Глава 14 Первый день в академии

Наступает первый день занятий в имперской академии. В восемь часов тридцать минут я, и неотступный от меня Василий, выходим из пансионата «Корона». Мой шикарный кроссовер стоит и сверкает на утреннем солнышке. Водительских прав у меня пока нет, и о нём я быстро забываю. Василий не отстаёт и умоляет меня не искать ссоры с графом Растопчиным. Я, как могу, успокаиваю Василия, и сообщаю ему о том, что искать встречи с этим человеком я не буду; но мой кулак с перстнем тамплиера, обладающий несомненной магией, слушаться меня не станет, если вдруг породистая физиономия графа не пересечёт ему дорогу… Василий очень переживает, но понимает, что я шучу, хотя кто его знает…

Мы быстро доходим до первого корпуса академии. Василий садится на свою знакомую скамеечку. Никто уже из репортёров не интересуется моей персоной, и я спокойно захожу в здание академии.

Первая пара уроков у меня на первом этаже, и в аудитории № 1.

Я иду по светлому и высокому первому этажу первого корпуса имперской академии и встречаю первое знакомое мне лицо. Это княжна Боголюбская. Увидев меня, княжна замирает на месте, и глаза её расширяются.

— Вы? — произносит она с искренним удивлением.

— Я, собственной персоной иду на первую пару, — отвечаю я улыбаясь.

— Я была на месте вашего домика, и даже прочитала молитву на упокой вашей души.

— То — то у меня позавчера внутри всё урчало и бурчало, — говорю я, вглядываясь в светлые большие глаза девушки.

— Не смейтесь. Над этим нельзя смеяться. Это что же, была инсценировка?

— Нет здесь никакой конспирологии. Я вернулся в домик, когда он уже сгорел. В полицию я не обращался. Вот и дали сообщение по словам соседей…

— Я испытала настоящую боль за вас, узнав об этом.

— Благодарю, княжна. Сожалею, что не мог вас известить о случившемся, но, подумал, что вы не узнаете о пожаре на Приморской улице… а я выхожу с вами на связь и говорю: «Ваше сиятельство, я живой, я не сгорел», а вы отвечаете: «А что, граф, вы непременно должны были сгореть?»

— Да, да, я понимаю, — отвечает княжна и лицо её теплеет. — Я очень рада, что вы остались в этом мире, кстати, с вами будет учиться мой родной брат, если вы в первой группе военно — космического факультета.

— Так точно, ваше сиятельство. Доброго дня. Если у вас появится какое — либо желание, я его с удовольствием исполню.

— Благодарю, граф, я подумаю. Удачного дня, — произносит княжна и мы расходимся, чувствуя, что эта встреча была очень кстати, и приятна нам обоим.

Факультет биоэнергетики и эзотерики и факультет практической алхимии и спиритизма находятся во втором корпусе имперской академии, а второй корпус примыкает к первому по небольшому коридору. И студенты со второго корпуса спокойно ходят в столовую, расположенную на первом этаже первого корпуса.

Только я подумал, о ком бы не стоило думать, как Её Высочество в свите жёлтых пиджачков показалось в начале коридора первого этажа, и я сразу же начинаю чувствую теплоту её лучистого взгляда…

На моё счастье, передо мной на первом же этаже сверкает отполированными буквами табличка с надписью «Аудитория № 1. Военно — космический факультет.»

Перед тем как зайти в аудиторию, я вижу массивную дубовую дверь рядом, с табличкой «Ректор», и захожу в неё, зная зачем, и избегая необходимости как — нибудь реагировать на лупоглазую красавицу царской крови.

Секретарша в белой кофточке вскидывает на меня глаза.

— Я хотел бы поговорить с Петром Евграфовичем.

— У вас есть договорённость с нашим ректором?

— Нет, но я член государственного Совета, так же, как и его сиятельство. Я достаю из внутреннего кармана пиджака заветную корочку и протягиваю секретарше.

Девушка внимательно смотрит на меня и на блестящее удостоверение:

— Как вас представить, молодой человек?

— Граф Алексей Андреевич Деморин, член государственного Совета.

Через десять секунд я захожу в кабинет ректора.

Пётр Евграфович Румянцев — Задунайский встаёт со своего кресла и жмёт мне руку.

— Ваше сиятельство, Пётр Евграфович, до меня дошли слухи, что в распоряжение имперской академии на военно — космический факультет поступили три современнейших истребителя восьмого поколения. Я бы очень хотел, чтобы один из них стал моим.

— Понял вас, Алексей Андреевич. Можете быть покойны. Один из них будет закреплён за вами. Я как раз об этом думал, просматривая фамилии наших студентов первой группы военно — космического факультета.

