Предчувствия знойного лета

16

Больше никто не вспоминал об эпизоде на пляже, ни Бобби, ни Уинни, ни Картер, ни, тем более, Макси.

Она занималась работой по дому и делала вид, что ничего особенного не произошло. Она избегала Картера, но внезапно обнаружила, что не хотела, чтобы и он избегал ее так же старательно. Но миновали три недели, и Макси вдруг пришла к мысли, что все случившееся было не более чем игрой.

«Это было не так уж и плохо», — решила она. Всю первую неделю Макси выполняла и дедушкину работу, потому что доктор запретил ему вообще что-либо делать. И все новости она получала от Лауры, которая постоянно крутилась возле труппы. При таком скоплении народа, заполнявшем Хантер-Ин каждый вечер, у Макси почти не было времени думать о Картере. Да и он постоянно был очень занят. Труппа репетировала сразу две пьесы одновременно и еще одну представляла на сцене. Гостиница Хантер-Ин все более становилась самым популярным местом в округе. Картер часто сидел допоздна, работая за своим импровизированным столом на веранде, а Макси, твердо решившая первой не начинать разговора, обычно размещалась в другом ее конце и читала.

Не то чтобы они совсем не разговаривали, иногда, правда, перебрасывались парой фраз. Однажды, когда Люсинда спросила, что явилось причиной их прохладных отношений, Макси ответила:

— Ну, почему же, иногда он спрашивает меня, что будет на обед. И, по меньшей мере, раз в день я говорю, что его просят к телефону. Изредка, когда я отправляюсь в город, он просит меня купить несколько бутылок вина.

— И что же, он никогда не вспоминает про эпизод на пляже? — спросила Люсинда, накручивая локоны на пальцы.

Макси сильно покраснела и, начав лущить фасолевые стручки с необычной быстротой, ответила:

— Что, и ты знаешь об этом случае?

— Макси, прошло уже три недели, конечно, и я узнала. Просто я думала, ты захочешь поговорить со мной.

— Почему это? — Макси старалась оставаться спокойной, но обнаружила, что стала путать шелуху с фасолью, и пришлось все перебирать. — Очевидно, это была просто, хм, ошибка. И моя, и его. Люсинда, а ты, правда, не влюблена в него?

Люсинда покачала головой.

— Нет, нет и нет. И сколько раз я должна тебе это повторять.

— А ты не думаешь, что он в тебя влюблен? — настаивала Макси.

— Не думаю, — твердо заявила Люсинда.

— Это не означает — нет?

— Именно — нет, — не раздумывая, ответила Люсинда. — Макси, я не знаю, чтоКартер думает о других, но он не тот человек, который станет афишировать свои чувства. Я думаю, что по натуре он — очень застенчивый человек.

Макси нервно рассмеялась:

— Застенчивый? Да он поцеловал меня в первый же день, как приехал сюда.

— Ого! Такого не бывает с застенчивыми. Ну, почему бы тебе не отчебучить что-нибудь неожиданное: подбежала бы ты к нему, обняла и сказала: «Картер, Картер, я люблю тебя». Он бы либо умер, не сходя с места, либо сразу же ответил.

— Да, или послал бы куда подальше. Макси проглотила фасолину. Теперь она наконец почувствовала облегчение. Оказывается, ей надо было просто выговориться.

— Спасибо, что решила поговорить со мной, Люсинда. Все прошедшие дни я ни с кем не общалась. Я должна была знать, ну, чтобы… Я не уверена, что я влюблена в него…

— А он в тебя, — закончила за нее Люсинда. Она положила локти на стол и кивнула в сторону овечьего загона. — Впрочем, как и в твоего деда. Как ты думаешь, что это они все время вместе?

Макси вздохнула. В последние дни Картер с дедом довольно часто вместе ходили на прогулки в свободное время. Очевидно, они подружились, а этого Макси совсем не хотелось.

— Может, это и к лучшему. По крайней мере, они не вцепятся теперь друг другу в горло.

— Пойду-ка я зубрить свои монологи. Картер собирается ставить одну из версий бродвейского спектакля. Хочешь, я попрошу и для тебя роль?

— Нет, Люсинда, спасибо. С меня достаточно моих коммерческих съемок.

Люсинда засмеялась.

— Идеалистка. Скоро увидимся.

Спустя два дня после этого разговора, когда Макси разбирала книги, к ней танцующей походкой подошла Лаура.

— Макси, Макси. — Она взяла Макси за локоть и пощебетала: — Догадываешься, в чем дело?

