Прикосновение

Н у р и — сапожник, 63 лет.

З е й н а б — его жена, 52 лет.

Ф а р и д — их младший сын, научный работник, 28 лет.

А л и — их старший сын, 30 лет.

Ш а р г и я — их дочь, 22 лет.

С а л е х — муж Шаргии, 24 лет.

Р е н а — невеста Фарида, 23 лет.

Г а б и б А л л а х ь я р о в и ч Д а ш д а м и р о в — директор педтехникума, 63 лет.

М а н с у р — его сын, 27 лет.

Ф а р и д а — знакомая Мансура, 24 лет.

Э н в е р — бывший сосед, 29 лет.

Р а г и м о в — министр, 62 лет.

З а м е с т и т е л ь Д а ш д а м и р о в а.

К л и е н т Т е в а т р о с.

Т а м а д а.

Г о с т и.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Дворик двухэтажного дома. Видна его часть — квартира Габиба Дашдамирова на втором этаже с балконом, под ней однокомнатная квартира Нури, сапожная будка, голубятня и двери еще двух квартир на первом этаже — Салеха и нового соседа. Дверь нового соседа выкрашена в ярко-зеленый цвет.

Сапожник Н у р и стучит молотком в своей будке, рядом на скамейке сидит к л и е н т — невысокий и круглый мужчина с костылем. А л и кормит голубя, З е й н а б и Ш а р г и я перебирают рис. На втором этаже за письменным столом с телефоном сидит Г а б и б Д а ш д а м и р о в.

З е й н а б. Оставь птицу в покое, помоги отцу.

А л и. Сейчас. (Кончив кормить голубя, кладет его в свою фуражку и вытаскивает из нее второго.)

Н у р и (клиенту). Хорошая подошва, проспиртованная. Год будешь носить.

К л и е н т. Давно сапожным делом занимаешься?

Н у р и. Давно, скоро пятьдесят лет будет.

Ш а р г и я (матери). Сколько гостей будет? Барашка маленького купили, мяса может не хватить.

З е й н а б (считает). Четыре, восемь… и нас шестеро. Если Фарид с Реной придет, то семеро…

А л и. Я слышал, Мансур должен не сегодня-завтра вернуться, надо и его считать.

З е й н а б. Заткнись! Восемь и семь — пятнадцать человек.

К л и е н т. Угощение намечается?

Н у р и. День рождения внука. Сегодня год исполняется.

К л и е н т. Пусть будет счастлив твой внук.

Дашдамиров продолжает неподвижно сидеть за письменным столом.

Н у р и. Зять из армии вернулся. На хорошую работу устроился. Говорит: «Хочу отметить день рождения единственного сына, чтобы все пили, ели, веселились».

К л и е н т. Молодец. Правильно делает. Деньги — вода, все равно утекут.

Н у р и. А через неделю младшему сыну свадьбу справить собираюсь.

К л и е н т. Поздравляю от всей души. Это радостное событие. Что может быть приятней для отца, чем свадьба сына? А как другой земляк поживает?

Н у р и. Какой земляк?

К л и е н т. Мне сказали, что в этом дворе два шемахинца живут.

Н у р и (удивленно). Кто сказал?

К л и е н т (раскатисто и долго смеется). Ты что думаешь, я сюда из-за ботинка пришел? Мало в городе сапожников, что ли? Нет, дорогой, я специально пришел посмотреть, как вы тут живете. А ботинок и потом починить можно. У меня же протез вместо правой ноги, ничего с ним не случится, даже если дырка в ботинке. (Смеется.)

З е й н а б (Али). Чтоб они подохли, твои голуби, житья от них нет. Иди помоги отцу.

А л и. Сейчас. (Продолжает кормить голубя.)

З е й н а б. Не вздумай привести на день рождения свою дуру жену.

А л и. Почему?

З е й н а б. Ты еще спрашиваешь? Если она кормит тебя и твоих голубей, это еще не означает, что ты можешь ее нам на голову посадить.

К л и е н т (Нури). Ты Рубена знаешь?

Н у р и. Какого Рубена?

К л и е н т (хлопает себя по колену). Ну и люди же вы! В одном городе живете, а друг друга совсем не знаете. (Укоризненно.) Он же земляк твой, Рубен, тоже шемахинец, и в восемнадцатом году тоже бежал оттуда из-за этой проклятой резни. А Абдуллу Касымова тоже не знаешь? Он же недалеко здесь живет. А кривого Нерсеса из Центрального универмага? А профессора Нуриева? Неужели никого не знаешь? А может, ты еще скажешь, что с Рачиком тоже незнаком?

Н у р и. С Рачиком… А-а-а… это Каспаров из ОБХСС? Его знаю, заходит сюда иногда. По служебным делам. Он и еще другой, русский парень, наш комбинат контролируют!..

К л и е н т. Ну, слава богу, хоть его знаешь. Это он мне про тебя сказал и про твоего соседа. Тот, говорит, большим начальником стал?

Н у р и. А ты что же, тоже из Шемахи?

К л и е н т (радостно). А как же! Только сейчас в Сагиянах живу. Вы все тогда от резни в Баку бежали, а мой отец сказал: «Далеко не поеду». Теватросом меня зовут, не слышал? По прозвищу Патриот, неужели не слышал? Меня в Шемахе все знают, я там известный, любого спросишь — скажет, кто я такой.

Н у р и (виновато). Я давно в Шемахе был… Пожалуй, с восемнадцатого года, как бежали оттуда, так ни разу не удалось поехать.

К л и е н т. Поэтому меня и не знаешь. А карабахцы и нухинцы все друг друга знают и поддерживают. А как же иначе? Меня почему Патриотом прозвали? Потому, что я трижды патриот: сперва патриот Родины — слава богу, ногу за нее отдал, до самого Берлина добрался; потом патриот своего армянского народа — всю историю его наизусть знаю и всех великих армян по одному назвать могу, от Маштоца до писателя Сарояна, который в Америке живет; в-третьих, патриот Шемахи. Тут мне все равно, армянин или азербайджанец, земляк — и все! Правильно я говорю?

Н у р и. Для меня все национальности одинаковы.

К л и е н т. Молодец! А как же иначе? Прошли те времена, когда каждый свою нацию любил, а остальных врагами считал, сейчас все по-другому — все свой народ любят, а с остальными народами дружат. Правильно я говорю?

Н у р и. Ты, я вижу, политически хорошо подкован.

К л и е н т (с гордостью). А как же, все законы знаю, чуть что — телеграмму даю в Верховный Совет: так, мол, и так, закон нарушают, примите меры. Ко мне все приходят за помощью: «Помоги, говорят, Теватрос, ты законы хорошо знаешь».

Н у р и. А почему в Верховный Совет?

К л и е н т. А как же! Законодательный орган, только туда и надо. Они меня уже хорошо знают.

Н у р и. Кто?

К л и е н т. В приемной Верховного Совета. Я когда в Москву приезжаю, обязательно захожу к ним. «А-а, говорят, опять Теватрос приехал? Ну как дела у вас в Шемахе, никто законы не нарушает?» — «Не волнуйтесь, говорю, за порядком у нас следят соответствующие органы. Ну, а если они и недосмотрят, то я всегда начеку, сообщу вам сразу же, что к чему».

Н у р и. А сам ты чем занимаешься?

К л и е н т. Я винодел. Сагиянское вино ты должен знать. Лучше его нету.

Н у р и. Конечно, знаю, отличное вино.

З е й н а б (Али). На рожу твоей жены смотреть противно. Как только ты с ней живешь? Не понимаю!

Ш а р г и я (беззлобно усмехнувшись, у нее спокойный хрипловатый голос). А чем ему плохо? Сам пирожки ест, голубей своих кормит… В день один ящик на них уходит.

А л и (виновато). Птица много ест. Летом у голубя аппетит хороший.

З е й н а б. Вот поймают ее за то, что государственные пирожки голубям скармливает, тогда посмотрим, на что ты жить будешь.

Ш а р г и я (продолжает улыбаться). Чего только не сделаешь из-за любви!

К л и е н т (Нури). Дочка?

Н у р и. Да.

К л и е н т. Пусть будет счастлива.

З е й н а б (Али). Хоть бы вместо тебя у меня слепая дочь родилась, лучше было бы.

А л и (что-то ласково мурлыча голубю). Разве я виноват, что вы до двадцати лет мне даже пива попробовать не разрешали? Поэтому когда первый раз, выпил, то с непривычки уже остановиться не смог. Организм неподготовленный оказался.

Н у р и. Ну вот, готов твой ботинок. (Отдает ботинок клиенту.)

К л и е н т. Как новый стал.

Н у р и. Носи на здоровье.

К л и е н т. Когда, говоришь, свадьба твоего сына?

Н у р и. Через неделю.

К л и е н т. Это значит… (подсчитывает) двадцатого?

Н у р и. Да, двадцатого.

К л и е н т (решительно). Всё, двадцатого я тамада на свадьбе твоего сына. Специально приеду. Как его зовут?

Н у р и. Фарид.

К л и е н т. Хорошее имя. Так и передай ему: дядя Теватрос будет на свадьбе. Вино не покупайте. Пятьдесят литров хватит? Как раз две кислородные подушки — самая хорошая тара. Это мой подарок. Договорились?

Н у р и (чуть растерянно). Мы будем рады тебе. Только вино зачем? Приезжай без вина.

К л и е н т (встает). Как тебе не стыдно! Что я, умер, чтобы ты вино на базаре покупал? Две подушки не хватит — три привезу.

Н у р и (тоже встает). Хватит, хватит, вполне хватит.

К л и е н т. Ну, тогда до двадцатого. (Энергично жмет руку Нури, поворачивается к Зейнаб и Шаргии.) До свидания, хозяюшки. (Опираясь на костыль, идет к воротам.) Заодно и со вторым земляком познакомлюсь. Посмотрим, какой он человек… (Уходит.)

Во дворе появляется з а м е с т и т е л ь Д а ш д а м и р о в а. Он в черном костюме, с портфелем. Торопливо пересекает двор, исчезает на лестнице, появляется на балконе второго этажа, останавливается у двери в квартиру Дашдамирова. Зейнаб и Шаргия с любопытством наблюдают за ним. Заместитель звонит в дверь.

З е й н а б. Что этот хромой про вино говорил?

Н у р и. На свадьбу хочет приехать. Земляком оказался.

З е й н а б. А вино зачем?

Н у р и (неохотно). Я думаю, он вообще не приедет. На болтуна похож.

Дашдамиров впускает заместителя. Они проходят к письменному столу.

З а м е с т и т е л ь. Не появился?

Д а ш д а м и р о в. Пока нет.

З а м е с т и т е л ь. Рагимов не звонил?

Дашдамиров отрицательно качает головой.

В техникуме все в порядке. В кабинет ваш никто не входит. Я предупредил, что, пока нет решения Комитета, входить в кабинет и трогать ваши личные вещи — нарушение закона… Вчера они устроили еще одно собрание, на этот раз вместе со студентами!

Д а ш д а м и р о в. Кто выступал?

З а м е с т и т е л ь. Все… Опять сочинили ходатайство от имени коллектива. Я читал протокол. Обвиняют вас в профессиональной непригодности.

Д а ш д а м и р о в. Это Сафиев ими крутит. Его работа.

З а м е с т и т е л ь. Несомненно. Но и других недооценивать не стоит. Они все спелись.

Д а ш д а м и р о в. Это его работа, директором хочет стать.

З а м е с т и т е л ь. Они все за него горой. Меня Мансур беспокоит — очень некстати он возвращается… Вы звонили в милицию?

Д а ш д а м и р о в. Нет.

З а м е с т и т е л ь (мягко, но укоризненно). Надо позвонить. Он сразу же что-нибудь натворит по возвращении. Даже если он будет себя вести как ягненок, это же лишний козырь в руки Сафиеву и компании. Знаете, что они из этого могут раздуть? Сын директора педагогического техникума — уголовник. Да если они разнюхают об этом, они на весь мир шумиху поднимут. Ни в коем случае нельзя дать им такой козырь в руки. Сейчас одна надежда — на Рагимова. Только он может повлиять на Комитет. Если он вмешается в течение двух-трех дней, все будет в порядке. Но надо, чтобы в эти дни было тихо-спокойно. Я боюсь за Мансура, он обязательно что-нибудь натворит, как вернется, вы лучше меня знаете…

Д а ш д а м и р о в. А что я могу сделать? Он уже давно мог вернуться — сам не хотел.

З а м е с т и т е л ь. Надо выяснить точный день приезда и как-нибудь задержать его возвращение на пару недель, пока не решится ваше дело. Его не имели права досрочно освобождать, в постановлении имелись в виду лица, не представляющие опасности для общества. Вы должны обязательно позвонить в милицию.

Д а ш д а м и р о в. Ты думаешь?

З а м е с т и т е л ь. Уверен. Другого выхода нет.

Дашдамиров поднимает трубку, начинает набирать номер.

З е й н а б (кивает на потолок). Что-то зачастил туда этот, с портфелем, каждый день ходит.

Ш а р г и я. Случилось, наверное, что-нибудь.

З е й н а б. И машина по утрам не приезжает. Дела, кажется, плохи у нашего соседушки.

А л и (ласкает голубя). Говорят, Мансур возвращается.

З е й н а б. Заткнись! (Повторяет со злорадством.) Кажется, у нашего дорогого соседушки дела совсем плохи, если по утрам машина не приезжает. Есть все-таки бог на свете, видит, что творится на земле.

Д а ш д а м и р о в. Милиция?.. Алло, милиция? (Дает отбой, снова набирает номер.)

З е й н а б. Подождите, еще не то будет. За все обиды, которые он нам причинил, покарает его судьба. Я такой человек, меня безнаказанно обидеть нельзя. Ну и что же, что мой муж неудачник, не выбился в люди?! Значит, мне на голову надо сесть? Воду на меня лить?

Д а ш д а м и р о в. Занято. (Продолжает набирать номер.)

З е й н а б. Каждый раз вежливо просила его покойную жену: «Дорогая соседка, меньше воды лей, когда полы моешь, протекают они, проклятые, у тебя, пропускают грязную воду на голову деткам моим, а разве их не жалко?» Старший, правда, с утра водкой наливается, совсем стыд потерял и разум.

А л и (виновато). Я не пил сегодня.

З е й н а б. Еще выпьешь, день только начался. Ел бы хоть как следует… Котлеты я тебе там оставила, на столе. Вот здесь вы у меня сидите (показывает на горло), и ты, и твой отец. Совсем выжил из ума старик.

Н у р и (громко). Опять завелась эта женщина! Замолчи сейчас же!

З е й н а б. А ты не кричи на меня… Не дадут даже рта раскрыть. (Замолкает.)

Д а ш д а м и р о в. Милиция?.. Алло, милиция?.. Мне полковника Кафарова… Хорошо… (Ждет.) Товарищ Кафаров?.. Здравствуйте. Дашдамиров вас беспокоит, директор техникума… Как дела, как здоровье?.. Ничего, спасибо… Возвращается… Да, да… Какие могут быть шутки? Еще два года назад мог вернуться, как досрочно освобожденный. Я тоже не понимаю, каким образом… На целых два года раньше срока… Судимость одна… Опять начнутся мой мучения, а у меня уже нет ни сил, ни здоровья терпеть это… Не знаю, что делать. С одной стороны, сын родной, сердце болит, когда думаю о нем. С другой стороны… Вы с самого начала были свидетелем моего горя, все на ваших глазах происходило… От него всего можно ожидать, очень характер беспокойный… А у меня такое сейчас положение, что его приезд совсем некстати… Да, на службе…

Заместитель предостерегающе машет руками, чтобы Дашдамиров не проговорился.

Нет, ничего особенного… Не знаю, не знаю. А как ваши дела? Ну, слава богу… Пришлите, конечно, но он этих подписок десятки давал… Да, условно-досрочное… Спасибо, позвоню… Всего хорошего. (Вешает трубку, устало опускается на стул.)

З а м е с т и т е л ь. Ну что?

Д а ш д а м и р о в (горестно вздохнув). Кто бы мог подумать, что я возвращению единственного сына рад не буду…

З а м е с т и т е л ь. Он сам виноват.

Д а ш д а м и р о в. А может, он исправился?

З а м е с т и т е л ь. Чудес не бывает.

Д а ш д а м и р о в. Врагу своему такого не желаю. Бедный мой сын, почему именно он должен был получиться таким? В чем моя вина?

З а м е с т и т е л ь (кивает на телефон). Что он сказал?

Д а ш д а м и р о в. Что он может сделать? Объяснил, что раз освобождение условно-досрочное, то за любое нарушение его могут забрать на два года. Это мы и без него знали.

З а м е с т и т е л ь. Но они примут меры со своей стороны?

Д а ш д а м и р о в. Сказал, чтобы я написал заявление на имя начальника милиции. Подписку с него возьмут, как вернется, но ничего определенного не обещал. Надо же было получиться такому совпадению. Еще месяц назад я был бы рад его возвращению… (Берет со стола одну из бумаг, принесенных заместителем.)

А л и (продолжает возиться с голубями). Летом птица хорошо ест, поэтому красивая.

