Привкус горечи

Глава первая

Этот молодой человек, Дьёрдь, пропал. В один прекрасный день его скромные пожитки исчезли из маленькой комнаты на вилле. И ничего тут не попишешь. Инспектор частенько пытался представить себе, что стало с мальчишкой. Но эти проблемы с албанцами... И без того делаешь все, что можешь. По крайней мере, Дори не работает больше на улицах. На самом деле можно сказать, что судьба Дори гораздо важнее, потому что у нее малыш. Ему сейчас должно быть... Сколько? Около трех месяцев. Возвращаясь в свой полицейский участок во дворце Питти после проведенного за городом прекрасного весеннего дня, инспектор от души надеялся на то, что наступающее лето будет менее жарким, чем прошлое. Он все еще помнил удушающую жару и толпы туристов в тот день, когда они вернулись из отпуска, проведенного у него на родине в Сиракузах. Флоренция в июле...

Инспектор Гварначча перевернул страницы путеводителя. Хорошие фотографии. И цена хорошая. Он готов был биться об заклад — путеводитель оставила здесь женщина, приходившая заявить о потере или краже бумажника, который наверняка забыла на прилавке, пока покупала эту книгу. В такую жару забываешь все на свете... Вздохнув, он откинулся в своем кожаном кресле. Возвращаясь из отпуска отдохнувшим и полным надежд, думаешь, что теперь все будет иначе. Заходишь в свой кабинет, а там все по-прежнему.

В дверь постучали, и в кабинет инспектора заглянул молодой карабинер.

Гварначча поднял голову.

— Вернулась эта женщина за книгой?

— Нет, не вернулась. Впустить следующего?

— Сколько их там еще?

— В приемной только четверо, но здесь сидит эта проститутка... Я велел ей прийти сегодня утром.

— Хм...

— Я поступил неправильно? Она не будет ни с кем разговаривать, кроме вас, и Лоренцини сказал...

— Правильно ты поступил. И раз уж она явилась, я хочу видеть ее прямо сейчас.

— Да, инспектор. Так мне ее позвать?

— Только дай мне пару минут, сынок, ладно?

Какая ему польза от пары минут? Ну, для начала он снимет пиджак. Еще только девять тридцать, а дышать уже нечем. Да, конечно, дома в Сиракузах температура часто достигает тридцати девяти, сорока, даже сорока двух градусов, но там всегда с моря дует легкий бриз. Флоренция в июле... Инспектор перевернул оставшиеся страницы красочного путеводителя.

Это была чистая правда, более того — из окна инспектора во дворце Питти открывался именно этот вид. Только инспектор не мог открыть ни окно, ни даже жалюзи, потому что было слишком жарко. Невозможно описать Флоренцию в июле. Если бы в долине Арно ощущалось хоть какое-то движение воздуха! Изо дня в день вдыхая густой туман речных и канализационных испарений, выхлопных газов и пота, стараешься как можно дольше оставаться в прохладном и чистом помещении. Каждый вечер в новостях предупреждают о том, что детям, инвалидам, астматикам и пожилым людям в самые жаркие часы лучше не выходить на улицу. По-видимому, полицейские инспекторы не попадали в группу риска.

— Уф!

Гварначча повесил форменный пиджак за дверью рядом с фуражкой и кобурой. В рубашке он почувствовал себя немного лучше. К счастью, сегодня у него вряд ли возникнут поводы выходить на улицу. Втискивая свои телеса обратно между письменным столом и креслом, он мельком подумал, что, пожалуй, легче переносил бы удушающую флорентийскую жару, если бы весил поменьше. Неразумный, хотя и обычный после выходных оптимизм помог ему увидеть самого себя обновленным и похудевшим, несмотря на переедание, неизменно сопровождающее поездки домой. Если бы можно было достичь этого только силой желания!

— Нет-нет... Это не то, совсем не то. — Теперь он знал, откуда эти ощущения. Из школьных лет. Прохладная погода, новые туфли, новый учитель, новое начало.

