Предел Доминирования

Глава 14

Девятнадцатое февраля. Вторник

С тех пор, как пошел в школу в первый раз, Хаммер еще никогда так сильно не нервничал. Сидя в приемной, перед кабинетом гинеколога Рейн, окруженный женщинами, некоторые из которых выглядели так, словно были на сороковой неделе беременности, Макен желал залезть на стену. Рейн плавно поглаживала его костяшки подушечкой большого пальца, пытаясь успокоить. Интересно, удастся ли ему избежать нервного срыва, когда Рейн соберётся рожать? Проклятье, будет ли он вообще рядом, когда это случится? От мысли, что он пропустит появление на свет их ребенка, настроение стремительно ухудшилось.

«Не начинай, придурок».

После вечера с Рейн и их занятий любовью, у него получилось отодвинуть свои страхи. При этом он крепко держался за ощущение полноты, которое познал тогда. С того момента, как проснулся нынешним утром, он изо всех сил пытался сосредоточиться на том, чтобы ценить каждую секунду свободы рядом с любимыми людьми. А теперь он будет слушать, как бьется сердечко их ребенка.

Позже, он знал, ему придется принять решение.

Но он ни за что не позволит страху или чему-либо еще испортить этот момент.

Через кресло от него, Лиам наклонился, чтобы поцеловать Рейн в щечку. Соприкоснувшись лбами, они обменялись полным надежды, интимным взглядом. И когда она повернулась к Макену в безмолвном вопрошании, он не смог оставить ее без ответа на вопрос, взволнован ли он тем, что сможет услышать первые признаки их растущего ребенка. Он бережно положил руку ей на живот и улыбнулся.

Со всех сторон он ощущал бесцеремонные пристальные взгляды, даже откровенно враждебные от остальных будущих матерей. Он игнорировал их. Никто не разрушит для них этот момент.

— Рейн? — позвала пожилая женщина, держащая в руках медицинскую карту и одетая в ярко-синюю медицинскую форму, открыв широкую дверь.

Они с Лиамом оба вскочили на ноги и подали Рейн руки. Она вложила пальчики в ладонь каждому и встала, волнение проявилось в ее дыхании.

— Пора.

— Ничего себе, — пробормотала женщина, пока они проходили мимо.

— Может быть, один из них друг, а второй отец, — предположила другая шепотом, который был слышен всей комнате.

Рейн обернулась к сплетницам.

— Нет, они оба мои мужчины и отцы нашего ребенка, несмотря на то, что это не ваше дело.

Хаммер не смог удержаться от сдавленного смеха, когда Рейн гордо взяла его и Лиама за руки и продефилировала к медсестре. Она даже не оглянулась, чтобы посмотреть, как челюсти беременных упали от шока. Ошеломленные вздохи двух осуждающих дур сказали все.

— Молодчина, девочка, — выдала еще одна будущая мамочка, когда они проходили мимо.

На лице Лиама расплылась широкая улыбка.

Как только они прошли мимо медсестры, ожидающей их в дверном проеме, Хаммер наклонился и пробормотал Рейн на ухо:

— Ты плохая девчонка. Мне это нравится.

— Вас двоих невозможно куда-либо взять, — поддразнил Лиам.

— Меня? Какого хр… черта я сделал? — исправился Хаммер перед обществом женщин, собравшимся в конторе по обучению обращению с детьми.

Медсестра рассмеялась и жестом показала Рейн встать на весы. После того, как та скинула обувь и встала, мужчины посмотрели на цифры, появившиеся на электронном табло.

— У вас бывает утренняя тошнота? — спросила медсестра. — Вы потеряли один килограмм восемьсот граммов.

Хаммер и Лиам обменялись взглядами. Стресс и хаос, обосновавшиеся сейчас в их жизни, влияли на любимую и их ребенка. Макен чертовки сильно желал иметь возможность остановить все это ради всех них.

— Нет, — ответила Рейн. — Просто у меня не очень хороший аппетит.

Хаммер бросил на нее хмурый взгляд из-за ее вранья.

— Мы будем силой кормить ее, если придется, — заверил Лиам.

— И не сомневаюсь. — Медсестра улыбнулась Рейн понимающей улыбкой. — Вы счастливица. У некоторых женщин нет даже одного мужчины, помогающего переносить беременность, не говоря уже о двоих.

— Могу поспорить, в их доме очень тихо, — отшутилась Рейн с дерзкой ухмылкой.

— И стирки меньше.

— Тебе придется ответить за этот комментарий… позже, — прошептал Хаммер ей на ушко.

Медсестра предпочла сделать вид, что не слышит, пока брала у Рейн кровь и измеряла температуру, затем провела их в кабинет для обследования. Вновь приобретенный телефон Макена — прежний изъяли федералы — завибрировал в кармане. Он проигнорировал звонок и помог Рейн забраться на стол для осмотра.

Хаммер ни разу не был в кабинете акушера-гинеколога, но точно знал, что это за приспособление. Повертев в руках один из фиксирующих ремешков, он посмотрел на Лиама. — Одно из таких подошло бы для темницы в доме, не так ли?

Приятель кивнул.

— Представляю себе открывающиеся возможности.

Подойдя к подножью стола, Лиам вытянул крепящие ремни.

Рейн шлепнула его по плечу.

— Что ты делаешь? Прекрати. В любую секунду сюда войдет доктор. Убери это обратно.

— Не так быстро. Ляг, любимая. — Лиам погладил ее по бедру. — Просунь свои маленькие ступни в эти ремешки. Доктор Хаммер и я вылечим то, что тебя беспокоит.

Лицо Рейн стало ярко-красным. Макен не смог удержаться от смеха.

— Лиам Шон О’Нейл, ты выжил из своего ирландского ума, если думаешь…

Легкий стук в дверь прервал разглагольствования Рейн. Она тотчас закрыла рот и послала Лиаму умоляющий взгляд. Он вернул ремешки на место прямо перед тем, как вошел настоящий врач.

Лицо Рейн все еще оставалось ярко-красным.

Хаммер дал ей некоторое время, чтобы прийти в себя, и шагнул вперед.

— Рад видеть вас вновь, доктор Паркер. Прошло уже несколько лет.

— И я рада, Макен. — Женщина пятидесяти с лишним лет посмотрела на Лиама. — Я — доктор Абигейл Паркер.

