Приключения бриллиантового менеджера

Глава 32

Зовут садиться в омнибус, уже вновь в путь. Видно, что въехали в густонаселенную область. Бесконечные обозы тянулись к Кейптауну или оттуда, с людьми и товарами. Длинные фуры и еще более длинные цуги быков, запряженных попарно, от шести до двенадцати в каждую фуру, тянутся непрерывною процессией по дороге. Волы эти, кроме длинного бича, ничем не управляются. Важный от доверия, готтентот-кучер сидит обыкновенно на козлах, и если надо ему взять направо, он хлопает бичом с левой стороны, и наоборот. Иногда волы еле-еле передвигают ноги, а в другой раз, подгоняемые бичом, бегут крупной рысью. При встрече с нашим экипажем волы неохотно и довольно медленно дают дорогу; в таком случае из фуры выскакивает обыкновенно мальчик-готтентот, которых во всякой фуре бывает всегда несколько, и тащит всю упряжку в сторону. Смотрю, что попадается много пестро и нарядно одетого народа, мужчин и женщин, пеших, верхами и в фурах, всё малайцы, напоминающие наших цыган. Белые, черные, красные люди – прямо словно попал в новый Вавилон или Нью-Йорк.

В следующую ночь прошел дождь, славно, он прибьет дорожную пыль. Наутро в прекрасную погоду мы весело ехали дальше по холмам, по прекрасной дороге. Всё было свежо кругом после вчерашнего дождя. Песок не поднимался пылью, а лежал смирно, в виде глины. Показавшиеся горы не выглядели угрюмо или неприязненно, наверное они старались показать мне, себя с хорошей стороны, хотя хорошего, правду сказать, было мало, как солнце ни золотило их своими лучами. Немногие из них могли похвастать зеленою верхушкой или скатом, а у большей части были одинокие выветрившиеся, серые бока, которые разнообразились у одной – рытвиной, у другой – горбом, у третьей – отвесным обрывом. Хотя я и знал, что Африка, изобильна песками и горами, но мое воображение рисовало мне темные мрачные джунгли, приюты львов, тигров, змей. Напрасно, однако ж, я глазами искал этих джунгли: леса растут только на побережье, а внутри, начиная от самого мыса и до границ колонии, то есть на тысячу километров, почва покрыта мелкими кустами на песчаной почве, да искусственно возделанными садами около ферм, а за их границами, кроме редких оазисов, и этого нет. Но в это утро, в конце марта, даже эти кусты глядели веселее, зелень казалась зеленее., измучившая меня жара начинала отступать. Все не могу сжиться я с этими противоположностями: всё мне кажется, что теперь весна, а здесь готовятся к зиме, то есть к дождям и ветрам, попутчики говорят, что все фрукты скоро отойдут, все кроме винограда.

На следующий день опять стало жарко. Лошади ленивой рысью тащились по песку; колеса визжали, жар морил; все в омнибусе молчали, разговоры уже всем надоели, все темы были обсуждены. Еще бы уже больше недели в дороге, запертые как в купе на железной дороге, только без возможности прилечь. Кучер, от нечего делать, хлестал бичом по выползавшим на дорогу ящерицам, мне все это путешествие уже порядком надоело, а что же будет в океане?

Слава богу приблизились к горам, хоть какое то разнообразие, они всё ближе к нам; мы ехали по их отлогостям, то взбираясь вверх, то опускаясь. Дорогу, похоже, размыло дождем, так что по пути образовались глубокие рытвины, и экипаж наш уже не катился, а рывком перескакивали через них. Надо отдать справедливость нашему кучеру: он в искусно владел кнутом и вожжами. Вот гора и на ней три рытвины, как три ветви, идут в разные стороны, а между рытвинами значительный горб – проехать трудная задача. Как бы, кажется, не поломать тут колес и даже ребер и как самым мирным лошадям не потерять терпение и не взбеситься, карабкаясь то на горб, то оступаясь в яму? Может быть, оно так бы и случилось у другого кучера, но наш не тушуется. От его искусных маневров две передние лошади идут по горбу, а рытвина остается между ними; если же они и спускаются в нее, то так тихо и осторожно, как будто пасутся на лугу.

