Будучи не новичком в уголовном розыске, Антон Бирюков прекрасно понимал, что многие события и факты, кажущиеся поначалу необъяснимыми совпадениями, на самом деле закономерны и объяснимы.
— Не Сашку ли Бабенко успокаивал Иван Степанович, когда руку поранил? — неуверенно произнес Слава.
— Возможно. Еще?
— У Тузковой и Екашева на квартирах есть телефоны. С любого из них Майя и Иван Степанович, сговорившись, могли без свидетелей разыграть Барабанова с покупкой машины.
Антон, придвинув к себе телефонный аппарат, задумался.
— Сейчас, Слава, проведем психологический эксперимент. Я звоню Тузковой и спрашиваю, знает ли она Андрея Барабанова…
Голубев недоуменно поднял глаза:
— Что это даст?
— Многое. Во-первых, по тому, как отреагирует Тузкова, можно узнать, насколько близка она была с Барабановым. Во-вторых, если только Майя принимала участие в розыгрыше, она от неожиданности должна растеряться или хотя бы замешкаться. Согласен?
— Логично. Только… Ты скажешь, что говорят из уголовного розыска?
— Я ничего не скажу, я спрошу.
— А дальше?
— Будем действовать в зависимости от того, как отреагирует Майя.
В телефонной трубке долго раздавались продолжительные гудки, словно в квартире никого не было. Бирюков хотел было уже положить трубку, но в это время гудки прекратились и, похоже, нетрезвый женский голос нараспев протянул:
— Да-а-а…
— Майя? — быстро спросил Антон.
— Да-а-а.
— Вы знаете Андрея Барабанова из Серебровки?
Пауза была совсем незначительной.
— Андрея? — голос как будто протрезвел, в трубке громко треснуло и тотчас зачастили короткие гудки.
Голубев вскочил из-за стола.
— Что?!
— Она бросила трубку, — поднимаясь, сказал Антон. — Вот что, Слава! Я еду к Тузковой, а ты звони ей. Ответит — говори, что хочешь. Не ответит — все равно набирай ее номер. Пусть думает, что тот, кто только что звонил, не отходит от телефона.
— Слушай, ты ведь без оружия, — забеспокоился Голубев. — Возьми мой пистолет. Мало ли чего…
— Не надо, еще отберут, — пошутил Антон.
Оперативный «газик» стремительно промчался по сумеречному райцентру. Минут через пять Бирюков уже надавил кнопку звонка возле двери Майи Тузковой. В ответ — ни звука. Где-то внизу, под лестницей, тягуче промяукала кошка. Антон, оглядев пустующий тихий подъезд, нажал на кнопку еще раз и долго ее не отпускал. За дверью послышались осторожные шаги, словно к двери кто-то подкрадывался. Женский голос спросил нараспев:
— Кто-о-о?..
— Уголовный розыск, — спокойно сказал Антон. — Откройте, пожалуйста, надо кое-что у вас узнать.
— Бросьте разыгрывать, сейчас милицию вызову.
— Если не верите, я приглашу соседей.
Шаги за дверью удалились, но вскоре опять приблизились. Тот же голос проговорил:
— Подождите. Сейчас оденусь.
Ждать пришлось почти столько, сколько Антон мчался на «газике» от РОВД до улицы Целинной. Наконец за дверью послышался тяжелый вздох, щелкнул замок, дверь медленно отворилась на длинной запорной цепочке, и в образовавшейся щели Антон увидел невысокую женщину в коротком ситцевом халатике, внешне очень похожую на пани Монику из популярной телепередачи. В том, что перед ним Майя Тузкова, Бирюков не сомневался, однако на всякий случай спросил:
— Ваша фамилия Тузкова?
— Да-а-а.
— Вы впустите меня в квартиру?
— Документы покажите.
— Пожалуйста.
Антон протянул служебное удостоверение. Тузкова изучала его долго. Возвратив, вялым движением сняла с двери цепочку.
— Входите.
Бирюков, войдя в узкую прихожую, мельком огляделся. Слева была кухня. Хотя лампочка в ней и не горела, но на кухонном столе можно было различить остатки недавнего пиршества и массивную пепельницу с грудой окурков. Справа — небольшой зал, ярко освещенный люстрой со стеклянными висюльками. Из зала — дверь в комнату, где виднелась кровать. В квартире сильно пахло табачным дымом, а под потолком, как показалось Антону, даже еще не успели раствориться сизоватые дымные полосы. В комнате-спальне настойчиво звонил телефон.
— Вы одни? — спросил Антон.
— Да-а-а, — ответила Тузкова. — Что вам нужно?