З е й н а б. Иди поешь, я тебе говорю. С утра ничего не ел.

З а м е с т и т е л ь. Лучше я вам прочту вслух. Вы не разберете мой почерк.

Д а ш д а м и р о в (отдает бумагу). Рагимов должен мне помочь, я очень надеюсь на него.

З а м е с т и т е л ь. Я в этом уверен. Он столько лет вас знает! Нельзя не посчитаться с вашей биографией и заслугами.

Д а ш д а м и р о в. Да. Вся моя жизнь как на ладони, ни одного пятнышка нет… Ну, давай читай, посмотрим, что ты там написал.

З а м е с т и т е л ь (читает). «Министру…» Ну тут все, как обычно… «От…» Так… «Заявление. Уважаемый Энвер Халилович! В мае месяце сего года одна из городских газет опубликовала статью под названием «Габиб Аллахьярович гневается», в которой справедливо критиковали меня за некоторые несовместимые со званием советского педагога действия. В частности, в ней указывалось на тот факт, что в субботу тридцатого апреля в физкультурном зале техникума неизвестным лицом был оставлен открытым водопроводный кран, в результате чего вода, лившаяся из него всю субботу и воскресенье, залила зал и большинство комнат нижнего этажа. Автор статьи обвиняет меня в том, что…»

Д а ш д а м и р о в (поправляет его). «Справедливо обвиняет меня…»

Заместитель, «…справедливо обвиняет меня в том, что, обнаружив в понедельник вышеуказанный факт, я в пылу гнева уволил с работы всю кафедру физкультуры, включая тренера по футболу…» Так (пробегает глазами заявление), так… Тут дальше перечисление обвинений — это я уже читал вчера… ваши оправдания… Так… теперь о демонстрации. (Читает дальше.) «Что касается того, что я отдал распоряжение на первомайской демонстрации юношам и девушкам идти отдельными колоннами, то…»

Д а ш д а м и р о в. Ты прочти лучше, как написал мою биографию.

З а м е с т и т е л ь (читает). «Уважаемый товарищ Рагимов! Все свои силы и знания я отдал нашему народу. С 1928 года я нахожусь на руководящей работе. В 1934 году я закончил рабфак и с тех пор, вот уже тридцать пять лет, работаю в Октябрьском районе Баку на разных должностях: председателем райсовета, директором средней школы, директором швейного цеха, заведующим клубом, директором чаеразвесочной фабрики, заведующим пиявочной лабораторией общества охотников и рыболовов, начальником районного ОБХСС, судебным исполнителем, директором кинотеатра, заведующим роно и, наконец, с 1962 года директором педагогического техникума».

Д а ш д а м и р о в. Не надо все перечислять. Дай сюда. (Берет заявление и начинает что-то исправлять в нем.)

З е й н а б. Сколько раз его покойной жене говорила: «Имей совесть, не строй из себя царицу. Твой муж наверх пошел, посты занимает, а мой, несчастный, опустил голову, на хлеб насущный зарабатывает — ну, бывает так, не дал бог ума человеку, — но ведь сколько лет они друзьями были, хлеб-соль делили, одним одеялом укрывались, зачем мучаешь меня? На голову воду льешь, по милициям таскаешь, стоит только слово сказать… Что такого обидного я тебе говорила?»

С улицы доносится скрип тормозов, стук захлопнувшейся автомобильной дверцы.

Ш а р г и я. Это Салех…

Али, поспешно отодвинув голубя, бросается в подворотню. Сталкивается с С а л е х о м, высоким, поджарым парнем, который тащит на себе огромный ящик. Али пытается помочь ему, но Салех отгоняет его.

С а л е х. Не трогай. Тяжелый. Там мешок у машины, его принеси. (Опускает ящик на землю, вытирает пот.) Здесь минеральная вода, пиво, лимонад, водка.

Шаргия полотенцем вытирает пот с его лица.

Вино… Хлеб тоже купил, десять буханок, мяса еще шесть кило купил, боюсь, барашка не хватит — маленький. Фрукты в холодильник положите — испортятся. (Обращается к Али, который притащил наконец мешок.) Тебе костюм купил. И туфли.

А л и. Где?

С а л е х. Потом дам. Вечером. (Женщинам.) А вы начинайте стол накрывать. Времени мало осталось.

Ш а р г и я (спокойно). Заканчиваем уже…

С а л е х. Давайте, давайте! Я скоро приеду. (Уходит так же внезапно, как появился, очень энергичный, порывистый.)

Шаргия извлекает из ящика мужской костюм.

А л и. Это мой.

Ш а р г и я. Все равно ведь пропьешь.

З е й н а б. Хоть перед невестой Фарида не стыдно будет, а то противно смотреть на его лохмотья. (Неодобрительно смотрит на сына, который опять занялся своими голубями.)

Н у р и (показывает на зеленую дверь). Надо нового соседа пригласить. Неудобно, все-таки сосед.

З е й н а б. Забыли у Салеха спросить. Все же его сыну год исполняется, пусть он решает, кого пригласить.

Ш а р г и я. Ничего, он против не будет.

Д а ш д а м и р о в. «То же самое я смогу сказать в ответ на обвинение, что я не позволял студенткам техникума красить глаза и губы, носить открытые платья и короткие юбки. Я действительно так поступал ради моральной чистоты этих студенток, которых мы готовим как будущих педагогов». Читай дальше…

З а м е с т и т е л ь (читает). «После опубликования фельетона в техникуме состоялось собрание, на котором присутствовали представители Комитета. Товарищи критиковали меня и, учитывая мой возраст, предложили уйти на пенсию…»

Д а ш д а м и р о в. Надо написать, что «может быть, в педагогике я и не очень хорошо разбираюсь, но у меня еще много сил, пусть используют меня на другой работе».

З а м е с т и т е л ь. Это я написал ниже.

Д а ш д а м и р о в. Дай посмотрю.

З е й н а б. Пора вынести столы во двор. (Нури.) Хватит стучать молотком. Помоги нам. (Али.) Ты тоже вставай.

Все уходят в дом за столами. Во двор входят Ф а р и д и Р е н а.

Ф а р и д. Странно, не слышно стука молотка. В последнее время отец из-за нашей свадьбы работает день и ночь.

Р е н а. Бедняга! А что, много денег нужно на свадьбу?

Ф а р и д. Тысячу рублей. И столько же на подарки невесте.

Р е н а. Обойдусь как-нибудь без твоих подарков.

Ф а р и д. Я бы тоже рад. Но ничего поделать не могу. Для них это вопрос чести, в лепешку расшибутся, но подарят тебе все, что полагается.

Р е н а. Бедняги. А почему свадьба такая дорогая?

Ф а р и д (с шутливой готовностью). Могу объяснить. Будет больше ста человек, музыка, автомашины, а это все стоит денег.

Р е н а. Но это же безумие! Ты свои деньги тратишь на себя, а бедные родители — откуда у них могут быть такие деньги?

Ф а р и д (улыбается). Почему? Я слышал, сапожники неплохо зарабатывают.

Р е н а. Им придется влезть в долги. А главное — это никому не нужно, ни им, ни нам.

Ф а р и д (шутливо, с пафосом). Это нужно обществу!

Рена смотрит на него укоризненно.

(Неожиданно серьезно.) Я бы сам рад плюнуть на свадьбу. Но для стариков это вопрос престижа. Всю жизнь они ждали дня моей свадьбы. Так что пусть будет все так, как они хотят.

Рена подходит ближе, прижимается к нему, он вынужден ее обнять. Целуются.

Д а ш д а м и р о в (кончив читать заявление). Ну, кажется, все в порядке. Срочно перепечатай и сегодня же отвези Рагимову. Теперь вся надежда на него. Странно, что он не позвонил. Я и жене его сказал, что хочу попасть к нему на прием, и секретарше… Он должен помочь мне.

З а м е с т и т е л ь. Несомненно. Зачем тогда нужны друзья, если в такие минуты они не будут помогать друг другу?

Д а ш д а м и р о в. Я много хорошего сделал ему в свое время.

З а м е с т и т е л ь. Он должен помочь вам. (Собирает бумаги со стола.)

Ф а р и д (сделав над собой усилие). Неудобно, нас могут увидеть…

Р е н а. Никого же нет…

Ф а р и д (усмехаясь). Учти — это может плохо кончиться. Я начинаю звереть.

Р е н а (тоже улыбается). Сомневаюсь.

Фарид строит страшную рожу и как бы собирается наброситься на Рену. Но потом, шутливо вздохнув, опускает руки.

Ф а р и д. Не могу. Ну почему я такой порядочный?! Почему у меня такие твердые моральные устои? (Целует ее.)

Р е н а. Шут гороховый.

Долго целуются.

Ф а р и д. Я опять начинаю звереть…

Из-за зеленой двери раздаются протяжные усталые женские крики: «Помогите! Помогите! На помощь!..»

Р е н а (вздрагивает, отшатывается от Фарада, испуганно смотрит на зеленую дверь). Кто это?

Ф а р и д (неохотно). Соседи. Супружеская пара…

Д а ш д а м и р о в. Опять началось. Сумасшедший дом, а не двор.

Н у р и, З е й н а б, А л и выносят во двор стол.

Н у р и. Чего он хочет от нее, понять не могу.

З е й н а б. Сама виновата, надо было блюсти себя… (Радостно.) А, доченька, здравствуй! Добро пожаловать в наш дом. (Идет к Рене, целует ее.)

Н у р и. Здравствуй, дочка… Ну, что он сейчас от нее хочет?

З е й н а б (пожимая плечами). Проходи, садись, дочка. Не обращай внимания на такие вещи. В жизни еще много чего услышишь и увидишь.

А л и (идет к голубям). Он хочет, чтобы она уехала вместе с ребенком…

З е й н а б. Ты заткнись, это не твоего ума дело.

Женщина за зеленой дверью продолжает звать на помощь.

Д а ш д а м и р о в. Закрой окно.

Заместитель поспешно захлопывает створку окна.

З а м е с т и т е л ь. Я пойду. По дороге зайду в техникум.

Д а ш д а м и р о в. Иди, иди. Я еще раз попытаюсь дозвониться до Рагимова. Вся надежда на него.

Заместитель уходит.

Р е н а. Бедная женщина… (Неуверенно Фариду.) Как-то помочь ей надо…

З е й н а б. А как ей поможешь? У нее муж такой демагог, что ничего ему не докажешь и еще сам виноват останешься. Она же дура, что он захочет, то она и скажет.

Ф а р и д. Я однажды влип в подобную историю. На улице одна звала на помощь, а когда я вмешался, оказалось, что это ее муж, и они вдвоем на меня набросились. С супружескими парами лучше не связываться… (Зейнаб.) Мы, кажется, рано пришли?

З е й н а б. Вы же не гости. Когда захотели, тогда и пришли.

Ш а р г и я. Мы уже на стол накрываем, скоро все соберутся.

Нури проходит в свою будку и приступает к работе. С небольшими перерывами, все тише и тише раздается голос женщины за зеленой дверью.

Дашдамиров садится за письменный стол с телефоном. Он ждет звонка. З а м е с т и т е л ь проходит через двор, испуганно оглядываясь на зеленую дверь.

Р е н а (Шаргии и Зейнаб). Чем я могу помочь?

З е й н а б. Ничем. Разве я позволю, чтоб моя дорогая невестка в такой день работала? Ты для меня самый почетный гость сегодня. Садись сюда. (Показывает на стул.) Сейчас мы накроем на стол, с минуты на минуту гости должны подойти.

А л и. Надо барана зарезать, потом поздно будет.

З е й н а б. Заткнись. (Шаргии.) Ты пока поставь мясо на огонь. Из барана шашлык сделаем. (Рене.) Хотела бы я, чтобы Габиб Дашдамиров, — это у нас сосед такой есть, на втором этаже, — тебя увидел, понял бы, из какой семьи Фарид невесту взял, с каким уважаемым домом породнился. Чтобы поменьше воображал. Жаль, жена его богу душу отдала, а то бы лопнула от зависти. Всю жизнь строили из себя больших людей, а у самих сын по тюрьмам скитается.

Ш а р г и я. Мансур хороший парень. Жалко его.

З е й н а б. Я против него ничего не имею, он на родителей не похож. Но что в тюрьму попал лет пять назад, это бог за мои обиды им отомстил, и не то еще им будет!

Ф а р и д. Мама, хватит.

Р е н а. А в чем дело?

Ф а р и д. Длинная история.

З е й н а б. Ничего, я расскажу. Моя невестка сразу должна узнать, кто мой враг, а кто друг. Вот там он живет, над нами. (Показывает.) Пятьдесят лет назад вместе с отцом Фарида пришел в этот двор, от армяно-азербайджанской резни бежали сюда из деревни. Еще несколько лет здесь дружили, вместе сапоги шили, вместе ели, вместе пили. Потом он в гору пошел. Рост у него большой, потому заметили. Туда потянули, сюда потянули, научили, обучили — шишкой стал. И с тех пор житья нам не давал.

Ш а р г и я. В основном жена его.

З е й н а б (Рене). А что он, не мужчина? Почему терпел?

Р е н а (улыбается). Да, мужчина должен быть хозяином в доме.

З е й н а б. Молодец! Правильно воспитал тебя отец. Недаром писатель, умный человек.

А л и. Говорят, Мансур возвращается.

З е й н а б. Заткнись… Сын на них не похож, справедливый человек. Но драчун был страшный. Дня не было, чтобы не подрался с кем-нибудь. Кровь в нем кипела. За всех заступался, во все вмешивался. Пять лет дали. Милиционеру погон сорвал.

Ф а р и д. Не совсем так было.

З е й н а б. Так, не так, но погон он сорвал. Своими ушами на суде слышала.

Ф а р и д (Рене). Я же рассказывал тебе. Из-за девушки все получилось.

Р е н а (насмешливо). Из-за твоей первой любви?

З е й н а б. Какая еще любовь? Просто встречался с ней. Я разве позволила бы ему жениться тогда — на четвертый курс он только перешел.

Ф а р и д. Тогда была эпоха танцевальных вечеров, дня не было, чтобы где-нибудь вечер не проводился — в АзИИ, Политехническом, Желдоре, ДОФе.

Р е н а. Что такое ДОФ?

Ф а р и д. Дом флота. И на каждой такой танцплощадке была своя группа, человек десять — пятнадцать, — их все боялись. Они делали что хотели, задевали всех, заставляли девушек танцевать с собой, били непослушных. А мы вступались за обиженных. Не специально, конечно, но так получалось, что каждый вечер кончался дракой. Страшное дело было. Как выжили, не знаю.

З е й н а б (осуждающе, но не без гордости). Он же весь в шрамах. Посмотри — целого места на лице нет.

Ф а р и д. И каждый раз все затевал Мансур. У него просто патологическая чувствительность была на несправедливость, всех защищал…

З е й н а б. Чуть Фарида из-за него не посадили.

Ф а р и д. Не только меня.

З е й н а б. Десять человек судили. Я думала — умру. Пять дней суд шел. Если бы Фарида посадили, я бы умерла. Весь институт за него вступился. Он же круглый отличник был. Его все любили.

Р е н а. В каком году это было?

Ф а р и д. В пятьдесят девятом.

З е й н а б. Как время бежит! Пять лет как один год пролетели. А почему вы здесь стоите? Проходите в комнату.

Во время этого разговора Шаргия уже установила посреди двора столы, покрыла белой скатертью, расставила стулья. Фарид и Рена в сопровождении Зейнаб проходят в дом. До этого неподвижно сидевший за столом Дашдамиров снимает трубку и набирает номер.

Д а ш д а м и р о в. Алло… Алло… Приемная товарища Рагимова?.. Здравствуйте, девушка. Я уже беспокоил вас сегодня. Дашдамиров это говорит. Вы обещали сказать ему, что я хочу попасть на прием… И что он сказал?.. Так… Неужели ничего не сказал? Не может быть, девушка… Что же делать? Мне обязательно нужно поговорить с ним… Я понимаю… но…

Дашдамиров вешает трубку, остается сидеть за столом. Во двор выходит Ф а р и д, подходит к Али, занятому голубями.

Ф а р и д. А ты откуда знаешь, что Мансур возвращается?

А л и. Участковый сказал.

Ф а р и д. Завтра с утра за мебелью поедем. (Отцу.) Я уже договорился насчет мебели. Румынская. Отдельно спальня, столовая и кабинет.

Н у р и. Прямо сюда привезете?

Ф а р и д. Конечно. Зачем десять раз возить — к ним, потом сюда.

Н у р и. Так полагается. Раз родители невесты дают приданое, то его должны привезти в этот дом в день свадьбы вместе с невестой.

Ф а р и д. Не будь формалистом.

Н у р и. Пригласительные билеты заказал?

Ф а р и д. Заказал. Утром будут готовы, сто пятьдесят штук.

Н у р и. Завтра же надо будет раздать их людям.

Ф а р и д. Не рано ли?

Н у р и. В самое время. Неделя осталась.

С улицы слышится шум подъехавшего автомобиля. Из дома появляются З е й н а б и Ш а р г и я.

Ш а р г и я. Это Салех.

На улице слышны голоса.

