Принцип кентавра (СИ)

Глава 16. Последнее свидание

Хью полюбил прогулки по набережной. Изар был красивой в любое время года, но конец августа сам по себе был хорош, и раскрасил Изар яркими солнечными пятнами уходящего лета. Теплый мягкий вечер обещал приятную встречу с Лаурой. Хью остановился у цветочницы и купил букет белых астр, завёрнутых в упаковочную бумагу. Хью сомневался, понравится ли букет Лауре, но разве есть девушки, равнодушные к подаркам? Хью не знал, в какое время освободится Лаура от забот по дому и решил прийти к шести часам, полагая, что именно с этого времени следует отсчитывать понятие «вечер». Пока Лауры на набережной не было, Хью прогуливался между газетными киосками и изучал своё отражение в витринах. Светлые щёгольские джинсы, крупной вязки жакет и полосатая рубашка — всё куплено на аванс старухи Майер и вызвало невольную улыбку Барбера. Никогда ещё слежка за убийцей не превращалась для него в романтическое свидание, и никогда ещё Барбер не был так увлечён девушкой.

Несмотря на приятную внешность Барбер очень сомневался в своих мужских чарах. Ему казалось, что в облике не достает мужественности, брутальности. Слишком мягкая линия подбородка, никаких шрамов, серые глаза слегка навыкате. Ему бы хотелось иметь миндалевидный разрез глаз с небольшим прищуром, чтобы одним взглядом буравить насквозь подозреваемого. Мускулатура не перекачана, но угадывается под свободной рубашкой, а Барберу хотелось одним своим видом устрашать противника. Как бы хотелось иметь не пухлые девчачьи губы, а надменную полоску губ, которые бы кривились в глубокомысленной, всезнающей усмешке. И, конечно, возраст, вот главная проблема Хью Барбера. Никто не воспринимает всерьёз человека, которому от роду двадцать шесть лет. Не будешь же при знакомстве говорить о себе: «О, это я, тот самый Хью Барбер, знаменитый детектив, разыскавший похищенную Сьюзен Далли и раскрывший аферу Мюллерсонов».

Вдоволь насмотревшись на себя в стекло витрины киоска, Барбер с глубоким печальным вздохом двинулся вдоль набережной к стайке художников. Парни и девушки только начали размещаться, зазывая прохожих позировать для карандашных портретов. Фрёкен Голл стояла поодаль от всех и рисовала один и тот же пейзаж. Непокорная чайка бороздила небеса на неоконченном полотне, фрёкен Голл регулярно затирала холст, поэтому её чайка перемещалась из центра картины попеременно то влево, то вправо, в этот раз она и вовсе находилась в углу картины, причём походила на свежеощипанную курицу. Фрёкен Голл скосила глаза на Барбера и с усмешкой сказала: «О, цветы для Лауры!». Барбер снова рассмотрел букет и спрятал его за спину.

— Добрый вечер, фрёкен Голл. Прекрасная погода.

— Отучитесь говорить дамам банальности, мистер Петерс, и тогда у вас будет больше шансов покорить их сердца, — со знанием дела ответила ему фрёкен Голл.

— Спасибо за совет, — буркнул мнимый мистер Петерс и уже было собрался уйти.

— Лаура вряд ли придёт сегодня, когда погода безветренная, она гуляет в Английском саду с Борисом Казариным, везёт его коляску. Он любит поглазеть на книжные развалы и выпить рюмочку на свежем воздухе.

— Лаура мне назначила свидание, — независимым тоном произнёс Хью Барбер.

— О, вот как? Ну, желаю удачи, — с сомнением в голосе произнесла фрёкен Голл и окинула собеседника оценивающим взглядом. Рассматривая его примерно с минуту, она одобрительно кивнула головой и вернулась к работе над пейзажем.

Барбер почувствовал себя идиотом, вправду сказать, при общении с женщинами он зачастую себя чувствовал так. Немного помолчав, он решился задать вопрос фрёкен Голл.

