Прерванный сон

5

По закону всемирной подлости Эллен, которая обычно никак не могла заснуть раньше полуночи и каждую ночь подолгу пролеживала в темноте, мысленно перебирая всевозможные несчастья и беды, произошедшие, происходящие или способные произойти с ней, на сей раз безмятежно и спокойно проспала часов восемь.

Разбудил ее громкий стук в дверь и голос Бриджит:

— Дорогая, ты спишь?.. Ты здесь?

Эллен испуганно огляделась по сторонам, быстренько восстановила в памяти события прошлого вечера и наконец откликнулась:

— Да-да, я вовсе и не сплю. Заходи.

— А где же великолепный немец? — искренне удивилась подруга. — Он вчера исчез, даже не попрощавшись. Я-то думала, что ты увлекла его в сети греха, и уже хотела придушить тебя собственными руками… из ревности. А ты что же?

— За кого ты меня принимаешь! — очень натурально возмутилась девушка. — Я просто вчера немного выпила. Ты же знаешь, это для меня в новинку. Ну вот, я выпила и устала. Э-э-э… и устала… да, устала. И прилегла, потому что у меня заболела голова. Ужасно заболела. Ты уж меня извини, я же предупреждала, что не гожусь для вечеринок.

Бриджит еще раз недоверчиво осмотрела комнатку и тихонько хмыкнула.

— Все-таки ты совершенно не приспособлена к жизни, Эллен, ты уж меня тоже извини. Какими глазами вчера на тебя смотрел Тилль… А ты никак не научишься ловить момент!

— К случайным интрижкам не приучена, — отрезала лицемерка, мысленно покраснев до кончиков пальцев на ногах. — Все время ты меня подбиваешь на какие-то глупости.

Беседуя с непоседливой подругой, немедленно принявшейся энергично застилать кровать, она натянула вчерашний великолепный наряд и теперь задумчиво вертела в руках туфельки.

— В вечернем платье я буду с утра выглядеть по-идиотски. Как это я пойду? И еще туфли на шпильках…

— Глупости, я тебя отвезу, сегодня же выходной. Надеюсь, твоя мама еще не приехала?

— Н-нет… но собирается.

— Чудесная женщина, очаровательная… — сквозь зубы пробормотала Бриджит, яростно встряхивая покрывало. — Очень ее люблю. Добьется, что ее дочь останется старой девой с огромным комплексом неполноценности. Она даже не может воспользоваться…

Что-то предательски звякнуло об пол и с легким стуком покатилось. Несколько оторванных пуговиц. Бриджит бросила покрывало на кровать, наклонилась и подняла одну. Потом повернула голову к Эллен, изнывая от любопытства.

— У тебя так болела голова, что ты даже этого не помнишь? Слушай, — в зеленых глазах заплясали отчаянные чертики, — а к кровати он тебя привязывал? А сколько раз вы…

Эллен с безнадежным видом запустила в нахалку подушкой.

Добравшись, наконец до дома и отделавшись от любопытной подруги, которая непременно хотела знать «все-все про головокружительный роман», Эллен поспешно переоделась в джинсы и клетчатую рубашку, накормила призывно мяукавшую Лулу и принялась за уборку коттеджа. Надо было как-то отвлечься и привести мысли в порядок. В процессе стирания пыли и возни с пылесосом голова сама собой проветривается и все становится на свои места. Не только вещи, но и проблемы.

— Ну, хорошо, расставлю я проблемы по местам, — пробормотала девушка, яростно расправляясь с подозрительными пятнами на ковре.

Что-то они кошкой пахнут, да так омерзительно…

— Расставлю, — упрямо бубнила она, ползая с тряпкой и пятновыводителем по комнате. — Будут стоять стройными рядами. А дальше что? Ну, мать меня почему-то ненавидит. Эдвард этот дурацкий… раньше не мешал же… С ума совсем сошла, на мужчин бросаюсь, чуть с невинностью не рассталась… Впрочем, давно пора, в двадцать-то лет… Кошку завела в состоянии аффекта… Денег не платят почти, зато работа почтенная… Отличная, очень интересная… со скуки можно помереть. К чертовой матери такую работу, со всей ее почтенностью!

