Предупреждение

Кто и где?

Я не помню, сколько просидел на крыльце. В голове у меня крутилась Наташкина фраза «среди живых и мертвых». Значит, все там? И только наша четверка с несколькими бандитами сейчас ходят по Москве? А остальные наслаждаются райскими кущами? Райскими? Наверное… ведь Наташка совсем не испугалась, побывав там. Скорее, наоборот, она спокойна и уверенна. И ничего теперь не боится. Но почему я не там, а тут? Сижу на крыльце, смотрю на грязный бетон и ничего не понимаю. Кто все это устроил? Это похоже на конец света. Нет, не совсем… Консул сказал, что все спят, значит, это не совсем конец — так, репетиция, предупреждение.

Я встал и вглянул сквозь стеклянную дверь подъезда. Лампы не горели, и я смог различить только несколько серых керамических плиток возле двери. «А что, собственно… — подумал я. — Наташка не боится, почему я должен чего-то опасаться?». Открыл дверь и осторожно вошел внутрь. В темном коридорчике были видны ступеньки пожарной лестницы. Я резко выдохнул и стал подниматься наверх.

На двадцатом этаже сильно пахло дымом и еще чем-то кислым. Я немного отдышался после подъема и прошел к лифту. В коридоре, затянутым дымом, заметил распахнутую дверь в одну из квартир. Дым шел оттуда, и я слышал, как внутри квартиры что-то потрескивает. Набрав полную грудь воздуха, я подбежал к двери, увидел закопченные стены, тлеющий паркет, остатки почерневшей мебели, но ни Наташки, ни ребят не заметил. Я вернулся к лифту и услышал голоса в другой квартире. Дверь была приоткрыта, я вошел и увидел Консула, сидевшего на полу в футболке. Наташка стояла рядом, разрывая зубами его рубашку и пытаясь сделать некое подобие бинта. Левая рука Консула была окровавлена, правой рукой он придерживал раненую руку и тихонько ругался. Стас стоял рядом и смотрел на меня.

— Тебе сказали сидеть в машине, — сухо произнес он. — Только тебя тут не хватает!

— Стас, прекрати! — сказала Наташка, завязывая руку Консула. — Все уже закончилось. Нам надо срочно заехать в аптеку, тут она совсем рядом, а потом уже будем думать, что делать дальше.

— А ты, писатель, молодец! — вдруг сказал Консул. — Прямо, как я в семнадцать лет! Ничего не испугался, пришел. Теперь я понимаю, почему ты попал в число избранных.

— Каких избранных? — не понял я.

— Тех, кто сейчас по земле ногами ходят, а не в постелях лежат и сны смотрят!

— Ладно, — встрял Стас. — Потом с этим разберемся. Сейчас давайте в аптеку.

Мы стояли перед железной оградой и смотрели на круглое здание с зеленым железным куполом. К его входу вела широкая лестница, заканчивающаяся площадкой, огороженной невысоким бетонным барьером. За площадкой располагались две большие стеклянные двери. Внутри было темно, как и во всех больших окнах здания с толстыми кирпичными стенами.

— Тут раньше ускоритель был, — сказал я. — Уже потом это здание под лаборатории переделали.

— Ты план здания знаешь? — спросил Стас.

— Там все просто. В центре лестница, на каждом этаже — кольцевые коридоры.

— В коридорах темно, нам нужен будет фонарик, — задумчиво произнес Стас.

— У меня есть, — сказал Консул. — Наташа, а это на каком этаже?

— Отсюда я не чувствую, — ответила Наташка. — Мне надо войти внутрь.

— Ладно, — Консул почесал нос. — Тут нам всем работа найдется, пойдем вчетвером.

В коридоре Консул светил фонариком на закрытые двери, оклеенные светлой пленкой, потом смотрел на Наташку. Та отрицательно мотала головой, и мы шли дальше. Мы обошли уже два этажа и сейчас шли по третьему. Вдруг Наташка остановилась, подняла руку, к чему-то прислушалась и показала пальцем на одну из дверей: «Это здесь!».

Дверь была закрыта. Стас прижался к ней ухом, закрыл глаза и замер. Потом он разогнулся, помотав головой.

— Там тихо, надо ломать!

