В разгар уборочной страды поймать попутную машину легче всего у районного элеватора. Именно туда и «подбросил» Антона Бирюкова шофер ровдовского газика.
От ворот хлебоприемного пункта тянулся чуть не километровый хвост груженых «Колхид», самосвалов, бортовых ЗИЛов, армейских трехосок и «Беларусей» с прицепными тележками. Бирюков показал вахтеру удостоверение личности, прошел на территорию элеватора, тоже забитую машинами, и огляделся. У весовой площадки, в кузове очередного ЗИЛа, пухленькая лаборантка в белом халате, запуская длинный металлический зонд в золотистый ворох зерна, брала пробы. Подойдя к ЗИЛу, Антон спросил:
— Девушка, с кем в Серебровку можно уехать?
Лаборантка, стрельнув подкрашенными глазами, оглядела с высоты многочисленные машины и звонко крикнула:
— Тропынин!.. Иди-ка сюда, родненький!
— Поцеловать на прощанье хочешь? — послышалось издали.
Лаборантка, как пикой, погрозила блеснувшим на солнце зондом.
— Вот этим поцелую — долго помнить будешь.
— Ради этого не пойду.
— Иди, родненький, попутчик тебе есть до Серебровки.
— Скажи ему, чтобы четыре двенадцать готовил.
— Не дорогонько ли?
— Овес, Верочка, ноне подорожал.
Поигрывая цепочкой с ключом зажигания, из-за кузова ЗИЛа вышел парень в нейлоновой куртке, сверкающей замками-молниями. Увидев одетого в форму Бирюкова, он опешил:
— Здравия желаю, товарищ капитан!
— Здравствуй, земляк, — улыбнулся Антон. — Двенадцати копеек не хватает. Может, сделаешь скидку?
Лаборантка расхохоталась:
— Что, родненький, покраснел, как вареный рак?..
Парень задрал к ней голову:
— У меня кровь молодая! — И повернулся к Антону. — Идемте, товарищ капитан. С ветерком прокачу!..
Проплыв по окраине райцентра, парень вырулил на щебеночную дорогу и повел свой трехтонный самосвал так лихо, что за приспущенными стеклами кабины на самом деле запел ветерок.
— Не залетишь на повороте? — спросил Антон.
— По семь ездок в день на элеватор гоняю. Не только повороты, каждый камушек на дороге изучил.
— Тебя как зовут?
— Торопуня… — парень смущенно поморщился. — То есть, фамилия моя, конечно, Тропынин. А по имени-отчеству я полный тезка академика космонавтики Королева.
— Сергей Павлович, значит?
— Угадали. А вы не родня нашему председателю колхоза Игнату Матвеевичу Бирюкову?
— Сын его.
— То-то, смотрю, точный портрет Игната Матвеича, с той лишь поправкой, что лет на тридцать моложе, — Тропынин, не отрывая взгляда от смотрового стекла, помолчал. — А что в Серебровку, а не в Березовку, к родителям?
— Дела ведут, Сергей Павлович.
— По убийству пасечника, наверно?..
— По нему. Что в Серебровке об этом говорят?
— А чо говорить?.. Укокошили цыгане ни за грош, ни за копейку, — Тропынин скосил чуть-чуть глаза на Антона. — Слышал, что вожака ихнего арестовали. Правда?
— Допустим, — ответил Антон.
— Зря. Не Козаченко убил Гриню.
— Кто же?
— Левка или Розка.
— Какой Левка?
— Чубатый гитарист из табора.
— Почему так думаешь?
— Предполагаю на основе фактов…
Самосвал стремительно спускался к мостику через узкую, поросшую камышом речушку, названную из-за крутых спусков к ней Крутихой. Перед самым мостиком Тропынин резко тормознул и, прижав машину к правой кромке дороги, выключил зажигание. Достал из-под сиденья резиновое ведро, склеенное из куска камеры.
