вы тоже думаете, что он был бы доволен?! — встрепенулась она, словно завядший цветок от порыва ветра.
— Не сомневаюсь!
На прощание Кирилл поцеловал ей руку.
«И эта пахнет под Софью! — невольно поразился он. — Да, видно, Софочка дает им жизни. Как бы они не устроили ей какой-нибудь несчастный случай, — озабоченно покачал головой молодой детектив. — А впрочем… им без нее будет скучно. Она для них точка отсчета».
Солнце светило в лобовое стекло прощальными лучами. Кирилл не выдержал: остановил машину, накинул плащ и два оставшихся квартала до офиса решил пройти пешком.
«Всё смыкается на Вадиме: его желание иметь равный процент акций, его подражание Вадиму и соперничество с ним, ненависть вдовы… Стоп! А что, если… вдова, будучи тайной любовницей Вадима, состоит с ним в заговоре? Если бы они сразу мирно поладили, по их мнению, это как раз и могло бы вызвать подозрение, а так — вражда, обвинения и расчет на время… Время все сгладит… все забудется… Только зачем Вадиму вдова? Скорей уж — Софья! К тому же он был абсолютно уверен, что Елена без разговоров уступит ему часть своих акций. Однако вышла осечка вот он и бесится!»
Солнце игриво заглянуло Кириллу в лицо. Ослепленный им, он зажмурился. А когда открыл глаза, вздрогнул от удивления — прямо перед ним было черное платье вдовы: оно было выставлено в витрине магазина, скорбно отделанной траурной лентой. Кирилл тут же припомнил похороны, пышные наряды дам… Задумавшись, он по инерции вошел в магазин. Две продавщицы со строгими взорами приветствовали его печальными голосами.
— Простите! — Кирилл представился, объяснил цель своего визита, и лица продавщиц мгновенно просветлели.
— Так вы не наш покупатель! Как хорошо!.. Не представляете, как это действует на нервы: кислые мины покупателей, наша искусственная скорбь…
Мелентьев одарил их жизнерадостной улыбкой.
— Я хотел бы узнать, кто и когда покупал у вас точно такое же платье? — и он указал на платье вдовы.
— О, это очень дорогое платье. Пожалуй, самое дорогое в нашем бутике. И я могу вам совершенно точно сказать, — старательно, как ученица, говорила молоденькая блондинка, — что точно такое же платье месяца полтора назад купила Усова жена того бизнесмена, что утонул в реке. У нас было всего два таких платья. Одно купила она, другое, как видите, выставлено на витрине.
— Госпожа Усова сама приходила к вам?
— О нет! Как мы поняли, какая-то ее родственница пришла и сразу же выбрала это платье. В принципе, это и неудивительно. Оно очень красивое, траурно-эффектное…
— А шляпку?
— И шляпку тоже сразу выбрала. На это платье многие обращают внимание, но, узнав цену, даже не меряя, отвергают. Была у нас летом одна покупательница… очень красивая и, видно, состоятельная женщина, — оживленно говорила молоденькая блондинка, не желая быстро отпускать Кирилла. — Она как надела его, так почти полчаса около зеркала крутилась и так, и этак… но все равно не купила. Вздохнула и не купила…
— А как она выглядела? — поинтересовался Кирилл, тоже не торопясь уходить из магазина — то ли из-за молоденько и непосредственной миленькой продавщицы, то ли неосознанно желая вырвать у траурного бутика какую-то тайну, притаившуюся среди черных крепов и вуалей.
— Я же сказала: красивая!.. — девушка на минуту задумалась. — Высокая, рыжеволосая, гордая… Мелентьев решил ей помочь.
— Может, кто-нибудь из них? — он вынул из папки фотографии своих козырных дам: Софьи Бахматской, Елены Усовой и Анны Савиной. Продавщица с любопытством взглянула на них. Фотографии Елены и Анны девушка отбросила сразу, а на Софье задержала свое внимание.
— Нет, к сожалению, это была не ваша знакомая, — развела она руками. — Постойте-ка! — вновь взяла она фото Софьи. Но чем-то очень похожа на неё.
Вторая продавщица тоже посмотрела на фотографии и тоже задержала свое внимание на Софье. — Если и была, то она! Хотя с полной уверенностью не могу сказать.
— Спасибо! — улыбнулся Кирилл. — Желаю процветания вашему магазину, но только без помощи с моей стороны.
Продавщицы залились смехом.
«Интересно, если все-таки это была Софья, с какой целью она примеряла платье?.. Причуды художника?.. Впрочем, может, это была и не она… И все-таки мне что-то в этом бутике не нравится. Такое ощущение, что кто-то заранее готовил скорбный наряд для Елены Усовой… Тем более эта ее некая родственница, несомненно, вызывает подозрение. Какая женщина, даже покупая платье по просьбе другой, купит его с первого взгляда, не поинтересовавшись остальными… устоит, чтобы не примерить шляпку… Что ж, известная формула преступления «Cherchez la femme»,[3] по-видимому, действует без осечки. В каждом преступлении замешана женщина, пусть косвенно, но иногда именно косвенное участие и является причиной преступления…»
Сотовый телефон прервал размышления Кирилла.
«Невероятно! Опять Инка! Я скоро сам стану преступником и перебью всех этих потенциальных невест. Нет, надо переключаться на женщин, которым уже осточертело замужество и которые в полной мере оценили непревзойденный вкус любви, ни к чему, кроме самой любви, не обязывающей».
— Инна! — бодро произнес он. — Рад, конечно. — «Это я вполне искренне, — в то же время думал он. — Тонкая талия в сочетании с пышными бедрами меня очень волнует… Упругая, пахнущая персиком грудь, полные, но стройные ножки…»
— У тебя все в порядке? — продолжала допытываться обладательница стольких достоинств.
— Да! Впрочем, как обычно!
Ее голос стал суше, появились нотки скрытого раздражения.
— Что ж, я рада… И больше ты мне ничего не хочешь сказать?
«Я бы сказал, что с огромным удовольствием отлюбил бы тебя на твоей миленькой кроватке, но ведь ты опять начнешь надувать губы и скорбно намекать на невозможность дальнейших отношений, не скрепленных узами брака. Да пойми, милая девушка, я жить хочу, а не тянуть бечеву. В двадцать шесть лет только ненормальный может стремиться проводить все ночи с одной и той же женщиной, вся плоть которой насквозь пропитана запахом однообразия. Тем более — в наше время, когда благодаря контрацептивам фраза "Теперь, как честный человек, вы должны на мне жениться" потеряла свою актуальность. К тому же вы, как оголтелые, боретесь за свое равноправие, а при равноправии никто никому ничего не должен!»
Без «голубой вуали» в словах Кирилл откровенно сказал:
— С удовольствием бы встретился с тобой, но только без намеков на оплату женитьбой…
— Фу! Ты становишься наглым!
«А требовать жениться на себе, это как — не наглость? Это хуже: это преступление против личности!»
— Зато откровенным! Мы бы отлично провели время!
— Тебя видели с Лали в клубе…
— Больше не увидят. Она начала петь твою песню.
— Ладно, давай встретимся… так…
— О'кей! «Так» — я с большим удовольствием.
«Ну, да, так ты вдруг и согласилась на просто так! Очередной хитрый ход с твоей стороны! Неистощимая женская изощренность в плетении сетей брака не знает покоя. Ну что ж, плети свою паутину, паучок с пышными бедрами, только я опять ускользну!»