З е й н а б. И гости. (Али.) Скорее надень костюм, гости идут…

Затемнение.

Потом светлеет. Уже вечер. Г о с т и и х о з я е в а сидят за длинным столом. А л и, в новом костюме и чистой рубашке, занимает место рядом с Э н в е р о м, рано облысевшим и худощавым молодым человеком с бородкой. С а л е х стоит во главе стола с бокалом вина в руке, ждет, когда установится полная тишина. Наверху Д а ш д а м и р о в сидит за столом у телефона.

С а л е х. Дорогие гости, сегодня моему сыну исполняется один год. Мы здесь собрались — близкие, друзья, родственники, — чтобы отметить этот радостный для меня и для всех нас день. Но прежде, чем выпить за здоровье моего единственного сына, я хочу сказать пару слов вот о чем. (Поворачивается к Али.) Здесь сидит мой родственник, старший брат моей жены, уважаемый Али. Вы все его знаете.

Али смущенно опускает голову, но общее внимание ему приятно.

Он хороший человек, и я, как могу, помогаю ему. Я его одел, обул, даю деньги на карманные расходы, чтобы он не чувствовал себя ниже своих друзей, знакомых. Не так ли, Али?

А л и (с готовностью кивает головой и наклоняется вперед — демонстрирует свой костюм и сорочку). Да, это так. Салех правду говорит. Этот костюм тоже он купил для меня.

С а л е х. Много денег я ему не даю, потому что Али, вы все это знаете, имеет один большой недостаток — он пьет. Этот недостаток мешает Али занять достойное, подобающее ему и его семье место в жизни. Поэтому сегодня, прежде чем выпить за здоровье моего единственного сына, я хочу, хоть я сам на шесть лет младше Али, чтобы он сейчас, в присутствии вас, наших дорогих гостей, поклялся, что никогда больше в рот не возьмет спиртного.

А л и (испуганно). Сегодня тоже?

С а л е х. Нет, сегодня день рождения моего сына, я разрешаю тебе выпить за его здоровье. Но учти — это в последний раз… А теперь встань, поклянись перед всеми этими людьми, что ты в рот не возьмешь спиртного.

А л и (встает, вытягивает руки по швам). Даю слово, что больше никогда в жизни в рот не возьму спиртного… (Спохватившись, добавляет.) Только за этим столом выпью немного.

С а л е х. Поклянись жизнью моего сына. Повторяй за мной: «Клянусь жизнью единственного сына Салеха, что больше пить не буду».

А л и. Клянусь жизнью единственного сына Салеха, что больше никогда пить не буду.

С а л е х. Молодец. Садись. Ну, а теперь, дорогие гости, ешьте, говорите тосты. За ваше здоровье. (Осушив бокал, садится.)

А л и (громким свистящим шепотом просит Энвера). Налей.

Э н в е р. Водку или коньяк?

А л и. Водку.

Али подставляет большой бокал. Энвер наполняет его, наливает себе тоже.

(Разом опрокинув содержимое бокала в рот.) Хорош пиво!

За столом все едят, переговариваются шепотом.

Дашдамиров снимает трубку телефона, набирает номер.

Д а ш д а м и р о в. Извините за беспокойство. Это квартира товарища Рагимова?.. Добрый вечер, Нигяр-ханум. Это Габиб Дашдамиров говорит… Спасибо. Как вы? Как дети?.. Нигяр-ханум, вы передали Гасану Халиловичу, что я звонил?.. Не может?.. А когда он уезжает?.. До среды еще два дня… Понятно, понятно… Ну ладно, извините за беспокойство… Да, очень важное… Что поделаешь? Теперь он большой человек, откуда у него время для меня! До свидания. (Вешает трубку.)

А л и. Хорош пиво!

Н у р и. Али, ты больше не пей.

А л и. А что я выпил? Еще глоток сделаю.

З е й н а б (подавая на стол очередное блюдо). Али, встань, помоги мне. Вставай, вставай…

Али неохотно вылезает из-за стола. Успевает на ходу хватить еще одну рюмку. Вместе с Зейнаб и Шаргией уходят.

Н у р и. У каждого стола должен быть свой глава. Я хочу поднять тост за Гасан-муаллима, чтобы он взял на себя труд быть сегодня тамадой нашего стола.

В с е (подхватывают). За здоровье Гасан-муаллима, за здоровье тамады…

Т а м а д а (польщенный, встает). Нет, нет, я не могу… Ну хорошо. Раз вы уж выбрали меня, то знайте: я люблю дисциплину за столом. Ваше здоровье.

Все пьют.

Ф а р и д. Энвер, что-нибудь ты слышал о возвращении Мансура?

Э н в е р. На днях должен вернуться.

Н у р и (Фариду). Хорошо бы ему успеть на твою свадьбу.

Ф а р и д. Да. Выпьем за него, Энвер.

Э н в е р. Я вчера его во сне видел. (Выпивает.)

Т а м а д а. Нет, так не годится. Почему вы пьете без тоста? Разве кто-то сказал тост?

Ф а р и д. Мы выпили за нашего друга, которого не видели уже пять лет.

Т а м а д а. Все равно надо сказать тост. Я уверен, что все хотели выпить за вашего друга. За столом должен быть порядок. (Встает.) Дорогие друзья, я, пользуясь правом тамады, первое слово даю себе. Я хочу выпить за двух прекрасных голубков, которые в ближайшие дни совьют себе гнездо в этом доме. Они украшение нашего стола и через семь дней соединятся в прекрасную советскую семью, и поэтому я хочу выпить за их здоровье. Вы все знаете отца Рены, в Азербайджане нет человека, который бы его не знал. Это наша гордость и слава. Нури-киши вы тоже все знаете. Я очень рад, что наши прекрасные голубки, соединившись, объединят две такие хорошие семьи. За здоровье наших голубков, за Фарида и Рену. За их счастье.

Все чокаются, пьют.

Э н в е р (Фариду). Я уже опьянел. Мы с Али до этого пили.

Ф а р и д. Кстати, где он?

Э н в е р (оглядывается). Не знаю.

З е й н а б и Ш а р г и я приносят два больших блюда с пловом.

Ф а р и д. Мама, Али исчез.

З е й н а б (встревоженно). Тише, Салех услышит…

Э н в е р. Я пойду поищу его. (Встает из-за стола, покачиваясь, идет по двору.)

С а л е х. Уважаемый тамада, у меня есть тост. Прошу слова.

Т а м а д а. Пожалуйста. (Громко.) Тише! Прошу тишину! Слово имеет наш Салех.

З е й н а б. Плов остывает.

С а л е х. Давайте разложим плов по тарелкам, потом я скажу тост.

Все принимаются за плов. Энвер осматривает двор — ищет Али.

В квартире Дашдамирова раздается телефонный звонок, Габиб поднимает трубку.

Д а ш д а м и р о в. Алло… Квартира Дашдамирова. (Разочарованно.) А, это ты… Нет, не звонил Рагимов… Ты был в техникуме?.. Висит приказ? Не может быть…

Г о с т и:

— Прекрасный плов!

— Молодец, Зейнаб-ханум!

— Рисинка в рисинку!

Д а ш д а м и р о в. А как написано? В связи с переходом на другую работу или на пенсию? (Усмехается.) Вот результаты моих сорокалетних трудов… А зачем мне персональная пенсия? Я же еще полон сил, они могли послать меня на другую работу… Нет смысла. Ему передали, что я звонил. И жена сказала, и секретарша… «Занят, говорит, нет у меня времени для товарища Дашдамирова…» А что сделаешь? Теперь уже все. Надо домино купить. Заходи в свободное время, сыграем. Пенсионер Дашдамиров теперь всегда будет дома… (Вешает трубку и сидит за столом, стиснув голову руками.)

Энвер, не найдя Али, поднимается на второй этаж.

С а л е х. Дорогие гости, многие из вас имеют детей, и каждый имеет или имел родителей. Я сам сирота и знаю, как хорошо человеку, когда родители его еще живы. Я предлагаю выпить за родителей. Пусть ваши родители живут тысячу лет!

Все чокаются и пьют за родителей.

На втором этаже у дверей Дашдамирова роется в своих карманах Э н в е р. Наконец он вытаскивает деньги — несколько смятых бумажек — и нажимает на дверной звонок. Дашдамиров не сразу, как бы очнувшись, поднимается, идет к двери, удивленно смотрит на покачивающуюся у порога фигуру Энвера.

Д а ш д а м и р о в (не очень любезно, недоумевая). Что вам нужно?

Э н в е р. Я ваш бывший сосед Энвер, товарищ Мансура… Я учился в Москве, меня долго не было. Здравствуйте.

Д а ш д а м и р о в. Здравствуйте.

Э н в е р. Я хочу вернуть вам десять рублей. Вы дали мне десять рублей, когда я уезжал в институт. Возьмите, пожалуйста.

Протягивает Дашдамирову деньги, тот, отступив на шаг, не берет их. Он все еще не может понять, чего от него хочет Энвер.

З е й н а б (Фариду). Али не можем найти, куда делся, не знаю.

Э н в е р. Это ваши деньги. Вы забыли. А я помню. Вы дали их мне шесть лет назад, когда я в Москву уезжал. Извините за задержку, но раньше я не мог… Помните? Вы на дорогу мне дали. Мансур вас попросил.

Ф а р и д (Рене). Пора смываться. Еще минут пять посидим и пойдем.

Д а ш д а м и р о в (неуверенно). Что-то такое было. Ты, кажется, в медицинский поступал?

Э н в е р. Да-да, а потом поехал в архивный, в Москву. Вы дали мне десять рублей. Большое спасибо. Я хочу вернуть. У меня есть деньги. Возьмите, прошу вас.

Д а ш д а м и р о в. Нет… Я не помню этого. Ты ошибся, наверное. (Пытается закрыть дверь.)

Э н в е р (ловит его за руку, сует в нее деньги и торопливо идет по балкону). Я не хочу быть никому должен. (Показывает на сидящих во дворе соседей.) Они мне тоже одалживали.

Р е н а (Фариду). Прощаться будем или сбежим незаметно?

Ф а р и д. Придется попрощаться.

Р е н а. Отец уехал в Нуху. Останься сегодня у меня.

Ф а р и д. Мы столько ждали, подождем еще семь дней.

Р е н а. Но это же глупо! Кому нужно наше подвижничество?

Ф а р и д. Потерпим еще семь дней.

Р е н а. Но это же смешно…

Ф а р и д. Энвер, кажется, совсем хорош. (Смотрит на Энвера, который подходит к Нури.)

Э н в е р. Дядя Нури, ты дал мне десять рублей, когда я уезжал в Москву. Я хочу вернуть. Спасибо. На, возьми. (Сует деньги в нагрудный карман сапожника и идет к Зейнаб.) Тетя Зейнаб, возьмите свои десять рублей, большое спасибо!

З е й н а б. Какие десять рублей? Идем, лучше я спать тебя уложу, устал ты с дороги…

Э н в е р (почти плача). Я не хочу быть никому должен. Возьмите свои деньги. (Пытается сунуть десятку Салеху, тот отстраняет его от себя.)

С а л е х. Иди, иди, я тебя второй раз вижу.

Э н в е р. Простите, вы тогда еще здесь не жили. Я ошибся.

К Энверу подходит Фарид, обняв за плечи, ведет к столу.

Ф а р и д (Рене). Энвер друг моего детства. Энвер, спрячь деньги… Он семь раз поступал в медицинский, а потом уехал в Москву…

Т а м а д а (до этого был занят разговором с соседом, как, впрочем, и все гости). Внимание! Дорогие гости, что происходит? Почему никто не говорит тостов?.. Что? (Наклоняется к соседу с другой стороны, который что-то начинает шептать ему в ухо, показывая на Салеха.)

Э н в е р. Простите. Неприлично говорить о деньгах, но я хочу вернуть свои долги. Я не хочу быть никому должен…

Ф а р и д. Чудак. Ты никому ничего не должен. Успокойся. (Продолжает обнимать Энвера.) Что это на тебя напало?

Э н в е р. Простите меня. (Вдруг всхлипывает.)

Ф а р и д. Ну что с тобой, Энвер? Мы так рады, что ты приехал погостить…

Э н в е р (сквозь слезы). Я тоже… Я вспоминал вас часто.

Ф а р и д. Ну, перестань, перестань! У тебя случилось что-нибудь?

Э н в е р (шепотом, показывая на зеленую дверь). Я не могу больше. Она так кричит. Я не могу вынести этого…

Ф а р и д (успокоившись). Ах, вот в чем дело! Бедняга. Это действительно ужасно… А что делать? Успокойся. Ты же скоро уедешь.

Р е н а (Фариду). А что делать тем, кто не уедет?

Э н в е р. Я не могу вынести этого.

К ним подходит Салех.

С а л е х (слегка пьян). Кто обидел его? Это наш гость, если кто-нибудь обидел его, я штаны с того человека сниму. Пусть только покажет — я душу из него выну.

Э н в е р. Нет, нет, спасибо. Меня никто не обидел.

С а л е х (Фариду). Хороший парень. Видно, в Москве душа у него совсем нежная стала… Ты не знаешь, куда Али делся? Нигде его нет.

Ф а р и д. Где-нибудь поблизости. Куда он может пойти в такое время?

С а л е х. Хорошо бы. Он ведь здоровьем моего сына поклялся.

Н у р и. Дорогие гости! Я хочу сказать пару слов. В том, что мы сегодня так хорошо сидим здесь и за столом у нас весело, большая заслуга нашего тамады. Давайте выпьем за нашего тамаду, уважаемого Гасан-муаллима.

Все, кроме Салеха, пьют. Салех сидит на крыльце своей комнаты. Склонившись к нему, что-то быстро и взволнованно говорит Зейнаб. Допив бокалы, к ним подходят Нури и тамада.

Больной человек, разве можно всерьез его принимать? Нашел на кого обижаться.

Т а м а д а. Разве можно портить такое веселье?

С а л е х. Он поклялся жизнью моего единственного сына.

Р е н а. Что случилось?

Ф а р и д. Али исчез.

Р е н а. Ну и что?

Ф а р и д. Он же поклялся не пить… Знаешь, нам лучше уйти, пока не поздно.

Высвобождает руку из-под локтя уснувшего за столом Энвера, и они встают. К ним подходит Зейнаб.

Мама, мы пошли.

Р е н а. До свиданья. Спасибо за все.

З е й н а б. Всегда рада. Этот дом — твой дом. (Шепотом Фариду.) Боюсь, как бы Салех под горячую руку что-нибудь с Али не сделал.

Ф а р и д (раздраженно). А что я могу поделать? Надоело мне все это. Ты видишь, мне уходить надо.

Р е н а. До свидания, Зейнаб-ханум.

З е й н а б. До свидания, дочка… Нури, уложи Энвера спать. Устал с дороги, бедный…

Начинают прощаться и другие гости. Нури отводит Энвера в дом. Гаснет свет в окнах. Салех клюет носом, но продолжает ждать Али, сидя на крыльце.

Ш а р г и я. Идем спать.

С а л е х. Нет, я этого подлеца дождусь.

Ш а р г и я (как всегда, спокойно). Делать тебе нечего, я вижу. Ты же знаешь его характер…

Слышится шум подъехавшего автомобиля, очень громкий стук дверцы. Во двор, покачиваясь, входит А л и. Он в майке, босой и в рваных брюках.

А л и (как можно более непринужденно). Добрый вечер!

З е й н а б (в ужасе). Пропил костюм и туфли, несчастный!

А л и (с вызовом). Да, пропил.

Салех поднимает голову, и тотчас же Али бросается бежать по двору, припадая на одну ногу. Салех хватает со стола то ли нож, то ли вилку и, размахивая этим предметом, бежит следом.

(Истошно.) Мама!

Инстинкт самосохранения как бы вдохнул в его слабое тело силу, которая кидает его в разных направлениях. Отяжелевший от еды и напитков, Салех промахивается. Али кудахчет, как курица. Шаргия, Зейнаб, Нури пытаются остановить Салеха.

З е й н а б. Он его убьет!

Ш а р г и я. Так ему и надо, пусть не пьет. (Мужу.) Стой! Ты что, с ума сошел?!

Н у р и. Салех, прошу тебя…

С а л е х (внезапно останавливается, яростно кричит.) Не мешайте мне, а то убью вас тоже! Все вы одна семейка!

Али, воспользовавшись замешательством, жадно глотает воздух. Салех, припугнув родственников, заносит нож над склоненной набок головой Али и тщательно примеривается, с какой стороны ударить. Он покачивается на полусогнутых ногах, чтобы обманными движениями окончательно запугать свою жертву. Родственники, смирившись со своим бессилием, в ужасе наблюдают за тем, как на их глазах вот-вот произойдет кровопролитие. Салех готовится к последнему прыжку. В этот момент, а может быть, и раньше, во дворе, с улицы, появляется М а н с у р. Он сразу же бросается к Салеху, который одной рукой уже ухватился за майку Али. И когда Мансур пытается помешать нанести удар, нож, поменяв направление от толчка, втыкается в руку Салеха. Взвыв от боли, Салех отпускает Али и бросает нож.

