Онемев от ужаса, Эмили смотрела, как Грант поднял над головой тяжелый стул и опустил его на плечи Каллена Лири. Дерево треснуло, ударившись о крупное тело громилы, но в ответ, тот только крякнул. На лице Лири не отразилось никакой боли.
Но Гранта это не отпугнуло. Он откинулся назад и нанес Лири мощный короткий удар в челюсть. К удивлению Эмили, этот удар действительно отбросил Лири назад и вызвал приветственные возгласы у толпы, которая оторвалась от карт и наблюдала, как прославленный боксер дерется с человеком, который казался джентльменом с ног до головы.
О чем только думает Грант? Лири – животное, чудовище; он убил двух человек на ринге и кто знает, скольких еще. Грант не мог не знать об этом, ведь он был завсегдатаем притонов вроде «Синего пони», пусть ему и неизвестно, что Лири замешан еще и в политических интригах. Или Грант действительно ищет смерти?
Похоже на то. Грант нанес второй удар. На этот раз Лири занял боксерскую стойку, низко присел, раскачиваясь и подпрыгивая. Он уклонился от удара Гранта и сам нанес удар. Грант нагнулся умело, как тренированный борец, но все же костяшки Лири задели его по ребрам, и Грант отлетел назад, к Эмили.
Это ее шанс. Она должна увести Гранта отсюда прежде, чем его убьют. Прежде, чем Лири вспомнит, что его настоящая цель – она, Эмили. Если он ее схватит, вся маскировка слетит прочь, и больше в этом мире ей не о чем будет беспокоиться.
– Прошу вас, сэр, пожалуйста! Не то будет поздно! – Она помогла Гранту встать и потащила его к дверям.
Грант немного помешкал. Казалось, ему хочется докончить драку, как бы ни были неравны силы. Но потом Грант схватил ее за руку и побежал, обернувшись только чтобы бросить взгляд назад. Толпа тут же повела себя омерзительно – пьяные мужчины и женщины улюлюкали и бросали бутылки в убегающих людей.
Холодный воздух ударил Эмили по лицу, сжал и без того уже измученные легкие. Дышать становилось все труднее. В боку заныло от раны, полученной полгода назад. Это жестко напомнило ей о том, как она испугана. Она вздрогнула, вспомнив, какой страх охватил ее там, в коридоре.
– Пошли, – сказал Грант, не выпуская ее руки и увлекая Эмили по разбитому тротуару.
Она крепко прижалась к нему, ощутив на мгновение спокойствие от его присутствия и слегка потирая через одежду свой шрам.
Спокойствие? Нет. Здесь она была защитником. Отбросив мысли о покое, она посмотрела на Гранта. Кажется, что случившееся не произвело на него особого впечатления. Он направлялся в проулок, где его ждала карета.
Раз уж он ее спас, нужно воспользоваться прекрасным поводом и узнать, что ему грозит. Значит, нужно и дальше играть свою роль. А размалеванная ночная бабочка должна быть потрясена тем, что предстало перед ней.
– Бог ты мой! – сказала она, присвистнув. – Вы что, украли эту колымагу?
Грант сжал губы, отворил дверцу и удивил свою спутницу, втолкнув ее в карету. Зачем он взял ее с собой?
– Нет, – ответил он. – Я ее не украл.
– Значит, эти гербы на боку – ваши? – спросила она, а он закрыл дверцу и постучал кучеру, чтобы тот трогал.
Их окутала темнота, и Эмили облегченно вздохнула. Теперь он ее не узнает. К счастью, у нее есть несколько секунд, она успеет обдумать, что делать дальше.
– Да, мои.
– А что делает здесь, в Ньюгейте, богач вроде вас, да еще с титулом? Вы что, не знаете, что «Синий пони» – опасное место?
Она подалась вперед, надеясь получить ответ. Иногда мужчины откровенничают с дамочками вроде тех, какую она изображает. Если она сможет заглянуть в дела Гранта хотя бы чуть-чуть, это будет почти равноценно тому, что она увидела бы, как он теряет власть над собой в игорном доме.
