Превращение Розы

Глава девятая

Колледж превратился для Розы вскоре в сплошную работу без всякой игры. Ее нельзя было назвать преднамеренно необщительной, однако она с необходимым тактом избегала регулярных вечеринок и прочих сборищ, так интересных для ее одногруппников. Студенты мужского пола стали вскоре бояться заигрывать с ней. По ее яркой внешности они предполагали, что основная ее жизнь начинается где-то вне стен колледжа, а ее глаза постоянно подавали явственный сигнал «Берегись!» Роза и не думала о мужчинах. Ее мысли витали в миллионе миль от потенциальных романов, а ее сексуальность по-прежнему тонула в горе от утраты Алека. Она вежливо отклоняла предложения Филиппы познакомить ее с «жутко симпатичным мужиком», и та, все еще пристыженная, просто-таки пугалась явного безразличия Розы. Она по-прежнему не была посвящена, несмотря на некоторые осторожные догадки, во французские приключения подруги, а неловкость нового положения Розы, оказавшейся визави с Найджелом, препятствовала девушкам восстановить их прежнюю доверительность. Помимо всего этого отношение Розы к учебе было гораздо более серьезным, чем у остальных. В Уэстли и в Бретани у нее выработались стремление и способность к упорному труду. График занятий в колледже казался ей недостаточно напряженным. Долгие дополнительные часы, которые она себе устраивала сама, действовали в какой-то мере как обезболивающее средство своей способностью отправлять ее в постель совершенно утомленной. Но в другом отношении они увеличивали ее муки — она чувствовала себя осиротевшей без подсказок Алека, его советов и критических замечаний. Обучение, которое она теперь получала, казалось поверхностным, неинтересным и безликим. Она напоминала пловца через Ла-Манш, которого вынудили плескаться в «лягушатнике».

Неудовлетворенность порождала порочный круг из упорной работы и глубокого отчаяния. Бессознательно неумолимо Роза превращалась в трудоголика. Эмоционально-изнуренная, она тем не менее беспощадно толкала себя вперед, не делая никаких скидок на те трещины, которые открывались в броне ее сопротивляемости. И в конце концов, неизбежно, ее тело воспротивилось.

В один прекрасный день она проснулась в лихорадке, во рту и горле пересохло, все суставы ломило. Роза никогда не болела, Энид не признавала болезней. Однако тут у Розы смутно промелькнула мысль: «Видимо, у меня грипп», и, почувствовав что-то вроде облегчения, она закуталась в кокон вызванного вирусом беспамятства.

Потом в течение нескольких дней, приходя в сознание, она регистрировала лица, глядевшие на нее издалека, и голоса, говорившие о ней так, словно ее тут и нет. Она ощущала жестокую боль в груди и уколы от игл в руке, сопровождавшиеся блаженной пустотой. Сны она видела спазматические, судорожные и бессвязные. Она не отличала ночи ото дня и перестала заботиться обо всем, страстно желая лишь сна и бесчувствия.

Затем, как-то утром, ее глаза открылись, чтобы обнаружить, что окружающий мир снова сфокусировался, а его краски немыслимо ярки. Женщина в униформе сиделки, находившаяся у кровати, глядела на нее.

«Видимо, я в госпитале», — подумала Роза.

— А, проснулись, я вижу, — приветствовала ее сиделка, мягко добавив, когда Роза, приподнявшись, оглядела знакомую спальню: — Не двигайтесь так резко, вы были очень больны.

Роза откинулась назад, ошеломленная, а в это время сиделка Джордан объяснила ей, что у нее было тяжелое воспаление легких, но теперь все идет на поправку. Ей действительно следовало лежать в госпитале, однако мистер Картер настоял на домашнем лечении с круглосуточной сиделкой. Пять дней она пролежала в забытьи.

— Вам нужно окрепнуть, — поучала ее сиделка. — Вы были анемичной и очень изнуренной. Прямо так и напрашивались на то, чтобы первый попавшийся вирус свалил вас с ног.

