Предупреждение

История запутывается

Как я и ожидал, про Сидора Сидоровича Сидорова мне ничего найти не удалось. Сидоровых были сотни тысяч, но Сидор Сидорович, хоть сколько-нибудь похожий на нашего гостя, среди них отсутствовал. Я полазил по телефонным книгам, по своим базам данных, но и там не нашел ничего интересного. Однако человек, способный вот так запросто отдать несколько десятков тысяч долларов, должен быть мне известен. Спокойно, сказал я себе, только спокойно! Мой гость пожилой и богатый. Даже если он отошел от дел, у него должна быть официальная «крыша», которая позволяет ему крутить и тратить деньги, не вызывая особого интереса у окружающих. Скорее всего, это какой-нибудь благотворительный фонд. Сейчас его может больше всего интересовать проблема здоровья… Допустим, фонд развития современной медицины.

Я открыл на экране новое окно и соединился со своим сервером. Там круглые сутки работал мой «паук», который лазил по новостным сайтам, анализировал тексты и записывал их в базы данных. Я стал искать информацию по благотворительным фондам, которые проявили необычную активность за последние годы. Так, вот фонд «Трис» дает гранты молодым ученым, занимающимся проблемами головного мозга. Это было полтора года назад. Что еще… Фонд «Трис» создан три года назад. Основная деятельность — помощь ученым в области фундаментальных исследований. Основатель — Бирюков Петр Сидорович. Так, Бирюков… Окончил школу в городе Якутске в… ага, ему сейчас около семидесяти восьми лет. Уже горячо!

Я заварил кофе и снова сел за компьютер. Бирюков, кличка Бирюк, ну это ясно. В мутные девяностые сделал хорошие деньги в Сибири. Молодец, что жив остался! В девяносто девятом перебрался в Москву, скупил кучу недвижимости. Умница, самое время было! Через четыре года почти все продал. Чуть поторопился, но тоже неплохо! На два года исчез из России… Так, тогда ищем Biryukov… Вот, есть! Фонд в США, и тоже развитие фундаментальных исследований. Как его к науке тянет! А вот и фото. Мистер Бирюков среди профессоров Пенсильванского университета. Вот он, мой голубчик! Снова весь в черном, только стиль спортивный, улыбается. А кто с ним? Профессор Ковальски. Факультет физической химии. Ну, это уже старый знакомый! Эксперт по памяти воды. Чушь полнейшая, но он — знамя гомеопатов. Не понимаю, почему его еще из университета не выгнали. Список его работ… В последние годы занимается электромагнитными свойствами воды. Публикации в серьезных журналах. Про память воды уже не пишет. Создана уникальная установка для детектирования слабых излучений, специальная экранированная комната. Это сотни тысяч долларов. О, нет! Построено отдельное здание — это уже миллионы, уже на бирюковские деньги. Так, совсем горячо, обжечься можно! Надо еще кофе!

Ладно, с Ковальски потом. А что с нашим Бирюковым? Так, фонд «Трис» прекратил свою деятельность год назад в связи со смертью своего основателя. Вот это уже засада! Бирюков умер от сердечного приступа, про завещание ничего не сказано. Жена умерла десять лет назад, детей нет. Все, приплыли!

Я вернулся к фотографии. Да, это точно он! Даже очки похожи. Увеличим… Мутновато немного, но родинка над левой бровью видна довольно отчетливо. Была такая родинка у моего гостя! Значит, ко мне приходил его дух? Физическая копия умершего Бирюкова? А что еще делал фонд «Трис»? Вот еще гранты, уже для астрофизиков. А где находился этот фонд? Вот адрес… Скромненько, скромненько, на окраине Москвы. И что такое «трис»? Трис — три буквы «с»! Сидор Сидорович Сидоров! Тут тоже три «с»! С фантазией у вас, господин Бирюков-Сидоров, небогато!

На следующий день я проверил доллары. Все деньги были настоящие, и я позвонил Консулу. Он выслушал историю Бирюкова-Сидорова, сказал, что деньги не пахнут, а хорошие деньги еще издают аромат. И пусть этот Сидоров — привидение, но надо начинать работу. Он уже говорил с нашим гостем и послал ему по электронной почте текст договора. Договор заключен между нашей компанией и частным лицом Сидоровым, проживающим по вполне конкретному адресу. Живет он за городом, в частном доме, в поселке около Дмитрова. Если мне нечего больше делать, то я могу туда сгонять и посмотреть на его владения.