Почти.
– Вы задаете много вопросов, – пробормотал он, и Эмили услышала, как он что-то ищет в своем плаще.
Вдруг чиркнул кремень, и Грант зажег сигару. На мгновение пламя ярко вспыхнуло, и Эмили увидела на его лице загнанное выражение. Это зрелище как бы обвилось вокруг ее сердца и сжало его так, что вся грудь заболела. Как ей хотелось бы понять, что означает это выражение страдания! Чтобы согнать с его лица эту маску. Она прекрасно понимала, что его страдание не имеет никакого отношения к ее делу.
– У меня тоже есть к вам вопрос, мисс, – продолжал он, попыхивая сигарой.
Она насторожилась:
– Не люблю вопросов.
– Я тоже. Как вас зовут?
Страх охватил Эмили, но она отогнала его. Ей случалось попадать и в худшие положения. Спокойствие – лучшая защита.
– Таким, как я, лучше обходиться без имени. А вас как зовут, милорд?
– Можете называть меня Грантом, – спокойно ответил он. – Куда вас отвезти?
Она замешкалась. Значит, он взял ее с собой не для того, чтобы купить на ночь. Просто он все еще продолжал спасать ее. Эмили нахмурилась. Вряд ли уместно будет попросить его отвезти домой, на Сент-Джеймс-стрит. И вряд будет благоразумно попросить высадить ее в той части Лондона, где они находятся сейчас. Она ведь одета как женщина легкого поведения, а значит, никак не может позвать своего кучера.
Но есть у нее одно укромное местечко. Дом, который купили она и ее, подруги, чтобы было где скрыться при случае. Об этом скромном жилище представителя среднего класса никто не знает, кроме них. Официально этот дом не имеет к ней никакого отношения, так что если Грант и станет наводить справки, никакой связи между ней и этим домом он не установит.
Она быстро сказала, куда ехать. Он велел кучеру остановиться и передал ему слова Эмили.
Когда карета снова тронулась, Эмили ощутила на себе взгляд Гранта, хотя едва различала своего спутника в темноте.
– Почему эти люди гнались за вами? – тихо спросил он.
Сердце ее подпрыгнуло от страха и волнения. Теперь, когда физически ей больше ничто не грозило, она могла по-настоящему обдумать все, что видела. А видела она, как под бдительным надзором Каллена Лири делают фальшивого принца. Господи, к чему это может привести! Последствия не укладывались в голове. Вот это действительно дело, именно такое, о каком она просила в последнее время.
И именно она, Эмили, займется этим делом. Как бы ни пугали ее перспективы, после сегодняшней попытки Лири расправиться с ней, желание открыть правду о происходящем стало гораздо сильнее.
– Мисс? – Голос Гранта прозвучал резко.
Она отогнала эти мысли. Он не мог ничего знать о том, что она видела. Пока она здесь, ее долг по-прежнему охранять его.
Она пожала плечами:
– Если вы часто проводите время в «Пони», то должны знать, что там бывает.
– Вы поступили глупо, если украли что-то у Лири, – сказал он, стряхивая пепел с сигары. – Он ведь явно гнался за вами.
– Ничего я у него не украла, – возразила она и тут же пожалела о сказанном. Если бы она просто согласилась – да, я что-то взяла у этого мерзавца, – Грант, наверное, принял бы это объяснение. Но ей не хотелось, чтобы он думал о ней как о воровке, пусть даже эти мысли относились к той женщине, которую она изображала, а не лично к ней.
– Вы ведете опасный образ жизни, мисс. – Карета замедляла ход. – Вам следовало бы подумать о другом занятии, иначе вы плохо кончите.
Она нахмурилась. Не ему говорить об осторожности и осмотрительности.
– А я думаю, сэр, что опасно налетать со стулом на такого, как Лири. Особенно если у вас есть возможность убежать, не вступая в драку.
– Возможно, – согласился он и открыл дверцу. Эмили хотела выйти, но он оказался проворней. Он спрыгнул не землю и повернулся, чтобы помочь ей.