— Лиам О’Нейл, — ответил он, протягивая руку.

После обмена любезностями врач сосредоточилась на пациентке. Паркер была обеспокоена потерей Рейн веса, так же, как Макен и Лиам. Но Рейн убеждала доктора, что наберет немного к следующему приему.

Две женщины обсудили все, что имело отношение к беременности, или так казалось Хаммеру. Даже Лиам, похоже, хотел продолжить шоу. Или он просто желал, чтобы врач ушла, чтобы он смог еще немного подразнить Рейн ремнями.

Наконец доктор Паркер отложила ручку и блокнот.

— Кто готов послушать сердцебиение?

— Я. А вы оба, папашки, готовы к этому? — спросила Рейн задумчиво.

— Без сомнений, любимая, — просиял Лиам. — Не могу вспомнить, когда так сильно волновался.

— Проклятье, да, — согласился Хаммер.

Рейн легла на стол и подняла рубашку. Она стянула пояс штанов для йоги вниз по бедрам и глубоко вздохнула. Доктор Паркер выдавила Рейн на живот нечто похожее на гель. Комната погрузилась в пронзаемую ожиданием тишину, когда врач прижала маленький ручной прибор к выпуклому животику Рейн. В то же мгновение воздух огласил громкий, потрескивающий статический фон.

Затем кабинет внезапно наполнился мягким, частым звуком: тук, тук, тук. Улыбка, засиявшая на лице Рейн, могла бы осветить весь Лос-Анджелес. Слезы счастья полились из ее глаз. Лиам стоял и смотрел на нее с восхищением и трепетом на лице. Сердце Хаммера сжалось, в горле встал комок. Он слышал сердцебиение ребенка, которого они создали вместе, качающее кровь, растущее, живое.

Все страхи и тоска, отодвинутые им, всплыли на поверхность покрывалом паники.

— Боже мой. Это поразительно, — выдохнула Рейн. — Это наш ребенок.

— Так и есть, любимая. — Лиам пожал ее руку. — Это самый замечательный звук, который я когда-либо слышал. О, Рейн. Наша кроха такая сильная.

Лиам прав. И Хаммер не мог прекратить задаваться вопросом, что, черт подери, он будет делать, если пропустит другие значимые моменты жизни этого ребенка. Блять, он должен задавить беспокойство, не позволять ему расти в этот чудесный момент.

Вскоре, вероятно, у него будет тридцать лет, чтобы потратить их на сожаления.

Он быстро наклонился к будущей мамочке и наградил ее медленным, полным любви поцелуем.

Когда же он вновь поднялся, Рейн кинула на него обеспокоенный взгляд.

— Макен?

Он потер глаза, словно был ошеломлен. А так и было. Радость боролась с печалью, выбив из него дух. Слышать сердцебиение, видеть выпуклый животик Рейн, это ошеломило его на совершенно ином уровне.

Как он сможет пережить, если не поприветствует вместе с ними новую жизнь, не увидит и не разделит с ними взросление их ребенка? Как ему вынести осознание того, что жизнь пройдет без него?

«Не здесь, придурок. Держи свое дерьмо при себе. Ты не можешь прямо сейчас провалиться в эту дыру».

— Это поразительно, прелесть, — наконец, выдавил он. — Чудесно.

Лиам отступил, и Хаммер быстро наклонился и сгреб ее в объятия. Борясь с желанием врезать кулаком в стену, он нежно обхватил руками лицо Рейн и поцеловал ее.

— Ты счастлив, да?

Он был счастлив за нее и Лиама и не был в восторге от кучи обломков, в которую превратился. Но, будь он проклят, если вывалит на нее хотя бы частичку.

Напялив на себя маску спокойствия, он послал ей широкую улыбку.

— Я более чем счастлив. У этого ребенка никогда не возникнет вопроса, любят ли его или ее.

«Рейн и Лиам проследят за этим».

— Никогда, — подтвердила она.

Хаммер отступил и отвернулся, прежде чем рвано и глубоко вздохнуть. Пока Паркер разговаривала с Рейн, он ходил, чтобы нейтрализовать кислоту, текущую по венам. Но единственное, на чем он мог сосредоточиться, это на обнаружении ублюдка, подставившего его, и если ему представится шанс, он отомстит этому мудаку всеми известными способами.

— Увидимся, Макен. — Доктор Паркер улыбнулась и покинула комнату.

«А может, и нет».

— Спасибо, — успел сказать Хаммер как раз перед тем, как дверь закрылась.

— Давай приведем тебя в порядок, а? — Несколькими салфетками Лиам вытер гель с живота Рейн, натянул штаны, а затем притянул ее в свои объятия. — Поверить не могу, что тот звук шел от нашего ребенка.

— И не говори, — пискнула Рейн. — Это было… потрясающе.

«Пользуйся моментом. Он может стать последним».

Стиснув челюсти, Хаммер пересек комнату и прижался к спине Рейн. Он обвил руками обоих, а затем закрыл глаза и вдохнул ее запах. Нагнувшись, он поцеловал ее за ушком.

— Слушать это сердцебиение было более чем поразительно. Ты будешь феноменальной матерью.

— Потому что у меня есть два феноменальных папочки в помощь, — развернувшись, она подняла к нему голову. — Я просто знаю это.

Она поцеловала его, и Хаммер чертовки сильно хотел разделить с ней ее уверенность.

— Давайте пообедаем. Надо нарастить немного мяса на твои кости, любимая. — Лиам обхватил в чашу ладони ее щечку и повернул к себе, так же поцеловав ее.

— Да, мы должны сделать так, чтобы ты набрала вес.

— Не слишком много. Совершенно не желаю ходить как утка.

— Но зато тебя станет больше для любви, прелесть, — пробормотал Хаммер.

Борясь с собой, чтобы остаться в настоящем, он вновь искал тот кусочек покоя. Но он не обманывал себя. Было слишком просто впасть в отчаяние, если он не будет начеку.

После обеда в любимой пиццерии Рейн, они вернулись домой. Брин вцепилась в Рейн и настояла на том, чтобы они отправились покупать товары для детской. Дункан, благослови его Господь, согласился свозить женщин и носить сумки с покупками. Он подмигнул сыну и хлопнул жену по попке, а затем они втроем вышли за дверь.

