Приговор без суда

ГЛАВА 2

Опергруппа и эксперты уже были на месте. Камеру очистили от заключенных, и посреди пустых коек, разбросанного барахла, посуды, книг и мятых газет труп Дюкова выглядел особенно страшно.

У него было перерезано горло. И не просто перерезано — голова только чудом не отделялась от тела, настолько глубокой была рана.

Кровь широкой полосой выползала из-под койки и растекалась лужей посреди камеры.

— Его под шконкой нашли, — пояснил оперативник. — Выволокли за ноги, да уже поздно было.

— Ясно, — сказала Клавдия. — Обыск делали?

— Само собой.

— Ничего?

— Ничего.

— Чем же его так? Это же какой нож должен быть…

— Не нашли ножа.

— Где его сокамерники?

— По боксам рассовали, допрашиваем.

— И что?

— Пока ничего.

Клавдия еще для порядка послушала медэксперта, но тот пока ничего толком сказать не мог, кроме того, что и так было видно.

— Ну? — сказал Игорь. — Я тоже пойду на допросы?

— Сходи, Игорек, сходи. А мы с Иришей поговорим с Сапожниковым.

— Это кто?

— Это как раз дружок Дюкова. Он тоже здесь.

Клавдия обернулась к дежурному контролеру и попросила привести Сапожникова в комнату допросов.

— Поворотик, — сказала Ирина. — И это все из-за убийства актера? Он что, богач?

— Нищий.

— Связи?

— Скорее всего.

— Что-то не так? — посмотрела на Клавдию Калашникова.

— Да есть кое-что. Понимаешь, меня Малютов вызвал, дело дал, да так, понимаешь, строго, железно. Я начинаю читать — пустяк. И чего, думаю, он так напрягается? А вдруг выходит — не зря. Не мог же он знать.

— Ну, у него, видно, свои резоны.

— Ерунда, Ириша, нет у него никаких резонов. Он не сыщик, он чиновник, никогда следовательской работой не занимался. Какие еще резоны?

— А вы спросите.

— Обязательно.

Сапожников оказался большим, одутловатым, седым человеком с громкой одышкой. Он послушно сел на табурет и сказал:

— А я вас знаю.

— Меня? — удивилась Клавдия.

— Вас. Вы к нам в ЖЭК приходили читать лекцию о правопорядке. Давно это уже было, а я вот помню.

— Значит, плохо помните или я плохо читала, если мы с вами, Николай Андреевич, здесь встретились во второй раз.

— Да уж, попал, — виновато пожал плечами Сапожников.

— Сознаете? — чуть улыбнулась Клавдия. Почему-то к этому человеку она не испытывала ни неприязни, ни тем более ненависти.

— Сознаю. Виноват.

— Так и расскажите все, облегчите душу.

— А как же адвокат? — простецки спросил Сапожников.

— А вам нужен адвокат? — в свою очередь простецки спросила Клавдия.

— Не знаю, положено, говорят.

— Положено, конечно, положено. Будет у вас адвокат, если вы преступник. А вдруг вы не преступник?

— Я не преступник, — сказал Сапожников охотно.

— Вот! Зачем же вам адвокат? Просто расскажите, как вы познакомили Дюкова с Федоровым.

— А это преступление?

— Зависит от обстоятельств, — туманно ответила Клавдия.

— Не-е, — протянул Сапожников, — это не преступление. Это так, по дружбе.

— Тем более. Итак?

— Мы поехали на картошку, а там ребята с параллельного курса. Знаете, всех на картошку гоняли. Нас повезли под Рузу. Места — чудные. Бывали? Там еще дом отдыха актеров и композиторов, так мы там…

— Погодите, — остановила Клавдия. — Это когда было?

— В… дай бог памяти, в семьдесят восьмом году. Да. Точно, я в семьдесят восьмом поступил.

— То есть, вы познакомили Дюкова и Федорова двадцать лет назад? — спросила Клавдия.

— Ну да. Когда в «железке» учились.

— Где?

— В железнодорожном институте.

— И Федоров учился?

— Вадик? Учился.

— И Дюков учился?

— И Дюков.

Клавдия откинулась на спинку стула и сложила руки на груди.

— А как хорошо начали, Николай Андреевич, — укоризненно произнесла она. — Виноват, дескать, но не преступник. Я уж было вам поверила.

— А что? — еще громче задышал Сапожников. — Я правду говорю.

— Нет, не правду. Дюков в институте не учился.

Сапожников так и остался с открытым ртом.

— Как это? — сказал он. — Как не учился? Учился. Можете проверить. Мы вместе поступали.

— Проверим, — кивнула Клавдия. — А вы продолжайте.