В Дмитров мне ехать не хотелось, и я решил начать работу. Мой заказчик оказался прав. Через несколько дней у меня сложилось впечатление, что все, кто хоть немного отвлекался от зарабатывания денег, выпивки и интереса к противоположному полу, думали только о конце света. Причем думали об этом со сладострастием, как пылкий юноша думает о своей возлюбленной. Кто-то красочно описывал сценарий последних дней нашего мира, кто-то проводил сложные вычисления точной даты начала нашего конца, кто-то советовал, как надо жить, чтобы эти страшные дни не застали врасплох. К сожалению, почти никто не задумывался о том, что нужно делать, чтобы оттянуть конец света. Порадовали только ацтеки. Они были уверены, что нужно чаще приносить кровавые жертвы, и тогда солнце будет еще долго светить над нашими головами.

Меня удивляло, что создатели нашего мира во всех религиях были недовольны плодом своих рук. Они все порывались уничтожить свое творение и начать работу сначала. Боги древних шумеров были раздражены людским шумом и быстренько всех утопили, оставив нескольких человек, которым внятно объяснили, как надо себя вести. Библейский потоп был похож на шумерский и был наказанием за разврат и злодеяния. Зороастрийцы были более милостивы: боги просто укорачивали им световой день и напускали холода. Потом грешники три дня мучились, перековывались, и наступали счастливые времена без болезней, смертей и прочих неприятностей. Индусы тоже не радовали меня: выяснилось, что мы живем в четвертом, самом темном периоде и Шива уже готов разрушить наш мир и начать все сначала.

Чем ближе к нашему времени были писания, тем мрачнее они описывали будущее. После Апокалипсиса, мне стало совсем дурно. Гибель человечества была предсказана уже не от наводнения, когда можно спастись на лодке. Шансов уцелеть, когда земля будет содрогаться, а звезды падать в море бушующего огня, не было никаких. Оказалось, что и мусульмане живут в ожидании звука трубы архангела Исрафила, который умертвит все живое, чтобы подвести окончательную черту и после всеобщего воскресения вершить над всеми людьми справедливый суд.

После недели блуждания по виртуальным библиотекам голова у меня пошла кругом, и настроение было совершенно испорчено. Утешало одно: четкая дата окончания жизни человечества была неизвестна.

В один из дней я понял, что надо остановиться и подумать. Я поехал в Коломенское, сел на крутой берег, стал смотреть на факел завода в Капотне и размышлять. Чем мы так не угодили богам, что они готовы нас уничтожить и дальше иметь дело с бестелесными душами? И какой смысл был создавать человечество, если через короткое время от него надо будет избавиться, как от тараканов на кухне? А, может, сообщество душ, хорошенько очищенных от дурных намерений, и было целью Создателя?

— Здесь давай подробнее — прервал Стаса Консул. — Это сейчас самое важное.

Стас кивнул и продолжил.

— Я хорошо помню этот теплый безветренный день. Вечерело, я нашел свободную скамейку, достал блокнот и стал записывать пришедшие мысли. Мысли были простые, я даже удивился, что все придуманное мною в тот вечер не пришло мне в голову раньше. Я думал, как появился человек. Понимал, что мы ветка эволюции, близкая к ветке обезьян. Я не понимал, как мы сумели выжить. У нас не было густой шерсти, толстой кожи, мы плохо бегали, плохо лазили по деревьям, не умели быстро плавать, не умели летать. Добывать пищу — проблема. Особенно зимой. Мы не могли, как олени, питаться корой молодых деревьев. Плодов зимой нет — надо охотиться. И согреваться — меха-то у нас нет. Задумаешься и кажется, что кто-то всемогущий оберегал эту ветку эволюции, поддерживал ее сотни тысяч лет. Для чего? Чем мы, такие беспомощные, вынужденные заботиться о детях до их пятилетнего возраста, лучше остальных? Ответ простой — у нас появился язык и абстрактное мышление. Если мы скажем «солнце согрело кирпичную стену», то это не просто набор звуков. Это картина, которая мгновенно появится у нас в голове. Я уж не говорю об абстрактной математике и других науках.

