Приключения на Безымянной реке

1. К лагерю

Утро выдалось ясное, погожее, и от ночных туч не осталось и следа.

Когда девочки умылись, то обнаружилось, что все как одна забыли дома свои зеркальца. Вот потеха! Одна за другой они бросились к реке, потом повертелись перед котелком, стараясь привести в порядок волосы. В конце концов девочки вышли из положения, причесав кое-как друг друга.

Пока долговязая Власта, возвышаясь над Зузкой, заплетала подруге косы, Зузка, подняв вверх руки, завязывала ей золотой шнурок. И только Иване не понадобилась помощь. Она легко встряхнула головой — и тотчас же ее волосы сами собой уложились золотыми волнами, точно солнышко сверкнуло в потоке. Но зато Ивана помогла другим. Она выложила Даше челку на лбу и черные рамочки на ушах. Все получилось отлично, но Даша по привычке недовольно сморщила нос:

— Плохо, у меня какой-то дурацкий вид.

Еще не было и половины шестого, а солнце палило немилосердно. С речной глади поднимались крошечные колечки пара. Когда три лодки отчалили от берега и их носы погрузились в эту пелену тумана, все почувствовали себя как на корабле, скользящем в облаках.

На этот раз Рацек сидел на «Утке», за ней следовала лодка девочек, не имевшая названия, и затем «Альбатрос».

Вскоре утренний туман рассеялся, и река превратилась в зеркало. Вот тут-то сразу дали себя знать жгучие солнечные лучи, струившиеся не только сверху, но и снизу: в зеркальной глади реки сверкало второе ослепительное солнце, рассыпавшееся по волнам. Это было чудесно, но страшно утомительно, и, когда спустя два часа путешественники пристали к берегу, чтобы сварить обед, Магда страдальчески устремила глаза к небу:

— Так рано — и такая жара!

— Это неспроста, — покачал головой Рацек, — я тебе твержу об этом со вчерашнего дня.

— А почему туман с утра?

Он засмеялся:

— Ты все перепутала.

— А ты не каркай, как ворон! — выпалила Магда и вылила ему за шиворот полный резиновый чепчик воды.

Они снова сели к веслам, чтобы как можно скорее добраться до места назначения.

В дороге не случилось никаких происшествий. Правда, они наткнулись на два шлюза, но лодки их превосходно прошли, хотя визгу было хоть отбавляй. Все были довольны, только Карлик злился: «Альбатрос» зачерпнул больше всех воды. Однако пришлось промолчать: именно по его предложению решили проехать последний шлюз способом «телемарк». По мнению Аквы, это была явная бессмыслица: как может человек идти на лодке «телемарком», если он и в глаза-то не видел порядочного «телемарка»?

Виктор оглушительно захохотал. Но Карлик буквально пригвоздил его к земле одной фразой, да еще в придачу оглянулся, точно удивляясь, что ребята еще здесь.

— А ну вас! Тот парень, что впервые применил «телемарк», тоже никогда в жизни этого не видел, потому что он сам только что его придумал, а это любому порядочному «альбатросу» по плечу!

Это понравилось Румику:

— Верно! Не будем же мы вечно ходить на лодках одним манером, по-старому, словно какая-то «Утка» или девчонки. Вот погодите, мы еще сами придумаем какой-нибудь новый способ и сами дадим ему название! Ого-го-го! Может, еще через год всюду будут ходить на лодках по рекам стилем «альбатрос», а «телемарк» выбросят на свалку.

Из тех, кто слышал эти слова, поверили Румику, пожалуй, только он сам да, может быть, Иванка. Впрочем, Иванка верила всему, вернее так казалось при взгляде на ее детское личико, с бесхитростными, доверчивыми глазами.

Тут Патичка не выдержал, и, поскольку речь зашла о «телемарке» — собственно, ведь это лыжный термин, — он пустился в рассуждения о том, как он, Патичка, получил свое прозвище. Перед глазами изумленной Иванки внезапно появилась гора Снежка, вокруг которой бушевали вьюги и бураны. А на самой вершине застыл он, Патичка, приставив ладонь козырьком к глазам и окидывая взглядом из-под нахмуренных бровей страшную пропасть, тянувшуюся до долины Обржи. Вот он отталкивается палками и бросается на лыжах вниз, только в ушах свистит: «Шу-шу-шу-шу!..» Даже внизу, в долине Обржи, слышен этот звук, а люди, спрятавшиеся в домах, поднимают голову — они уже заметили Патичку и в восторге ему кричат: «Шу-шу! Вот это превосходная «пятка»![6] Шу-шу! Вот так «пятка»!»

Патичка окончательно заболтался. В действительности же свое боевое прозвище он заслужил совершенно при иных обстоятельствах.

Несколько лет назад, когда Патичка второй раз в жизни стал на лыжи и был безумно рад, что твердо держится на ногах, Стракош его спросил:

— Слушай, а ты умеешь делать «пятку»?

— Не знаю, — осторожно протянул Патичка, — еще не пробовал.

— Так попробуй. Ну, давай! — подзадорил его Стракош.

Он заранее предвкушал потеху, ибо «пятка» — а это известно каждому порядочному спортсмену — одна из самых красивых, но и самых сложных фигур при спуске на лыжах: лыжник на полной скорости поднимает над снегом только пятки лыж, потом выбрасывает их в сторону и переходит в горизонтальное положение. Со стороны кажется — нет ничего легче этого приема, однако для того, чтобы его выполнить, надо обладать дьявольским умением, присущим лишь действительно хорошим спортсменам.

Но Патичка даже глазом не моргнул! Он гордо выпрямился на склоне, взмахнул палками и, заорав: «Ребята! Внимание! «Пятка»!» — ринулся вниз. Затем он подскочил, точно коза, брыкнул ногами и — бац! — ткнулся носом в сугроб.

Все как один повалились со смеху, но Патичка выбрался наружу, как ни в чем не бывало выплюнул снег и захохотал громче остальных.

— Это просто дурацкая случайность. Это не считается! — И Патичка снова взобрался на склон. — Эй вы, внимание! «Пятка»!

И снова — бац в снег. И в третий раз, и в четвертый… Вот тогда-то он и превратился для ребят в Патичку, хотя «пяточку» он так и не научился делать. Зато опыт у него по части спуска был богатый…

Вот как обстояло дело в действительности, и все ребята прекрасно об этом знали. Впрочем, это нисколько не мешало Патичке рассказывать Иване героическую историю о «блестящем спуске» в долину Обржи и, уставясь на нее, ждать, когда же лопнет ее терпение. Но Ивана хоть бы что — вытаращила глазенки, смотрит этак доверчиво. Так бы, верно, продолжалось очень долго, если бы в дело решительно не вмешалась Даша и не утащила Ивану в сторону:

— Не будь растяпой, ведь он валяет дурака!

И тут Ивана легко поверила: конечно, она растяпа, а Патичка ее разыгрывает.

Однако Патичка не унывал. Он уже позабыл о своем рассказе, увидев, что ребята снова готовятся в путь. Вскоре они попали в такой мир, какой не снился им и в самых смелых мечтах.

Это был мир скал. Среди скал текла река, а рядом темнел лес. Казалось, скалы стояли здесь со дня сотворения мира, образуя величественный за́мок. Патичка его видел совершенно отчетливо, этот чудесный за́мок из каменных глыб, которые не сдвинет с места и великан. Разве что управится только порядочный портальный кран… А потом в за́мок пришла река. Потом прилетели семена, опустились на за́мок и поселились там вместо рыцарей и пажей, и вырос целый лес. Потом приплыли ребята на лодках и застыли от удивления. Куда они попали? В за́мок! Разве вы сами не видите? Скалы растут прямо из воды, глыба на глыбе, каждая с дом величиной, А из расщелин торчат деревья, на вершинах скал тоже громоздятся деревья — ну просто где попало… А посредине струится река Лужнице, потому что именно сюда она пробила себе дорогу. Повалила скалы, которые стояли у нее на пути, раздробила их на пороги, по которым она нынче прыгает. Именно поэтому вода здесь обладает чудовищной силой, и она упорна в своей работе, почти как люди…

Так восхищался маленький Патичка среди огромных скал. Но остальные молча прислушивались к скалам. Ну да, ведь их слышно! Слышно, как струится река, как сна вздувается и плещется, вздыхает и бурлит.

— Пещеры! — простонал Ондра.

Конечно, здесь должны быть пещеры. Где-то прямо у поверхности реки должны быть отверстия, вымытые и обглоданные тысячелетним движением воды, пустые подвалы, где билась в маленьких водоворотах вода.

— Подземные морские пещеры! — завопил Румик.

Они погнали лодки вдоль скал, опустив весла на колени: течение само несло вперед лодку, теперь никто и пальцем не шевелил.

Тут Румик взмахнул рукой:

— А вон там надземная!

И Румик показал на черное отверстие, зиявшее в скале на высоте почти двух метров над рекой. Оно было похоже с первого взгляда на узкое окошко готической формы или ворота средневекового замка, рассчитанные на проход лишь одного воина.

Две сосны стояли по обеим сторонам, точно почетная стража: слева — стройная, точно свеча, справа — скрючившаяся и грозно склонившаяся над рекой. Вторая сосна немного походила на вешалку для шляп. Да вот и шляпа на ней висит — зеленая пушистая крона.

— Я как-нибудь обязательно загляну под эту шапку, — заявил Ондра.

Никто ему не ответил. Пещера осталась позади, а перед их глазами открылась новая панорама: здесь скалы дугой отступили от реки, точно открыли свои широкие объятия.

— Вот здесь, — проговорил Рацек, и в его голосе прозвучали мягкие низкие тона.

Он знал это место уже много лет, и всегда сердце его сладко сжималось при виде этого уголка. Это был самый чудесный уголок, какой он когда-либо встречал.

Скалы отступали ст реки и, образовав полукруг, снова возвращались к реке острым утесом, врезающимся в воду, точно огромный каменный топор. В этом полукруге рос лес, в середине была поляна — отличное место для стоянки лагеря. Нет, это было нечто более прекрасное, чем просто стоянка. Это был полумесяц меж скал и рекой, маленький осколок мира, величиной с ладонь, но он принадлежал им. Да, все как в сказке!

Путешественники пристали к берегу и, не разгружая лодок, разбежались по поляне. На опушке леса они отыскали бьющий из-под земли ключ.

— Да здесь есть всё, что надо!

— Всё! — решительно подтвердил Рацек.

— Только не девчонки, — отозвался Стракош.

Ребята оглянулись. Только теперь они заметили, что лодка Магды проплыла дальше.

— Где же девчонки?

— Вон там, за скалой, — кивнул головой Рацек в сторону каменной гряды, которая замыкала лагерь дальше по течению. — У них там такое же место, но только немного меньше.

— А почему они не остались тут? — протянул не без сожаления Ондра.

— Потому что они нас только бы стесняли. А им тоже хотелось найти свой собственный уголок.

— Впрочем, вполне возможно, что они убежали именно от тебя, — буркнул Зика.

Все фыркнули и покосились на огорченного Ондру.

— А мы будем ходить к ним в гости?

— Разумеется! Для чего же у нас лодки?

Патичка, не теряя времени, опрокинулся на спину и стал с наслаждением кататься по густой траве, точно молодой жеребенок. Все разом забыли о девчонках и тоже воспылали желанием попробовать прелесть этого свежего зеленого ковра.

Потом ребята отдыхали на траве, провожая глазами плывущие по небу, точно белые голуби, облака. А вскоре прилетела стая настоящих голубей. Они закружились меж облаков, точно рой серебряных искорок.

Но вот голуби улетели, ребята поднялись с травы и принялись ставить лагерь. Они разбили под лесом свои пять палаток, а посредине — палатку Рацека. Потом пришло время выбрать место для костра. И, хотя многие были за середину поляны, Рацек все время напоминал о дожде. По совету Рацека ребята выбрали место сухое и закрытое. Его нашли у подножия скалы, отделявшей их лагерь от лагеря девочек. Стена в скале была выщербленная, точно старое дерево, и образовывала навес, подобный длинной неглубокой пещере. Конечно, это была не настоящая таинственная пещера, но и это убежище было довольно приятным.

Ребята притащили веток, и вскоре обед закипел. В это время издали раздался протяжный крик:

— Ребята-а-а!

Девчонки с другой стороны скалы хором приветствовали своих соседей.

— Девчата-а-а! — последовал дружный ответ.

Потом снова закричали девчонки, но что-то слишком длинное, и ребята не уловили смысла. Рацек приложил к губам свисток и с невероятной быстротой засвистел что-то по азбуке Морзе. За скалой отозвался другой свисток — наверное, Магды, — и завязалась оживленная беседа.

Ребята безмолвно следили за переговорами, хотя не поняли почти ни одного слова: разговор велся и вправду с необычайной скоростью.

Наконец Рацек спрятал свисток.

— Через некоторое время они приплывут, — сообщил он. — Объявляю следующий порядок: мы делимся на две группы. Одну поведу я в город за покупками, другая пойдет с Магдой изучать окрестности. Готовьтесь, ребята!

Собственно, они так и не поняли хорошенько, к чему они должны готовиться.

Но, когда в лагерь приплыли девчонки, все вытаращили глаза. Девочек было пятеро, они были одеты во все белое. И когда они разбежались по поляне, то казалось, будто по траве покатились, подпрыгивая, теннисные мячики. Очень приятное зрелище, что правда, то правда!

На девочках красовались одинаковые белые кофточки, даже на Магде.

— Вот это да! — оторопел Рацек. — Сколько красоты сразу!

Он растерянно наблюдал за Магдой — она точно преобразилась. Что это с ней?

Только внимательно приглядевшись к своей приятельнице, он догадался, что ее преобразило: Магда убрала косы, перевязанные бархатной лентой, и зачесала волосы наверх, к макушке.

— Вот это да! — выпалил он снова, не зная, что сказать, и молча захлопал глазами.

Магда весело рассмеялась: бедный Рацек сощурился, словно взглянул на солнышко.

Карлик с обручем на голове стоял поодаль, в глазах его прыгали чертики. Вот как! Значит, девчонки выдумали свою форму! А он-то до этого не додумался, он, капитан «Альбатроса»! Тысяча альбатросов!.. А ведь и для его команды можно придумать форму, почему бы нет? Одинаковые рубашки, одинаковые трусики. Это же не так сложно. А если даже и сложно? Он все устроит быстро и без лишних слов. Скажем, майка синяя, иначе ты не «альбатрос», и баста! А что если Рацек придумает форму и для «Утки». А это уж совсем-совсем зря… Не может же «Утка» сравниться с «Альбатросом». «Утята»! Ха! Трусливые зайцы, «эмили». Да, вот именно «эмили».

Кто-то коснулся его плеча. Позади стоял Аква:

— Ты куда? На экскурсию или в город?

— А ты?

— На экскурсию.

— Значит, я в город, — отрезал Карлик и откровенно расхохотался прямо ему в лицо.

Когда-то этот парень ему нравился, он еще не был капитаном, и оба они были обычными членами команды. А потом разгорелась война лодки против лодки, и дружбе пришел конец.

Хотя, если признаться, человеку иногда ужасно тошно в одиночестве…

Он стиснул зубы.

— Что с тобой? — удивился Аква.

— Ничего, — отрезал Карлик. — Куда вам до нас!

Он повернулся и пошел прочь. Аква озадаченно посмотрел ему вслед. С Карликом творится что-то неладное. Совсем помешался на своем «Альбатросе». Придется как-нибудь привести его в чувство…

Аква задумался. В это время уже определились партии: с одной стороны Рацек, с другой — Магда. Она помахивала прутиком вербы и указывала попеременно то на Ондру, то на Румика.

— Ты не спутал? И ты тоже? Вы действительно не пойдете с Рацеком за покупками? Подумайте еще раз. И ты тоже, что глаза вытаращил? У меня вы будете в ежовых рукавицах, я не люблю шутить.

— И мы тоже, — успокоил ее Румик. — Верно, Ондра?