М а н с у р (Зейнаб и Шаргии). Дайте бинт или полотенце, живее! (Поднимает руку Салеха над головой, чтобы уменьшить кровотечение.)

С а л е х. Пропал мой палец, руль держать не смогу…

З е й н а б (причитает). Что же будет, что же будет?! Бедный Салех остался без пальца!

М а н с у р (Али). Беги за машиной, надо отвезти его в «скорую помощь». (Салеху.) Не волнуйся, по-моему, сухожилие не задето.

Али убегает. Когда Мансур начинает обматывать руку Салеха полотенцем, с балкона второго этажа раздается голос Дашдамирова.

Д а ш д а м и р о в. Мансур?! А ну-ка, поднимись наверх!

Полотенце, намотанное на руку Салеха, чернеет от крови, сам Салех, с которого слетело опьянение, смотрит на Мансура жалобно и растерянно. Перепуганная семья Нури выглядит неспособной на какие-либо энергичные действия.

М а н с у р (отцу). Ты же видишь, надо отвезти его в больницу.

Д а ш д а м и р о в. Я с тобой говорю. Иди домой. Это не твое дело, там есть кому его отвезти.

Слышится шум машины, во двор вбегает А л и.

А л и. Машина готова.

М а н с у р (отцу). Я скоро приеду, папа.

Д а ш д а м и р о в. Эти люди всю жизнь желали мне плохого. Неужели они дороже тебе, чем родной отец? Почему тебя тянет в эту грязь?

М а н с у р. Папа, не надо, я скоро вернусь.

Д а ш д а м и р о в. Я сделал все, чтобы ты стал человеком, а ты полез к ним, к сапожникам и пьяницам. Пять лет я ждал твоего возвращения, и в первый же день ты принялся за старое… Иди наверх, я тебе говорю…

М а н с у р. Пошли, Салех… (Ведет Салеха к воротам.)

Семья Нури следует за ним. Дашдамиров остается один…

З а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Тот же двор. На втором этаже Д а ш д а м и р о в сидит за письменным столом у телефона. На первом — Н у р и стучит молотком в будке. Из-за зеленой двери негромко, почти мелодично доносятся призывы о помощи. З е й н а б подметает угол двора.

З е й н а б (Нури). Хватит стучать. Отдохни немного. Один день остался, после свадьбы поработаешь.

Н у р и. Один день — это тоже один день. Рублей десять заработаю.

З е й н а б. Что они решают, твои десять рублей? То, что нужно, уже сделано. А после свадьбы все равно придется много поработать, чтобы расплатиться за все.

Н у р и. Ничего, я работы не боюсь. Зато свадьба будет хорошая…

З е й н а б. Фарид умный мальчик, для него ничего не жалко. Ни во что не вмешивается, опустив голову, свое дело делает.

Н у р и. Да, с нашего двора только он хорошего положения добился. Али пьет. Энвер только институт закончил. Мансуру бедному тоже не повезло.

З е й н а б. Сам виноват, характер такой.

Н у р и. У отца его тоже такой характер был. Но тогда и время другое было…

З е й н а б (насмешливо). А ты всегда тихим был, и тогда, и сейчас.

Н у р и (кивает на зеленую дверь). Что это она опять раскричалась?

З е й н а б. Они муж и жена. Хотела бы, давно б уехала. Значит, нравится, если терпит. А я уже привыкла, не обращаю внимания.

Н у р и. Я тоже… Фариду мешает работать.

З е й н а б. Ничего, скоро квартиру получит, уедет отсюда. Мало осталось.

Н у р и. Участковый говорит: «Ничего ему (кивает на зеленую дверь) не могу сделать, пока она сама на него не пожалуется».

З е й н а б. С ним вообще лучше не связываться — затаскает по судам. Потом иди докажи, что спасал ее, все, что хочешь, пришьют. Фарид, бедный, после того суда напуган, а то бы он давно вмешался, сердце у него доброе.

Н у р и. Вмешаешься — на работе узнают, прав — неправ — разговоров не оберешься. Каждому же не объяснишь, в чем дело…

За кулисами слышен голос Салеха, шаги…

З е й н а б. Приехали. (Энергично подметает.)

Появляется С а л е х, у него перевязана рука, за ним А л и.

С а л е х. Все погрузили. Сейчас приедут. Три машины… (Оглядывает двор, показывает на угол.) Пока, на один день, вот здесь поставим. Голубятню придется убрать. Слышишь, Али?

А л и. А куда я ее уберу?

С а л е х. Не знаю. Куда хочешь. Твои голуби всем надоели. Чтобы завтра их не было. Понял?

А л и (покорно). Понял.

З е й н а б (негромко Салеху). У него, бедного, одно удовольствие в жизни — эти голуби.

С а л е х (прислушивается к голосу женщины за зеленой дверью). Боюсь, как бы завтра во время свадьбы она крик не подняла. Опозоримся перед людьми. Совсем стыд потеряла.

З е й н а б. До такого бесстыдства они не дойдут, это уж слишком будет… Кушать хочешь?

С а л е х. Времени нет. Ты скорей подмети этот угол. Как привезем, начнем сгружать. Где Шаргия?

З е й н а б. Ребенка кормит.

С а л е х. Я ей туфли купил. Этому Энверу надо сказать, чтобы тоже помог.

А л и. Я сказал.

З е й н а б. Он дома. Ждет вас.

С а л е х. Сейчас приедем.

Из дома выходит Ш а р г и я. Али, понурив голову, сидит у голубятни.

Ш а р г и я (мужу). Ты рукой поменьше махай, опять кровь пойдет.

С а л е х. Как ребенок себя чувствует?

Ш а р г и я. Хорошо… А что за туфли?

С а л е х. Английские.

Ш а р г и я (улыбается). У меня же есть…

С а л е х. Таких нет. Очень красивые.

Ш а р г и я. Спасибо.

С а л е х. Али, пошли, времени мало осталось. (Уходит.)

Ш а р г и я. Надо Энвера позвать.

З е й н а б. Сам придет. (Показывает на зеленую дверь, из-за которой все еще доносятся крики женщины.) Когда она кончит кричать, он сразу же появится.

Н у р и. Не привык, бедный, к таким вещам. Нервы не выдерживают.

Ш а р г и я. А ваши выдерживают?

З е й н а б. А что делать?

Ш а р г и я. Почему она терпит, понять не могу.

З е й н а б. Э-э… Ты многого еще в жизни не понимаешь…

Ш а р г и я. Любит его, наверное… Только из-за любви можно вытерпеть такое.

Н у р и. Совсем стыд потеряли люди…

Ш а р г и я. Больно, наверное, ей… Мучается, бедная.

З е й н а б. Жалко, конечно, ее, но сама виновата. (Кончив подметать, идет в дом, останавливается у голубятни, смотрит на Али.) Ну что ты так переживаешь? Неужели так сильно любишь этих голубей?

Али молча кивает. На глазах его слезы. Зейнаб, вздохнув, идет в дом.

Крики за зеленой дверью постепенно затихают. Тотчас же появляется Э н в е р. Высунув во двор голову, он прислушивается и, лишь убедившись в том, что крики окончательно прекратились, выходит во двор. Делает несколько неуверенных шагов. Раздается крик Зейнаб. Энвер нервно вздрагивает, останавливается.

Г о л о с З е й н а б (из-за двери). Нури, Нури! А ну-ка, поди сюда…

Ш а р г и я (усмехнувшись). Ты что такой нервный стал, Энвер, после того, как в Москву переехал?

Н у р и. Что там еще такое? (Откладывает молоток, идет в дом.)

Э н в е р (Шаргии). Я думал, это опять она. (Показывает на зеленую дверь.)

Ш а р г и я. Садись.

Э н в е р (садится). Муж твой приходил?

Ш а р г и я. Да… Скоро мебель привезут.

Э н в е р. Я слышал его голос… (Усмехнувшись, умолкает.)

Шаргия ждет продолжения. Али уходит на улицу.

Лихой парень…

Ш а р г и я. Ну, что ты еще скажешь?

Э н в е р (с внезапной горечью). А что я могу сказать? Какое я вообще имею право что-нибудь говорить? Я здесь посторонний человек.

Ш а р г и я. Но я же вижу, что ты хочешь что-то сказать. Я же чувствую…

Энвер смотрит на зеленую дверь.

Да, эту женщину жаль…

Э н в е р. Других жалеть легко. (Неожиданно.) А себя тебе не жаль?!

Ш а р г и я. А что я?

Э н в е р. Ну как ты могла выйти замуж за этого человека, твоего мужа?! Вы же совсем разные люди. Неужели ты не чувствуешь этого?.. И почему ты не работаешь?

Ш а р г и я. У меня ребенок.

Э н в е р. У всех дети.

Ш а р г и я. Я еще буду работать.

Э н в е р. Сомневаюсь. У таких, как твой муж, жены не работают…

Ш а р г и я. Ты же совсем его не знаешь.

Э н в е р. Я знаю тебя. И вижу, как ты изменилась. Неужели ты не помнишь, какой ты была?.. Бедный мой отец всегда говорил: «У этой девочки большое будущее…» Ты была такой гордой, такой умной, такой справедливой, все восхищались тобой… А что получилось?

Ш а р г и я. А что получилось? Я же женщина, Энвер.

Э н в е р. Ну и что же? Разве я не понимаю? Не в этом дело.

Ш а р г и я. Он отец моею ребенка, и я должна быть такой, какой я ему нужна.

Э н в е р. Тогда чем же ты отличаешься от этой женщины? (Показывает на зеленую дверь.) Чем ты лучше ее?

Ш а р г и я. Но я же люблю его, Энвер.

Э н в е р. Я не верю этому. Нельзя любить такого человека. Он же…

Ш а р г и я (грустно улыбнувшись, перебивает его). А он никогда не сможет понять, как можно было любить такого человека, как ты…

Э н в е р. Он что-нибудь знает?

Ш а р г и я. Нет, конечно… Но я уверена, что ты не в его вкусе.

Э н в е р. Прости, но это естественно.

Ш а р г и я. Я понимаю, что ты имеешь в виду… Он, конечно, не очень образованный, но настоящий мужчина…

Э н в е р. Он примитивный человек. Да что говорить. Он же Али, бедного, чуть не убил.

Ш а р г и я. Он не хотел его убивать.

Э н в е р. Зачем же он гонялся за ним с ножом? Побрить хотел?

Ш а р г и я. Из-за меня, из-за тебя и других людей, чтобы не думали, что его можно безнаказанно оскорбить…

Э н в е р. Какая глупость!

Ш а р г и я. Это глупо, конечно, но… он никогда не стерпел бы, если бы его унизили в присутствии девушки.

Э н в е р (с укором). Ты до сих пор помнишь об этом?!

Ш а р г и я (ей неловко). Я не хотела тебя обидеть…

Э н в е р. Но ведь их было четверо.

Ш а р г и я. Хоть сто.

Э н в е р. Я за тебя испугался, они ведь могли и тебя оскорбить…

Ш а р г и я. В том-то и дело, что, пока он жив, никто на свете не мог бы и не сможет этого сделать! Ни один человек, кто бы он ни был!..

Э н в е р. Мне было очень стыдно тогда…

Ш а р г и я (мягко). Я тебя ни в чем не упрекаю. Я ведь сама тебя не пустила. Ты был прав, что не ответил им… А его я остановить не смогла бы…

Э н в е р. Это… этот случай повлиял на твое отношение ко мне?

Ш а р г и я. Нет, конечно… Женщина может любить любого мужчину: самого слабого, самого беззащитного, самого глупого, — не в этом дело.

Э н в е р. А в чем?

Ш а р г и я. Так… Все прошло само собой. Может быть, потому, что ты остался в Москве.

Э н в е р. Но я же писал тебе…

Ш а р г и я. А может, мы с тобой стали разными людьми!

Э н в е р. Это неправда! Ты знаешь, что это неправда. Вспомни, сколько лет мы провели все вместе — ты, Фарид, Мансур, я…

Ш а р г и я. Что мы понимали тогда?

Э н в е р (негромко, после паузы). А он тебя любит?

Ш а р г и я. Думаю, что да… А вообще — кто вас, мужчин, знает…

Э н в е р. Представляю, что бы он сделал, если бы узнал о наших с тобой отношениях!

Ш а р г и я. Да, ему было бы обидно…

Э н в е р. Обидно?.. Да он убил бы тебя и меня заодно.

Ш а р г и я. Если любит по-настоящему, не убил бы.

Э н в е р. Ну, не убил бы, так бросил тебя. Я таких типов знаю… Для них честь превыше всего. Я представляю, как он себя плохо почувствовал бы, если б узнал что-нибудь.

Ш а р г и я. Да, ему было бы обидно… Он ведь уверен, что я ни с кем не встречалась до него. Да еще с тобой. (Усмехнулась.) Ты, точно, не в его вкусе.

Э н в е р (уязвленный ее словами). Как, впрочем, и он не в моем.

Ш а р г и я. Не обижайся. Вы с ним разные люди.

Э н в е р. И ты с ним тоже. Ты меня извини, но я вообще не уверен в том, что он способен любить, — я имею в виду женщину, жену. Он относится к тебе как хозяин…

Ш а р г и я. Ты уверен в этом?

Э н в е р. Абсолютно. Посмотри, как он с тобой разговаривает. Мне так больно, когда я вижу вас вместе. Он полностью подчинил тебя себе.

Ш а р г и я (задумчиво). Ты знаешь, я действительно ко всему привыкла. Мне это даже нравится. Нравится подчиняться ему… Ты прав — я раньше была другой. А после того, как узнала его, очень изменилась: стала спокойной, мягкой, ни с кем не ругаюсь. Первое время все даже удивлялись, мама никак понять не могла, почему это я вдруг утихомирилась… Я стала женщиной, поэтому, наверное… И еще потому, что я люблю его…

Э н в е р. Разве можно любить человека, если он тебя не любит?

Ш а р г и я. Можно. (Улыбается.) Ты же говоришь, что любишь меня…

Э н в е р. Это совсем другое дело. Я хотел сказать: можно ли любить человека, который вообще не способен любить?

Ш а р г и я. Энвер, ну как ты можешь так говорить? Ты же совсем не знаешь его.

Э н в е р. Он не способен на страдание, а нельзя любить, не умея страдать.

Ш а р г и я. Не знаю. Может быть. Но я верю, что он меня любит…

Голоса на улице: «Вначале спальню», «Разверни еще немного», «Двое сверху, двое снизу — все не лезьте», «Ремень просунь…» Ф а р и д, М а н с у р, С а л е х и А л и вносят во двор первый большой ящик с мебелью. Энвер отходит от Шаргии, начинает помогать им. Из дома выходят З е й н а б и Н у р и.

С а л е х (ударяет ногой по голубятне Али). Это надо убрать. И так мало места во дворе.

Ф а р и д. Потом, потом! Пока давай внесем все во двор, потом разместим как-нибудь по углам.

З е й н а б. Салех, сынок, рука у тебя поранена, будь осторожней. Может, передохнете?

Ф а р и д. Мне надо в два часа у портного быть.

С а л е х. Мы без тебя разгрузим. Мансур, ты никуда не уходишь?

М а н с у р. Нет, я буду дома. Ко мне должны прийти.

С а л е х. Давай работать. Время идет.

Они перетаскивают еще несколько ящиков. Остальной мебели не видно, они складывают ее за домом. Шаргия внимательно наблюдает за поведением Салеха.

Сегодня же надо будет распаковать ее. А то негде столы устанавливать. (Али.) Убери свою голубятню, пока я ее сам не поломал.

А л и. Там же голуби.

С а л е х. Обойдемся без голубей. Свадьбу негде справлять! Кто едет в сторону бульвара? Могу подвезти.

Ф а р и д. Мне не по дороге…

С а л е х (Зейнаб). Нам пора ехать. (Али.) Чтоб к моему приходу голубей не было. (Замечает внимательный, изучающий взгляд Шаргии, удивленно смотрит на нее.)

З е й н а б (Али). Ничего, не огорчайся. После свадьбы новую голубятню построим.

Н у р и. Разве это так делается? Мебель должна приехать вместе с невестой. Теперь откуда люди узнают, что это приданое?

Ф а р и д. Люди все знают.

С а л е х (Зейнаб). Поехали.

Уходят. Али делает таинственные знаки Энверу.

Э н в е р. У меня три рубля осталось.

А л и. У меня тоже есть.

После ухода Али и Энвера наступает пауза, нарушаемая только стуком молотка Нури. Фарид и Мансур молча стоят посреди двора; теперь, когда здесь никого, кроме них, нет, разойтись не могут, но почему-то и заговорить им трудно.

Ф а р и д (не глядя на Мансура). Сумасшедшая суета из-за этой свадьбы, — мы так с тобой и не поговорили толком.

М а н с у р (улыбаясь). Оказывается, женитьба не простое дело.

Ф а р и д (все так же не глядя на Мансура). Меня все эти годы мучил какой-то комплекс вины перед тобой… Как глупо все получилось!..

М а н с у р. Да, действительно, кончилось все плохо.

Ф а р и д. Из-за какой-то девчонки… Я даже не видел ее потом, после суда. И зачем за нее заступились?

М а н с у р. Не в ней было дело.