Анемичная? Изнуренная? За два года работы в Холитри Роза не проболела ни одного дня. Как назло, всегда была здорова.

— Я должна покинуть вас на минутку, чтобы позвонить по телефону, — продолжала сиделка. — Мистер Картер требует самых регулярных бюллетеней о вашем состоянии. — Розе почудилось, что женщина подмигнула ей. Откинувшись назад на подушки, обессилев, она слушала звук голоса миссис Джордан в соседней комнате.

Затем она подверглась обычным процедурам — измерению температуры, давления и пульса — и послушно проглотила несколько пилюль. Боль ушла, однако голова еще кружилась.

— Вы ничего не ели, — продолжала сиделка. — Лежали под капельницей.

Роза не могла себе представить, глядя на все оборудование, стоящее возле ее постели, что все это лечение и уход должен был оплачивать Найджел. Она прекрасно могла бы лечиться и в госпитале, в конце-то концов. Ее мозг настроился на воспоминание о чековой книжке Коуттса. Правильно ли будет воспользоваться деньгами Алека, чтобы отдавать долг Найджелу? Или будет правильней не отдавать долг Найджелу деньгами Алека? Алек не думал о деньгах, в конце концов, в то время как Найджел имел лишь то, что зарабатывал. Как все сложно. Она в изнеможении откинулась на подушки.

Сиделка Джордан знала без слов, когда давать ей пить. Холодная вода показалась вкуснее нектара. Случайное упоминание о хлебе с маслом вызвало у нее танталовы муки. Как раз в это время она услышала, как распахнулась парадная дверь, а затем в квартире раздались торопливые шаги Найджела. Сиделка тут же деликатно вышла из комнаты. Найджел наклонился над постелью.

— Роза! — Его лицо оживилось, стало озабоченным. — Ты вернулась? — Он сел в кресло сиделки и взял ее за руку. — Как ты себя чувствуешь?

— Намного лучше. Я почти ничего не помню. Найджел, сколько все это тебе стоило?

— Гроши, — ответил он кратко. — Те первые пара дней особенно. Я не хотел, чтобы тебя перевозили. Мне сказали, что если ты будешь находиться все время под полным медицинским наблюдением, то необходимость в госпитале отпадает. Мне подумалось, что тут тебе будет не так страшно. — Розу это невероятно тронуло. Найджел продолжал: — Я не хочу об этом больше ничего слышать, Роза. Просто погашен один маленький должок, после всего того, что ты сделала для меня. Вдобавок, я чувствую себя виноватым. Врачи сказали, что ты ничего не ела и что у тебя симптомы истощения. Подумать только! Я ведь делил с тобой квартиру эти два месяца и был так поглощен собой, что даже ничего и не заметил!

Он несправедлив к себе, подумала Роза. Их образ жизни был таков, что они редко виделись, разве что за завтраком, когда ни один из них в любом случае не был в своей лучшей форме.

— Я позвонил в твой колледж, — продолжал Найджел. — Этот мужик, Поллок, звонит теперь каждый день мне на работу. Прямо-таки патологически заворожен твоей болезнью. Они не ждут тебя назад еще несколько недель. Я сказал им, никаких посетителей, во всяком случае, не сейчас. В соседней комнате стоят цветы от Поллока. Сиделка не разрешила поставить их здесь, поскольку они потребляют кислород. Еще твои одноклассники прислали тебе открытку.

Он отправился ее отыскивать. Это оказалась гигантская открытка с пожеланиями скорейшего выздоровления, нарисованная в виде плаката яркими красками, сюрреалистическая и очень забавная. На ней расписались все студенты ее класса. Имелась даже строчка: «С наилучшими пожеланиями скорейшего выздоровления. К. Мадер», написанная тонким, паучьим почерком.

— Как мило, — промурлыкала Роза и снова рухнула в блаженный сон.

