Принц Терний

12

Четыре года тому назад

Большая часть Высокого Замка расположилась под землей. Правильнее было бы назвать его Глубокий Замок. Спуск в подземелье занял довольно много времени. Сверху до нас доносились резкие звуки, проникающие сквозь толщину перекрытий.

— Полагаю, зря мы сюда пришли, — заметил Лундист, остановившись у железной двери.

— Я кое-что придумал, наставник, — ответил я ему. — Возможно, ошибаюсь, но, говорят, на ошибках учатся.

Раздался вопль, перешедший в хрип. Нечто душераздирающее.

— Твой отец вряд ли одобрит наш визит, — сказал озабоченный Лундист, крепко сжав губы в узкую полоску.

— Не припомню, чтобы прежде тебя волновало одобрение короля, когда нужно было принять какое-либо решение. Стыдись, наставник Лундист. — Теперь меня уже ничто не могло остановить.

— Есть вещи, которые детям…

— Слишком поздно: лошадь пристрелена, конюшня сожжена.

Я прошмыгнул мимо него и эфесом кинжала забарабанил в дверь:

— Открывай!

Звяканье ключей, дверь на смазанных маслом петлях плавно подалась внутрь проема. Я едва не задохнулся от накатившей волны зловония. Из чрева выступил покрытый бородавками старик в кожаной одежде надзирателя, разинул рот, намереваясь что-то произнести.

— Не стоит, — посоветовал я, нацелив острие кинжала ему в рот.

Вошел внутрь, наставник за мной.

— Лундист, ты всегда напутствовал: смотри, доверяй только собственным суждениям, — припомнил я ему. За это и уважал. — Сейчас не время быть щепетильным.

— Йорг… — По голосу я понял: его раздирает противоречие между чувствами, которые мне не дано понять, и логикой, которую я понимаю. — Принц…

Снова вопль, теперь намного громче. Подобный я слышал раньше. Он давил, заставлял уйти. Похожий крик боли исторгся когда-то из уст моей матери. Уйти не получалось, что-то удерживало. Признаюсь, то были шипы терновника, вцепившиеся в меня. Могу показать шрамы. Тогда ночью, еще до кошмарных снов, какой-то голос нашептывал: мол, это всего лишь страх, охвативший меня, ужас, сковавший в колючках, обезопасивший на то время, пока убивали родных.

Опять вопль, еще ужасней и отчаянней, чем до этого. Колючки впились в тело.

— Йорг!

Я вырвался из рук Лундиста и побежал на звук.

Далеко бежать не пришлось. Резко остановился у входа в просторную комнату, освещаемую факелами. С трех сторон три двери вели в камеры. Посередине стоял стол, к которому цепями был прикован мужчина, по бокам от него стояли двое. Тот из тюремщиков, что поздоровее, держал железную кочергу, опустив ее в чан с раскаленными углями.

Никто из троих не заметил моего появления, то же самое можно было сказать об узниках из других камер, прильнувших к железным прутьям решеток. Я вошел внутрь, Лундист тоже добрался до входа и застыл в растерянности.

Я приблизился, второй тюремщик взглянул наконец в мою сторону, подпрыгнув, словно ужаленный.

— Какого… — тряхнул он головой, будто сбрасывая пелену с глаз. — Кто? Спрашиваю…

Когда-то палачи представлялись мне страшными личностями с жуткими мордами, истонченными губами, крючковатыми носами и глазами бездушных демонов. Действительность ввергла в шок: обычные люди. Тот, что послабее, — эдакий свой в доску парень. Мухи не обидит.

— Кто таков? — Второй был явно жестче, но я с легкостью мог представить его с кружкой эля, смеющимся или обучающим сына игре в мяч.

На мне не было придворной одежды, только простая туника для занятий в классе. Вряд ли тюремщики могли догадаться, кто перед ними. Скорее всего, они спускаются в подземелье через Ворота Преступников и никогда не появляются на верхних этажах замка.

— Меня зовут Йорг, — произнес я, подражая говору слуг. — Мой дядя заплатил старику Бородавочнику у дверей, чтобы я мог посмотреть на заключенных. — Я указал на Лундиста. — Завтра собираемся пойти на казни. Но сначала я хотел увидеть преступников вблизи.