— Ни в коем случае! — кивнул Ондра. — За покупками? Нет! Мы идем на экскурсию, и точка. Правда, Зузка?

Зузка горячо поддакнула. Впрочем, она уже стояла вместе с Властой в группе Магды, куда теперь присоединились Патичка и Аква.

— Не можем же мы лагерь оставить без дежурных, — заметил Рацек. — Может, кто хочет добровольно?

Эмиль и Франта-Мышка, как по команде, подняли руки. Словно они заранее договорились, хотя это у них, честное слово, вышло непроизвольно.

— Идет! — сказал Рацек.

С остальными ребятами он переправился через реку, а Магда отправилась вдоль реки.

2. Безымянная река

Жара немного спала, и горизонт затянуло сплошной перламутровой тучей, словно сотканной из молочного стекла. Ветер стих, и все замерло в неподвижной духоте.

В этой тишине удары весел по воде раздавались очень громко, многократно отражаясь от скал.

Несколько минут ребята плыли молча. Обогнув скалу, которая с юга острым клином прикрывала лужайку, ребята увидели лагерь девочек. Лагерь был разбит на зеленом лугу в форме полумесяца, и хотя он был чуть меньше, но как две капли воды походил на лагерь ребят. И здесь скалы поворачивали на юг к реке и зарывались в нее выступом, похожим на корму гигантского корабля. И здесь под ними тянулся молодой сосняк, у которого виднелись палатки. Правда, их было только три и стояли они тесно друг к другу.

— Как в комнате, — заметил Патичка.

Ребята, не останавливаясь, поплыли дальше и вдруг одновременно вскрикнули от удивления: за скалой, похожей на корму лодки, открылась какая-то река, впадающая в Лужнице. Еще минуту назад они и понятия не имели об этой реке, и вдруг великолепная картина — словно поднялся невидимый занавес.

Река была меньше Лужнице, но это была просто замечательная река. Ее темно-зеленые воды струились медленно, лениво и почти незаметно. По обоим берегам возвышались скалы, словно створки ворот, на поверхности воды лежали таинственные тени, и, казалось, под ними зияет бесконечная глубина. Румик попробовал измерить глубину веслом, но так и не достал до дна. Аква, не раздумывая, стал грести прямо к устью реки.

— Давайте поплывем туда!

— Разумеется! — подхватила и Магда. — Куда же еще?

— Что это такое? — спросила затаив дыхание Зузка.

— Искусственный канал, — вставила свое слово Власта.

До этих пор она сидела тихо, как мышь, посасывая палец, который она ободрала, когда грузили вещи. Теперь она вынула палец изо рта, сказала веское слово и опять быстренько отправила палец на место. Власта очень заботливо относилась к своему здоровью.

— Ерунда! — пробурчал Ондра. — Только дурак мог принять настоящую реку за простой канал. Очевидно, никто ее совсем не исследовал. Что же, тем лучше для нас. Значит, мы ее исследуем и дадим ей название.

— Безымянная река! — закричал Румик, глаза у которого сразу загорелись.

Вот это повезло! Такие реки и леса встречаются только в неисследованных краях, а на картах их изображают белыми пятнами.

— Тоже названьице! — заметил рассудительный Аква. — У нас за углом есть Безымянная улица, и спорю, что она давно изучена вдоль и поперек.

Патичка прыснул, а Власта снова вынула палец изо рта, чтобы было удобнее смеяться. Но в это время они уже проплыли каменистые пороги, и от таинственной тени повеяло ледяным холодом.

— Ух-х! — вздрогнула от холода Зузка.

— Безымянная река! — повторял как зачарованный Румик.

Теперь уже никто ему не возражал, потому что в душе многие согласились с этим названием. Оно и вправду как-то очень подходило этому неизвестному и малоизведанному месту.

Лодки плыли все дальше и дальше. Скалистые стены, сжимающие Безымянную реку, расступились, словно для того, чтобы дать место нагромождению валунов. Валуны походили на огромные круглые, очень скользкие яйца; они торчали из воды, словно спины каких-то доисторических ископаемых чудовищ, которых лучше не будить.

— Пристанем, — тихо предложила Магда.

Эти места ей были немного знакомы, хотя впервые здесь она побывала очень давно. Тогда, когда еще и с Рацеком они не были знакомы.

Вдруг Магда засмеялась — зачем повторять приказ: дорогу преграждали валуны.

Путешественники вышли на берег. Тут и там вздымались огромные каменные яйца. Среди них росли сосны, а вдоль узкой полоски берега нависали скалы самых причудливых форм: башни, чудовищные головы, многоступенчатые лестницы. Как раз там, где пристали лодки, начиналась каменная лестница, каждая ступенька которой была выше Магды. Лестница вела куда-то вверх, но куда — не было видно, все ступеньки обросли деревьями и кустарником.

Ребята с удивлением огляделись. Ондра бросил в воду камень, и до них донесся глухой звук, словно глубоко под водой кто-то тяжело вздохнул. Все наклонились и стали напряженно всматриваться в мутную воду, которая текла величаво и медленно.

— Как вы думаете, есть там рыба? — спросила Зузка, вытягивая шею из-за плеча Власты.

— Конечно, есть, и вдобавок они питаются одними людьми, — страшным шепотом произнес Румик.

— Скажешь тоже! — рассмеялся Патичка.

— Вот и правда! Такие рыбы есть! — закипятился Румик. — Им даже приносят жертвы!

— Гоп! Одна уже есть! — закричал Ондра и шутливо подтолкнул сзади Зузку.

Зузка насмешливо фыркнула, уцепилась было за Власту и… Власта замахала руками, как крыльями, стараясь сохранить равновесие, и… вдруг полетела в воду, открыв рот и вытаращив глаза.

Раздался всплеск, а в скалах послышался звук, словно кто-то громко засмеялся. Магда резко повернулась к ребятам, глаза ее сверкнули:

— Кто это сделал?

— Я. Но я вовсе не хотел ее столкнуть в воду, — сознался с виноватым видом Ондра.

И верно, все получилось случайно. Ондра собирался подчеркнуть свою симпатию к Зузке, но произошло так, что жертвой этого проявления чувств пала Власта.

— Бессовестный! — не выдержала Магда и дернула Ондру за вихор. (Ондра даже глазом не моргнул. Все дергали его за вихор, даже отец, когда выходил из терпения.) — Бессовестный! — повторила Магда. — Ведь она могла ушибиться. Знаешь, что там под водой?

— Чудовище! — быстро нашелся Патичка. — Страшное чудовище! Вон оно уже вылезает из воды!..

— Я тебе покажу чудовище! — раздался голос Власты. Она высунула из воды голову, облепленную зелеными водорослями и тиной, и осматривалась, ища кого-то глазами. — Где этот негодяй?

— Ну и видик у тебя! — всплеснула руками Зузка.

— Ведь я же говорю — морское чудовище, ну настоящая саламандра! — подхватил Румик и проехался пальцем по Властиному носу. — Смотрите, даже капельки пота зеленые.

И он тотчас же отскочил в сторону, ибо в эту минуту Власта выбралась на камень. Но Власта и не собиралась его преследовать.

— Моя блузка!

Власта с отчаянием разглядывала свою некогда белую блузку, которую речная тина разрисовала удивительными полосами и пятнами.

— А ведь знаешь, довольно красиво получилось, — успокаивал Власту Румик. Прищурив один глаз, он критически осматривал блузку. — Издалека она похожа на мраморную. Если ты не будешь двигаться, вполне сойдешь за памятник.

Но Власта не удостоила его даже взглядом.

Ондра помрачнел. Этого ему еще не хватало. Разве он думал о какой-то там Властиной блузке, когда толкнул Зузку? Но у Власты в глазах стояли слезы, и в душе Ондры что-то дрогнуло. Он совершенно не выносил девчоночьих слез. Это было свыше его сил!

— Я тебе эту блузку, так и быть, выстираю, — пробурчал он чуть мягче. — Ну хочешь, я тоже прыгну в воду.

— Оставь меня в покое! — с ненавистью прошипела Власта. — Это тебе даром не пройдет.

— Брось ты, Ондра, нечего унижаться. — Высокомерно одернул его Румик и как ни в чем не бывало продолжал разговор о жертвоприношениях. — А девчонок тоже приносят в жертву? — спросил он, повернувшись к Магде.

Наверное, для этого всегда выбирали тех, которые покрасивее.

— Гоп-ля-ля! — даже подскочила Зузка, дернув себя за косу с такой энергией, что Магда не выдержала.

— О господи, с вами хлебнешь горя!

— А что? — отозвался Румик.

Магда махнула рукой, что означало: «Все за мной!» — и, собрав своих подопечных, двинулась от берега по видневшейся тропке вверх.

Ондра дернул Румика за штаны:

— А ну их, этих девчонок. Пусть себе идут куда угодно. Еще у Зузки хоть немного ума, а остальные…

— Ладно, — согласился Румик. — Двинемся на разведку сами. В конце концов, это мужское занятие. Девчонкам только болтать, а в неизведанных краях нужно идти молча, стиснув зубы и напрягая слух. Разве они умеют слушать лесные звуки и переносить всякие трудности и лишения?

— Да замолчи ты, труба иерихонская! — оборвал его Ондра. — А то услышат…

Румик послушно замолчал. Приятели спрятались за дерево, высунув оттуда лишь головы, чтобы видеть, куда направлялась группа Магды. Потом, пригнувшись, они стали карабкаться по отвесным скалистым ступенькам. Сначала все шло легко, скалы оказались не такими скользкими, какими они выглядели издали, а кустарник служил хорошей опорой. Но тут где-то совсем близко они услышали крик:

— Ондра! Румик!

— Тихо! — шепнул Ондра.

— Ни слова! — добавил Румик.

Но молчать ему удавалось с большим трудом, и через секунду он зашептал:

— В непроходимом лесу всегда так делается.

И, не ожидая согласия товарища, Румик приложил руки ко рту и издал гулкий звук, который и правда отдаленно напоминал зов кукушки.

— Твоя кукушка, очевидно, здорово простудилась, — недовольно пробурчал Ондра. — Видишь, умник, они уже напали на наш след.

Внизу послышались голоса. Вытянув шею, ребята увидели невдалеке Акву, Власту и Патичку.

— За мной! — скомандовал Ондра.

И он мгновенно исчез в расселине скалы, полузакрытой кустарником. Румик последовал за ним. Расселина оказалась узковатой, и Румик с трудом пролез внутрь, испытывая довольно-таки неприятное чувство. К счастью, он услышал голос Ондры:

— Здесь шире, лезь быстрее!

Румик нерешительно полез вперед. Снаружи проник луч света и замер, очевидно зацепившись за светлый вихор Ондры. Тот повернулся к Румику:

— Знаешь что? Этот ход наверняка ведет в пещеру над рекой, которую мы видели днем.

— Возможно, — без особого восторга отозвался Румик.

— Не возможно, а определенно! А если мы полезем дальше, то попадем прямиком в пещеру. Увидишь, они глаза вытаращат, если мы исчезнем у них перед носом.

Румик минуту помолчал. Впереди была кромешная тьма, и только где-то маячил неясный силуэт Ондры.

— Как-нибудь после, — протянул он наконец, — сейчас что-то не охота. Пошли обратно!

— И не подумаю! Значит, тебе не охота? Как же ты собираешься открывать неизвестные края?

— Дыра — это тебе не неизвестный край, — проворчал Румик, но все-таки двинулся вперед.

В это время рядом с ними что-то зашевелилось, и в следующую минуту над головами ребят пронеслась какая-то громада, издавая страшный чавкающий звук. Отразившись от стен, этот звук, казалось, несся теперь со всех сторон.

— Назад! — крикнул Ондра.

Двумя прыжками он подскочил к Румику. Однако в узкой подземной галерее Румику трудно было быстро повернуться, и Ондра чуть не сшиб его с ног.

— Назад!

— Не могу. Да погоди! — прошипел Румик, над головой которого кружился какой-то странный гудящий рой.

Наконец Румик выскочил из отверстия на свет и тяжело перевел дух.

А Ондра почему-то не спешил. Он медленно вылез из дыры и с важным видом знатока сказал:

— Да не трясись ты от страха, трусливая баба! Испугался летучих мышей!

— При чем тут «не трясись от страха»? А кто заорал «назад»?

— Ну, я заорал. А почему? Чтобы проверить тебя. Эх ты, разведчик неизведанных краев!

— Ладно тебе! — буркнул Румик. Он злился сам на себя: зачем он сунулся в эту дыру? Но, не подав виду, бодро сказал:

— Если хочешь, я снова полезу… Только не отсюда. Отсюда до пещеры далеко. Вот со стороны реки другое дело. А захочу, так и спать в ней буду.

— Ой, не могу!

— Не веришь?

— Конечно, не верю!

— Посмотрим! — расхвастался Румик. Он начал было слезать со скалы, но вдруг застыл как вкопанный: — Слушай, там, внизу, Магда с Зузкой.

— Где?

— У самой лодки.

— Надо же, как назло!.. А что если взять их лодку и махнуть к пещере.

— Что? — повернулся Румик. Он еще не совсем пришел в себя от переживаний в подземной галерее и говорил очень кротким тоном. — Что? А их оставить здесь? Как же они доберутся обратно?

— Ну, это их дело, — усмехнулся Ондра. — В неизведанных краях каждый должен уметь постоять сам за себя.

— А это вовсе не неизведанный край.

— И да и нет, — пожал плечами Ондра.

Понятно, что здесь не неизведанный край. Ясно и то, что он бы не поплыл на лодке к пещере, даже если бы у лодки никого не было. Но если уже рассказывать небылицы о неизведанных краях, так рассказывать их по-настоящему! А с Румиком каши не сваришь. Начнет фантазировать, наплетет всяких небылиц, а глядишь — у самого через минуту душа от страха в пятки ушла. Да, это нелегкая вещь, приятель, быть первооткрывателем неизведанных краев и уметь рассказывать о них всякие небылицы. Открывателю нередко приходится переносить всяческие муки и страдания… Впрочем, фантазеру тоже…

— Ха-ха-ха! — рассмеялся Ондра своим мыслям.

Слово «фантазер» показалось ему ужасно смешным. Нет, этот Румик совсем не фантазер, а простая спичка: вспыхнет и погаснет. Вот что он такое!

Очевидно, он засмеялся слишком громко: снизу отозвался голос Магды:

— А ну, сию же минуту вниз! Вы, двое! Или я стащу вас сюда за уши!

Магда стояла у реки в самой воинственной позе, упершись руками в бока. Она сердито смотрела вверх, стараясь разглядеть ребят среди скал.

Открыватели новых краев послушно поплелись назад.

— Где вы шатались? — спросила с любопытством Зузка.

Ондра не ответил. Точнее, не успел: сильные руки Магды подтолкнули его легонько вперед и поставили по стойке «смирно».

— И ты, воронье пугало, и ты, стань как следует! — приказала Магда Румику. — Пятки вместе, грудь вперед, живот убрать. Руки по швам, слышишь или нет?.. Так где же вы были?

— Мы… — начал было, заикаясь, Румик и опустил глаза в землю.

— Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю!

— Мы были в расщелине…

— Что вы там делали, в этой дыре, когда я вам приказала, чтоб вы шли за мной? Отвечайте!

— Мы хотели…

— Никаких «хотели»! Будь вы на моей лодке, я бы еще сегодня отправила вас по домам. Ясно?

— Ясно.

Они поняли все очень хорошо: «Раз вы на лодке Рацека, ничего не поделаешь…»

И Магда прочитала эти слова в глазах ребят.

— Впрочем, я посоветую Рацеку поступить именно так, — добавила она.

— Лучше не надо, — заторопился Ондра. — Пожалуйста, не надо!

Магда посмотрела Ондре прямо в глаза и вдруг растаяла:

— Ладно уж, пощажу.

— Мы никогда больше так не сделаем! — поклялся Румик, подняв два пальца.

— Посмотрим, — отозвалась уже совсем миролюбиво Магда.

