Глава 24 Тринадцатое декабря. Тающая

(переводчик: Дарья Just_She Буряк)


— Не понимаю, почему вы не можете встретиться у нас. Я надеялась увидеть племянницу Мельхиседека, наряженную в одно из ее чудаковатых платьев.

Я стоял перед Аммой, пока она завязывала мне галстук, она была такой низкой, что ей приходилось стоять на три ступени выше, чтобы достать до моего воротника. Когда я был маленьким, она причесывала меня и завязывала мне галстук для воскресного похода в церковь. Она всегда смотрела на меня с гордостью, и сейчас у нее на лице было то же самое выражение.

— Прости, нет времени на фотосессию. Я забираю ее из дома. Парень должен заехать за девушкой, помнишь? — с учетом того, что я забираю ее на Колотушке, слово «заехать» было преувеличением. Линка подвезет Шон. Ребята из команды до сих пор оставляли ему место за столиком на ланче, хотя чаще всего он сидел со мной и Леной.

Амма затянула на мне галстук-бабочку и усмехнулась. Не знаю, что показалось ей смешным, но я занервничал.

— Слишком туго. Мне нечем дышать, — я попытался просунуть палец между шеей и воротником арендованного смокинга из «Смокинги Бакса», но не смог.

— Галстук не при чем, дело в твоих нервах. Ты справишься, — она одобрительно оглядела меня с ног до головы, как это сделала бы мама, будь она здесь. — Покажи-ка мне цветы.

Из-за спины я достал маленькую коробочку с красной розой, окруженной качимом, внутри. По мне украшение было уродливым, но ничего лучше все равно было не найти в Садах Эдема, единственном цветочном магазине Гатлина.

— Ничего более убогого не видела, — Амма бросила лишь один взгляд на букетик и швырнула его в мусорную корзину, стоявшую возле лестницы. Она повернулась на пятках и исчезла на кухне.

— Что ты наделала?

Она открыла холодильник и вытащила бутоньерку для запястья, маленькую и нежную. Белый южный жасмин и дикий розмарин, перевязанные серебряной ленточкой. Серебряный и белый — цвета зимнего бала. Она была безупречна.

Амму, насколько мне это было известно, не радовали мои отношения с Леной, но она все равно сделала украшение. Она сделала это для меня. Именно так поступила бы моя мама. Только после смерти мамы я понял, как во многом рассчитывал на Амму. Как всегда полагался на нее. Она помогала мне держаться на плаву и не будь ее, я бы, скорее всего, утонул, как мой отец.

— У всего есть смысл. Не надо что-то необузданное выдавать за оранжерейный цветок.

Поднеся букетик к кухонной лампе, я осторожно погладил ленточку, пропуская ее между пальцами, под ней я нащупал маленькую косточку.

— Амма!

Она пожала плечами:

— Что? Не стоит затевать спор из-за маленькой косточки. Где твое чувство самосохранения после стольких лет, проведенных в этом доме, после всего того, что ты видел? Небольшая защита никому не повредит, даже тебе, Итан Уэйт.

Я вздохнул и положил бутоньерку обратно в коробку:

— Я тоже тебя люблю, Амма.

Она крепко обняла меня, и я выбежал на улицу.

— Будь осторожен, слышишь? Не увлекайся.

Понятия не имея, что она имела в виду, я улыбнулся ей:

— Да, мэм.

Выезжая из дома, я заметил, что в кабинете отца горит свет, интересно, знал ли он, что сегодня зимний бал?


Когда Лена открыла дверь, мое сердце едва не остановилось, и, замечу, безо всякого к ней прикосновения. Сегодня ни одна девушка не сможет сравниться с ней. В Гатлине было всего два варианта бальных платьев: либо из Маленькой Мисс — местного поставщика конкурсных платьев, либо из Южной Красавицы — свадебного салона в соседнем городе.