— Тебя пригласили на первую роль в новом тридцатимиллионном фильме Картера Ричардсона-старшего, — насмешливо заявила Макси.

— Почти угадала. — Даже насмешливый тон сестры не приглушил ее возбуждения, словно бы фонтанирующего наружу.

— Картер-младший просматривал меня и решил дать мне роль в одном из своих спектаклей. Я буду работать с Картером Ричардсоном! Я так взволнована! — почти кричала восторженная Лаура.

Ее восторг был виден и в ее широко открытых глазах, и довольной улыбке. Она беспрестанно пританцовывала и хватала сестру за руку. Однако Макси это совсем не радовало. Но, не желая огорчить сестру в столь радостный для нее день, она сказала:

— Вот здорово! Ты уже рассказала старикам об этом?

— Я только собираюсь. Как хорошо, что тебе удалось пригласить Картера к нам на целое лето. Я имею в виду, что теперь я смогу сделать карьеру, — бросила она через плечо, устремляясь на кухню.

Макси не вылетела из дома. Она даже не выбежала. Положив карандаш на стол, она бесцельной походкой неторопливо вышла через главный вход во двор и не спеша направилась к склону холма, туда, где находилась сцена, и Картер с Джимом пили кофе и о чем-то беседовали.

— Извините меня, — подчеркнуто вежливо сказала она.

— Дед, тебя срочно разыскивает Лаура.

Джим поднялся и ушел, и Макси не могла не заметить, каким подвижным и веселым он стал по сравнению с первыми неделями лета.

— Присаживайтесь, — предложил ей Картер.

Но Макси осталась стоять. Ее тело вздрагивало от злости и возмущения. Она уже три недели не была наедине с Картером и, вспомнив их последнюю встречу, залилась краской. И тут все ее чувства — злость, страх, тревога, желание — выплеснулись наружу: коленки у нее задрожали, но тело оставалось окаменевшим. Макси не знала, с чего начать разговор.

Картер сорвал травинку и стал ее покусывать.

— Что-нибудь не так? — спросил он.

Макси судорожно вздохнула и обеими руками откинула волосы со лба.

— Что пришлось сделать моей сестре, чтобы получить у вас роль?

— Хорошо, я объясню, — ответил Картер спокойным голосом, пожевывая травинку и как будто что-то припоминая. — Стоя на веранде, ей пришлось прочитать несколько строк мне и Уинни.

— И это все? — вкрадчиво спросила Макси.

— Все. Она, безусловно, талантлива. И к тому же стремится играть, очень стремится. А мне это нравится.

— Вы в этом уверены? — тихо произнесла Макси.

Лицо Картера стало сердитым, он поднялся и выплюнул травинку.

— Ну, давайте же, Макси, давайте. Вы же в свое время участвовали в таких просмотрах, да и не в одном, и вы прекрасно знаете, как это делается. Или нет? Правда, я не знаю, как проходят просмотры при коммерческих съемках, — он пристально смотрел на нее. — И вы прервали ваше молчание только для того, чтобы спросить меня об этом?

— Вы правы, Картер, — со злостью ответила она. — Но смотрите, я буду наблюдать за вами, и если вы посмеете воспользоваться моей сестрой…

— Воспользоваться ею? Каким образом? — удивленно спросил Картер.

— Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю.

— Нет, Макси, я не понимаю. Может, вы просветите меня?

— Картер, не играйте со мной в угадалку. Я много наслышана о вашей репутации, да и вы прекрасно знаете, о чем я говорю.

Но Картер не собирался оставлять вопрос открытым.

— Нет, вы раскройте мне глаза, расскажите, что вы знаете о моей репутации.

Макси напряглась и посмотрела ему прямо в глаза.

— Вы даете роли молоденьким актрисам, если они соглашаются с вами переспать.

Картер опустил руки, откинул голову назад и расхохотался, а Макси стояла и тряслась от злобы. Этого она вынести не могла. Слезы хлынули из ее глаз, и, повернувшись, она уже была готова уйти, но Картер обхватил ее за талию и повернул к себе лицом.

— Нет, вы не уйдете, — сказал он серьезно.

Макси пыталась освободиться, но он крепко держал ее.

— Нас могут увидеть, — взмолилась она.

— Ну и что? Теперь давайте поговорим прямо. Вы считаете, что я дал вашей сестре роль только потому, что либо я уже переспал с ней, либо она согласилась на это. Я правильно выразил вашу мысль?

— Правильно, — холодно произнесла Макси.