— Что скажешь, если мы захватим пару бутылок пива и посидим у бассейна? — предложил Лиам.

— Согласен.

Ветерок был немного прохладным, но солнце грело, небо переливалось всеми оттенками синего. Это было прекрасное послеполуденное время, чтобы провести его во дворе.

— Как ты? — спросил Лиам.

— Пока все в порядке. — Он кивнул, прежде чем сделать большой глоток из бутылки.

— Прекрати мне врать, — упрекнул Лиам. — Сегодня в кабинете врача ты делал это не столь хорошо.

— Нет. Но я вытащил голову из задницы.

— Да? Или ты говоришь мне то, что я, по твоему мнению, желаю услышать?

Хаммер покосился на него.

— Зачем бы мне это?

У друга вырвался безрадостный смешок.

— Чересчур оберегаешь меня от беспокойства о тебе. Ты слишком опоздал, к слову. Поезд ушел. Я знаю, ты беспокоишься и депрессуешь. Поговори со мной, Макен.

— Да, я полагаю, дерьмовый горшок с моими эмоциями кипит.

— Ты, по крайней мере, признался в том, что у тебя имеются эмоции. Это прогресс. Наконец-то. — Лиам сделал глоток их бутылки. — Ты от нас что-то скрываешь. Что?

— Иисусе, несколько дней рядом с мамой и ты превратился в гребаного чтеца мыслей?

— Дело в твоей ауре. И твоя не просто потускнела. Она вообще потеряла блеск. Стала темной.

— Я отдам ее на покраску и полировку.

— Не начинай эти долбанные увертки, — прорычал Лиам. — Я наелся этого дерьма по самые гланды. Как и Рейн. Ни один из нас не хочет потерять тебя. Прекрати быть задницей и поговори со мной откровенно.

За дело раскритикованный, Хаммер вздохнул и кивнул.

— Хорошо. Хорошо. Кончай!

Макен бросил на него злой взгляд.

— Что кончать? Я не произнес ни слова.

— Это мама. Она бубнит мне, чтобы я проявил больше понимания.

Хаммер покачал головой.

— Иисусе, все это становится все более странным. Она заглядывает к нам, когда мы… ну, ты знаешь, с Рейн?

Лиам рассмеялся.

— Проклятье, нет. За исключением какой-нибудь непредвиденной ситуации, похожей на ту, когда они приехали.

— Тогда я был чертовски благодарен за твое горевшее ухо. — Хаммер поднял свою бутылку в тосте.

Лиам последовал его примеру, а затем она оба глотнули еще.

Потянувшись к карману, Хаммер вытащил телефон.

— Пока мы были в кабинете у врача, мне звонил Стерлинг. Я все еще не прослушал его сообщение.

— Почему?

— Если честно, я не хочу больше слышать плохие новости.

Лиам тяжело вздохнул, затем нагнулся и пожал плечо Макена.

— Я не пытаюсь грузить тебе еще больше. А пытаюсь разделить с тобой ношу, если ты позволишь.

— Знаю. Вся эта долбанная неурядица навалилась на твои плечи. Мне ненавистна мысль, что, вероятно, тебе нужно будет…

— Я с радостью возьму на себя твою ношу, брат. Ты же знаешь, я всегда тебя прикрою. Если до такого дойдет, то я сделаю все, что в моих силах, чтобы позаботиться о Рейн и нашем ребенке. — Лиам кивнул на телефон. — Прослушай сообщение.

Трясущимся пальцем Хаммер нажал на кнопку, а затем крепко сжал аппарат.

— Макен, это Стерлинг. Все выглядит… мрачно. Я жду более подробную информацию от Веллингтона, но есть кое-что еще, что я должен тебе сказать. Если федералы не смогут осудить тебя, то штат предъявит обвинение в изнасиловании. Я только что просмотрел видео с тобой и Рейн в клубе от четвертого ноября. Господи Иисусе, Макен. После такого нет абсолютно никакого шанса, что я смогу сделать так, чтобы она не появлялась в суде. Без показаний Рейн тебя распнут. Я знаю, ты хочешь защитить ее, но больше такой возможности нет. Присяжные увидят эту запись и разберут ее по кадрам. Нам повезет, если это не всплывет в СМИ. — Он помолчал. — Позвони мне, как только сможешь. Обсудим это подробно. Жаль, что у меня не оказалось более хороших новостей.

Хаммер пристально смотрел на телефон, ошеломленный и онемевший.

— Проклятье, — гаркнул Лиам. — Ты говорил Барнсу не допустить того, чтобы Рейн давала показания? Черт, мужик, да целая армия не сможет увести ее от стойки свидетелей. Только попробуй остановить ее. Она пойдет к судье, топнет своей изящной ножкой и потребует возможности рассказать ее версию событий.

— И что потом? — выплюнул Хаммер. — Позволить обвинению выжечь алую букву А у нее на лбу? Рейн… ты… я… Все мы окажемся на обложке каждого гребаного издания отсюда до самого Нью-Йорка. Они заклеймят тебя извращенцем, а меня педофилом. Рейн выпадет честь стать известной в качестве секс-рабыни на всю ее оставшуюся жизнь. А что насчет нашего ребенка? Будет не важно, какая у ребенка фамилия, Хаммерман, О’Нейл или Кендалл, наш ребенок пронесет унижение от всей этой неразберихи через всю свою жизнь. Ты этого хочешь?

Глаза Лиама становились все шире, и он вскочил со своего кресла.

— Нет. О черт, нет, Макен. Ты не можешь.

— Не могу что? — выпалил он.

— Пройти через все, что ты задумал. Гребаный ад, мужик. Ты что, умом тронулся?

Рот Хаммер открылся от изумления.

— Откуда ты… Брин!

— Мама здесь ни при чем, приятель. — Глаза Лиама сверкали от ярости, пока он придвигался ближе к лицу Хаммера. — Ты этого не сделаешь. Я, блять, вижу тебя насквозь. Твои мысли, словно чертова вывеска, сверкающая и переливающаяся, у меня перед лицом. Так что не говори мне, что ты в порядке, Макен. Меня тошнит от беспокойства. Даже думать не смей, что я останусь здесь один.

Хаммер швырнул свою бутылку на стол, пальцы сжал в кулаки и ударил его в челюсть.