— Водички надо подлить…
Бегом спустился под мостик и, зачерпнув воды, так же быстро вернулся. Наливая воду в горловину радиатора, сказал:
— Вот, товарищ капитан, чтоб в рубашках двигателя не образовывалась накипь, воду на охлаждение беру только из Крутихи. Речушка как все другие, но вода будто с антинакипином…
— Так какие же у тебя факты, Сергей Павлович, по убийству Репьева? — спросил Антон, когда самосвал угрожающе зарычал и, разгоняясь, рванулся в гору.
— А на основе фактов, товарищ капитан, такое кино получается, — продолжил прерванный разговор Тропынин. — Левка-гитарист без ума любит Розку, но по каким-то цыганским обычаям ему жениться на ней нельзя. Обычай — обычаем, а цыганская кровь кипит… Гриня Репьев, конечно, от скуки за цыганочкой ухаживал, но Левка всерьез это принял. Как-то говорит мне: «Зарежу собаку-пасечника, если к Розке приставать не перестанет». Я, конечно, Гриню предупредил, но Гриня ж — баламут. Зальет глаза водкой и — все ему до фонаря. Вот доигрался…
— Когда убили пасечника, Левка с другими цыганами в мастерской находился, — сказал Антон.
— Не было его там.
— Кузнец говорит, что утром все цыгане вышли на работу.
— Может быть, в восемь утра и все, но полчаса девятого Левки а мастерской не было. В это время я туда подъехал фару подремонтировать. Козаченко за час ее залатал, и мы укатили с Андрюхой Барабановым. Левки все еще там не было.
— По пути нигде его не видел?
— Нет. Я сразу рванул к комбайнам на Поповщину. Так по старинке у нас пшеничное поле зовется, которое правее пасеки.
— Знаю это поле.
— Ну, значит, загрузился я и по старому тракту газанул к шоссейке. Поравнялся с пасекой — сигналю… — Тропынин осекся. — Стоп… Пропустил один факт. Когда ехал к комбайнам, у пасеки высадил Андрюху Барабанова. Меду тот хотел прихватить для родственников — в райцентре живут. Договорились, что Андрюха будет ждать меня против пасеки на старом тракте. Подъезжаю — нет его. Посигналил — глухо. Тормознул, еще посигналил — в ответ ни звука. Значит, думаю, махнул Андрей на шоссейку пешим порядком и на другой попутке укатил…
— В какое время ты сигналил у пасеки? — спросил Антон.
— Ровно в одиннадцать, — посмотрев на часы, ответил Тропынин. — Андрей вот-вот прикатит на «Ладе» из Новосибирска. Вы его поспрошайте толком. Может, он потому и не дождался меня, что на пасеке ЧП случилось.
— Барабанов в Новосибирск за машиной уехал?
— Ну! Машины-то оформляют на оптовой базе облпотребсоюза, которая в Клещихе находится.
— Проще было сесть на электричку в Таежном.
— Пятьсот рублей у Андрея не хватило на «Ладу», и он хотел в райцентре в долг прихватить у родственников.
Бирюков вспомнил, как Слава Голубев рассказывал об автомобильном следе, пригладившим след телеги.
— Цыганскую подводу, Сергей Павлович, не видел, когда ехал по старому тракту?
— Подводу — нет, а самих цыган видел, когда порожняком возвращался с элеватора. На шоссейке они «голосовали». Это уже в половине первого было.
— Левка и Роза были среди цыган?
— Не разглядел.
Неожиданно вспомнилась фотография завязанной в хозяйственную сетку банки с медом на цыганской телеге, и Антон спросил:
— Сергей Павлович, в какую посуду Барабанов хотел меду взять?
— Стеклянную трехлитровую банку в сетке он с собою из Серебровки вез, — ответил Тропынин. — А чо такое?..
— Да так, ничего, — сказал Бирюков.
Среди поредевших березок показались шиферные крыши серебровских домов. Тропынин быстро спросил:
— Вас к бригадной конторе подвезти?
— К участковому, — ответил Антон.