3. Улов

Когда лодки отошли от берега и лагерь погрузился в тишину, Эмиль многозначительно поглядел на Франту-Мышку, а Франта-Мышка — на Эмиля. При этом оба не сказали ни слова. Со вчерашнего дня между ними что-то произошло, но ни один из них не хотел первым выяснять отношения.

— Пойду, что ли, за дровами, — сказал наконец Франта.

— А я поужу рыбу, — ответил в тон ему Эмиль.

Но тут Франта-Мышка сразу забыл о всяких дровах: ловить рыбу куда интереснее и приятнее. Эмиль вытащил леску, которую он тайком захватил с собой в поход. Франта молча приглядывался к нему. Но, когда Эмиль выбрал в прибрежной вербе прут для удочки. Франта не удержался и подскочил к нему на помощь. Франта занялся дождевыми червяками, а Эмиль в это время привязывал леску.

Потом они сидели бок о бок на берегу и пристально следили за поплавком. Эмиль позаботился о полном снаряжении, он привесил свинец к удочке и ловил с грузилом.

— Так лучше клюет, — объяснял он с видом знатока. — Но, по правде сказать, в рыбной ловле главное не рыба. Рыба в этих случаях абсолютно второстепенное дело. Так говорит мой отец, а он уж в этом деле разбирается. Он ловит рыбу столько лет, сколько я себя помню, и ни разу ничего не поймал…

— И сейчас еще ходит удить?

— И сейчас, — серьезно подтвердил Эмиль, шмыгнув носом. — Он называет это «успокаивать нервы». А вообще-то говоря, ему даже не очень хочется ловить рыбу, потому что ему ее жалко. Видишь ли, он считает, что раз рыба немая, значит она несчастная…

Франта-Мышка решил уточнить:

— А вот… мы… сейчас… ловим рыбу или успокаиваем нервы?

— Пожалуй, и то и другое. Если мы что-нибудь поймаем, это будет считаться рыбной ловлей, а если ничего — значит, успокаиваем нервы. Понятно?

Франта-Мышка вполне удовлетворился объяснением и замолчал. Приятели сидели тихо, как мыши, и зачарованно смотрели на поплавок. Но поплавок и не думал шевелиться. К этому времени застыл и ветер, и все вокруг замерло в неподвижной духоте. Франта-Мышка свесил ноги в воду.

— Интересная штука — вода, — сказал он задумчиво. — Вроде красивая, а вообще-то сплошная грязь.

— И вовсе не грязь, — запротестовал Эмиль, снова потянув носом. — Можешь мне поверить, я воду хорошо знаю. Я начал плавать, когда еще и в школу не ходил, и уж с той поры ничем другим не занимался.

— Как это — ничем другим не занимался?

— Ну, никаким другим спортом. Я всегда занимаюсь только тем, что мне хорошо удается.

— Странное дело! А я наоборот, — мне все время хочется заниматься какими-то новыми вещами.

— Вернее, я тоже хотел бы научиться чему-нибудь другому, кроме плавания, — признался Эмиль, — но, когда у меня не получается, я сразу начинаю злиться.

— Это, наверное, оттого, что ты все время только плавал.

— Наверное. Только я теперь все наверстаю, теперь-то у меня воля стала очень сильной, — проговорил Эмиль.

Он пристально смотрел на поплавок, но вдруг вместо поплавка увидел в воде самого себя со своей хваленой волей. Она была написана у него всюду, на лице, на подбородке, на носу и… Просто каждому бросилось в глаза, какой он волевой парень, и все вокруг говорили: «Друзья, посмотрите, этот Эмиль — парень твердый, как алмаз. Просто замечательный парень!..»

— Послушай-ка! — раздался в этот момент голос Франты.

Эмиль, сбросив оцепенение, снова пустился в рассуждения о воде, словно они и не говорили ни о чем другом:

— Разве вода грязь? Вода — вещь хорошая, и ей надо… как бы тебе сказать… ей надо доверять. Когда на воде растянешься, как на земле, и не боишься ее, то она так хорошо тебя держит, что никогда не утонешь, даже если захочешь.

— Как это — растянешься?

— А вот так, — ответил Эмиль и влез в воду. Он выпрямился и лег на спину, погрузившись весь, с головы до пяток в воду.

— Ну как, держит меня или нет? — спросил он торжествующе, когда вновь встал.

— Держит! — ответил с восхищением Франта-Мышка. — Я сейчас тоже попробую.

Но, наверное, Франта был сделан из другого теста, более тяжелого, чем Эмиль. Едва коснувшись воды, он сейчас же камнем пошел ко дну, и ему пришлось поплыть, чтобы вынырнуть на поверхность.

— А меня вода не держит.

— Потому что ты ее боишься! Всегда, если ты чего-нибудь боишься, дело гиблое — можешь поставить крест на этом деле. Вот и вода сразу чувствует, что ты ее боишься. Я уж это знаю по опыту. Сначала она тебя легонько качнет, словно хочет проверить, а если ты и вправду испугаешься, она тебя проучит. Если же не испугаешься и спокойно будешь лежать, то — все в порядке, потому что вода чувствует, что ты ей веришь. А она это любит. Ну, давай еще разок!

Франта-Мышка попробовал второй раз растянуться на воде, но, видно, воде он пришелся не по душе, и он снова камнем пошел ко дну.

— Струсил, струсил! — закричал Эмиль.

— Вот и не струсил.

— Не ври. Хоть капельку, а боялся. «Ну, давай еще раз! И обязательно крикни: «Гоп-ля! Тра-ля-ля!» Как Зузка…

И — о чудо! — на этот раз Франта-Мышка тихо закачался на воде, как поплавок. Совсем не шевеля ни ногами, ни руками, он спокойно лежал на воде. Наконец он вылез и отдышался.

— Вот здорово! — восторженно зафыркал Франта. — Просто не бояться, и всё!

— Я же говорил тебе. И так во всем, не только на воде. Как только струсишь…

Тут Эмиль остановился — он вспомнил, что у него самого частенько душа уходит в пятки от страха. Ну ничего, это пройдет, успокаивал он себя. Если получается на воде, и в остальном дело пойдет на лад.

Так ребята еще долго бы беспечно развлекались, если бы не увидели, что их довольно далеко снесло течением от места, где началась их рыбная ловля. Они побрели против течения. Внезапно Эмиль заметил, что по воде навстречу плывет какой-то прут, делая странные извилистые повороты.

— Смотри-ка, что за странный прут! — Эмиль первым подскочил к пруту и не удержался от хохота: — Франта, да ведь это наша удочка. Рыба поймалась на крючок и захотела удрать. Мы, наверное, плохо укрепили удочку. Хватай ее! Живо!

— Живо! — восторженно завопил Франта.

Напрягая силы, они подтаскивали удочку к берегу. Прут прыгал у них в руках, как живой, но наконец ребята достигли берега и увидели на конце удочки большущую рыбину. Она яростно била хвостом по воде.

— Это же лещ! — обрадовался Эмиль, когда они вытащили добычу на траву. — Не меньше килограмма! — и пустился вокруг рыбы в дикий пляс.

— А что с ним делать?

— Устроим ему небольшой пруд, чтобы он у нас не заснул. Живо! Живо!

Эта мысль овладела всеми их помыслами. Они и правда живо наносили камней, устроили из них запруду и впустили туда рыбу.

Только после этого страсти немного улеглись.

— Значит, все-таки у нас была настоящая рыбная ловля, — заключил Франта-Мышка с облегчением.

Обе группы вернулись почти одновременно. Сначала прибыли «первооткрыватели» и с громкими криками возвестили, что открыли Безымянную реку.

— С сегодняшнего дня, — торжественно заявил Аква и даже закивал в такт своим словам головой, — с сегодняшнего дня наш лагерь будет называться «У Безымянной реки».

— Вот здорово! — подхватил Эмиль, но сейчас же — его так и распирало от нетерпения — добавил: — А мы поймали за это вам кое-что на ужин.

И он повел ребят к запруде, которая, разумеется, вызвала бурю восторгов. Зузка даже сделала вид, что готова расцеловать рыбу, а Власта — хоть сейчас съесть ее сырой.

— На что вы ее поймали? На честное слово? — завистливо спросил Румик.

— Что ты спрашиваешь? — ответила вместо Эмиля Зузка. — Ясно, что он поймал ее на ухо. Сунул ухо в воду, а рыба захотела попробовать, что это такое, — не из целлофана ли оно, — съязвила Власта.

Палец у Зузки распух и перестал болеть. Власта, завидев рыбу, про блузку забыла, и теперь, по всем признакам, она опять была в ударе.

— А сейчас мы тебя сварим, голубушка, — пообещала она рыбе. — Выпотрошим, почистим и сварим…

Но тут подошли ребята, ходившие в город, и Виктор в возмущении всплеснул руками:

— Варить леща? Его же надо жарить!

Он тотчас же взял на себя роль шеф-повара, и вскоре на всю округу раздавались его приказы девочкам. Виктор в запале хотел было закатать рукава, но после нескольких безуспешных попыток вспомнил, что на нем только майка. Тогда он снова энергично принялся гонять девочек-помощниц. Покончив с этим важным занятием, Виктор вернулся за рыбой, но не нашел от нее даже чешуи…

Рыба исчезла.

Черт возьми! Запруда осталась целехонькой, ни один камень не сдвинут с места, и не могла же рыба сама выбраться из запруды!

И все-таки она исчезла.

— Кто это сделал? — загремел Рацек.

— Я! — отозвался у него за спиной знакомый голос.

Рацек мог и не оборачиваться: голос принадлежал Ондре, кому же иному.

— Но я не нарочно! Честное слово! Я только хотел определить ее вес. Взял ее за хвост, а она как забила хвостом и…

— Вот вреднюга! — закричал в негодовании Виктор, готовый подраться с Ондрой не на жизнь, а на смерть.

Возмущение охватило всех. Патичка прыгал, не в силах выговорить ни слова, Зузка визжала, требуя возмездия. Власта била себя в грудь, пытаясь обратить внимание на свою испачканную блузку, которая тоже была на совести у этого негодяя. Даже Ивана показывала язык, правда не Ондре, а Даше, которая ее останавливала и тянула прочь, чтобы она не лезла в эту толкотню, где и ей может достаться.

— Рыба, рыба… — задумчиво бормотал Аква.

Его никто не слушал, но это его не смущало. Он, собственно, разговаривал сам с собой, чтобы уяснить ситуацию. Ему казалось, что не к чему поднимать так много шума из ничего.

Не успел Аква взвесить все обстоятельства и прийти к такому мудрому выводу, как Рацек не выдержал:

— Значит, опять Ондра. Ну-ка, иди сюда!

Ондра сделал шаг, одновременно с ним сделал два шага Карлик.

— Кто поймал рыбу? — спросил Карлик.

— Я, — ответил Эмиль.

— Значит, опять Эмиль! — как эхо, повторил Карлик вслед за Рацеком.

Рацек прищурил глаза, и минуту они оба, Радек и Карлик, стояли молча друг против друга.

Первым заговорил Карлик:

— Но теперь прав Ондра. Он вернул рыбу туда, где ей и положено быть. А у Эмиля не было права ее ловить, потому что у него нет специального разрешения.

Рацек помрачнел. Он всегда считал, что из Карлика выйдет хороший боксер — честный противник, — и вот смотрите-ка, Карлик выступил с ловким полуправдивым аргументом, а это, в конечном счете, все равно что на ринге нанести противнику запрещенный удар.

В этот момент раздался голос Магды:

— Правильно, Карлик, — сказала она с усмешкой. — Но только наполовину: Ондра вовсе не действовал из таких благородных побуждений, как ты утверждаешь, просто это самое обычное озорство.

— Нет шутка! — поправил ее Ондра.

— У тебя это почти одно и то же, — сказал Рацек. — У Эмиля я, разумеется, отберу леску. Но и тебя придется наказать.

— Как? — сразу вскинулся Карлик.

— Как найду нужным, — обрезал его Рацек. — И в другой раз не разговаривай со мной таким тоном.

И он, медленно повернувшись, отошел в сторону, размышляя о том, что от капитанства у Карлика закружилась голова. Пожалуй, лучше на время лишить его капитанского звания, надо немного сбить с него спесь. Нет, это тоже нечестный прием. Карлика выбрали капитаном сами ребята, от них и должна исходить инициатива. А если ребята промолчат?

Кто-то просунул ему руку под локоть. Он вздрогнул.

Это была Магда.

— Ну и морока!

Рацек прибавил шагу. У него было такое ощущение, что она над ним издевается.

— И да и нет, — отозвался он сухо. — Впрочем, подождем, — лицо у него прояснилось. — Река — самый лучший скульптор!

Магда тихо присвистнула. Она впервые услышала эту поговорку, очевидно придуманную самим Рацеком.

— Да, конечно, — согласилась она. — Именно у пловцов самые хорошие фигуры. Впрочем, у гребцов тоже.

Рацек засмеялся.

— Спасибо, но я имел в виду вовсе не это. Река переделает ребят, она выправит их характер. Только дай ей время. И мне тоже.

— Гм! — многозначительно пробормотала Магда. — Но, если ты вдруг попадешь в трудное положение, позови меня.

И она села в лодку.

Рацек долго смотрел ей вслед. Вот Магда провела лодку мимо скал. День клонился к вечеру, и нежные тени покрывали реку, деревья на противоположном берегу и лодку с улыбающейся девушкой у руля.

— Позови меня, — повторил Рацек тихо.

И тут, едва лодка с девочками исчезла за скалой, ему сразу захотелось крикнуть: «Магда, подожди! Я хочу тебе кое-что сказать!»

Но Рацек так и не позвал Магду. Собственно, он и сам не знал, что он хочет ей сказать. Он тихо вздохнул и направился к костру, где готовили ужин.

Рацек сел у огня, невесело переводя взгляд с одного мальчишки на другого, и ему показалось, что и они как-то погрустнели.

— Ладно, перестаньте об этом думать, — сказал он миролюбиво. — Завтра вечером мы приглашены на костер в лагерь девочек. Магда позвала нас в гости.

Лица у ребят посветлели.

— Вот это здорово! — вырвалось у Ондры.

Рацек не отрываясь смотрел на костер.

— Но кому-то придется остаться здесь, сторожить лагерь. Назначаю Ондру. Он все время пренебрегал интересами коллектива и думал только о себе. Он хочет быть один — хорошо, но пусть и коллективу от этого будет польза. — Рацек поднял голову и посмотрел на Карлика: — Ты хочешь что-нибудь добавить?

— Нет, ничего. Только будь я начальником лагеря, здесь остался бы не Ондра, а Эмиль.

Рацек холодно ответил:

— Из плохого капитана получится плохой начальник лагеря.

Карлик залился краской.

— А мне кажется, что я не такой уж плохой капитан! «Альбатросы»!

— «Альбатросы» тут ни при чем! — оборвал его Рацек. — Хороший капитан прежде всего должен быть и хорошим товарищем. А это касается всех. Все мы — товарищи! — Рацек глядел на Карлика, прищурив глаза. — И это, Карлик, тебе предупреждение, — закончил Рацек, забарабанив пальцами по колену, словно по клавишам. Ничего не поделаешь. Человеку иногда приходится помогать реке.

Минуту стояла тишина… На этом закончился трудный для всех разговор, и Рацек стал знакомить ребят с планом, который он обдумал по дороге к городку.

Завтра начнутся соревнования, состоящие из нескольких этапов. Сначала надо будет влезть на дерево. Потом гонки на лодках. Затем метание камня в цель, разжигание лагерного костра и, наконец, плавание.

План всем понравился.

И Эмилю тоже, хотя потом всю ночь он долго ворочался в своем спальном мешке. Вначале надо влезть на дерево… Как быть, ведь лазить на деревья Эмиль никогда не умел. Хорошенькое дело!..

4. Неожиданная помощь

На следующий день Рацек предоставил ребятам почти на полдня свободу. Они разлетелись, как стая воробьев, только Зика остался на берегу и застыл там, подставив лицо солнцу. Сзади казалось, что прямо на плечах Зики сидит черная лохматая шапка.

