Преступный викинг

ГЛАВА 7

— Убби-дубби-ду. Да-да, да-да, да. Убби-дубби-ду. Да-да, да-да, да.

— Убби, прекрати петь эту чепуху, или, клянусь, я вырву твой поганый язык, — проворчал Тайкир, не останавливая коня. — Ради бога! Я ее уже во сне слышу.

— Тайкир, не срывай свое плохое настроение на Убби, — насмешливо попеняла брату Рейн.

После двух дней, проведенных в седле, Рейн наконец-то совершенно освоилась на Божьем Посланце. Она дала это имя боевому коню, который увез ее и Селика с поля битвы. Когда Рейн объявила, что хочет назвать его так и не иначе, Селик запротестовал:

— Сама ненормальная, и имя даешь ему ненормальное.

Убби же, наоборот, пришел в полный восторг и сказал, что лучше не придумать.

Рейн с беспокойством посмотрела на маленького человечка, который ехал на одной из лошадей, потерявших своих хозяев во время сражения и приведенных Селиком и его воинами в лагерь. Она была рада, что Селик взял Убби с собой, а не заставил его идти вместе с пленниками. Убби очень страдал из-за своего артрита.

В лунном свете ей было хорошо видно, как Убби украдкой поглядывает на ее спину, особенно когда думает, будто она погружена в свои мысли и ничего не видит вокруг.

— Убби, что там у меня на спине?

Он вздрогнул.

— Тысяча извинений, госпожа. Я любуюсь вон теми деревьями.

Рейн скептически подняла брови, зная, как всем надоело смотреть на деревья, потому что они уже несколько дней не видели ничего другого. А он, видите ли, любуется, да еще в темноте. Селик разрешал двигаться только ночью, чтобы не столкнуться ненароком с саксами.

Она пошевелила плечами и деланно простонала:

— Убби, у меня ужасно разболелись лопатки, как будто под кожей целый рой пчел.

Он даже рот открыл от изумления. Зато Рейн пришлось прикрыть рот ладонью, чтобы он не увидел ее улыбку.

— Жуть какая-то. Ты не разотрешь мне спину на привале?

— Я? — хрипло переспросил он.

— Кстати, Убби, мне кажется, я кое-что потеряла. Ты не видел тонкий золотой обруч?

И, отпустив на мгновение поводья, она подняла руки, чтобы показать, какого размера обруч ей требуется.

Убби чуть не проглотил язык и прошептал благоговейно, не рассчитывая, что она услышит:

— Нимб! Ангел потерял свой нимб?

Рейн до сих пор не понимала, как она и эти люди из прошлого понимают друг друга. Вообще-то, в ее путешествии во времени было много удивительного.

В это время луна скрылась за облаками. Подъехал Селик. Его могучее тело в тяжелых кожаных доспехах, как ни странно, казалось легким и изящным. Длинные пальцы лишь слегка касались поводьев, а конем он управлял почти незаметными движениями мускулистых ног в узких черных штанах.

Рейн облизала внезапно пересохшие губы и подняла на него глаза.

Махнув головой в сторону Тайкира, Селик спросил:

— Ну как он? Нам опять придется останавливаться?

— Не придется, — ответил Тайкир, услыхав вопрос Селика.

Рейн знала, что ее брат испытывает мучительную боль, но он ни за что не желал пересесть в телегу и упрямо не слезал с коня. Для его ноги она и Селик соорудили нечто вроде мягкой глины.

— Уговори мою сестру, пусть научит Убби какой-нибудь другой песенке, — меняя тему разговора, попросил Тайкир. — У меня уже зубы болят от его дурацких дуби-дуби.

Веселый огонек мелькнул в глазах Селика, когда он, ласково посмотрел на нее.

— Ха! С чего ты взял, что твоя сестра меня послушается?

— Ну, заставь ее. А то он сведет меня с ума.

Рейн неожиданно оживилась.

— Нет! — в один голос испуганно крикнули Селик и Тайкир, не дожидаясь, когда она откроет рот.

— И не думай начинать еще одну такую же душещипательную, — простонал Селик. — Неужели в твоей стране нет приятных песен?

— Может, это из-за твоего голоса? — поддержал его Тайкир. — Скажу тебе по-братски, сестричка, от твоего пения слезает кора с деревьев.

— Очень мило с твоей стороны, Тайкир, отзываться так о моем голосе. Я это тебе припомню, когда буду менять повязку.

Селик откинул назад голову и негромко рассмеялся, от души забавляясь перепалкой брата и сестры, отчего морщины, прочерченные страданием на его лице, разглаживались и он сразу становился намного моложе.

Когда они устроили привал, Тайкиру уже было не до смеха. Рейн осторожно сняла у него с ноги шину. К счастью, швы не разошлись и рана не воспалилась, но от боли Тайкир в кровь искусал себе губы. Сжав руки в кулаки, он едва-едва смог слезть с коня на приготовленное для него ложе.

Рейн приказала Убби подержать иглы в огне, и через час благодаря им Тайкир мирно спал. Рядом с ним все время находился воин, чтобы во сне он не вытащил иглы.

Селик издалека наблюдал за тем, как Рейн втыкала в мальчика иголки. Он побледнел так, что это было заметно даже несмотря на загар, и до боли сжимал кулаки, чтобы не выдать свой страх.

