«Я еще могу позвонить тем двум парням из Нью-Йорка, — думал Кэрби, поднимая перегруженную „Синтию“ над горами и описывая широкий полукруг. — Если эта проклятая баба не попадет на телеэкран, я свяжусь с ними через две-три недели и начну перевозки. И плевать мне, поставили мы храм или нет».
За спиной шуршали мешки с марихуаной. Во время первых рейсов ему казалось, что «травка» кишит жучками, но потом он понял, что это просто мешки укладываются поудобнее, когда воздушные потоки играют самолетом. Зарабатывать на жизнь перевозками такого груза в таком самолете можно, лишь перегружая его и надеясь на свое пилотское искусство. Много раз, взлетая с изрытых пастбищ и ухабистых проселков, когда стояла кромешная тьма, а перед носом «Синтии» тянулась вереница невидимых деревьев, Кэрби думал, что ему конец. Ни мастерство, ветры и везение пока помогали ему подниматься в воздух, ни за что не зацепившись.
Однако теперь, после начала аферы с храмом, риск удвоился. Приходилось лететь на загруженной зельем «Синтии» не на север, а на юг (тайком от провожавших его поставщиков) и садиться на своем участке, чтобы взять на борт еще и дополнительный груз.
Вот и сегодня он летит на юг, в основном по наитию, потому что луну заволокло облаками. Над бывшим храмом он включает посадочные огни. Луз и еще двое индейцев опрометью несутся прочь. Земля еще суше, чем днем, в траве змеятся трещины.
Бах! «Синтия» плюхнулась на грунт и жалобно застонала. Кэрби развернулся, ненадолго включил фару и, увидев, где стоят индейцы, погнал самолет туда.
Погрузка шла быстро. Индейцы доставали из картонных коробов большие и маленькие свертки, упакованные в старые белизские газеты, большей частью «Маяк» и «Голос». Самый мелкий сверток был не больше кофейной чашки, самый крупный — примерно с настольную лампу без абажура.
— С этим поосторожнее, — предупредил Томми. — Тут трещина.
— Хорошо. — Кэрби сунул сверток в мешок с марихуаной.
Было за полночь. Кэрби предстоял путь длиной почти в восемьсот миль, большей частью над водой. В зависимости от ветра и погоды путешествие займет от пяти до семи часов. В любом случае приземлится он до рассвета. Уложив последний сверток, Кэрби зевнул и спросил:
— Вы убрали храм?
— Да, только видно, что на холме копались, — ответил Томми.
— Скорее бы приходили эти дураки, — добавил Луз. — Вот наложат в штаны, когда ничего не увидят.
— Ну ладно, тогда все. — Кэрби снова зевнул. — Увидимся на той неделе. Я собираюсь впасть в анабиоз после этого полета.
— А что такое анабиоз? — невинно спросил Томми.
— Чем занимается медведь, когда зима?
— А что такое зима? — поинтересовался Томми.
— А, чтоб тебя! — воскликнул Кэрби и улетел под их дружный смех.