Ее сильный от природы организм в сочетании с неограниченным сном и регулярным, здоровым питанием способствовал быстрому восстановлению сил. Найджел совершал набеги на магазины, торгующие деликатесами, притаскивая ей маленькие угощения в виде копченой осетрины, швейцарского шоколада и круглогодичной земляники. Роза стыдилась сама себя. Ведь это была полностью ее вина, что она свалилась без сил. Она надеялась, что этот кризис станет вехой, отмечающей закрытие очередной главы в ее жизни. Впредь она решила работать менее интенсивно, больше отдыхать; она забудет про все прошедшее и начнет создавать для себя более разумную новую жизнь. Найджел был великолепен. Он не подпускал Энид и Рональда и строго-настрого запретил ей принимать Поллока.

— Я не хочу, чтобы ты даже вспоминала про колледж, — пригрозил он. — Я знаю тебя, Роза. Сейчас ты начнешь нервничать, что не занимаешься делом, и отправишься на учебу, еще не поправившись как следует. Что касается дружища Поллока, то для него ты все еще находишься на пороге смерти. А когда ты сможешь выходить на улицу, я отпрошусь на работе и лично буду следить за твоим выздоровлением. Ты абсолютно ненадежный человек.

Протесты были бесполезны.

— Долг платежом красен, — насмехался он над ней. — Я не забыл, как ты за мной надзирала. Разве ты не помнишь, как запрещала мне даже запирать дверь уборной?

Общество Найджела напоминало теплый душ. Оно не требовало от нее никакого напряжения. Порой ей казалось, что она вернулась в те детские годы, когда они жили дома. Поэтому, естественно, он командовал, и это было утешающим традиционным, а не унизительным и угнетающим, и она ничего не имела против. С радостью подчинилась выздоравливающая Роза его плану свозить ее на неделю за город.

— Надеюсь, слишком холодно не будет. Как говорят лекари, свежий воздух и движение хорошая вещь, когда они в меру. Конечно, было бы приятно получить немного зимнего солнышка, но я не рискну везти тебя за границу. Нам только нужно будет закутаться потеплее.

И вот таким образом в одно ясное ноябрьское утро Роза еще раз обнаружила себя на переднем сиденье автомобиля Найджела, закутанная в шотландский плед и держащую путь в Котсуолдс.

Они поселились в «Лайгон армз» на Бродвее. Комната Розы восхитила ее своей комфортабельностью и старомодным очарованием.

Найджел хорошо знал эти места, ведь там, в Глочестершире, когда-то жила его семья, прежде чем Энид вышла замуж за Рональда Ферфакса. Он оказался внимательным и интересным гидом, постоянно заботящимся об ее удобстве. Роза ощущала себя обманщицей. Она только быстро уставала, а в остальном чувствовала себя прекрасно и ела, впервые с лета, с настоящим аппетитом. Найджел так же хорошо ориентировался в меню и винах, как лондонский таксист в улицах с односторонним движением. Где бы они ни обедали, официанты бросались выполнять его заказы. Если блюдо оказывалось менее чем удовлетворительным, он отсылал его назад и получал подобострастные извинения. Прежде Роза не знала о такой стороне натуры Найджела. Неудивительно, что он сумел должным образом зарекомендовать себя в Сити.

Роза нарочно не взяла с собой даже блокнота для эскизов. Она чувствовала, что обязана уделять Найджелу целиком и полностью свое внимание, ведь он так много сделал для нее, да к тому же ей все еще не хватало энергии, чтобы что-то создать. Успокоившись, расслабившись, она предавалась приятному ощущению свободы от любой ответственности. Она отказалась сталкиваться с тем притаившимся страхом, который начинал подниматься в ее голове всякий раз, когда она намеревалась взять в руки нити своей нормальной жизни. Там не было ничего уютного и утешительного. Одиноко, напряженно, болезненно, да и будет ли когда-нибудь по-другому? Какие бы решения она ни принимала, намереваясь пересмотреть свое отношение к работе, чем дольше она оставалась вдали от нее, тем более угрожающей казалась перспектива возвращения. В конце концов нельзя сказать, что всем активно нравились порядки в колледже. Он давал какие-то рамки для ее учебы, однако в творческом плане она знала, что плывет против течения. Алек предупреждал ее об этом. И это не было так уж плохо. Однако, чтобы плыть против течения, требовалось так много сил, так много энергии… Она прогнала эти мысли в сторону.