Так, по крайней мере, думал Эмиль, когда он издали смотрел на Зику. Правда, он знал, что на другой стороне этой шапки хмурятся Зикины лохматые брови. И еще Эмиль знал, что сейчас он подойдет к Зике и выложит ему все начистоту, а тот лишь наклонит голову и посмотрит на него, как через очки.

Правда, Эмиль не знал точно, что ответит ему Зика, и это его страшно волновало. Но тут к Зике подошел Аква и тоже поднял свое круглое лицо к солнцу: теперь они оба стояли молча, неподвижно и так спокойно, как этого не умел никто иной из ребят, кроме них, исключая, может, Франту-Мышку. Но Франта не принадлежит к разряду таких сильных ребят и, значит, таких спокойных.

Наконец Эмиль решился.

— Знаете, ребята, — начал он заикаясь, — завтра у нас соревнования, а я влезать на деревья совсем не умею…

Зика и вправду посмотрел на Эмиля, словно через невидимые очки:

— Я однажды тебя видел на сливе.

— На это-то дерево я залезу, особенно если оно низкое и на нем сливы. Но на сосну…

— Что ж, хорошо, — кивнул Аква, он уже тоже смотрел не в небо, а на Эмиля.

— Наоборот, ребята, совсем плохо…

— Хорошо, что ты нас предупредил, — пояснил Зика. — Потому что до завтра тебе надо научиться.

— Вот и я об этом, — взволнованно ответил Эмиль. — Но как?

Аква повернулся к Зике и взъерошил свои волосы.

— Ну, что скажешь? Возьмем его в ученики!

Зика почесал за ухом. Затем кивнул в знак согласия:

— Все равно нам надо тренироваться. И хорошенько!

— Но только абсолютная тайна! «Альбатросы» наверняка вышлют разведчика.

— Ну и пусть! — беспечно отозвался Эмиль.

Он и вправду не понимал, почему им нужно скрываться. Но, наверное, Зика с Аквой знают, почему. И он невольно понизил голос:

— Выставим караул. Только помогите мне. Впрочем, это в интересах всей «Утки». Уж если вы меня приняли…

— Конечно, — согласился Аква. — Мы не дадим им выиграть. С тобой займется Стракош.

Эмиль стоял пораженный.

— Почему Стракош?

— Потому что он влезает лучше всех, — уточнил Аква. — Пошли. Соберем команду и выберем место.

Когда Стракошу сообщили, что Эмиль не умеет лазить на деревья, на его длинной физиономии появилось выражение, которое словно говорило: «Думаете, для меня это новость?» Потом он смерил Эмиля взглядом с головы до ног, словно видел его впервые:

— Кто твой отец?

Эмиль не знал, что и ответить. Ведь Стракош знает, что отец у Эмиля кровельщик, ну чего он его разыгрывает!

— Лазить по деревьям или по крышам, две разные вещи. Хотя я кровельщиком быть не собираюсь.

— Понятное дело. Ведь ты будешь астрономом.

— Сейчас не об этом речь, Стракош, — перебил его Аква. — Нам нужно, чтоб ты научил его лазить.

— Понятное дело, — снова повторил Стракош.

Он покосился при этом на Эмиля, и Эмиль знал почему. Он сразу покраснел и отвел глаза.

— Стракош, ты же знаешь, — продолжал Аква: — «Один за всех, все за одного».

— Ну конечно, если все настоящие товарищи.

— А разве мы не настоящие? — удивился Аква.

Он не понял, что хотел сказать Стракош. Но зато Эмиль понял Стракоша великолепно. Он смотрел не отрываясь на свои босые ноги и знал, что надо ему сказать: «Да, это я перевернул лодку, я, а не Виктор. Я свалил все на него, а теперь сам переживаю…» Но как в этом стыдно признаться!.. Очень стыдно!

Минуту стояла тишина. Наконец Эмиль усилием воли взял себя в руки и поднял голову. Но Стракош уже смотрел куда-то в сторону, и Эмиль так ничего и не сказал.

— Ну, пошли? — позвал Зика.

— Пошли.

Довольно скоро они отыскали удобное местечко в самом дальнем конце лагеря, как раз напротив реки. Здесь несколько сосен и буков затерялись у воды, образовав довольно густой лесок. Но, по-видимому, Стракош не испытывал ни малейшего желания приниматься за обучение. Виктор не выдержал:

— Смотри на меня, Эмиль. Неплохая белочка, а?

И Виктор довольно сносно стал карабкаться на дерево.

— Белка бы, конечно, умерла со смеху, — сказал Стракош. — Эх, да ладно, начнем. Давай, Эмиль, лезь теперь ты.

— Да покажи ты ему сначала, — потребовал Аква.

— Вот так, Эмиль, смотри, — Виктор уже спустился на землю и теперь, подняв руки над головой, стал вертеть ими и перебирать, словно он раскачивал колокол и одновременно танцевал вприсядку.

— «Вот так»! — передразнил его Стракош. — Что мы, учим его вприсядку плясать?

Он легонько хлопнул Виктора по плечу, отчего Виктор растянулся на земле. Но, даже не поглядев в сторону поверженного приятеля, Стракош поплевал себе на ладони, покосился на дерево, словно гусак, одним глазом, и вот он уже взбирался на дерево, перебирая своими журавлиными ногами и руками, и без видимого напряжения поднимался все выше и выше.

— Лезь за мной! — закричал он вниз.

У Эмиля застучало сердце. Он подошел к буку, гладкая кора которого отливала серебристым блеском, обхватил его и приподнялся на метр от земли.

— Да лезь же! — кричал Стракош сверху; в приливе энтузиазма он даже сдернул берет с макушки и замахал им в воздухе: — Лезь, тысяча уток!

— Тысяча уток! — откликнулся Аква и, обхватив второе дерево, медленно, но верно стал карабкаться вверх.

Все это время Эмиль, скорчившись, сидел на дереве в метре от земли, не зная, как поступить дальше.

Он повторял себе, что должен подтянуться выше и подтянуть за собой ноги, но решительно не мог этого сделать. Он совсем обессилел и слышал только биение своего сердца, стучавшего — тук-тук, словно дятел по стволу.

— Лезь, говорят тебе! — услышал Эмиль голос Зикмунда.

— Не могу!..

— Струсил! — кричал сверху Стракош. — Лезь, или я тебе покажу, где раки зимуют!

— Подожди, я его подсажу! — предложил Виктор. — Ну-ка, раз-два!

Но помощь Виктора не исправила дела.

— Братцы, ну и тяжеловат он, даже не поверите!

— Подсадите его вдвоем! — скомандовал Аква со своего дерева.

Снизу он походил на большую обезьяну, которая вот-вот начнет бросаться кокосовыми орехами.

Зикмунд поднатужился:

— Так, раз!..

Но слово «два» у него застряло в горле, так как совсем рядом раздался громкий хохот. Виктор оглянулся и увидел Ондру.

Ондра тихо взобрался на последнее дерево и, поудобнее усевшись, орал во все горло, так широко раскрыв рот, что были видны все его тридцать два зуба.

— «Альбатросы»! Сюда! Глядите, как «утята» тянут эту крысу на дерево! «Альбатросы», скорей сюда!

Зикмунд буркнул что-то себе под нос злое и бросился к Ондре. Но Ондра мгновенно съехал с дерева, как по канату, и помчался к лагерю.

— «Альбатросы», быстрей!

— Вперед! — закричал и Аква.

Недолго думая он тоже соскочил с дерева и помчался за Ондрой, а вместе с ним Зика, Виктор и Стракош. Только Эмиль остался на месте: он-то знал, что Ондру все равно не догонишь.

Впрочем, и Аква знал об этом. Но ему хотелось отогнать Ондру как можно дальше. Преследователи бежали за Ондрой почти до самых палаток, пока наконец Аква не дал команду отступить:

— Назад! Ты, Виктор, будешь в дозоре! Они нас больше не застанут врасплох.

Ребята вновь вернулись в лесок, но Эмиля нигде не было видно. Он как в воду канул.

Когда «утята», преследовавшие Ондру, пропали из виду, Эмиль опустился на землю и бессмысленно уставился на двух муравьев, волочивших в траве огромную веточку.

Мысли его разбежались в разные стороны, как эти два муравья, когда он их потрогал стебельком. Неужели он никогда не научится лазать на деревья? Если б это было и вправду что-нибудь особенное, а то ведь так, ерунда! В деревне это умеет любой малыш. «Нет, я обязательно научусь. И даже намного лучше, чем всякие там Стракоши. Вот увидите, на самую верхушку заберусь, куда даже птица не залетает!..»

Эмиль улыбнулся. Он уже мысленно увидел себя на этой верхушке. Вот он слегка покачивается и машет рукой тем, которые стоят внизу, удивляясь и замирая от страха. К чему тревожиться? Разве с Эмилем что-нибудь может случиться? Он парень что надо! Ему все нипочем.

Тут Эмиль пришел в себя и снова помрачнел. Ему сразу опротивел этот выдуманный геройский парень. Обман, сплошной обман! Ничего не делается так просто и легко, сколько ни сиди под деревом и ни выдумывай всякие небылицы. Ведь только в сказках можно за секунду поставить хоть десяток мировых рекордов. А в жизни теряешь весло, перевертываешь лодку да еще сваливаешь все на Виктора. И правы «альбатросы», называя его растяпой…

Эмиль порывисто встал, готовый к решительным действиям, но… ограничился тем, что затопал в ярости ногами, точно капризный ребенок. Нет, они неправы! Они просто черствые, бесчувственные, вечно орущие на него чудовища. Так покажи же им себя, даже если об это дерево тебе придется ободрать всю кожу!

В эту минуту кто-то коснулся его плеча. Он резко повернулся. Перед ним стоял один из «альбатросов» — Франта-Мышка.

Вид у него был очень взволнованный. Выгоревшие волосы падали на лоб, а когда он заговорил, голос у него дрожал:

— Пошли!

— Куда? — спросил пораженный Эмиль.

— Наверх! Живо!

Если бы не это слово «живо», Эмиль бы не повиновался. Он не верил «альбатросам», никому из них, но эта команда напомнила ему вчерашний день и те волнующие минуты, когда они вместе с Франтой ловили рыбу, совершенно забыв, что они принадлежат к двум враждебным командам. Эмиль встал и пошел за Франтой.

Все дальнейшее произошло в абсолютной тишине. Франта-Мышка пробежал мимо леска и стал взбираться на скалы, походившие на громадные башни с выпуклыми стенами. Перед глазами открылась расселина с сохранившейся там каким-то чудом землей, на которой росло несколько деревьев и кустарников. Туда и направился Франта.

Франта лез быстро, но так тихо, что Эмилю было слышно только его собственное дыхание и хруст сломанных веток. Если бы он не видел Франту перед собой, то подумал бы, что он здесь один-одинешенек. Франта-Мышка вел его с уверенностью человека, идущего сюда не в первый раз. Наверняка Франта уже с утра разведал окрестности на свой собственный страх и риск.

«И что ему нужно от меня?»

Нагнав Франту на верхушке скалы, Эмиль не сразу отдышался.

— Чего ты от меня хочешь?

— Знаешь, я научу тебя лазать на деревья, — ответил Франта, отвернувшись, словно он стыдился своего доброго дела.

Эмиль от удивления даже стал заикаться.

— Меня уже учили… пробовали.

— Да разве так учат? Я же видел.

Эмиль опустил голову и большим пальцем босой ноги стал выковыривать в земле ямку. Значит, эти двое с «Альбатроса», Франта и Ондра, шпионили за ними, а «утята» ничего не знают. «Утята» просто слабые противники для «Альбатроса».

— Они тащили тебя наверх, как мешок с отрубями, — продолжал Франта-Мышка, — а это глупо. Ведь каждый может лазить, только не надо бояться. Тут как на воде, ясно? Нельзя бояться высоты. Дерево тебя не отпустит, если не отпустишь его ты.

— Да я не боюсь, — защищался Эмиль.

— Ну тебя! — махнул рукой Франта. — Я вчера в воде тоже так думал. Ты даже не знаешь! Это что-то такое… что-то внутри тебя, что ты должен преодолеть. Ну, пошли, дерево тебя не съест.

Они остановились. Здесь, в расселине, было много деревьев, целый лес, уходящий в бесконечную даль. Нигде среди деревьев не пробивался яркий свет, только в одном месте было светлее, там, где скалы спускались к лагерю и к реке.

— Если пройти немного дальше, то мы попадем прямо в девчоночий лагерь. Давай лучше останемся здесь, — предложил Франта.

— Ага, здесь мы в полной безопасности, — согласился Эмиль.

Он уже чувствовал себя лучше. Здесь он в безопасности, и рядом с ним только Франта-Мышка. Никто их тут не найдет и не поднимет на смех.

— Ну, лезь! — скомандовал Франта.

Эмиль снова обхватил ствол и прижался к нему всей грудью. Сердце опять застучало, словно дятел носом по дереву, и все-таки это было совсем иное чувство.

— Я уже не боюсь, — сказал он вслух, пожалуй, больше для самого себя, чем для Франты, и стал карабкаться вверх, медленно и спокойно.

Вскоре ему показалось, что он взобрался уже слишком высоко.

— Ну как, хватит? — крикнул он Франте.

— Лезь дальше! — потребовал Франта. — Не спускайся, я под тобой.

Эмиль взглянул вниз, и силы сразу покинули его: тело, руки, ноги — все стало каким-то чужим.

— Я больше не могу!

— Можешь! — хладнокровно настаивал Франта-Мышка. — Ну, наступи мне на голову и отдохни.

Эмилю вдруг стало ужасно смешно: он будет стоять у Франты на голове, а Франта сам висит на дереве.

— Нет, ты лучше слезь, — едва выдавил он из себя сквозь смех. — Я начну снова.

— Это и есть твоя ошибка, — заметил Франта, стоя уже под деревом. — Тебе нужно было лезть дальше, а не останавливаться на полдороге. Раз остановился — значит, все, конец. Когда я сам залез первый раз…

Но Эмиль уже снова обхватил дерево, теперь он не думал о сердце, не слышал его стука. Он стиснул зубы до боли и посмотрел наверх, где, как казалось ему, в бесконечной высоте, качалась первая ветка. «Доберусь», — сказал он себе. — Теперь буду молчать и ни разу не посмотрю вниз, не открою рта.

И он полез. Он чувствовал во рту какой-то сладковатый привкус и понял, что это кровь. Теперь он думал только о ней. Он старался глотать ее, чтобы она не текла по подбородку, но зубов так и не разжал. «Ну что ж, эта ветка стоит нескольких капель крови», — размышлял он.

А ветка все качалась, и что-то на ней сухо шелестело. «Может, она сухая и сломается, как только я за нее схвачусь?» — пришло ему в голову.

Тут силы снова покинули Эмиля. Он почти доставал до ветки, но лезть дальше не хватало сил.

— Отлично! — подбадривал его снизу Франта.

Эмиль не отвечал. Он висел на дереве, как зрелый плод, и ждал только момента, когда наконец можно будет упасть. «Падалица!» — обозвал он себя мысленно.

Он открыл рот. «Ну и пусть кровь течет сколько угодно. Пусть, все равно упаду. Ондра снова захохочет, а Карлик скажет, что я…»

Он так и не додумал, что скажет Карлик, и снова полез дальше, сам не понимая, почему силы вернулись, если еще всего минуту назад он был как выжатый лимон. Вот уже до ветки можно дотянуться, но он не протянул к ней руки. Нет, он лез дальше. Выше торчала вторая ветка, которая не потрескивала. «Теперь туда», — приказал он себе.

Он уселся на нее и взглянул вниз на Франту-Мышку, который с этой необыкновенной высоты выглядел муравьем.

— Ну, а теперь ты ползи ко мне!

Но Франта вскарабкался только на нижний сук и преспокойно уселся там. Сук не подломился и даже не хрустнул. Оказывается, он совсем не сухой. Ну конечно, как ему быть сухим, если он весь в зелени!

— Франта! Ну какой же я осел!

— Как и я в воде!