— А чего продолжать? Вы спросили, я ответил.

«Действительно, — подумала Клавдия, — чего я от него хочу?»

— А чем сейчас занимается Федоров? — вставила Ирина.

— Вадька? Вадька кинорежиссер.

— Это что, у вас в «железке», как вы выразились, он на факультете кинорежиссуры учился? — иронично поинтересовалась Калашникова.

— Так он бросил потом, в «кулек» ушел.

— «Кулек» — институт культуры? — перевела Клавдия.

— Да.

— И там уже стал режиссером?

— Нет. Он потом кооператором стал, джинсы варил, а потом стал кино снимать.

— А, ну тогда понятно, — сказала Клавдия. — И что же он снял?

— Да вы не видели, — погрустнел Сапожников. — Разве теперь кто-нибудь смотрит российское кино? Один Михалков и остался. Подмял под себя всех. Он и в Канны, он и Оскара. В Каннах провалился…

Клавдия улыбнулась.

— Вы с Федоровым недавно виделись, — сказала она. — На этой неделе.

— Откуда вы знаете?

— Фестиваль в Каннах только-только начался. Это Федоров с вами болью делился?

— Он, — согласился Сапожников.

— А с Дюковым он когда встречался?

— Так мы как раз втроем и сидели.

— И заказ на убийство Дюков получил тогда же?

— Ч-ч-то? — еле выдохнул Сапожников.

— Заказ, — повторила Клавдия.

— Вы сказали — убийство?

— Я сказала — убийство. А вы не знали? — улыбнулась она.

— Про убийство? Нет, не знал. А кого убили? Вадьку?

Клавдия громко сглотнула, даже Сапожников это услышал.

Она часто попадала в дурацкие ситуации, частенько чувствовала себя в театре абсурда или в какой-то неостроумной пьесе, так называемой комедии положений, но всегда была в таких случаях сторонним наблюдателем, а сейчас оказалась в самом центре событий, почти что ощущала на голове тяжесть шутовского колпака.

Дело в том, что Сапожников не притворялся, Клавдия такие штучки понимала сразу. Сапожников действительно ничего не знал об убийстве.

И вообще весь его рассказ мало походил на сговор матерых убийц. Встреча старых однокашников — не более того.

— А почему вас арестовали, Николай Андреевич? — наконец спросила она.

— А кто его знает, разве у вас объяснят? Схватят человека и все. Вы первая меня хоть о чем-то спрашиваете.

Клавдия заглянула в дело — постановление о задержании выдано в районной прокуратуре. Выдано позавчера. Больше никаких следственных действий с Сапожниковым не проводилось.

Что за чертовщина? Дюков уже отдал богу душу, а этот сидит тут ни сном, ни духом. Они что там, в районке, спят все?

— Ну так вот… — Клавдия решила, что продолжать допрос все равно надо. — Ваш знакомый Дюков… кстати, это он?

Она показала фотографию Сапожникову.

— Он.

— Совершил убийство Севастьянова. Заявил на допросе, что заказ на убийство сделал Федоров, а с ним его свели вы, Николай Андреевич. Хотите прочитать своими глазами?

Теперь пришло время Сапожникову долго и громко глотать и дышать паровозом.

— Петька убил Димку Севастьянова? — наконец произнес он. — А Вадька заказал? Вы что, с ума сошли? Он чего, рехнулся? — поправился тут же Сапожников. — А ну позовите его сюда, пусть он мне это в глаза скажет.

— То есть ничего этого не было? — спросила Калашникова, которая тоже мало что понимала.

— Да они друзья не разлей вода. Димка у Вадьки в картине снимается… снимался. Нет, погодите, что, правда убили? Кто?

— Дюков.

— Позовите его сюда, пусть сам скажет, — демонически расхохотался Сапожников. — Никогда не поверю, никогда. Где он? Его тоже арестовали?

— Да.

— Так давайте его сюда. Сами увидите, все станет на свои места. — Он даже вскочил с табурета. — Он мне этого сказать не сможет, ха-ха-ха… Он… Да вы что! Где Петька?!

Клавдия вперила взгляд в Сапожникова, и тот постепенно затих. Что-то недоброе, страшное уловил он в этом взгляде.

— Что? — спросил он через минуту. — Что с Петькой?

— Николай Андреевич, успокойтесь. Сядьте. Дюкова два часа назад убили.

Сапожников стал опускаться на табурет, но почему-то не попал на него своим внушительным задом, а всей тяжестью рухнул на бетонный пол и захрипел.

Ирина с Клавдией бросились к нему, стали тормошить, отпаивать водой, потом позвали врача.

И тот, осмотрев больного, тихо сказал:

— Злодеи вы. До инфаркта довели человека.