Она насторожилась, опустила голову так, что рыжие волосы парика упали ей на лицо и закрыли его. Они оказались совсем рядом, и она испугалась, что Грант узнает ее.
– Спасибо, что отвезли меня домой, – сказала она, высвобождая руку. От его прикосновения опасная ситуация стала еще опаснее.
Он посмотрел на дом и удивился. Эмили едва удержалась, чтобы не выругаться. Каждому ясно, что в таком квартале могут жить только представители среднего класса, а это совершенно не подходило для той роли, которую она играла. Ну что же, может, ее героиня предпочла поселиться в таком вот квартале.
– Всего вам хорошего, милорд, – договорила она и торопливо пошла к дому.
Она открыла дверь и вошла, слыша за собой шаги Гранен. Не успела Эмили захлопнуть дверь, как он уже стоял в дверях и оглядывал простую, но аккуратную обстановку.
– Вы живете одна? – спросил он.
В груди стало тесно, но Эмили зажгла одну из маленьких ламп, висевших на стене рядом с дверью. Оставалось только надеяться, что Грант не воспользуется этой лампой, чтобы разглядеть истину.
– А то как же. – Возможно, вульгарная речь отпугнет его прежде, чем придется зажечь много ламп и позволить ему как следует рассмотреть себя. – Леди может хорошо зарабатывать, лежа в кровати. Понятно, да? И может с умом вкладывать деньги. А теперь прощения просим.
– Огонь не разведен, – продолжал он, входя вслед за ней в гостиную. – Вы не собирались сегодня ночевать дома?
Эмили подбоченилась и склонила голову набок:
– Нет, сэр, честно говоря, не собиралась. По большей части я нахожу себе на ночь любовника.
– Хм… – Он подошел ближе, и ее окутал его запах. И его тепло, казавшееся еще более притягательным после холодной ночи, посреди почти такой же холодной гостиной. – Что-то в вас не так… Что-то… Кто вы такая?
Она попятилась к лестнице. На двери ее спальни есть замок. Если Грант не уйдет, она сможет там запереться.
– Я вам уже сказала – для женщины в моем положении лучше не иметь имени. – Она поставила ногу на первую ступеньку, а потом убрала ее. – Я вас в дом не приглашала.
– Да, но вы очень торопились ко мне, верно? – не отставал он, и даже при тусклом свете единственной лампы Эмили увидела, как его темные глаза окинули ее с ног до головы. Окинули с подозрением. И с… интересом. Сердце у нее екнуло.
Неужели она ошиблась, сидя в карете? Неужели он решил потребовать плату за свою помощь? Неужели она вызвала в нем желание?
И почему она чувствует при этом ревность? Ревность к самой себе… это ведь бессмысленно. В каком бы смятении она ни была, когда обратилась за помощью, ей не хотелось вызвать у Гранта желание – ни в роли Эмили, ни в роли женщины в парике… Эти чувства, которые возникают у нее, когда она остается с ним наедине, только мешают расследованию.
– Вы подбежали прямо ко мне, и хотя мы никогда не встречались до того, попросили помочь спастись от Лири и его товарищей, – продолжал Грант. – Женщина вашей профессии должна знать, что это опасно. А вы позволили мне не только вывести вас из «Синего пони», но даже сели в мою карету и велели отвезти вас сюда. В дом, в котором не может жить женщина легкого поведения. То, что я вижу, не соответствует тому, что вы мне рассказываете. В общем, мне хотелось бы знать, что происходит на самом деле?
С каждым его резким словом она поднималась по лестнице все выше и выше, а он шел за ней при тусклом свете, внимательно вглядываясь в ее лицо. Эмили потрясло, с какой быстротой он делает выводы. Его расспросы были быстрыми, точными, холодными, хотя в них и слышалось что-то вроде обвинения.
Много раз за эти годы она сама проводила подобные допросы. Чтобы научиться этому, потребовались долгие месяцы тренировки.
