— Он что, еще не помер? — Женский голос, акцент явно тевтонский, скрипит как старая телега.
— Нет. — Молодая, голос знакомый, тоже тевтонка.
— Негоже так долго помирать, — произнесла та, что старше. — И такой белый. По мне так он мертв.
— Крови потерял слишком много. Не знала, что в мужчинах столько бывает.
Катрин! Ее лицо явилось мне среди темноты. Зеленые глаза, точеные скулы.
— Белый и холодный. — Ее руки лежат на моей кисти. — Но когда подносишь к губам зеркальце, оно запотевает.
— Говорю вам, набросьте подушку ему на лицо, и покончим с этим.
Я представил свои руки на шее старой карги. И стало чуть теплее.
— Очень хочу увидеть, как он умрет, — заявила Катрин. — Особенно после того, что произошло с Галеном. Вот бы увидеть, как он умирает возле трона, когда кровь стекает вниз, ступенька за ступенькой… То-то было бы счастье.
— Королю следовало перерезать ему глотку. Окончить начатое прямо там.
Снова старуха. По манере разговора, скорее, служанка. Ее горькие слова повисли в гробовой тишине.
— Только жестокий человек может поднять нож на единственного сына, Ханна.
— Не единственного. Сарет носит вашего племянника. Теперь ребенок родится с надлежащим правом наследования.
— Как думаешь, они оставят его здесь? — спросила Катрин. — Положат в гроб к матери рядом с братом?
— Положат щенков к суке и запечатают склеп, говорю вам.
— Ханна! — Я слышал, как Катрин отошла от меня.
Они отнесут меня в гробницу матери, крошечный покой в склепе. В последний раз, когда я был там, пыль лежала толстым слоем, не тронутая отпечатками сапог.
— Все же она была королевой, Ханна, — заявила Катрин, что-то чистя, судя по звуку, щеткой. — В ней видна сила.
Изображение матери было высечено на мраморной крышке гроба, словно она прилегла отдохнуть, соединив в молитвенном порыве руки.
— Сарет красивее, — возразила Ханна.
Катрин вернулась ко мне.
— В королеве важна сила. — Я почувствовал ее пальцы на лбу.
Четыре года прошло. Четыре года назад, дотрагиваясь до мраморной щеки, я поклялся больше никогда сюда не возвращаться. Тогда я плакал в последний раз.
Интересно, дотрагивалась ли до ее лица Катрин. Гладила ли и она камень…
— Давайте покончим с этим, моя принцесса. Проявим милосердие по отношению к мальчишке. Они положат его к матери и маленькому принцу. — Мед так и лился с языка Ханны. Ее ладонь у меня на горле — кожа на пальцах шершавая, точно акулья.
— Нет.
— Вы ведь сами говорили, что хотели бы посмотреть, как он умирает, — заявила Ханна.
Рука хоть старая, но достаточно сильная. Должно быть, не одной курице в свое время шеи свернула. Может, однажды, а то и дважды довелось и младенцам подсобить. Начала давить сильнее, медленно, но верно.
— На ступенях хотела, пока кровь оставалась горячей, — сказала Катрин. — Но я понаблюдаю за его умиранием, хоть он и долго цепляется за жизнь, все равно она его покинет. Пусть умрет, когда время настанет. У него не та рана, после которой выживают. Путь дождется своего часа.
Старуха принялась давить еще сильнее:
— Ханна!
Она убрала руку.