Теперь главное — зачем Создателю (без него никак не получается все объяснить) понадобилось наше абстрактное мышление? Ведь все исчезает, когда человек умирает. Создатель старался тысячи лет, создал Иван Иваныча, а тот возьми и попади под машину. И все пропало. Это не разумно, надо, чтобы жизнь Иван Иваныча принесла пользу. И не надо тут по культуру и знания, которые передаются из поколения к поколению с помощью книг и картин. То, что передается, это миллионные доли процента из того, что было в голове у каждого из нас. Пусть Иван Иваныч был простым пастухом, но его внутренний мир бесконечно богаче, чем формулы и тексты. И может быть Создателю бесконечно важнее иметь в сундуке способность Иван Иваныча собрать стадо и защитить его от волков, чем формулы Эйнштейна, которые Создатель знал задолго до рождения великого физика.

И что делать Создателю? Только одно — тело человека не вечно, но его память нужно сохранить. Назови эту память душой — это сколько угодно. Название не так важно. Значит, нужно уметь считывать память человека перед смертью или в течение всей его жизни и после кончины этого человека поместить его память в хранилище. Для чего? А представьте объединенное сознание миллиардов людей. Этот суперкомпьютер может решать невообразимые задачи. Не это ли цель Создателя, который так заботился о ветке эволюции, которая стала обладать абстрактным мышлением?

Здесь можно пофантазировать, что не все знания полезны, что склочный характер помешает «душе» ужиться в новом «коллективе», что необходимо чистилище, чтобы новоприбывшие не портили слаженный механизм работы «суперкомпьютера». Я не буду здесь фантазировать, главное я сказал — смерти нет, наши души становятся членами огромного дружного коллектива и пребывают в отличном настроении, понимая свою полезность.

Стас замолчал. Наташка подошла к нему, обняла его за плечи, прижалась щекой к его затылку.

— Ты ничего не хочешь добавить? — спросил ее Консул.

Она покачала головой, взяла чайник и пошла к плите.

— А где находится этот суперкомпьютер? — спросил я.

— А это уже другая история, и ты в ней немного участвовал — сказал Консул. — Стас, продолжай.

— В тот же вечер я позвонил Консулу и поделился с ним пришедшими мыслями, — сказал Стас. —Он внимательно все выслушал, сказал, что я гений, но мне надо срочно ехать в Америку к профессору Ковальски. «Какое отношение Ковальски имеет к нашему проекту?» — удивился я. «К проекту — никакого, — сказал Консул. — Теперь это имеет отношение к проблеме спасения наших шкур! Мы с тобой здорово вляпались! Да, возьми с собой твоего физика-писателя — он там тебе пригодится».

— Ты помнишь эту поездку? — Стас виновато посмотрел на меня.

— Такое не забудешь! — сказал я, вспоминая ту странную командировку.

Стас тогда позвонил мне поздно вечером и сказал, что просит меня съездить с ним в Америку в один из университетов. Дескать, некий богатый человек заинтересовался работами профессора Ковальски из Пенсильванского университета в Филадельфии и хочет их оценить с точки зрения вложения денег. Я знал некоторые работы этого американца, не видел в них ничего, чтобы могло принести деньги, но с радостью согласился. Мне давно хотелось посмотреть на новое оборудование в университете Томаса Джеферсона, а это тоже было в Филадельфии. Тем более, что наша поездка будет полностью оплачена, и нам еще дадут неплохие деньги на карманные расходы. С рабочей визой проблем не оказалось. Через неделю мы прибыли в аэропорт Джона Кеннеди в Нью-Йорке, взяли напрокат машину и вскоре уже заселялись в гостинице на Маркет-Стрит в Филадельфии.

По дороге я пытался узнать, что именно заинтересовало знакомого Стаса в работах Ковальски. Стас пожимал плечами, говорил, что он и сам ничего не понимает, но его просили узнать как можно больше о работах, сделанных за последний год. Он показывал оттиски статей про воздействие на воду электромагнитных импульсов и говорил, что должно быть «что-то еще», особенно интересовавшее его знакомого. Я знал, что американцы очень неохотно рассказывают о своих неопубликованных результатах, и стал думать, как построить разговор с Ковальски. Полночи я лазил по интернету, читая его статьи и пытаясь понять, чем он занимается в данное время. Его лаборатория находилась в пятидесяти милях от Филадельфии. Я предложил Стасу сначала съездить туда и посмотреть на это здание своими глазами. Так было бы проще начинать разговор с Ковальски, который большую часть времени проводил в основном здании университета, всего в нескольких сотнях метров от нашей гостиницы. Стас с радостью согласился, сказав, что именно это он и хотел предложить.