— Убирайся из моей головы. Я не приглашал критиковать меня прежде и чертовки уверен, что не позволял читать мои чертовы мысли.

Лиам поднял руку к лицу и потер его.

— Значит, мы снова вернулись к старому, да? Пусть будет так, приятель. Я брошу твою задницу в бассейн и буду ржать.

Не говоря ни слова, Хаммер снова замахнулся, но Лиам был быстрее. Он впечатал кулак в живот Макена, выбив из него дух.

— Желаешь продолжить или сесть и поговорить, тупой ублюдок? — выплюнул Лиам.

— Пошел ты.

— Да, да. Сам ты пошел. — Лиам покачал головой. — Мы можем провести время, избивая друг друга, и после этого Рейн упакует свои вещи. Но, в конце концов, одна из твоих проблем будет решена, верно? Или ты можешь остановить свой тестостероновый всплеск и начать использовать мозг?

— Тестостероновый всплеск? — Хаммер не смог удержаться от смеха.

Лиам ухмыльнулся.

— Привлек внимание, да?

— Будь ты проклят. — Хаммер вздохнул, лицо его смягчилось, а напряжение схлынуло. — Что мне делать?

Прежде чем он смог хотя бы попытаться взять себя в руки, Лиам сгреб его в объятия.

— Ты не станешь делать ничерта, кроме как разруливать все это вместе с нами. Слышишь меня?

Хаммер глубоко вздохнул. Он мог только пообещать попытаться.

— Эта буря дерьма пройдет. Я должен верить, что мы втроем переживем ее и, когда все закончится, все еще будем вместе. Как говорит Сет, наша жизнь — это гребаная мыльная опера, а эти чертовы драмы всегда заканчиваются так или иначе.

Хаммер кивнул, но задался вопросом, неужели их везение кончилось.

— Ты мне нужен, брат. А тебе нужен я. Может, ты так не считаешь, но…

— Я нуждался в тебе годами. — Хаммер вздохнул. — Но просто был слишком упрям, чтобы признать это.

— Никогда не поздно понять некоторые вещи, приятель. Я рад, что ты это сделал.

— Ага, хорошо… один из нас тормозит в подобном дерьме по сравнению с другим.

— Хаммер хлопнул Лиама по спине. — Я хочу, чтобы ты и Рейн подписали доверенности, что я оформил на вас той ночью.

— Ты что, блять, не слышал мои слова? — Лиам, набычившись, отодвинулся.

— Слышал. Но хочу быть готов, просто на всякий случай.

— Я понимаю твое желание привести дела в порядок, но… черт. Мы обговорим все это вместе с Рейн сегодня ночью. Она имеет такое же право принимать решения. Мы — семья.

— Знаю. Просто… Если вы подпишете, мне будет спокойнее.

— Я подумаю. А еще на эту беседу я захвачу лопату для разгребания дерьма. Ты сможешь попытаться объяснить, что отказался от того, чтобы она давала показания.

Хаммер издал долгий болезненный стон.

Лиам оглядел бассейн, кривая улыбка растянула его губы.

— А может быть, она просто спустит тебя сюда и заставит еще раз искупаться в ледяной воде.

Хаммер запрокинул голову и рассмеялся.

— Да пошел ты.

Лежа в кровати, Хаммер пялился в потолок, а в голове у него бесконечное количество раз проигрывалось сообщение Стерлинга. После того, как он просмотрел видео своего столкновения с Рейн в баре «Темницы», стало казаться, что адвокат был напуган. Несмотря на то, что все было по обоюдному согласию, очевидно, что видео этого не отображало. Вне зависимости, как он извернется, единственный человек, кто может спасти его жалкую задницу, это Рейн.

От мысли, чтобы бросить ее под поезд, Макен стиснул челюсти. Он не собирался позорить свою беременную, вымотанную девочку, заставив объяснять перед присяжными свои побои и ушибы. Если в дело вступит штат, то ей придется оправдывать каждый кадр этого проклятого видео перед десятками незнакомцев, что будут решать его судьбу. Так или иначе, сторона обвинения уничтожила бы любую крупицу уверенности в себе, которой она обзавелась. Пресса уже обрисовала ее, как работницу секс-индустрии и шлюху. ФБРовцы, желающие засадить его за решетку, без сомнений, еще и заклеймят ее, как отвратительную мать. Новостные сайты и таблоиды напечатают малейшую сенсационную деталь, до которой доберутся. У нее больше никогда не будет нормальной жизни и чем это для нее обернется? Для Лиама? Их ребенка?

Блять!

Макен отказывался сидеть, пока двух человек, которых он любил больше жизни, раздавят таким бесчувственным образом на глазах у всех.

В легких горел задушенный крик разочарования.

Закрыв глаза, он с силой втянул в себя воздух. Воспоминания о том, как он два с половиной дня сидел в камере, с ревом вернулись обратно. Он не делал ничего, кроме как копался в своей голове и позволял страхам и неуверенности топить его в самых темных глубинах своей души. «Ты не можешь защитить их…» — шептал голос на ухо Хаммеру. А еще он мог бы спасти себя от медленного соскальзывания в безумие длиной в тридцать лет, если бы сел в тюрьму.

Но цена была слишком высокой во всех плохих смыслах.

И тем не менее, он поклялся, что если Стерлинг не сможет доказать невиновность его, Макена, а окончание судебного дела выглядит мрачно, он возьмет будущее в свои руки. Он твердо намеревался сдержать это обещание. Будь он проклят, если позволит двенадцати безмозглым присяжным решать его судьбу.

Но сообщение Стерлинга еще больше убедило в том, что обстоятельства складывались не в его пользу. Будущее Хаммера сгорало в пламени, а долбанный суд еще даже не начался.

Ни в одном из своих худших ночных кошмаров Хаммер не представлял, что окажется в подобной ситуации. Но оказался, и выхода из нее было только два. И это заставляло его сердце пропускать удары, а каждый мускул дрожать.

Его накрывала паника. Внутри вздымались волны тошноты. Выступал холодный пот. Не в состоянии дышать, он откинул покрывало и соскочил с кровати.

Ага, возле бассейна он слышал подбадривающие слова Лиама об их будущем и сам сказал другу, что тот прав. Он все еще мог надеяться.