Больше раненых у Рейн не было, поэтому, закончив с Тайкиром, она подошла к костру, возле которого суетилась Бланш, и предложила себя ей в помощницы.

Перевернув большие куски оленины, жарившиеся на медленном огне, она стала наблюдать за ловкими движениями Бланш, месившей тесто для лепешек, которые она собиралась печь на углях. Девушка отлично выглядела. Рейн не без завистливого чувства обратила внимание, что многие воины останавливались возле костра под тем или иным предлогом и предлагали ей свою помощь. Один поклонник нарвал трав. Другой принес воды. Даже Герв превратился в цветущего Лотарио после того, как вымыл свои рыжие волосы, заплел их в аккуратную косичку и даже сбрил щетину с лица. Рейн подумала, что его можно было бы назвать красивым, если бы, улыбаясь, он не демонстрировал щербатый рот.

Однако капризная девчонка как будто никого не замечала. Она решила играть по-крупному и выбрала для себя Селика.

Рейн старалась не давать воли зеленоглазому дьяволу, который начинал шевелиться у нее внутри каждый раз, когда Бланш бросала страстные взгляды на Селика или, покачивая бедрами, как бы случайно проходила мимо него, правда, слишком часто… Рейн постоянно напоминала себе, что эта Лолита совсем ребенок, лет шестнадцати — не старше. Однако она отлично понимала, что красавица-брюнетка весьма опытна по части женских хитростей, которым Рейн еще только собиралась учиться. А ведь ей тридцать!

Но хуже всего было то, что Селику — этому злому викингу — ее уловки пришлись по вкусу. Рейн ревниво отметила про себя, что глаза у него начинали лукаво блестеть, а губы раздвигались в ослепительной улыбке, когда подходила Блаиш и на древнем, как мир, языке тела прямо говорила, чего она от него хочет, даже если всего-навсего спрашивала:

— Где мне взять соль, хозяин!

В штанах у него поищи, шлюха!

Рейн во все глаза смотрела на Селика, горя желанием придушить его, таким понимающим взглядом он оценивал ягодицы Бланш, нагибавшейся над корзинкой с зеленью, которую она собирала. Даже модель из «Плейбоя» не могла бы показать себя лучше.

Черт побери! Если я так сделаю, то, наверно, буду похожа па лошадь.

Она украдкой посмотрела на Селика, который словно приклеился взглядом к заду Бланш. Не сдержав досады, она ляпнула:

— Ищешь для себя местечко получше?

Он повернулся к ней, все еще улыбаясь, и подмигнул, а Рейн тотчас вспомнила их первую встречу, когда он хотел избавиться от нее и сказал, что она легко найдет себе другого защитника среди воинов, ищущих мужских забав.

Селик рассмеялся, ничуть не удрученный тем, что она поймала его глазеющим на девицу.

— А ты как?

— Ну нет, похотливый козел.

— Извини. Я подумал, что не стоит резвиться с тобой… пока.

— Резвиться? Откуда ты знаешь это слово из моего времени?

— От твоей матери. В те времена я очень любил женщин, и Руби научила меня кое-каким полезным словам, вроде «резвиться», «баловаться», «перепихиваться».

Рейн кивнула. Похоже на маму.

— Считай, ты уже перепихнулся.

Он улыбнулся ей понимающей улыбкой: «это, мол, только начало».

Потом еще одно слово, произнесенное Селиком, всплыло у нее в голове.

— Что ты имел в виду, говоря пока? Заруби себе на носу — ничего между нами не будет.

— Твое тело с тобой не согласно.

Селик вызывающим жестом скрестил на груди руки.

— Это было до того, как я узнала о твоей жестокости.

Он гордо откинул назад голову и потемнел лицом.

— Я обещал.

— Правильно. Но у тебя остались пленники. И ты собираешься убить столько саксов, сколько сможешь.

— Конечно, дорогая пацифистка, но это не помешает нам в постели.

— Помешает.

Суровый взгляд Селика потеплел, скользя по ее телу. Она почти слышала его шаловливые мысли.

— Вчера, когда я заснул, голос сказал мне: «Эта женщина будет заниматься с тобой сексом». Наверно, это говорил твой бог.

— Лжец, — упрекнула его Рейн, но не сдержала улыбку, понимая, что он пытается ее соблазнить.

Господи, он же неотразим, когда жестокость уходит с его лица. Он стоял так, что она не видела ни шрама у него на лице, ни сломанного носа. Морщины тоже исчезли. Он излучал силу и уверенность в себе. Их глаза встретились в напряженной тишине, и она почувствовала, что та часть ее души, которую до сих пор не сумел взволновать ни один мужчина, тянется к нему в страстном порыве.

— Попытка — не пытка, — сказал он и, хитро улыбаясь, повернулся к Бланш. — А может быть, голос имел в виду эту женщину?

Бланш, подняв руки, отламывала сухие ветки с дерева, и все мужчины с горячей кровью в жилах, какие только были в радиусе пятисот футов, не сводили глаз с ее крепких грудей, натянувших тунику.

Рейн позеленела от ревности и отвернулась.

— Рейн! — тихонько позвал ее Селик.

Она оглянулась, удивившись, когда это он успел подойти так близко, а он уже ласково убирал у нее с лица выбившуюся из косы прядь волос. У Рейн мгновенно закружилась голова, едва она почуяла его близость.