Иногда им приходится лепиться по косогору налево, а экипаж спускается с двумя другими лошадьми в рытвину направо и колышется, как лодка на волнах, но на гладких, округленных волнах. И это поминутно. Как тут не пожаловаться на дорогу, похоже, что дороги проблема не только в России. Дорога еще некоторое время шла дурная, по размытым дождями оврагам и буеракам, посреди яркой зелени кустов и крупной травы. Потом выехали мы опять на шоссе и покатились довольно быстро. Так что нет, все-таки похоже, что за дорогами тут наблюдают власти колонии, кое-где проезжаем через мосты, где – то дорога пролегает через ущелье над которым видно что поработали с помощью пороха и кирок рабочих. так что деньги на поездку не зря дерут такие большие, иначе экипажем через горы было не проехать. Карабкаемся в основном все выше и выше вверх, громады гор всё росли перед нами, выставляя, одна за другой, дикие, голые вершины.

Они, казалось, всё более и более жались друг к другу; и когда подъедешь к ним вплотную, виделось как они смыкаются сплошной стеной, через которую нельзя проехать. Но нет, на склонах гор виднелась извивающаяся серпантином тропа, она бежала кругом горы, пропадала, потом вдруг являлась выше, пропадала опять и так далее. Мы упорно стремимся вверх, наша четверка лошадей еле еле плетется, подгоняемая взмахами бича.

Дальше дорога прорезана в глинистом сланце. Слева у нас глиняная стена отвесно стояла над головой, справа внизу зияли овраги. На дне их текли ручьи, росла густая зелень, в которой утопал глаз. Дорога не широка, еле могут разъехаться встречные экипажи, но никого не видно, на дороге никакого движения, нигде нет ни души. Справа – уже настоящая пропасть, упадешь костей не соберешь, края пропастей уставлены каменьями, расположенными близко один от другого, вместо придорожных столбиков. На высоте заметно становилось свежее, легко и отрадно было дышать этим тонким, прохладным воздухом. Солнце ярко сияло, но не пекло. Наконец мы остановились на одной площадке. "Здесь высота над морем около 2000 футов", – сказал кучер и пригласил нас выйти из экипажей.

Прекраснейший вид – под нами слоистые покрытые зеленью горы, разрезанные пологим ущельем, на дне которого извивается голубая речушка, ближние склоны залиты ярким солнцем, а дальние покрыты густой тенью. Зелень свежа и ярка, но горы как торт, чередуют большие зеленые слои с узкими серыми и песчаннобелыми каменистыми. Выше вдали еще более высокие густо зеленые, почти темные горы, каменной стеной заслонившая часть неба. Над ними пелена белых облаков, сквозь большие разрывы между которыми видно пронзительно голубое небо и солнце щедрыми потоками направляет водопады света на горные склоны. Жаль, что у меня, при себе нет фотоаппарата.

Трудная часть дороги уже позади, мы начинаем спускаться вниз. Под нами пропасти, мы словно висим над бездной. Бесформенное нагромождение скал, дальше стены гор и всё разбросанные на них громадные обломки, похожие на монастыри, на исполинские надгробные памятники, словно следы страшного опустошения. Едешь по плечу исполинской горы и, несмотря на всю уверенность в безопасности, с невольным смущением глядишь на эти громады, которые как будто сдвигаются всё ближе и ближе, грозя раздавить нас.

Взглянешь вниз, в бездну, метров на 100, на 200, и с содроганием отвернешься; а наверху, такие же бездны только опрокинуты над головой.

Миссионер рассказал мне, что тут много гиен и шакалов, они водятся во множестве везде в горах, даже поблизости Кейптауна. Их отравляют стрихнином, которым я, кстати, тоже кое-кого отравил. "И тигров тоже много, – говорил он, – но здешние тигры мелки, с большую собаку". Скоро мы проехали каменный мост, сразу за которым расположился трактир, где мы, наконец, таки, смогли размять ноги и поесть. Да уж эту торговую точку при всем желании не объехать. Тут же мы и заночевали, так как в горах никто не ездит ночью.