Девушки, чей выбор пал на Маленькую Мисс, носили вызывающие русалочьи платья, все в блестках, с декольте и разнообразными вырезами. С такими девушками Амма ни за что не разрешила бы мне видеться на пикнике после церковной службы, не говоря уже о зимнем бале. Как правило, эти девушки были участницами местных конкурсов красоты или дочерьми тех, кто сам был когда-то в числе конкурсанток, например Иден, мама которой была финалисткой конкурса Мисс Южная Каролина. Правда, чаще всего, это были девушки, чьи мамы очень бы хотели, чтобы их дочери попали на конкурсы красоты. Через пару лет эти же девушки приведут за руки своих детей в Джексон Хай.

Платья из Южной Красавицы были гигантскими колоколами в стиле Скарлетт О’Хара. Девушки, покупавшие платья в этом магазине, были дочерьми ДАР и женщин из клуба женской волонтерской помощи — разнообразные Эмили Ашер и Саванны Сноу. С ними можно было появляться, где угодно, при условии, что вы в состоянии переварить их платья, переварить их самих, и переварить то, что со стороны вы будете выглядеть так, словно танцуете с невестой на ее собственной свадьбе.

В любом случае, все должно быть блестящим, ярким, с повсеместной отделкой металликом и с обязательным вкраплением оранжевой ткани, именуемой Гатлинский персик. Во всех других городах эта ткань, вероятней всего, использовалась для пошива нелепых платьев подружек невесты.

По понятным причинам парни такого давления на себе не испытывали, но это не означает, что им было легко. Мы должны были быть на уровне, как правило, соответствовать своей спутнице, а это вполне могло подразумевать наличие того самого ужасного персикового цвета. В этом году баскетбольная команда должна была быть в серебряных бабочках и кушаках, счастливо избежавшая унижения в виде галстуков розового, фиолетового или персикового цвета.

Лена определенно никогда в жизни не носила Гатлинский персик. При одном взгляде на нее мои колени начали трястись, это уже стало входить в привычку. Лена была прекрасна.

Вау.

Нравится?

Она покрутилась. Ее волнистые волосы вились по плечам, убранные от лица блестящими заколками тем таинственным способом, которым женщины умудрялись создавать объем прическе, позволяя волосам при этом лежать свободными локонами. Мне так хотелось пробежаться по ним пальцами, но я не осмелился побеспокоить ни один аккуратно уложенный волосок. Ее платье, спадая вниз серебристо-серыми волнами, мягко облегало ее фигуру, ловко минуя образ Маленькой Мисс, ткань была настолько невесомой, словно это была паутина, вытканная серебряными пауками.

Его соткали серебряные пауки?

Кто знает? Может быть. Это подарок дяди Мэйкона.

Она улыбнулась и втянула меня внутрь. Казалось, даже Равенвуд преобразился под тематику зимнего бала. Сегодня центральный холл выглядел в стилистике старого Голливуда — пол был выложен черно-белой плиткой, а в воздухе над нашими головами летали, поблескивая серебром, маленькие снежинки. Черный, лакированный, в античном стиле стол стоял возле штор из мерцающей серебристой ткани, сквозь них я видел что-то похожее на переливающиеся океанские волны, хоть и понимал, что это невозможно. Пламя свечей бросало на мебель отблески, словно сам лунный свет рассыпался по холлу.

— Неужели? Пауки?

В блеске ее губ отражались огоньки свечей. Я старался не думать об этом. Старался подавить в себе желание поцеловать этот маленький полумесяц на ее щеке. Плечи, лицо и волосы Лены были будто присыпаны серебристой пудрой, даже ее родинка сегодня казалась серебряной.

— Шучу. Он просто купил его в каком-то маленьком магазинчике в Париже или Риме, или в Нью-Йорке. Моему дяде нравятся красивые вещи, — она коснулась своего кулона в форме луны, висевшего поверх ее ожерелья воспоминаний. Наверняка еще один подарок дяди Мэйкона.