Они висели в воздухе друг над дружкой, и дерево медленно покачивало их из стороны в сторону, точно вода, испытывая силы пловцов. Они не чувствовали страха, и дерево покорилось храбрецам.

— А ты сумел бы еще разок?

— Левой ногой! — захохотал Эмиль и в доказательство поболтал в воздухе именно этой ногой. — Давай спускаться!

— Только смотри, — прошептал Франта, когда они слезли вниз, — нашим ни слова! Еще скажут, что я предатель.

Эмиль помолчал.

— Ага! — вздохнул он также тихо. — Так вот почему ты позавчера в Пршибеницах от своего отказывался! Ты же прекрасно слышал, о чем я говорил с хозяином.

Бледные щеки Франты полыхнули румянцем. Но он ничего не сказал, повернулся и отошел неслышно, как настоящая мышка.

5. Тайный поход

Эмиль все еще сидел наверху. В голове взметнулся целый рой мыслей, взметнулся как-то сразу, хаотически, и ему хотелось в них снова разобраться, просеять словно через сито и продумать не спеша одну за другой. Он спустился и медленно зашагал по гребню скалы, вниз по течению, стараясь обойти лагерь девчонок. Теперь он видел его отчетливо. Три палатки примостились далеко внизу, около них суетились на траве большие «мухи». Одну из «мух» он сразу же узнал по светлым волосам и характерным движениям — это была Ивана. Он чуть было не помахал ей рукой. Но тут голову подняла Даша — даже отсюда видна ее черная рамочка из волос, — и рука Эмиля непроизвольно скользнула вниз.

Он повернулся и медленно побрел к тому самому месту, где они только что были с Франтой. Спускаться вниз было гораздо легче. Но, очутившись под скалами, он сразу же низко пригнулся и укрылся за последними деревьями. «Альбатросы»!..

От лагеря, то и дело беспокойно оглядываясь по сторонам, торопливо крались Ондра и Румик.

Эмиль невольно затаил дыхание и теснее прижался к дереву. Их несколько странное поведение подсказывало, что лучше пока остаться невидимым и неслышимым.

Вот они уже подкрались совсем близко. Ондра что-то горячо объясняет, и его хохолок над лбом при каждом шаге подпрыгивает в знак утверждения. На Румике белая майка, из которой, точно живые ветки, высовываются смуглые руки.

Вот они уже проходят рядом, не переставая о чем-то рассуждать. Они даже не подозревают, что их могут подслушивать.

— …Если я сказал, что буду там ночевать, значит так оно и будет! — хорохорился Ондра.

— Так ты же сегодня дежурный, — возразил Румик.

— А завтра нет…

Они прошли мимо. Эмиль осторожно пополз за ними следом, не в силах удержаться от искушения. Узнать какую-то тайну было слишком заманчиво.

Пока его закрывали деревья, ползти было сравнительно легко. Но вот он выбрался на край леса, тут пришлось ползти по открытой местности, и Эмиль убедился, что следить за «альбатросами» незаметно — вещь хитрая и почти невозможная. Но ему же совершенно необходимо узнать, что, собственно, задумали «альбатросы», о каком же ночлеге они договаривались…

Эмиль на мгновение замер под деревом, а затем неслышно пустился за заговорщиками. Как хорошо, что он был осторожен! Ондра и Румик подошли к месту, где кончался луг, наглухо закрытый со всех сторон скалами, и остановились, отыскивая дорогу дальше. Эмиль не слышал, о чем они говорили. Он нырнул в траву и чуть-чуть, чтобы лучше видеть, приподнял голову.

Румик что-то говорил, по-прежнему размахивая руками, но Ондра, видимо, был сыт по горло его болтовней. Он спокойно повернулся и стал не спеша взбираться на скалу над рекой.

Так, значит, Ондра намерен взобраться на скалу, на самую верхушку, и по самой трудной дороге, причем прямо над рекой. Нет, кажется, он ошибся. Ондра отыскал тропинку, вернее стежку, вырытую в скале, и сейчас, почти на высоте метра над рекой, пошел вниз по течению. Румик последовал за ним, и теперь Эмиль мог без опасений подойти ближе. Он даже выпрямился во весь рост и уселся на прибрежных вербах: у его врагов нет времени оглядываться.

В этом месте река делала крутой поворот, и Эмилю, который сидел на внешней стороне этого колена, было видно все, как из ложи театра. Сначала Ондра и Румик карабкались медленно, лицом к скале, цепляясь за каждый выступ. Метров через десять они выбрались к ущелью между двумя скалистыми громадами. Это был склон, похожий на тот, по которому совсем недавно Эмиль с Франтой-Мышкой вскарабкались на макушку скалы. Такой же широкий, но голый, почти без леса. Он устремлялся вверх, и на нем только чудом удержалось несколько кустиков.

«Альбатросы» ловко перебрались через склон. Но наверх залезть не отважились. Эмиль даже испугался: действительно, это слишком опасно. Но вот они двинулись вперед, и он моментально разгадал их замысел.

Пещера над рекой!

Теперь он видел ее совершенно отчетливо. И, хотя она только чернела в скале, словно темная точка, ее нельзя было спутать ни с какой расселиной или пропастью. Две сосны стояли возле нее, точно часовые: одна — похожая на свечку, а вторая — согнутая, словно вешалка для шляп. «Свечка» росла под пещерой, очевидно, на тропинке, по которой сюда пробрались «альбатросы», а вешалка высовывалась несколько выше, именно там, где ей и полагалось быть, чтобы при входе в пещеру на нее повесили шляпу.

Так про себя раздумывал Эмиль и на минуту даже выпустил из поля зрения тех, за кем следил. Тут он вздрогнул: у входа в пещеру виднелся только один из заговорщиков. Ондра исчез.

Эмиль рот раскрыл от удивления. Спину щекотнул неприятный холодок. Только теперь до него дошел истинный смысл услышанных слов: «Я буду там ночевать…» Он даже вздрогнул. Ничто на свете его так не страшило, как загадочные ямы в недрах земли.

Пока над тобой небо — и на душе легко. Даже и на деревьях менее страшно, впрочем, их уже Эмиль не боялся. Но узкие, незнакомые, мрачные пещеры… Кошмар!

А Ондра решил именно там провести ночь. И даже, кажется, Румик… Нет, Румик остался снаружи, хотя вот Ондра высунул голову и, очевидно, зовет его внутрь. Но Румик не изъявил желания. Эмиль готов был присягнуть, что он даже издали видел усмешку Ондры. Как он себе ее хорошо представляет, эту усмешку! Он знает ее до мельчайших подробностей. Даже его слова он мог бы сейчас повторить, хотя он их не слышит.

Но тут «альбатросы» отправились в обратный путь, и Эмиль вскочил на ноги. Теперь это можно сделать без опасений.

Оба «пещерных человека» карабкались, повернувшись лицом к скале, и, конечно, не заметят его, даже если он будет кричать или махать руками. Эмиль неторопливо встал и отправился в лагерь. Правда, и сейчас ему было жутковато при воспоминании о пещере, но вскоре мысли о ней вытеснило другое происшествие.

Возле лодок сидели «утята». Едва завидев Эмиля, они яростно замахали руками. А Виктор даже бросился навстречу:

— Куда ты делся? Мы тут просто с ног сбились, искали тебя. Знаешь, мы собираемся в тайный поход!

Эмиль удивленно оглянулся. Зикмунд большим сверлом спокойно провертывал в корме «Утки» отверстие для гвоздя, чтобы привязать лодку с двух сторон. Он это видел на лодке девчонок и решил позаимствовать добрый опыт. Посоветовавшись с Рацеком, он принялся оборудовать добавочными гвоздями обе лодки. Он был «механиком и ремонтником» похода и таскал с собой коробки с инструментом и вообще со всем, что могло пригодиться в пути. Аква, сидя на корточках, задумчиво жевал бутерброд с маслом. Стракош уселся на землю, скрестив ноги, точно какой-то восточный божок. В руках он держал наполовину очищенное яйцо вкрутую.

— Где ты пропадал? — спросил он нетерпеливо. — Мы тут советуемся, надо что-то такое устроить, чтобы на соревнованиях нас не побили.

— Да мы же все умеем!

— Болтать языком ты умеешь, — изрек Стракош. Он подбросил на ладони яйцо, как мяч, и, по-видимому, был весьма доволен собой. Определенно он что-то задумал.

— А что, если продырявить «альбатросам» лодку?

— Как это? — оторопел Эмиль.

— Сверлом, — захохотал Стракош и указал на сверло в руках Зикмунда.

У Эмиля вспыхнули уши.

— Перестань меня разыгрывать!..

— Стракош уже все придумал, — прошептал с таинственным видом Виктор. — Только не хочет ничего объяснять.

— Скоро все сами увидите, — объявил Стракош с легкой усмешкой. — Принесите-ка мне подушки.

— Какие подушки?

— Обыкновенные, на которых спите, — пояснил Аква; очевидно, он уже был во все посвящен.

Виктор покраснел:

— Да у меня шелковая… Мне ее мама сделала…

— …из остатков, — закончил Стракош понимающе. — Возьми надувной круг, обойдемся.

— А куда мы поплывем? — спросил Эмиль.

Стракош постучал яйцом по коленке:

— Против течения, и очень важно, чтобы «альбатросы» не бросились за нами в погоню.

— А как вы все устроите?

— Уже все устроено, — усмехнулся Аква, — об этом можете не заботиться. Бегите, собирайтесь…

Эмиль оторопело мотнул головой. Ох, не слишком ли сегодня много этих тайных походов! Эмиль шмыгнул носом и сплюнул кровь, которая еще до сих пор сочилась из обкусанных губ.

Стракош заметил это.

— Ого! А у тебя все зубы на месте? С кем это ты сражался?

Эмиль принужденно засмеялся:

— Да… с одним там Эмилем!

И он отправился к лагерю, не переставая смеяться. Ну и вытаращил же Стракош глаза! Не иначе, подумал, что я совсем рехнулся. Но что правда, то правда: я сражался с Эмилем. С тем самым, что как огня страшился деревьев и высоты. Ну и отделал я его!

Он порылся в палатке, отыскивая подушку. Потом вернулся к лодкам и задумался: сказать или нет «утятам», что он уже умеет влезать на деревья, или сохранить тайну до самых соревнований, а потом поразить всех? Да, лучше второе. Ну погоди, ты еще вытаращишь глаза, Стракош! Посмотрим, как твоя беретка свалится с макушки!

Наконец, они сели в лодку. Виктор — в обнимку со своим кругом, который он тащил за собой от самой Праги специально для того, чтобы поплавать с ним в воде. Вот уж вправду самоотверженная душа, хотя и ходит всегда с таким ленивым видом…

— Раз-два! — скомандовал Аква.

И они взмахнули веслами.

Не успели «утята» отчалить от берега, как на берегу засуетились «альбатросы». Конечно, они сразу же обнаружили исчезновение соперников, но объяснили это только тем, что «утята» решили потренировать Эмиля.

— В погоню! — приказал Румик. — Вот будет потеха!

— Мы тут не для потехи, — охладил его пыл Карлик. — Но, конечно, мы поплывем за ними… Надо же знать, что они там задумали. Скорее!

«Альбатросы» бросились к лодке и застыли в изумлении: весла исчезли, а вместо них на дне лодки белел маленький листок бумага с невероятно странным текстом: «Влево вправо вверх вниз — 153588».

Что за дурацкая шутка! Значит «утята» спрятали весла и оставили зашифрованное письмо…

— Тысяча альбатросов! — взорвался Карлик.

Лицо его побагровело. Ну и ловко же его надули. «Ну ничего, я мигом раскушу этот орешек».

Однако все оказалось не так-то просто, и они потеряли массу времени, ломая себе голову, с чего же начать. Наконец Патичка решил: четыре явно противоположных друг другу слова означают четыре участка пути к веслам. Франта-Мышка высказал предположение, что большое число, очевидно, обозначает длину отдельных участков и его необходимо разделить на четыре части. Но как?

Когда они повернулись лицом к реке и побежали налево, то убедились, что они упрутся в реку, где, конечно, весел нет и в помине. Тогда они повернули назад и начали пробовать различные комбинации цифр.

Все чувствовали, что они на правильном пути, всех охватило приятное волнение, точно дело шло об охоте на таинственных зверей.

А добыча все ускользала и ускользала. Наконец Румик после целого ряда безрезультатных опытов напал на правильное сочетание цифр. Он отсчитал пятнадцать шагов влево, затем тридцать пять вправо и очутился в самом углу поляны, под высокой сосной, в кроне которой покачивалось что-то желтоватое.

— Вот они! Восемь метров наверх! Зачем же они написали восемьдесят восемь?

— Узнаю «утят»! — проворчал презрительно Карлик. — Даже шифрованное письмо и то не умеют составить.

Но когда он влез на дерево, то обнаружил в кроне всего лишь четыре весла. Тщетно он оглядывался по сторонам. Пятое весло исчезло. Карлик обрушил на голову «утят» град самых страшных проклятий. Где же конец этим загадкам?

— Назад! Не вверх, а вниз восемь метров, — спохватился Ондра.

Вот в чем дело!

Прямо под деревом лежало последнее весло, прикрытое сверху дерном. Оказывается, шифр не обманул и «утята» оказались далеко не так глупы, как думал Карлик. Когда же они приподняли весло, то убедились, что оно крепко-накрепко привязано к колышку, глубоко вбитому в землю. Пришлось долго повозиться, пока весло отвязали, и тут под ним обнаружили еще записку с небольшим рисунком.

— Похоже на нос, только с кружочком, — недоумевал Румик. — Что бы это означало?

— Что нас провели за нос! — буркнул со злостью Карлик.

— Вперед! — не унимался Ондра. — В погоню!

Но не успели они добраться до берега, как на реке появилась «Утка». Она уже возвращалась! Никто из ее команды не проронил ни единого слова. В гробовом молчании они пристали к берегу — пятеро соперников с окаменелыми лицами.

«Альбатросы» тоже молча созерцали это немое таинственное шествие.

После обеда приплыли девчонки, и Рацеку вдруг на один короткий момент показалось, что их сопровождает не Магда, а кто-то чужой… Магда распустила волосы, и лицо ее изменилось до неузнаваемости.

— Просто поразительно, сколько талантов в тебе скрывается! — вздохнул Рацек. — Из тебя бы получился отличный парикмахер.

Она засмеялась. Таланты ее были действительно неисчислимы. Начала она с простой швеи, но очень быстро стала лучшей мастерицей пражских заводов одежды, а потом за невероятно короткий срок овладела и сложным искусством закройщицы. И вот тут-то и проявилось ее необычное художественное дарование: в свои неполных двадцать лет она стала подлинной звездой отделения мод, а на последнем международном конкурсе в Будапеште две из ее моделей получили даже вторую премию. Несомненно, они получили бы первую, если бы демонстрировала их Магда сама. Так, по крайней мере, рассуждал Рацек, наблюдая за ее легкой, стройной походкой и непринужденными движениями.

«И это обязательно случится, — решил он. — Она обязательно что-нибудь придумает, скроит, сошьет, сама продемонстрирует и всех за пояс заткнет. Чертовски славная девушка!»

На поляне уже собрались ребята, и Виктор сделал рукой широкий галантный жест: «Проходите, проходите, девочки, занимайте места!» — словно приглашал не на поляну, а в столовую или зрительный зал… Впрочем, это было не так далеко от истины, ибо Рацек решил начать сегодня лагерные лекции. Еще утром он разработал программу и теперь сразу же приступил к занятиям. Темой первой беседы была загадочная вещь — «азимут». Он кратко пояснил, что азимут — это угол между направлением на север и каким-либо предметом, лежащим в окрестности. Но мальчишки пока еще ровным счетом ничего не поняли. Тогда Рацек достал компас и повернул его так, что конец магнитной стрелки стал точно на нуле.

