Принцип кентавра (СИ)

Глава 25. История Юю глазами Губерта Зильберштейна

— Почему, как вы думаете, все проблемы семьи Майеров с легкостью спихнули на меня? Отчего я жила одна в полуразрушенном особняке после пожара? Почему Лилиан Майер без боя отдала меня полиции и психиатрам? Почему не искала после побега? — спрашивала веселым тоном Юю, но в глазах ее сверкали капельки слёз.

— Ты — не Майер, — вздохнула Трулте и подошла к своей подруге, обняв ее за плечи.

— Да, я не Майер, я Брегер. Брегер — фамилия моей матери до замужества. Об этом мало кто знал. Разумеется, все Майеры были в курсе, Бо Олливен и Смолланды, разве что за исключением Константа.

— Теперь все становится на свои места, — покивал головой Хью, переваривая информацию.

— Ну, или почти всё, — лукаво заметила Юю-Лаура.

— А твоя мать? Где она? — вмешался Федерик.

— Она умерла в сумасшедшем доме, я ее почти не помню. Отрывочные какие-то воспоминания. Якоб женился на ней, когда мне было полтора года. Она была манекенщицей, или как теперь говорят — моделью. Кто мой настоящий отец — я не знаю. Наверное, русский космонавт, — сказала Юю, и все засмеялись.

— Наверное, поэтому ты так любишь русских, — в тон ей пошутил Барбер.

— Якоб удочерил меня, всю процедуру провел официально и тайно. Видимо, очень любил мою мать. Говорил мне всегда, что я очень на нее похожа. У меня есть несколько вырезок из журналов с ее фотографиями. Это единственное, что я забрала из дома Майеров, когда ушла от них.

— Лилиан Майер, видимо, не очень обрадовалась тому, что появилась еще одна Майер, — уточнил детектив.

— Да, это так. Она не сразу узнала, а только в 1972 году, и избила меня, будто я виновата в том, что Якоб удочерил меня. Это случилось незадолго до пожара.

— А когда Лилиан узнала, что Якоб сделал на тебя завещание?

— Мне кажется, что до пожара Лилиан об этом не знала. Якоб ей не доверял ей, и хотел иметь гарантии своей безопасности. О, я это поняла уже потом, когда повзрослела. Якоб боялся, что его убьют. Он все делал наперекор Лилиан Майер. И она могла запросто от него избавиться. А раз наследницей состояния становилась Миранда Майер, то и смысл в его убийстве пропадал. Майеры ничего не получали от реальной смерти Якоба.

— Почему он боялся своих? В голове не укладывается! Это же бесчеловечно! — спросил пораженный Федерик и обнял Трулте, как самое дорогое, что было у него.

— Видимо, он знал, на что они способны ради денег. Якоб никогда не хотел заниматься бизнесом, но его отец оставил завещание на его имя, и жена почти ничего не получила после смерти старого Майера. Якоб мне говорил, что у него никогда не получалось руководить пивной империей, хотя он и старался, как мог. Но и отдать бразды правления матери он не хотел, потому что привык жить на широкую ногу, а мать его бы посадила на хлеб и воду. И потому он потихоньку распродавал активы империи, пока мать не узнала об этом.

— Сколько грязи! — воскликнула Трулте.

— Да, и это еще не все — Юю провела ладонью по лбу, словно смахивала усталость. — Якоб заключил сделку, по которой он продавал свой пакет акций какой-то международной компании. Эта сделка должна была быть одобрена советом директоров. Когда Лилиан Майер об этом узнала, то она пригрозила Якобу, что убьет его, если он сделает это. Но и расторгнуть контракт он не мог. Может, боялся, что ему головы не сносить, партнеры его не оставят в покое, слишком многое было поставлено на кон, слишком глубоко увяз…

— И потому он решил инсценировать убийство? — спросила Трулте.

— Нет, об этом он не думал. Он решил инсценировать пожар и гибель, то есть несчастный случай.

— Но подвернулась ты, — подсказал Федерик.

— Но подвернулась я, — грустно сказала Юю, — и всё списали на меня.