На пятое утро их каникул Розе пришло в голову, что если бы несколько месяцев назад ей померещилось, что она живет в «Лайгон армз» вместе с Найджелом, она непременно отругала бы себя за то, что пускается в мечтания о недостижимом. Она криво усмехнулась этому воспоминанию ее прежней натуре. Найджел уже больше не предмет девчоночьей влюбленности, он превратился в самого дорогого и милого друга. Она с ленцой размышляла, что могла бы чувствовать сейчас к Найджелу, если бы не произошла ее встреча с Алеком. Не казалось бы ей, что между ними нечто больше, чем дружба? Ее мысли текли томно, расплывчато. Она даже не утруждала себя предположениями насчет того, каковы могут быть сейчас к ней чувства Найджела. Что было, разумеется, дурацкой оплошностью с ее стороны, сделавшей ее блаженно неготовой к шагу, предпринятому Найджелом.

Они зашли на ланч в сельский кабачок и сидели в уютном уголке возле камина, где потрескивали поленья. В середине недели здесь было почти пусто. От камина струилось усыпляющее тепло, и Роза чувствовала себя ленивой, довольной и сонной. Найджел, однако, держался напряженно, что совсем не походило на него. Его огромная фигура казалась ссутулившейся в рыбацком свитере, а обычно полногубый рот сжался в тонкую линию. Время от времени он поглядывал на Розу из-под осторожных век, казалось, что-то хотел сказать, но не говорил. Он сменил свою обычную, привычную трубку на сигареты, которые курил одну за другой. Роза заметила это и предположила, что он обдумывает какие-то свои рабочие дела. Несомненно, он сейчас предложит вернуться в Лондон. Она уже заметила, что в нем что-то зреет, все утро он был погружен в какие-то свои мысли. Видимо, в это утро «Файнэншл Таймс» напечатал неприятные новости. Она уже равнодушно приготовилась к этому разочарованию и придумала ответ на его извинения. Она переживала, что он мог страдать от неловкости из-за нее.

— Роза, я тут хочу тебе кое-что сказать, — начал он.

— Да, я знаю, — она подбадривающе улыбнулась.

— Знаешь? Как ты догадалась?

— О, я увидела, что ты весь день напряжен, вот и все. Не беспокойся об этом, Найджел. Я уже отдохнула и готова ехать домой прямо сейчас.

На какой-то момент он опешил, а потом резко засмеялся.

— Тогда ты не знаешь, — вздохнул он. — Дело не в этом.

— О, — сказала с недоумением Роза. — В чем же проблема?

— Никакой проблемы, надеюсь. Впрочем это зависит от тебя.

Настойчивость в его голосе невольно вывела Розу из ее полукоматозного состояния. Вскоре ей предстояло проснуться окончательно с неприятным чувством.

— Роза, у нас с тобой так много общего. Мы оба потеряли по одному из родителей, получили ты мачеху, я отчима. Вместе росли, и у нас много общих воспоминаний детства. Да и вообще мы очень хорошо знаем друг друга. Это ведь такая редкость — знать так хорошо представителя противоположного пола, да еще не быть его прямым родственником. — Он не делал паузы, чтобы услышать одобрение либо какую-нибудь другую реакцию, словно твердо решил договорить до конца отрепетированный монолог.

— Совсем недавно я был жестоко обижен, и ты тоже. Мы заботились друг о друге? Да так, как никто другой и не смог бы. Мы делим кров. Никогда не ссоримся, не спорим, не стараемся обмануть друг друга. Мы настоящие друзья. Романтических иллюзий у нас нет. Нам, ну… комфортно вместе. — Он поколебался какое-то мгновение, глядя на нее, словно желая убедиться, слушает ли она его, а потом сказал таким же ровным голосом: — Роза, ты выйдешь за меня замуж?