Ф а р и д. Я знаю. Но все началось из-за нее, а она даже не очень нравилась мне… (Вдруг решившись.) Ты прости меня за показания на суде, я не думал, что их можно так истолковать.

М а н с у р (спокойно). Но ты сказал правду: я действительно бежал за ним.

Ф а р и д. Правду, которая помогла лжи. Но клянусь тебе, я не знал, что он тебя обвинит. Когда нас выстроили для опознания в больнице, я был уверен, что он покажет на меня. Он же почти не соображал тогда. Помнишь, как он долго осматривал нас? Жуткий момент был…

М а н с у р. А почему ты думал, что он покажет на тебя?

Ф а р и д. Я же встречался с ней, а он по ней с ума сходил… Но я никак не могу понять, почему он вдруг на суде заявил, что это ты его ударил.

М а н с у р. Это упрощало дело. По твоим показаниям я бежал за ним. Нос ему сломал неизвестно кто, а ему надо было кого-то назвать. А так как я все равно сорвал погон с милиционера, то гуманнее и проще было и в этой травме обвинить меня, чтобы не обвинять двух человек. Логика простая: все равно мне отвечать, так уж заодно пусть и за это отвечу… Если, конечно, не назову, кто виноват на самом деле.

Ф а р и д. Но я не предполагал, что этот тип назовет тебя и его показания совпадут с моими.

М а н с у р. Смешнее всего то, что он потом вспомнил, кто его ударил. Он сказал мне на очной ставке: «Какая разница, ты или твой друг! Тебе все равно за погон отвечать, а мне менять показания опасно — могут за ложные показания посадить!»

Ф а р и д (неуверенно). И кто же его ударил?

М а н с у р. Ты разве не знаешь?

Ф а р и д. Откуда я могу знать?.. Я ударил его слегка… Я точно знаю… (Растерянно.) Честное слово, я был уверен, что это потом кто-то в свалке свернул ему нос. Я не знал, что это от моего удара… Он же не назвал меня, ему ведь незачем было меня щадить…

М а н с у р. Ты нанес ему первый удар, и только после этого началась драка.

Ф а р и д. Да.

М а н с у р. А он вспомнил, что нос был разбит первым ударом.

Ф а р и д. Он мог ошибиться.

М а н с у р. Да, конечно… Поэтому-то я ничего не сказал на суде… И по всем показаниям получилось, что покалечил его я.

Ф а р и д. Прости меня. Честное слово, я был убежден, что это не от моего удара… Ты веришь мне?

М а н с у р. Верю… Давай больше не будем говорить об этом…

Ф а р и д. Клянусь тебе всем, что у меня есть, — матерью, отцом, Реной, собой, — я не знал, что это я…

М а н с у р. Не надо говорить об этом. Может, даже все к лучшему случилось. Я ведь там кое-чему научился. (Усмехается.) Мне теперь надолго хватит своих проблем, но зато я, как говорится, прошел хорошую жизненную школу. Ты не представляешь, как я соскучился по книгам, по людям, по работе. И я обязательно женюсь в самом скором времени, чтобы и у меня было все как у людей… (Неожиданно.) Помнишь, за несколько дней до этой драки мы были на дне рождения у одной твоей сокурсницы, высокая такая девушка. Нагрянули туда уже совсем ночью… Вы целовались внизу, когда мы уходили… Там у них белка в колесе висела рядом с вешалкой.

Ф а р и д. Да, помню.

М а н с у р. А помнишь, там была соседка ее? Фарида. Мы еще смеялись над тем, что вы тезки…

Ф а р и д. Ну и что?

М а н с у р. Это я ее жду. Она должна прийти… Я хочу жениться на ней.

Ф а р и д. Но ведь ты не видел ее после этого дня рождения…

М а н с у р. Да, не видел. Ты знаешь, странно все получилось. Она мне очень понравилась тогда, и мы договорились встретиться. Но не успели — в день свидания я уже сидел в милиции. Потом я увидел ее на суде. А потом я написал ей оттуда, и мы начали переписываться. Если бы ты знал, что такое письмо там!..

Ф а р и д. А почему ты не приехал сразу, как тебя освободили?

М а н с у р. На мне висел условный срок… два года. А теперь я почти свободный человек. Шестнадцатого числа я стану таким же, как и все.

Ф а р и д. Она знает, что ты вернулся?

М а н с у р. Я написал, что вернусь шестнадцатого… Но не выдержал полмесяца.

Ф а р и д. Сколько же ей лет?

М а н с у р. Двадцать четыре. Она тогда была на втором курсе.

Ф а р и д. А почему ты не сообщил ей, что вернулся?

М а н с у р. Жду шестнадцатого.

Ф а р и д. Ну, это глупо. Я приглашу ее на свадьбу. Дай мне адрес или телефон. Она уже знает, что ты хочешь на ней жениться?

М а н с у р. Она обо всем знает. Я писал ей каждый день. Она знает меня, тебя, моего отца, твоего отца, твою мать, Али, Энвера, она знает все про меня и все равно говорит, что любит меня, вернее, пишет. Она согласна выйти за меня замуж… Странная девушка.

Ф а р и д (улыбаясь). Она разбирается в людях… А работать ты будешь у меня. Не удивляйся… Я уже перестал заниматься чисто технической кибернетикой, вернее, почти перестал… Помнишь, однажды ты мне сказал, что споры вокруг проблемы, способен ли человек когда-либо создать разумную машину такой же сложности, как и он сам, кажутся тебе смешными, потому что такая машина уже есть. Помнишь?

М а н с у р. Я не помню конкретно этого разговора, но что-то подобное я говорил.

Ф а р и д. Ты сказал, что человек уже создал гораздо более сложное устройство, чем он сам, и это устройство — государство.

М а н с у р. Да, я помню.

Ф а р и д. Ну, а поскольку это так, то к такого рода устройству может быть применен математический аппарат теории автоматического управления. Например, можно создать административно-управленческие структуры с любыми наперед заданными качествами, неограниченной устойчивостью, максимальной точностью, высокой чувствительностью. Удивительней всего то, что эти идеи имеют сейчас широкое применение и у нас, и за рубежом. Еще Норберт Винер рассматривал общество с точки зрения теории отрицательной обратной связи, и я, конечно, обо всем этом знал, но именно разговор с тобой был для меня толчком… К сожалению, до недавнего времени эти методы мало использовались в управлении народным хозяйством и промышленностью. И именно этим я занимаюсь последние несколько лет, с тех пор, как ты… уехал… (Смотрит на часы.) Ну как, хочешь работать у меня?

М а н с у р. Я же недоучившийся историк.

Ф а р и д. Это неважно. У меня в лаборатории даже географы есть. Кстати, ты еще пишешь свои сказки или бросил?

М а н с у р. Пишу иногда.

Ф а р и д. Потом покажешь обязательно. (Еще раз смотрит на часы.) Черт, меня портной ждет… Надо бежать. Но мы еще поговорим с тобой обо всем этом. Ладно? (Уходит.)

Мансур идет к лестнице, чтобы подняться на второй этаж. Появляется А л и с бумажным свертком в руках. Он негромко, чтобы не услышал Нури, который продолжает стучать молотком, окликает Мансура.

А л и. Не уходи. Сейчас Энвер придет, посидим немножко, пока никого нет. Мы все, что нужно, купили…

М а н с у р (улыбается). Посидите без меня…

А л и (обиженно). Я столько тебя ждал. Каждый день отца твоего спрашивал, когда ты вернешься. По стаканчику выпьем.

М а н с у р. Я не пью.

А л и. За голубей моих… Я же тоже не пью. Жалко голубей.

М а н с у р (подходит к Али). А что с твоими голубями?

А л и. Свадьба завтра, места мало, они мешают. (Разворачивает сверток с покупками и расставляет на одном из ящиков с мебелью две бутылки вина, консервы, колбасу, хлеб.) Фарид женится. Красивая жена у него будет.

М а н с у р. А как ты живешь?

А л и. Ничего. Неплохо. Голубей у меня много.

М а н с у р. А как жена?

А л и. Она некрасивая.

М а н с у р. Ну что делать, не у всех же красивые жены.

А л и. Может, выпьем?

М а н с у р. Нельзя, я не пью.

А л и. Я тоже. Но Энвер попросил… Ты видел, он совсем лысый стал?

М а н с у р. А ты хорошо выглядишь.

А л и. У меня костюм новый был. Салех подарил.

М а н с у р. Знаю.

А л и. Ты все знаешь. Энвер идет.

Во двор входит Э н в е р, подходит к ним.

Э н в е р (Мансуру). Управдом сказал, чтобы ты зашел к нему завтра. (Садится рядом с Али на ящик с мебелью.)

Али откупоривает бутылку.

М а н с у р. Я посижу с вами, но пить не буду.

Э н в е р. Сперва надо поесть. Я с утра не ел.

А л и. У меня пирожки есть.

Э н в е р. Ну их, надоели.

А л и (Энверу). Разлей.

Энвер разливает.

М а н с у р. Мне не надо.

А л и (чокается с Энвером). Выпьем за возвращение Мансура.

М а н с у р. Выпейте лучше за твоих голубей.

Али и Энвер пьют.

А л и. Хорош пиво!

М а н с у р. Хотите, я расскажу вам сказку?

А л и. Сам написал?

М а н с у р. Да. Хотите?

Э н в е р. Расскажи.

М а н с у р. Жили два соседа. У одного было ружье, у другого нет. Однажды тот, у кого было ружье, сказал соседу: «Ты птица». — «Нет, — ответил сосед, — я не птица, я человек». — «Ты птица, — усмехнулся тот, что был с ружьем, — и я тебя застрелю». — «Какая же я птица! — взмолился сосед. — У меня два глаза». — «И у птицы два глаза». — «У меня две ноги». — «И у птицы две ноги». И навел на него ружье. «Я не птица, — просит сосед, — поверь мне», — а сам чувствует, что становится легче и легче и ноги его сами собой отрываются от земли. Схватил он тогда камни с земли и начал совать их по карманам, чтобы тяжелее стать, но и это не помогло, все сильнее и сильнее тянет его вверх. «Поверь мне, — в последний раз попросил он того, кто нацелился в него из ружья, — я человек, поверь мне». — «Не верю, — сказал тот, — ты птица». И тогда почувствовал сосед, что отрывается от земли и взлетает в воздух. И все выше и выше. А тот, у кого было ружье, усмехнулся: «А еще говорил, что не птица!» Прицелился и убил своего соседа…

А л и. Жалко.

Э н в е р. Грустная сказка…

А л и. Жалко, бедного. А почему он не ударил камнем? У него же камни были.

М а н с у р. Не знаю…

Э н в е р (Мансуру). Кажется, к вам идут…

Он показывает на вошедшего во двор Р а г и м о в а. Али поспешно прячет бутылку. Рагимов направляется к лестнице. На втором этаже он подходит к двери Дашдамирова, который с начала действия сидит за письменным столом у телефона. Рагимов стучится в дверь и, не дождавшись ответа, переступает порог. Дашдамиров, увидев Рагимова, теряется. Внизу Энвер и Али под впечатлением сказки, рассказанной Мансуром, сидят молча.

Р а г и м о в. Можно?

Д а ш д а м и р о в. Пожалуйста, пожалуйста, проходите…

Р а г и м о в. Ты звонил мне?

Д а ш д а м и р о в. Да… спасибо… Садитесь… Садитесь сюда. Здесь прохладно. Как ты нашел?

Р а г и м о в. Я же бывал у тебя перед войной… Садись ты тоже. (Увидев, что Дашдамиров вдруг направляется к буфету.) Ничего не надо, я спешу.

Д а ш д а м и р о в. Неудобно как-то получается. Сколько лет ты у меня не был. Хоть стакан чаю дам тебе.

Р а г и м о в. Спасибо, не надо.

Д а ш д а м и р о в (хлопотливо-взволнованно). Спасибо тебе, что пришел. Я знал, что ты не оставишь меня в беде… Ну как ты себя чувствуешь? Как жена, как сын?

Р а г и м о в. Спасибо, хорошо… Я прочитал твое заявление и ознакомился с положением дел в техникуме…

Д а ш д а м и р о в. Они хотят спихнуть меня с должности… (Спохватившись.) Нет-нет, я понимаю, что у меня были ошибки, в конце концов, я не педагог, но…

Р а г и м о в (мягко перебивает). Габиб, я очень хочу тебе помочь, но против тебя весь коллектив…

Дашдамиров удивлен словами своего гостя. Изучающе всматривается в него. Затем мрачнеет.

Почему бы тебе не пойти на пенсию?

Д а ш д а м и р о в (угрюмо). Я хочу работать.

Р а г и м о в. Тебе уже шестьдесят три года.

Д а ш д а м и р о в. Тебе тоже за шестьдесят.

Р а г и м о в. Да… (Не знает, что сказать.) Как твой сын? У тебя ведь один сын?

Д а ш д а м и р о в (угрюмо). Один.

Р а г и м о в. Что он делает? Чем занимается?

Д а ш д а м и р о в. Сидит во дворе.

А л и (Энверу). Разлей.

М а н с у р. Вы ешьте, ешьте, а то опьянеете…

Энвер разливает вино по стаканам, чокается с Али, и они выпивают. Следуя совету Мансура, старательно едят.

Р а г и м о в. А мой в Москве… Пойми меня правильно, Габиб. Я очень хочу тебе помочь. Как только мне сказали о твоих затруднениях, я ознакомился с твоим делом… Не обижайся, но по бумагам получается очень неприглядная картина…

Д а ш д а м и р о в. Я всю жизнь отдал работе…

Р а г и м о в. Я знаю, ты добросовестный человек, Габиб… (Ему неловко.)

Д а ш д а м и р о в. У каждого бывают ошибки. Я прошу тебя, чтобы мне дали возможность оправдаться своим трудом. Я же не педагог…

Р а г и м о в (мягко, стараясь не обидеть). Но ты работал и в других местах.

Д а ш д а м и р о в. Куда меня посылали, там я и работал.

Р а г и м о в. Это правильно. Но… я понять не могу, как это произошло… У тебя как-то (подыскивает слово) неудачно складывались дела везде, куда бы тебя ни послали…

Д а ш д а м и р о в. Я делал все, что мне говорили. Сам знаешь, какие указания давали, то я и делал…

Р а г и м о в. Я понимаю.

Д а ш д а м и р о в. Зачем же меня награждали? Зачем давали ордена, медали, благодарности? Зачем сорок лет держали на руководящей работе, если я был негоден? Я не отрицаю, у меня были ошибки — у кого их нет, — но я никогда не зазнавался. Когда мне указывали на мои недостатки, я всегда их исправлял. И куда бы меня ни посылали, я проводил принципиальную линию… Ты же помнишь…

Р а г и м о в. Пойми, Габиб, никто не сомневается в твоей честности, но ты же… ты даже не учился нигде.

Д а ш д а м и р о в. Времени у меня не было учиться. Пока другие учились, я работал…

Р а г и м о в. Правильно. Но сейчас уже не то время. Чтобы руководить людьми, надо много знать.

Д а ш д а м и р о в. Не я один такой. У нас своя учеба была — жизненная, нас жизнь учила… Мы, конечно, не академики, но у нас опыт есть, мы людей знаем, народ… А этому в институтах не учат. Да что я тебе говорю, ты сам все это знаешь… Сам ведь такой же…

Р а г и м о в. Да, мы вместе начинали, но… это трудно объяснить. Я многое понял, Габиб. И очень много работаю над собой. (Усмехается.) Ты знаешь, я даже педагога нанял — английский язык изучаю… Сын надо мной смеется. Он у меня уже скоро доктором наук будет…

Д а ш д а м и р о в. Сейчас все доктора наук. Сделали из науки кормушку. Куда ни посмотришь — доктор наук. А откуда время на это? Раньше таких вещей не было: если ты руководитель, то у тебя ни минуты времени нет. Поэтому и ученые были настоящие, и руководители… Ты тоже небось диссертацию защитил?

Р а г и м о в. Нет. Но институт окончил. Индустриальный, а потом, заочно, философский факультет университета… А помнишь, я еле писал?

Д а ш д а м и р о в. Помню.

Рагимов смотрит на часы.

(Усмехается.) Спасибо, что навестил.

Р а г и м о в. Они хотели передать твое дело на дальнейшее расследование, но я не позволил. Я не хочу, чтобы у тебя были неприятности… И поверь — если бы я мог сделать для тебя больше, я бы сделал. Но тебе действительно пора уйти на пенсию. Ты понимаешь, есть вещи, на которые невозможно пойти даже во имя дружбы.

Д а ш д а м и р о в (горько усмехается). Да, конечно, ты же принципиальный человек. Сейчас легко быть принципиальным. Это поощряется. А помню, в тысяча девятьсот сорок девятом году один мой знакомый за свою принципиальность чуть головы не лишился… если бы не его друг, который плюнул на все, не посмотрел на то, что сам может сильно пострадать, и спас этого принципиального человека… Вот как раньше поступали люди, и наша сила была именно в том, что мы, кадровые работники, поддерживали друг друга в трудную минуту.