– Да ничего не происходит, сэр, просто вы пугаете меня. Уйдите, пожалуйста! – Она попятилась по коридору, потом схватилась за ручку двери, ведущей в спальню, повернула эту ручку, вбежала в комнату и хотела захлопнуть дверь, но Грант оказался проворнее. Он ухватился за дверь и протиснулся в спальню прежде, чем Эмили успела что-либо сделать, потом захлопнул дверь, запер и положил ключ в карман, откуда его нельзя было достать… пока нельзя.
Сердце у Эмили упало. Теперь спастись от него можно только через окно. Эмили не имела ничего против такого маневра, но вряд ли она успеет высунуть хотя бы одну ногу – он, конечно же, схватит беглянку и втянет обратно в комнату.
Грант молча подошел к камину и зажег свечи. Потом бросил в очаг несколько поленьев и развел огонь, чтобы в комнате стало теплее. И светлее, что куда хуже.
– Вы действительно испуганы, я слышу это по вашему голосу, но боитесь вы не меня, – спокойно произнес он. Грант старался получше разжечь огонь и не поворачивался к ней лицом.
Эмили задохнулась. Неужели он действительно понял, как все обстоит на самом деле? Ощутил, что она все еще в ужасе от случившегося в игорном доме? И почему это так? Ведь она действительно его не боится. Когда она оставалась наедине с Грантом, все тревоги утихали, несмотря на то, что он был гораздо сильнее нее.
Да, конечно, ее многому научили, но она понимала, что в маленькой комнате за запертой дверью она не сумеет справиться с Грантом, если он решит воспользоваться своим физическим превосходством.
И все же никакого волнения она не испытывала, глядя на него. Хотя обычно, попав в ловушку, Эмили чувствовала, как в ней пробуждаются все глубоко запрятанные страхи, с Грантом этого не происходило.
– Вы… понятия не имею, что вам нужно, – прошипела она, стараясь сохранить вульгарную манеру речи. – Ясное дело, я вас боюсь.
Он отвел глаза от огня и посмотрел на нее, недоверчиво выгнув бровь.
– Если бы вы меня боялись, я уверен, что вы бы уже напали на меня. Когда мы сидели в карете, я видел под вашим платьем очертания ножа, который вы прикрепили к ноге. Если вы так испугались, почему же не вытащили его?
Эмили широко раскрыла глаза, а рука ее невольно легла на бедро, чтобы прикрыть нож. Неужели он заметил ее оружие? Господи, ведь в карете было совершенно темно! Единственный раз там стало немного светлее, когда он разжег сигару. Нужно быть очень наблюдательным, чтобы заметить очертания лезвия при мгновенной вспышке.
– Вам здорово повезло, что я его не вытащила, – удалось ей ответить. – А если вы не отдадите мне ключ и не уйдете, я вытащу нож сию же минуту.
Грант медленно выпрямился. В комнате стало светлее, и Эмили заметила в его глазах насмешливый вызов. Заметила перед тем, как отвернуться, чтобы он не узнал ее. Проклятие! Как могла эта ситуация выйти из-под ее контроля?
– Валяйте, – с вызовом бросил он, вытянув руку. – Смелее. Нападайте.
Она попятилась. Конечно, она вовсе не собиралась нападать на него. Она охраняла Гранта, хотя в данный момент мысль о том, чтобы отправить его ко всем чертям, казалась не такой уж плохой. Но он загнал ее в угол, и придется сделать что-то, чтобы отвлечь его от внимательного рассматривания, потребовать ключ и убежать.
– Пожалуйста, уходите, – попросила она, обходя его и намереваясь задуть зажженные им свечи.
Грант схватил ее за плечи и повернул к себе:
– Почему вы боитесь света?
Эмили покачала головой. Выбора у нее не было. Оставалось только одно.
Она обхватила Гранта за шею и, притянув к себе, поцеловала.
Грант рванулся, почувствовав неожиданное прикосновение губ этой таинственной женщины.