— Благодарю вас, — говорю я, и, перед выходом из кабинета, вторично жму руку Петру Евграфовичу.

В коридоре уже наступила тишина, и звонок на первый урок прозвенел не очень громко.

Я захожу в свою аудиторию.

Человек десять молодых людей сидят за жёлтыми одинарными столами.

Благообразный старичок, прерывает свою речь и смотрит на меня вопросительно.

— Прошу прошения, задержался в кабинете у Пётра Евграфовича.

— Присаживайтесь за свободный столик, — говорит старичок и продолжает прерванную речь. — Надеюсь, господа, вы знаете, чем сильнее гравитация, тем медленнее идут часы, победоносно оглядывая аудиторию. — Подлетев к так называемой «чёрной дыре» вы начнёте медленнее стареть… Любые часы — механические, кварцевые, электронные, уже имеют значительные временные отклонения, если одни из них стоят на земле, а другие, точно такие же, находятся на крыше небоскрёба. Так вот, чтобы избежать подобных временных нестыковок в нашей Солнечной системе и было определено своё уникальное время. Точкой отсчёта является центр массы этой самой системы — рядом с центром Солнца, а синхронизация происходит по внешнему источнику точного времени — по радиопульсарам или нейтронным звёздам… Я выразил мысль понятно, надеюсь.

— Так точно.

— Более менее.

— Понятно, профессор, — раздаются голоса.

— Вот эти самые стабильные радиосигналы и дают нам шкалу космического времени. По ней мы и будем общаться с теми, кто находится на Земле, на Луне, на Марсе и ещё дальше. Как вы знаете, а может быть, и не знаете, список экзопланет пригодных для посещения, а то и проживания, значительно пополнился за последние годы. Это важный момент, есть к чему стремиться… — Мы получили три новейших планетарных истребителя хотя эти самолёты можно вполне назвать и штурмовиками. Планета доступная этим самолётам только одна, как вы понимаете, это Луна. Трое из наших курсантов, у меня на курсе именно курсанты, это в других аудиториях вы будете студентами; там вот трое из курсантов первой группы получат эти самолёты как личные. В дальнейшем станет ясно, получится ли тандем лётчика и машины. Чтобы почувствовать единение с машиной, вам господа курсанты, нужен собственный особый настрой. Надо почувствовать свой самолёт. Но для этого потребуется время, иногда много времени.

У вашего самолёта будет только один хозяин — это вы, и вашему самолёту надо будет дать собственное имя, и оно вам придёт в голову при контакте с вашей боевой машине…

В этот момент в аудиторию входит уже знакомая мне секретарша, весьма элегантная особа, и вручает профессору листок белой бумаги.

Профессор быстро читает и говорит:

— Стали известны фамилии наших студентов за кем будут закреплены три полученных нами планетарных истребителя. Это Ростов, Боголюбский, Деморин. Поздравляю вас, господа. Уже завтра с утра вас троих отвезут к вашим персональным машинам. Прошу сегодня, оставшееся время посвятить чтению личных учебников по этим летательным аппаратам. Смею вас заверить, вы познакомитесь действительно с эксклюзивным знанием и не буду принципиально называть его магическим…

Я ловлю себя на мысли, что, к своему стыду, так и не читал эту книгу; хотя она и осталась цела благодаря металлическому сейфу в подвале сгоревшего дом.


Светлана Свирская, княжна из древнего и тёмного княжеского рода, восемнадцатилетняя, очень сексапильная брюнетка, лежит на животе совершенно обнажённая. Лежит она в шикарных апартаментах на двадцать четвёртом этаже первого каскада жилищного комплекса «Престиж». На её загорелой спине медленно вьёт кольца полутораметровый королевский питон по кличке Суй, весьма популярная массажная змея…

Девушка плотно сомкнула свои длинные стройные ноги и заливается тихим хохотом: змей — проказник норовил заползти ей в промежности, прикрытые ладонями…

Рядом с кроватью стоит крупный молодой человек с массивной задницей. Это небезызвестный в российской империи молодой отпрыск богатейшего рода графов Растопчиных. Мужское поколение этого рода занимается курортным строительством и очень успешно.

— Суй, — иди на место, — говорит молодой человек неприятным и низким голосом.

Змей с красивым жёлто — зелёным орнаментом по всему телу быстро и послушно сползает со спины Светланы и направляется в одну из широких напольных ваз.

— Я удивляюсь, как они тебя слушаются… — томно произносит Свирская, натягивая на себя трусики.