— Знаешь, сколько прошло времени с тех пор, когда я в последний раз «занимался сексом»?

Пораженная его вопросом, Рейн медленно покачала головой, не в силах произнести ни слова. Ее взгляд тонул в его серых светящихся глазах.

— Два года.

— Ч… что?

— А знаешь, сколько прошло времени с тех пор, когда я хотел «заниматься любовью»?

В его тоне отчетливо слышалась разница между «заниматься сексом» и «заниматься любовью».

Как загипнотизированная, Рейн не сводила глаз с его лица. Она все еще не могла говорить. Ей очень хотелось коснуться его подбородка, ощутить сладость его губ, увидеть, как он закрывает глаза, отдаваясь желанию. О Господи!

Она молчала, но он все-таки ответил на свой вопрос.

— Десять лет. Десять проклятых, пустых лет.

Рейн вскрикнула.

— О, я спал с женщинами, потому что думал, будто мужчина должен это делать. Я хотел забыться. Но два года назад я это бросил. Надоело…

— Но ты намекнул, что мог бы пойти с Бланш, — прервала она его.

Селик устало покачал головой:

— В моей жизни были сотни Бланш. И мне уже давно никто не был нужен. А десять дней назад я встретил сумасбродную, сварливую ангелицу, заявившую, что она из будущего, которая перевернула мою жизнь вверх дном и вывернула меня наизнанку.

— Ох, Селик.

— Не говори мне «Ох, Селик», — сказал он. — Я совсем этого не хочу. Опять все сначала? Нет!

Он хотел еще что-то добавить, но оборвал себя, повернулся на пятках и зашагал прочь.

Рейн растерянно смотрела на его спину. Потом отправилась следом. Когда она наконец нашла его, он отдавал распоряжения Герву.

Не сообразив, что вмешиваться в их разговор не стоит, Рейн положила руку на грудь Селику и сильно толкнула его. Он, конечно, не шелохнулся, только недоуменно уставился на ее руку. Герв же смотрел на нее так, словно у нее выросла вторая голова.

— Послушай, любезник, нельзя сначала сказать женщине такие необыкновенные слова, а потом взять и уйти как ни в чем не бывало.

Он подчеркнуто внимательно посмотрел на ее руку, все еще упиравшуюся в его крепкую грудь, потом наморщил лоб и сухо произнес:

— А ты, оказывается, такая же, как все, хотя и пацифистка.

Рейн отдернула руку, словно обожглась о его грудь. Этот мужчина в самом деле пышет огнем. О Господи! Селик удивленно склонил набок голову.

— Что я такого сказал?

Рейн почувствовала, что краснеет.

— Ты сказал…

Она смутилась, заметив, что Герв все еще стоит рядом, прислушиваясь к каждому ее слову и глупо ухмыляется. Тогда она тоже уставилась на него и не отводила глаз, пока он не фыркнул с отвращением и не пошел прочь, ругаясь себе под нос.

Рейн опять повернулась к Селику.

— Ты сказал, что десять лет не хотел любить женщину, пока не встретил меня.

— И?

— И! Никакого «и», дурень. Ты сказал это намеренно, чтобы соблазнить меня, так ведь? А потом….

— И мне это удалось?

— Нет! — торопливо ответила она и по улыбке, появившейся у него на губах, поняла, что нисколько не одурачила его. — Так это правда?

— Что правда? — Он улыбался во весь рот, и у Рейн бешено забилось сердце в груди. — Что я хочу тебя? Что я уже два года не спал с женщиной? Что я по-настоящему не хотел женщину с тех пор, как моя… ладно, уже десять лет?

— Да, именно это, — подтвердила она.

Наконец-то ей удалось чего-то добиться от этого упрямого и красивого дурака.

Он ненадолго задумался, машинально потирая нахмуренный лоб, потом медленно кивнул, пристально глядя на нее, но ничего не сказал.

Она ждала от него слов, а он изображал каменное изваяние. Сердито топнув ногой, Рейн нарушила молчание:

— Черт побери! Я знаю, чего ты добиваешься. Моя мать рассказывала о тебе. Я внимательно слушала. Великий соблазнитель, вот как она говорила о тебе. Ты очень ловкий. Могу поспорить, ты точно так же соблазнил тысячу женщин.

— Ну уж и тысячу! — Он громко рассмеялся. — Ты преувеличиваешь мои таланты, дорогая.

Она шагнула к нему, чтобы снова толкнуть, но Селик удержал ее, положив руки ей на плечи и опалив ей кожу. Она вся затрепетала. И прижалась к нему.

— Нет, нет, держись подальше, женщина. Мое терпение не бесконечно. Я хочу тебя. Очень. И, если ты не желаешь делить со мной постель, тебе лучше держаться подальше.

Рейн не могла не признать, что ее устраивала перспектива лечь с ним в постель. Больше всего на свете ей хотелось немедленно отдаться на волю сумасшедшей страсти, сотрясавшей ее тело. Раньше она и не думала, что может чувствовать такое, но тут опять заговорил вечно мешавший ей рассудок, который спросил, неужели она собирается поступиться своими принципами и лечь в постель с мужчиной, поступки которого вызывают у нее ужас и отвращение? Она жалобно застонала, не зная, на что решиться.

— Селик, скажи, ты можешь освободить пленников и отказаться от драки?