— Фрёкен Голл, вы не поверите, но мне удалось встретиться с Борисом Казариным, — встретив удивлённый взгляд художницы, сообщил Барбер. — Мы очень продуктивно поработали, побеседовали о выставке «Лица и лики», и мне этот человек, поистине мэтр, показался очень интересным собеседником.

Фрёкен Голл презрительно фыркнула:

— Я-то о нём невысокого мнения. Хотя и не скрою, что мало его знаю. Этот Казарин такого туману о себе напустил… Приехал лет десять назад в Мюнхен, отрекомендовался русским диссидентом. Да никто и слыхом не слыхивал о таком диссиденте. По-немецки, правда, говорит отменно, да и на других языках тоже. Образован, полиглот, явно небедный…. Что ещё сказать? Живёт уединённо, с нашим братом-художником дружбы не водит. По крайней мере, я не знаю, чтобы у него кто-либо дома бывал… Инвалид-колясочник, сварливый и мизантроп. Вся его жизнь — это Лаура. Неразлучники.

— Значит, за ней никто не ухаживал из молодых парней? — ревниво осведомился Барбер.

— Нет, многие ухлёстывали. Да только она не принимает их ухаживаний. Посмотрит как-то высокомрно, так и охота пропадает за ней ухлёстывать. Других девчонок много. — фрёкен Голл резко повернулась к Барберу и спросила, глядя в упор, — вот объясните мне, чего вы в ней все находите?

— Она красивая, — неуверенным голосом сказал Барбер и покраснел, — и в ней есть какая-то загадка.

Фрёкен Голл разразилась неприятным смехом, да так, что на них стали оглядываться прохожие.

— Всей красоты — только и есть, что молодость. А загадка? Чую я, что загадка только в том, что живёт она со старым пердуном Казариным и крепко от него зависит.

Фрёккен Голл резко перестала хохотать и принялась рыться в коробке с красками. Хью Барбер некоторое время наблюдал за тем, как художница перебирала кисти, и, остановившись на самой тонкой, стала ставить микроскопические белые точки в углу картины. Это было так похоже на медицинские манипуляции, что Барбера даже передёрнуло, и он отвернулся. Немного помолчав, Барбер спросил у нее:

— Вы, похоже, недолюбливаете Лауру?

— С чего вы взяли, мистер Петерс? — удивилась фрёкен Голл, — мы с ней — подруги.

«Странное представление о дружбе», — подумал детектив. Его хорошее настроение улетучилось, но он не уходил.

— Знаешь, что я тебе скажу? — фрёкен Голл в упор посмотрела на Барбера. — Не такой ей нужен парень, как ты. Не молодой хлыщ и бездельник, что шатается туда-сюда. Девчонка — сирота, защитить её совсем некому. Судя по всему, у неё и нету— то никого, кроме старого пердуна Казарина. Я сроду не слышала от нее о каких — либо родственниках. Когда о матери спросила, то она сказала, чтота умерла давно, да и отец не то есть, не то нету. Одна она. Не знаю, куда социальные службы смотрят.

Барбер молчал, впитывая информацию.

— Что Казарин может? Старый хрыч он, — безапелляционно сообщила художница. — Одной рукой даёт миску с похлёбкой, а другой — поводок придерживает. И никуда Лауре от него не деться. Подчинил её себе полностью. Играет на её жалости, на её доброте. От неё только и слышно: «Борис то, Борис сё… Борису надо… Я и Борис…». Ненормально это.

Хью Барбер молчал, машинально и бездумно постукивая букетом по ноге.

— Ей нужен этакий рыцарь на белом коне. Который приедет и увезёт её в другую жизнь, — сделала безапелляционный вывод фрёкен Голл и стала яростно смешивать краски на палитре. — Рыцарь, а не хлыщ с амбициями и залакированным чубчиком. Да-да, это я о тебе говорю, мистер Петерс, прими к сведению бесплатный совет.