Больше я не смотрел на тюремщиков. Взгляд был прикован к узнику на столе. До этого мне лишь однажды довелось видеть чернокожего — раба одного дворянина с юга, приезжавшего посетить отцовский двор. Но кожа у того была коричневой, а у прикованного — чернющая. Он повернул голову в мою сторону, медленно, словно она была из свинца. Белки глаз, казалось, сияли на фоне сплошной черноты.

— Бородавочника? Ха, мне это нравится. — Здоровяк расслабился и вновь схватился за железяку. — Если там было два дуката для меня и Греббина, думаю, ты можешь остаться и послушать, как визжит этот приятель.

— Беррек, не думаю, что это правильно. — Широкий лоб Греббина покрылся морщинами. — Он слишком молод, да и…

Беррек вытащил конец кочерги из углей и ткнул ей в сторону Греббина.

— Ты же не хочешь лишить меня дуката, друг.

Обнаженная грудь чернокожего блестела вблизи раскаленного кончика орудия пыток. Уродливые ожоги обозначили ребра, красная плоть вздымалась как борозды только что распаханного поля. Чувствовался сладковатый запах поджаренного мяса.

— Он очень черный, — заметил я.

— Нубанец — вот он кто, — пояснил Беррек, нахмурившись. Затем критически осмотрел конец кочерги и отправил обратно в угли.

— Зачем вы его поджариваете? — поинтересовался я. Под пристальным взглядом нубанца мне стало как-то не по себе.

Вопрос их озадачил. Греббин нахмурился еще сильнее.

— Внутри у него дьявол, — наконец ответил Беррек. — Во всех нубанцах он есть. Они все — дикари. Говорят, отец Гомст, духовник самого короля, велит сжигать язычников. — Беррек положил ладонь на живот пленника, волнующе нежное прикосновение. — Вот мы и подрумяниваем одного из них перед тем, как завтра король насладится его убийством.

— Казнью. — Похоже, Греббину не раз приходилось произносить это слово.

— Казнью, убийством — какая разница? Все они отправятся на корм червям. — Беррек сплюнул на угли.

Нубанец смотрел на меня изучающе. Я ощутил что-то, чему не мог придумать названия. Чувствовал себя не в своей тарелке, находясь там. Крепко сжал зубы, встретившись с ним взглядом.

— В чем он виноват? — спросил я.

— Виноват? — фыркнул Греббин. — Он — узник.

— Его преступление? — уточнил я свой вопрос.

Беррек пожал плечами:

— Позволил себя схватить.

В дверном проеме заговорил Лундист:

— Полагаю… Йорг, все заключенные, осужденные на смертную казнь, — бандиты, схваченные войсками Приграничных земель. Король приказал принять меры для предупреждения налетов с Дороги Нежити на Норвуд и другие протектораты.

Я перевел взгляд с лица нубанца на отметины, оставшиеся после пыток. Нетронутая кожа и бугрящиеся шрамы образовывали некий узор, с виду простой, но от которого трудно было оторваться. На бедра накинута грязная повязка. Запястья и лодыжки закованы в железные кандалы, закрытые на обыкновенный штифтовой замок. Кровь медленно стекала по коротким цепям, прикрепленным к столу.

— Он опасен? — спросил я, приблизившись. Здесь запах горелого мяса ощущался особенно сильно.

— Да, — улыбнулся нубанец, обнажив окровавленные зубы.

— Эй, ты, заткни свою языческую глотку. — Беррек резко выдернул железяку из углей. Когда он приподнял раскаленный добела конец повыше, водопад искр взмыл вверх, придав лицу тюремщика какое-то уродское выражение. Оно напомнило мне о той жуткой ночи, когда молния осветила лицо графа Ренара.

Я повернулся к нубанцу. Если б он смотрел на кочергу, то я оставил бы его с ней наедине.

— Ты опасен? — спросил я строго.

— Да.

Я выдернул штифт из наручника на правом запястье.

— Докажи.