— Давайте присядем. Разговор серьезный…
— Да-а-а?.. — Тузкова с явной неохотой повернулась к Антону спиной и направилась в зал.
Пройдя за ней, Бирюков по привычке прежде всего сориентировался. В спальне так же, как в кухне, света не было. Балконную дверь и широкое окно в зале прикрывала плотная красная штора. Справа — диван-кровать, на которой таращил глаза-пуговицы большой плюшевый медвежонок, и в углу — крупноэкранный телевизор на высоких черных ножках. Слева — полированный шифоньер, а рядом с ним — выкрашенная в голубой цвет двухстворчатая дверь, прикрывающая нишу платяного шкафа, где, судя по рассказу Голубева, повесился Тузков. Посредине зала — квадратный стол, возле него четыре стула.
Тузкова взяла один из них, поставила так, чтобы усадить Антона спиной к выходу из зала и к платяной нише. Сама села на диван-кровать, обхватив ладонями локти.
Притихший на несколько секунд телефон зазвонил снова. Тузкова не шелохнулась. Посмотрев на нее, Бирюков, изображая недоумение, спросил:
— Кто так настойчиво звонит?
— Хулиган какой-то.
— Он и поговорить нам не даст. Разрешите успокоить?
На лице Тузковой не дрогнул ни один мускул. Несколько затянув ответ, она, пожав плечами, равнодушно сказала:
— Успокойте, если сможете.
С самого первого момента, как только Антон вошел в квартиру, его не покидало чувство, что здесь, кроме самой хозяйки, присутствует еще кто-то. Поэтому он приготовился ко всему. Быстро сняв телефонную трубку, спокойно проговорил:
— Бирюков из уголовного розыска. Кого надо?
— Антон, она ни разу мне не ответила, — протараторил Голубев.
— Вы не туда попали… Поняли меня?
— Понял, жду, — мигом догадался Слава.
Положив трубку, Бирюков взглянул на расправленную постель и вышел в зал. Тузкова сидела в прежней позе, обхватив ладонями локти. Вид у нее на самом деле был чуточку пьяный, и Антон решил заговорить о том, ради чего сюда приехал:
— Скажите, Майя, вы знаете Андрея Барабанова?
— Знаю, — спокойно ответила Тузкова. — Бывший муж одной из наших лаборанток.
И замолчала, будто никакой Барабанов совершенно ее не интересовал. Пришлось Антону опять проявить инициативу:
— Когда вы с ним последний раз встречались?
— Я с Барабановым вообще не встречаюсь.
— А на позапрошлой неделе?
— На каком основании я должна перед вами отчитываться. Вы что, муж мне?
— Я сотрудник уголовного розыска… — начал было Антон. Но Тузкова грубо оборвала его:
— И это дает вам право врываться ночью в квартиру и задавать дурацкие вопросы?
— Во-первых, сейчас далеко еще не ночь, во-вторых, я вошел в квартиру с вашего позволения, а в-третьих, не надо из мухи раздувать слона, — Антон посерьезнел. — Я пришел к вам не ради амурного разговора… Вы не слышали, как серебровский шофер Тропынин хотел по телефону подшутить над Барабановым насчет покупки машины?
Тузкова растерянно отвела взгляд в сторону:
— Вам обязательно это надо знать?
— Обязательно.
— Хотите сплетницей меня выставить?
— Нет, хочу знать правду.
— А потом скажете Тропынину, что я на него наговорила?
— При необходимости сотрудники угрозыска умеют хранить тайну.
— Значит, Тропынин о нашем разговоре не узнает?
— Не будем рядиться.
Майя нахмурилась, прикрыла полой халата обнаженную ногу и неуверенно стала рассказывать, как лаборантка Вера и шофер из Серебровки Тропынин хотели подшутить над Барабановым. Сейчас Тузкову прямо-таки нельзя было узнать. Бирюкову даже показалось, будто она всерьез подражает телевизионной пани Монике.
За стенкой крутили магнитофон, в подъезде тоскливо мяукала кошка, на кухне журчала вода, бегущая потихоньку из крана.
— Вера и Тропынин звонили при вас? — спросил Антон, когда Тузкова, пересказав «розыгрыш», замолчала.
— Не-е-ет. Тропынин начал звонить, а я, сделав анализ, ушла из лаборатории.
— Но вы как будто уверены, что они звонили…
— Конечно, уверена. Вера на каждом шагу мстит Барабанову.
Бирюков хотел задать очередной вопрос, однако вдруг показалось, будто то ли у шифоньера, то ли у платяного шкафа скрипнула дверца. Он чуть-чуть скосил глаза вправо и заметил, что одна из голубых створок ниши, начавшая было раскрываться, медленно прижалась на прежнее место. Лицо Тузковой окаменело, но она тут же, видимо, стараясь отвлечь Бирюкова, капризно спросила:
— Собственно, что вам от меня нужно?