День тогда был жаркий и душный. Пробок на выезде из города не было, и вскоре мы уже неслись по хайвею мимо зарослей кустов, одноэтажных зданий каких-то фирм, аккуратных двухэтажных жилых домиков, быстро приближаясь к цели. Стас смотрел в карту, ворчал, что не может произнести ни одного названия, и подсказывал мне выходы и повороты.

Вскоре мы прибыли на место. Лаборатория находилась в небольшом двухэтажном здании из красного кирпича. Был еще цокольный этаж, его небольшие окна были откопаны, огорожены бетонными стенками и закрыты решетками. Решетки были также на всех окнах первого этажа. Вокруг здания стелился аккуратный зеленый газон, а возле входа обустроена парковка на три десятка машин. Сейчас перед зданием было довольно пусто, и Стас предложил, чтобы наша машина не бросалась в глаза, припарковать ее на улице.

Дверь в лабораторию была закрыта на замок, который открывался магнитными карточками. Ни звонка, ни переговорного устройства мы не обнаружили — каким образом сюда доставляется почта и оборудование? Стас усмехнулся и показал на табличку со стрелкой, над которой было написано «Delivery». Стрелка показывала за угол. Там оказалась двустворчатая дверь, перед которой жаром асфальтовых испарений дышала большая площадка. Около двери были свалены пустые картонные коробки, которые привлекли внимание Стаса. Он достал фотоаппарат и стал фотографировать названия фирм, напечатанные на коробках, и даже их внутренности, где был пенопласт, сохранивший очертания приборов. Потом он выбрал самую большую коробку, оттащил ее за угол и сказал, что надо немного подождать.

Через полчаса возле двери появился грузовик. Из кабины вылез грузный пожилой мужчина и нажал кнопку звонка. Стас встрепенулся, сказал, чтобы я ему помог, мы взяли коробку и потопали к входу. Дверь открыла симпатичная блондинка, взяла у шофера небольшую посылку, расписалась в какой-то бумажке и уже собиралась войти внутрь, но Стас, пятясь назад, сказал блондинке «сэнк ю!», отодвинул ее бедром, и мы оказались внутри здания. Блондинка закрыла дверь и спросила, как она может нам помочь. Мы находились в небольшом холле, откуда уходили лестницы на второй и цокольный этажи. Перед нами еще была большая металлическая дверь, покрашенная серой краской. Блондинка открыла эту дверь и ждала, что мы туда понесем свою коробку. Стас помотал головой, кивнул на лестницу, и мы потащили коробку на второй этаж. Блондинка улыбнулась, пожелала нам удачи и скрылась за серой дверью.

На втором этаже мы запихали коробку в какую-то нишу и двинулись по коридору. Было тихо. Осторожно ступая, мы прошли мимо нескольких дверей, закрытых на кодовые замки, и увидели стеклянную дверь комнаты для конференций. Стас повернул ручку, и мы оказались в просторном зале с большим овальным столом посредине. На огромной белой доске цветными фломастерами были написаны формулы, нарисованы графики и блок-схемы. Стас сфотографировал доску, посмотрел внутрь проектора, который стоял в углу, и потянул меня за рукав на выход.

Рядом с комнатой для конференций располагался небольшой холл с двумя креслами и журнальным столиком. На одной из стен было окно, откуда проникал свет ламп дневного освещения. Окно было покрыто тонкой металлической сеткой. Я осторожно заглянул в это окно и увидел огромный зал на два этажа. Посреди зала стоял стол, на котором с закрытыми глазами лежал человек в голубом больничном халате с огромным шлемом на голове. От шлема отходили жгуты проводов и скрывались в сером металлическом шкафу. Неподалеку за столами сидели два человека в белых халатах и смотрели на экраны больших мониторов. Я сумел заметить таблицы цифр и несколько линий с импульсами, похожими на записи электрокардиограммы. Около стола с лежащим человеком стояли двадцатилитровые бутыли с прозрачной жидкостью, также опутанные проводами.