Р а г и м о в. Я понимаю, о чем ты говоришь, но ты же знаешь, что я ни в чем не был виноват тогда, это было недоразумение.

Д а ш д а м и р о в. Был ты виноват или не был, но твои друзья все равно помогли тебе.

Р а г и м о в. Еще раз повторяю — я благодарен тебе, но я принял тогда твою помощь только потому, что знал, что за мной нет никакой вины.

Д а ш д а м и р о в. Но я этого не знал! Я помог тебе потому, что мы были друзьями. И ты хорошо знаешь, как сильно я мог пострадать за это…

Р а г и м о в. Да… я знаю.

Д а ш д а м и р о в. Знаешь, но не все… Про фотографию, например, ты ничего не знаешь.

Р а г и м о в. Какую фотографию?

Д а ш д а м и р о в. Твою фотографию. Кроме других обвинений в деле была фотография: ты сидишь на каком-то колхознике… И этой фотографии было достаточно, чтобы ты до сих пор на ноги не встал. В нашем государстве, сам знаешь, такие вещи не поощряются — председатель райисполкома катается на колхознике! За такие вещи у нас по головке не гладили ни тогда, ни сейчас. А рядом было заявление, что ты в свободное время ездишь верхом на колхозниках, подписанное одним из районных руководителей… Ты знаешь, что со мной было бы, если бы кто-нибудь узнал, что я уничтожил эту фотографию… Я даже тебе не мог сказать об этом, чтобы ты не проговорился кому-нибудь.

Р а г и м о в. И ты поверил в то, что я катался на людях?!

Д а ш д а м и р о в (жестко). Я видел фотографию своими глазами. (Встает, отходит к окну.)

Рагимов долго молчит.

А л и (Мансуру). Энвер хочет сразу после свадьбы уехать.

М а н с у р. Отпуск кончается?

Э н в е р. Дело не в отпуске.

М а н с у р. А что случилось?

А л и (состроив многозначительную мину). Ты же знаешь… (Энверу.) Разлей.

Э н в е р (разливает вино). Когда я получил от нее письмо, мне было очень больно — слишком быстро она все забыла. Ты же помнишь, сколько лет я ее любил, еще отец мой был жив.

А л и. Я тоже помню.

Э н в е р. Но когда я приехал сюда и увидел, кто стал ее мужем, я понял, что она предала не только меня, но и наше детство, наши мечты, наши книги, нашу школу, наших друзей…

А л и (выпив). Хор-рош пиво!

Р а г и м о в. Какие все же подлецы бывают на свете!

Д а ш д а м и р о в (усмехается). Ты хочешь сказать, что фотография была фальшивая?

Р а г и м о в. Нет… Но если бы ты знал, как это получилось… Невероятная история. Через два или три месяца после моего назначения туда, когда я попытался навести порядок в районе, меня попросили поехать в один отдаленный колхоз. Целый день мы осматривали его, а к вечеру пошли пешком на птицеферму. Там надо было перебраться через ручей, и оказалось, что все, кроме меня, в сапогах, один я в туфлях. Меня начали хором уверять, что я могу простудиться, если полезу в воду, — дело было осенью. А тут, как назло, какой-то здоровый парень вызвался перенести меня через ручей. Я, конечно, отказался… Все принялись меня уговаривать, и в конце концов, чтобы не задерживать всех, мне пришлось согласиться… Только полезли в воду, слышу: «чик» — председатель райпотребсоюза фотоаппаратом щелкнул. «На память, говорит, на добрую память о совместной работе». А председатель колхоза, — хороший парень был, умер недавно, — подошел ко мне, говорит: «Не нравится мне, что он вас сфотографировал, подлый он человек». Да я и сам почувствовал, что совершил ошибку. И даже удивился, когда эта фотография потом так нигде и не всплыла…

Д а ш д а м и р о в. Жаль, я не сохранил ее тебе на память.

Р а г и м о в. Какие все же подлецы бывают на свете! Этот тип сейчас в Баку работает и очень ласково со мной здоровается… Поверь, все было так, как я сейчас тебе рассказал.

Д а ш д а м и р о в. Это не имело значения ни тогда, ни сейчас. В деле лежала фотография, которой было достаточно, чтобы решить твою судьбу, а как она появилась, никого не интересовало. И я рисковал шкурой, когда ее уничтожил…

Р а г и м о в. Спасибо, Габиб!

Д а ш д а м и р о в (сухо). Не за что.

М а н с у р (Энверу). А ты не можешь предположить, что они любят друг друга?

Э н в е р (возмущенно). О чем ты говоришь?! Ты видел, как он с ней обращается?

А л и. Она его не боится. Все боятся его, а она нет…

Р а г и м о в. Ты так и не женился после смерти Тамары?

Д а ш д а м и р о в. Нет.

Р а г и м о в. А как сын? Ты доволен сыном?

Д а ш д а м и р о в. Нет.

Р а г и м о в. Сколько ему лет? Он, по-моему, ровесник моему Октаю…

Д а ш д а м и р о в. Двадцать семь лет моему сыну. (Сухо.) У тебя еще есть вопросы?

Э н в е р. Рано или поздно они разведутся, она не сможет с ним жить.

Р а г и м о в. Габиб, ты должен меня понять. Я всю жизнь старался быть честным человеком и перед собой, и перед людьми. Если бы правда сейчас была на твоей стороне, я бы голову за тебя положил, но…

Д а ш д а м и р о в (перебивает его). Ладно, хватит. Надоели мне эти разговоры. Какая мне разница, что бы ты сделал, если бы я был прав. Мне нужна твоя помощь, и ты мне помочь должен. Я же не выяснял тогда, прав ты был или нет…

Р а г и м о в. Я добьюсь для тебя самой высокой пенсии.

Д а ш д а м и р о в (иронически). Спасибо.

М а н с у р. Может быть… Но, по-моему, они все же любят друг друга.

Р а г и м о в. Пойми, Габиб, если ты не уйдешь с работы, эти люди перестанут верить в справедливость.

Д а ш д а м и р о в. Какие люди?

Р а г и м о в. Те, которые работают с тобой в техникуме.

Д а ш д а м и р о в. Какое тебе дело до этих людей? Вот не думал, что ты такой демагог.

Р а г и м о в. Я звонил председателю вашего Комитета — он сказал, что они были у него и умоляли избавить от тебя.

Д а ш д а м и р о в. Сволочи.

Э н в е р (убежденно). Они разведутся, но будет поздно.

Р а г и м о в. Он не откажет мне, если я попрошу его… он так и сказал. Но ему перед людьми неудобно, перед коллективом техникума.

Д а ш д а м и р о в. А передо мной ему удобно?! Он не думает о том, что рано или поздно и для него такой день настанет? Он что, считает, что вечно будет занимать свое кресло? Если он не поможет мне сегодня, то кто поможет ему, когда настанет его день? Неужели вы этого не понимаете?

Р а г и м о в. А что он скажет твоим сослуживцам?

Д а ш д а м и р о в (жестко). Ничего. Ничего не надо говорить им. Они сами все поймут. И замолчат. Если дать им сейчас по башке, они надолго притихнут. Люди любят дисциплину. Разве бы они полезли наверх с жалобами, если бы была дисциплина?! Они же не делали таких вещей раньше! Это мы сами их распустили. Чуть что — наверх лезут, не о работе думают, а о своих правах, каждый считает себя руководителем… Нет, так работать нельзя, так ни о каком движении вперед и думать нечего. Только железная дисциплина может обеспечить нам продвижение к цели! Если сейчас вкрутить мозги этим учителям, то они надолго успокоятся. Поверь мне!

А л и. Хор-рош пиво!

Р а г и м о в. Вот этого-то я и боюсь!

Д а ш д а м и р о в. Я тебя не понимаю…

Р а г и м о в. Ты меня не поймешь… Прошу, не обижайся на меня…

Д а ш д а м и р о в. Да что мне на тебя обижаться! Глупый ты человек, рубишь сук, на котором сидишь. Ничего, вспомнишь когда-нибудь мои слова, да поздно будет. Таких, как ты, я много видел. Много вреда вы принесли… и принесете еще… Гуманисты… Ничего, время покажет. Поймете свои ошибки. Народу гуманизм не нужен. Ему вера нужна и сила. Руководить им нужно, направлять. Тогда он горы с места сворачивать будет, чудеса творить. А такие, как ты, распускают его, сеют сомнения в авторитетах. Да, были у нас ошибки, — только тот, кто не работает, ошибок не делает, — но зачем их раздувать, зачем раскрывать перед всеми, зачем выставлять себя напоказ в глупом свете перед врагами? Кому это нужно?

Р а г и м о в. Нам это нужно.

Д а ш д а м и р о в. Кому это — нам?

Р а г и м о в. Всем. Всему народу.

Д а ш д а м и р о в. А зачем?

Р а г и м о в. А затем, чтобы поскорее освобождаться от тех, кто совершает эти ошибки, чтобы не занимали они десятилетиями своих постов, заслужили того или нет. Чтобы дураков сменяли умные, чтобы не было застоя…

Д а ш д а м и р о в. Это ошибочная философия. Дело не в людях. Уходят одни люди — приходят другие, а люди все одинаковы.

Р а г и м о в (спокойно). Почему же одинаковы? Вот уйдешь ты, а твое место займет настоящий педагог — тот, кто по праву должен занимать это место.

Д а ш д а м и р о в (после паузы). Сволочь ты… Неблагодарная сволочь. Наконец-то раскрылся. Радуешься моей беде? Так-то ты меня благодаришь за хорошее. Жизнью своей рисковал из-за тебя. Ничего, и ты доживешь до такого дня, мало осталось.

Р а г и м о в (ему неловко). Извини… Ты сам вынудил меня сказать. Извини… Я пойду… До свидания.

Д а ш д а м и р о в (вслед ему). Иди… иди. Мало осталось… С каким удовольствием я плюну тебе в рожу!..

Рагимов выходит из комнаты и идет по балкону. Проходя мимо Мансура и его друзей, останавливается.

Р а г и м о в. Кто из вас сын Дашдамирова?

М а н с у р. Я.

Р а г и м о в. Иди наверх. Ты нужен сейчас своему отцу. (Уходит.)

Наверху Дашдамиров грузно откидывается к спинке кресла, голова и руки бессильно повисают — ему плохо.

М а н с у р (Энверу и Али). Я сейчас приду. (Поднимается по лестнице.) Али, не беспокойся о голубях, я поговорю с Салехом. (Идет по балкону, входит в комнату, видит отца.) Папа, папа, что с тобой? Помочь тебе? Тебе нужно на свежий воздух.

Д а ш д а м и р о в (резко). Не надо.

М а н с у р. Кто этот человек? Что случилось?

Д а ш д а м и р о в. Все в порядке. Занимайся своими делами. (Медленно поднимается и нетвердым шагом выходит на балкон. Садится на стул, тяжело дышит.)

Энвер и Али удивленно наблюдают за ним.

Нури выходит из своей будки. Во дворе появляются С а л е х, З е й н а б, Ш а р г и я и Ф а р и д в новом костюме. В руке у Салеха чемодан.

З е й н а б (громко и оживленно). Купили. Теперь все, что полагается, есть — и сладости, и гарнитуры, и отрезы на платье, и серьги, и кольца. (Энверу.) Желаю тебе, чтобы и ты поскорее свадьбу сыграл. Не откладывай надолго, доставь нам, старикам, радость.

Нури показывает на балкон, Зейнаб умолкает, и все смотрят на Дашдамирова… Али, пользуясь этим, прячет бутылку. Дашдамиров уходит в дом.

Н у р и (Фариду). Хороший костюм.

Все осматривают костюм Фарида. Мансур тоже спускается вниз.

С а л е х. А ну, повернись. А теперь так…

Фарид демонстрирует костюм.

М а н с у р. Мне тоже надо такой сшить.

Ф а р и д. А ну-ка, примерь. (Снимает пиджак.)

Мансур натягивает пиджак на себя. В этот момент раздаются крики женщины за зеленой дверью. Громкие, тоскливые, отчаянные, они просят о помощи. Они настолько неожиданны, что даже жители двора, привыкшие уже к ним, остолбенели. Впрочем, такое впечатление скорее вызвано поведением Мансура, который после первого же крика пошел к зеленой двери. Он лишь на мгновение замер в состоянии прерванного движения, с наполовину надетым пиджаком, а потом двинулся к ней, не очень быстро, но как-то неотвратимо, и ясно было, глядя на него, что никто не может его остановить. Жители двора наблюдали за ним, не делая даже попытки помешать. Только Фарид, когда Мансур, натолкнувшись на дверь, дернул ее изо всех сил, крикнул: «Не надо, Мансур!» Но было уже поздно. Зеленая дверь поддалась, и Мансур исчез за ней. Еще несколько мгновений слышатся женские крики, потом они смолкают, и вдруг раздается громкий крик мужчины. И тогда все жители двора одновременно бросаются к зеленой двери, толпясь и мешая друг другу, и исчезают в ней один за другим. Некоторое время слышны их удивленные возгласы.

З а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Тот же двор на следующий день. В будке стучит молотком Н у р и, на балконе второго этажа сидит на стуле Г а б и б Д а ш д а м и р о в и смотрит вниз. Такое впечатление, что он наблюдает за работой Нури. З е й н а б, Ш а р г и я и Р е н а кончают накрывать три длинных П-образно поставленных стола. Парадно одетые С а л е х, Э н в е р, Ф а р и д, М а н с у р и А л и стоят посреди двора.

Э н в е р. Если мы все дадим показания, это поможет делу.

Ф а р и д (Мансуру). Я уверен, что все будет в порядке: ведь ты оказал помощь.

М а н с у р. Есть статья: «Превышение необходимых мер обороны». Я не должен был его бить.

Э н в е р. А что ты должен был сделать с этим садистом?

М а н с у р. Всего восемь дней осталось, через восемь дней это было бы не так страшно.

Ф а р и д. Не надо было бы его бить. Оттащил бы его в сторону — и все.

С а л е х (мрачно). В такие минуты человек не думает. Хороню, что не я там был. Я бы убил его.

А л и. А что он ему сделал? По морде дал пару раз — и все.

М а н с у р. В моем положении и этого достаточно.

Э н в е р. Какое свинство творилось на наших глазах, и мы терпели…

Ф а р и д. Откуда мы знали?

Э н в е р. Но мы же слышали крики. Она же звала на помощь.

Ф а р и д. Мы не знали, что именно там происходит. Они же все-таки муж и жена.

А л и. Он хотел, чтобы она назад в деревню уехала, к матери своей, поэтому бил ее, чтобы жилплощадь освободила.

Э н в е р. Если бы за нее заступился кто-нибудь из нас, все было бы гораздо проще.

С а л е х. Теперь поздно об этом говорить.

Ф а р и д. Обидно! Через восемь дней уже не действовали бы эти два условных года.

З е й н а б. Я этому участковому глаза выцарапаю, — сколько раз ему говорили о том, что она кричит!

Э н в е р. Теперь этот негодяй года три получит.

Ф а р и д. Мансуру от этого не легче.

Э н в е р. Это же несправедливо!

М а н с у р. С точки зрения закона все правильно. На мне еще два года висят. И потом это произошло в его квартире. Это важно — я ворвался к нему, а не он ко мне…

Э н в е р. Но она же звала на помощь!

Ф а р и д. Еще не известно, что она на суде скажет. Этот тип может уговорить ее.

М а н с у р. Лишь бы сегодня не забрали. (Фариду, улыбаясь.) Хочу повеселиться на твоей свадьбе.

А л и. Сегодня не успеют. Несколько часов осталось.

Р е н а (не выдержав, вмешивается). Слушайте, какие несколько часов? Ничего не могу понять. Вы что, не понимаете, что все сейчас зависит от вас… Целый год вы терпели эти крики. А теперь, когда человек сделал то, что должен был сделать кто-нибудь из вас, вы стоите и спокойно обсуждаете, посадят его или нет, вместо того чтобы начать действовать.

Ф а р и д (обиженно). Почему спокойно? И действовать мы будем, конечно. Все, что от нас зависит, мы сделаем. Это само собой разумеется. Но не все так просто, как тебе кажется…

Р е н а. Конечно, если бы в защиту этой женщины выступил кто-нибудь другой, все было бы гораздо проще. Но и сейчас ничего особо сложного я не вижу.

З е й н а б. Э-э-э, дочка, ты не знаешь этого демагога, ее мужа! Она же под его дудочку будет плясать.

Р е н а. Значит, надо поговорить с ней, убедить ее, чтобы не плясала. Неужели она против всего двора пойдет?

М а н с у р (наигранно весело). Вам не надоели эти разговоры? Идемте погуляем лучше. (Идет к воротам.)

Энвер и Али следуют за ним.

Н у р и. Дочка, тебе домой пора. Скоро гости начнут собираться. Нельзя, чтобы они тебя здесь застали. Невеста в день свадьбы должна дома сидеть, пока за ней жених не придет.

З е й н а б (мужу). Кончай, кончай работать, опозоримся перед людьми. Идемте ковер повесим. (Идет в дом.)

Нури, отложив молоток, следует за ней.

Ш а р г и я. Я сейчас приду.

Ф а р и д (Рене). Отец прав. Идем, я тебя провожу.