Знакомая протяжная речь послышалась из темного коридора, приближающийся голос сопровождался светом одиночного канделябра:

— Будапешт, а не Париж, в остальном — полное попадание, — Мэйкон вышел на свет, одетый в домашний свободный жакет, аккуратные черные брюки и белоснежную рубашку, пламя свечи играло на его серебряных запонках.

— Итан, я буду очень тебе признателен, если ты позаботишься о безопасности моей племянницы сегодня. Я не люблю, когда она выходит по вечерам, — он протянул мне корсажное украшение на Ленино платье — цветки белого южного жасмина. — Все возможные меры предосторожности.

— Дядя Эм! — возмутилась Лена.

Присмотревшись к букетику, я заметил, что на булавке, держащей цветы, висит серебряное кольцо с гравировкой на языке, который я не знал, но видел уже в Книге Лун. Сразу было ясно, что это было то кольцо, которое он носил днем и ночью до сегодняшнего дня. Я достал практически такое же украшение, которое сделала Амма. Под защитой сотен Магов, наложивших охранные заклинания на кольцо, и всех Предков, стоящих за плечами Аммы, можно было надеяться, что ни один дух не осмелится связаться с нами. Я очень на это рассчитывал.

— Думаю, с вашей помощью и с помощью Аммы, Лена вернется с зимнего бала Джексона Хай целой и невредимой, — я улыбнулся.

Мэйкон, наоборот, был сама серьезность:

— Я вовсе не о бале беспокоюсь, но я очень благодарен Амари за помощь.

Лена нахмурилась, переводя взгляд с дяди Мэйкона на меня. Наверняка, вид у нас был не больно-то радостный.

— Твоя очередь, — она взяла бутоньерку со стола — белоснежная роза, окруженная жасмином — и прикрепила ее к моему пиджаку. — Прошу вас, перестаньте хоть на минуту беспокоиться обо мне. Вы меня смущаете. Поверьте, я сама могу о себе позаботиться.

Мэйкона ее слова не убедили:

— В любом случае, я не хочу, чтобы кто-то пострадал.

Я не понял, говорил ли он о ведьмах Джексона Хай или о могущественной Темной Сарафине. Тем не менее, я уже со многим столкнулся за эти месяцы, чтобы серьезно отнестись к его предупреждению.

— Дома она должна быть к полуночи.

— Это какой-то могущественный магический час?

— Нет. Это начало ее комендантского часа.

Я подавил улыбку.


По дороге в школу Лена заметно нервничала. Она беспокойно ерзала на сиденье, возилась с ремнем безопасности, без конца теребила свое платье и крутила ручку радиоприемника.

— Расслабься.

— Разве не безумие, что мы едем на этот бал? — Лена выжидающе посмотрела на меня.

— Что ты имеешь в виду?

— Я говорю о том, что все меня ненавидят, — она опустила глаза.

— Точнее — все ненавидят нас.

— Ну, хорошо, все ненавидят нас.

— Мы не обязаны идти.

— Нет, я хочу пойти. В этом-то и дело…, - она крутила цветочное украшение на запястье. — В прошлом году мы с Ридли собирались идти вместе. Но потом…

Даже в своих мыслях я не услышал концовку фразы.

— К тому времени дела уже были плохи. Ридли исполнилось шестнадцать. Она исчезла, и мне пришлось бросить школу.

— Сейчас-то не тот год. Это всего лишь танцы. Все в порядке.

Она нахмурилась и захлопнула зеркальце.

Пока еще.

Когда мы зашли в спортивный зал, я поразился тому объему работы, который проделали ребята из Школьного совета за эти выходные. Джексон превратился в Сон в зимнюю ночь. Сотни маленьких бумажных снежинок — обычных белых и вырезанных из фольги, из радужной бумаги и посыпанных блестками, из любого другого материала, способного блестеть — свисали на леске с потолка. Снежные хлопья из порошкового мыла собрались в колышущиеся сугробы по углам зала. Гирлянды мигающих белых лампочек свисали нитями с колонн.