Консул отдал фонарик Стасу, отошел к противоположной стене, разбежался и ударил ногой по замку. Дверь распахнулась, и мы вошли внутрь комнаты, залитой серым светом из больших окон. У стенки стояло кресло с высокой спинкой, в котором сидел пожилой человек с большим шлемом на голове. Я вспомнил этот шлем. Такую конструкцию я видел в загородной лаборатории профессора Ковальски. Вокруг стояли большие, чуть зеленоватые бутылки с водой, которые были опутаны проводами. Наташка подошла к человеку в кресле и пощупала его шею.

— Пульса нет, он мертв.

— Это Трис, — сказал Стас и тоже подошел к креслу.

Трис-Бирюков-Сидоров сидел с закрытыми глазами и чему-то улыбался в своем вечном сне. Одет он был в черную водолазку. Черный пиджак висел на спинке стоявшего неподалеку стула, на полу лежали темные очки.

— Он ошибся, — сказал Консул. — Он не подумал, что в городе вырубят все электричество, когда начнется эта катавасия. Теперь ему уже к нам не вернуться.

— Мы можем попробовать достать генератор и запустить его установку, — предложил я.

— Поздно, — сказал Консул, поднимая очки Триса. — Обратный путь ему закрыт.

Стас стал рассматривать шкаф, куда уходили провода от шлема. Серые железные коробки с потухшими лампочками, электронные платы, вставленные в пластиковые рельсы, плоские кабели — все это было покрыто слоем копоти. Изоляция на проводах почернела и оплавилась, олово свисало с плат мутными застывшими каплями.

— Трис сделал одну главную ошибку, — сказал Стас. — Ему вообще нельзя было это затевать! Он не только хотел построить Вавилонскую башню, но и хотел жить на ее вершине.

Мы вышли на улицу. Смеркалось, темная туча нависла над нами, угрожая разразиться очередным дождем. Мы сели на ступеньки лестницы, Наташка прижалась ко мне и закрыла глаза.

— А зачем вы пошли в тот дом? — спросил я у Консула.

— Там была его квартира.

— А почему взрыв и пожар?

— Он там пиротехники насовал везде. Не хотел, чтобы его записи кто-то увидел, если он не вернется. Мы не смогли голыми руками взломать его дверь, пришлось выбить дверь соседа, взять там инструменты… В общем, повозились. Потом что-то загорелось и рванул его компьютер, куском корпуса мне руку поцарапало… Да ерунда все это, сейчас не это важно.

— Не верится, что это он все устроил. Его установка для этого слишком слабенькая.

— Не он, конечно! Но он пытался залезть туда, куда нам вход воспрещен. А это явно кое-кому не понравилось. В результате мы все получили по полной программе.

— Думаешь, это везде?

— Думаю, нет, ты со мной был на границе. Я уверен, что дальше все нормально.

Консул пошевелил раненой рукой и поморщился.

— А почему к нам никто не может попасть? — продолжал допытываться я.

— По той же причине, почему мы не можем выйти из этой проклятой зоны. Сюда даже радиосигналы не проникают.

— И что, это надолго?

— Не знаю. Думаю, что нет… Это так, предупреждение.

Наташка подняла голову.

— Это может быть надолго, очень надолго, — сказала она спокойным и каким-то безучастным голосом.

Консул замолчал и потянулся за сигаретами. Стал накрапывать мелкий дождик, но мы его почти не замечали.

— А почему это нас не коснулось? — спросил я, чтобы нарушить молчание.

— Про тебя непонятно. А с нами — это длинная история… сейчас давай подумаем, что с крысами делать.

— Какими крысами?

— С теми, для которых вы отчеты Ковальски из Америки привезли. У них вторая установка есть.

Мы встали и пошли к машине. Консул сел за руль, мы расселись по своим местам. Стас включил ноутбук, стал открывать какие-то текстовые файлы, бормоча себе под нос непонятные слова. Наташка уткнулась мне в плечо и притихла.

— С крысами надо что-то делать, — ни к кому не обращаясь, сказал Консул. — Если они включат вторую установку, то прошлая ночь нам покажется просто отдыхом на пляже.

— Я знаю, как можно все это остановить, — сказала Наташка, откидываясь на спинку сиденья. — Мне нужно еще раз там побывать. Если мы найдем вторую установку, то я готова рискнуть.

— Трис рискнул, ты видела, чем это кончилось, — сказал Консул.

— Ему было нельзя, туда не всех пускают. Вернее, не всех выпускают.

— А тебя выпустят?

— Меня выпустят!

— А как ты это сделаешь?

— Пока не знаю, Стасик. Но если я там окажусь во второй раз, то у меня все получится.