Молодой человек берёт со столика морской бинокль и раздвигает его окуляры до предела, чтобы они подошли к его широко посаженным глазам, после чего направляет бинокль на витринное южное окно шикарной комнаты. Он смотрит на великолепную небольшую яхту, стоящую в пятидесяти метрах от берега.

Северное окно в этой комнате тоже огромно; и за ним открывается чудесный вид крымских гор, что начинаются отсюда уже через сотню метров…

— Как там наш кораблик, не угнали ещё, — смеётся девушка. — Кстати, Виталик, ты ещё не затащил в постельку Её Высочество; или она тебе не даёт, или…

— Замолчи! — свирепеет граф Растопчин.

— А что я такого недозволенного сказала? — удивляется Свирская.

— Всему своё время, — говорит молодой человек несколько смягчённым голосом.

— Хватит злиться, давай займёмся любовью, а то твой Суй меня окончательно раздразнил…

У дальней стены комнаты стоит трёхсотлитровый аквариум с отличной системой фильтрации. Слышно лишь то, как тихо лопаются пузырьки на поверхности воды…

После четверти часа обоюдных сексуальных утех, граф Растопчин подходит к аквариуму, снимает с плавающего растения крупную перламутровую креветку и щелчком пальцев закидывает её в рот, как вишню. Креветка всё же успевает жалобно пискнуть во рту графа перед смертью. После чего молодой человек открывает холодильник и достаёт из него две банки тёмного немецкого пива.

Светлана Свирская с потными волосами и радостными глазами протягивает руку и получает отличное пиво.


Через два часа молодые люди сидит за столиком на палубе уютной яхты, подаренной Светлане Свирской её отцом по случаю её поступления на факультет биоэнергетики и эзотерики почти два месяца тому назад. Молодой граф Ростопчин в одних плавках стоит рядом и натягивает белый тент над её головой.

Яхта «Ялта» небольшая, но красивая, плавно покачивается на морских волнах в двух километрах от южного берега Крыма.

Девушка держит в руке узкую рюмку с коктейлем и смотрит перед собой застывшим взглядом.

— Он просил? — тихо говорит она с некоторым удивлением.

— Да, именно так. Он просил привести тебя к нему.

— Как он мог знать, что я есть у тебя?

— Я не могу ответить на этот вопрос, потому что ответа не знаю, — говорит граф Растопчин.

— Зачем я ему понадобилась? — в голосе девушки звучат нотки потайного страха.

— Он хочет принять пищу из твоих рук.

— Как ты с ним разговариваешь?

— Мы не разговариваем. Я смотрю на него и понимаю, что он хочет…

— А когда он узнал про меня?

— Тогда, когда ты стала моей женщиной.

— А когда мы пойдём к нему? — Светлана залпом пьёт коктейль, лицо её покрывается краской, а глаза начинают блестеть от решимости.

— В ночь полной Луны, когда вода поднимется в озере.

— У меня, честно говоря, лёгкий мандраж от этой встречи.

— Это нормальное чувство и скоро пройдёт… Если ты ему понравишься, то твой дар превзойдёт многих и многих… — говорит Растопчин, обнимая девушку сзади за красивую грудь с большими сосками.

— А кем мы будем его кормить? — спрашивает Свирская игривым голоском.

— Он велел принести новорождённого телёнка с большими испуганными глазами и теплокровного. «Страх жертвы питает не меньше, чем её мясо…» — так он любит говорить.

— А сколько ему лет? — спрашивает Свирская.

— Многие тысячи… Его род был первым на этой планете, кто начал здесь жить и размножаться…

Свирская ставит рюмку на стол и произносит внезапно осипшим голосом:

— Я на всё пойду ради своего дара.

Девушка достаёт из сумочки маленькое зеркальце и смотрит на своё лицо. Кожа на её висках шелушится и в этих местах покрыта еле заметными ороговевшими выростами.

— Ты хочешь свежей рыбки? — спрашивает её граф.

— Да, очень хочу, ты только лимон захвати, пожалуйста.

Растопчин возвращается через минуту с широкой чашкой в руках. На ней извиваются крупные барабульки и жадно хватают воздух большими ртами.

Светлана берёт одну из них за хвост и погружает в свой рот наполовину, после чего смыкает челюсти. Раздаётся действительно жалобный писк. Свирская медленно и с явным наслаждением разжёвывает сырую рыбку. Граф подаёт ей дольку лимона…

— Всех братьев Ордынцевых арестовали, может быть, и до тебя доберутся.

— Руки коротки. Никаких улик против меня нет. Да и на наш род нападать не будет царь — батюшка без весомых доказательств. А с тем борзым графчиком мы ещё разберёмся.

Загрузка...