— Привет, Итан. Лена, ты выглядишь восхитительно, — тренер Кросс протянула нам по бокалу гатлинского персикового пунша. Она была в черном платье, чуть короче нормы, видимо, старалась для Линка.

Я посмотрел на Лену, вспоминая снежинки в Равенвуде, сделанные не из фольги и парящие без помощи лески. Ее глаза сияли, она вцепилась в мою руку, как ребенок на своем первом празднике в честь дня рождения. Я никогда не верил Линку, говорившему, что школьные вечера танцев производят на девушек какой-то непостижимый эффект. Но оказалось, что это распространяется абсолютно на всех девушек, даже если они маги.

— Какая красота.

Я не мог согласиться. Это был всего лишь старый добрый скучный бал в Джексон Хай, но, видимо, для Лены это было нечто прекрасное. Наверное, магия не воспринимается чем-то волшебным, если ты растешь рядом с ней.

И тут я услышал знакомый голос. Это было просто невозможно.

— Пора начинать вечеринку!

Итан, смотри…

Я повернулся, и чуть было не подавился пуншем. Мне улыбался Линк, в гладком блестящем серебристом смокинге. Под смокингом была видна футболка с принтом в виде строгой сорочки, на ногах были высокие ботинки с круглыми носами. Он походил на бродячего артиста.

— Привет, Соломинка! Привет, сестренка! — я опять слышал этот голос, безошибочно выделяя его в гомоне танцующих парочек, сквозь удары басов и болтовню ди-джея. Мед, сахар, патока и вишневые леденцы смешанные воедино. Впервые в жизни мне встретилось что-то, что было невозможно приторным.

Лена сжала мою руку. Немыслимо, но под руку с Линком, одетая в самое короткое платье в мире, сплошь состоявшее из серебристых блесток, шла Ридли. Я не знал, куда глаза девать — ее бесконечные ноги, плавные изгибы и светлые волосы так и лезли мне в глаза. Я чувствовал, как поднимается температура в зале при одном взгляде на нее. Я был не единственный, кто ее заметил, множество парней замерли посреди танца, глядя на нее, забыв про своих напоминающих свадебное безе взбешенных пассий. В мире, где платья можно было купить только в двух магазинах, она побила все рекорды, даже самый разнузданный вариант от Маленькой Мисс. Даже тренер Кросс выглядела на ее фоне Преподобной Матерью. Линк попал.

Лена с мукой на лице перевела взгляд с меня на свою сестру:

— Что ты здесь делаешь, Ридли?

— Сестричка, мы наконец-то попали на школьный бал. Разве ты не в восторге? Здесь так здорово!

Волосы Лены начали развеваться на несуществующем ветре. Она моргнула, и половина мигающих гирлянд погасла. Надо было действовать быстро. Я подтащил Линка к чаше с пуншем:

— Где ты ее взял?

— Друг, не поверишь! Без обид, она самая горячая цыпочка в Гатлине. Третий уровень пройден. И она просто ошивалась возле Стоп энд Стил, когда я зашел туда, чтобы купить конфет по пути сюда. На ней даже уже было это платье.

— Тебе не кажется, что это как-то странно?

— Да мне все равно!

— А что если она сумасшедшая?

— Думаешь, она меня свяжет или еще чего? — заулыбался он, уже представляя себе это в деталях.

— Я не шучу.

— Ты всегда шутишь. В чем дело? О, я понял, ты завидуешь. Я вроде припоминаю, как быстро ты сам запрыгнул к ней в машину. Только не говори, что сам пытался с ней замутить…

— Ни за что. Она сестра Лены.

— Не важно. Все, что я знаю, это то, что я на балу с самой горячей девушкой на все три округа. Это все равно, что метеорит упадет на наш город. Такого никогда больше не случится. Остынь, ладно? Не порть мне вечер, — она его уже зачаровала, и вряд ли ей пришлось прикладывать усилия. Он меня не слушал.

Я попытался в последний раз:

— Она — сплошные неприятности, друг. Она задурила тебе голову. Она тебя пожует и выплюнет, когда ей надоест.