— Хватит на сегодня воспоминаний, — резко сказала Трулте, — довели вон девчонку до слёз.

Хью обнял Юю и отвел ее в комнату, где спал Констант. Юю наклонилась над пострадавшим и сказала Хью.

— Спит, но ему хуже. Температура явно поднялась, и бинты снова все мокрые. Где же Губерт…

Губерт Зильберштейн приехал не так, как обещал, а через два часа. За это время Хью Барбер задал Юю тысячу вопросов на тему: «Можно ли доверять ему и что мы будем делать». Как выяснилось, Юю не имела четкого плана и только переживала за жизнь Константа.

Губерт оказался высоким улыбчивым бородачом примерно сорока лет. Он был одет в полосатую видавшую виды рубашку и такую же древнюю серую ветровку. Джинсы не отличались новизной, но и заплат на коленях было только по одной. Губерт крепко стиснул девушку в объятиях, прогремев: «А наша малышка выросла, хоть замуж отдавай!» Но Юю попросила быть говорить потише, так как Трулте с Федериком уже легли спать, да и Констант ворочался, забывшись чутким сном. Губерт однако включил свет и без лишних разговоров раскутал Константа, вытащив его из под пледов.

Довольно беглый осмотр не удовлетворил доктора.

— Пить давали? Температуру измеряли? Сознание терял? — на парочку сыпался поток вопросов.

Ребята отвечали сумбурно. Губерт считал, что оставлять без помощи Константа было нельзя, а перевозить так же опасно. Он оценивал его состояние как стабильно плохое, но без ухудшений.

— Вообще, не представляю, как он убежал из ожогового центра, как он сюда добрел. Все признаки того, что интоксикация организма нарастает. Могут отказать почки, сердце тоже работает с повышенной нагрузкой. Его надо принудительно кормить и поить, неизбежно возникнут проблемы с мочеиспусканием и калоотведением, даже с дыханием, — простите меня за подробности. Обезболивание — обязательно. Терапия в целом. Я его забираю, — сказал врач.

— Куда вы его поместите? — спросил Барбер.

— В свою психиатрическую клинику. Там его точно искать никто не будет. Положим в отдельную палату. У нас есть все необходимое. По минимуму, конечно, не так как в специализированных центрах….

Барбер и Зильберштейн помогли плохо соображающему Константу спуститься по лестнице и сесть в машину Зильберштейна. Барбер поехал следом за доктором, а Юю осталась с Трулте.

Спустя два часа Хью Барбер пил черный кофе в маленьком кабинете Губерта. «Отважный садовник» как окрестил нового пациента Зильберштейн, лежал в палате, переодетый в больничное. Его перебинтовали и подключилик системе искусственного питания. Опутанный трубками, Констант спал. В него вливались поочередно витаминизированная жидкость, антибиотики и анаболические стероиды.

Зильберштейн в халате сидел напротив Барбера, явно борясь со сном.

— Не работал по ночам со времен студенчества, — с извиняющей улыбкой доктор налил себе кофе.

— Уважаемый профессор, — начал Хью. — у меня очень мало времени. Я пока не знаю, что нам делать с Юю, но, возможно, ваша помощь еще понадобится. Давайте поговорим о деле

— Понимаю, — сказал Губерт. — я готов. После того, что сделал профессор Бреццель с моей карьерой — мне уже ничего не страшно. А вы адвокат?

Доктор почесал густую бороду.

— Я не адвокат, а детектив из частного детективного агентства «Барбер, Свенсон и сыновья», меня зовут Хью Барбер. — молодой детектив протянул удостоверение Губерту.

— Не слышал о таком агентстве, — улыбнулся доктор, — ну, да ладно. Начнем, а то утро близится.