Отчистив ковер, и тщательно протерев мебель, новоявленная поборница чистоты перешла к уборке кухни. По состоянию коттеджа всегда можно было понять, тяжелая неделя выдалась у его обитательницы или не очень. Если тяжелая, то даже покрытая обычно пылью и копотью латунная вентиляционная решетка в кухне начинала сверкать, будто сделанная из золота.

— Да, Лулу, вижу, ты многое себе позволяла, пока меня не было. Практически ни в чем себе не отказывала.

Действительно, предоставленная самой себе кошечка — видимо, в рамках образовательной программы по прыжкам — разбила пару блюдец, пролила бутылку молока, опрометчиво оставленную открытой, и высыпала из коробки овсянку.

Зрелище кухня представляла собой соответствующее. Возможно, какой-нибудь модный дизайнер восхитился бы и тут же взял бы кошечку на работу — проектировать художественный беспорядок… Хотя нет, вряд ли.

На уборку кухни Эллен затратила примерно полтора часа. Когда она привела все в относительный порядок и в изнеможении рухнула на стул, стрелка круглых настенных часов уже подходила к пяти.

Девушка задумчиво допила из бутылки чудом уцелевшие остатки молока и крепко задумалась. Посмотрела в окно, за которым ветер методично обрывал с клена яркие листья. Выложила из зубочисток на полированной поверхности стола домик. Потом тщательно забрала двери и окна решетками.

— Ну, уж нет, хватит, — громко произнесла она в пространство. — Не маленькая. Все.

Около домика возникла угловатая женская фигурка с чемоданом в руках. Следом вышагивала огромная кошка — что поделаешь, зубочистки-то все одинаковые.

— Даже они это могут, значит, и я могу. Эллен решительно поднялась и отправилась на второй этаж — собирать вещи.

Через два часа высокая блондинка с чемоданом и корзинкой для переноски кошек в руках вышла из типового коттеджа по адресу Блуберри-стрит, 19 и очень аккуратно заперла дверь на ключ. Ключ она засунула под коврик с красивой надписью «Добро пожаловать». Еще через полчаса блестящий красный автобус увез ее в неизвестность…

Впоследствии Эллен, конечно, много раз пожалела, что поступила столь опрометчиво. Можно было начать новую жизнь как-то иначе, временно переселиться к Бриджит, к примеру, потихоньку подыскать новую работу, а потом уже бросаться очертя голову в омут приключений.

Но одна мысль о том, что придется отсиживаться у подруги, заняв круговую оборону, а мама и ее многочисленные подруги будут звонить, заходить, обсуждать и осуждать… Нет уж, довольно! В Блуберри и в Мидоукроссе прекрасно обойдутся и без нее. В конце концов, преподавательниц музыки хоть отбавляй, а любящие дочери в наши времена вообще никому не нужны. Так что да здравствует свобода, одиночество и полная неизвестность!

Вот и получилось, что, отдалившись от родного города на добрых тридцать миль и заехав в соседнее графство, беглянка немедленно отыскала себе пристанище и работу в пабе «Лисья нора». Эллен ведь отправилась куда глаза глядят, сев на первый попавшийся автобус дальнего следования из тех, что ходят раз в два часа. Решив, что отъехала от бывшего дома на достаточное расстояние, она сошла на первой попавшейся остановке… и ей неожиданно повезло.

Как легко можно было догадаться, это стоящее на отшибе заведение служило в основном местом отдохновения для энтузиастов лисьей охоты и сумасшедших путешественников — любителей старины, готовых бродить по вересковым пустошам до полного изнеможения.

Старинный двухэтажный фахверковый домик, теряющийся рядом с огромным дубом, шелестящим темными ветвями над самой крышей, чудом сохранился с незапамятных времен. И при нем даже имелась конюшня. По грязноватому заднему двору торжественно расхаживали гуси — если только не бултыхались в небольшом ручейке неподалеку от дома. Спустившись вниз по течению, можно было обнаружить заросшую лилиями запруду и потемневшие остатки водяной мельницы.

Цивилизацией в этом во всех отношениях прекрасном местечке даже и не пахло. Хотя нет, на первом этаже уже провели электричество. Ванные и туалетные комнаты могли служить наглядным примером уровня развития сантехники в восемнадцатом и девятнадцатом веке. По крайней мере, Эллен впервые в жизни увидела фаянсовый унитаз, украшенный прекрасным растительным орнаментом, — захватывающее зрелище, способное сразить наповал любого.