Макен разозлился. Господи, он говорил, словно тупой идеалист. Лиам был настоящим другом, пытавшимся поддержать его, но Стерлинг раскрыл ему глаза на правду, тридцать лет. И если до него не доберутся федералы, то это сделает штат. У него не было выхода.

Раздраженный, он глубоко вздохнул. Не помогло. Стены смыкались вокруг.

Схватив одежду, брошенную туда ранее, Хаммер попытался приглушить возрастающее беспокойство. Пальцы дрожали, когда он застегивал пуговицы на рубашке.

Подойдя к кровати, он посмотрел на спящую пару. Лиам лежал, прижавшись грудью к спине Рейн, одна его рука покоилась у нее на бедре, а раскрытая ладонь защищала их еще не родившегося ребенка. В этом был весь Лиам, любящий защитник. Макен не мог бы и мечтать о более лучшем друге.

«Друге? Нет». Чертов ирландец сразу же стал почти братом. Лиам был смешливым. Честным. Сострадательным. Понимающим. Он был той доброжелательной частичкой человечности, которой не хватало Макену. Этот поразительный ублюдок все еще дарил любовь и преданность, которые Хаммер не заслуживал.

Эмоции побежали быстрее, он посмотрел на Рейн. Она выглядела спокойной, кроткой. Линии беспокойства и страха, что появились меж ее бровей за прошедшие отвратительные дни, разгладились. Именно такой Хаммер и хотел ее запомнить. Господь знал, что она заслужила счастья и спокойствия. Рейн перенесла так много травм и боли. Последнее, что ей нужно, это отвечать за его грехи, нести на себе вес его унижений и стыда. Он бы сдвинул небо и землю, лишь бы не позволить ей давать показания. Он решит проблему, чтобы она и Лиам смогли жить нормальной жизнью.

Они заслужили это и много другое.

Макен скользнул взглядом по ее губам. Он ждал и зря потратил годы, до боли желая поцеловать сексуальный изгиб ее рта. Когда же это наконец случилось, на вкус она оказалась словно чистейший рай, намного слаще и мощнее, чем он представлял.

Сожаление из-за того, как все закончится, пронзило его сердце. Он еще даже не вышел из комнаты, а уже оплакивал потерю своей любви.

«О, Боже, как я собираюсь пройти через все это?»

Но ждать дольше он уже не мог. Если его признают виновным, то запрут и выбросят ключ. Не будет помилования в последнюю минуту, а он будет на десять тысяч девятьсот пятьдесят дней заперт в клетке, словно гребаный зверь. Его жизни с Рейн и Лиамом придет конец.

К чему жить, если все, чего он когда-либо желал, закончилось?

С ноющим сердцем и лавиной эмоций, Хаммер взял доверенности на Лиама и Рейн, которые оформил ранее. Сложив листы, что гарантируют их будущее, Хаммер положил их на прикроватную тумбочку. Вернувшись к комоду, с верхней полки он вынул свой паспорт, а затем сжал в ладони ключи, чтобы они не звякнули.

Он в последний раз посмотрел на Лиама и Рейн, горло сжалось, в глазах закипели слезы. Хаммер запечатлел их изображение у себя в мозгу, затем стиснул челюсти. Он вышел из комнаты и спустился по ступеням.

Пройдя на кухню, он помедлил. Образы Рейн, обнаженной и распластанной на мраморном островке, раскололи его надвое. Глаза закрыты, аромат корицы, смешанный с ее женским мускусным ароматом, едва не уничтожил его.

От сладко-горьких воспоминаний вскипела кровь, Хаммер отключил сигнализацию, открыл дверь гаража. Включив свет, он прошел через дверной проем и закрыл дверь, этим действием отрезав мечты о любви и счастье, которых достиг.

Потому что теперь ему нужно откинуть все это.

Дрожь предчувствия скользнула по его позвоночнику, когда он пристально смотрел на внедорожник Лиама. Положив руку на капот, он закрыл глаза.

«Прости. Знаю, ты никогда не поймешь, и я ни слова не скажу тебе. Но ты единственный человек, которому я доверю позаботиться о Рейн и нашем ребенке. Знаю, ты будешь любить, защищать и обеспечишь их домом. Я люблю тебя, чувак. И буду чертовски скучать по тебе.»

Заставив себя медленно двинуться глубже в гараж, он погладил спортивную машину Рейн. Его внутренности скрутило. Боль, черная и густая, нависла над ним, выдавливая воздух из легких.

Когда он вновь закрыл веки, лицо Рейн заполнило внутренний взор. Ее синие глаза, сияющие любовью, пониманием и состраданием, едва не поставили его на колени. Сама не осознавая этого, она годами была его спасательным кругом. Она давала ему стимул отбросить чувство вины и сожаления и вновь попытаться жить. Не ради себя, а ради нее. Он пытался сделать все, как положено, и дать ей безопасный уголок. По большей части он преуспел. Но теперь этот акт доброты вернулся, чтобы уничтожить его самого и их мечты.

— Прости, что покидаю тебя подобным образом, прелесть, — пробормотал Хаммер мягко. — Но я слишком люблю тебя, чтобы заставлять страдать. Господь знает, я повинен во многих вещах, и, вероятно, это просто карма вернулась, чтобы собрать причитающееся. Никогда не сомневайся, что я очень тебя люблю. И поскольку конец должен стать таким, ты будешь со мной навеки… в этой жизни и следующей.

Одна единственная слеза упала на капот ее машины, как последнее проявление физического воздействия, что он когда-либо ей подарит.

Хаммер поднял голову и вытер щеку, затем посмотрел на вещи в своих руках.

Пришло время решить собственную судьбу, покончить с этим долбанным кошмаром на своих условиях. Его паспорт лежал в левой руке, ключи от автомобиля — в правой.

Пристально глядя на паспорт, он понимал, что мог бы улететь в Индонезию или Непал. Ни одна, ни другая страна не заключала с США договоров об экстрадиции. Он бы сменил имя и цвет волос, затерялся бы в суматошном городе, таком как Джакарта или Катманду. Ни Веллингтон, ни какая другая фебеэровская задница никогда не найдет его. И Лиам с Рейн тоже его не найдут.

Он больше никогда их не увидит.

Не услышит их приветствий, смеха или стонов экстаза.

Никогда не вдохнет древесный аромат одеколона Лиама или цитрусового шампуня Рейн и не почувствует то, как эти ароматы смешивались, когда он обнимал их.