Он положил мне руки на плечи:

— Отвали.

Линк обнял Ридли за талию и направился на танцпол, даже не глянув на тренера Кросс, проходя мимо нее.

Я потянул Лену в противоположном направлении, к углу, где фотограф делал снимки парочек на фоне искусственного снежного сугроба и искусственного снеговика, а члены школьного совета по очереди сверху сыпали в этот момент снег. Я врезался в Эмили.

Она посмотрела на Лену:

— Лена, ты такая… блестящая.

Лена едва удостоила ее взглядом:

— Эмили, ты такая… слоеная.

Это было правдой. Эмили-Убью-Итана-Южная-Красавица, будучи завернутой в многочисленные складки топорщащейся тафты, походила на слойку с персиково-серебристым кремом. Ее волосы, превращенные в пугающе мелкие завитки, напоминали желтый серпантин. Лицо ее казалось каким-то неестественным, натянутым, как будто во время завивки ее волосы слишком сильно накрутили, а вдобавок пару раз проткнули голову шпильками.

И что я в них находил раньше?

— Не думала, что такие как ты, танцуют.

— Танцуют, — Лена посмотрела на нее

— Вокруг костра? — Эмили ехидно заулыбалась.

Локоны Лены вновь пришли в движение:

— А что? Ищешь подходящий костер, чтобы спалить свое платье? — вторая половина огоньков погасла, и кто-то из Школьного совета полез проверить электричество.

Не позволяй ей выиграть. Она единственная ведьма здесь.

Она не единственная, Итан.

Саванна подошла к Эмили, подтаскивая позади себя Эрла. Она выглядела в точности как Эмили, только что вместо персикового у нее был розовый. Ее юбка была такой же многослойной. Если зажмурится, то сразу же представляешь их обеих невестами на свадьбах. Ужас.

Эрл опустил глаза в пол, стараясь не встречаться со мной взглядом.

— Пойдем, Эм, они объявляют королевскую пару и свиту, — Саванна многозначительно посмотрела на Эмили.

— Я вас не задерживаю, — Эмили указала на очередь к фотографу. — Интересно, а ты вообще проявишься на снимке, Лена?

Она развернула свое тяжелое облако слоистого платья и исчезла.

— Следующий!

Волосы Лены все еще развевались.

Они идиотки. Не обращай внимания. Это все не имеет никакого значения.

Я снова услышал голос фотографа.

— Следующий!

Я схватил Лену за руку и затащил ее в искусственный сугроб. Она взглянула на меня, глаза потемнели, но потом вдруг тучи рассеялись, и я почувствовал, что буря миновала.

— Сыпь снег, — услышал я словно издалека.

Ты прав, это не важно.

Я наклонился, чтобы поцеловать ее.

Ты — вот что действительно важно.

Мы поцеловались и нас осветила вспышка фотокамеры. На одну секунду, всего лишь на одну прекрасную секунду, показалось, что в целом мире больше никого и ничего нет.

Ослепляющая вспышка света и затем белая, вязкая мыльная масса обрушилась на нас двоих откуда-то сверху.

Что за…?

Лена ахнула. Я пытался стереть эту гадость с лица и открыть глаза, но она была везде. Когда я увидел Лену, с ней дела обстояли еще хуже — ее волосы, ее лицо, ее красивое платье. Ее первый танец. Все было уничтожено.

Из той бадьи с просеивателем над нашими головами, откуда должны были сыпаться романтичные снежные хлопья для фотографии, на нас вываливалась пенная тестообразная масса. Я поднял лицо, и тут же получил еще одну порцию этой дряни. Бадья с грохотом упала на пол.

— Кто налил воду в снег?! — фотограф был в ярости. Никто не проронил и слова, и я готов был поспорить, что Ангелы Джексона ничегошеньки не видели.