— Вы Шурупа знаете? — вдруг спросил Антон.
На лице Тузковой промелькнуло похожее на испуг недоумение:
— Кого-о-о?
— Сашку Бабенко.
— Сто лет его не видела, — ответила Майя, но от внимания Антона не ускользнуло, какой силы воли стоило ей ответить спокойно. Придерживаясь намеченного принципа неожиданности, он опять спросил:
— Кто у вас в квартире прячется?
Лицо Тузковой вспыхнуло так, словно ей припечатали пощечину. На несколько секунд Майя даже онемела, но тут же подскочила, как ужаленная:
— Вы издеваетесь?!
Антон тоже поднялся. Спокойно проговорил:
— Откройте шкаф.
— Это произвол!
— Я приглашу понятых…
Дальнейшее произошло молниеносно. Створки голубой двери с треском распахнулись. Под ярким светом люстры игрушечной молнией сверкнуло узкое лезвие финки и острым, как шило, концом уперлось Антону в живот.
Детина чуть не под потолок, ошалело выпучив глаза, дыхнул перегаром:
— Шевельнешься — кишки наружу…
В критических ситуациях люди ведут себя по-разному. Одни бросаются на противника, у других вырывается крик отчаяния, третьи падают в обморок. Ни того, ни другого, ни третьего с Бирюковым не произошло. Словно с недоумением глядя в остекленевшие черные глаза, Антон почти безотчетно проговорил:
— Вот, оказывается, ты какой, Шуруп Бабенко…
— Тих-х-о, угр-р-розыск, — прохрипел детина и для устрашения почти взвизгнул: — Понял, да?!
«Злить не надо», — мелькнуло у Антона.
— Зря ты так, Бабенко…
— Тихо!! На хвост сел? Шурупа голыми ручками хотел с-сцапать? — Острый конец финки, пропоров Антону пиджак, коснулся тела. — Сейчас сам чики-брики с-сцапаешь…
— Зря, Бабенко. Зачем тебе лишнее убийство?
— Терять нечего. Что за две, что за три мокрухи — вышка одна. Шевельнись, с-суконка, ш-ш-шевельнись…
Глаза Шурупа безумно горели. Рот ощерился. Терять Бабенко действительно было нечего, и Антон отлично понимал, чем может кончиться неосторожное движение. Спасти могла только мгновенная реакция. Резко отшатнуться назад? Там — стол. Вправо? Шифоньер. Влево? Шуруп стоит так, что при этом движении финка войдет в живот до самого позвоночника. Что делать?..
— Слушай, Бабенко, уходи по-доброму…
В лицо дыхнул заряд перегарной вони:
— Х-ха! Ш-шутишь, детка?! Становись на колени!
— Ты ведь пырнешь, коли шевельнусь.
— Пыр-р-рну.
— Ну, а зачем мне это, Бабенко? Убери нож, ты и без него сильней меня.
— Х-ха! Нашел дуру. Становись, с-с-суконка…
«Сколько он весит, этот Шуруп? Не меньше центнера. Хватит силы бросить его? Должно хватить. Только бы на секунду он отвел взгляд, отвлекся. Ну, покосись, Шуруп, на Тузкову покосись… Прижимаешь финку? А рука дрожит, чувствуется по финке, что дрожит. Оказывается, и для тебя не так просто зарезать человека?.. Только бы не промахнуться… Прежде всего надо втянуть живот, чтобы финка не зацепилась… Я готов, Шуруп. Отвлекись на секундочку! Переглянись с Тузковой или заговори с ней».
— Н-н-ну! — рявкнул Бабенко. — Чего глазами сучишь?!.
Что произошло в следующую секунду, окаменевшая Тузкова, видимо, не поняла. Финка, сверкнув лезвием, мелькнула в прихожую, а Шуруп, утробно ёкнув, в одно мгновение перевалился мешком через пригнувшегося Бирюкова и, чуть не задев длинными ногами люстру, с грохотом ударился головой в пол. Перемахнув через него, словно через труп, Бирюков подхватил в прихожей финку и вбежал в спальню. Зажужжал диск телефона.
— Слава! Срочно ко мне! С опергруппой…
Все это промелькнуло перед Тузковой, будто в калейдоскопе. Когда Антон выскочил из спальни в зал, Майя, зажав ладонями рот, так и стояла возле диван-кровати, словно окаменевшая. На полу, приходя в сознание, шевельнулся Бабенко.