Но еще неожиданнее была реакция его тела на этот поцелуй. По всему телу прокатилась волна сильнейшего желания, разбередив его нервы так, как давно уже не бывало. Ее поцелуй был живителен и казался… как-то знакомым. Так же, как знакомой казалась она сама.
Он попятился, чтобы еще раз взглянуть на нее, но она крепко прижалась к его шее и, раскрыв губы, провела языком по очертаниям его рта. Грант тоже раскрыл губы, и поцелуй стал глубже.
У нее был вкус… клубники. Это совсем не подходило женщине, которая зарабатывает свой хлеб на улице и проводит время в самых низкопробных игорных заведениях. Нет, он ни минуты не верил, что имеет дело с женщиной легкого поведения, ее язык сплетался с его языком; то был танец, полный соблазна и обещания.
Хотя она и терлась о него всем телом, как это делала бы женщина легкого поведения, было в этом что-то искреннее. Она не просто задрала юбки, предлагая быстрое соитие, чтобы поскорее избавиться от его присутствия. Ее поцелуи говорили о настоящей страсти, о предвкушаемой ночи наслаждений, которые нельзя купить за деньги.
Сколько времени прошло с тех пор, как прикосновение женщины могло заставить его забыть обо всем том, что неотвязно крутилось в голове? А вот ее прикосновения это сделали. Отогнали прочь боль, воспоминания и оставили одно желание.
Несмотря на мучительную потребность узнать, какими мотивами она руководствуется, ему были приятны это влечение к ней, это наслаждение, эта страсть.
Она еще крепче прижалась к нему, и все мысли и вопросы окончательно вылетели из головы. Ее пышные груди расплющились о его грудь, он обнял ее. Он долго постился. Слишком долго. А соблазн, исходивший от этой безымянной женщины, чье лицо он так и не рассмотрел как следует, был слишком велик.
И Грант сдался. Его руки скользнули по ее спине. Она тихонько вздохнула, и вздох этот растаял в стоне, а он, не прерывая поцелуй, подтолкнул ее к кровати, стоявшей у стены напротив камина. Когда ее бедра коснулись края кровати, она отпрянула.
Грант с трудом различал ее лицо, поскольку в комнате было почти темно. Были видны только очертания и тени, когда вспыхивал огонь. Но он почувствовал, что губы ее крепко сжались, словно теперь она раздумывала, что делать. Кажется, она собирается бежать? Но почему? Она же этого хотела? Почему же теперь колеблется?
При мысли о том, что она может отказать, Гранта охватило сильнейшее отчаяние. Ему нужна была эта ночь.
Чтобы все забыть. Он крепче сжал ее талию и резко привлек к себе. Прижался губами, положил на кровать. Эмили выгнулась, когда Грант всей своей тяжестью опустился на нее. Не нужно бы этого делать… Но как это хорошо! Этот поцелуй… она поцеловала его только для того, чтобы прекратить расспросы. Но потом поцелуй превратился в нечто большее. Во что-то мощное и властное.
И она хочет этого.
Никогда еще она не испытывала такого желания. Отношения с покойным мужем чаще вызывали у нее стыд и возмущение, чем наслаждение. Она стала скорее бояться этого человека, чем желать его. Так что теперь все происходило словно впервые.
В голове все у нее помутилось, как от опиума, который Эмили давали во время болезни и который она старалась не принимать. Но сейчас она не могла отказаться от тех чувств, которые вызывали в ней прикосновения Гранта. Она не могла сжать зубы и запретить себе влечение. Тело ее отзывалось на поцелуи самостоятельно, не обращая внимания на слабеющие возражения разума.
Язык Гранта ворвался в ее рот. Нужно было отвернуться, но она не отвернулась. Она чувствовала, как тело наливается тяжестью от вожделения.
Теперь, когда они лежали на кровати, Грант уже не ограничивался поцелуями. Он положил руку ей на живот, и Эмили вспыхнула от этого интимного прикосновения. Она выгнулась, чтобы снять с себя платье. Обнажить себя перед ним, призвать его не останавливаться. Ей хотелось забыть о своем долге. Забыть, что она в чужом обличье.