— Хорошо. Вы где-то об этом слышали, где? До вас дошли какие-то слухи? От кого-то здесь? Вероятно, нет, все они все про меня знают. Значит, от тех актеров и актрис, в кругу которых вы вращались во время вашей блистательной карьеры в Нью-Йорке? Теперь все понятно.

Макси подняла голову и с изумлением уставилась на Картера.

— Не смотрите на меня, открыв рот. Я знаю о ваших печальных попытках сниматься в кино. Лучше всего у вас получались коммерческие ролики с рекламой колготок, не так ли? Может, вы и пытались искать что-нибудь получше, да ничего не получилось. А почему не получилось? Либо вы не подходили, либо в труппе уже хватало таких же посредственных актеров, как вы. Вы и думать не могли о том, чтобы я устроил вам просмотр, потому что знали — я вам роли не дам, будете вы со мной спать или нет. И теперь, когда ваша сестра в двадцать один год отроду сделала больше, чем вы в свои двадцать четыре, вы решили, что только потому, что она переспала со мной. И пусть вас не беспокоит, что там говорят обо мне, лучше подумайте о том, что говорят о вас. И прежде, чем приходить ко мне с вашими дурацкими обвинениями, надо было подумать.

Он отпустил Макси, взял свою кружку и, ни слова не говоря, ушел. Макси попыталась вздохнуть и сдержать слезы, но не могла. И она медленно побрела вдоль каменной ограды, всхлипывая, вытирая слезы и срывая и бросая на землю пучки травы.

Макси бродила до темноты. Она нарыдалась до хрипоты и ужасно проголодалась. Потом она долго сидела на большом камне возле когда-то любимого ею пляжа и смотрела на поверхность воды озера, гладкую как зеркало и блестевшую под луной, Макси вспоминала лучшие годы своей жизни и детство.

Она должна вернуться в Хантер-Ин, чтобы не беспокоить стариков. Но можно поймать попутную машину на шоссе и умчаться, куда глаза глядят.

Макси улыбнулась сама себе и потерла распухшее от слез лицо.

— Все пройдет, — прошептала она.

Она непременно должна остаться. Она не может так просто уехать. У нее есть чувство долга, которому она не может изменить. Ей всего двадцать четыре года — почти детский возраст, и никакие грубые слова, кто бы их ни произносил, не в силах заставить ее уклониться от своих обязанностей и оставить свой родной дом.

Люди переносили и большие трудности, чем неразделенную любовь. Вот в чем дело. Не в том, что он наговорил ей кучу грубых и горьких слов, а в том, что она влюблена в него.

— Это ужасно, — прошептала Макси и сбросила на песок лифчик и трусики.

Она нырнула так, что даже не было слышно всплеска, затем вынырнула, чтобы еще раз посмотреть на звездное небо и на точки огней на противоположном берегу озера, подняла голову, открытым ртом вдыхая воздух, подумала о себе как о какой-то лягушке, улыбнулась и снова погрузилась под воду.

Неожиданно рядом с ней возник человек, стремительный словно дельфин. Будь она на поверхности воды, то догадалась бы — кто это был. Но в холодной глубине вод она лишь старалась сохранить целой голову. Чья-то сильная рука обхватила ее за талию и потащила наверх.

— Картер! — воскликнула было Макси.

Но его губы прижались к ее устам, когда он бережно опустил ее на песок, а его руки нежно гладили ее тело. Он поднял голову, и она застонала, но не протестующе, а одобряюще. Картер поцеловал ее в шею.

— Я не могу любить женщину против ее воли.

— Я знаю, — прошептала она неразличимому в темноте лицу, склонившемуся над ней.

И снова их приоткрытые рты встретились, сплелись языки, соприкосновения усилили страсть. Руки Макси гладили его руки и мокрые волосы…

А затем он внезапно застонал, отстранился от нее и, не говоря ни слова, быстро пошел к воде и уплыл.

Уязвленная его неприятием, совсем сбитая с толку, чтобы думать, она подобрала свои вещи и оделась под деревом. Макси шла домой не по дороге, а напрямую через поля и вдруг увидела, как на шоссе мелькнули фары знакомого фольксвагена.

В гостинице было темно. Только над плитой горел свет, и в холодильнике был оставлен салат с приколотой запиской. «Я подумала, что ты проголодаешься. Бабушка».

Сидя в темной кухне, Макси пододвинула к себе тарелку с салатом, но есть не смогла. Затем она поднялась наверх, и, не поинтересовавшись, горит ли свет в комнате Картера, окончательно обессилевшая, рухнула на постель.