Я взял Наташку за руку, но она отстранилась и вернула мою руку на колено.

— Стас, ты же умница, думай, где вторая установка. Она должна быть в Москве или около, — Наташка наклонилась вперед и погладила Стаса по голове.

— А ты ничего не чувствуешь? — спросил тот.

— Издалека — нет. Если она заработает — почувствую. Но тогда уже будет поздно.

— А эти качки на «джипе» ничего тебе не сказали?

— Нет, это просто мясо — их отстранили, и они бесятся. Они знали адрес дачи и приехали, чтобы узнать что-нибудь.

— Ты была на их базе?

— Была, большой дом, весь заплеванный. Девки по углам спят. Пустые бутылки… нет, это не там!

— А где качки сейчас?

— Я с ними хотела поговорить, посмотрела на них, и они отрубились. Они на грани были, оставалось только слегка коснуться…

Я вспомнил расширяющиеся зрачки Наташкиных глаз.

— У меня только одна зацепка, — сказал Стас, закрывая ноутбук. — Я полгода назад вскрыл их почтовый ящик с любопытным письмом.

— Что за письмо? — заинтересовался Консул.

— Они пишут, что купили грузовик, и надо перегнать его через таможню.

— Ну и что?

— А зачем им грузовик?

Консул забарабанил пальцами по рулю.

— Думаешь, тот самый?

— Почти уверен! И в грузовике проблем с электричеством не будет.

— Если вы про тот грузовик на шоссе, то установки там не было, либо она не работала, работающую я бы почувствовала, — сказала Наташка.

— Я не знаю, как его искать, — Консул опять забарабанил пальцами по рулю.

Я представил чувствительную аппаратуру в кузове грузовика, тряску на дороге, помехи от работающего двигателя… нет, так быть не может.

— Так быть не может, — сказал я Стасу. — Они могли что-то перевозить, но установка стоит в каком-нибудь доме. Скорее всего, в загородном доме, а генератор стоит где-нибудь в сарае.

— Был там сарай! — встрепенулась Наташка. — Там, куда меня утром привезли. Я еще удивилась — посреди газона стоит будка, а от нее провода к дому идут.

Стас посмотрел на Консула, хлопнул его по плечу, повернулся к нам и полез целоваться с Наташкой. «Погнали?» — обратился он ко всем. «Жми на все педали!» — воодушевился Стас. «А мы справимся?» — поинтересовался Консул. «Легко!» — засмеялась Наташка.

И Консул «погнал»! Промелькнула липовая аллея, темные корпуса университета, набережная, унылые дома на Кутузовском.

— А как мы запустим установку? — спросил Стас, ни к кому не обращаясь.

— Там ничего сложного нет, — ответил я.

Я уже начал догадываться, чего именно хотел Трис и как он собирался это сделать. Стас был прав: Трис хотел залезть на вершину новой Вавилонской башни, хотел стать полубогом. Он хотел сходить туда, куда мы сами не стремимся. Он хотел сходить и вернуться. Но вернуться уже другим, вернуться после общения с теми, кто пребывал там сотни и тысячи лет. Узнать то, что недоступно нам, чему нельзя научиться в школе, что невозможно даже представить. Он хотел узнать Великую Тайну, прикосновение к которой так опасно. Стас тысячу раз прав! Мы должны жить, радоваться каждому дню, стараться сделать эту жизнь лучше. И для себя, и для других, а когда придет время, то нам все расскажут. Или не расскажут. Прикосновение к Великой Тайне опасно, нельзя что-то ускорять, идти туда, где тебя еще не ждут.

У меня перед глазами стояла фраза из отчета Стаса: «Чрезвычайно опасными является изучение возможных материальных носителей Суперкомпьютера и попытки вступать с ним в контакт». Трис хотел этого контакта, но его туда не пустили. Вернее, не выпустили. И наказали миллионы людей за его неуклюжую попытку.

Я вспомнил бутылки с водой. Нет, эта вода не может быть частью Суперкомпьютера, она может испариться вместе с любой информацией, которая там была. Да и не может вода в бутылке ничего помнить! Все разговоры про «память структурированной воды» — это для профанов. Тут что-то другое.

Я закрыл глаза и почувствовал удары сосудика в виске. Спокойно, надо сосредоточиться! У меня перед глазами вставали картинки колебаний магнитных полей мозга. Еще вчера я видел эти картинки в лаборатории. Наша память не похожа на память компьютера. У нас в голове все время бегут волны электрических импульсов, и именно они помнят каждый момент нашей жизни. Можно удалить часть нашего мозга, но мы ничего не забудем. Это как в океане! Можно зачерпнуть ведро воды, но это не погасит волны, бушующие на его поверхности.

