Приходящая во снах

ГЛАВА ПЕРВАЯ

— Аа-а-а-а!

Подскакиваю на постели и остервенело тру ладонями глаза. Тело бьет как при ознобе, холодный пот скатывается по лбу и капает на белоснежную простынь.

С трудом спускаю ноги на пол и плетусь на кухню. Кое-как, на ощупь, щелкаю по выключателю, даже не поворачивая головы, а затем, резко жмурюсь от яркого света. Дрожащими руками наливаю стакан воды и выпиваю залпом, где-то на краю сознания отмечая, что зубы стукают о его края.

Опять.

Который раз за последний месяц.

Чертов кошмар.

Иногда кажется, что я начинаю сходить с ума.

Немного успокоившись, криво усмехнулся над своим поведением, а «посмеяться» было над чем. Увидь меня кто из друзей в таком состоянии, точно решил бы, что я наложил в штаны от страха.

Тридцати пятилетний мужик, а дрожу, как девственница перед первым свиданием.

Нет, нужно что-то с этим делать.

Ну ведь полнейший бред, идиотизм.

Просто кошмар, очередной кошмар.

— Ага, уговаривай себя больше! — Проворчал в пустоту. — Может тогда поверишь.

Запустил пятерню в слипшиеся от пота волосы и откинул назад взмокшую челку.

Прошлепал обратно в комнату и мельком взглянул на себя в висевшее на стене зеркало.

— Мда. Картинка еще та.

Кожа за последние две недели приобрела бледно-сероватый оттенок, под глазами залегли темные круги, а около рта образовались две скорбные морщинки.

И ведь было бы из-за чего. Каждому в жизни хоть один раз, да снился ужасный сон. Только вот, в моем случае, это происходило каждую ночь на протяжении последних двадцати восьми дней.

Причем, снящиеся кошмары казались настолько реалистичными, что заставляли усомниться в своей эфемерности. Иногда приходила мысль, что это и не сны вовсе, а самая настоящая реальность.

Ощущения были настолько острыми, что хотелось орать, и я орал, надрывая глотку, иногда просыпаясь с истошным криком на устах.

Впервые за всю свою жизнь я познал СТРАХ.

Смешно.

Я не боялся ходить под пулями во время службы в армии, когда нас отправляли в горячие точки, не боялся влезть в драку и быть покалеченным, не боялся попасть под машину и скоропостижно закончить жизнь, так и не успев воплотить в реальность свои мечты и планы.

Я всего лишь БОЯЛСЯ СПАТЬ.

Включил телевизор, пытаясь отвлечь себя от невеселых мыслей, вслушиваясь в бормотание ведущего, уже приевшегося всем ток-шоу.

Спать хотелось неимоверно, сейчас бы завалиться на мягкую кровать, укрыться теплым одеялом, подпихнуть ладонь под щеку и оказаться в объятиях морфея до самого утра, но как только я представлял, что закрою глаза и снова увижу… ЕЕ, моментально вздрагивал всем телом.

Я даже пробовал принимать снотворное, надеясь избавиться от пугающих снов, но не тут-то было. Эффект оказался прямо противоположный. Не имея возможности проснуться, я оказался во власти кошмара на всю ночь, беспомощный, словно щенок, брошенный в бурлящую реку на погибель, при этом упорно пытающаяся добраться до берега, но с каждым движением теряющий силу и захлебывающийся в пучине отчаяния.

На следующее утро, после той ночи, мои черные, как смоль волосы обрели пепельный оттенок, словно их посеребрили инеем.

Как сказал мой друг, недоуменно хлопая глазами и рассматривая мой новый имидж, это не была классическая седина.

— Тебя словно посыпали снегом: ярким, искрящимся. Пришла снегурочка, взмахнула волшебной палочкой и…

На последних словах Витьки я передернул плечами.

Уж на кого — на кого… а на Снегурочку моя ночная гостья явно не походила.