— Не могу, — печально покачал он головой и призывно посмотрел на нее. — Но я могу научить тебя тому, о чем молчат твои книги, могу дать тебе такое наслаждение, о каком и не мечтают влюбленные твоего времени. Твоя кровь будет петь, а твои кости станут мягкими, как воск. Ты не захочешь никого после меня.

Рейн следовало бы посмеяться над его самомнением, но она не смеялась.

Она облизала пересохшие губы, пытаясь приструнить свои разбушевавшиеся желания.

— А как насчет тебя? — осторожно спросила она. — Будешь ли ты желать других женщин после этого?

Прежде чем ответить, Селик внимательно посмотрел на нее, и в его глазах полыхал такой же жаркий огонь страсти, как в глазах Рейн.

— Наверное, нет.

В сердце Рейн зародилась надежда.

— Селик, если ты не прекратишь кровопролитие, я думаю, у нас нет будущего, — всхлипнула она, отчаянно хватаясь за его руки и требуя, чтобы он понял ее.

— У нас есть сегодня.

— Этого мало. — Надежда испарилась, словно ее не было. — Неужели ты не понимаешь? Ох, Селик, я так боюсь.

— Чего?

— Тебя. Себя. Того, что соединяет нас. Если мы будем любить друг друга, это будет блаженство. Я знаю. И тебе не нужно соблазнять меня фальшивыми комплиментами или дурацкими обещаниями. Я и так хочу тебя.

Он положил ее руки себе на плечи. Но Рейн высвободилась, напуганная его близостью. Она попыталась объяснить ему:

— Я не могу быть близка с мужчиной, зная, что он постоянно совершает насилие. Это противоречит всем моим жизненным принципам, всему, во что я верю. Почему ты не хочешь забыть о мести?

Лицо Селика стало жестким, голова гордо поднялась. Он отказывался подчиняться ее желаниям или просить ее о милости.

— У нас нет надежды, — прошептала она, широко открывая глаза и безуспешно стараясь остановить слезы. — Но знай, упрямый викинг, я не хочу причинять тебе боль.

Селик беспомощно смотрел на катившиеся по ее лицу слезы. Еще мгновение, и злости на его лице как не бывало.

— Не плачь из-за меня, — проговорил он нарочито легкомысленно. — Я пережил вещи пострашнее, чем потеря какой-то женщины. Намного страшнее.

У Рейн чуть не разорвалось сердце, когда она услыхала его бесстрастный голос. Кто же причинил ему такую боль, что он жаждет убивать?

На этот раз, когда он повернулся и пошел прочь, Рейн осталась стоять на месте.

— Господи, как мне противостоять этому человеку? — вслух спросила она.

Ты ему нужна, дитя.

— Все, что ему нужно, это хорошая доза пацифизма.

Все, что ему нужно, это любовь.

Если она не перестанет слышать голоса, то придется признать правоту Убби и поверить, что она вправду посланный Богом ангел. Украдкой оглядевшись, не смотрит ли кто, она потрогала свою спину. Ну вот! Так она и думала. Лопатки совершенно ровные. И Рейн недовольно покачала головой, удивляясь собственной глупости.

Когда Рейн вернулась к костру, Бланш вынимала из котелка с горячей водой какую-то зелень и добавляла туда что-то похожее на дикий лук и чеснок.

Несколько караваев золотисто-коричневого хлеба лежали, остывая, на плоском камне. Отлично прожаренная оленина шипела над огнем, распространяя восхитительный аромат.

Бланш была великолепна, и Рейн начинала ее ненавидеть.

— Где ты научилась готовить? — с притворной ласковостью спросила она.

Умными карими, как у газели, глазами Бланш внимательно смотрела на Рейн, оценивая ее вопрос и ее самое и, вероятно, раздумывая, насколько безопасно рассказывать ей о себе.

— Мой отец — шотландский лорд, а мать — ткачиха в его имении. Лорд не особенно меня любил, но позволял работать на кухне и не выгонял в поле.

— Как же ты оказалась с Эдвином?

— Жена моего отца — сука — возненавидела меня, едва я появилась на свет. Когда же я подросла и мой отец немного привязался ко мне, ее ненависть стала еще сильнее. — Бланш пожала плечами. — У меня не было выбора. Пришлось научиться задирать ноги.

Рейн печально покачала головой, думая о том, в какой жестокий век она попала.

— В моем вре… в моей стране все по-другому. Незаконное рождение не позорно, и у женщин такие же права, как у мужчин. С твоим умом ты могла бы получить любую работу, какую только захотела бы, и сама бы себя содержала, а не зависела от мужчины, будь он мужем или любовником.

Бланш положила черпак и недоверчиво уставилась на Рейн.

— Правда?

Рейн кивнула.

— А как попасть в твою страну?

Рейн рассмеялась. Если бы все было так просто!

— Туда очень долгий путь. Не знаю, смогу ли сама туда вернуться.

Бланш смотрела на нее с нескрываемым любопытством.

— Ладно… А можно я тебя спрошу? Селик — твой мужчина?

Рейн залилась жарким румянцем.

— Нет. По крайней мере, в том смысле, который ты имеешь в виду. Мы не любовники.

— А ты хочешь, чтобы он стал твоим мужчиной?

Рейн склонила голову набок.

— Почему ты спрашиваешь?

