Предупреждение

Пойти и вернуться

Консул включил фары. Дорога мелькала белой разметкой, ветровое стекло было облеплено раздавленными насекомыми, не успевшими улететь с нашего пути.

— А комаров ничто не берет! — сказал Стас.

— А почему вас не взяло? — спросил я.

— Полотенце.

— Какое полотенце?

— Обычное махровое полотенце, смоченное водой. Это было экраном… слабоватым, конечно, но удар и не был очень сильным.

Я вспомнил, как погрузился в ванну с головой.

— А я в ванну нырнул… случайно.

Консул засмеялся.

— А мы-то голову ломали! Ну, повезло тебе!

— А почему уцелели те, к кому мы едем?

— А мы от них про полотенце и узнали. Стас их почту контролировал. Но, видно, те трое качков плохо все сделали, если Наташка с ними так легко справилась.

— А кто они такие?

— Мы до конца так и не поняли, — сказал Стас. — Но Консула очень задело, что в его квартиру заходят посторонние, и мы решили прояснить ситуацию. Нашли надежных частных детективов, они отследили, кто взял наш отчет на Ярославском вокзале. Это был парнишка, типичный «ботаник», но его прикрывали две угрюмых личности. Наши детективы провели его до квартиры, и я сумел потом залезть в его компьютер. Все было очень странно. Он через почту постоянно отвечал на вопросы, но было непонятно, как ему эти вопросы задавали. Я даже к его телефону подсоединился, но там все выглядело крайне невинно.

— А что за парень? Чем он занимался?

— Он явно работал на большого и страшного дядю. На кого — непонятно. Судя по письмам, дядя хорошо платил «ботанику», а он им разъяснял в популярных выражениях про установку Ковальски и про идею Триса. Трис метался последние годы. Он чем-то болел и хотел за свои миллионы что-то для себя сделать. Кто-то ему рассказал про идею сходить на тот свет и вернуться новым человеком. И тут Трис как с ума сошел. Он окружил себя молодыми дарованиями, они на него работали, получая весьма неплохие деньги. Но работали они втемную, как в Лос-Аламосе, когда там атомную бомбу делали. Никто не знал, что делают другие, а Трис, как паук, сидел в центре паутины и все контролировал. Наверное, Ковальски его консультировал. Трис метался, пытаясь отвлечь от себя внимание. Подкупил журналиста, чтобы он написал заметку о его смерти, менял квартиры, купил даже дом под Дмитровым… Может, хотел там аппаратуру устанавливать, но потом увидел, что его там пасут, сжег дом и основался в квартире возле института, где ему собирали эту адскую машину. Мы только сегодня поняли, почему он на Воробьевке обосновался. Там ему проще было держать все под контролем.

— А почему он ваш отчет не взял?

— Я думаю, денег пожалел. Мой сервер кто-то взломал, это наверняка Трисова команда сработала. Они просто стащили отчет бесплатно. Больше он с нами решил не связываться. А такой отчет был ему нужен, чтобы еще раз убедиться, что он на правильном пути.

— Но ты ведь предупреждал в отчете, что лезть в Суперкомпьютер опасно.

— Ты знаешь… ему хотелось убедиться, что Суперкомпьютер существует. А остальное он пропустил. Каждый видит только то, что ему хочется.

— А как вы адрес Триса узнали и почему сразу к Трису домой не поехали?

— Триса здорово пас «ботаник». Мы через него много чего узнали. Вот только непонятно было, кто стоял за «ботаником». Мы все утро голову ломали, не могли поверить, что это Трис сделал. «Ботаник» все время писал, что такая реакция возможна и что надо голову мокрым полотенцем закрывать. Мы думали, что это будет сверху, сразу на всей земле. Про Триса подумали, что он, паршивец, что-то узнал и поэтому так спешно готовится. Уже потом, когда эпицентр вычислили, то стали про него думать.

— А почему сразу мне все не рассказали?

— Жалели тебя, ты бы подумал, что мы все с ума сошли… решили постепенно тебя в курс дела вводить. Да и подозрения у нас были… непонятно, почему ты в нашей веселой компании оказался. Качков на «джипе» мы узнали, они иногда к «ботанику» домой приходили. Дачу твою они знали, следили за Стасом, а он у тебя часто бывал. А ты как-то спокойно на их приезд отреагировал. Все непонятно сначала было.

— А Наташка каким боком с вами?