Друг тогда посмеялся, и посоветовал обратиться в генетический центр для обследования.

— А что, — весело хмыкнул Витое. — Может, это редкая мутация, и тебе еще за вклад в науку бабла отвалят.

Ничего не скажешь, хорош друг, предложил стать подопытным кроликом, только вот я от его слов отмахнулся, прекрасно зная, откуда, а точнее почему, у меня возникли такие изменения.

Естественно, о своих кошмарах я не сказал Витьке ни слова.

Могу представить, как он крутил бы пальцем у виска, и выпучив глаза называл меня психом.

Нет, уж. Пусть все остается, как есть. Я может и псих, но не буйный. Никому вреда не причиняю, а если и загнусь во сне от разрыва сердца, то не велика потеря. Никто особо жалеть не будет.

Так получилось, что к своим тридцати пяти семьей я обзавестись не успел, а родители ушли из жизни три года назад. Сначала отец, а затем мать, не выдержав разлуки, сгорела словно свечка за три месяца, после кончины бати.

Погрузившись в мысли, не заметил, как начал засыпать. Только когда очутился на заснеженной поляне в одних тонких трениках, понял, что опять уснул.

По привычке начал щипать себя за руку, надеясь проснуться, но знал — это не приведет ни к какому результату.

Холод начал пробирать до костей. Ноги свело судорогой. Глянул вниз и пошевелил голыми пальцами, утопающими в снегу. Выдохнул изо рта воздух, видя, как в результате этого действия образуется облачко пара.

— НУ, НЕ МОЖЕТ ТАКОГО ПРОИСХОДИТЬ ВО СНЕ!!! ПРОСТО НЕ МОЖЕТ!!!

Но это происходило и от всего происходящего становилось жутко.

Раздался легкий шорох. Вскинул голову, всматриваясь в окружающую темноту.

Казалось, протяни руку и сможешь ее ощутить: вязкую, пульсирующую, живую и от этого не менее пугающую. В нос ударил уже знакомый запах можжевельника.

Сердце застучало как сумасшедшее, разгоняя по венам кровь, стоило услышать скрип снега, раздавшийся под ногами подходящего ко мне существа. По-другому язык не поворачивался назвать ночную гостью.

Поляна, где я находился в данный момент (хотя это спорно, ведь по идее, я должен был спать в кресле перед телевизором) озарилась лунным светом, хотя еще секунду назад, все небо было затянуто тучами, а на самой ее середине, словно из ниоткуда, материализовалась женская фигура: стройная, облаченная в черное платье, с темными, словно вороново крыло волосами, спадающими на плечи и узким, скуластым лицом.

Ее можно было бы назвать красивой, но нечеловеческий взгляд черных, не имеющих зрачков глаз, да жуткая гримаса, обозначающая улыбку, приводили в состояние близкое к параличу.

Острый серп, который женщина крутила в руках с поразительной легкостью и сноровкой, заставил вздрогнуть, навевая нехорошие воспоминания. Хотя, может быть, я дрожал от холода.

Шутка ли. По ощущениям явно минус двадцать градусов, а может и больше. Такими темпами и коньки откинуть запросто можно.

Ах, да, это же мне только сниться, так что терпи Леха и не скули. Утром будешь греться теплым чаем и горячими бутербродами, а сейчас…

Я собрал все свое мужество, и глядя в глаза ночной гостье, процедил белыми, почти обескровленными губами.

— Я вам дамочка не морж. По снегу с голыми ногами ходить не привык.

— Дерзкий. Дерзкий и упрямый. — Раздался голос, заполняя пространство вокруг меня.

От жуткого, нечеловеческого звука захотелось съёжиться, но куда уж больше. Я и так, стоял обхватив себя руками и согнувшись в три погибели. Почему-то казалось, что если уменьшусь в размерах, то холод будет не так заметен.

— Оставь меня в покое. — Пробормотал вяло, чувствуя, как уплываю в небытие.