Никогда не увидит их улыбающиеся лица, блеск глаз, не будет наблюдать, как наслаждение искажает их черты, пока они дико, яростно и свободно любят друг друга.

Никогда не увидит прекрасного ребенка, которого они зачали.

Хаммер заточит себя в тюрьму. Несмотря на то, что в ней не будет решеток, это все равно будет одиночное заключение в чистейшем аду.

Он с трудом сглотнул и бросил взгляд на ключи. Подняв голову, он посмотрел на свою «Ауди». Он мог представить себе, как блестящий хром и гладкий капот будут смяты до неузнаваемости. Удар об опору моста на скорости сто сорок километров в час гарантировал полное уничтожение не только его автомобиля, но и его тела.

И хоть этот способ умереть и не будет легким, но будет быстрым. В конце концов, у Рейн и Лиама появится ощущение завершения после того, как они похоронят то, что останется.

Если же он просто бесследно исчезнет, у них останутся вопросы: «Куда он ушел?» и «Появится ли он когда-нибудь?»

В любом случае, Макен знал, пути назад не было.

И этот факт разрывал его сердце.

Он говорил себе, что они будут горевать, но выживут. Рейн — стоик, а Лиам — волевой. Они поддержат друг друга, пока время не излечит раны, которые Хаммер нанесет их душам.

Рассуждая трезво, он знал, что должен пожертвовать собой ради их спасения. Это единственный способ, которым он мог бы прекратить судебное разбирательство до того, как оно начнется, и защитить их и ребенка от позора.

Но мысль о том, чтобы покинуть двух человек, которых он когда-либо любил, сокрушила его, словно подвесной таран. Он почувствовал, как его воля начала давать слабину.

«Пожалуйста, Господи, дай мне сил сделать это».

Он шумно втянул в себя воздух.

— Паспорт или ключи, придурок? — шепотом спросил он у самого себя. — Что из этого станет твоим итоговым признанием в любви им?

С трудом оторвав руки от автомобиля Рейн, Хаммер подошел к своей «Ауди». Он открыл багажник, и с губ его сорвался грустный смешок. Там лежала пара сексуальных туфель Рейн, которые она оставила после ужина однажды ночью.

Подхватив их, он прижал обувь к груди, а затем положил на капот ее машины. Нежные воспоминания ранили его, за ними по пятам последовала лавина вины.

Как он мог просто выбросить их безоговорочную любовь? Неужели он на самом деле собрался поджать хвост и бросить их словно последний трус? Простят ли они его когда-нибудь? Он, как никто другой, знал о чувстве опустошения, которое остается отпечатком после суицида.

В груди сжалось от паники. По лицу потек пот.

А какой, блять, у него был выбор?

— Проклятье! — прорычал Хаммер и изо всех сил и злости запустил ключи через все помещение.

Они с лязгом приземлились где-то в углу, за какими-то еще не распакованными коробками. Все его тело трясло от сметающих со своего пути ярости и страха. Он чувствовал себя так, словно распадался на миллион кусочков. Шесть месяцев назад он не стал бы задумываться дважды над этим решением. Вероятно, он без напряга мог бы справиться с этим несколько недель назад. Но теперь? Теперь же он не мог набраться мужества открыть дверь автомобиля, чтобы залезть внутрь и покончить с этой чертовой пыткой.

«Потому что теперь ты не тот человек, которым был тогда».

Нет. Мужчина, стоящий в этом гараже, наконец научился любить. Безбоязненно. Всецело. Без необходимости контролировать или удерживать так много себя самого. Он разрушил стены, открыл сердце и поделился всеми тайнами. А затем пригласил Рейн внутрь себя, где обрушил на нее неподдельную привязанность, которую ощущал всеми фибрами души.

«А теперь ты собираешься уйти и больше не возвращаться? Ты убьешь не только себя, но и ее с Лиамом».

— Мать твою! — пробормотал Хаммер.

Внутри у него вспыхнул мощный, жаркий добела огонь, затуманив зрение. Его спокойствие распалось. Гнев разгорелся.

Схватив из багажника монтировку, он обошел свою машину. По венам прокатывалась ярость, когда Макен замахнулся обеими руками и изо всех сил обрушил его на стекло со стороны водителя. Надежное стекло разбилось, но не осыпалось. Мерцающая паутина трещин отражала его распадающуюся жизнь.

С таким же успехом она может разрушаться и дальше…

Грязно выругавшись, он ударил снова, уничтожая крупицы надежды и покоя в осколках вокруг машины.

Затем Хаммер обратил свою разъедающую, словно кислота, ярость на капот сверкающего автомобиля. Вновь и вновь он опускал инструмент, долбил по крыше, по панелям, перед тем, как переключиться на новое нетронутое место, до тех пор, пока не оставил вмятины на каждой видимой поверхности. И, тем не менее, он продолжал ругаться и сыпать проклятьями, давая волю буре негодования и паники.

Почему он не может просто сделать то, что должен, чтобы спасти их будущее?

Внезапно дверь гаража распахнулась. Он вскинул голову на звук. Громко топая, к нему направлялся Лиам, не вооруженный ничем более, кроме хмурого взгляда.

Не говоря ни слова, он выдернул монтировку из рук Макена и отбросил ее в сторону, прежде чем притянуть его в сокрушительные объятия.

— Что, блять, ты по-твоему творишь, ты, глупый сукин сын? Ты не покончишь с собой ради нас! Я говорил тебе это.

Прежде, чем тот смог ответить, Лиам нанес удар по челюсти Хаммера. Он не почувствовал боли, только страдание, что ощутимыми волнами расходилось от друга.

Затем он дернул Макена обратно в объятия и с диким криком сжал его.

— Ты, чертов дурак! Рейн тебя любит. Я тоже люблю тебя. Иисусе, Макен. Более того, ты нам нужен. Каким, блять, образом, твое самоубийство или побег помогут ситуации?