— Потому что, если ты этого не хочешь, он будет моим.

Рейн замерла, не в силах представить, как она переживет, если Селик будет с Бланш… с другой женщиной… не с ней… Собака на сене! И сама не берет, и другой отдать не хочет.

Однако интерес Бланш к Селику удивил Рейн.

— Женщины, которые были тут до тебя, боялись его. Называли его зверем.

Бланш недоверчиво фыркнула.

— Да они просто слепые.

Рейн молча с ней согласилась. Однако Бланш наблюдательна. И у Рейн стало тревожно на душе.

Когда вечером Селик, как всегда, улегся рядом с ней на ложе, Рейн вспомнила о Бланш. В наблюдательности ей не откажешь. Как-то она поняла, что Селик просто спал рядом с Рейн и ничего между ними не было, и ждала своего часа. Но Рейн наслаждалась близостью горячего тела Селика, прижимавшегося к ней, и его дыханием, обжигавшим ей шею.

— Ты готова открыть мне свое лоно? — поддразнил он ее, уткнувшись носом ей в затылок, и она почувствовала, как с головы до ног ее заливает сладкая волна возбуждения.

Рейн произнесла грубое словечко из своего времени. Он усмехнулся, вполне поняв его смысл. Вероятно, некоторые слова не требуют объяснения.

Рейн мысленно обругала себя за вульгарное поведение. Две недели в другом времени, и она уже грозит всем вокруг насилием не хуже Селика, а слова и вовсе говорит такие, какие бы ей даже в голову не пришли раньше. Влияние Селика, решила она. Вместо того чтобы поднимать его до себя, она сама опускается до его уровня.

Может быть, тебе нужно сойти с твоего пьедестала.

Ох, отстань.

— Что ты сказала? — спросил Селик, щекоча ее своим горячим дыханием.

Она застонала.

— Ничего.

— Опять Бог?

Не дождавшись ответа, Селик усмехнулся:

— Ладно. Пожелай ему от нас обоих спокойной ночи.

Всю следующую неделю они ехали только ночами. Удивительно, что пока им повстречались всего несколько вражеских воинов, да и те предпочли удрать. Вероятно, они не меньше скандинавов и скоттов устали от битв и хотели живыми и здоровыми добраться до дому. Один из воинов рассказал Селику, что люди Ательстана ищут его в Кабии, думая, что он ушел с королем Константином.

Один раз они заехали на маленькую ферму попоить лошадей, и Рейн впервые увидела, с каким отвращением Селик смотрит на детей. А она-то думала, что женщины ей врали. Два маленьких мальчика и девочка не старше пяти лет возились в земле возле колодца, пока их мать крутила ворот, вытаскивая деревянную бадью с водой. Минуту Селик смотрел на детей, потом приказал отряду покинуть ферму, не позволив никому даже утолить жажду. Он и не подумал ничего объяснять, хотя потом им пришлось часа два искать, где бы напиться и напоить лошадей. Больше они к фермам и близко не подъезжали.

Несмотря на относительную безопасность, они двигались медленно из-за пленников, которые шли пешком, хотя тех из них, кто согласился служить под началом Селика, он освободил и они ехали вместе с его воинами. Берта, могучая женщина, назвавшая Рейн «Полоумной», когда та добровольно связала себя, помогала Бланш и все время что-то причитала. Рейн радовалась, что легкая желтуха, случившаяся у Берты, постепенно проходит благодаря диете, которую Рейн ей назначила, — как можно больше зелени и печень зверей и птиц, когда их удавалось убить на охоте. Третья женщина по имени Идифу, лет тридцати с небольшим, на редкость грязная и грубая, большую часть времени проводила в лесу на спине, обслуживая любого, кто соблазнялся ее сомнительными прелестями.

Когда они наконец добрались до Равеншира, родового дома Тайкира, Рейн, несмотря на усталость, принялась все осматривать. Она много слышала от матери об этом замке и никак не могла поверить, что жалкие развалины и есть то процветающее владение, которым она восхищалась. Не только поля казались заброшенными, но и дома крестьян, больше похожие на лачуги, стояли пустые и полуразрушенные. Замок из камня и дерева напоминал форт времен дикого Запада с деревянным забором, поставленный на вершине холма. Рейн покачала головой, глядя на эту картину разрухи и бедности.

Тайкир был расстроен не меньше, чем она.

— Что случилось?

Он пожал плечами.

— Дедушка Дар и бабушка Ауд долго держались и не пускали сюда саксов, не требуя помощи от отца или от меня с Эйриком. Потом они умерли.

— Замок принадлежит тебе?

— Мне или Эйрику. Он старший, и у него право наследования. К тому же он в чести у короля Ательстана. Саксы не посмеют отобрать у него родовой замок. Со мной, — продолжал он со смешком, — другое дело. Король саксов с удовольствием бы разрушил здесь все до основания и меня извел, если бы мог.

— Ох, Тайкир! Сколько драк и вражды! Ради чего?

— Для этого не нужна причина, сестра. Ты скоро поймешь. Саксы ненавидят «язычников-скандинавов», те, в свою очередь, «проклятых саксов». Это в порядке вещей и будет продолжаться до тех пор, пока тех или других не сотрут с лица земли.

Рейн печально покачала головой. Она могла бы сказать Тайкиру, что викинги уже проиграли битву британцам, но не ее дело вмешиваться в историю.