Р е н а (негромко). Ох, какое значение здесь придают соблюдению ритуалов… (Уходит с Фаридом.)

Шаргия подходит к Салеху, который сидит спиной к ней на одном из стоявших во дворе стульев. Обнимает его за плечи.

С а л е х. Отойди от меня.

Ш а р г и я (ласково). Ну, перестань сердиться!

С а л е х. Шлюха.

Ш а р г и я. Значит, ты не любишь меня, если так говоришь.

С а л е х. А что я должен тебе сказать? Я убить его должен — и, тебя, и этого лысого подлеца.

Ш а р г и я. Нет, ты меня не любишь.

С а л е х. Отойди от меня, видеть тебя не могу. Бедный мой сын!

Ш а р г и я (нарочито наивно). А что с ним случилось?

С а л е х (взрывается). Слушай, не выводи меня из себя. Подлая тварь, два года обманывала меня и еще издеваешься?

Ш а р г и я. Я тебя не обманывала.

С а л е х. Если бы я знал, что ты путалась до меня с этим… лысым, я бы… Какая шлюха! А я-то думал… честная девушка… И с кем?! Если бы я знал…

Ш а р г и я. Но ты никогда не интересовался мною, моей жизнью…

С а л е х. Откуда я мог знать? Я думал, что женюсь на честной девушке… Нет, я больше не смогу с тобой жить.

Ш а р г и я. Если любишь, то сможешь.

С а л е х (отталкивая ее). Как я могу любить шлюху!

Ш а р г и я. Значит, не любишь.

С а л е х. Что ты заладила — любишь, не любишь, — совсем стыд потеряла! Отец твой в двух метрах сидит, а ты черт знает что болтаешь!.. Откуда я мог знать, что ты с колыбели с мужчинами путаешься?

Ш а р г и я. У меня был только один парень — Энвер.

С а л е х. Какая разница, один или сто. Важно то, что не я первый.

Ш а р г и я. А я у тебя первая?

С а л е х. Я мужчина.

Ш а р г и я. Но я же люблю тебя. (Обнимает его, он сопротивляется.)

С а л е х (теряется). Ты что делаешь? Ты что, с цепи сорвалась? Как ты себя ведешь? Люди же смотрят.

Ш а р г и я. Плевать. Почему ты никогда не говоришь мне, что любишь меня?..

С а л е х (совершенно обескуражен поведением жены). Что с тобой случилось?! Честное слово, я убью тебя. Ты совсем голову потеряла. Ты понимаешь, что ты болтаешь? (Хватает жену за плечи.) Ты понимаешь, что я с тобой сделаю?! Я не смогу больше с тобой жить, ты меня на всю жизнь отравила. Каждый день, каждую минуту я буду помнить, что ты целовалась с этим…

Ш а р г и я. Ты тоже ему не нравишься.

С а л е х (поражен словами жены). Ах, вот уже до чего дело дошло — вы с ним обо мне беседуете?!

Ш а р г и я. А ты что думал, раз я твоя жена, то слепая и не вижу, как ты ко мне относишься? Очень уж быстро ты забыл, как умолял выйти за тебя, как бегал за мной целый год. Почему ты сейчас никогда не говоришь мне, что любишь меня?

С а л е х (оправдываясь). Разве обязательно об этом говорить? Ты что, не видишь, как я к тебе отношусь?

Ш а р г и я. Я вижу — люди не видят.

С а л е х. У меня характер такой. У каждого свой характер. Я не люблю лишней болтовней заниматься. Ты моя жена, я твой муж, — при чем тут люди?..

Ш а р г и я. Все дело в том, что ты слишком спокоен, слишком уверен во мне, тебе даже лень слово лишнее мне сказать.

С а л е х. А как можно жить, если не уверен в жене?

Ш а р г и я. Ты должен быть уверен не потому, что я жена, а потому, что я люблю тебя. Но ты этого не понимаешь. Ты думаешь, если жена, то все в порядке до конца жизни, остальное тебя не волнует.

С а л е х. А что меня должно волновать?

Ш а р г и я. Люблю я тебя или нет — вот что тебя должно волновать. Ты что думаешь, если мы зарегистрированы, то и на всю жизнь связаны?

С а л е х. Я же говорю: ты шлюха. Шлюхой была, шлюхой и осталась. Я сам с тобой разведусь. Как я смогу с тобой жить после того, что узнал про тебя?!

Ш а р г и я. Если любишь — сможешь.

С а л е х. Этот лысый подлец смеется сейчас надо мной.

Ш а р г и я. Он не знает о том, что я тебе все рассказала.

С а л е х. О том, что ты с ним таскалась, он тоже не знает?!

Ш а р г и я. Он любит меня до сих пор и не может понять, как я живу с таким человеком, как ты!..

С а л е х (угрожающе). Ничего, я ему объясню.

Ш а р г и я. Если ты прикоснешься к нему пальцем, я уйду от тебя.

С а л е х. Я сам не буду с тобой жить.

Ш а р г и я. Это твое дело, но я предупредила тебя.

С а л е х. Этот подлец будет разрушать мою семью, а я должен сидеть сложа руки и смотреть на это? Я выпущу ему кишки.

Ш а р г и я. И разрушишь свою семью окончательно.

С а л е х. Он, наверное, смеется надо мной.

Ш а р г и я (начинает сердиться). Никто над тобой не смеется. Неужели ты и вправду такой… глупый? Почему он должен над тобой смеяться?! Почему?! Потому, что ты женат на женщине, которую он любит, а она из-за тебя не вышла за него замуж? Потому, что у тебя прекрасный ребенок и жена, которая до сих пор любит тебя, хотя давно пора бы разлюбить? За это он должен над тобой смеяться? Ему, бедному, совсем не до смеха сейчас. Он же любит меня… и мучается…

С а л е х (неожиданно). Зачем ты мне все это рассказываешь?

Ш а р г и я. Чтобы раскрыть тебе глаза, чтобы не был так уверен в себе, чтобы ты понял, наконец, что такое настоящая любовь. Чтобы ты знал, что не все можно решить силой…

С а л е х (после паузы). Спасибо за урок. Но не удивляйся, если я совершу еще одну глупость, прежде чем окончательно поумнею. Последнюю глупость, но непоправимую.

Из дома доносится голос Зейнаб. Она кричит: «Шаргия, Шаргия, я жду тебя».

Ш а р г и я (Салеху). Что ты хочешь этим сказать?

С а л е х (угрожающе). А ты увидишь. И ты увидишь, и он…

Ш а р г и я (решительно). Ну ладно, посмотрим. Только помни, что я тебе сказала: если ты его пальцем тронешь, я уйду от тебя. (Уходит в дом.)

Салех смотрит ей вслед, затем выходит со двора на улицу.

Габиб Дашдамиров продолжает наблюдать за работой Нури. Потом встает, идет в комнату, подходит к письменному столу, вытаскивает из ящика деньги и спускается во двор, к сапожной будке. Он впервые во дворе. Желательно подчеркнуть, что ему психологически трудно было спуститься вниз в течение всего этого времени, даже в день возвращения Мансура. Нури невольно встает на ноги. Он вполовину меньше Габиба. Огромный и грузный, тот и здесь, во дворе, продолжает возвышаться над Нури.

Д а ш д а м и р о в (усмехаясь). Ты помнишь, каким хорошим сапожником я был? Мы вместе работали.

Н у р и (растерянно). Помню…

Д а ш д а м и р о в. Я даже лучше тебя шил. Тогда такие туфли не носили. (Показывает на продукцию Нури.) Но сапоги и чарыхи я хорошо шил. Помнишь?

Н у р и. Помню.

Д а ш д а м и р о в. Я дам тебе сто рублей… или сколько там нужно, и ты научишь меня шить модные туфли.

Н у р и (неуверенно). Свадьба сына сегодня, гости скоро придут…

Д а ш д а м и р о в. Ничего, успеешь. На, держи. (Дает растерянному Нури сто рублей.) Я сейчас приду. (Идет к лестнице.)

Нури продолжает стоять с деньгами в руках. Во двор возвращается З е й н а б.

З е й н а б. Зачем он спустился? Это что за деньги?

Н у р и. Он дал. Просит, чтобы я научил его шить туфли.

З е й н а б. И ты согласился?

Н у р и. А что делать? Попросил человек…

З е й н а б. Какой человек? Что за глупости болтаешь? Всю жизнь он плевал на тебя, здороваться не хотел, а ты его учить будешь? А где твое самолюбие? Где гордость?

Нури виновато молчит.

Ты не мужчина. Противно смотреть на тебя…

Н у р и. Нам же нужны деньги. Сто рублей на земле не валяются.

З е й н а б. Да я с голоду подохну, но к этим деньгам не притронусь.

Во двор входит Ф а р и д а.

Н у р и. Не кричи, человек пришел.

З е й н а б. А ты иди переоденься. Уже гости начали собираться, а ты еще фартук не снял.

Фарида подходит к ним. Нури садится на свое место. Зейнаб с любопытством оглядывает вошедшую.

Ф а р и д а. Скажите, пожалуйста, здесь живет Мансур Дашдамиров?

З е й н а б (любезно). На втором этаже. Но его сейчас нет дома. Вы подождите, он скоро придет.

Ф а р и д а. Спасибо.

З е й н а б. Ты садись, дочка… Вот отец его идет.

Д а ш д а м и р о в выходит на балкон. Он в другом костюме, в руках у него стул. Услышав слова Зейнаб, он, перегнувшись через перила, смотрит на Фариду. Они здороваются. Зейнаб уходит в дом.

Ф а р и д а. Скажите, скоро придет Мансур?

Д а ш д а м и р о в. Не знаю… Если хотите подождать, поднимитесь наверх…

Ф а р и д а. Спасибо. Я зайду позже. Извините, пожалуйста. (Уходит.)

Дашдамиров спускается вниз, ставит стул недалеко от будки Нури.

Д а ш д а м и р о в. Я шил очень хорошие сапоги. Ты помнишь это?

Н у р и. Помню.

Д а ш д а м и р о в. Прошло сорок лет, но у меня еще крепкие руки. Ты же работаешь еще, а я всегда сильнее тебя был. Если я хорошие сапоги шил, то и туфли научусь делать. Это одно и то же. Правильно говорю? Не мог же я совсем разучиться. Ну, давай начинай…

Н у р и (вышел из будки, встал перед Габибом и прочистил горло). Кожа бывает трех видов: хром, шевро и замша. Хром и шевро идут на сапоги и мужскую обувь. Замша — на дамские туфли и босоножки. Некоторые мужчины тоже носят замшевую обувь, но сейчас это бывает редко. Из шевро и хрома можно сшить туфли и для женщин. В последнее время есть спрос у населения на женские сапоги. Различаются они от мужских высоким подъемом и каблуками. Кожа на них идет…

Д а ш д а м и р о в (мрачно). Стой! Ты мне голову не морочь такими разговорами… Скажи прямо: выйдет из меня сапожник или нет?

Н у р и (для него наступает минута больших сомнений, наконец чувство собственного достоинства берет верх). Нет. Не выйдет!

Маленькое тело его трясется от волнения, вытащив из кармана сложенную вчетверо сторублевку, он кидает ее Дашдамирову. Тот еще некоторое время сидит на стуле, как бы обдумывая слова Нури, потом встает и, оставив стул и деньги во дворе, медленно бредет к лестнице, медленно поднимается по ней и уже у самой двери вдруг хватается за сердце и медленно валится на перила.

Зейнаб! Зейнаб! Он умер! (Бежит на второй этаж.)

Выскочив из дома, З е й н а б бежит следом. Они с трудом поднимают Дашдамирова. Ведут его к столу.

З е й н а б (мужу). Что ты ему сказал?

Н у р и. Ничего не сказал.

Сажают Дашдамирова на стул, с двух сторон поддерживая его обмякшее тело.

З е й н а б. Не могло же человеку ни с того ни с сего плохо стать? Значит, сказал что-нибудь обидное. Я тебя знаю, любого человека угробить можешь… Ему воздух сейчас нужен, побольше воздуху. (Крутит полотенцем над головой Дашдамирова.)

Н у р и. Ты же сама мне сказала, чтобы я отказался учить его.

З е й н а б. Помягче надо было это сделать, он же больной человек. (Кричит вниз.) Али, Али, Шаргия!.. Куда вы все запропастились? В «скорую помощь» надо позвонить… Но главное — чтобы он не двигался… Ты тоже махай, ему побольше воздуху сейчас нужно. (Оба машут руками и полотенцем.) Видишь, как лицо потемнело у бедняжки, — воздуху не хватает. Я тебе сколько раз говорила — не распускай свой язык. У него и без того горя много, а ты еще ему подбавил. Сказал бы сразу: «Не хочу тебя учить», — и все. А то сперва согласился, потом отказался… Заморочил человеку голову. Габиб, Габиб, как ты себя чувствуешь? (Нури.) Кажется, полегчало, глаза открывает, слава богу. Вот тебе и человеческая жизнь, все на волоске висим.

Во двор входят А л и, М а н с у р, Ф а р и д, Э н в е р.

А л и (Мансуру). Наверное, она наверх поднялась. Своими ушами слышал: спрашивала, где ты живешь, красивая такая…

З е й н а б. Мансур, скорей, отцу плохо!

Все бегут наверх.

Не окружайте его, ему свежий воздух нужен.

Д а ш д а м и р о в (Мансуру). Отведи меня в комнату.

Э н в е р. Вам нужен воздух.

М а н с у р. Тебе нельзя двигаться.

Д а ш д а м и р о в. В комнату! (Пытается встать.)

Мансур ведет отца в комнату, усаживает в кресло.

Нури, Зейнаб, Энвер и Али спускаются во двор.

З е й н а б. Пойду помогу Шаргии. (Мужу.) Ты иди переодевайся, хватит работать — вот-вот гости начнут собираться. Неудобно.

Н у р и. А где Салех? Салеха не видно?

Зейнаб уходит в дом. Нури следует за ней.

А л и. У Салеха плохое настроение.

Э н в е р (настороженно). С чего бы это?

А л и. С Шаргией поругался.

Э н в е р. Из-за чего?

А л и. Не знаю. Но мне лучше ему под руку не попадаться.

Из дома выходит Ш а р г и я. На ней нарядное платье, новые туфли.

Ш а р г и я (встревоженно.) Что с отцом Мансура?

Э н в е р. Уже лучше. Сердечный приступ. (Шутливо восхищается.) Какая ты нарядная!

Ш а р г и я (показывает туфли). Английские. Салех подарил… Знаешь, у меня к тебе просьба: уйди сегодня куда-нибудь подальше отсюда.

Э н в е р (удивленно). А в чем дело?

Ш а р г и я. Ничего особенного. Но мне было бы спокойней, если бы ты находился где-нибудь очень далеко.

Э н в е р. Ничего не понимаю. Свадьба же… неудобно.

Ш а р г и я. Есть вещи поважней правил поведения. Прошу тебя, поди погуляй где-нибудь подальше.

Э н в е р. А все же — что случилось? Я же должен знать, в чем дело, если это имеет ко мне отношение.

Ш а р г и я. Самое прямое, но не стоит, чтобы ты знал. Поверь мне, будет лучше, если ты уйдешь.

Э н в е р (стараясь скрыть растерянность). Странная постановка вопроса.

Ш а р г и я (Али). Ты не видел Салеха?

А л и. Видел. Он на углу стоял. Сердитый…

Ш а р г и я. Сейчас явится. (Энверу.) Лучше бы ты ушел.

Э н в е р. Ты считаешь, что я должен уйти?

Ш а р г и я. Было бы лучше.

Э н в е р. Кому?

Ш а р г и я. Тебе.

Э н в е р. А тебе?

Ш а р г и я. И мне тоже.

Э н в е р. Скажи все-таки, что произошло?

Ш а р г и я. Лучше не надо.

Э н в е р. А что будет, если я не уйду?!

Ш а р г и я. Ничего хорошего. (Видит Салеха, вошедшего во двор с улицы.) А впрочем, могу сказать тебе, что случилось. (Продолжает смотреть на Салеха, который остановился в нескольких метрах от них в позе человека, готового к решительным действиям.) Как раз Салех пришел…

Энвер, вздрогнув, оборачивается.

С а л е х (приказывает Али). Выйди на улицу.

Али послушно идет со двора.

Ш а р г и я (громко, не сводя взгляда с Салеха). Сегодня я сказала Салеху о том, что мы с тобой любили друг друга и что ты любишь меня до сих пор. Это ему не понравилось, и он обещал…

С а л е х. Замолчи!

Ш а р г и я. …и он обещал расправиться с тобой…

С а л е х. Замолчи, я тебе говорю!

Ш а р г и я. …а я ему сказала, что если он это сделает, я разведусь с ним. И поэтому мне очень интересно, как он сейчас поступит… Он ведь знает, что я свое слово сдержу…

Э н в е р. Странная постановка вопроса.

Ш а р г и я (Салеху). Ну что ты стоишь? Ты же настоящий мужчина. Давай действуй! (Показывает на Энвера.) Он до сих пор меня любит. Почему бы его не убить за это?! А заодно и меня. Пусть пропадет наш ребенок, плевать на то, что я тебя люблю, лишь бы тебе было спокойно… Режь его, чего же ты ждешь?!