Забыть, что он принимает ее за незнакомку.
Эта мысль мгновенно пронзила ее затуманенный мозг, и Эмили похолодела от сознания этой мучительной реальности. Но тут рука Гранта скользнула вверх, он обхватил ладонью ее грудь, и все возражения исчезли без следа. Внезапно он просунул руку за скандально низкий вырез ее платья и высвободил одну грудь.
Холодный воздух комнаты, коснувшийся ее кожи, показался Эмили восхитительным. Но она насторожилась – ведь теперь он увидит, к каким уловкам она прибегла, чтобы сделать свою грудь пышнее. Не заставит ли это Гранта задуматься над тем, что еще фальшивого есть в ее внешности?
Но если он и подумал об этом, то ничего не сказал. Его губы обхватили ее сосок, и Эмили тихонько застонала. Жар, охвативший грудь, пробежал по всему телу. То было давно забытое и вместе с тем – новое ощущение. Ноги у нее дрожали, Эмили сжимала бедра, чтобы облегчить все усиливающуюся боль в сердцевине.
Вдруг она поняла, что руки ее двигаются. Они нащупали пальто Гранта, стянули его с плеч и принялись за надетую под ним куртку. Грант помог ей, расстегнул на себе рубашку и стянул ее через голову.
Его тело, которое производило сильное впечатление, когда он был одет, обнаженным выглядело еще великолепней. Оно, казалось, состояло из одних мускулов. Такие мускулы можно заработать только постоянной упорной тренировкой. Словно загипнотизированная, Эмили положила одну руку ему на грудь, другую – на живот.
– Господи, – простонал он, когда она провела пальцами по его плоти. Плоть была твердой и горячей. Ей хотелось все новых ласк. Ей хотелось всего. И это было нехорошо, очень нехорошо.
А может, не все так плохо?
Грант не знает, кто она. Если быть осторожной, он никогда этого и не узнает. Она проведет эту порочную, греховную ночь, и это никак не повредит делу. Вероятно, даже поможет. Все то напряжение, весь тот жар, который вспыхивал между ними на балах и в светских гостиных, остынут, если Эмили даст своему телу то, чего оно так необъяснимо жаждет. Желания, которые мешают ее работе, будут удовлетворены.
Тоненький голос где-то на задворках сознания шепнул, что все эти рассуждения просто глупы, но Эмили не стала его слушать. Эта ночь будет принадлежать ей. И она никогда об этом не пожалеет.
Отбросив колебания, она снова обняла Гранта, притянула его и позволила себе отдаться наслаждению, а не бороться с ним.
И Грант, словно почувствовав, что она отдается ему, впился губами, вкушая поцелуй, как голодающий. Он приподнял Эмили, стянул с нее платье, и оно упало на пол рядом с кроватью.
Как и у большинства женщин ее профессии, под платьем у нее ничего больше не было. Она была податливая и жаркая. Она обвила ногой его ногу, и он нашарил последнее, что она еще не сняла с себя, – ножны с ножом, которые он заметил еще в карете. Быстрое движение рукой – и оружие с лязгом упало на пол. Грант принялся гладить ее бедро на том месте, где висли ножны, она своими стонами побуждала его продолжать; ее ногти впились ему в спину.
Поцелуй его стал еще более пылким. Никогда еще поцелуи не производили такого впечатления на Гранта. Они были безумны, они опьяняли. Он прижал ее к себе, и тут в голове у него мелькнуло – Эмили Редгрейв!
Грант отпрянул, оторвался от нее. Почему он именно сейчас подумал об Эмили? Нет. Он не станет воображать себе ее, лаская эту женщину. Он провел губами по ее шее, потом ниже; пальцы его гладили грудь, живот. Добравшись до бока, замерли.
Она открыла глаза. Шрам!
В тусклом свете, отбрасываемом камином, она увидела, что Грант смотрит на нее, пытаясь поймать ответный взгляд. Но конечно, он ничего не заметил в ее глазах. Она затаила дыхание. Что он подумал, увидев ребристый шрам, который проходит почти через весь ее правый бок – доказательство ранения, полученного шесть месяцев тому назад?