Интересно, а во сне заснуть можно? Как-то это дико звучит.

Сильнейший удар заставил мою голову откинуться в сторону, возвращая четкость зрения и ясность мысли.

— Прекрати! — Послышалось шипение около моего уха.

Дернулся в сторону, но налетел на ствол дерева, а ОНА вплотную подошла ко мне.

— Пора понять, что ты принадлежишь мне. Смирись и склони голову. Признай МОЮ власть.

Я чувствовал, как неведомая сила давит со всех сторон, сжимая в тиски, ломая кости, заставляя слезы катиться по щекам.

Представив себя со стороны, понял, что выгляжу жалко. Как ни странно, это помогло справиться с накатившим ужасом, разжигая в душе искру сопротивления чужой воле.

— А не пойти бы тебе…

Видел, как исказились гневом женские черты лица, чувствовал, что играю с огнем, но как же задолбало бояться. Хотелось хоть раз ответить тем же, а потом, «ГОРИ ОНО ВСЕ СИНИМ ПЛАМЕНЕМ».

Цепкие руки схватили меня за подбородок в железном захвате.

И откуда только такая сила в столь хрупких пальцах?

Хотя, о чем это я? Это же не человеческие руки.

— Как ты смеешь? Да я тебя…

Длинные ногти впились в кожу на щеке, оставляя длинные кровоточащие борозды. Зато эта боль хоть немного, но отвлекала от жуткого холода.

— Что? Что ты мне сделаешь? Если я тебе так нужен, то давай, забери меня! Что, сил не хватает?

Раздраженный, гневный вздох раздался совсем рядом. Я даже почувствовал ЕЕ дыхание на своем лице. Черные глаза, казалось, налились еще большей тьмой, звериный оскал дал понять, насколько зла стоящая передо мной сущность, а затем тишину разорвал оглушительный женский смех

— А-ха-ха-ха. Сил не хватает? Если бы я только пожелала, то ты бы уже давно отправился на ту сторону.

— Так чего тогда медлишь? Вот он я! Сколько можно издеваться? Забирай!

Смех резко сошел на нет, оставив вместо себя убийственное молчание, а я вдруг отчетливо понял.

— Ты не можешь. — Хотелось, чтобы слова прозвучали гордо и торжественно, но вместо этого, из моего горла вырвался лишь слабый хрип, но и ему я был безгранично рад. — Тебе нужно мое добровольное согласие, мое смирение, поклонение и принятие. Вскинул голову, слизывая с замерзших, потрескавшихся губ соленую каплю крови и усмехнулся.

Ладонь метнулась к моему незащищенному горлу, но в это время по всей поляне раздался громкий, инородный для этого места звон. Он все усиливался и усиливался, заставляя ночную гостью сделать шаг назад, а затем, на мгновение раствориться в пространстве, чтобы в следующую секунду вместо наводящей на меня страх женщины, в воздух, с громким карканьем, взмыл черный ворон.

Открыл глаза, с недоумением смотря на надсадно надрывающийся, зажатый в ладони телефон.

Будильник. Восемь утра.

Попробовал разжать пальцы, но они совершенно не хотели слушаться, словно окаменев. Только тогда я почувствовал, насколько сильно замерз.

В голове яркими картинками вспыхнули обрывки сна, постепенно складываясь в отчетливую картину, и я застонал.

Словно старый дед, поднялся с кресла, кряхтя и потирая поясницу. Кожа на ощупь казалась ледяной. Кое-как дополз до кровати и упал, тут же накрываясь одеялом и стуча зубами от озноба.

Хватит себе врать. Не сон это был. Ни капли, не сон. Все реально. Пора смириться с той фигней, что творится в моей жизни или идти к мозгоправу.

— Ага. — Произнес себе под нос, все еще дрожа и кутаясь в теплую ткань. — И тогда тебе, Леха, одна дорога. В дурку.