— А тебе здесь безопасно?

— Пока да. Мне надо совсем выздороветь.

— А потом?

— Может быть, навещу моего кузена Хаакона. Он сейчас король Норвегии и ему нужны хорошие воины, ведь его братец Эрик Кровавый Топор спит и видит заполучить его трон. Или буду воином в Византийской империи. Нет, самое лучшее — помочь Селику отправить в могилы побольше саксов.

Рейн вздохнула.

— Тайкир! И ты туда же.

Он махнул рукой, словно все, о чем они говорили, не стоило ее беспокойства, и сказал с озорным блеском в глазах:

— А почему бы мне не отправиться в твою страну? Если у вас там все женщины такие, как ты и твоя мать, я бы, не задумываясь, забыл ненадолго о здешних драках.

Ничего себе перспектива — Тайкир обрушивающий свои варварские чары на современных свободных женщин. У Рейн было несколько подруг, которые молниеносно заглотнули бы викинга с потрохами. Впрочем, были и другие, которые сами позволили бы себя проглотить.

Рейн уже поняла из прежних разговоров, что Тайкир не верит, будто она явилась из будущего. Он не сомневался, что Рейн по какой-то причине скрывает, откуда она на самом деле.

— Увы, моя страна для тебя недоступна. Я и сама-то не знаю, сумею ли вернуться обратно.

— А как ты оказалась здесь? Впрочем, не говори. Вдруг ты на самом деле прилетела на ангельских крыльях.

Рейн улыбнулась и шутливо ткнула его под ребро.

— Убби все болтает.

— Как помело, — подтвердил Тайкир и ответил ей ласковой братской улыбкой.

Они въехали в заброшенный двор, и Селик помог Тайкиру слезть с коня, подав ему самодельный деревянный посох. Потом он приказал своим людям позаботиться о лошадях и отправил нескольких воинов поохотиться и поискать овса для лошадей.

Они вошли в большой зал замка, и Рейн сразу поняла, чем займется вместе с пленниками. На высоких стропилах висели летучие мыши, рядом было множество птичьих гнезд. Солома, устилавшая каменный пол, вся перепрела и сгнила. Рейн вздрогнула, когда на нее отвратительно пахнуло пылью и плесенью.

Она даже подумала, что лучше уж спать и есть на улице, но увидела страдание на лице Тайкира и вспомнила, что это и ее дом тоже, поэтому она решила сделать все, что в ее силах.

Сначала надо было заняться кухней и спальнями. Она приказала Берте и Идифу собрать все матрацы, вынести их на кухонный двор и почистить, а сама вместе с Бланш отправилась по длинному коридору в кухню.

Прежние обитатели начисто обобрали замок. Слуги, когда уходили, унесли с собой все горшки, котлы, стулья, ничего не оставили. Лишь большой деревянный стол одиноко стоял в центре, да на полке возле раковины валялась дюжина кусков грубого мыла. Стол, наверное, оказался слишком тяжел для воров, а может быть, его просто еще не успели украсть. Мыло же, насколько Рейн уже получила представление о людях десятого века, не имело для них особой ценности.

Рейн два часа скребла пол и стол, сметала паутину со стен и с потолка, пока Бланш таскала и разбирала кухонную утварь и посуду, которую они везли с самого Бруненбурга. Наконец кухня приобрела более или менее приличный вид, и над пылающим огнем зашипела оленина.

Рейн отправилась во двор посмотреть, чем занимаются Берта и Идифу. Оказалось, что они в огромных котлах кипятят льняные простыни вместе с грязной одеждой воинов.

— Ты все делаешь не так, — проворчала Берта, когда Идифу длинной палкой вытащила из котла штаны и туники и не спеша понесла их к другому котлу с чистой водой, оставляя за собой огромную лужу. Прополоскав, она их не отжала, а сразу развесила на ближайшем кусте. — Надо сначала выжать воду, дура. Не всю же ночь нам тут валандаться. Да с твоей работой и за неделю ничего не высохнет.

— Засунь их себе в зад, старая ведьма, — прошипела Идифу. — А то мне больше нечем заняться! — И она оглянулась на очередного воина, похотливо поглядывавшего в ее сторону.

Берта увидела Рейн и бросилась за помощью.

— Хозяйка, пусть эта шлюха покрутится тут на своих ногах, а не задирает их почем зря. Я одна не справлюсь.

— Идифу, — ледяным тоном произнесла Рейн, — если ты уйдешь, не закончив стирку, клянусь, я посажу тебя на цепь в подземелье. — Рейн понятия не имела, есть ли здесь что-нибудь похожее на узилище. — И тебя не будут кормить неделю.

Она подумала, что совсем не возражала бы продать эту рабыню.

Идифу пробормотала что-то вроде «проклятой суки», но все же вернулась к работе.

— Делай все, что тебе скажет Берта.

Берта просияла, как полная луна.

— Перестань вертеть задом каждый раз, когда мимо проходит мужчина, — услышала Рейн, возвращаясь на кухню.

— Ты злишься, потому что, верти — не верти задом, ты все равно никому не нужна, — взвизгнула Идифу.

Рейн услышала громкий всплеск и обрадовалась, решив, что Берта сунула потаскушку в котел с холодной водой. Трудновато быть пацифисткой в десятом веке. Стоит жизни надавить посильнее, и куда только деваются принципы?