— Спасибо, леди, — картинно откланялся Хью Барбер и вальяжно удалился, демонстрируя пренебрежение. Но на душе было гадко, весь романтический настрой пропал напрочь. Фрёкен Голл подтвердила, что нет в нём ни капли мужественности, и совсем он не подходящая пара для Лауры. Пройдясь по набережной в оба конца, Хью Барбер спиной всё время ощущал взгляд противной фрёкен Голл, хотя дважды оборачивался и та не смотрела в его сторону. Она была погружена в свою бессмысленную титаническую работу. Посмотрев на часы, Хью Барбер убедился, что уже половина восьмого, а Лауры всё не было. Он был чрезвычайно расстроен, и решил было уже пойти в гостиницу, выбросив букет, как увидел её. Лаура медленно шла по набережной навстречу Хью Барберу и улыбалась ему. На ней была пёстрая длинная летящая юбка, толстый свитер «оверсайз», который только подчёркивал хрупкость ее фигурки. Длинные волосы были высоко приподняты и закручены в прихотливый узел с яркими блестящими шпильками. Всё в ней было мило и безыскусно. Увидев открытое, словно светящееся изнутри лицо Лауры, Хью мгновенно забыл о том, что он детектив, а она — опасная психопатка, что фрёкен Голл только что сообщила ему о непристойной связи Лауры и Бориса, забыл о том, что ожидает результатов экспертиз. Он был просто очень рад видеть эту девушку. А как любой ревнивый ухажёр он сразу стал допытываться, где была Лаура, почему она долго не приходила. На все его вопросы Лаура отвечала спокойной улыбкой. Присев на скамейку, она достала из заплечной сумки блокнот и карандаш.

— Я хотела показать тебе свой альбом с рисунками, но обнаружила что и показывать-то нечего. Неоконченные работы и наброски — небольшая копилка. — сказала она. И немного помолчав добавила, — Мне нравится этот букет, я хочу его нарисовать.

Совершенно бесполезная затея была допрашивать о чем-либо Лауру. Её поведение было таково, что она в любой момент без объяснения причин могла уйти и не сказать ни слова в своё оправдание. Настроение у Хью улучшилось и он без всяких расспросов стал просто наблюдать за тем, как Лаура делала набросок. Удивительно точными движениями, то резкими, то плавными штрихами Лаура нарисовала букет, не забыв об одной печально поникшей астре, которую сломал Барбер, похлопывая себя букетом по ноге. На рисунке была также рука Барбера, и Хью удивился, как потрясающе точно она отразила её абрис, линии контура ладоней и пальцев. Лаура с улыбкой вручила рисунок Барберу, вырвав листок из блокнота.

— Тебе, на память, — пояснила она, — вдруг тебе захочется взять какой-нибудь мой рисунок.

У Барбера кольнуло в груди, но он сделал вид, что не понял прямого намёка.

— Спасибо, Лаура, похоже, мне нравится быть натурщиком.

Лаура привстала на цыпочки и неожиданно поцеловала Барбера.

Хью несколько ошалел от неожиданности, а фрёкен Голл зааплодировала. Оказывается, она наблюдала сцену с нескрываемым удовольствием.

— Ты скоро уезжаешь? — спросила Лаура у Барбера.

— Нет, с чего ты взяла? — с деланным удивлением поинтересовался Барбер.

— Ты допишешь свой очерк, и делать в Мюнхене тебе будет нечего, — грустно ответила Лаура, взяв Хью под локоть и уводя его от зевак по набережной в направлении кафе «Весёлая устрица».

— А что ты будешь тут делать, Лаура, — спросил Хью.

— То же, что и раньше, — спокойно посмотрела в его глаза Лаура. — Буду писать и рисовать, совершенствоваться в технике. У меня есть длинный список непрочитанных книг. К тому же я планирую посетить несколько книжных презентаций. На зиму мы уедем с Борисом в горы, у нас там есть небольшой домик. Будем варить кашу и суп, я буду кататься на лыжах и санках. В общем, буду жить.

