Глава 11

Лина повернулась, благоговейно протянув Изольде платье. Это была туника, и казалось, она сделана из чистого золота. Подол окаймлял замысловатый серебряный узор, переливавшийся всеми цветами радуги.

Когда Лина поднесла платье ближе, оно засверкало — все возможные оттенки золота были здесь.

На постели лежало белье. Оно тоже было золотого цвета. Изольда покрылась потом от ужаса.

— Но, Лина, я не могу носить такое… Я ношу джинсы…

Но Лина стащила полотенце с Изольды. Та взвизгнула, и ей не оставалось ничего другого, как только надеть белье, чтобы прикрыть наготу.

Бюстгальтер был крошечный, но подошел по размеру как нельзя лучше. Лина подала Изольде шаровары из той же ткани, что и платье.

Платье струилось вдоль ее тела и бедер, вырез был таким глубоким, что крошечный кусочек бюстгальтера слегка виднелся в глубине.

— Это чистый индийский шелк, мисс Изольда.

Лина усадила ее, чтобы высушить волосы Изольды, затем причесала ее, закрепив волосы старинным гребнем, и нанесла немного краски на ее брови и ресницы. Изольда выглядела так таинственно, что Лина не удержалась и воскликнула:

— Мисс Изольда, вы прекрасны!

По правде говоря, Изольда просто не узнала себя в зеркале, но все, что с ней здесь произошло сегодня, так напоминало те мечты и фантазии, которые она столько лет таила в глубине своей души, что ее затрясло от волнения.

В это время раздался стук в дверь.

— Это Ишам, — прошептала Лина, — он проводит вас в комнаты шейха Надима.

Щеки Изольды запылали. Неужели здесь все знают, что произошло? Она замялась, и Лине пришлось буквально вытолкнуть ее за дверь.

Чтобы добраться до комнат шейха, они поднимались по лестнице, и к тому времени, как оказались у цели, неприятные мысли окончательно овладели Изольдой.

Ей казалось, что Надима или не будет в комнатах, или он разразится смехом, глядя на ее бесплодные попытки выглядеть красивой и женственной.

Однако, когда Ишам постучал, дверь отворилась, и она увидела Надима. Все ее сомнения в ту же минуту растворились.

На нем были черные брюки и расстегнутая у ворота рубашка. Судя по всему, он только что принял душ, потому что его волосы все еще были влажными.

Он что-то сказал Ишаму, и тот исчез. Затем Надим протянул руку Изольде и повел ее в свои комнаты. Она изумленно смотрела вокруг, не в силах произнести ни слова.

Все сияло золотом, повсюду были цветы, за открытыми дверьми Изольда увидела патио, с которого открывался прекрасный вид: огни Мерказада переливались в сумерках на фоне темного неба. Он отпустил ее руку, но Изольда была так потрясена видом, что почти не заметила этого. В конце концов она повернулась и увидела, как Надим наливает в хрустальные бокалы искрящуюся медового цвета жидкость. Она подошла к нему, он подал ей бокал и сказал:

— Тост! — Их глаза встретились, его голос прозвучал хрипло: — За тебя, Изольда! Ты прекрасна сегодня.

Несмотря на его слова, Изольда чувствовала себя ужасно, она покраснела и сделала глоток. Напиток был таким искристым, пузырьки обожгли ей горло — и она закашлялась.

Надим улыбнулся:

— Ты когда-нибудь пила шампанское?

— Конечно, — сказала она почти дерзко, — не совсем уж я деревенщина. — Но тут же добавила с улыбкой: — Но что-то мне подсказывает, что это было совсем не такое шампанское.

Надим был потрясен сразу, как только увидел ее в дверях. Он, конечно, был уверен, что платье, которое он выбрал, очень пойдет ей, но ничего подобного он все же не ожидал. Эта ткань и это платье словно созданы были для ее роскошных линий: полной груди и тонкой талии.

Ее волосы сияли словно огонь на золотом фоне, а глаза смотрелись еще прекраснее.