Эксцентричные охотники бросали лошадей на здешнего конюха, а сами стремглав мчались в «Нору», чтобы вспрыснуть успех и залить неудачу. Они кричали, топотали дорогущими сапогами для верховой езды и размахивали руками. Они дымили, как сто паровозов, собравшихся в депо. Мало того, на подступах к «Лисьей норе», давно превратившейся во что-то вроде охотничьего клуба, всадники обычно начинали что было сил трубить в охотничьи рожки. Их пронзительный вой и заливистый лай собак означали, что пора варить грог.

Когда Эллен, безропотно занявшая малопочтенную должность официантки, впервые услышала эту чудовищную какофонию, то с перепугу решила, что приближается Дикая охота — кавалькада жутких всадников — призраков на огнедышащих скакунах. Местные няньки из поколения в поколение пугали Дикой охотой неслухов подопечных.

Да что там, будучи совсем малышкой, четырехлетней девочкой с льняными косичками и розовыми щечками, Эллен сама дожидалась грозы и в нетерпении приникала к оконному стеклу — высматривала зловещих наездников в огненно-алых плащах. Ее отец, который тогда не превратился еще в «изгоя и отщепенца, опорочившего незапятнанную семейную честь», со смехом оттаскивал ее от холодного подоконника и уносил в детскую. При удаче можно было взобраться к нему на спину и с визгом проскакать по лестницам, представляя себя одним из жутких охотников-призраков.

Во что только дети не играют, право… и ведь при этом совершенно счастливы. Вероятно, потому, что не имеют никакого понятия о приличиях, моральных устоях и высоком долге перед человечеством. Они просто наслаждаются жизнью, абсолютно не принимая во внимание разнообразные дурацкие проблемы.

Так или иначе, несмотря на сильное сходство с Дикой охотой и привычку орать в общем зале охотничьи песни, дошедшие до исполнителей из тьмы веков и не ставшие за время долгого путешествия благозвучнее ни на йоту, посетители «Лисьей норы» оказались не в силах разрушить оазис спокойствия, расцветший в душе беглянки. Ведь от нее ничего не требовали — только чтобы приносила заказы, не слишком перепутав, да новые дротики для игры в дартс, взамен улетевших в потолок, стены и неизвестно куда.

Один из местных завсегдатаев божился, что своими глазами видел, как один из дротиков, пущенный меткой, но, к сожалению, слегка дрожащей рукой какого-то из охотников, вылетел в окно и проткнул шину проезжавшего мимо «роллс-ройса».

Короче говоря, все эти многочисленные безобразия совершенно не смущали Эллен. Она поселилась в крохотной комнатке почти на самом чердаке, вечером бегала с подносами, днем гуляла по неизменным вересковым пустошам вместе с кошкой. Правду сказать, Лулу сразу по прибытии в «Лисью нору» совершила ужасное предательство. Она не пожелала спать в красивой корзинке у кровати хозяйки, а переселилась в конюшню, видимо навсегда.

Созерцание лошадей приводило кошку в состояние блаженного ступора. Несколько раз Эллен чудом спасала маленького почти беленького котенка, с удобством устроившегося в яслях с сеном, — лапки вместе, широченные уши торчком, голубые глаза отчаянно косят. А предмет любви и обожания, антрацитовый жеребец Морган, уже сунул огромную морду в кормушку и легко мог вместе с сеном прихватить крохотный живой комочек…

Засыпая по вечерам в своей комнатке под самой крышей, Эллен постоянно размышляла о том, что, как ни странно, столь внезапная перемена места и образа жизни пошла ей только на пользу. Хныкать, жаловаться на судьбу и мучиться неразделенной любовью девушка просто не успевала. Не оставалось ни сил, ни времени — после хлопотного дня, проведенного на ногах, хотелось только одного: упасть на кровать и спать, спать, спать… В первые дни на новом месте ей даже сны не снились.