— Лаура, а разве тебе не хочется учиться, получить высшее образование, путешествовать по миру? Ты ведь такая талантливая, такая интересная? — продолжал допытываться Хью.

— Нет, Петер, это мне ни к чему. Мне нравится спокойная и размеренная жизнь. Я не хочу перемен, не хочу лишнего общения. Всё, что мне нужно, я могу найти в музее, книге, публичной лекции, советах Бориса. — Лаура запнулась на несколько секунд и продолжила, — в наблюдениях за людьми, природой, животными и птицами. Я хочу посвятить свою жизнь искусству, и для этого мне совершенно не нужно знать о принципах итальянской бухгалтерии, Пунических войнах и закате Европы.

— А если ты захочешь написать эпическое полотно «Закат Европы?» — пошутил Хью Барбер.

— Ну, тогда я прочту Шпенглера, — ответила ему со смехом Лаура.

— Мне будет очень тебя не хватать, — сказал Хью, остановившись и взяв Лауру за плечи. Девушка не сопротивлялась, её плечи были такие тёплые и мягкие, такие хрупкие, что Хью не решился поцеловать её, а прижал девушку к своей груди, и они стояли, обнявшись на набережной.

— Ты всегда можешь приехать ко мне в Мюнхен, Петер, — прошептала Лаура.

Потом ещё долго Лаура и мнимый Петер Петерс гуляли по набережной, болтали ни о чём, обсуждали прохожих, детей, которые кормили жадных чаек, потом влюблённые сидели на скамейке, пока не сгустился вечер. Настала пора проводить Лауру домой, и Хью снова решил коснуться тем, которые у Лауры были под запретом. Притом он решил приоткрыть Лауре часть информации о себе, чтобы выпытать взамен немного искренних слов. Такому психологическому приёму его учил отец. И хотя было достаточно противно проверять его на Лауре, Барберу безумно хотелось узнать о ней как можно больше.

— Знаешь, я ведь бросил учёбу на третьем курсе. Отец мечтал видеть меня адвокатом, и я поступил на юридический факультет в Брюссельский университет. — неожиданно сказал Барбер. — Я наверное, не говорил тебе, что много лет прожил в Брюсселе, да и родился там.

Лаура покачала головой, и, прижавшись к плечу Барбера, спросила:

— Почему же ты бросил учёбу? — тихо спросила она.

— Оказался не способным к методичной работе и усидчивости. Стал выпивать и махать кулаками направо и налево. В итоге вылетел как пробка из бутылки шампанского. Отец к тому времени уже умер, и мне не перед кем было испытывать чувство стыда. Я поболтался немного по Европе, и осел в Берлинской газете, куда по старым связям отца меня взяли внештатным сотрудником.

— Тебе неинтересно быть репортёром? — спросила Лаура.

— Я думаю, что у меня к тому мало склонности, и к тому же я очень вяло и неубедительно пишу, — пошутил Барбер.

— Я думаю, что твоя проблема в том, что ты ищешь себя, и никак не можешь найти. — тихо и убеждённо ответила Лаура. Немного помолчав, добавила: — но это распространённая ошибка — метаться в поисках себя. Чтобы понять себя, надо просто послушать себя, свою внутреннюю музыку.

Хью засмеялся.

— И не смейся, — Лаура легонько шлёпнула его ладонью по губам. — Послушай просто. Человек всегда знает, чего он хочет. И этому надо следовать, бог не зря же создал нас разными, надо послушать сердце, так ты узнаешь своё предназначение.

— У тебя всё просто, Лаура, — с сомнением сказал Хью, — а у людей уходят на поиски себя годы, а у кого-то и вся жизнь.

— Простота — основа мира, и только человек всё склонен усложнять. — ответила ему со вздохом Лаура. — Если бы бог творил по принципу «создай загогулину на пустом месте», он бы не уложился в шесть дней при сотворении мира.