Сосудик стучал своим молоточком все громче и громче. Я обхватил голову руками, чтобы молоточек стучал немного тише.

Океан! Он не только там, где на глобусе закрашено синим цветом. Через реки, текущие по всем земле, через подводные ручьи и озера он проникает в каждый уголок нашей планеты. И все мы живем около Океана! И лучшего места для Суперкомпьютера придумать нельзя! И волны Океана могут помнить мысли миллиардов людей, живших на нашей земле. Они могут бережно хранить радость рождения детей, улыбки мам, первые шаги, встречи с любимыми, радость любви, горечь расставаний.

Но это не те волны, которые качают корабли и ласковым вечерним прибоем омывают песчаные пляжи. Это не те волны, кольца которых затухают, если мы бросим камень в пруд. Это невидимые электромагнитные волны. Они тоже затухают, но снова образуются. И так до бесконечности. Эти волны могут впитать в себя сонеты Шекспира и музыку Чайковского, картины Леонардо и формулы Эйнштейна. Они могут создать еще более красивые стихи, чарующую музыку, нежнейшие образы и емкие формулы. Но до поры до времени, все это остается в тайне от нас.

В моей голове уже стучал молот! Наташка посмотрела на меня и положила руку на голову. Сразу вдруг стало легче. От ее руки исходило тепло, которое не понравилось молоту, и он стал затихать.

Я вспомнил, как мы с Наташкой сидели на пустынном вечернем пляже и смотрели на желтую воду, раскрашенную опускавшимся солнцем. Наташка вдруг встала, подождала, когда очередная ленивая вечерняя волна подойдет к ней, набрала в ладони воду, смешанную с песком, и опустила туда лицо. «Она пахнет! — сказала она. — Вода пахнет океаном и свежим ветром! Ветер дул далеко отсюда, но вода принесла нам его запах!»

Я не понимал, почему эти невидимые волны Океана не затухают. Я не понимал, каким образом Океан может читать наши мысли. Но я чувствовал, что об этом нельзя думать! Это было запрещено! Как только я начинал представлять себе волны в темной глубине Океана, вместо них мгновенно появлялись виды красного солнца, опускающегося в теплую воду южного моря, или счастливой Наташки с облупленным носом на фоне зеленых пальм.

И неважно, как в волнах Океана живут наши воспоминания. О чем-то они не хотят помнить, как мы не хотим помнить о нелепых и горьких словах, которые в запальчивости говорили своим любимым. Но что-то важное для Океана навечно будет сохранено в его глубинах. Океан всесилен! Он может создать жизнь или убить ее, если она ему не понравится. Мы можем взять часть Океана в ладони или разбрызгать, плескаясь на теплом мелководье, но мы не можем погасить те невидимые волны, несущие память о нас, живых и ушедших.

Мне подумалось, что никогда не замерзающий Океан постоянно следит за нашими мыслями, помнит все детали нашей жизни, но до нашего последнего мига он хранит это в своих бездонных кладовых. В том миг, когда наш земной путь оканчивается, Океан начинает подводить итоги, и мы заново рождаемся в его глубине. Вся наша жизнь, с первого крика и до последнего вздоха, предстанет перед нами яркими картинами, как будто всегда рядом с нами ходил кинооператор, запечатлевая каждый наш шаг. Ничто не будет забыто и ничто не утаится перед тем судом, который устроит для нас Океан.

А как работает эта дьявольская установка? Как Трис хотел заглянуть в тайны Океана? Я чувствовал, что Трис хотел обмануть его, послать ложный сигнал об окончании своего жизненного пути. Трис хотел одной ногой остаться на Земле, а второй ступить в темные воды Океана. А потом вернуться с чем-то неведомым, недоступным нам, тем, кто оставался на Земле. И это не понравилось Океану. Или даже тому, кто создал Океан.

Я очнулся от своих мыслей и посмотрел на Наташку. Она там была, она увидела себя со стороны, она увидела всех, кто жил на нашей Земле. И она сходила туда без шлема и проводов вокруг бутылок. Кто она теперь? Почему она так уверена, что может сходить туда и вернуться? И кто такие те, к кому мы сейчас едем?

И опять перед глазами встала строчка из отчета Стаса: «Чрезвычайно опасным является изучение…».