Позднее, когда все пообедали, Селик зашел на кухню и сказал, что он, Тайкир и другие воины собираются на ближайший пруд помыться.

— Если хочешь, я подожду и мы пойдем вместе, — сказал он ей на ухо хриплым, низким голосом.

Бланш пристально и с интересом смотрела на них из угла комнаты.

— Нет, — торопливо ответила Рейн, и ее обдало жаром, едва она вспомнила их последнее купание.

Серые глаза Селика затуманились. Он тоже его вспомнил, и его чувственные губы изогнулись в понимающей усмешке.

— Что ж. Как-нибудь в другой раз.

Вечером Рейн поднималась на второй этаж в спальню, ощущая такую усталость, какой она не помнила со времен медицинской школы. Тайкир уже спал в соседней комнате, утомленный путешествием и болезнью.

Когда она открыла дверь, Селик как раз раздевался, и стоило ей увидеть его великолепное полуобнаженное тело, как ей немедленно захотелось закрыть дверь и убежать подальше. С трудом проглотив застрявший в горле комок, она стала старательно обходить взглядом его чистые, рассыпавшиеся по плечам волосы, голую мускулистую спину, тонкую талию… Господи Иисусе!

— Закрой дверь, — сказал он. — Здесь холоднее, чем на груди у ведьмы.

У них не было чистых половиков, поэтому Селик разложил шкуры прямо на полу. Тепло было только возле очага, и Рейн, которая только что вымылась, уже успела замерзнуть. Вся дрожа, она продолжала стоять в дверях.

— Иди сюда.

Рейн неохотно двинулась поближе к очагу… и к Селику. Она спала рядом с этим мужчиной уже две недели, знала запах его кожи, его дыхание, тепло его тела. Однако в маленькой спальне все было совсем по-другому. Совсем по-другому… Воздух в комнате как будто сгустился, и в нем чувствовалось странное напряжение.

Она хотела бежать. И она хотела остаться.

Рейн не обманывалась насчет Селика. Опытный любовник, он, конечно же, понимал, что она чувствует. Она видела это в глубине его дымчатых глаз, ловивших каждое ее движение, в возбужденном подрагивании губ, в его неловких движениях.

Он снял штаны и встал перед ней, руки в боки, ноги слегка раздвинуты, совсем голый. Господи Боже! Это нечестно.

Она на секунду закрыла глаза, стараясь собраться с мыслями. Огонь серебрил его волосы, сверкал на могучей груди и белом сильном животе. От Селика исходила такая энергия, противостоять которой было почти невозможно.

— Раздевайся, дорогая, — хрипло проговорил он.

Рейн в ужасе посмотрела на него.

А он провел кончиком языка по своим полным губам и рассмеялся.

— Я ни к чему тебя не принуждаю. Мы будем просто спать… если ты так хочешь.

— Ага! — дрогнувшим голосом произнесла Рейн и подчеркнуто внимательно посмотрела на его возбужденную мужскую плоть, которая стала еще больше под ее взглядом.

— Ох, — тихонько простонала она, чувствуя, как слабеет ее решимость.

Селик шагнул к ней. Рейн попятилась.

Тогда он поднял руки над головой, словно сдаваясь, и повторил:

— Я не хочу тебя принуждать.

Он лег на шкуры и укрылся чуть не с головой, демонстрируя добрые намерения.

— Ложись, Рейн. У нас был трудный день, и мы оба устали.

Рейн ни на минуту не поверила, что он так уж устал.

— Селик, это нехорошо, что мы все время спим вместе.

— Ты уже говорила.

— Думаю, мне лучше пойти вниз к Бланш.

— А почему ты думаешь, что Бланш спит одна?

— Что?

Селик пожал плечами.

— Она не раз предлагала мне себя, и я не верю, что я один такой.

Тебе лучше поверить, с тяжелой душой подумала Рейн, гадая, сколько Селик еще сможет сопротивляться малютке Бланш.

Вот черт!

— У тебя нет выбора. Ты все равно будешь спать со мной, — заявил он твердо, похлопав по шкурам. — Ты моя заложница.

Она застонала.

— Селик, я не буду заниматься с тобой любовью. Зачем мучить себя?

— И тебя тоже? — поинтересовался он, вопросительно изогнув левую бровь.

— И меня тоже.

Он улыбнулся, совершенно удовлетворенный ее признанием. Сдаваясь, она опустилась на шкуры поближе к огню.

— Нет. Сначала разденься.

Рейн вновь встала и посмотрела на него сверху вниз.

— Я спала в одежде все время, пока мы добирались сюда.

— Ну и что? Сейчас другое дело. Мне все равно, явилась ты из будущего, как говоришь, или с проклятой луны, ты должна принимать наши обычаи, если живешь среди нас.

Селик сел и, обхватив руками колени, не сводил с нее глаз все время, пока она раздевалась.

Рейн чувствовала, что лицо у нее пылает, но она постаралась не показать, как нервничает, раздеваясь перед этим самонадеянным варваром. Господи, какая же она большая и неуклюжая. Раньше, когда она спала с мужчинами, то раздевалась в темноте, стесняясь своего тела. Они, похоже, не возражали.