Роза была ошеломлена. Может, она видит сон? Неужели это Найджел спрашивает, согласна ли она, Роза, выйти за него замуж?

— Я долго думал о нас обоих, — продолжал он бесстрастно. — Пожалуй, мы оба стремимся обрести дом, детей, корни. Обычно человек играет на поле, пока не подцепит кого-нибудь на крючок или не попадется сам. Я прошел через все это. И пришел к выводу, что секс не главное. Погляди на Филиппу и на меня. Или на тебя и того ублюдка из Франции, кем бы он ни был. Мы с тобой исцелились оба, сорвали свои путы, глаза наши открылись. Я не преподношу никакого романтического трепа, Роза. По-моему, наш брак будет удачным. А что касается… ну… физической стороны всего… то ты превратилась в очень привлекательную женщину, а я… ну… я хорошо знаю себе цену… в том, что зависит от меня, проблем не возникнет…

Она все еще не находила слов, а потом подумала, что он может принять ее молчание за равнодушие. С превеликим трудом она заставила себя произнести:

— Я ужасно взволнована, Найджел. И отдаю должное тому, как честно и прямо ты все сказал.

— Любовь придет, Роза. Между нами и сейчас есть что-то близкое к ней, правда? Я думаю, что наши шансы на счастье выше, чем если бы мы просто влюбились — я хочу сказать, что разве долго сохраняется любовь у всех после свадьбы? И ты ведь не против того, чтобы стать матерью моих детей, а, Роза? Уж это-то будет более важной вещью, чем все, что могут предложить тебе Поллок и Ко. Все это искусство просто сжигает тебя, и всем это очевидно. А к чему все это приведет? Ведь ты не становишься моложе, не забывай.

Такая грубоватость могла бы обидеть ее, но не обидела. Найджел ведь не обидит и мухи специально. Простой, добродушный, терпимый, ласковый Найджел. Если она станет его женой, то, вне всяких сомнений, будет обласкана, взлелеяна и освобождена от любых забот.

— Я уверена, что ты не ждешь от меня немедленного ответа, — произнесла она тихо.

— Конечно, нет. Я понимаю, что изрядно ошеломил тебя своим предложением. Когда ты заболела, я понял, как дорога ты мне и как мне хотелось бы ухаживать за тобой и заботиться о тебе всю жизнь. Да и к тому же, конечно, гадкий утенок превратился в прекрасного лебедя. Если бы это произошло раньше, я бы уже давно пришел к такому решению. Я всего лишь человек, Роза.

Произнеся свою роль, Найджел заметно расслабился и, полный такта, не возвращался больше к этому предмету; только заверил Розу еще раз, что времени на раздумья у нее столько, сколько ей нужно. С этого момента мысли у Розы снова смешались, и воюющие армии в ее мозгу собирали свои силы, сталкивались в битве и снова отступали на исходные позиции, ошеломленные, чтобы готовиться к очередной схватке.

Верно, моложе она не становилась и уже разменяла большую часть своей молодости. Ее амбиции художницы, до времени отодвинутые на задний план, проросли, расцвели и дали семена под интенсивным солнцем внимания Алека. И теперь проросшие побеги боролись, чтобы выжить в холодную и мрачную зиму. Ушло что-то невосполнимое. В последнее время она стала утрачивать веру в себя, ее одолевали сомнения. Пренебрежительное отношение Мадера к ее работам, которое поначалу казалось ей глупостью и слепотой, начинало подрывать ее боевой дух. Большая часть курса казалась рутинной и механистичной. Не получая ни одобрения, ни конструктивной критики, Роза дрейфовала без руля и ветрил. Ее решимость падала, она приближалась к краху, и никакая упорная работа на свете не в состоянии была его предотвратить.

