Председатель 4

Глава 8

Тем временем, мне снова пора было ехать в Москву. В этот раз на долгожданную сессию Верховного Совета.

Да, всё-таки отличий Советского Союза от постсоветской России очень и очень много. И сейчас я в очередной раз в этом убедился, что на самом деле это две разные даже не страны, а вселенные.

Взять хотя бы отношения к слугам народа: к депутатам. В Российской Федерации это вещь в себе. Депутат получает зарплату, жилье от государства, машину и огромное количество других благ. А самое главное, возможностей, ради которых тьма сомнительных людей и лезут в различные депутатские кресла.

В Советском Союзе все немного не так. И основная причина в том, что депутатство в Советском Союзе, что Верховного Совета СССР, что Верховных Советов республик, это дополнительная общественная нагрузка и очень существенная. Да, очень почетная. Да, она даёт также возможности, которых нет у простых смертных. Но, в любом случае, люди, которых избрали депутатами, пусть даже это избрание в большой степени формальность, грубо говоря, на кого партия укажет, тот и будет избран, приезжают в Москву или столицы республик всего несколько раз в год на сессии Верховного Совета.

А все остальное время, мы депутаты, даже как-то странно применять к себе это слово, заняты работой на местах. Поэтому не редки ситуации, когда в одном зале заседаний Верховного Совета, который находился в четырнадцатом корпусе Кремля, можно было встретить как доярку, так и академика, или народного артиста или председателя колхоза, как я, сидящих и работающих рядом.

Это было большое и главное отличие от Государственной Думы и Совета Федерации постсоветской России. А вот сам процесс голосования, как мне кажется, очень похож, что в России в оставленном мною будущем, что сейчас. Какие-либо инициативы невозможны без влияния руководящей и направляющей силы в государстве.

Если в двадцать первом веке такой силой стала партия власти, то сейчас это безусловно Коммунистическая Партия Советского Союза, без ведома которой не принималось ни одного решения.

Поэтому всё мое участие в первой для меня сессии Верховного Совета, свелось к дежурному подниманию руки, так как решения почти по всем вопросам, которые были поставлены перед депутатами, принимались единогласно.

Единственное что меня удивило, так это то, что я неожиданно для себя получил место в комиссии по сельскому хозяйству, где стал самым молодым участником, но при этом по регалиям совершенно не уступал другим своим коллегам.

Как-никак мой пиджак украшали сразу несколько государственных наград: Золотая Звезда Героя Социалистического Труда, орден, Ленина и памятный знак Лауреата Государственной премии. Такой иконостас здесь был редкостью. Да еще и совсем молодой председатель колхоза, нет даже тридцати лет.

Естественно, я привлекал внимание своих коллег по Верховному Совету. Буквально сразу же после первого заседания ко мне подошёл Михаил Сергеевич Горбачёв, который как и я был депутатом и тоже присутствовал на заседании. Дисциплина здесь была строгая, поэтому ситуация что один бегает и нажимая на кнопки, голосуя за десятки депутатов, была невозможной. Все присутствовали, и все работали.

Ну так вот, Михаил Сергеевич подошёл ко мне обаятельно улыбаясь, и, кроме него, подошли сразу же еще несколько товарищей.

— Вот, товарищи, познакомьтесь, Александр Александрович Филатов, — сказал Горбачёв со своей улыбкой. Вот чего-чего, а харизмы у него было не отнять. Этот человек умел располагать к себе. Была в нём какая-то дружелюбная магия.

Делать нечего, пришлось также улыбнуться Горбачёву, хотя я и не хотел этого делать, а потом поздороваться с теми, кто подошел вместе с ним.

Наиболее значительным в будущем человеком из них был Гейдар Алиев, будущий члена Политбюро ЦК КПСС и президент Азербайджанской республики. В отличие от меня и Горбачёва он заседал в Совете Национальностей, но сейчас по какой-то причине оказался в том же зале, что и мы.

Помимо Алиева в тот вечер я познакомился еще с несколькими важными людьми, а потом меня отвлек Глушков Виктор Михайлович. Он также был депутатом Верховного Совета СССР 8-го созыва и ему резко понадобилось обсудить со мной расширение производства в нашем в колхозе и внедрение у нас новых ЭВМ, которые команда Глушкова сейчас во всю разрабатывала в Киеве.

Со слов Виктора Михайловича новая ЭВМ будет эффективнее процентов на тридцать, потому что она предполагалась уже специализированной и заточенной именно для нужды сельского хозяйства. Для нужд тепличного хозяйства даже так будет более правильно.

Меня это обрадовало, потому что как известно, специалист широкого профиля в какой-нибудь одной единственной дисциплине чаще всего проиграет тому, кто заточен на решение узкого спектра задач. И раз уж Глушков решил делать ЭВМ именно под тепличное хозяйство, это наверняка даст хороший прирост в эффективности.

При этом, как сказал Виктор Михайлович, следующая теплица, которая будет у нас, уже не потребует своей электронно-вычислительной машины, потому что одной машины хватит на управление всеми системами сразу у двух теплиц.