К тому же новоиспеченная официантка довольно тесно подружилась с хозяином — тощим веснушчатым валлийцем с вечно всклокоченными рыжими волосами и труднопроизносимым именем. Друзья и посетители звали его Пэд, все равно дальше никто не мог выговорить. Он оказался таким же страдальцем, бежавшим в мир гостиничного и ресторанного бизнеса от чрезмерной опеки семьи. Впрочем, славный парень еще имел несколько разновозрастных братьев и сестер, каковой факт то ли облегчал, то ли сильно усложнял жизнь молодого хозяина «Лисьей норы».

— Сдается мне, что ты все-таки эксплуататор, — в очередной раз шутливо подначила его Эллен, когда выдавался свободный от посетителей вечер, и можно было посидеть у стойки, выпить кофе и поболтать.

На улице стало совсем неуютно, в окна с воем колотился ноябрьский ветер. Только что миновал Хеллоуин, разделив по древним кельтским верованиям время огня — теплое и плодородное лето и время льда — холодную и беспросветную зиму. Обо всем этом рассказал своей новой помощнице Пэд, великий специалист по кельтам и всему, что с ними связано.

— А то! Эксплуататор, пригнетатель… нет, угнетатель и проклятый денежный мешок. А ты терпи, ты должна страдать и молча лить слезы. Не знаешь разве правил? Вот Ри уже бросила меня, подалась в город в поисках лучшей доли. А уж как я ее угнетал! Как притеснял!

Поверить в то, что тощий и вечно растрепанный Пэд со смешными конопушками на бледном носу способен кого-то там притеснять, совершенно не представлялось возможным. Его сестра Ри, помогавшая раньше в «Лисьей норе», в этом году поступила в Сорбонну и усвистала учиться на континент — благородное семейство не бедствовало.

Однако, похоже, что без твердой женской руки хозяйство потихоньку начинало приходить в упадок, так что Пэд, разрывающийся между обязанностями управляющего, бармена и уборщика, с восторгом вцепился в девушку, готовую поселиться в «Лисьей норе» навечно.

— Но, впрочем, нет худа без добра, — продолжил новый приятель Эллен, с удовольствием протирая пустые бокалы и водворяя их на место. — Сестрой помыкать разве интересно? Она меня всего-то на два года младше. И дерется! Вот тебе я — работодатель, так что только держись! Чуть что, сразу буду зарплату урезать и держать на хлебе и воде. А ты должна смиренно чахнуть на соломенном матрасике и угасать от туберкулеза в ожидании прекрасного принца. Туберкулез есть у тебя?

— Н-не знаю, — пробормотала Эллен, которая за всю жизнь всего пару раз чихнула. — Мне кажется…

— Но меланхолией ты страдаешь?.. Как же я тебя буду эксплуатировать, если ты вон какая — тоже, наверное, дерешься, как Ри… Ну да ладно, французы еще столкнутся с ангельским характером моей сестренки. Вот первый, кто произнесет ее имя неправильно, тот сразу и столкнется…

Сестру Пэда звали Урфрида — их папа профессор преподавал в Оксфорде древние языки. Ничего удивительного, что, выйдя из-под родительской опеки, дети тут же удрали из дома, купили старую развалюху, оказавшуюся памятником древнего зодчества, и превратили ее в известную «Лисью нору».

— Знаешь, Эл, я всегда хотел, чтобы вокруг было шумно, — делился с девушкой Пэд, явно тоскующий по уехавшей сестре. — Ну, не то, чтобы кто-то постоянно орал над ухом и дергал тебя за нос, а чтобы люди вокруг были, песни чтобы горланили и все время кто-то приходил и уходил. И лошади чтоб обязательно. И собаки и кошки.

— Ну, кошка-то теперь у тебя есть, ездовая, — улыбнулась Эллен, вспомнив Лу, заделавшуюся заядлой лошадницей.

Девушка отошла от стойки и принялась зажигать свечки в ужасных лицах, вырезанных из больших тыкв, — как принято на Хеллоуин.

Теперь эти тыквы с оскаленными зубами и раскосыми глазами лежали буквально повсюду. Но при этом вставленные внутрь свечки светились таким приятным и ласковым оранжевым светом, что в «Лисьей норе» стало еще теплее и уютнее.

— Тебя обманули, это не кошка, а микроб, — заметил Пэд, ожесточенно натирая салфеткой очередной бокал, — и ее нужно рассматривать в лупу. Бактерия! Инфузория! И где только находят таких мелких?