Губерт мало что знал о о пожаре на вилле «Синий вереск» в 1972 году, лишь из интереса читал полицейские отчеты. Так что владел информацией, доступной всем и каждому. Но для Хью было важно и то, как эту информацию оценивает другой человек, ведь он смотрел через призму того, что узнал о проблемах Майеров. Густав Граббе доктор тоже быстро вспомнил. С ним он познакомился после пожара. Доктор рассказал, что Граббе работал в антверпенской полиции, был одним из лучших в отделе расследования убийств. Граббе был включен в группу по расследованию инцидента на вилле «Синий вереск», но потом его выкинули из группы после скандала с Лилиан Майер. Густав Граббе был не согласен с основной версией следствия, и полагал, что нужно провести ДНК-экспертизу трупа Якоба Майера. Лилиан Майер была против, так как труп был опознан близкими. Но Густав не остановился на достигнутом. Ему удалось незаконно получить частичку трупа Якоба Майера и срез ногтя девочки, которая находилась в ожоговой клинике. Анализ показал, что эти лица родственниками не являются. Назревал скандал. Густав пришел напрямую к шефу полиции и потребовал эксгумации трупа. Ему заткнули рот. Лилиан Майер сообщила, что раскрыта тайна усыновления Юджины, и она не потерпит ее разглашения. Всё представили так, что не Якоб Майер — разгаданная загадка, а Юджина. В общем, Лилиан Майер потребовала увольнения Густава Граббе. В результате Густава отправили на пенсию.

— Но после этого, когда Юджину официально признали виновной в смерти Якоба Майера, когда она уже находилась на лечении в клинике под присмотром профессора Бреццеля, Густав Граббе нашел меня, — усмехнулся Губерт, — мне удалось с ним поговорить. Бывший полицейский решил поквитаться за свое увольнение и начал собственное расследование гибели Якоба Майера. Не знаю, что он накопал в этом направлении, но он собирался со всеми материалами идти к Лилиан Майер. Я отсоветовал ему шантажировать семейку Майеров и предложил продать сведения в какую-либо газету. Придать всё огласке. Поскольку я тоже считал Юю Майер невиновной в убийстве отца, то согласился сделать заключение о ее вменяемости.

— И вы сделали такое заключение? — от волнения Хью приподнялся.

— Да, сделал, но Густав Граббе меня обманул. Он не отнес свои данные в газету, а отдал их Лилиан Майер. В итоге, он получил свои деньги, а меня выкинули из клиники.

— Где же теперь этот шантажист? — спросил Хью.

— Этого я не знаю, но видел его случайно во время летнего отпуска в Брюсселе. Вроде бы он там обосновался и даже преподает в полицейской академии.

Хью Барбер подошёл к окну. Он думал о своем отце, который был приятелем Густава Граббе. Как причудливо сплетаются линии судеб! Густав, явно склонный к авантюрам, жил и здравствовал, а Барбер всегда был законопослушным и даже немного нудным. Но он заслонил собой друга в перестрелке. И теперь тот самый его друг — Свен Свенсон, работает главой детективного агентства. Так ли хорошо быть законопослушным? Интересно, что мог сам шеф Свенсон рассказать о коллеге? Стоило ли об этом поговорить? Не во всем и не всегда Барбер доверял шефу.

В какой же переплёт он попал, как же увяз в этом непростом деле. И если бы не личный мотив, он как и Свенсон, отошел бы в сторону от чокнутых миллионеров, жадных старух и психиатрических больных.

Губерт воспользовался паузой в разговоре и вышел в палату к Смолланду. Хью потирал покрасневшие глаза. Ночь была на исходе, а никаких серьезных решений принято не было, Юю всё еще находилась в опасности. Хью опустился в кресло и на несколько минут задремал. Усталость брала верх, и он даже не встрепенулся, как Губерт вернулся с горячим кофейником. Губерт деликатно покашлял и Хью приподнял сонные веки.

— Перейдем к теме лечения Юджины Майер, — сказал он сипловатым с дремоты голосом.