— Вот там север, это вам всем ясно, — начал он. — А теперь, к примеру, мы определяем азимут вон того дерева, на противоположном берегу. Мы поворачиваемся к нему, поднимаем компас к глазам — причем он должен быть поставлен так, чтобы Северный полюс был направлен к нулю, — и поворачиваем стрелку так, чтобы она точно показывала на наше дерево. Ну, а теперь просто рассчитываем по шкале угол, или азимут.

Ребятам не терпелось попробовать самим, и Магде пришлось дать всем по очереди свой компас и объяснять назначение азимута; азимут нужен для определения направления дороги в плохо просматриваемой местности, для определения основного направления по карте, для нахождения угла на местности и других необходимых вещей. Ребята с увлечением вертели в руках компас, и вскоре измерение азимута казалось им таким пустячным и легким делом, что Ондра счел нужным насмешливо заметить:

— Измерять компасом — пара пустяков. А вот без компаса…

— Вот-вот! — торопливо поддакнул Румик. — Вот в чем фокус.

— Господи боже мой! — всплеснула руками Магда. — Вы двое мне все время напоминаете одного человека!

— Кого? — засмеялся польщенный Румик. — Какого-нибудь изобретателя?

— Как знать, — вздохнула Магда и свернула разговор на другую тему. А потом неожиданно спросила Рацека: — Ты еще помнишь Иржи Оржеха?

Нет, Рацек решительно не мог припомнить этого имени, и Магда хлопнула себя по лбу.

— Ах да! Ведь мне тогда не было и тринадцати лет и мы еще не были знакомы…

— А что же случилось с Иржи Оржехом? — прервал ее Румик, изнывая от любопытства.

— Ну, об этом долго рассказывать.

— Тем лучше! — проговорил Виктор, усаживаясь с блаженным видом на земле, точно в театре перед открытием занавеса. — Ребята, сейчас мы кое-что услышим! А приключения там есть?

— А как же! — засмеялась Магда. — Самые настоящие!

И, заметив, что все с нетерпением уставились на нее, начала свой рассказ.

6. О ребятах, которые ловили тигров, управляли реактивным самолетом и жарили медвежьи лапы

Однажды — пять или шесть лет назад, когда я еще была не вожатой, а самой обыкновенной девчонкой, ну, как, например, Зузка или Даша, — я проводила каникулы в лагере на верхней Влтаве.

Надо отдать должное: это был замечательный лагерь, но только постоянный, то есть мы жили в деревянных домиках. Но во всем остальном он был похож на наш лагерь здесь, на Лужнице. Сзади тянулся лес, на берегу зеленели вербы, а у самого лагеря текла река, по которой ходили каноэ и байдарки. Тогда уже стали появляться и плоскодонки. Но к нашей поляне никто не причаливал, на нее имели право только мы.

И вот однажды — черт бы побрал этот день! — к нам пристало каноэ с двумя мальчишками, братьями. Конечно, они были не одни, а с отцом. Его звали Вилем Оржех. Он хорошо знал нашу вожатую, ну вот как я Рацека. Оба были заядлыми спортсменами. Впрочем, это так, к слову… Для нас, девчонок, главными героями были эти двое братьев: Иржи Оржех и Вашек Оржех — так их звали. Они оказались очень воспитанными ребятами! Вежливо представились, и, пока их отец вместе с нашей вожатой и другими девочками ходил в деревню за молоком, Иржи с Вашеком присели с нами на берегу и принялись рассказывать, что они направляются из Писека в Прагу, что они умеют грести и проходить через шлюзы, что они уже понюхали лагерной жизни и не раз несли дозор ночью в глухом лесу и вообще ничего на свете не боятся. Болтают, болтают, — а истории все одна другой необычнее, — и чем больше они мелют языком, тем громче мы, девчонки, ахаем, а мальчишки в наших глазах становятся чуть ли не героями…

А тут они признались, что оба уже побывали несколько раз в Индии, охотились там на тигров. Затем они сказали, что где-то летали на реактивном самолете и сами им управляли и что как раз недавно они устроили лагерь в девственном лесу и у них было много хлопот с медведем, который бродил возле их палатки. Но они его поймали и зажарили его лапы. Вот это, дескать, вкуснота!

Представляете себе, как мы вытаращили глаза и навострили уши. «Ах!» да «Ох!» «А что было дальше! Что потом!» А ребята так разошлись, что решили охладить свой пыл и искупаться. Первым прыгнул в воду Вашек — он сидел в трусиках.

— Смотрите, олимпийский чемпион! — крикнул он. И — бултых…

Надо сказать, прыгал он, как заправский спортсмен, и плавал, как рыба! Мы даже захлопали ему.

Но этого его брат Ирка Оржех не мог вынести.

— Ну, ну, — проворчал он. — Не очень-то задавайся! Прыгнуть в воду в трусиках — это ерунда. Каждый может. А вот вы прыгните в спортивном костюме, как я. Глядите!

И честное слово, разбежался, оттолкнулся — и как был в спортивных брюках, так и плюхнулся в реку…

Плюхнулся, точно пень в воду. Потом наступила тишина, только под водой что-то забурлило, точно там Ирка боролся с акулой. Мы даже перепугались, уж не утонул ли он… Но смотрим — вынырнул. Но не весь. Только голову высунул, глаза вытаращенные, испуганные, мы даже прыснули со смеху.

— Эй, что там натворил?

— Тебя вода щекочет?

— Там крокодил?

А Ирка Оржех точно воды в рот набрал: сидит в воде, только отчаянно таращит глаза.

— Что с тобой, Ирка? — проговорил Вашек, который уже вылез к этому времени на берег.

— Ничего, — зашептал Ирка, — только ты прогони девчонок. Скорее!

Ну, мы — вполне понятно — и не собирались уходить. Всем хотелось знать, что это там такое интересное произошло с Иркой. Когда Вашек накинулся на нас, размахивая грязной веткой, мы отступили всего лишь на несколько шагов. Потом еще немножко. А сами друг другу глазами знаки делаем. В общем, пока мы отступали, делая вид, что все же хотим прорваться через блокаду, одна из нас — Зора — незаметно сзади пробежала через лес к реке и подползла по вербам к Ирке.

Ну и ловка была эта Зора! Она умела подползать точно разведчик — тихо-тихо, только на локтях и на носках. Змея и та не подползла бы тише и незаметнее! Ирка в воде ничего не подозревал, а Вашек снова вернулся на берег, не зная, что его подкарауливает шпион. Братья переговаривались громко, и Зорка слышала каждое слово.

— Ты что, рехнулся? — возмущался Вашек на берегу. — Почему не вылезаешь из воды?

— Не могу, — захныкал Ирка, — у меня порвались трусики. Кажется, за ветку задел или за что-то еще, ну прямо сверху донизу. Сбегай принеси мне запасные, иначе я тут окоченею.

— Ой-ой! — застонал Вашек. — А папа отнес все мешки с вещами к дому, а там эти чертовы девчонки. Как бы проскользнуть незаметно?

— Иди на хитрость, черт возьми! — сказал Ирка. — Придумай военную хитрость, и дело в шляпе!

— Легко сказать! — пробормотал Вашек, но все же бросился к дому.

Итак, Зорка теперь была в курсе дела. Она отползла окольным путем к нам, чуть подмигнула, и мы набросились на Вашека в тот момент, когда он рылся в мешке.

Вашек отбивался, как лютый тигр, честное слово! Да только бесполезно — нас было больше, и скоро Вашек валялся в доме, связанный по рукам и ногам: и мы еще вдобавок пригрозили ему: будешь орать — обстрижем вихры. Зорка рассказала все услышанное на берегу, мы так и повалились от хохота: «Вот это да!.. Хотел пофорсить, а теперь торчит в воде с разорванными штанами!»

Потом, изобразив на лице ледяное спокойствие, мы двинулись толпой на берег, к Ирке.

— Ой, а где же Вашек! — захныкал он, завидев нас.

— Разве ты не знаешь? — говорю я. — Он отправился ловить тигра. Вы же часто ходили на охоту. Верно?

Минуту стояла тишина, но за эту минуту Ирка буквально позеленел; теперь он действительно замерз в воде.

— Да ну вас! — простонал он наконец. — Бросьте врать! Ну, мы ловили тигров, но только в Индии! Бросьте шутить…

— Ой-ой! — подскочила Зорка. — Значит, бросить шутить? Да, плохо твое дело, дружище. Вашек действительно не охотится на тигров, ты угадал. Но, к несчастью, он сидит в реактивном самолете и ведет его со скоростью тысяча метров против ветра! Разве мы его догоним?

— О господи! — простонал Ирка Оржех. Теперь он был не просто зеленый, а я бы сказала — даже чуть-чуть синеватый. — Да бросьте вы! При чем тут реактивный самолет? Просто это ошибка.

— Ага! — злорадствовала я. — Ну, так мы тоже ошиблись. Вашек не в реактивном самолете, он охотится на медведя, а потом будет поджаривать его лапы…

Снова наступила тишина, только волны плескались около Иркиной головы, которая все синела и синела.

— Боже мой! — спохватилась озабоченно Зорка. — Да он еще действительно простудится в воде! Ведь сколько времени пройдет, пока Вашек убьет медведя, обдерет шкуру, разрежет и потом зажарит лапы. А это знаешь, дружище, сколько труда! Да ты и сам представляешь, у тебя же такой богатый опыт.

И тут в Ирке словно что-то надломилось. Он дико завращал глазами, а потом вдруг свесил голову, закрыл глаза, чтобы нас не видеть, и тихонько так, очень тихонько проговорил:

— Девчонки… ну пожалуйста… Ну мы вам все наврали, мы никогда не охотились на тигров, не летали на реактивном самолете и не убивали медведя. Это мы просто… просто…

— Просто форсили, да? — подсказала ему Зорка.

Ирка кивнул. Но Зорке этого было мало.

— Так вот, повтори громко три раза: «Я, противный болтушка, не буду больше врушкой!»

У Зорки всегда была творческая жилка, ко всему умела подобрать рифму.

Ирка три раза повторил Зоркины слова, мы ему подбросили трусы и побежали освобождать Вашека. Ребята умоляли нас не выдавать их отцу, не говорить об их хвастовстве.

Ирка с Вашеком прожили у нас еще три дня — их палатка стояла недалеко от нашей. Большую часть времени они проводили с нами, но теперь уже ни разу не пытались прихвастнуть.

А в общем, это были совсем неплохие ребята.

Магда закончила свою историю. Все молчали. Только Власта сказала:

— Только это были совсем другие ребята, не такие как эти… — и она свирепо посмотрела на Ондру.

— Оставь, Власта! — прикрикнула на нее Магда. — Ясное дело, я рассказывала о других ребятах.

И, не давая Ондре опомниться, утащила всех рвать цветы, чтобы проверить знания ребят в ботанике.

Так миновал этот замечательный день. Он перешел в еще более прекрасный вечер, полный золотого разлива бесчисленных зорек. Все вокруг порозовело, даже река, которая необычно тихо струила свои воды. Издалека послышался звон колокола. Это было странно — здесь нигде не было колокольни, по крайней мере вблизи. Впрочем, в лагере царило веселье, и никто не задумался над этим необычным звоном.

7. Одинокий часовой

После ужина Рацек вместе с ребятами отправился в гости к девочкам. Ондра остался караулить лагерь в одиночестве. Он долго прислушивался к удаляющимся голосам. Плеск весел становился все тише и тише, и ему показалось, что его одиночество стало почти нестерпимым. Потом до него долетел лишь слабый отголосок смеха, приглушенный массивными скалами, но этот веселый звук лишь удвоил тоскливое чувство заброшенности.

Ондра тяжело вздохнул. И тут же послал в свой адрес тысячу проклятий: он терпеть не мог всякие там охи-вздохи, это под стать только девчонкам. Он долго слонялся по берегу, потом сел возле самой скалы, чтобы лучше слышать, что делается на другой стороне. Но смех затих, и вечерний воздух доносил сюда только бессвязные обрывки разговора, потом песню. Ондра перестал прислушиваться и, грустно уставившись на реку, задумался.

Не часто он бывал грустным. Но сегодня его охватило какое-то странное настроение, усиливавшееся по мере того, как над рекой поднимался туман. Он не спускал глаз с этих колечек пара. Они появлялись из ничего — или, может быть, из того розового сияния, что все еще вспыхивало то тут, то там в беспокойных волнах; колечки извилисто взлетали вверх, сливаясь в одну пелену. Все предметы за ней приобрели мягкие очертания, стали таинственней… Противоположный берег отодвинулся куда-то далеко-далеко, деревья, казалось, поднимались не из земли, а прямо из клочьев тумана, и две лодки, которые бесшумно скользили по течению, были подобны легкой тени.

— И куда их черт несет! — пробурчал с досадой Ондра.

Теперь грусть исчезла, и Ондра сердито нахохлился. Вечер опустился как-то незаметно и как-то… ну, точно стихотворение о природе. Сюда бы Зузку — ту хлебом не корми, дай поглазеть. Или Иванку — та бы себя почувствовала как рыба в воде. Девчонки обожают всякие там стихи. Но для настоящего мужчины это все чепуха… Или, скажем, Эмиль. Вот его бы сюда…

Эмиль! Плавный ход мыслей Ондры оборвался, наткнувшись на это имя, точно на стену. Эмиль растяпа, на дерево влезть не умеет, просит подсадить, карабкается, как… как… Ондра не знал точно, как. Но он прекрасно понимал, что все дело в Эмиле. За каждым выговором, за всеми неприятностями стоит Эмиль. Даже это дежурство в одиночестве — дело его рук. Взбаламутит всех, наорет больше всех, а сам бегом к девчатам. А тут торчи как отверженный!

Ондра вскочил на ноги. Нет, не будет он сидеть сложа руки. Нет, вот назло Эмилю нет! Он сердито зашагал по берегу.

Да, это началось еще в Праге. «По милости этого Эмиля меня вышвырнули с «Утки». Правда, это не страшное горе, но все-таки… Почему выгнали именно меня? А Эмиля взяли к себе, точно он лучше!»

Ондра яростно сплюнул. «А теперь вот торчи здесь до часу ночи, а там сейчас веселье, шутки. И ведь даже не пожалуешься — подумают, что струсил. Нет, сделаю нарочно вид, что мне все нипочем… Ондра — и вдруг струсил!»

Он глубоко вздохнул. Ондра прекрасно знал, что он не трус, хотя бы потому, что он вообще не мог себе хорошо представить, что такое трусость. Он даже несколько раз честно пытался сделать это, закрывал глаза, стараясь вызвать в себе такое ощущение, чтобы стало страшно. И всякий раз перед глазами снова вставал Эмиль в каком-то желтом мерзком свете. Эмиль, желтый от страха и шмыгающий носом, со смешными ушами, нерасторопный, трусливый Эмиль.

Ну, это совсем скверно — дежурить ночью и думать об Эмиле! Точно нет ничего лучше! Ондра стиснул зубы и решил подбросить веток в костер. Он даже не взглянул на небо. Не заметил тучи, которая внезапно вылезла с запада, точно черная ладонь с бесчисленными пальцами. Звезды исчезли одна за другой, как это бывает в городе, когда гаснет свет в окошках.

Он сидел у костра и снова думал об Эмиле. Отомстить! Что-нибудь подстроить. Сыграть с ним какую-нибудь шутку. Засунуть, скажем, рыбу в спальный мешок. Холодную, дохлую… Но где возьмешь рыбу? Или медяницу, живую медяницу! Вот потеха! Медяница залезет ему за шиворот… Ну и одуреет Эмиль со страха!.. Но где взять ее?

Ондра встал и снова отправился бродить по берегу. Может, спрятать его спальный мешок и оставить шифрованную записку.

Он с довольным видом потер руки и подошел к палатке Эмиля. Но у входа остановился и с сомнением покачал головой. Ну и что? Эмиль за милую душу выспится без мешка, сейчас тепло. А даже если не тепло? Рацек обязательно раскипятится, пойдут разговоры, нравоучения, а Эмиль еще, чего доброго, простудится. Нет, это не подходит!

Где-то невдалеке завел свою песню сверчок. Его пронзительное монотонное пение точно разбудило от сна других сверчков. Они застрекотали все разом там, тут, всюду-всюду… Цвир-р! Цвир-р!..