— У тебя никогда никакой кошки не было!

— Ну и что. Вот раньше, совсем раньше, у меня имелась только своя комната, три на четыре метра, место за столом в гостиной и столик в семейной библиотеке. И то мне приходилось пользоваться им по вечерам, по четным числам. По четным утрам этот столик принадлежал братцу Питеру. А остальные…

— У тебя есть и младший брат? — удивилась Эллен. — А почему его не зовут Этельредом или Пэдрайгом?

— Потому что Этельредом зовут моего старшего брата, — мрачно ответствовала жертва образованности. — Он убежал из дому в пятнадцать лет и теперь плавает капитаном на военном крейсере. Морскую академию окончил из чувства противоречия! А вот Питер, наверное, единственный пойдет по стопам отца. Понимаешь, какое дело: ему нравятся древние языки! Кошмар, правда?

— Ну, может быть, просто у Питера не выработалась ненависть к ним. Не оказалось повода. Зовут то его самым, что ни на есть обыкновенным именем.

— А знаешь, в честь кого его так назвали? В честь Питера Пэна! — Пэд негодующе хмыкнул и поставил последний протертый стакан на стойку. — И все потому, что в возрасте двух недель он потерялся и его полдня не могли найти. Маму чуть удар не хватил. А потом оказалось, что этот поросенок просто завалился каким-то образом за диван вместе с покрывалом и тихонечко полеживал там, пока не захотел есть. А когда захотел, будьте покойны, сразу нашелся. Честно признаться, я сначала подумал, что Эд притащил откуда-то пароходную сирену, так наш младший братик завыл… Ну, вот папа и назвал его Питером. Подумать только! И почему мне в детстве не пришла в голову такая гениальная мысль!..

— Завыть пароходной сиреной?

— Завалиться за диван. Глядишь, и меня бы назвали Питером, или Майклом, или как-то еще… в общем, нормальным именем.

— Да брось, у тебя отличное имя, — утешила беднягу Эллен и, поразмыслив, прибавила: — Вот у меня была тетушка, которую звали Исихазма. Представь, каково ей жилось?

Пэд задумчиво почесал подбородок.

— А кем был ее отец? Специалистом по истории религии?

— Угадал!

— Ну ладно, оставим эту грустную тему. Я, помнится, и сам, когда был маленьким, хотел назвать своего будущего сына Чубаккой. Вот он мне спасибо-то сказал бы…

— А ты так и намерен всю жизнь сидеть тут, в глуши? — осведомилась Эллен, как-то совершенно позабыв, что прибыла сюда примерно с той же целью. — Никого же нет? На ком же ты женишься?

— Не знаю. Мне хватает наших безмозглых охотников и тебя, честное слово. Особенно с тех пор, как выяснилось, что ты умеешь разговаривать, и к тому же довольно бойко, — весело рассмеялся Пэд. — Это надо же, учитель изящной словесности и преподавательница музыки вместе за стойкой бара! Спешите видеть! Еще вернется Ри, дипломированный специалист по Высокому Возрождению…

— Ужас корнуоллских болот!

— Призраки вересковых равнин!

— Замечен полуночный маньяк с томиком Теннисона в руках!

— Он читает своим жертвам стихи, пока те не сойдут с ума!

— И наигрывает им на свирели зловещие колыбельные!..

Они бы еще долго так изгалялись, но, заслышав отдаленные, быстро приближающиеся гул, свист, крики и пронзительные трели рожков, кинулись по местам. По вечерам в «Лисьей норе» начинался настоящий сумасшедший дом.

Промокшие и окоченевшие до кончиков пальцев на ногах охотники требовали грога, пунша, подогретого пива — жуткая гадость! — и прочих весьма согревающих напитков. К тому же норовили набиться в относительно небольшое помещение такой толпой, что некоторые были вынуждены пить стоя.

Скучать не приходилось. Вертясь как белка в колесе, Эллен металась среди столиков с подносами, судорожно пытаясь запомнить очередность заказов, наполняла тяжеленные кружки пивом, меняла пепельницы, невольно прислушиваясь к лаю собак, нервному ржанию лошадей в конюшне, заунывному вою ветра за окном, и думала, что никогда, никогда не была так спокойна и счастлива.