— Это ты у нее спроси!

Наташка сидела рядом, смотрела в окно на мелькающие темные силуэты деревьев и, казалось, ничего не слышала. Я взял ее за руку. Она повернулась ко мне, и я увидел, как блеснули слезы на ее щеках.

— Может, ты передумаешь?

— Нет! — она вытерла лицо ладонью и вздохнула. — Игорь, через два километра поворот, проедешь километра три, потом направо и остановись у пятого дома с железным забором.

Консул не стал подъезжать к дому. При свете подфарников он подкрался к последнему повороту, съехал на обочину и заглушил двигатель.

— Все, дальше пойдем ножками. Наташку беречь как самого себя!

Большой двухэтажный дом не подавал признаков жизни. Светила луна, и можно было рассмотреть кирпичные стены, большие окна с решетками и белые колонны, украшавшие вход. Справа от дома виднелась большая заасфальтированная площадка, где стоял огромный грузовик и две легковые машины.

— Странно, грузовика утром не было. Сарайчик сзади, на газоне, я его через окно видела, — прошептала Наташка.

Сарай был наспех сколочен из досок и обшит волнистым гладким пластиком. Дверь в сарай была приоткрыта, и из нее в дом тянулись толстые провода. Я включил фонарик, мы со Стасом заглянули внутрь.

— Горючки полно, — сказал Стас, разглядывая огромные канистры вдоль стен. — Если надо, я дизель легко запущу.

В центре сарая стоял огромный генератор. Его бы хватило и на освещение дома, и даже на его обогрев.

— Идите сюда, — раздался шепот Консула.

Мы обошли сарай и увидели, что Консул сидит на корточках и освещает фонариком тело молодого парня в светлой футболке и джинсах. На его груди темнело большое пятно. Консул поднял руку парня и выпрямился.

— Это «ботаник». Чему-то он помешать хотел. Его убили недавно, даже спрятать не соизволили. Из дома тащили.

Он осветил примятый след на траве. Наташка прижалась ко мне, и я почувствовал, что она вся дрожит.

— Я что-то ощущаю, — сказала она. — Как в институте… это где-то в доме. Утром этого не было.

Сзади к дому примыкала огромная стеклянная веранда. Дверь была распахнута настежь, и мы осторожно вошли внутрь. Консул осветил фонариком большую дверь из светлого дуба, ведущую внутрь дома.

— Там комната, где я оставила тех бугаев, — сказала Наташка. — В ней две лестницы: одна ведет на второй этаж, вторая — вниз. Но я туда не ходила.

— Провода идут в окошко цокольного этажа, — сказал Консул. — Самое интересное там.

Консул отдал фонарик Стасу, приказал нам встать сбоку, вынул из кармана пистолет, рывком открыл дверь и отскочил в сторону. Я слышал биение своего сердца и прерывистое дыхание Стаса.

Но ничего не произошло.

— Пошли, — сказал Консул, взял фонарик и шагнул в комнату.

Посреди стоял большой прямоугольный стол, заставленный бутылками и открытыми банками консервов. Острый запах рыбы, томата и алкоголя заполнял все пространство. Вдоль стен стояли диваны, на которых я разглядел двух девушек в шортах и футболках. Они свернулись калачиком, и казалось, что безмятежно спали. Стас подошел к одной из них и пощупал пульс. «Один удар в пять секунд», — сказал он. В углу комнаты, в креслах и на небольшом диване сидели наши утренние гости с запрокинутыми на спинки головами. Стас пощупал пульс у ближайшего из них. «Аналогично!» — тихо сказал он и пошел к лестнице, ведущей в цокольный этаж. Осторожно ступая, мы направились за ним.

Лестница привела нас в небольшой холл, где кроме белой вазы, стоящей в углу, ничего не было. Влево уходил узкий коридор, с правой стороны которого были две закрытых двери, а сам коридор заканчивался приоткрытой дубовой дверью. Темная щель создавала ощущение тревоги и желание спрятаться за чью-нибудь спину.

— Это там, — шепотом сказала Наташка, показывая на приоткрытую дверь.

— Сходится, — кивнул Консул. — Провода туда и шли.

— Свети! — Стас решительно пошел к двери.