— Она тает! — закричал кто-то. Мы стояли посреди белого мыла или клея, да неважно чего, желая выбраться, пока не растаяли окончательно. По крайней мере, именно так мы выглядели для хохочущей толпы вокруг нас. Саванна и Эмили стояли в сторонке, наслаждаясь каждой секундой, пожалуй, самого унизительного эпизода во всей Лениной жизни.

Из толпы крикнул какой-то парень:

— Сидела бы ты дома!

Я бы узнал этот дурацкий голос в любом месте. Я столько раз слышал его во дворе школы — единственное место, где он позволял себе открыть рот. Эрл что-то нашептывал на ухо Саванне, обнимая ее за плечи одной рукой.

Меня понесло. Я пересек зал так быстро, что Эрл даже не успел среагировать. Мой кулак, до сих пор покрытый мыльной пеной, угодил ему в челюсть, и Эрл полетел на пол, в процессе нечаянно пнув Саванну под кринолиновый зад.

— Какого черта?! Ты сбрендил, Уэйт?! — Эрл начал было вставать, но я ногой вновь прижал его к полу.

— Лучше не вставай.

Эрл сел и пригладил, распрямляя, лацканы пиджака, будто он по-прежнему крут, хоть и сидит на полу спортивного зала.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — однако встать он больше не пытался. Он мог говорить все, что ему заблагорассудится, мы оба прекрасно знали, что стоит ему подняться, как он снова окажется на полу.

— Знаю, — я вытащил Лену из увеличивающейся лужи белой жижи, бывшей когда-то искусственным снежным сугробом.

— Пойдем, Эрл, они объявляют результаты, — раздраженно сказала Саванна. Эрл встал и отряхнулся.

Я протирал глаза, стряхивая воду с волос. Лена дрожала, с нее белыми струями стекал искусственный снег. Даже в толпе вокруг нее образовался небольшой вакуум. Я попытался вытереть ее лицо рукавом, но она отпрянула.

Всегда все вот так.

— Лена.

Я должна была догадаться.

Неожиданно рядом с Леной появилась Ридли в сопровождении Линка. Она явно была в ярости.

— Я не понимаю, сестричка. Просто не могу взять в толк, почему ты общаешься с этими существами, — она выплюнула последние слова и этим напомнила Эмили. — Никто не имеет права так обращаться с нами, Светлыми или Темными, никто из них. Где твое чувство собственного достоинства, Лена-Длина?

— Это того не стоит. Только не сегодня. Я просто хочу уйти домой, — Лена была слишком смущена, чтобы злиться так же, как Ридли. Тут либо бой, либо бегство, и, похоже, Лена выбрала бегство. — Отвези меня домой, Итан.

Линк снял свой серебряный пиджак и накинул ей на плечи:

— Ну и бардак.

Ридли все еще не могла успокоиться или не собиралась успокаиваться:

— Тут некого жалеть, сестренка, кроме Короткой соломинки и моего нового друга — Малыша Динки.

— Линк. Я уже говорил тебе — Линк.

— Заткнись, Ридли. С нее достаточно, — Сирена больше не оказывала на меня никакого влияния.

Ридли глянула мне за спину и улыбнулась, это была очень темная улыбка:

— У меня для тебя новость — с меня тоже достаточно.

Я проследил за направлением ее взгляда. Ледяная королева и ее свита уже поднимались на сцену и сияли улыбками с высоты своего обретенного положения. Саванна вновь была избрана Снежной королевой. Ничего не меняется. Она подмигнула Эмили, Снежной принцессе, как и в прошлом году.

Ридли смотрела на них поверх своих непроницаемых очков кинозвезды. Ее глаза горели — исходящий от них жар был почти ощутим. В ее руке появился леденец, и я почувствовал тяжелый приторный запах.

Ридли, не надо.

Дело не в тебе, сестренка. Это уже принцип. Пора встряхнуть этот чертов город.

Я слышал голос Ридли в своей голове, так же как и голос Лены. Я потряс головой.

Перестань, Ридли. Ты сделаешь только хуже.

Открой глаза. Куда еще хуже? Хотя, есть куда.

Она похлопала Лену по плечу.

