Приговор без суда

ГЛАВА 3

Сапожникова уже давно увезли в реанимацию, а Клавдия с Ириной все сидели в комнате для допросов и молча смотрели в разные углы.

Для одного дня, для каких-нибудь четырех часов событий было более чем достаточно.

Клавдия никогда серьезно не верила в приметы, но сейчас ей было не по себе. Хотя закономерность еще не прослеживалась, но получалось что-то несусветное. Уже второй человек из простенького дела если и не мертв, то и не совсем жив.

— Знаешь что, — сказала Клавдия Ирине, — пусть Игорь займется этим Федоровым. Я что-то боюсь.

Калашникова не удивилась. Похожие мысли пришли и ей в голову.

Она вышла в коридор, позвонила от дежурного, и через пять минут пришел Игорь.

Раскрыл блокнот и приготовился читать свои заметки.

— Допросили шестерых. Пока никаких ниточек. Правда, я говорил только с двумя…

— Это сейчас подождет, — сказала Клавдия. — Давай-ка, Игорек, бери ордер, людей и скачите за Федоровым. Вот тут все его данные. Вези его в прокуратуру. Мы с Ириной поедем туда.

— А что, его еще не взяли? — удивился Игорь.

— Нет. Во всяком случае, в деле об аресте ничего. Впрочем, на всякий случай позвони в районную прокуратуру. Может, опять накладка.

— Накладка?

— Ну, не важно, — остановила любопытство Игоря Дежкина. Ей сейчас не хотелось пересказывать допрос Сапожникова с его печальным результатом. — Давай, Игорек, действуй.

Игорь пожал плечами и вышел. Клавдию он не видел такой никогда.

— Ну, Ириша, тронулись?

— Тронулись, — ответила Калашникова, и Клавдия услышала в ее ответе недвусмысленный намек.

…И главное, что Клавдии ничего в эту ночь не снилось.

У Дежкиной была такая примета, не примета, а скорее верный предвестник неприятностей: как приснится какой-нибудь мерзкий сон, так наутро жди бед.

А сегодня Дежкина спала как убитая. Вчера до глубокой ночи сидели на совещании в Генеральной прокуратуре. Переливали из пустого в порожнее, слушали отчеты, доклады, прения, скучали, шептались, решали кроссворды и рассказывали анекдоты.

В последнее время Клавдия что-то начинала недолюбливать собственную работу. Причин было много. Но главная, если можно так выразиться, синоптическая — слишком переменчивый ветер. И сильный к тому же.

Вчера боролись с националистами, сегодня с коммунистами, завтра хватались за олигархов, послезавтра за коррупцию в Кремле, но ничего до конца не доводили. Собственная работа ей напоминала уже ресторанную. На подхвате у официанта.

— А скажите, батенька, фазанчики у вас свежие?

— Как раз сегодня завезли. Ванька, сбегай, принеси.

— А устрицы?

— Только-только из воды. Ванька, покажи.

— Семга имеется?

— Всенепременно, в любом количестве. Ванька, где семга? Чего еще изволите?

Только где-то наверху решают бороться с чеченскими террористами, а мы уже давно комиссию создали, с мафией — а у нас оперативный центр и куча циркуляров, с финансовыми злоупотреблениями — а мы как раз сегодня совещание по этому поводу, с экстремизмом — всенепременно, у нас уже план разработан. Чего еще изволите?

И следователи во всех этих кампаниях были на подхвате.

Это страшно отвлекало. Раскрытых дел становилось все меньше, а шума все больше.

Иногда Клавдия просыпалась по утрам и не хотела идти на работу.

— Сходим к Малютову? — спросила Калашникова, когда вошли в прокуратуру.

— Сходим, — нехотя согласилась Клавдия. — Только сначала чаю выпьем.

Они сели в кабинете, заварили крепкого чаю и снова замолчали.

— Нет, это ерунда! — вдруг хлопнула ладонью по столу Калашникова. — Это какая-то полная ерунда на постном масле. С какой такой радости или гадости мы с вами как в воду опущенные? Подумаешь, и не так бывало.

— Не бывало, — сказала Клавдия. — Так противно — не бывало.

— В смысле? — не поняла Калашникова.

— В смысле, Ирина, что нас умыли, как последних щенков, разве что не утопили в помойном ведре.

— В смысле? — снова спросила Калашникова.

— В прямом смысле. Ты понимаешь, что сегодня произошло?

— В смысле? — уже тупо повторила Ирина.

— А произошло вот что: районщики налажали, как последние сволочи, а теперь это дело сунули нам. Никого Дюков не убивал. Никакой Федоров ничего не заказывал. И Сапожников никого ни с кем не сводил. Они хватанули первого попавшегося, отпрессовали его — и пожалуйста. То-то Малютов брови хмурил. Он думал, я умнее. Он думал, я прочитаю дело и сразу к нему прискачу — дескать, вы что, Владимир Иванович, меня за дурочку принимаете?!

— Думаете? — поменяла вопрос Ирина.

— Уверена.

— А почему же тогда Дюкова убили?

Клавдия шмыгнула носом. Это ее саму волновало и бесило больше всего. Дюкова не должны были убивать. Если это сделали спецы из районки, то… Нет, они побоялись бы. Чего им так уж стараться — ну подумаешь, не того взяли, впервой, что ли.

— А Дюкова убили потому, что… Там, Ириша, уголовники сидят, хуже зверей. Почему его убили, это мы узнаем. Но к делу это наверняка не относится.

И Клавдия решительно встала.

— Все, пора, а то наш начальник ускачет куда-нибудь по важным политическим делам.