Нас никто не замечал. Стас отключил вспышку на фотоаппарате, сделал несколько снимков, удовлетворенно хмыкнул и прошептал, что нам пора сматываться.

В гостинице мы стали рассматривать фотографии Стаса. На доске были написаны известные формулы, графики без названий осей остались загадкой, а блок-схемы содержали непонятные значки. Но фотографии пустых коробок меня очень заинтересовали. Девяносто процентов коробок было от бутылок с дистиллированной водой, а в двух перевозились мощные генераторы радиоизлучения. Шлем на голове человека, лежащего на столе, напоминал мне шлем для изучения электромагнитных полей мозга, только у Ковальски он был в два раза больше виденного мною. Но вот зачем Ковальски были нужны такие исследования, мне было непонятно. Стас прервал мои размышления, дал свой мобильник и сказал, чтобы я договаривался о встрече.

На следующий день мы сидели в кабинете Ковальски. Он оказался худым, высоким, но очень подвижным человеком лет шестидесяти. Ковальски закрыл все окна на экране своего компьютера и пригласил нас сесть в кресла за небольшой круглый столик. На его рабочем столе был идеальный порядок. Монитор, клавиатура, мышка, бумага для заметок, калькулятор и недорогая шариковая ручка. Меня удивило отсутствие обычной стопки непрочитанных оттисков статей, черновиков, каких-либо журналов и книг. Вдоль стены стояли два книжных шкафа, но стекла его дверок были заклеены бумагой, скрывавшей их содержимое.

— Я рад видеть гостей из Москвы, — сказал Ковальски громким и четким голосом. — У меня была русская аспирантка, которой я был очень доволен.

— Профессор, — сказал я. — Нам бы хотелось ознакомиться с вашей уникальной аппаратурой, о которой вы писали в своих статьях. Мы хотим построить аналогичную установку, и некоторые детали были бы нам очень полезны.

— Установку делала фирма, — сухо сказал Ковальски. — Всех деталей я сам не знаю, боюсь, что не смогу вам ничем помочь. А чем вы занимаетесь?

— Мы изучаем излучение мозга, но наша аппаратура не такая чувствительная, и ваши советы могли бы весьма облегчить нам работу.

— К сожалению, я не работаю с живыми объектами, — резко ответил Ковальски. — Я занимаюсь памятью воды и воздействием на нее различных излучений.

Мы еще немного поговорили на научные темы, но я заметил, что Стас ерзает в своем кресле, явно пытаясь что-то сказать. Ковальски это тоже заметил и спросил, какой у него вопрос. Стас начал мямлить, что мы недавно из Москвы, из-за разницы во времени у него слипаются глаза, и он очень просит чашку кофе, без которой ему трудно участвовать в разговоре. Ковальски поднялся, взял кофейник и сказал, что он сейчас принесет из буфета кофе для нас троих. Стас шепнул мне, чтобы я пошел с профессором и чтобы мы вернулись не раньше, чем через пять минут.

Когда мы принесли кофе, Стас сидел в своем кресле с видом кота, съевшего банку сметаны. Мы еще поболтали полчаса о воде и о гомеопатии, получили отказ на посещение загородной лаборатории и попрощались. На улице я сказал Стасу, что, похоже, мы не разгадаем тайну последних работ Ковальски, но Стас вынул из кармана флэшку, похлопал меня по плечу и сказал, что он будет ходатайствовать о выдаче мне специального вознаграждения за великолепно выполненную работу. Флешку он мне не даст, но за это мне будет выдано еще одно вознаграждение.

Вознаграждение я и вправду получил. Стас привез мне в московскую квартиру пухлый конверт и попросил никому не рассказывать об этой командировке.

Пока Стас вел свой рассказ, дождь почти закончился. На улице стало светлее, и мы решили перекусить. Наташка разлила чай и принялась готовить бутерброды, а Стас сказал, что ему надо проветрить мозги, взял сигареты и вышел на улицу.

— Время уходит, — сказал Консул. — Рассказ можно продолжить по дороге.

— Мы куда-то едем? — спросила Наташка. — Может хоть чаю попьем? Все спокойно, я ничего не чувствую.

Консул помотал головой.

— Не будем терять время. Мы едем на Воробьевы горы. И чем быстрее, тем лучше.