Салех делает шаг по направлению к Энверу, потом еще один. Останавливается. Затем вдруг подходит к Шаргии, дает ей сильную пощечину и идет со двора. Шаргия и Энвер смотрят ему вслед. Шаргия держится за щеку.

Э н в е р (после паузы). Что же теперь будет?

Во двор заскакивает А л и.

А л и. Гости идут.

Ш а р г и я (продолжая держаться за щеку, улыбается сквозь слезы). Не знаю… но он, кажется, кое-что начал понимать.

А л и (громко). Гости идут, гости идут…

Э н в е р (Шаргии). Я боюсь за тебя.

Ш а р г и я. Будь что будет. Главное, что он хоть что-то понял.

Э н в е р (после паузы). Странно, но, кажется, ты действительно любишь его…

Из дома выбегают З е й н а б и Н у р и. Спешат навстречу первым гостям, вошедшим во двор.

Н у р и. Здравствуйте, добро пожаловать, проходите в дом, пожалуйста.

Гости и хозяева проходят в дом. Энвер остается один. Наверху постепенно приходит и себя Дашдамиров.

Д а ш д а м и р о в (не открывая глаз). Я должен сказать тебе, у меня никого больше нет… Меня выгнали с работы…

М а н с у р. Папа, тебе нельзя сейчас разговаривать.

Д а ш д а м и р о в (тяжело дыша). Я должен сказать тебе… Эти люди тебя до добра не доведут. Они ненавидят меня, а ты мой сын… Мне мало осталось жить… Я чувствую… Неужели они дороже тебе, чем я?

М а н с у р. Ну что ты говоришь, папа? Ты еще много лет будешь жить.

Д а ш д а м и р о в. Ты мой единственный сын, я хочу, чтобы ты стал настоящим человеком. Я всегда старался быть полезным. Я честно работал, куда бы меня ни послали… Но этого мало… (Горько усмехается.) Мало быть честным, преданным. Надо, оказывается, учиться. Я мало учился. Время было такое… Или сам виноват — другие же учились. Надо было остаться сапожником… Я был сапожником раньше, ты этого не знаешь, а теперь я даже сапоги шить не умею… Дай мне слово, что ты будешь учиться… и никуда не уедешь из дома…

М а н с у р. Все будет хорошо, папа.

Д а ш д а м и р о в. Нет, дай мне слово, что ты будешь учиться.

М а н с у р. Буду, папа, буду. Клянусь тебе.

Д а ш д а м и р о в. Больше у меня никого нет в жизни, только ты… Я всегда был занят своей работой… Мало заботился о тебе. Я плохой отец…

М а н с у р. Папа, я очень люблю тебя.

Д а ш д а м и р о в. Ты многого не знаешь… Я должен сказать тебе…

М а н с у р. Папа, тебе нельзя волноваться сейчас.

Д а ш д а м и р о в. Я из-за работы это сделал. Я очень любил свою работу… Если бы я вмешался, когда был твой суд, мог бы тебе помочь… Но я боялся… испортить свою репутацию. Я хочу, чтобы ты знал это… Это еще не все. Я хотел задержать твое возвращение, я позвонил в милицию. Теперь ты все знаешь. Иди… Я хочу остаться один.

М а н с у р. Хорошо, папа.

Д а ш д а м и р о в. Иди, иди…

М а н с у р. Ты поспи, закрой глаза и поспи.

Дашдамиров закрывает глаза. Мансур на цыпочках выходит из комнаты.

Гости продолжают прибывать. Ф а р и д, Н у р и и Э н в е р проводят их в дом. М а н с у р спускается во двор. К нему подходит З е й н а б.

З е й н а б. Сердце — опасная вещь, в любой момент подвести может. Недавно я в бане была, ты еще не приехал тогда, специально в пятницу пошла — в пятницу молодых поменьше бывает, а в этот раз, как назло, полно их. Я им говорю: «Что это вас так много, что, фестиваль, что ли?..» Да, сижу, купаюсь, совсем мало осталось, кончаю уже, вдруг, чувствую, задыхаться начала, воздуху мне не хватает. Рядом русская женщина мылась, такая же толстая, как я. Говорю ей: «Дай-ка мне холодной воды немного». А она говорит: «Вода же соленая, ты что, пить ее будешь?» В бане, оказывается, вода немного соленая… «Нет, говорю, хочу рот прополоскать, задыхаюсь немного…» Смотрю, женщина меня за руку тянет. «Идем, идем», — говорит и в предбанник меня тянет. Вышли, смотрю, какую-то тряпку на пол постелили, — не знаю, чистая была, грязная была, — и меня на нее укладывают. Теперь лежу я и думаю, чего это они меня уложили, бегают туда-сюда, лицо мое разглядывают. А русская женщина мне говорит: «Лежи, лежи, не шевелись». А я думаю про себя: ну, немножко задыхаться начала, выпила воды — прошло, чего они от меня хотят? Еще простудят меня… Так целый час заставили меня лежать. Послали за Шаргией, она меня домой на машине привезла. По дороге я ее спрашиваю: «В чем дело, из-за чего такой шум?» — «Из рук смерти, говорит, мама, тебя вытащили, спазма у тебя была сердечная. Если бы не эта русская женщина, там бы осталась, на месте…» Оказывается, она врач была. Когда я воду у нее попросила, она видит — у меня лицо синее-синее, губы черные — и потащила меня в предбанник…

А л и (в руках у него голубь). Чуть не умерла в тот день.

З е й н а б. Ты заткнись… Спрячь своего голубя. И так еле Салеха уговорили.

Во двор с двумя кислородными подушками, наполненными вином, входит клиент Т е в а т р о с по кличке Патриот. Нури не сразу узнает его.

Т е в а т р о с (радостно и возбужденно). Надеюсь, не опоздал? По дороге, на Ахсуинском перевале, автобус поломался, все еще там торчат, а я на другую машину пересел. Держите вино, руки у меня отваливаются — пятьдесят литров не шутка. (Ловит взгляд Зейнаб, брошенный на кислородные подушки.) Эти подушки, сестра, лучше любого бочонка — чистые, не протекают и места мало занимают. (Нури.) Ну, где твой сын? (Оглядывает всех стоящих во дворе, пытаясь определить жениха.) Который из них?

Н у р и (все еще удивленный появлением Теватроса, показывает на Фарида). Вот этот. Познакомьтесь.

Т е в а т р о с (обнимает Фарида). Поздравляю от всей души. Хорошего сына вырастил, земляк, настоящего шемахинца.

Ф а р и д (растерянно). Здравствуйте. Спасибо…

Т е в а т р о с. Теватрос меня зовут. (По очереди жмет всем руки, поздравляет.)

Н у р и. Молодец, что приехал!

Т е в а т р о с. А как же иначе! Что я, умер, что ли, чтобы на свадьбу твоего сына не приехать?

Н у р и. Я рад тебе. Проходи в дом. (Смотрит на часы.) Пожалуй, пора ехать за невестой.

З е й н а б. Не рано ли?

Н у р и. Пока поедут, пока вернутся, как раз будет. Лучше там посидеть, чем опоздать.

Во двор входит Ф а р и д а.

Фарид, пора ехать. Я посижу с Теватросом, а вы поезжайте. (Замечает Фариду, оглядывается на Мансура, ведет Теватроса в дом.)

Т е в а т р о с (на ходу обращается к Зейнаб). Жена моя тоже хотела приехать, но в положении она, поэтому не смогла. Просила привет передать и поздравления.

З е й н а б. Спасибо.

Зейнаб следует за мужем. Фарид, Энвер, Али и Шаргия проходят мимо Фариды к воротам. Фарида и Мансур остаются во дворе одни.

М а н с у р (виновато). Здравствуй.

Ф а р и д а. Здравствуй. Ты, оказывается, давно приехал?

М а н с у р. Да, десять дней.

Ф а р и д а. Я не знала.

М а н с у р. Я каждый день ждал тебя, никуда не выходил.

Ф а р и д а. Мне сегодня какой-то человек позвонил и сказал, что ты приехал. Я догадалась, что это Фарид.

М а н с у р. Да, это был он.

Ф а р и д а. И тебе не стыдно?

М а н с у р. Стыдно.

Ф а р и д а. Я столько тебя ждала… (Плачет.)

М а н с у р (подходит к ней, обнимает за плечи). Не надо, не плачь.

Ф а р и д а. Я от радости.

М а н с у р. Даже от радости не надо плакать.

Ф а р и д а. Я иногда звонила к твоему отцу и слушала его голос вместо твоего.

М а н с у р. Наши голоса не похожи.

Ф а р и д а. Да, но мне все равно было приятно. (Оглядывается на столы.) У вас какое-то торжество? Ах, да, свадьба, он мне сказал.

М а н с у р. Фарид женится.

Ф а р и д а. А если бы я не пришла.

М а н с у р. Я знал, что ты придешь. Я каждый день ждал тебя.

Ф а р и д а. Ты знаешь, я тебя совсем другим представляла…

М а н с у р. Ты же видела меня.

Ф а р и д а. Но ты был другим тогда… Или мне казалось.

М а н с у р. Я был лучше?

Ф а р и д а. Да.

М а н с у р. Все дело в письмах. Я писал хорошие письма, и они украсили меня в твоем представлении. Никогда больше не буду этого делать.

Ф а р и д а. Ты был добрее и веселее.

М а н с у р. Я тогда еще не был птицей.

Ф а р и д а. Какой птицей?

М а н с у р. Это такая глупая сказка про человека, которого заставили взлететь и подстрелили.

Ф а р и д а (с недоумением, чуть раздраженно). Ну и что?

М а н с у р. Я уже взлетел. И теперь кто-нибудь должен нажать курок.

Ф а р и д а. Ты странные вещи говоришь.

М а н с у р. Я шучу. Но было бы очень кстати, если бы сейчас кто-нибудь подстрелил меня, у меня как раз то состояние…

Ф а р и д а. Я бы с удовольствием это сделала, но, к сожалению, нет с собой ружья. Какая же ты свинья все-таки… Я ждала его пять лет, а он мне гадости говорит. (Подходит к нему ближе.) Что случилось?

М а н с у р. Ничего… Скажи, пожалуйста, ты никогда не задумывалась, почему ты писала мне эти пять лет? Тебе кажется это нормальным?

Фарида молчит, слушает его.

Согласись, что нормальный человек не может писать другому в течение пяти лет, почти его не зная. Ну, согласись. Я не хочу тебя обижать, но в этом есть что-то патологическое. Честное слово… (Как бы успокаивая ее.) И во мне тоже есть какой-то дефект. Я тоже ненормальный… Иначе почему я пять лет отвечал на твои письма? И верил, что можно полюбить друг друга заочно, верил, что ты захочешь выйти за меня замуж, верил, что у нас будут дети, верил, что буду работать, верил, что смогу жить в этом дворе, смогу быть таким же, как и они… Это же фантастика какая-то, утопия. Каким надо быть идиотом, как надо заблуждаться в себе, чтобы поверить во все это!

Ф а р и д а (спокойно). Я уже давно советую своим подругам, чтобы они, если хотят получше узнать своих мужей, переписывались с ними несколько лет. Это верное дело. Как хорошо, что ты сидел, иначе я не смогла бы так хорошо тебя изучить. (Неожиданно.) Что случилось?

М а н с у р (виновато, жалобно). Я опять влип в историю.

Ф а р и д а. Я так и знала. Ну почему ты не позвонил мне, как приехал?!

М а н с у р. Потому что я идиот… Но теперь уже поздно говорить об этом. Все рухнуло…

Ф а р и д а. Что значит рухнуло? Пять лет мы ждали этого дня — и все рухнуло?! Этого не может быть!

М а н с у р. Может. Наш двор не выдерживает меня больше десяти дней. Я появился здесь, чтобы снова исчезнуть. Вещички уже собраны…

Ф а р и д а. Я не отпущу тебя никуда. Что за история?

М а н с у р (иронически). Опять женщина. Я всегда страдаю из-за женщин.

Во двор выходят Т е в а т р о с и Н у р и. Мансур и Фарида молча смотрят на них.

Т е в а т р о с (громко и удивленно). А почему его нет на свадьбе твоего сына? Вместе выросли, в одном дворе живете! Как так можно?! Я пойду приведу его. Где он живет?

Н у р и (тихо, оглядываясь на Мансура). Не надо, он все равно не придет.

Т е в а т р о с. Как так не придет?! Где он живет?

Н у р и. Не надо его беспокоить. Он болен. Вот сын его, поговори лучше с ним.

Т е в а т р о с (решительно направляется к Мансуру). Ты сын Габиба?

М а н с у р. Да.

Т е в а т р о с. Молодец Габиб, хорошего сына вырастил. Что с отцом?

М а н с у р. Он плохо себя чувствует.

Т е в а т р о с. Что значит «плохо себя чувствует»?! Как можно плохо себя чувствовать в такой день?! Идем, я сразу подниму его. Где вино? Пара литров сагиянского вина — и он будет здоров! Идем, идем! (Тянет Мансура за руку.)

М а н с у р (решительно высвобождаясь). К отцу нельзя… Оставьте его в покое.

Т е в а т р о с (удивленно). Почему ты меня обижаешь? Я ничего плохого не сказал, а ты говоришь: «Оставьте в покое».

Н у р и (берет Теватроса под руку). Не обижайся, идем в дом, я тебе все объясню. (Отводит его в сторону.)

Т е в а т р о с (сопротивляется). Подожди.

Ф а р и д а (Мансуру). Я не отпущу тебя никуда. Я не смогу больше с тобой расстаться. (Кладет голову ему на грудь.)

Мансур гладит ее волосы.

Н у р и (шепотом Теватросу). Не обращай на него внимания, у него большая беда.

Т е в а т р о с. Какая беда?

Н у р и (как бы успокаивая его). Большая, большая. Арестовать его могут. Идем в дом. (Тащит Теватроса к двери в дом.)

Т е в а т р о с. Как арестовать? За что?!

Н у р и. Ни за что. Не виноват он ни в чем, но попался. Поэтому настроение плохое, не обращай внимания и не обижайся.

Т е в а т р о с (очень громко). Почему «не обращай внимания»? (Возвращается к Мансуру.) Как тебя зовут?

М а н с у р (неохотно, с плохо скрытым раздражением). Мансур.

Т е в а т р о с. Что же ты сразу не сказал, что у тебя беда? А я чуть не обиделся на тебя. Ну, скажи, что у тебя случилось?

М а н с у р. Дядя Нури, кто этот человек и что ему от меня надо?

Т е в а т р о с. Чудак ты, парень. Кто я такой? Теватрос я, земляк твой, из Шемахи.

М а н с у р (не выдержав, улыбается). Ну, что ты от меня хочешь, Теватрос из Шемахи?

Т е в а т р о с. Помочь тебе хочу. Он мне все сказал. (Показывает на Нури.) У тебя беда, я хочу тебе помочь…

Мансур, продолжая улыбаться, разглядывает Теватроса. Он понимает, что этот странный человек мало чем может помочь ему, но слушает терпеливо.

(Обращаясь попеременно то к Мансуру, то к Фариде.) Хорошо, что он сказал мне о твоем деле. Теперь ты даже не думай о нем, выбрось из головы и будь спокоен: раз ты не виноват, никто тебе ничего сделать не сможет. Это тебе я говорю, Теватрос. Шутка, что ли? Чтобы такого красавца в тюрьму упекли?! Да быть этого не может! Умер, что ли, я, чтобы моего земляка ни за что ни про что в тюрьму посадили? Никогда этого не допущу. И ты, девушка, не беспокойся и не плачь: если закон не нарушен, никто не понесет наказания, я законы хорошо знаю.

С улицы доносятся звуки музыки, голоса, сигналы автомашины.

М а н с у р. А вот и свадьба!

Ф а р и д а (как в забытьи). Я никуда тебя не отпущу!

Во дворе появляются м у з ы к а н т ы, потом — ж е н и х и н е в е с т а, окруженные р о д с т в е н н и к а м и и д р у з ь я м и. Навстречу им выскакивают г о с т и, З е й н а б. Впереди всех т а м а д а с бокалом в руке.

М а н с у р (Фариде). Отойдем-ка в сторону, не будем мешать веселью нормальных людей!

Т а м а д а (стараясь перекричать шум и музыку). Дорогие друзья! Гости, минуту внимания… Прошу внимания! (Задерживает жениха и невесту и всю процессию посреди двора. Постепенно шум и музыка затихают.) Прежде чем сесть за стол, я хочу сказать пару слов. Я не могу не сказать, сердце меня заставляет… Я хочу выпить за здоровье жениха и невесты именно в тот момент, когда они вошли в свой будущий дом, в этот, я бы сказал, замечательный двор, прекрасные хозяева которого так любят праздники и веселье. Я пью за здоровье жениха и невесты, за здоровье новой семьи. Пусть они будут счастливы и живут тысячу лет… А теперь танец жениха и невесты. Музыка, прошу!!!

Подбадриваемые криками гостей, жених и невеста начинают свой свадебный танец.

З а н а в е с.