Смотри и учись.

Она смотрела на Королевскую свиту, посасывая свой вишневый леденец. Я надеялся, что в зале было достаточно темно, чтобы никто не заметил ее жуткие кошачьи глаза.

Нет! Ридли, они обвинят во всем меня. Не надо.

Гат-дости пора преподать урок. И я буду учителем.

Ридли направилась к сцене, цокая блестящими каблуками.

— Эй, детка, куда ты? — Линк побежал за ней.

Шарлота поднималась по ступеням, обмотанная слоями блестящей лавандовой тафты на два размера меньше, за своей сияющей пластмассовой короной на привычное четвертое место в Королевской свите, следом за Иден, она, видимо, была Королевской фрейлиной. Как раз, когда она ступила на последнюю ступеньку, край ее гигантского лавандового сооружения для худеющих зацепился за выступ, и вся задняя часть платья оторвалась ровнехонько по слабо простроченному шву. Пару секунд понадобилось Шарлоте, чтобы осознать происшедшее, к этому времени уже половина школы имела возможность любоваться ее ярко-розовыми трусиками размером с Техас. Шарлота издала душераздирающий «теперь-все-видят-какая-я-толстая» вопль.

Ридли усмехнулась.

Упс!

Ридли, хватит!

Я только начала.

Шарлота вопила, пока Эмили, Иден и Саванна пытались прикрыть ее своими подростковыми свадебными платьями. В колонках раздался режущий уши звук иглы, царапнувшей пластинку, и вместо игравшей пластинки на весь зал зазвучали Roling Stones.

«Сочувствие дьяволу». Это был отличный аккомпанемент для Ридли. Она вовсю заявляла о себе.

Народ на танцполе решил, что это Дики Уикс в очередной раз выпендрился на своем пути к карьере самого знаменитого тридцатипятилетнего ди-джея всех школьных вечеринок. Они купились на утку. Забудьте о гаснущих гирляндах — за считанные секунды, как от эффекта домино, лампочки над сценой и по периметру танцпола начали взрываться друг за другом.

Ридли повела Линка в центр, и он закружил ее в танце, а в это время орущие ученики сломя голову неслись к выходу под снопом искр. Уверен, все они думали, что находятся в эпицентре какого-то коллапса электрической проводки, в котором, конечно же, обвинят Реда Свита, единственного электрика в Гатлине. Ридли хохотала, запрокинув голову и обвиваясь вокруг Линка в своем крохотном куске ткани, имитирующем платье.

Итан, мы должны что-то сделать!

Что?

Было уже слишком поздно что-либо делать. Лена повернулась и побежала, а я последовал за ней. Не успели мы добежать до двери спортивного зала, как включились все разбрызгиватели на потолке, и сверху хлынула вода. Звуковое оборудование замкнуло, оно заискрило, мы вот-вот все могли оказаться на импровизированном электрическом стуле. Мокрые снежинки тяжелыми блинами падали на пол, искусственный снег из мыла превратился в пузырящееся месиво.

Все начали кричать. Девушки с текущим макияжем и опадающими прическами побежали к двери, путаясь в объемных юбках. В этом беспорядке сложно было отличить Маленькую Мисс от Южной Красавицы, все они сейчас выглядели как мокрые крысы, бегущие с тонущего корабля.

Добравшись до двери, я услышал ужасный грохот. Я обернулся на сцену как раз вовремя, чтобы увидеть, как огромная декорация в виде блестящей снежинки рухнула вниз. Эмили с трудом сохраняла равновесие, балансируя на скользком полу. Махая руками толпе бегущих, она пыталась устоять, но ее ноги разъехались, и она повалилась на пол ворохом персиково-серебристой тафты. Тренер Кросс пробежала мимо.

Мне не было жаль Эмили, хоть я и чувствовал сожаление к людям, которых потом обвинят во всем этом кошмаре: Студенческий совет за их опасное и ненадежное оформление помещения, Дики Уикса за использование себе во благо бедственного положения располневшего чирлидера, Реда Свита за непрофессиональное и потенциально опасное для жизни освещение в спортивном зале Джексона Хай.