Роза постаралась объективно взвесить предложение Найджела. Она знала, что не влюблена в него. Прежняя Роза, пожалуй, и была неравнодушна к нему, но ведь она тогда не знала никого другого. А позволительно ли выходить замуж без любви? Появится ли чувство позже, как предсказывал Найджел? Найджел никогда не предпринимал сексуальных ходов в ее сторону. И она не знала, как они станут реагировать друг на друга в этом плане. Конечно, существует только один способ проверить это… И все же, несомненно, предложение и без того прозвучало достаточно хладнокровно, и без намека на «пробную езду». Хотя, впрочем, все равно не проверишь всего сразу. Она вспомнила, как Филиппа сказала про Найджела, что тот хотел бы жениться на девушке. Сколько иронии в том, что он, подобно Алеку, неправильно оценивал ее в этом отношении. Вне всяких сомнений, он полагал, что «французский ублюдок» лишил ее невинности. Скорее всего, подумала она с горечью, Найджел не станет отбрасывать ее, словно горячую картошку, коль скоро узнает правду.

Роза почувствовала невероятную утомленность. Ей, физически измотанной болезнью, психически истощенной после долгих недель душевных мучений, не было никакой необходимости, как подчеркивал Найджел, принимать решение прямо сейчас.

По возвращении в Лондон Найджел вышел на работу, а после консультаций у докторов было решено, что Роза сможет посещать занятия в колледже со следующей недели. Хотя Найджел и сомневался, что занятия живописью пойдут ей на пользу, он мудро рассудил, что пока Роза не приняла его предложение, — а в глубине души он не сомневался, что она его примет, — он не имел права излишне давить на нее. Это могло даже иметь обратный эффект, ведь Роза была упрямой. Лучше, если она сама поймет, что все это слишком тяжело для нее.

Как-то серым зимним утром Роза лениво бродила по квартире, все еще в халате и ночной рубашке. Ее мысли в сотый раз крутились вокруг одной и той же темы, пока она делала вялые и несистематические усилия вернуть себе навыки, лениво рисуя корзинку с тепличными фруктами, которая прибыла вместе с комплиментами от Билла Поллока за час до этого. Бедняга Билл и понятия не имел о том, что она почти вернулась в полное здравие. Бюллетени Найджела, которые он давал ему, намеренно сгущали краски, чтобы предупредить любое давление на Розу.

В дверь отрывисто позвонили. Роза отрешенно встала, ее мысли витали где-то далеко. Видимо, молочник пришел за деньгами, подумалось ей, и она смутно прикинула, хватит ли у нее в кошельке мелочи.

Когда она отворила дверь, ей показалось, что у нее снова начался бред, что у нее галлюцинации. Ведь там стоял полный, как в жизни, спектр всех ее мечтаний, сфокусированный в великолепный призрак, безошибочно копирующий оригинал. Там стоял Алек.

Они обняли друг друга, и им показалось, что они парят в пространстве, в невесомости. И вот он уже сидит рядом с ней в квартире, а его глаза жадно шарят по ее лицу.

— Я узнал только вчера. Я путешествовал. Поллок повсюду рассылал для меня известия, что ты опасно больна. И вот я прямо сюда и приехал.

Радость Розы от его слов была омрачена неловким сознанием того, что, кроме сохранившейся до сих пор бледности, она уже не походила на тяжело больную. Она почувствовала себя обманщицей. Если бы он приехал тогда, когда она лежала под капельницей! Как бы дрогнуло его сердце! Однако такие вещи случаются только в романах.

— Мне очень жаль, что тебя побеспокоили, Алек. Как ты можешь видеть, мне гораздо лучше.

Облегчение расслабило его черты, когда он заключил, что, судя по ее внешности, она говорит правду. Роза была слишком ошеломлена, чтобы вспомнить, что она не накрашена и не причесана. Алек оглядел квартиру, что-то взвешивая.

— Что ж, по крайней мере, ты тут, кажется, неплохо устроилась, — заметил он. Роза немедленно отозвалась, чтобы он не подумал, что она живет в роскоши на его деньги.

— Вообще-то, это не моя квартира, — пояснила она с улыбкой. — Я живу тут с… подругой.

Однако Алек явно имел в виду не деньги.

— Роза, я ехал всю ночь и чувствую себя страшно грязным. Твоя подруга не станет возражать, если я воспользуюсь ванной комнатой?