Мы оказались в большом помещении, где слева стояли большие железные ящики системы газового отопления, по потолку были проложены толстые блестящие прямоугольные воздуховоды, по стенам разбегались медные трубки и разноцветные кабели. Справа было то, что ожидал увидеть каждый из нас: в кресле, со шлемом на голове сидел человек в окружении больших бутылок с водой, опоясанных проводами. Все эти провода уходили в огромный металлический шкаф, к которому тянулись два толстых черных кабеля из приоткрытого окна под самым потолком.

Консул подошел к креслу и нагнулся.

— Вот это да! Герой светской хроники и борец за чистый бизнес!

Мы подошли поближе. Да, это лицо часто мелькало на экранах телевизоров, на фотографиях в газетах и в интернете. Это был известный промышленник, который еженедельно выступал с обращениями и призывами. Он был богат, удачлив и относительно молод.

— Ему-то чего не жилось? — удивился Стас. — Он мог любой рай себе организовать!

— Он просто перестал понимать, для чего живет, — сказала Наташка.

— Странную он себе команду набрал, — Стас начал отсоединять провода от шлема.

— Какая все это бессмысленная суета, — Наташка положила голову мне на плечо. — Деньги, команда, крутизна… А что, эта установка тоже сгорела? И почему генератор отключился?

Стас подошел к шкафу и открыл дверцы.

— Тут нам повезло. Электронику классный инженер делал. Просто предохранители сгорели от перегрузки. Генератор излучения отключился автоматически. Надо осторожно контролировать мощность.

— Этого мало, — сказал я. — надо поставить ограничитель, который автоматически отключит установку при перегрузке, не дав расплавиться предохранителям. А мощность надо уменьшить раз в десять. Этого хватит, нашему мозгу много не надо.

— Стас, — сказал Консул. — Запусти движок в сарае, а я поищу что-нибудь выпить. Да и фляжку надо наполнить.

Наташка сидела в кресле с тяжелым шлемом на голове. В руках она держала пульт с выключателем и большой круглой ручкой настройки. Мы со Стасом ковырялись в шкафу с электроникой. За окном урчал движок генератора электричества, помещение было залито ярким светом от ламп на потолке. Консул стоял в стороне, курил и смотрел на Наташку.

— Готово, — буркнул Стас. — Наташа, пока ты не щелкнула выключателем, у тебя есть время передумать.

— Я готова, — Наташка была бледная, ее глаза исчезали в тени, кожа щек натянулась, выделив скулы.

Я отвернулся, чтобы скрыть намокшие глаза, потом подошел к Наташке, поцеловал ее и встал за креслом. Через несколько секунд раздался щелчок. Стараясь не смотреть на Наташку, я вытащил сигарету, долго не мог найти зажигалку, потом крутил колесико, но дрожащие руки не могли никак с ним справиться. Подошел Консул, чиркнул своей зажигалкой и положил мне руку на плечо.

— Она скоро вернется.

— Прошло три минуты, — раздался голос Стаса. — Пульс один удар в шесть секунд.

Он стоял возле Наташки и внимательно смотрел на нее. Она сидела в кресле, удерживаемая высокими подлокотниками и большой мягкой спинкой. Глаза ее были закрыты, бледность стала не так заметна, лицо немного расслабилось. Наташка была уже не с нами. Я мог потрогать ее холодные руки, погладить ее волосы, но ее мысли были где-то далеко. Я представил тихий ночной прибой на Средиземном море, большую луну, встающую над морем, запах жареного мяса из небольшого ресторанчика. Она была где-то там, она скользила вдоль лунной дорожки, мимо нее проплывали светящиеся ночные рыбы, а вокруг медленно остывало море после теплого и душного дня. Она любила купаться в такое время, когда темная вода обволакивает тебя, когда ты теряешься и не знаешь, куда надо плыть, когда любой всплеск воды кажется таинственным и немного страшным.

— Пульс — один удар в десять секунд. Пока все работает нормально!

Стас держал Наташку за руку. Я подошел и взял ее за другую. Рука была холодная и напряженная. Хотя у нее всегда были холодные руки. Пульс я нащупать не смог и доверился Стасу, который был необычайно спокоен.

— Пульс один удар в пятнадцать секунд.

— Пульс один удар в девять секунд.

— Прошло десять минут.

Консул вынул из кармана фляжку, сделал большой глоток и протянул мне. Я помотал головой, не отрывая глаз от Наташки.

— Пульс один удар в пять секунд.

— Пульс один удар в три секунды.

— Прошло двадцать минут.

Я глубоко вдохнул, пытаясь остановить бешеное биение сердца.