А что, если засунуть ему в спальный мешок сверчка?

Вот это здорово! Сверчок усядется ему прямо на живот, затянет песню, Эмиль как ошпаренный выскочит из палатки, но ничего не найдет, залезет обратно в мешок, а сверчок снова застрекочет.

Ондра тихонько захихикал. Потом взял фонарик, висевший на палатке Эмиля, прислушался и осторожно пошел на песню сверчка. Но сверчок тут же умолк — значит, он где-то поблизости. Ондра зажег фонарик — ага, попался, певун! Теперь крепко зажать его в ладони. Так. Ой, только не щекочи, не вертись, все равно не убежишь!

Ондра снова засмеялся. Хи-хи! Нет, не так-то плохо нести дежурство. Теперь у него в руке не больше, не меньше, как ночной покой Эмиля. «Теперь у меня в руках весь лагерь. А вдруг я повалю все палатки? Или мне взбредет в голову вывернуть наизнанку все спальные мешки и налить в них воды? А что, если мне вдруг вздумается напихать туда крапивы?»

Разумеется, он знал, что этого никогда не сделает. Но ведь он может сделать, стоит только захотеть. Великолепная штука — чувствовать свою силу. Он — и вдруг полновластный хозяин лагеря. И вдруг Ондра сам опешил от этой мысли: почему хозяин? Потому, что ему доверяют, на него надеются… Ему доверили лагерь и все такое, а он…

Ондра застыл перед палаткой Эмиля. Сверчок зашевелился в кулаке, но Ондра не обращал на него внимания. Он чувствовал, как в нем боролись какие-то силы.

Но тут за скалой снова послышалась песня. И победила дурная сила.

— Вот проклятый! — прошипел Ондра.

Конечно, он имел в виду Эмиля, хотя и не произнес его имени вслух. В руке крепко зажат фонарик Эмиля, теперь вперед, вон его палатка. Всюду Эмиль, Эмиль… Точно бог весть какой великан, а не плюгавый мальчишка. Тысяча альбатросов!

Он осветил палатку и достал коробок со спичками. Потом вернулся к костру. Теперь он знает, что делать… Нет, он не бросит сверчка в спальный мешок — Эмиль еще раздавит его или сверчок убежит, тогда прощай затея! А вот спрятать сверчка в фонарик! Вот это дело! Сверчок трещит, Эмиль все перерывает вокруг, а сверчка нет и нет.

Ондра одной рукой открыл коробку и высыпал спички в костер. Спички затрещали и вспыхнули. Гляди, сверчок, вот это бенгальский огонь! Но сверчок ничего не видел, ведь он притаился в кулаке. Ондра осторожно спрятал его в пустую коробку. Вот так, теперь замри!

Он сел на землю и попытался открыть фонарик. Однако дело не ладилось. Футляр открывался, как книжка, но он был снабжен плотно пригнанным язычком. Ногти не помогли. Тогда Ондра полез в карман за ножом.

— Откроешься ты наконец или нет?

Фонарик открылся, но язычок сломался и упал в траву.

— Вот черт!

Ондра пошарил в траве, но потом устало махнул рукой. Что толку? Даже если язычок найдется, его уже не прикрепишь. И футляр испорчен… Такая замечательная штука!..

Ему стало обидно. Ребята твердят, что у него худые руки. Но он всегда возражал, что это не так, просто это случайно… А фонарик — это уже не случайность.

Забыв о сверчке, Ондра не спускал глаз с фонарика.

Давно он мечтал вот точно о таком фонарике, да еще с красным и зеленым светом. И вот конец фонарику. Ах, да что ломать себе голову! «Отдам его починить в Праге, а если не починят, куплю Эмилю новый. Приду к отцу и скажу: так, мол, и так. Конечно, отец может вздуть за такое дело, но уж обязательно даст денег, ведь это дело чести. А может, еще и не вздует, если рассказать все честно. Отец сам неравнодушен к таким вещам. Впрочем, и я тоже».

Он закрыл фонарик. К счастью, обе половинки плотно прилегли друг к другу и не открывались даже без язычка. Он попробовал зажечь фонарик. Работает. Вот здорово! Эмиль ни о чем не догадается, разве что фонарик сам случайно откроется. Так ведь вполне достаточно перевязать его веревочкой… Впрочем, нет — это сразу бросится в глаза. Оставить лучше так и сказать ему уже в Праге. Все равно здесь новый не купить.

Ондра сунул спички в карман и направился с фонариком к палатке Эмиля. О сверчке теперь он совершенно забыл… Надвигалась ночь, а туча на небе все сгущалась и сгущалась, тихо, незаметно, точно собиралась неслышно подкрасться, а потом испугать, не оставив времени на защиту. Вечер переходил в ночь, но тоже незаметно, тень за тенью… И вдруг опустилась непроглядная тьма.

Ондра бегал по поляне, то зажигая, то гася фонарик, и дрожащие блики лихорадочно метались по траве. Теперь у него в руках был его собственный, старый, заслуженный фонарик. Он отыскал его только сейчас, когда ему пришла в голову мысль, что его можно предложить взамен. Нет, не выйдет… Это явно неравноценная замена, хотя фонарик светил превосходно. Он еще раз зажег его, погасил. Потом сунул в карман и сел.

Теперь туча закрыла три четверти горизонта и неожиданно тихо расплакалась: сначала одна капля, потом две, четыре, потом без числа… Только по шелесту в траве можно было догадаться, что идет дождь. От реки шел кислый, точно от хлеба, запах. Но Ондра его не чувствовал. Он сидел у костра, и дым ел глаза сильнее тумана с реки.

Вдруг дождь хлынул как из ведра, сквозь шум дождя донесся плеск возвращающихся лодок.

— Ребята, укрепите колышки палаток! — закричал Рацек, едва они пристали к берегу. — Все получилось так, как я предсказывал. Ливень будет порядочный…

— И звон колокола вчера, — вспомнил Стракош. — Его было слышно невесть откуда. Значит, затяжной дождь.

В ту же секунду дождь, точно насмехаясь над людьми, перестал.

Ребята на всякий случай вырыли поглубже желобки вокруг палаток и улеглись спать.

Рацек заснул, уверенный, что сделал все от него зависящее и теперь его мальчишкам не угрожает никакая опасность. Но он заблуждался.

Дежуривший в этот вечер в заснувшем лагере Ондра был единственным, кто заметил вспышки молнии на горизонте. Они мерцали в бесконечной дали, и всякий раз казалось, что кто-то резко взмахивает позолоченной саблей.

Дождь давно кончился. Ондра бродил по берегу, шлепая босыми ногами по мокрой траве. Она охлаждала ноги, и это было очень приятно. Вместе с дождем пришла духота. Однако дождь перестал, но духота не проходила. Было душно и тихо. Казалось, даже река затаила свой шум и остановилась, точно поджидая чего-то, что неминуемо нагрянет через минуту, через секунду…

И Ондра тоже застыл в ожидании. Он стоял на берегу в тени верб, все чувства в нем обострились, точно он и в самом деле очутился на передовой, близко от врага. Но здесь не было врагов, и он сам не знал, кого он поджидал, почему насторожился, почему так упорно оглядывается по сторонам…

Вдруг он затаил дыхание и пригнулся: по траве промелькнула тень. Он видел ее всего лишь один краткий миг на фоне костра, но сразу понял, что это тень человека, который ползет, пригнувшись низко к земле. Через мгновение неизвестный исчез в темноте.

А в следующее мгновение Ондра тоже полз вперед с фонариком в руке.

Он крался неслышно. Река шумела, заглушая шум его шагов. Но он все равно крался осторожно, пригнувшись низко к земле, как та тень, которая минуту назад проскользнула по поляне… и теперь возится возле лодок.

Еще один бесшумный шаг… еще один. Ондра поднял фонарик и нажал кнопку.

Перед ним стоял Эмиль. Он застыл возле «Альбатроса», стиснув в руке сверло.

Минуту оба были неподвижны. Только фонарик в руке Ондры слегка вздрагивал: изумление было чересчур велико.

— Негодяй!..

Эмиль молчал. Сверло выпало из его рук и звякнуло о борт лодки.

Ондра приложил пальцы к губам и пронзительно свистнул.

— Ты с ума сошел! — очнулся наконец Эмиль. В лице его не было ни кровинки, голос дрожал. — Зачем ты их будишь? Ничего же не случилось.

— Ничего?! Ты хотел потопить наши лодки! Это же преступление! Да мы тебя за это выгоним!

Эмиль открыл было рот, но ничего не сказал. Только опустил голову.

К реке уже бежал Рацек, а за ним весь лагерь.

В это время снова хлынул дождь.

8. Преступление?

Дождь лил всю ночь. Палатки натянулись, точно кожа на барабанах, и дождь стучал по ним монотонно и усыпляюще. К счастью, палатки были поставлены хорошо и нигде не протекали.

К утру дождь совсем перестал. Но солнце еще не показывалось. Серовато-голубой, затянутый тучами горизонт опустился на самые вершины деревьев и, казалось, упал бы еще ниже, если бы не мешали ветви.

Со вчерашнего дня река немного поднялась и стала грязно-коричневой, точно кофе с молоком. Но ребята заметили это лишь мимоходом. Молча сгрудившись возле палаток, они не спускали глаз с Эмиля, который явился последним. Он шмыгал носом, уши у него просвечивали — словом, он был такой, как всегда, только чуточку бледнее. Он постоял минуту возле костра, где Виктор готовил завтрак, точно собираясь помочь. Но Виктор оставил его попытки без внимания. Тогда Эмиль тихонько уселся в стороне, не поднимая глаз от земли. Он позавтракал один. После завтрака к нему подсел Рацек и почти одновременно тут же появился Румик. Правда, он давно уже прохаживался невдалеке с независимым видом, но Рацек кивнул ему головой, и Румик довольно неохотно подошел ближе.

— Так, допрос… — прошептал он.

Не успели вымыть котелки, как появилась лодка с Магдой и девочками. Услышав ночью свисток Ондры, они решили приехать утром в лагерь, и потом, в скверную погоду так одиноко… Магда предполагала устроить совместную прогулку пешком, но, подсев к Рацеку и Эмилю, поняла: нет, сперва надо уладить это неотложное дело.

Девочки подскочили к ребятам и засыпали их градом вопросов о ночном происшествии. «Утята» упорно отмалчивались. Но «альбатросы» не смогли удержать язык за зубами. Ондра пустился в красочное описание ночного случая.

Девочки отказывались верить. У Иваны от возмущения даже слезы брызнули из глаз, и Даша прикрикнула:

— Не глупи! Смотри, он же совсем заврался.

А Власта расплылась в широкой улыбке, показав все свои тридцать два больших зуба, и презрительно повернулась к рассказчику спиной. Она до сих пор не могла ему простить запачканную кофту и купание в Безымянной реке.

Ондра подсел к Зузке, которая, кажется, единственная относилась к нему неплохо. Но в эту минуту Рацек поднялся и сделал знак рукой.

— Допрос начинается! — прокомментировал с торжественным видом Румик.

Рацек рассадил ребят и девочек по обе стороны костра под навесом скалы: трава еще не высохла, и, кажется, снова собирался дождь. Для себя и Магды он притащил два камня, и они сели на них, повернувшись лицом к ребятам.

— Садись, Эмиль, — предложила Магда, заметив, что Эмиль поднялся.

— Куда?

— К своим.

— Он уже не наш! — воскликнул горячо Виктор.

— А откуда ты знаешь? — оборвал его Рацек. — Или ты уже во всем разобрался?

Но Эмиль уже потихоньку отошел в сторону, а Рацек, опустив локти на колени, сплетал и расплетал пальцы с таким видом, точно решал головоломку.

— Вчера… — начал он, подняв голову, — вчера случилась одна очень скверная вещь: дежурный Ондра застал Эмиля около лодки со сверлом в руках. Он решил, что Эмиль задумал потопить лодку и тем самым спасти «Утку» от поражения в нашем состязании. Я спрашиваю вас, так ли это?

— Разумеется! — выпалили в один голос Ондра и Румик.

— Во-первых, я вам не давал слова, — оборвал их Рацек и поднял руку вверх, как в школе. — А во-вторых, не болтайте напрасно языком, а лучше подумайте вот о чем: смог бы или нет Эмиль обеспечить своей команде победу, потопив «Альбатрос»?

— Нет, — буркнул Зикмунд, бросив на Эмиля хмурый взгляд. — Тогда бы вообще гонки не состоялись.

Карлик фыркнул. Он вытащил из костра обгорелую головешку и, устроившись на земле, держал ее, точно маршальский жезл.

— Знаете, — поднял он палку, требуя слова, — им только этого и надо: тогда бы они увильнули от состязания, в котором обязательно потерпели бы поражение. Впрочем, весьма возможно, что они хотели просто испортить нашу лодку — пусть, мол, они не доплывут или наберут воды, как тогда в Праге.

— Почему ты говоришь во множественном числе? — вмешался гневно Аква. — Мы тут ни при чем!

— А это еще как сказать!

— Тише! — хлопнул в ладони Рацек. — Придется, видно, взяться за дело с другого конца. Аква, скажи прямо, куда и почему вы вчера тайно отправились на лодке?

Но вместо Аквы вскочил Стракош:

— Не спрашивай, Рацек, тогда мы выдадим все!..

— Речь идет об очень важном деле, — продолжал Рацек, не обращая внимания на его слова. — Ты будешь отвечать, Аква?

Аква растерянно взъерошил свой ежик и задумался. Было видно, что его раздумье так быстро не кончится, и Патичка, подняв руку, сделал такой жест, точно нажал на ручку тормоза — единственное средство, способное остановить дальний экспресс мыслей Аквы. Аква бросил на него укоризненный взгляд.

— Хорошо, я буду говорить, — сказал он не спеша. — Мы поплыли на лодках, чтобы проверить новый способ гребли. Мы сказали себе, то есть Стракош сказал: «Эмиль в нашей команде, и у нас нет шансов на победу, если мы что-нибудь не придумаем».

— Так вот оно что! — подскочил Ондра.

Но Зика безжалостно ткнул его в бок кулаком, и Аква продолжал:

— Тогда, значит, Стракош предложил…

— Хватит! Продолжай ты, Стракош! — приказал Рацек.

Стракош насупил брови.

— Ладно, я все скажу, но я протестую, это неправильно. Я предложил грести, стоя на одном колене, как спортсмены на каноэ. Тогда весло глубже уходит в воду и можно опираться на него всем телом.

— Согласен, — кивнул Рацек. — А теперь продолжай снова ты, Аква.

— Мне, то есть нам, казалось, что это мировая идея, — затараторил Аква. — Мы, значит, спрятали у «альбатросов» весла, взяли подушки, чтобы было удобнее стоять в лодке, и поплыли по течению до самой излучины. Там Стракош нам всем объяснил, в чем дело, ну, а потом мы стали тренироваться в гребле, стоя на одном колене, и у нас это здорово получилось.

— У всех? — уточнил Рацек.

— Да, даже у Эмиля, — подтвердил Аква. — Потом мы вернулись. Вот и все.

— Нет, не все, — возразил Рацек. — По крайней мере, так мне кажется. Были у кого-нибудь возражения? Например, у тебя, Зикмунд?

Зика заерзал на своем месте, точно медведь, которого безжалостно разбудили от зимней спячки.

— Не знаю уж насчет возражений, — пробурчал он с сомнением, — но я сказал, что спортсмены так не поступают… ну, в общем, так не полагается на соревнованиях. Что это то же самое, как если бы один плыл брассом, а другой стилем баттерфляй. А Стракош заявил, что так полагается, потому что для состязания таких лодок, как наша, правила еще не установлены и каждый может плыть, как ему нравится. По-моему, это верно.

— Отлично, — улыбнулся Рацек. — А теперь ты расскажи, Эмиль. Расскажи все, что ты говорил мне.

Эмиль нерешительно шмыгнул носом. Теперь, когда он сидел в стороне от всех, он выглядел особенно маленьким и жалким.