Роза потрясла головой, радуясь, что он на какое-то время удалится, и она сможет быстро одеться и привести в порядок лицо и прическу.

Алек! Такой до невозможности настоящий! Разумеется, это он. Просто она предпочла горевать по нему все эти месяцы так основательно, словно он умер. Жизнь продолжалась. Она не должна питать никаких иллюзий насчет этого визита. Ее сердце готово было выскочить из грудной клетки.

Выйдя из ванны и на ходу застегивая рубашку, он расположился в кожаном крутящемся кресле, вытянул свои длинные ноги, зафиксировав на ней тот прежний, знакомый ледяной взгляд.

— Благодарю, — сказал он. — Чувствую себя освежившимся. — И добавил: — Надеюсь, твоя подруга не рассердится, что я воспользовался ее бритвой и поодеколонился «Мсье Роша». — В его легкомысленном тоне зазвучал металл. Роза стала пунцовой. — Нет нужды так смущаться, Роза, — продолжал он с каким-то зловещим добродушием.

— Я не смущаюсь, — ответила она, защищаясь. Невероятно, но былая напряженность уже снова сгущалась. — Я как раз намеревалась рассказать тебе обо всех новостях. Как у тебя дела?

— Обо мне нечего говорить. Это что, парень, с которым ты встретилась в колледже?

Роза поглядела на Алека, архитектора всех ее страданий, человека, который едва не разбил ее сердце. Вот он сидит тут, возмутительно холодный, с возмутительным самообладанием, и ласково спрашивает о ее предполагаемом любовнике, сожителе. Что-то щелкнуло у нее в голове.

— Нет. Найджел биржевой брокер. Кстати, уже решено, что я бросаю учебу. Мы решили пожениться.

Вспыхнув от собственной дерзости, наплевав на все последствия, она наблюдала за его реакцией. В ее тоне прозвучало невысказанное, откровенное «Вот тебе!», которое не укрылось от Алека. Однако он никак не отреагировал, по крайней мере, не подал виду. Абсолютно спокойным голосом он осведомился:

— Не вижу связи. Почему твое замужество предполагает отказ от колледжа?

— Оно и не предполагает, — нетерпеливо возразила она. — Я думаю, что это чистое совпадение. Если хочешь знать, я вовсе не была счастливой в колледже. Почти все время я чувствовала себя словно рыба, выброшенная на берег. Мне кажется, что я и заболела из-за этого, потому что переживала. Спроси Билла. Колин Мадер, видимо, говорил ему, что я не дотягиваю до общего уровня.

— Колин Мадер? Это еще кто такой?

— Один из преподавателей. Он считает, что я никуда не гожусь.

— Ну и что, черт побери? Так, значит, ты все время барахталась в уязвленном самолюбии? Разве ты и прежде мало получала шлепков по заду, а? Неужели тебя и впрямь волновало, что этот тип Мадер думает? А я-то считал, что ты сделана из более прочного материала.

— Ну, вероятно, ты переоценивал меня, — возразила Роза, понимая, что потеряла контроль над разговором. — Я привыкла, что меня балуют, что мне уделяют внимание. И когда я там оказалась предоставленной самой себе, то поняла, что ничего не могу, вот и вся история. И тут нет нужды принимать тебе все на свой счет. Никто, кроме Билла, не знает, что я твоя протеже, так что ты не будешь скомпрометирован, разве что перед Поллоком.

— Не заводи себя, Роза, — невозмутимо отозвался он. — Ты ведь только начинаешь говорить вещи, о которых потом пожалеешь. Может усталый путник получить в твоем доме кусок хлеба?

Роза вздрогнула и побледнела. Она вела себя отвратительно. И почему Алек обладает способностью извлекать из нее самое плохое, как, впрочем, и самое хорошее? Она загремела посудой на кухне, поставила на плите чайник, расставляла чашки и блюдца. Его присутствие выводило ее из равновесия. Она чувствовала себя так, словно шла с закрытыми глазами по краю пропасти. Один Бог знает, какую еще опрометчивость она скажет ему в следующий момент. Внезапно она почувствовала, что он стоит у нее за спиной. Моментально утратив координацию, она опрокинула пакет с молоком.