Хью и Лаура засмеялись. Хью было так хорошо, что он перестал чувствовать время. Казалось, этот вечер будет вечным. Шумящие клёны, чья листва уже начала закручиваться под августовскими лучами солнца, прогретые чуть облупившиеся скамейки, трещины на асфальте — все эти несовершенства мира придавали особый шарм и говорили Хью: «Всё это существует, да-да. Не сомневайся. И ты существуешь, и Лаура, и вы очень нравитесь друг другу».

— Значит, Лаура, ты нашла себя? — наконец спросил Хью девушку.

— Да, — просто ответила она.

— И расскажи мне, если не секрет, что же такое Лаура Брегер? — с лёгким сарказмом спросил Хью, сердце которого замерло в предвкушении раскрытия тайны.

— О, это та ещё штучка! — засмеялась Лаура. — Однако, мы пришли.

Лаура показала рукой на дом Казарина, который виднелся в середине улицы.

— Я и так задержалась. Борис не любит, когда я шатаюсь тёмными улицами, — Лаура деланно вытаращила глаза, демонстрируя страх. Хью крепко схватил её за руку и решил не отпускать.

— Ты всегда делаешь то, что надо Борису? — спросил он напрямую жёстким голосом.

— Это грубо, Петер, не надо, — попросила Лаура, склонив голову на плечо.

— Если хочешь знать, то я ревную. Причём очень серьёзно. — ответил Хью, но руку не отпустил.

— Совершенно напрасно, Петер, — ответила ему девушка и поцеловала в щеку. — Придёт время, и ты узнаешь, как сильно ты ошибался.

Упрямство Хью куда-то бесследно испарилось, он безвольно отпустил девушку, и Лаура, помахав на прощанье, скрылась за дверью дома Бориса Казарина. После этого Хью понял, что Лаура не назначила ему свидание. И эта мысль расстроила Хью Барбера.

Хью вернулся в «Палладу», где на стойке администратора его ждала телеграмма от секретарши Свена Свенсона. Миранда Майер была согласна встретиться с Хью Барбером в ресторане «Полночь мира» в двадцать часов, завтра. Он стал собирать чемодан, предстояло вылететь в Антверпен.

Встреча с Мирандой Майер в «Полночи мира» заставила Хью Барбера понервничать. Он уже стал путаться в версиях и легендах. Поэтому в самолёте размышлял, как лучше подать себя в разговоре с богатой наследницей пивной империи. Сначала он хотел также представиться старшей сестре как журналист берлинской газеты, но потом понял, что встречу ему организовала секретарь «Барбер, Свенсон и сыновья», что весьма осложнило легенду. А вдруг Миранде было известно, что Барбер — частный детектив? И легенду нужно было придумать срочным образом. Также следовало одеться элегантно, ибо в рестораны такого уровня не пускали в джинсах или слаксах. В общем, у Хью Барбера было над чем задуматься. Сразу же по прибытии в Антверпен, он поспешил в офис агентства. На его счастье, шефа на месте не оказалось, а потому не пришлось отчитываться о том, каковы успехи по контракту номер сорок семь. Секретарь Ханна занималась счетами и сухо кивнула Хью.

— Привет, Ханна! Хочу уточнить некоторые детали сегодняшней встречи с Мирандой Майер, — без обиняков спросил Хью.

— Так, я всё записала, — ответственная Ханна открыла ежедневник. — Встреча с Мирандой Майер в 20 часов сегодня, 15 августа.

— Как ты меня представила?

— Как ты и сказал — журналистом «Юнге Вельт». Сказала, что звоню по твоей просьбе, как коллега по редакции.

— Умница. — похвалил Хью Барбер.

— Кстати, тебе записка от Свенсона, он в отъезде на несколько дней. — Ханна протянула Барберу конверт.

Хью откланялся и побежал в кабинет прочесть инструкцию шефа.

— Ханна, из кабинета крикнул он, — закажи мне приличный костюм в прокате.

Из записки следовало, что Юрген Бах поторапливает с выполнением контракта. Итак, ничего нового, как и ожидал Хью.