— Пульс нормальный. Открывает глаза!

Наташка долго сидела неподвижно, обводя нас глазами. Несмотря на яркий свет, зрачки у нее были расширены. Она закрыла глаза и показала рукой на свою голову. Стас щелкнул выключателем у нее на пульте и стал снимать шлем. Мы с Консулом держали ее за руки, которые постепенно становились теплее и мягче. Стас положил шлем на пол и взял Наташку за плечи.

— Наташа, мы тебя отнесем в соседнюю комнату, там есть кровать, тебе сейчас лучше полежать.

— Нет, не надо. Помогите мне дойти до машины. Поедем лучше на дачу, я не хочу тут оставаться, — ее голос был тихим и немного грустным.

— Вот это правильно! — оживился Стас. — Завтра воскресенье, и нашему писателю нужно свой роман заканчивать.

— А я ему обещала сварить варенье из смородины!

— Везет же людям!

Мы с Консулом взяли ее под руки и осторожно повели на улицу. Стас остался, открыл шкаф и стал оттуда что-то вытаскивать. Консул подогнал машину, мы устроили Наташку на заднем сиденье, я сел рядом и положил ее голову себе на колени. Консул сел за руль, включил фары, опустил боковое стекло и закурил.

— Что там Стас копается? — спросил я.

— Он хочет взять шлем и часть электроники с собой.

— Будет делать установку?

— Нет, выкинет все это в речку.

— Но ведь есть еще в институте и в Америке?

— А Ковальски ничего не знал. Он только приемник сделал. Это уже ребята Триса все закончили. А потом, разве ты не знаешь, что Ковальски умер три месяца назад? Что-то с сердцем, его нашли в кабинете. Его команда разбежалась, а загородное здание университет продали какой-то фирме.

Пришел Стас, открыл заднюю дверь, положил туда шлем и большой черный пластиковый мешок.

— Поехали, — сказал он, садясь на переднее сиденье.

Мы сидели на веранде. Стас принес чайник, разложил по чашкам пакетики и стал наливать кипяток. Посреди стола горела свечка, расплавленный парафин стекал в блюдце, а Консул ковырял его вилкой. Наташка залезла на стул с ногами, закуталась в плед, молча разглядывая пламя.

— Светает, — сказал Стас.

Консул хотел задуть свечку, но Наташка его остановила. Консул погладил ее по спине и тихо спросил.

— Наташа, ты нам ничего не расскажешь?

— Я не знаю, как об этом рассказать. Я лишь одно поняла: оттуда возвращаться нельзя. С такими знаниями можно жить там, тут — нельзя. Этот груз на земле вынести невозможно.

— Наташа теперь будет пророком! — Стас хотел казаться веселым.

— Не ерничай, — Консул недовольно посмотрел на Стаса.

— Стасик, дорогой! Я не гожусь для пророка. Я могу варить варенье, могу рожать детей, могу немножко работать. Но быть пророком я не смогу. Мне надо все забыть.

— А ты хоть разговаривала там с кем-нибудь, видела кого?

Наташка взглянула на Стаса, но не улыбнулась, как обычно, а тихонько вздохнула.

— Стас, мне там нечем было разговаривать и нечем было видеть. Да меня далеко и не пустили. Первый раз так, совсем чуть-чуть. Да и второй раз я только в предбаннике побывала. Там не разговаривают, там просто становишься одновременно собой и многими другими. А как можно разговаривать с самой собой?

Консул встал, подошел к двери и выглянул на улицу.

— Совсем рассвело. Стас, собирайся, нам надо ехать в институт за этой адской машиной.

Мы остались одни. Веранда была уже залита розовым светом восходящего солнца, мы погасили свечку. Я пододвинул стул, чтобы обнять Наташку.

— А я с мамой там встретилась, — сказала она. — И всю свою жизнь увидела… когда я родилась, у меня на ручках и ножках складочки были.

И она заплакала.

Я попытался ее погладить, но она мотнула головой и закрыла лицо руками.

— Я все забуду. Это как страшный сон… Я обязательно все забуду.

Она сидела и молча водила пальцем по ободку своей чашки. Я видел, как розовеет ее лицо. Она посмотрела на меня. И улыбнулась. На ее волосы упал лучик утреннего солнца, зрачки стали быстро уменьшаться.

— Я посплю, а потом буду собирать смородину, — сказала она.

И тут мы услышали, как включился холодильник.