— Оставь, — сказал он. — Иди и сядь. У тебя все из рук валится. Я сам сделаю.

Ей казалось невероятным смотреть, как он возвращается с аккуратно заставленным подносом, как спокойно сидит напротив нее, наливая чай и предлагая ей молоко и сахар, словно хозяин тут он, а она случайная, неловкая гостья. Она уже знала приемы Алека. Вот сейчас он будет просто сидеть и молчать какое-то время, впившись в нее взглядом, вливая ей в вены невидимый наркотик, заставляющий говорить правду, пока не разрушит барьеры ее замкнутости.

— Теперь, — проговорил он наконец, — ты, разумеется, хочешь рассказать мне о своем суженом.

Волна беспомощности захлестнула Розу. Мгновенно она почувствовала, что не найдет в себе сил для дальнейшего притворства.

— Мы с Найджелом росли вместе. Его мать вышла замуж за моего отца. Назови его детской привязанностью, если хочешь, хотя это не вполне так. А детали не имеют значения.

Не так давно Найджел перенес сильное потрясение, что заставило его переменить свое отношение к любви и браку. А я тем временем измучилась в колледже. Если бы не воспаление легких, то я, возможно, докатилась бы до нервного расстройства. И тут мы обнаружили, что оба нуждаемся друг в друге тем или иным образом. Любви между нами нет, но очень нежно относимся друг к другу. Оба мечтаем вести спокойную и размеренную жизнь, иметь семью и так далее. И это представляется наилучшим решением для нас обоих. — Как банально она все это изложила, прямо как в страховой рекламе, подумалось ей.

— И вы решили пока немножко пожить вместе? — подсказал Алек, явно чувствуя, что она избегает самого главного.

— Да, — с вызовом заявила она. — И все получается очень хорошо. Найджел очень… деликатный.

Эти слова, наконец, попали в цель, заметила Роза, и ее боевой дух поднялся, когда она поймала циничную искру в глазах Алека.

— Деликатный? — повторил он. И в его устах слово это прозвучало просто непристойно.

— Да. Не все могут жить большими страстями, Алек. И я не думаю, что твой образ жизни дает тебе какое-то право презирать других. — Это была с ее стороны подлость, призналась она сама себе. Старый, знакомый запах опасности повис в воздухе.

— Абсолютно никакого права. Так ты, значит, приняла решение?

Она кивнула. Триумф боролся с отчаянием, когда она попыталась прочесть его лицо. Что это было: боль, презрение или просто безразличие в том, как слегка искривилась его губа, а взгляд стал холодным и бесстрастным.

— Твой суженый не будет возражать, — спросил он спокойным голосом, — если я приглашу вас обоих к себе на обед, раз уж я оказался в Лондоне? Я не уверен, что буду в стране, когда состоится ваша свадьба. В качестве прощального, напутственного жеста. — Его тон был обманчиво формальным. Приглашение обладало преимуществом неожиданности, отказаться не представлялось возможным.

— Это очень любезно с твоей стороны, — чопорно ответила Роза. Они говорили как чужие.

— Я буду в «Конноуте» всю следующую неделю. Дел у меня никаких нет, эта поездка получилась несколько внеплановой. Пожалуй, ты выясни сегодня, какой вечер будет наиболее удобным, и дай мне знать через администратора.

— Спасибо, я уверена, что Найджел будет очень рад. Алек, э…, Найджел не знает, что я жила у тебя в Бретани. Я хочу сказать…

Алек насмешливо кивнул ей, поднимая свое длинное тело с кресла и глядя на нее сверху вниз с тенью угрозы.

— Моя дорогая Роза, джентльмен всегда сдержан и тактичен. Скажи Найджелу все, что тебе заблагорассудится. А я узнаю потом про свою роль у тебя.

И, обняв ее, как это принято на континенте, он удалился, оставив Розу — и поделом — в острой тоске.