Пока мисс Дерьмо еще была в обмороке, я связал ее шнурами от занавесей, заткнул рот мокрой салфеткой и перенес ее в ванну. Проделывая все это, я только усугублял свою вину. Если только это правда, что самые безнадежные случаи — самые красивые, так, на мой взгляд, — этот случай был ничего себе!
Итак? Каковы же твои намерения теперь, старый лунатик?
Я привел в порядок свой костюм и подошел к окну подышать. Выглянув, я заметил «роллс» мисс Александры, стоящий перед отелем. Я сказал себе, что мой единственный шанс достичь быстрого результата там, внизу, и он меня поджидает. Я покинул комнату, чтобы вернуться в предыдущую, где в ожидании меня дремала утомленная Александра II.
— Я думала, что это вы делаете, — сказала она, — я слышала крики и я...
— Старая истеричка англичанка, — прервал я, — эти бедные женщины никогда не спали ни с кем, кроме как с фотографией сэра Уинстона Черчилля, а это не вполне умиротворяет систему эндокринных желез.
Болтая как ни в чем не бывало, я подхватил свой чемодан со старым приятелем револьвером.
— Я отнесу один документ шефу и отвезу вас домой, мой ангел, — обещал я, целуя ее взасос.
Пока она не успела оправиться от этого удушающего поцелуя, я выскочил в коридор.
На этот раз Кессаклу исчез. Путь был открыт. Я вышел с непринужденным видом. На востоке, в глубине горизонта ширилась розовая полоска. Заря, дети мои... Прекрасная, сияющая заря. Я посмотрел на «роллс». Здоровый детина в плоской каскетке сидел за рулем.
Я отошел на несколько шагов, пригнулся, чтобы избежать его возможного взгляда, потом, согнувшись вдвое, приблизился и выпрямился во весь рост у дверцы машины. Левой рукой я поворачивал ручку направо, держа его на прицеле своей пушки. Это его разбудило, водилу моей прекрасной изнасилованной. Он повернул ко мне хмурую рожу.
— Поехали, парень!
— Куда?
— Прочь отсюда, я терпеть не могу это местечко!
Он тронул. В этой меровингской машине чувствуешь себя, как в карете. Я не переставал держать его на прицеле, этого друга. Я разбираюсь в людях (и в женщинах в том числе), и я чувствовал, что это заковыристый тип. С таким фруктом надо все время быть на стреме.
— Куда мы едем? — спросил водитель.
— Продолжай в том же духе, я тебя предупрежу, когда надо будет остановиться.
За предместьем пошла деревня. Скоро мы достигли моря, необъятного, зеленого, где горизонт казался совсем близким. Плохо различимая дорога вела к песчаному берегу.
— Поворачивай направо, — приказал я.
Он послушался. Ухабистая дорога спускалась к береговой кромке, которую лизали волны. Несколько барок лежали на берегу, как огромные рыбы, выброшенные приливом[8].
Здесь я собирался вынуть из шофера его секреты.
— Выходи и держи руки вверх, иначе это будет последняя заря в твоей жизни, мой друг!
Он со всем соглашался и следовал предписаниям доктора. Я, в свою очередь, вылез из тачки. Мне бы очень хотелось найти кусок веревки, чтобы связать этого типа. Я обогнул машину, чтобы открыть багажник этого сооружения. Первая вещь, которая бросилась мне в глаза, было ружье с оптическим прицелом. Итак, дело становится все более пикантным. По-моему, братья мои, передо мной поистине стоял мой убийца.
— Скажи-ка, Освальд[9], — обратился я к нему, — ты не находишь, что неосторожно держать при себе свою артиллерию после твоих упражнений с аркебузой на крышах?
Не успел я так поразглагольствовать и секунды, как он вытащил из кармана кольт и направил на меня. Поскольку я уже был занят тем же самым, мы теперь оба взаимно целились друг в друга. Ни тот, ни другой не стреляли. Мы были в таком напряжении, что слышно было, как закручиваются волоски у нас подмышками. Со стороны могло показаться, что это две мраморные статуи. Обычно, вы меня знаете, я стреляю запросто. Но тут меня сковывала быстрота реакции парня. Мы не решались стрелять из опасения, что другой опередит на ту тысячную долю секунды, которая может оказаться роковой. Так что ситуация была — палка о двух концах.
Мы позволили себе два или три робких вдоха, чтобы пустить кислороду в легкие.
— Брось его, беби! — глухо приказал я.
— Нет, бросай сам! — ответил он.
— В этой маленькой игре ты наверняка проиграешь.
— На что спорим? — усмехнулся мой противник.
— Ни на что, — сказал я, — потому что ты никогда не заметишь, что тебе абзац.
— Ты думаешь?
— Ты вспомни-ка, на своей крыше ты меня ведь не хлопнул, когда мог это сделать сто раз!
Это его задело.
— Меня смущали огни на террасе, они блестели на моем прицеле...
Тут мне пришла идея. Бог мой, до чего же я все- таки умен!
— А теперь, малыш, — сказал я ему, — тебя будет смущать сверкание моря, над которым встает заря.
И, в самом деле, я заметил, как он заморгал.
— Давай, — посоветовал я, — бросай свою пушку и начнем говорить серьезно, а не ждать здесь второго пришествия.
— Ни за что, — пробормотал он, криво улыбаясь.
— Я хочу тебе предложить...
— Что же?
— Я считаю до трех. На счете три каждый разжимает руку и роняет свою пушку, идет?
Хотя он стоял в восьми с половиной метрах от меня, я четко уловил ядовитый блеск, мелькнувший в его взгляде.
— Договорились...
— Раз! — начал считать я... — Два...
И на счете «два» я нажал спуск. Этот мерзавец сделал такой же расчет. Просто я на тысячную долю секунды раньше выполнил программу. Его пуля затерялась в морской пучине, тогда как мою он получил в жирное брюхо. Вот он выпустил оружие и упал на колени, хватаясь за рану. Серия безобразных гримас... Он бледнел на глазах!
Я бросился к нему.
— Если бы ты не жулил, этого бы не случилось, — сказал я.
Он стиснул зубы, бедняга. Пот ручьями струился по его роже.
— Я сейчас отвезу тебя в госпиталь, — обещал я, — но сначала ты мне скажешь, куда ты отвез двух матросов, когда они вышли из больницы...
Он медленно, бесформенной массой опустился на песок.
— Послушай, парень, тебе необходимо вытащить из брюха пулю, и я готов доставить тебя к хирургу, но сперва мне надо сказать правду. Зачем тебе уносить секрет в могилу, скажи, болван!
Дыхание его становилось прерывистым, он стонал. Вокруг нас плескалось море, солнце, как на почтовой открытке, подымалось над волнами, наполняя вселенную своим щедрым светом, как пишут в школьных сочинениях первоклассники.
— Ты меня слышишь, друг?
— Да.
— Двое матросов с «Кавулома-Кавулоса», а, скажи мне, куда ты их отвез?
Он пробормотал едва слышно:
— Монастырь...
— Какой монастырь? Говори! Время не терпит!
— Монастырь на горе Фоскаос...
— А Ника, где она?
Он приоткрыл веки, и в его лихорадочно блестящих глазах отразились маленькие облачка нового утра.
— Какая Ника? Что вы хотите сказать?
Честное слово, он был не в курсе! Надо его довезти до медпункта. Я присел, чтобы взять его на руки,. но в этот момент он выдохнул «рррха» и откинул копыта.
Шум заставил меня повернуть башку — на некотором расстоянии появились двое рыбаков. Это был неподходящий Для созерцания бесконечности момент, я кинулся к рулю «роллса» и отчалил.