Она отошла в сторону, засмотревшись на что-то, и спросила:

— Это твоя жена?

По воцарившемуся молчанию она поняла, что не нужно было спрашивать об этом. Она посмотрела на Надима, а затем снова на фотографию в рамке.

Смуглая женщина на снимке была очень красива. Она смотрела на молодого и намного более мягкого Надима с таким обожанием, что у Изольды защемило сердце.

— Да, — быстро сказал он, — это Сара. Прости, я должен был убрать фото.

Изольде стало обидно. Что бы он ни говорил, какие-то чувства к жене у него, несомненно, были. Иначе зачем бы он стал держать здесь эту фотографию? Девушка повернулась и сказала:

— Не будь смешным, Надим, это твоя жена, было бы странно, если бы здесь не было ее фотографий.

— Самое смешное — это то, как ты далеко от меня. Иди сюда.

— Ты так любишь командовать, — мягко сказала Изольда, подходя ближе. — Кто-нибудь говорил тебе об этом?

Он улыбнулся необыкновенно искренне — словно что-то отпустило его изнутри — и протянул к ней руки:

— Нет, только у тебя хватает наглости читать нотации шейху Мерказада.

— И это хорошо. Должно быть, ужасно, когда все только поклоняются тебе и раболепствуют.

Они улыбнулись друг другу, и Изольда почувствовала внутри какую-то совсем неизвестную ей легкость. Но в этот момент в дверь осторожно постучали.

Вскоре комната наполнилась людьми, которые несли дымящиеся подносы с аппетитными блюдами. Надим вывел Изольду на террасу, где был накрыт стол, который украшали свечи — их пламя слегка волновал теплый вечерний ветер.

Перед тем как уйти, Ишам спросил, не нужно ли что-нибудь еще. Надим отрицательно покачал головой, и слуга собрался уходить. И в этот момент Изольда сказала:

— Шухран.

Надим был изумлен:

— Ты учишь арабский?

Изольда пожала плечами:

— Джамиля научила меня нескольким словам.

Как бы безумно это ни было, но Надим почувствовал ревность, узнав, что Изольду учит арабскому Джамиля, а не он.

Он пододвинул ей стул, и, когда она прошла мимо него, ее запах, словно нежное прикосновение, наполнил его трепетным чувством.

Надим сел напротив Изольды, налил им обоим немного вина и поднял свой бокал:

— Ну что ж, если ты позволишь, сегодня вечером я немного поучу тебя кулинарным традициям Мерказада…

Примерно через два часа Изольда протестующе подняла руки:

— Нет-нет, пожалуйста, я никогда в жизни столько не ела.

Надим неохотно отложил в сторону финики.

Изольда откинулась на спинку стула. Она никогда не думала, что трапеза может быть такой эротичной. Однако, поужинав сегодня с Надимом, она чувствовала, что когда в следующий раз снова сядет с ним за один стол, то обязательно покраснеет.

Он посмотрел на нее долгим взглядом и затем сказал:

— Ты была слишком худая, когда я впервые тебя увидел.

— И теперь пытаешься откормить меня? — Она почувствовала, что необходимо немного юмора, чтобы слегка разрядить напряжение между ними.

Он подался вперед:

— Наверное, тебе было трудно заботиться об отце и поддерживать дела на ферме.

Моментально пелена желания рассеялась и тут же вернулось привычное чувство стыда — она вспомнила, как они все пытались изо всех сил скрывать болезнь отца. Она водила пальцем по пустой кофейной чашке.

— Нет, все было не так уж плохо…

Он посмотрел ей в глаза:

— Я знаю, как трудно управляться даже с небольшими конюшнями. Я знаю, как много работает Джамиля, а у нее целая команда помощников. И я знаю, что это такое, когда кто-то из родителей пьет.

— Мой отец никогда не делал нам ничего плохого. Он просто пытался утопить свое горе — в буквальном смысле. — Она посмотрела на огни Мерказада, мерцавшие вдали. — А что касается работы… У меня никогда не было времени подумать об этом.