Увидимся, сестричка. Это было даже круче, чем на выпускном.

Я вытолкнул Лену в дверь перед собой:

— Идем!

Она была такая холодная, что я с трудом выдерживал прикосновение к ней. Когда мы подошли к машине, Страшила Рэдли уже ждал нас.

Мэйкону не было причины беспокоиться о комендантском часе.

Еще не было и половины десятого.


Мэйкон был взбешен, или просто нервничал. Я не мог точно сказать, потому что каждый раз, когда он смотрел на меня, я отводил взгляд. Даже Страшила, лежавший у Лениных ног, не осмеливался смотреть на него и лишь стучал хвостом по полу.

Дом больше не напоминал о танцах. Готов поспорить, Мэйкон больше не позволит ни единой снежинке проникнуть в Равенвуд. Сейчас все: пол, мебель, занавески и даже потолок — было черным. Только огонь по-прежнему горел в камине, освещая комнату. Может быть, дом отражал настроение Мэйкона, и сейчас он явно был не в духе.

— Кухня! — черная кружка какао появилась в руках Мэйкона, и он протянул ее Лене. Она сидела около камина, закутанная в шерстяной плед. Она обхватила кружку двумя руками, ее влажные волосы, заправленные за уши, тянулись к теплу. Он расхаживал перед ней:

— Вам стоило уйти сразу же, как только увидели ее, Лена.

— Я была вроде как занята, пытаясь выбраться из мыла, пока вся школа смеялась надо мной.

— Ну что ж, теперь у тебя не будет таких проблем. До твоего дня рождения ты под замком. Это для твоего же блага.

— Совершенно очевидно, что именно мое благо в расчет не берется, — она до сих пор дрожала, но теперь я был уверен, что ее трясло не от холода.

Он перевел взгляд на меня. Его глаза были темными и холодными. Он был взбешен, теперь я был уверен.

— Ты должен был ее увести оттуда.

— Я не знал что делать, сэр. Я и представить себе не мог, что Ридли разнесет спортивный зал. К тому же, Лена никогда не была на танцах, — звучало все это довольно глупо.

Мэйкон сверлил меня взглядом, взбалтывая скотч в своем бокале.

— Хотелось бы отметить, что вы так и не потанцевали. Ни единого раза.

— Откуда ты знаешь? — Лена поставила кружку.

Мэйкон опять начал ходить из стороны в сторону:

— Это неважно.

— Мне важно.

Мэйкон пожал плечами:

— Это Страшила. Он, за неимением лучшего эпитета, мои глаза.

— Что?

— Он видит то, что я. Я вижу то, что видит он. Он же пес Магов, в конце концов.

— Дядя Мэйкон! Ты шпионил за мной!

— В целом, не только за тобой. Как, по твоему мнению, мне удается оставаться городским затворником? Я не преуспел бы в этом деле без лучшего друга человека. Страшила все видит, и я все вижу.

Я посмотрел на Страшилу, и опять увидел человеческие глаза. Я должен был догадаться, а может уже и осознавал это раньше. У него были глаза Мэйкона.

А еще он что-то жевал. В пасти у него был какой-то непонятный комок. Это был помятый обслюнявленный снимок Полароида. Он нес его всю дорогу от спортивного зала.

Наша фотография с бала. Я стоял там с Леной посреди искусственного снега. Эмили ошибалась, Ленин вид проявлялся на фотографиях, только нечетко. Ниже талии ее контуры были размытыми и полупрозрачными, словно она собиралась раствориться в воздухе как какое-то призрачное видение. Словно она на самом деле начала таять еще до того, как на нее обрушился снег.

Я похлопал Страшилу по голове и спрятал фотографию. Лене не стоит ее видеть, только не сейчас. До ее дня рождения осталось два месяца, и мне не нужны были фотографии, чтобы знать, что наше время на исходе.

Загрузка...