Если для экспериментального хозяйства, которым являлся наш колхоз, это было по большому счету без разницы, то в масштабах всего народного хозяйства Советского Союза это большой шаг вперед, потому что как ни крути, но электронно-вычислительная техника, особенно не в оборонке, а в народном хозяйстве, была, есть и еще долго будет, к большому сожалению, оставаться узким местом советской промышленности. Да и постсоветской российской тоже.

И если на нужды стремительно расширявшихся тепличных хозяйств нужно будет в два раза меньше ЭВМ, это только ускорит развитие этой отрасли сельского хозяйства.

В результате мы договорились с Глушковым, что следующей весной, когда начнется строительство второй теплицы, в нем примут участие и сотрудники Виктора Михайловича из Киева.

Но естественно они будут не цемент месить или заниматься непосредственно строительством. Вторая теплица будет построена с учетом пожеланий наших кибернетиков. Глушкову требовалось, чтобы в теплице было предусмотрено больше точек для установок различных датчиков. При этом это должны быть не какие-то временные, а очень хорошо оборудованные и стационарные посты для датчиков. Поэтому ребята Глушкова и должны были принять участие в строительстве.

К моему большому, но приятному удивлению, одним из вопросов, который стоял на повестке дня перед комиссией по сельскому хозяйству Верховного Совета СССР, был вопрос о удобрениях.

Как оказалось тот разговор на вручении мне Государственной премии имел далеко идущие последствия. Член-корреспондент АН СССР Мишустин, который хоть и являлся микробиологом, и, по большому счету это была не его сфера деятельности, принял тогда к сердцу всё сказанное мной. И со своей стороны начал работу в Академии Наук вместе с теми, кому это полагалось по должности.

И вот за год, как раз к сессии Верховного Совета СССР, комиссия, которую сформировали в недрах Академии Наук, подготовила большой спектр предложений. Одним из которых было создание экспериментальной площадки, вернее, даже не одной, а целой сети экспериментальных площадок по всей стране от Калининграда до Владивостока, и от Мурманска до Ашхабада.

Все эти экспериментальные площадки должны были заниматься изучением почв Советского Союза и вопросами влияния различных микроорганизмов почвы и микроэлементов на сельскохозяйственной культуры. По результатам работы этих экспериментальных площадок к следующей Пятилетке планировалось разработать и утвердить государственную программу по увеличению использования удобрений в колхозах и совхозах Советского Союза.

Естественно, что я не мог пройти мимо этой инициативы, так как фактически был одним из её инициаторов. Пользуясь, скажем так, служебным положением, я договорился о том, что мой колхоз станет одной из таких экспериментальных площадок, где будет проходить работа над новой программой внесение удобрений.

В результате так получалось, что это уже будет третий объект Академии Наук СССР, который будет располагаться у нас в колхозе. Такими объектами Академии Наук являлась станция защиты растений и наша теплица. И такая концентрация научных объектов буквально кричала о том, что «Новому пути» требуется выходить на следующий уровень восприятия нашего колхоза в Академии Наук.

Лучшим. решением я видел строительство у нас филиала Академии имени Тимирязева. Конечно, это должно было случиться не прямо сейчас, а сильно позже. Но почему бы нет?

Вся логика развития нашего колхоза буквально кричала о том, что рано или поздно у нас появится либо среднее специальное учебное заведение или даже выше. Детский сад, можно сказать, есть, школа вот-вот будет, сначала начальная, а потом и средняя. Ну, и соответственно, следующий шаг — это либо техникум, либо институт.

А, учитывая количество объектов Академии Наук, которые будут у нас, логично предположить что, в «Новом пути» очень органично и хорошо будет смотреться филиал главного сельскохозяйственного ВУЗа Советского Союза и на материально-технической базе нашего колхоза студенты смогут начать применять свои знания на практике. А то, что производственная база у нас будет передовая никто и не сомневался, потому что она уже сейчас такая, а дальше будет только лучше.

Еще одним вопросом, которым занималась комиссия по сельскому хозяйству был борщевик Сосновского. Будущий академик и президент ВАСХНИЛ Петр Петрович Вавилов, однофамилец уже почивших братьев Вавиловых, оказался человеком полным энергии. Её бы направить в другое, более конструктивное, русло и цены бы ему не было.

Вавилов старался привлечь к своему амбициозному проекту как можно больше ресурсов, Тем более, что действительно на первый взгляд, никаких недостатков у борщевика не было. Именно здесь я в первый раз достаточно резко и остро высказался, и моё мнение в корне противоречило мнению большинства моих коллег по комиссии. Вавилов хотел протолкнуть увеличение финансирования и соответственно увеличение географического охвата его экспериментов с борщевиком. Казалось бы, дело было верное. Но моя жёсткая и последовательная позиция заключалась в том, что борщевик все еще недостаточно изучен, и нам требуется больше времени для научного обоснования этого проекта.

В результате предложение принято не было. Его даже не стали вносить в повестку дня, и в результате Вавилов остался ни с чем. Как мне кажется, дорогой будущий товарищ академик, из-за этого затаил на меня злобу, но мне с ним, как говорится детей не крестить, а его инициатива была действительно вредной. И я точно знал, что первые тревожные звоночки появятся очень скоро. Тем более в запасе у меня был и прием удара ниже пояса: привлечь врачей, которые уже столкнулись с его ужасными ожогами.