Эти слова скрывали, как тяжело ей приходилось в то время. Часто она пропускала школу и всегда очень тяжело работала. Но для Изольды было неприемлемо говорить что-то такое о себе, что ее собеседник может расценить как желание ему понравиться и вызвать сочувствие.

Ей захотелось уйти от этой темы, и она спросила:

— А что ты имел в виду, когда сказал, что знаешь, что это такое — потерять все, что дорого?

Надим долго молчал, затем встал со стула, взял бокал вина и прислонился к стене.

Он начал так тихо, что Изольде пришлось напрячь весь свой слух. Затем она тихо встала и подошла к нему.

— У нас всегда были непростые отношения с Аль-Омаром. Много лет назад мы получили независимость, но, когда к власти пришел прадед нынешнего султана, он снова решил подчинить Мерказад. Ему это не удалось, но идея передавалась из поколения в поколение. Когда мне было двенадцать, отец нынешнего султана напал на нас. Мы были застигнуты врасплох, потому что уже давно нам не приходилось защищать себя.

Изольда слушала его очень внимательно — его рассказ звучал невероятно.

— Нас с Салманом мама разбудила среди ночи, и мы пытались спастись тайными коридорами, но нас поймали.

— И что случилось дальше?

— Нас держали в подземелье под дворцом, там в древние времена была тюрьма.

— Но ведь вы правители. Разве нет какого-то протокола для таких случаев?

Он усмехнулся:

— Не в этом мире.

— И сколько времени вас там держали?

— Около трех месяцев. — Он ответил почти беззаботно. — По-моему, на моего брата это повлияло гораздо сильнее. Им как-то особенно нравилось его мучить. Они выводили его из тюрьмы на несколько часов, а когда возвращали, он ничего не говорил. Я хотел, чтобы они брали меня, но они просто отпихивали меня. Нам повезло, — бодро продолжал он. — Наши соседи пришли нам на помощь. Захватчики были уверены, что мы просто отправимся на тот свет в тюрьме, но у нас были влиятельные друзья, которые были заинтересованы в том, чтобы мы оставались суверенным государством. И однажды ночью они освободили нас. Но все было разрушено. Конюшни разорены, они перестреляли всех лошадей. Замок был разграблен полностью — только стенные росписи остались.

Изольда пыталась понять, каково это. Сначала тебя сажают в тюрьму, а потом ты возвращаешься — и обнаруживаешь, что все разрушено.

Он снова смотрел на нее, поворачивая бокал вина своими длинными пальцами.

— А потом родители погибли в авиакатастрофе — мне было шестнадцать, а Салману двенадцать. И снова мы оказались в опасности. Однако на этот раз мы были к ней готовы. Наши границы были надежно защищены, и правители Аль-Омара больше не могли напасть на нас. Отец султана умер, когда мы с Салманом учились в Англии. Советники управляли страной, пока я не закончил образование. А потом мне исполнилось двадцать один год, и я официально был провозглашен шейхом и правителем.

— Джамиля, наверное, была совсем маленькой, когда погибли ее родители, — задумчиво произнесла Изольда.

— Да, ей было всего шесть. Она оставалась здесь и ходила в школу в Мерказаде. Я следил, чтобы наши родственники заботились о ней.

— Но ведь сейчас здесь мир, да? Ты говорил, вы друзья с султаном…

Надим кивнул:

— Мы учились в одной школе в Англии. — Он улыбнулся. — Сначала мы ненавидели друг друга и бросались друг на друга при первой же возможности. Но потом обнаружили, что у нас общий интерес — жить в мире, в прогрессивном демократическом обществе. Мы связаны нашими идеалами. Когда умер его отец, мы подписали такой договор, который будет в силе много-много лет…

Изольда чувствовала себя такой ничтожной рядом с ним. Он так рано узнал, что такое долг и ответственность. Они во многом похожи… и в то же время нет. Ее ответственность — это ответственность за свой маленький мирок.