— С малышкой я познакомился в клинике профессора Бреццеля. Я работал его ассистентом. Это произошло в 1973 году. К тому времени Бреццель уже устал бороться с этой девочкой. Именно с девочкой, а не с болезнью ребенка. Как настоящий специалист своего дела, Бреццель не мог не понимать, что перед ним совершенно здоровый ребенок. Несмотря на то, что Бреццелю довольно много заплатили за его молчание и липовое заключение о болезни Юю Майер, у него не поднималась рука «глушить» сознание ребенка сильнодействующими препаратами. Он находился в чрезвычайно сложном положении. С одной стороны был здоровый ребенок, а с другой стороны — заключение, в котором Юджина была представлена как невменяемая. И в любой момент по прихоти Лилиан Майер все могло измениться. Написав недостоверное заключение, Бреццель стал его заложником. Меня, разумеется, в тонкости этого дела он не посвящал. Но все было видно невооруженным взглядом. Юджина ненавидела Бреццеля и устраивала ему скандалы и истерики, отказывалась есть, швырялась вещами, пыталась укусить его, поцарапать. Держать ее в клинике без того, чтобы не задавить препаратами было невозможно, но и пойти на такой грех Бреццель не мог. Поэтому он поручил дело мне, вкратце сообщив, что если я найду подход к ребенку, он чуть ли не озолотит меня.

— И вы нашли к ней подход?

— Как видите, — усмехнулся доктор. — Я начистоту поговорил с Юджиной. Сказал, что мы будем играть с ней в игру, и если она все будет делать правильно, то скоро выйдет из клиники. Девочка мне поверила, потому что я поверил ей. Я действительно поверил, что она не убивала своего отца, и что ее отец действительно жив.

— Вы видели когда-либо Якоба Майера?

— Нет, я не встречался с ним, но я встречался с Борисом Казариным. Этот человек в итоге согласился на то, чтобы Юджина переехала жить к нему. Всё было сделано тайно и с согласия Лилиан Майер. Они заключили какую-то сделку, суть которой я не знаю. Профессора Бреццеля, насколько я понимаю, в хитрый план не посвятили. Мне без труда удалось украсть документы из архива клиники на Симону Этель, которая была нашей пациенткой. Под этими документами Юджину вывезли из страны. Паспорт был подлинный, риска никакого.

— Что именно вы предложили сделать с Юю в клинике?

— Я разработал ее план лечения и ежедневно заполнял его, показывая улучшения состояния больной. Юджина перестала встречаться с Бреццелем. Через год мы составили с профессором коллективное заключение о возможности ее выписки из стационара. Ребенок вернулась на виллу с тем, чтобы наблюдаться у меня. Дважды в неделю она посещала мои консультации. Лилиан Майер была в курсе этого плана лишь в общих чертах. Она не интересовалась судьбой девочки.

Губерт рассказал, что даже за заключения и план лечения платил профессор Брецель, который отщипывал кусочек от жирного пирога. Счета за лечение оплачивала старуха Майерша. А когда Юджину выписали, и Густав Граббе пришел со своими документами о расследовании к Лилиан Майер, там было злополучное заключение. В нем-то Губерт Зильберштейн и говорил о вменяемости ребенка и ошибочности диагноза.

— Когда я писал данное заключение, я еще не был привлечен к лечению Юджины Майер, и всерьез думал, что могу своей правдой чем-то ей помочь. Поверил Густаву, который работал тогда в полиции. Потом подумал, что заключение пропало, и не беспокоился о нем. А оно появилось в самый ненужный момент и причинило столько неприятностей.

— Именно это заключение стало причиной побега Юю из дома? — спросил Хью.

— Какой там побег! Все было спланировано бабушкой. Лилиан Майер не терпелось избавиться от Юю да и от шантажиста также. Удалось уговорить Бориса Казарина, который был хорошим приятелем Якоба Майера, приютить ребенка. Тот недолго ломался. Лилиан ему щедро заплатила. Все было обставлено в считанные дни.

Хью пристально посмотрел в лицо доктора, а тот выглядел предельно честным. Светало. Появлялась надежда, такая же тонкая, как и первые лучи солнца. Хью понимал, что от него теперь зависит если не всё, то многое. На кону стоят чьи-то жизни, чья-то репутация, чьи-то миллионы. А вокруг него, Хью Барбера, вихрятся такие силы, которыми он не мог управлять. Чем не шутит черт, а если Барберупод силу всё изменить?

— Вы можете подтвердить в суде всё, что сообщили мне здесь?

— Разумеется. Эта тайна много лет не давала мне покоя. К тому же вернуть себе доброе имя… Разве можно отказаться от этого?