В общем первая для меня сессия Верховного Совета прошла, как говорится в конструктивной атмосфере, и я вернулся в «Новый путь» с чувством хорошо выполненной работы.

При этом вернулся не с пустыми руками. Вернулся не просто председателем колхоза «Новый путь», а председателем объединённого колхоза. Решение о объединение моего колхоза и «Света коммунизма» наконец-то получило документальное подтверждение и можно было начать это объединение по-настоящему.

Как мы и договаривались с Виктором Петровичем Фроловым, он должен был получить пост председателя сельсовета. В центральной усадьбе объединенного колхоза своей властью сельсовет мы конечно же с ним устроить не могли. Для этого требовалось решение райисполкома. Несмотря на то, что это была формальность, и все понимали, что два колхоза объединяются, нам все равно требовалось это сделать законным путем.

В результате мы с Фроловым первым делом отправились в Ульяновский райисполком. Емельянов нас уже ждал, поэтому формальности мы уладили очень быстро, и «Новый путь» получил сельсовет и на бумаге.

То, что мы не построили здание сельсовета заранее, с одной стороны было нашему упущением, потому что Виктору Петровичу как минимум год придется ютиться в правлении. Но с другой стороны это было правильно, как-никак, у нас есть масса других задач и объектов, которые требовали первоочередного внимания. А здание сельсовета можно будет построить чуть позже. В любом случае, главное, что теперь он у нас есть.

Сразу после того, как состоялось объединение двух наших колхозов меня и Мясова вызвали в Калугу к товарищу Кандренкову, ему требовалось обговорить с нами показатели, которые будут поставлены перед колхозом на следующий год.

На этом совещании нас ждал неприятный сюрприз, потому что планы были скорректированы таким образом, что от нас ждали практически двадцати пяти процентов роста по всем плановым показателям по сравнению с текущим семьдесят первым годом. При том, этот рост был заложен с учётом суммы показателей обоих колхозов в этом году. То есть следующий год для нас должен был стать очень и очень сложным.

Но при этом товарищ Кандренков, как говорится, был сам себе не враг. Он не собирался ставить перед нами заведомо невыполнимые задачи, все-таки времена были немного другие, а не волюнтаристские десятилетней давности. Такое большое увеличение плана подразумевало еще и выделение достаточно больших фондов, например специальных тепличных тракторов, которые в нашей полосе обычно не применялись.

Но для колхоза «Новый путь» было сделано исключение и уже в феврале следующего года наш моторно-транспортный цех должен был получить сразу четыре единицы новой техники. Помимо этого нам выделялись и дополнительные удобрения, товарищ Кандренков был в курсе моей идеи-фикс насчет удобрений и всячески меня в этом поддерживал. А кроме того, нам обещали помочь и с кадрами, что, в принципе не являлось большой проблемой, так как попасть работать к нам желающих хватало.

Завершилось совещание вообще на мажорной ноте. Товарищ Кандренков сообщил что весной, когда сойдет снег и земля просохнет, на территории колхоза «Новый путь» начнется строительство аэродрома для сельхозавиации, состав авиаотряда уже утвержден, и теперь дело за строителями. Они должны в кратчайшие сроки построить нам как сам аэродром, так и всю необходимую инфраструктуру.

А именно: ангары для техники, хранилища топлива и химикатов. Уже летом поля нашего колхоза наконец-то начнут обрабатываться с воздуха как удобрениями, так и пестицидами с гербицидами.

Само собой, что аэродром этот будет не только для сельскохозяйственной авиации, он будет еще использоваться и для местных грузовых и пассажирских перевозок.

Это, кстати, было еще одно положительное отличие Советского Союза от тех стран, которые пришли ему на смену. Потому что, сколько себя помню, в постсоветской России внутриобластные и межобластные авиаперевозки постоянно сокращались. В новостях частенько фигурировали то один, то другой аэропорт или аэродром, которые закрывались в связи с нерентабельностью.

В Советском Союзе было не так. Здесь наоборот о малой авиации заботились, и она была очень доступна для простых советских граждан. «Новопутный» аэродром резко повышал ценность нашего колхоза для будущих молодых специалистов, которые решат присоединиться к его дружному коллективу. Как ни крути, но Ульяновский район это глубинка Калужской области, до самой Калуги добираться можно несколько часов, а до той же Москвы ещё дольше, почти сутки, если например сильно «повезет».

А благодаря тому, что у нас теперь будет аэродром, мне как председателю представлялось возможным воспользоваться своим положением депутата Верховного Совета и выбить для нашего колхоза рейсы не только в Калугу, но и в Москву.

Тем более, что повод для этого у меня имелся. Им были объекты Академии Наук, размещенные на территории моего колхоза, поэтому в следующем году у нас должна появиться авиалиния: колхоз «Новый путь». и какой-то из московских аэропортов. Понятное дело, что это не Шереметьево, но то же самое Быково, где как я помню было достаточно много рейсов именно малой авиации, нас тоже вполне устраивало.