Эта мысль напомнила ей о том, что между ней и Надимом настоящая бездна. Когда-нибудь он найдет себе подходящую невесту и женится снова, у него будут дети, чтобы передать управление, а она…

В этот момент Надим поставил бокал с вином на стол и дотронулся до нее. Словно под воздействием огромного магнита, она потянулась к нему.

Он провел пальцем по ее шелковистой щеке. Он был потрясен. Он только что рассказал тайны всей своей жизни женщине. Никогда в жизни он бы не подумал, что способен на такое. Его любовницы часто пытались заставить его рассказать какие-нибудь истории из своей жизни — для них это были экзотические волшебные сказки. Но он никогда не рассказывал, потому что чувствовал, что им пытаются манипулировать, чтобы установить более близкие отношения.

Единственной женщиной, которая знала о нем все, была Сара. Но это потому, что она родилась здесь и прошла через все это, потому что ее отцом был один из ближайших помощников отца — Надиму стало тяжело от этих воспоминаний, — именно поэтому ее и сочли идеальной парой для него.

Но Изольда… Что такого было в этой женщине, которая без всяких усилий пробуждала в нем это чувство близости и родства? Он увидел в ее глазах что-то глубокое и серьезное.

Она не смотрела на него. Ему хотелось заглянуть в ее глаза, и он дотронулся до ее подбородка.

Он все же сожалел, что столько всего рассказал ей. И чтобы прогнать это раскаяние и ту летучую панику, которую он снова уловил в ее взгляде, он наклонился и поцеловал ее нежные губы, желая одного — чтобы страсть захватила их и стерла все то, что было сказано.


Несколько часов спустя Изольда лежала растянувшись на обнаженном Надиме и тихонько целовала его в грудь. Его кожа все еще была покрыта капельками пота.

Как только Надим поцеловал ее там, на террасе, все было забыто — желание унесло в своем мощном потоке все его слова и все мысли Изольды.

Сейчас она подозревала, что он жалеет о том, что рассказал ей, но она была не в состоянии думать об этом.

Изольда положила щеку на его грудь и слышала, как бьется его сердце. Она рассеянно водила рукой по его груди, а затем подперла рукой подбородок.

— Знаешь, — сказала она задумчиво, — я видела тебя в джинсах и футболке, в костюме и галстуке, в национальной одежде… — Она улыбнулась, ее рука опускалась ниже вдоль его тела, и она видела, как его глаза становились еще темнее. — Но больше всего ты мне нравишься без одежды. — В этот момент ее рука спускалась по его животу, и вскоре она уже ликовала, почувствовав, как он возбужден.

Через минуту она уже лежала на спине, а он нависал над ней всем телом и между ее ног, а она двигала бедрами. Она подняла одну ногу в бессознательной жажде удовольствия и положила ее на бедро Надима. Он схватил ее ногу и наклонился к ней со словами:

— Не забывай, что я сказал тебе, Изольда… не влюбляйся в меня.

Она почувствовала резкую боль и в ту же секунду поняла, что уже слишком поздно. Это уже случилось в какой-то момент. Может, даже только что, на террасе, когда он так бесстрастно рассказывал ей свою потрясающую историю. А может, это случилось в том шатре, где они впервые занимались любовью. Это могло случиться и в Ирландии, в тот момент, когда она впервые увидела его. Но где-то на этом пути случилось непоправимое — она влюбилась в Надима.

Сознание своей полной беззащитности заставило Изольду снова надерзить ему:

— До тех пор, пока ты не влюбишься в меня…

Он улыбнулся, и ей показалось, что это очень печальная улыбка. Ему не нужно было говорить это — это было написано на его лице: «Я не влюблюсь в тебя».

В этот момент их губы встретились, она обвила его шею и почувствовала прилив сразу многих чувств — ярости, нежности и раздражения, потому что все ее мысли моментально исчезали, стоило ему только поцеловать ее.

Загрузка...