— Это единственный способ спасти вас двоих, ребенка… меня самого. Неужели ты этого не понимаешь? — выдал он скрипучим голосом. — Наши жизни, все жизни, на суде вынесут на всеобщее обозрение. Рейн… О, Боже. Ей придется снова пережить все то насилие, которое учинил над ней ее отец, или признать, что ей нравились все те грязные и грубые вещи, что я делал с ней в комнате, полной гребаных незнакомцев. Я не хочу ее унижения, ради спасения своей задницы. Я слишком люблю ее. И тебя. Я не могу…

— Ты идиот! Неужели ты на самом деле думаешь, что Рейн и я настолько эгоистичны или слабы, что не стерпим чего-то, лишь бы ты остался с нами? Нам плевать на мнение остальных. Иисусе, чувак.

— Эти членососы оставят нас без сил, — он делал ударение на каждом гребаном слове. — Они лишат нас контроля. Я не проведу следующие тридцать лет в проклятой тюрьме. Я сойду с ума, если больше не смогу снова обнять вас. Или нашего ребенка! Позволь мне покончить со всей этой неразберихой на собственных условиях. Это единственный способ сделать, как лучше, для тебя и…

Дверь гаража вновь распахнулась. Вошла Брин со штанами в руках.

— Думаю, твоим яичкам здесь немного холодно, сынок.

— Я в порядке, — выпалил Лиам, но потянулся к штанам.

Она закатила глаза.

— Вы прервали мой крепкий сон вспышками злости, которые, словно молнии, обрушивались на комнату. Так что я пришла, чтобы принести штаны и сталкивать ваши упрямые головы друг с другом до тех пор, пока не вправлю вам мозги.

Развернувшись, Брин пронзила Хаммера свирепым взглядом.

— Что, к дьяволу, ты пытаешься доказать, мистер? Думаешь, что, разбив сердца своим любимым, ты поступишь верно, так? Ха!

Внезапно взгляд Лиама скользнул поверх плеча Хаммера.

— Что за… мам?

Рот Брин дернулся, и она понимающе кивнула сыну.

— Теперь ты ее тоже видел, да?

— Кого? — Рейн? Хаммер обвел взглядом весь гараж, но не смог найти ее. Он был чертовски уверен, что не хотел, чтобы она видела, что он развалился на части подобным образом. — Что происходит?

Лиам проигнорировал его.

— Нет, но я чертовски хорошо чувствую ее.

— Кого? — Хаммер бросил взгляд поверх своего плеча на точку, куда смотрели Брин и Лиам. Он ни черта не видел.

— Джульетту, — пробормотал Лиам.

Внезапно Хаммер не смог дышать.

— Что?

— Она стоит прямо рядом с тобой, Макен, — мягко проговорила Брин. — И она чертовски разъярена. Женщина кричит на тебя.

Его плечи сгорбились.

— Конечно. Не сомневаюсь, она годами злилась на меня.

— Нет. — Брин покачала головой. — Ты убедил себя в том, что подвел ее, и с головой погрузился в это чувство вины. Она не винит тебя. А злится из-за того, что ты думаешь о том, чтобы покончить с собой. Она кричит, чтобы ты остановился.

Хаммер потер рукой лицо, пытаясь уложить в голове факт того, что Брин якобы видит его умершую жену в этом чертовом гараже в три утра. Иисусе, он и подумать не мог о подобном, когда спускался по ступеням.

Конечно же, Брин была хитрой. Быть может, она придумала «визит» Джульетты, чтобы помочь ему освободиться от чувства вины и убедить его остаться.

— Тебе не нужно придумывать причины, чтобы заставить меня задуматься. — Хаммер тяжело вздохнул.

— В тебе так мало веры, — фыркнула Брин. — Помнишь свою брачную ночь? Ты так торопился попасть с ней в постель, что сломал мизинец о кроватный остов?

— Откуда… — Он заморгал. Брин никоим образом не могла этого знать. Он никогда не рассказывал Лиаму эту историю.

— Мне сказала Джульетта, — объяснила Брин. — Она хочет, чтобы ты знал, что она здесь.

Хаммер стоял, неподвижный, ошеломленный. Его бывшая жена на самом деле пришла с того света с каким-то долбанным сообщением для него?

— Да. Она требует, чтобы ты не совершал ту же ошибку, что и она. — Брин скрестила руки в жесте упрямства.

— Это была не ее ошибка. Я довел ее до самоубийства, — возразил Хаммер. — В этом вся разница.

Брин ткнула его в грудь.

— Смерть это смерть. — Она помолчала, словно давала своим словам впитаться в мозг Хаммера. — Она хочет, чтобы я сказала тебе, что она сожалеет, что ранила тебя так сильно и не сказала тебе правду.

— О чем? О ребенке?

— Обо всех тайнах, что у нее от тебя имелись. — Брин покачала головой. — Их так много. Джульетта отказывалась идти дальше все эти годы, потому что желала исправить то, что было.

— Я тот, кто толкал ее на нарушение своих пределов. Продолжал подталкивать к краю вновь и вновь до тех пор, пока она наконец не упала.

— Нет. — Брин взяла его за руки. — Отпусти ее, Макен. Вы причинили друг другу достаточно горя. Ее смерть никогда не была твоей виной. У Джульетты были собственные проблемы. Она страдала от депрессий и шизофрении прежде, чем встретила тебя. Она ни разу не призналась тебе, что дважды пыталась покончить с собой в подростковом возрасте. Ей было стыдно, и она не хотела тебя отпугнуть.

Сердце Хаммера остановилось.

— У нее были попытки суицида прежде?

— Да. Она держала все это в себе, как и сильнодействующие лекарства, выдаваемые по рецепту, которые принимала, чтобы регулировать химические вещества в мозгу. Но, узнав, что забеременела, она перестала принимать что-либо из-за риска для ребенка.

— Что? — Хаммер пытался уложить это в голове. — Почему она мне не сказала?

— Ох, потому что была больна. Без лекарств она изо всех сил старалась отличить воображаемое от реального. — Выражение лица Брин молило его о понимании.

— Она должна была сказать мне о ребенке. Или она думала, что это также было выдумкой? — ругался Хаммер.

— Она плачет, — Брин нахмурилась.

— Я чувствую ее, приятель, — подтвердил Лиам. — Ее гложет то, что она причинила тебе так много боли.

— На девять гребаных лет я погряз в этой долбанной вине. Прекратил общение со своим лучшим другом, чтобы не приходилось… — Хаммер замолчал и подобрал с пола монтировку.

Лиам вновь выдернул ее из его рук и пригвоздил прищуренным взглядом.