В комнате слышалось только потрескивание поленьев в огне, да тяжелое дыхание Селика, когда на ней остались, наконец, только кружевной лифчик и трусики. Его взгляд обжигал ей кожу. Когда же их глаза встретились, она отпрянула, словно ее ударило током.

— И это, — потребовал он хриплым голосом, показав на ее белье.

Возможно, ей это показалось, но она была почти уверена, что слышит его тяжелое и прерывистое дыхание.

Удивившись, Рейн ничего не сказала, лишь вызывающе задрала нос и сбросила с себя лифчик и трусики, подавляя почти неодолимое желание чем-нибудь прикрыться под его пристальным взглядом. Даже одетая, она не забывала о своих недостатках, а уж голая ощущала себя до ужаса непривлекательной, как в шестом классе, когда была самой рослой из девчонок и на нее градом сыпались насмешки злых мальчишек.

Селик не смеялся над ней. Его глаза ласкали ее тело, и там, где они останавливались, вспыхивал огонь. В первый раз в жизни она ощутила свою привлекательность.

— Ты самая красивая женщина, какую я когда-либо видел, — с восторгом прошептал он.

А ей на глаза навернулись слезы.

— Не надо, Селик. Не шути так.

Он удивленно посмотрел на нее и, подняв верхнюю шкуру, позвал ее к себе на ложе.

Она легла, позаботившись, чтобы не коснуться его. Селик мягко проговорил:

— Мужчины в твоем времени, должно быть, полоумные, если приучили тебя стыдиться своего тела. Рейн, ты действительно красива.

Он ласково убрал с ее лица прядь волос.

— А я думаю, это ты полоумный, — проговорила она с неуверенным смешком, но все же довольная его словами, хотя, может быть, он всего-навсего таким образом соблазнял ее. Странно, но ей вдруг очень захотелось быть красивой для Селика. — Вспомни, ты сам не раз сравнивал меня то с деревом, то с лошадью.

Селик усмехнулся и провел пальцем по ее плечам. Рейн задрожала от острого, почти нестерпимого наслаждения.

— Так всем известно, как я люблю лошадей и высокие деревья.

Она повернулась, желая отплатить ему за шутку. И совершила большую глупость! Грудью она коснулась его руки, и он вздрогнул, словно его ударило током. Рейн тотчас повернулась обратно к огню, чтобы спрятаться от его всевидящих глаз.

Неожиданно даже для самой себя она расплакалась, и слезы ручьями потекли по ее лицу. Она так сильно желала Селика, что совсем ослабела в борьбе со своими принципами.

— Рейн, почему ты плачешь? Я ничего тебе не сделаю, если ты не хочешь.

Глупый мужчина, неужели он вправду не понимает, чего я хочу?

Селик погладил ей руку, и она вся затрепетала от его ласки.

— Может быть, ты боишься, что будет ребенок? Не бойся. Я об этом позабочусь, — тихо сказал он, целуя ей плечи и шею.

Рейн ощущала прикосновение его стального члена к своим ягодицам и не могла думать ни о чем другом. Она истерически хихикнула.

— Это что-то новенькое. Как же ты гарантируешь мне безопасный секс? У тебя есть презерватив?

— Нет. Я не пользуюсь этими забавными штучками, о которых говорила твоя мать. — Она услышала его смешок. — Я следую примеру вашего библейского Онана — извергать семя вне тела.

Когда она недоверчиво фыркнула, он рассмеялся.

— Уж не хочешь ли ты прочитать мне лекцию о контроле над рождаемостью, вроде той, что твоя мать читала женщинам короля Зигтригга?

— Моя мать читала… — воскликнул Рейн и повернулась поглядеть на его смеющееся лицо. — Впрочем, неважно.

Как бы там ни было, она уже узнала более чем достаточно о скандальном поведении своей матери.

— Не понимаю, почему ты так уверен, что не стал отцом какого-нибудь ребенка… раз используешь такой метод.

— Уверяю вас, леди, у меня нет живых детей.

— Ладно, может быть, ты и прав, но тебе просто везло, раз ты предпочитаешь прерывать акт до семяизвержения.

Селик чуть не задохнулся от возмущения.

— Ну что ты за женщина? Разве можно так грубо?

— Я врач, черт побери. И вот что я тебе скажу, Селик. Всего несколько мгновений назад на кончике твоего пениса была капля спермы…

У Селика чуть ли не крик вырвался из груди и глаза полезли на лоб то ли от ее слов, то ли оттого, что от нее ничего невозможно было скрыть.

— И если бы ты занялся любовью с женщиной в этот момент, то сколько хочешь прерывай сношение, она все равно могла бы забеременеть.

— Я полагаю, что сперма и пенис — именно то, что я думаю? — сухо спросил он и поинтересовался после того, как она кивнула: — Ребенок не может быть, если семя извергается снаружи?

— Может. Дурачок, одной маленькой капли, попавшей внутрь, хватит — и не на одного ребенка.

— Ты все выдумываешь. Это неправда.

— Правда, Селик. Говорю тебе как врач. Я много раз видела подтверждение этому.

Сначала он смотрел на нее с ужасом, не веря ни одному ее слову, а потом в его взгляде появился страх.

— Вот уж не подумал бы, — прошептал он с отвращением. — Значит, мне повезло, что я не наплодил кучу младенцев.

И, к огорчению Рейн, повернулся на другой бок.