— Мне, — начал он тихо, — мне показалось, что прав Зика, а не Стракош. По-моему, можно и так состязаться с «альбатросами». Это не запрещается, но все-таки это не настоящая победа.

— Почему же не настоящая? — удивился Рацек.

— Не знаю, — передернул плечами Эмиль. — Просто мне так казалось, я чувствовал что-то…

— Ой, не могу, он чувствовал! — оглушительно захохотал Ондра.

— Оставь! — одернула его Магда. — Если бы ты чувствовал, что́ правильно, а что́ нет, то всем бы лучше было.

Ондра вспыхнул, тем более что Власта не замедлила показать ему свой длинный язык.

— Что же ты сделал, Эмиль? — продолжал Рацек.

— Сначала ничего, — продолжал уже увереннее Эмиль. Теперь он окончательно разошелся. — Сначала я ужасно долго об этом раздумывал, потом это мне стало нравиться все меньше и меньше. И наконец я сказал сам себе, что никогда в жизни не совершу грязного поступка.

— Ого! — вскинулся Карлик. — Глядите-ка! «Никогда»! Да ты уже совершил подлость!

— А в чем дело? — выскочил Румик. Глаза его сверкнули, точно лакированные.

— Давай выкладывай! — не унимался Ондра. — Теперь он у нас в руках! Говори!

— Не торопитесь, не ловите его на слове, — оборвал его Рацек. — А ты, Эмиль, объясни, что ты этим хотел сказать.

Эмиль перевел дух. В висках застучала кровь. Он почувствовал, как он моментально залился краской.

— Ничего, — выдавил он из себя. — Ничего, что бы имело отношение к «альбатросам». Это все, — он покосился на Карлика, — хватит вам этого?

Карлик не ответил.

— Хватит, — отозвался Рацек. — Давайте не отклоняться от дела! Говори, что это за история с лодкой.

— С лодкой… — начал, заикаясь, Эмиль. Ему надо было собраться с мыслями, которые рассыпались, точно бусинки с разорванного шнурка. — Да… Я долго думал, и тут мне пришло в голову, что я не могу все так оставить. А как устроить, чтобы «альбатросы»… чтобы и они гребли по-нашему, если, конечно, захотят, чтобы и у них были преимущества…

— Постой, — оборвал его Рацек, — почему же ты обо всем этом не рассказал Акве и всем «утятам»? Почему ты им не объяснил, не доказал?

— Потому что они твердили бы, что все это из-за меня, потому что иначе они бы из-за меня потерпели поражение, — сказал печально Эмиль. — А может, они и взаправду бы проиграли… а тогда на кого взвалят вину? — Он отвел глаза в сторону леса. — Я даже решил: лучше никому ничего не скажу, а просто подам «альбатросам» тайный знак. И вот я вечером перед отъездом девчонок написал записку…

— Вот она, — прервал его Рацек. Он вынул из кармана листок бумаги. — Дело в том, — повернулся он к девочкам, — что, когда вчера вечером Ондра застал Эмиля в таком подозрительном положении, он дал свисток по тревоге и позвал всех нас. А Эмиль стал оправдываться, что ему в голову не приходило испортить лодку, просто он хотел положить туда записку, которую он мне дал на глазах у всех ребят. Значит, он не мог ее написать после. Записку я оставил у себя, но теперь я ее вам прочту:

«Утята» будут грести, стоя на одном колене. Таинственный спортсмен».

В ту же минуту со всех сторон понеслись гневные выкрики и оглушительный смех. Смеялись «альбатросы»:

— Спортсмен! — подскочил Румик и всплеснул руками. — Ой, люди, вы слышали? Он спортсмен!

— Да не простой, а таинственный, — усмехнулся Карлик. — Наверное, поэтому нам ничего и не известно о его достижениях.

«Утята» тоже отчаянно шумели. Огненная шевелюра Виктора стремительно металась из стороны в сторону, в вытаращенных глазах отражалось волнение.

— Предатель! Ребята, мы пригрели змею на груди!

Следом за ним вскочил Румик:

— Кику! Кику! — загорланил он, показывая на Эмиля.

Казалось, он заикался или всхлипывал, но на самом деле он пытался говорить на языке племени кикулу, подыскивая новое африканское слово. И он его нашел:

— Фав! Вероломный человек!

Кто-то прыснул со смеху, потом послышались одобрительные возгласы, но в этот момент вступился Аква.

— Да замолчите вы! — буркнул он и приложил ладонь к губам Стракоша, который намеревался отпустить какое-то ехидное словечко. — Уж если Румик вспомнил историю Рацека, то я тоже кое-что добавлю. По-моему, Эмиль поступил так, как те соперники, которые помогали в Ждякове перенести Душану каноэ. Вот вам!

— А сверло? — с ледяным спокойствием отозвался Карлик. — Мы же не знаем, зачем ему понадобилось сверло.

Аква смолк. А со всех сторон взметнулась настоящая буря — буря возмущения и буря согласия, которую утихомирил лишь тонкий голосок Иванки:

— Никакого сверла у него не было! Не было, не было!

— Нет, было!

— Негодяй!

— Трус!

— Предатель!

— Тихо! Так мы ничего не добьемся! — вмешался Рацек. — Продолжай, Эмиль.

Но взрыв негодования совершенно выбил из колеи Эмиля, и прошло некоторое время, пока он снова набрался храбрости выступить против своих противников. Теперь даже «утята» были настроены против него, даже Виктор. У Эмиля больно сжалось сердце: кто его поддержит? Силу и утешение он нашел в спокойном взгляде Магды. Потом вспомнил об Иване и повернулся в ее сторону.

Да, у меня в руках было сверло, — сказал он твердо, — но только случайно. Когда Франта-Мышка заснул, я вылез из палатки и побежал к лодкам. Я рассчитывал, что Ондра не особенно старательно дежурит…

— Ого!

— …что Ондра не особенно старательно дежурит, — повторил он не сдаваясь. — Я нигде его не видел. А потом, у самого берега, я лег на землю и пополз — я решил, что, может, он сидит где-нибудь у реки…

— Одну минуту, — вмешалась Магда. — А почему же ты, собственно, не подошел открыто к нему и не передал записку? Или кому-нибудь из «альбатросов»? Это же было в их интересах.

— Это верно. Но я боялся, что они обзовут меня предателем своей команды. Они не переваривают меня. Все, все, что я делаю, по-ихнему плохо. Все! Для них я растяпа, крыса и ничего больше.

Он говорил взволнованно. В глазах что-то заблестело. Неужели слезы? Но он не вытер их. И продолжал без остановки:

— И ничего я им не сделал, честное слово! Чего они ко мне придираются? И почему они решили, что я им помогаю? Я собирался помочь своим, «утятам»! Для настоящей победы. Или поражения. Все равно. Ну, в общем, для честной борьбы. А что же я должен был делать другое?.. Ну вот, подползаю я к лодкам, чувствую: Ондра где-то здесь. Да хуже Ондры здесь нет никого. Конечно, не считая Карлика. Кардана я просто ненавижу! Ну, что ты смеешься?

Но Карлик не смеялся. Он был бледен как полотно. Губы его дрожали… Но он тотчас же взял себя в руки и холодно ткнул в сторону Эмиля «маршальским жезлом»:

— Говори о сверле и не удаляйся от дела.

Эмиль вздрогнул, точно его окатили ушатом холодной воды. Он покосился на Рацека, на Магду, на Ивану.

— Ну вот, пополз я, значит, вперед, — продолжал он уже спокойнее, — а возле самых лодок наткнулся в траве на сверло. Его там забыл Зика перед нашим отъездом. Правда?

Зикмунд молча кивнул, и Эмиль продолжал:

— Наткнулся я, значит, на это самое сверло, и тут у меня мелькнуло в голове: надо положить что-нибудь тяжелое на записку, а то ее ветер отнесет в реку. Тогда я, значит, взял сверло, поднялся…

— …и в этот момент на тебя направил фонарик Ондра. Так?

Эмиль молча кивнул головой.

— Ладно, — проговорил с улыбкой Рацек. — Что Эмиль говорит правду, — все вы видите. Доказательством является вот эта записка, которой у него не было бы, если бы он задумал потопить лодку. Впрочем, какой толк ему топить лодку, если он знал, что «утята» будут грести на одном колене и легко одержат победу? Это ясно. Но… — Тут Рацек поднял вверх указательный палец. — Но вся загадка в том, правильно или нет поступил Эмиль, решив выдать своим соперникам секрет нового способа гребли своей команды.

— Конечно, нет! — взорвался Виктор.

В этот момент заговорил Стракош; он уже давно в волнении обкусывал ноготь за ногтем.

— Молчи! Он поступил совершенно правильно, — сказал Стракош, и на лице его появилось подобие улыбки. — Просто он не обдумал все как следует, по крайней мере с этой стороны.

Виктор вытаращил на него свои огромные глазищи, видно, он не знал, что и подумать.

— Но…

— Какое там «но»! — загудел Зика. — Разумеется, он поступил как настоящий спортсмен!

— Спортсмен! — завопил Румик, запустив пальцы в шевелюру, точно собираясь в отчаянии вырвать ее. — Спортсмен!

— А мы его об этом просили? — вскинулся Ондра. — Мы не нуждаемся в подачках.

— Да при чем тут подачка? — взорвался Аква.

Теперь все кричали наперебой, поднялся невообразимый гвалт, и Магде пришлось три раза хлопнуть в ладоши, прежде чем удалось кое-как водворить тишину.

— Будет наконец тишина или нет? Вижу, вам еще ничего не ясно. Слушайте внимательно. Если бы стоя на одном колене гребли только «утята» и если бы они победили «альбатросов», это считалось бы ясной и бесспорной победой?

— Нет, не считалось! — взмахнул «маршальским жезлом» Карлик. — Если бы мы тоже гребли на одном колене, то мы бы в два счета их победили.

— А это как знать! — глубокомысленно поднял ладонь Аква. — Это еще увидим.

Рацек дернул резинку свитера и рассмеялся:

— Верно. Неизвестно, кто кого бы победил, если бы на колене гребли обе команды. И именно поэтому, если бы так гребли только «утята», то победа была бы неубедительной. Что бы произошло после соревнований? Карлик, вероятно, заявил бы то же самое, что теперь, разгорелись бы споры, а «утятам», по-моему, мало радости от такой победы… Но только поймите одно: нет такого правила соревнований, которое бы рекомендовало или запрещало то или иное положение гребца на нашей лодке. Но есть нечто, что мы называем «спортивной этикой». Так, скажем, поступает теннисист, который умышленно портит мяч, если судья неправильно засуживает его противника. А Эмиль хочет проиграть или выиграть честно, в этом не может быть сомнения. И поэтому он заслуживает не наказания, а похвалы.

Он замолчал, переводя взгляд с одного на другого. Некоторое время стояла тишина, и только нежно звенел тихий смех Зузки. Еще в самом начале спора она набрала горсть мягкого песка, сыпавшегося со скалы, поиграла им, пересыпая с ладони на ладонь, а потом потихоньку стала сыпать его за шиворот Румику, который сидел впереди, вытянув шею, так что, казалось, даже уши у него шевелились от напряжения. Он и не подозревал, что затеяла Зузана. Ондра рядом с ним тоже подозрительно поеживался. Они были увлечены лишь тем, что на их глазах происходили невероятные вещи. Эмиль впервые торжествовал победу.

— Теперь вам всем ясно? — повысил голос Рацек. — Кому нет, поднимите руку.

Никто не откликнулся.

Но Рацек снова обвел всех взглядом.

— И тебе, Карлик, тоже ясно? Теперь ты согласен, что Эмиль прав?

— Да, — отозвался Карлик. Он встал и принялся разгребать палкой костер, точно в эту минуту не было более важного занятия. — Согласен. Хотя он меня ненавидит. Только мне все равно.

— Нет, не все равно, — возразила Магда. — Может быть, ты хочешь спросить, почему он тебя ненавидит?

— А чего тут спрашивать, я и сам знаю: потому что я выгнал его с «Альбатроса».

— А вот и нет! — вспыхнул Эмиль. — Просто ты считаешь себя лучше всех. А ты не лучше, не лучше!

— Спокойно! — хлопнул по коленке ладонью Рацек. — Ты и в самом деле его ненавидишь, Эмиль? А ты вообще понимаешь, что такое ненависть? Ты бы, например, обрадовался, случись с ним что-нибудь скверное?

Эмиль встал. Рядом с Карликом он выглядел почти ребенком.

— Я бы радовался, если бы ему как следует всыпал…

На плотно сжатых губах Карлика мелькнула улыбка. Но Эмиль ее не заметил. Он смотрел на свой кулак.

— Буду учиться боксу, — выпалил он неожиданно, — пусть он тоже учится!

— Все равно у вас разный вес, — усмехнулся Стракош. — Ты самое большее в вес «мухи», даже если слопаешь перед взвешиванием два кило слив, а Карлик — в полутяжелом или в крайнем случае в среднем.

— Для бокса вы слишком юны, — улыбнулся Рацек. — Но учтите, что перед началом встречи противники подают друг другу руки. Ну-ка, пожмите друг другу руки, и вы сделаете первый шаг к боксу. Вы же в самом деле только противники, а не враги. Понятно?

— Ладно, — протянул Карлик. — Только я должен сказать, что я к нему не чувствую никакой ненависти. Я его только… только…

— …недооцениваю, — подсказала Магда.

— Наверное. А вот вчера он держался молодцом.

И он сделал первый шаг вперед.

Эмиль последовал его примеру.

— Карлик… — шмыгнул он носом, когда их руки встретились. — Карлик…

Он резко повернулся и бросился прочь, счастливый и несчастный в одно и то же время.

— Видел! Уж и нюни распустил! — загудел Ондра Румику прямо в ухо. — Все равно он растяпа.

— Настоящий спортсмен, а захныкал!

Рацек с довольной улыбкой посмотрел на записку Эмиля, прежде чем спрятать ее в карман. Все-таки это доказательство успеха. Эмиль проявил удивительное чувство спортивной чести, да и остальные не ударили лицом в грязь.

— Рацек торжествует победу! — тихо произнесла Магда.

Она наблюдала за ним, уперев локти в колени и опустив подбородок на ладони.

По лицу Рацека проскользнула тень. Какие глупые, поспешные слова…

— Или мы назовем это победой реки, — не унималась Магда.

Он только махнул рукой. Еще глупее. Нет, пора кончать с этими баснями.

— Назовем это «шаг вперед», — проговорил он рассудительно. — И, пожалуйста, не дразни меня.

Но Магда не переставала смеяться и по дороге к реке. Она долго подтрунивала над Рацеком, за что он в отместку на прощание так больно сжал ей руку, что Магда чуть не вскрикнула.

— Прости! — спохватился он. — Только помни: мы говорили о шагах, а не о победах!

На обратном пути ему попался на глаза Франта-Мышка, который с глазу на глаз разговаривал о чем-то с Карликом. Рацек сначала не обратил на них внимания, но после ему показалось, что у капитана «Альбатроса» такое лицо, точно он проглотил чертополох.

Через некоторое время Франта-Мышка подошел к Рацеку. Они говорили мало, но Рацек сразу же бросился к скале и взволнованно стал посылать свистком сигналы:

[7]

О гонках нечего было и думать.

Тучи чуть-чуть поднялись, но вскоре снова низко опустились и осели внизу, пронзенные верхушками деревьев. И тут без всякого предупреждения хлынул ливень, исхлестывая гладь реки. Струи дождя били барабанною дробью по палаткам, канавки мгновенно наполнились водой. Но тут, к счастью, напор дождя ослабел. Потом на мгновение выглянуло солнце, ослепительное, резкое, точно в глаза вонзился пучок стрел, и снова вокруг померкло. От реки поднялся запах мокрой земли — он шел отовсюду, потому что всюду сочилась вода, жадно, точно после долгого голодания.

В эту ночь дежурство пришлось на долю Виктора, а за ним караулить лагерь должен был Эмиль.