— Я знаю, почему ты отдалился от меня, Макен. Но за последнее время у нас было очень много проблем, чтобы наверстать упущенное, так? Не это ли лучшая жизнь, о которой мы когда-либо мечтали?

Хаммер покрутил слова Лиама в голове. Сожаление, печаль, так много грусти — все это душило его, сметая прочь защитные барьеры.

Он сгреб Лиама в объятия.

— Иисусе, мне так чертовски жаль.

— Знаю. Мы в порядке, ты и я. — Он похлопал Макена по спине. — Джульетта хочет еще что-нибудь сказать, мам?

— У нее есть послание и для тебя, сынок. — Взгляд Брин смягчился. — Перед тобой она тоже извиняется. Ты ни в чем не виноват. Она и тебе солгала. Это был ребенок Хаммера, любимый.

Взгляд Лиама скользнул на Макена.

Хаммер выслушал новость в каменной тишине, но во всем его теле отразился шок. До сих пор каким-то уголком мозга он понимал, что не мог ругать себя за то, чем она решила не делиться. И злиться не мог, потому что она не понимала, что из всего было реальным. И злость на судьбу не принесет пользы. Это просто факт.

В кои-то веки Макен не делал больше ничего, кроме как только желал, чтобы все они были счастливы.

— Макен, ты ничего не смог бы сделать, чтобы изменить выбор Джульетты, — убеждала Брин. — Сейчас она сожалеет и хочет, чтобы ты прекратил думать о том, чтобы покончить с собой и образно, и буквально. Она ничуть не сожалеет о времени, что вы провели вместе, и о том, как вы его провели. Она любит тебя всем сердцем и желает тебе счастья. Именно поэтому много лет назад она направила Рейн к твоей аллее.

— Она… что? — Хаммер захлопал глазами.

Он долгие годы был убежден, что уничтожил свою жену, а она подарила ему величайший дар в его жизни?

— Да. Джульетта знала, что ты спасешь Рейн. И ты сделал это, — пробормотала Брин. — Она гордится тем, как ты защищаешь и поощряешь свою девочку. А особенно за то, что влюбился в нее. И это несмотря на то, что твоя жена потратила год или два, злясь на тебя из-за того, что ты сосредоточился на Рейн и перестал винить себя в ее смерти. Она умоляет, чтобы теперь ты выбросил этот лишний груз и был счастлив. Подарил Рейн и Лиаму всю свою любовь и начал принимать их.

Глаза обожгло от слез. Он проморгался и подавил их.

— Она говорит, что ожидает того, что ты достигнешь успеха, потому что слишком упрям, чтобы потерпеть неудачу. — Брин посмотрела на Хаммера, который не смог удержаться от смеха. — Она только что поцеловала тебя в щеку и поблагодарила шепотом.

Внутри него что-то сдвинулось. Понимание? Признательность? Он не был уверен, но вес, лежащий у него на плечах почти десятилетие, внезапно рассеялся. Он почувствовал себя… освобожденным.

Затем Лиам и Брин подняли глаза к небесам и улыбнулись.

— Теперь она уходит, — прошептал Лиам.

Брин кивнула.

— Уважь ее и сделай, как она попросила. Она свободна. И тебе тоже следует быть таким.

Хаммер потянулся и притянул обоих и Брин и Лиама в объятия. Зарывшись головой в их плечи, Хаммер нервно выдохнул.

— Спасибо вам обоим, что спасли мне жизнь.

— Именно для этого и существуют друзья. — Лиам похлопал Хаммера по спине.

— Спасибо, Господи, — пробормотал он.

Когда они отодвинулись, посмотрев на состояние автомобиля Хаммера, Лиам поднял бровь. — Думаю, тебе понадобится нечто большее, чем полировка воском, чтобы починить ее, приятель.

Хаммер развернулся и с изумлением оглядел покореженный кусок металла, что когда-то был его «Ауди».

— Блять. Кажется, мне нужна новая машина.

— Я бы быстренько увез ее отсюда до того, как сюда заглянет Рейн.

Каждый мускул его тела напрягся.

— Что, черт подери, я должен ей сказать?

Лицо Лиама стало серьезным.

— Знаю, мы поклялись быть честными с нашей девочкой и ты рассказал бы ей все остальное, но…

Хаммер покачал головой.

— Если она когда-либо узнает о том, что я едва не сделал сегодня ночью, это раздавит ее и даже больше. Она никогда не поймет.

— Никогда.

— Из-за этого между нами все изменится.

— Ты прав. Мы должны унести это происшествие с собой в могилу, брат. Мам? — Лиам покосился на мать.

— Когда Хаммер решил выместить свою злость на этой бедненькой, беспомощной машине, меня здесь даже не было. — Брин улыбнулась. — На самом деле, все это время я находилась в постели. Но я беспокоюсь за вас двоих, чтобы до утра больше никаких выходок. Мне нужно поспать.

Брин поцеловала обоих в щеку и ушла. Как только они увидели, что она скрылась в доме, Лиам забросил руку Хаммеру на плечи.

— Прости меня, — выдавил Макен. — Я едва не похерил все снова. Навсегда.

— И ты тоже трезв, — пошутил он. — Пошли, спустимся к бассейну, пропустим по стаканчику и поговорим. Я наполню твою голову здравым смыслом в очередной раз и, если придется, воспользуюсь долбанной монтировкой.

— Блять, мне тоже нужно выпить.

— Что-то около бутылки. — Лиам бросил взгляд за плечо. — Думаю установить подвесную грушу, чтобы нам не приходилось покупать новые машины.

Хаммер вздохнул.

— Я погорячился.

— Все в порядке. Ты долгие годы был слишком напряжен. Уверен, это пошло тебе на пользу.

Макен смущенно потер подбородок.

— Я захвачу несколько бутылок и встречу тебя на задней террасе. Хорошо?

— Звучит более чем хорошо.

Внезапно Лиам нагнулся и начал похлопывать по карманам Хаммера.

Тот отпрыгнул назад и сердито посмотрел на друга.

— Какого хрена ты делаешь?

— Хочу убедиться, что ты не рассовал по карманам кирпичей, на случай, если решишь нырнуть в бассейн и остаться на дне.

— Нет, мужик. Вы с матерью уже вытащили меня из этого омута. Я больше никогда туда не вернусь.