11

Кончилась трудовая неделя. Завтра Шура не пойдет в цех: Вера выздоровела. Теперь она будет управлять манипулятором. А Шура… Шура сядет за парту. Хорошо бы организовать занятия в училище так: день теория, день практика.

Грустно Шуре. Она успела полюбить дружную бригаду Останина. И вот…

Почтальон принес письмо. Шура сразу заметила конверт с адресом детского дома. «Бабушке!» Сунув письмо в карман, она положила на стол газеты и ушла на кухню.

— Александр! — позвала Ольга Михайловна. — Писем не было?

— Нет, — краснея, ответила Шура.

— Долго молчат. Скоро неделя будет. — Бабушка склонилась над шитьем. По совету Василия Васильевича она взялась за дело — организовала из пенсионерок группу помощи ремесленному училищу. Старушки следили за порядком в общежитии, стирали и штопали ребятам белье — были им за родителей. — Может быть, затеряли на почте?

Марья Даниловна, как всегда, сидела за приключенческой книжкой. Герой повести в этот момент прыгнул в автомобиль, удирая от преследователей. Поэтому на вопрос бабушки Марья Даниловна ответила:

— Все документы он сжег.

— Кто сжег? Зачем ему жечь? — Бабушка не сразу поняла ее.

Оторвавшись от чтения, Марья Даниловна объяснила:

— Сжег, чтобы не оставить за собой никаких следов.

— Да он что, бежать куда-нибудь собрался, что ли?

— Уже убежал, — сказала Марья Даниловна и снова углубилась в книгу.

Бабушка сообразила, что они говорят о разном, и махнула рукой на свою сожительницу. В это время в дверь постучали, бабушка пошла отворить и очень удивилась: пришел Андрей, приятель Шуры.

— Здравствуйте, Ольга Михайловна. Шура дома?

В руках Андрей держал какой-то сверток.

— Иди на кухню, — ответила старушка. — Там он.

Андрей смущенно переступил с ноги на ногу, собираясь что-то сказать, но, очевидно, раздумал. Решительно шагнув к дверям, он рывком распахнул их.

Шура стояла у окна. По лицу Андрея, по свертку, который он держал, девушка поняла все.

— Андрей!?

— Вот, — сказал он в ответ, протягивая сверток. — И еще, — извлек из кармана конверт и подал Шуре, — письмо из детского дома.

— Ты?!

— Я и Василий Васильевич тоже, и Тимофей Иванович Останин, и наша комсомольская организация. В понедельник будут вручать награду — наручные часы — нашей героине. — Андрей смущенно засопел и отвернулся.

Шура не знала, что ей делать. Было и радостно, и в то же время стыдно за обман товарищей. Сколько недель она морочила им головы? А зачем? Теперь-то она поняла всю ненужность «маскарада». Дело, оказывается, не в том, кто мальчишка, а кто девчонка. Дело — в отношении к труду, в характере, в настойчивости, с которой человек идет к поставленной цели.

Шура хотела высказать все это Андрею, но раздался стук в двери. Опять кто-то пришел.

— Подожди, Андрюша, — вырвалось у Шуры. — Открою.

Но поговорить с Афанасьевым не удалось: пришли Василий Васильевич, Тимофей Иванович Останин, Капля, старший комсомольского патруля. Комната Ольги Михайловны заполнилась гостями до предела. Марья Даниловна спрятала книжку и дрогнувшим голосом внятно произнесла:

— Катастрофа?

— Крушение мечты! — весело проговорил Завьялов. — Александр Белых, иди ответ держать!

И, так как Шура стояла не в состоянии произнести ни слова, подошел к ней, обнял и звонко поцеловал.

— Мужчины целуются? — жеманно промолвила Марья Даниловна. — Лирические излияния.

Ее не слушали: все говорили только о Шуре, поздравляли ее, и никто даже не намекнул на историю с маскарадом: она была забыта.

Даже Шура не смогла бы передать на словах то, что испытала она в этот праздничный, да-да, праздничный день. Она стала человеком с чистой совестью и открытой душой.

Только, провожая Андрея, выдала она ту капельку горечи, которую долго носила в сердце.

— Ты с Люсей дружишь? Хорошая она?

— С Люсей? А-а-а, — вспомнил Андрей. — Да. И с ее подругой тоже. Они, Шура, очень хорошие девчата. Но ты… ты всех-всех лучше.

И от этих слов сердце Шуры затрепетало.

Было темно, и она не видела лица Андрея. А жаль.

Загрузка...