– Вы пережили много страданий, – тихо сказал он, опустил голову и легко провел по шраму губами.
На глаза Эмили навернулись слезы. Эти слова растрогали ее. Грант понятия не имеет, кто она такая, и уж тем более не имеет понятия о страданиях, пережитых ею. О страданиях физических, вызванных раной, и о страданиях иного рода, не оставляющих шрамов на теле. И никогда он о них не узнает.
– Пусть эта ночь будет состоять только из наслаждений, – пробормотал он, и отведя руку от шрама, просунул ее между ног. Эмили задохнулась, но наслаждение было так велико, что она не могла пошевелиться. И конечно, не могла ни о чем думать.
Он теребил большим пальцем узелок, скрытый в складках ее сокровенного места, а пальцы его скользнули внутрь ее жарких недр. Господи, как хорошо! И Эмили испустила сдавленный вопль. Как хорошо! Но ей хотелось еще большего. Она готова была умолять его, но не стала. Она только приподняла бедра, изгибаясь в такт с движениями его пальцев, пока не достигла высшей точки наслаждения.
Когда он отодвинулся, все в, ней ныло и дрожало, и Эмили недовольно вздохнула. В ответ она услышала, как он усмехнулся. Открыв глаза, Эмили увидела, что он снял с себя панталоны; она напрягала зрение, чтобы рассмотреть его, но мешал тусклый свет. Эмили видела только тени и намеки на движение.
Но вот он подошел к ней во второй раз, и теперь их уже ничто не разделяло. И ничто не могло прийти на помощь здравому смыслу.
Но Эмили уже было все равно. Ей хотелось, чтобы Грант вошел в нее; она не помнила, чтобы когда-то ей хотелось этого с такой силой. Ей хотелось принадлежать ему, хотя бы на одну эту греховную ночь, пусть даже он никогда не узнает, кто она такая.
Она призывала его с уверенностью, от которой его и без того возбужденная плоть воспламенилась еще больше. Он нанес ей первый удар и удивился – ножны у нее были узкими, словно она давно уже была одна, а для женщины ее профессии это казалось странным. Эмили напряглась, лежа, под ним, и, зашипев, впилась ногтями ему в спину.
– Я делаю вам больно? – спросил он, сбитый с толку сопротивлением ее тела. Но она отрицательно покачала головой.
Ему показалось, что он попал в рай. Он мог бы кончить очень быстро, но ему хотелось, чтобы незнакомка тоже испытала наслаждение, кто бы она ни была. Пусть она извивается. Пусть кричит от страсти. Нащупав ее шрам, он понял, что она испытала много страданий, и теперь ему хотелось, чтобы она перенесла наслаждение.
– Я хочу видеть вас, – простонал он, нанося, к их обоюдному удовольствию, все новые и новые удары.
Мерцающий свет, падающий от камина, позволял ему видеть только время от времени ее полные губы и черты лица.
Она напряглась, а потом начала двигаться так, что оказалась сидящей на нем верхом. Теперь камин был у нее за спиной, и Грант вообще не мог разглядеть ее лица. Он видел только очертания буйных волос, рассыпавшихся, по плечам. Только абрис ее стройного тела.
Наконец ее охватила дрожь. Она содрогнулась, задыхаясь. Приближалось освобождение. И она вскрикнула:
– Грант!
Когда Грант услышал свое имя, сорвавшееся с ее уст, он утратил остатки самообладания. Но все же ему удалось выйти из нее вовремя.
Задыхаясь, она рухнула ему на грудь, покрывая его плечи жаркими поцелуями. А его охватило тяжелое ощущение покоя, которого он не знал уже много месяцев; наряду с ним возникла усталость, чувствовать которую Грант не позволял себе так долго, что уже и не помнил, когда в последний раз крепко спал ночью. И когда пелена сна окутала его, он снова вспомнил, что эта таинственная незнакомка назвала его по имени.
И при этом в ее произношении не было ничего вульгарного.