Довольный тем, что точно определил происхождение своих ассоциаций, и, напомнив себе, что к концу каждого учебного года испытывал лишь неловкость, недовольство собой и раздражение на своих учителей, инспектор вернулся к настоящему. Он страдал избыточным весом, плохо переносил жару, был перегружен работой, и впереди его ожидали два месяца палящего зноя. Но теперь он по крайней мере сидел за большим письменным столом, и никто в последние дни не обвинял его в невнимательности. Кроме его жены.

— Инспектор?

— Да?!

— Она здесь, инспектор. Эта проститутка.

— Давай ее сюда и скажи остальным, чтобы шли домой и возвращались к полудню. Если кто захочет ждать, пусть остается, но это надолго.

Два месяца инспектор терпеливо преодолевал естественное недоверие юной албанки к представителю власти, одетому в униформу, и, дождавшись этого решающего момента, не был намерен терять свой шанс. В большей степени ради девушки, чем ради самого себя. Да, одного сутенера арестуют и осудят, и дюжина других тут же постарается занять его место, но для этой девушки история может закончиться благополучно.

— Садись, Дори.

Она была потрясающе красива: высокая, длинные, стройные ноги, короткие светлые волосы, голубые глаза, пухлые накрашенные губы. Лицо фарфоровой куклы. Без сомнения, она могла бы сделать успешную карьеру фотомодели, если бы ей посчастливилось родиться где-то в другом месте, а не в Албании.

— Как ты себя чувствуешь?

— Нормально.

— Не тошнит больше?

— Так, иногда. Во всяком случае, я работаю. Надо продолжать работать, пока могу.

— Через месяц уже будет заметно.

— И что? Некоторые мужчины клюют на это. Такое случалось со многими девчонками. Ты же знаешь, какие бывают мужики. Многие хотят, когда месячные. Так что беременность не такая уж большая проблема.

— Пока Илир за решеткой, кто занимается делами?

— Его брательник, двоюродный, Лек.

— Я так и думал.

— Мне вообще-то все равно. С ним нормально, но...

— Что?

— Ничего... Моя подруга... Ну, ты знаешь, то письмо и деньги, которые вы нашли... Ну, он заставил меня дать ему ее адрес.

— Я понял. Ничего удивительного. Думаю, он рассчитывает, что она так же красива, как ты. Решил подсуетиться, пока Илир сидит.

— Ошибаешься. Лек не собирается уводить ее у Илира. Он ему братан, поэтому Илир доверяет своих девушек именно Леку, а не кому-то из банды. Он и приглядывает за делами Илира, вот и все. Он по-любому не заинтересован работать с девчонками. У него строительная фирма. Он делает большие деньги.

Инспектор знал все об этом человеке и о его строительной фирме, но промолчал. Он только спросил:

— Она знает, во что впутывается?

— Она знает, из чего выберется. Ты слышал, что говорят о женщинах в этой чертовой дыре, откуда мы родом? Женщины должны работать больше, чем ослы, потому что ослы питаются сеном, а женщины едят хлеб.

— Ладно, Дори. Только ты не забывай, что не всем девушкам везет так, как тебе. Ну а что насчет этого парня, Марио? Ты не можешь заставить его ждать бесконечно. Я думал, ты пришла потому, что наконец решилась.

Она открыла сумку, достала сигареты и оранжевую пластмассовую зажигалку, затем замерла в нерешительности. Инспектор придвинул к ней большую стеклянную пепельницу.

— Ну, так что? Ты решилась?

— Насчет Марио или того, другого дела?

— Это все одно, Дори. Свадьба или тюрьма — вот к чему все сводится. Если ты засадишь Илира, тебе придется исчезнуть с улиц. Если ты его не заложишь, сядешь сама. Нам нужно с твоей помощью найти доказательства против него, но у нас уже есть доказательства против тебя. Ты хочешь, чтобы твой ребенок родился в тюрьме? Теперь тебе надо думать не только о себе, но и о своем малыше.

Он видел, что ребенок пока еще не был для нее реальностью. Однако, когда он родится, ей придется взяться за ум. Хотя девушке с ее красотой не составило бы труда найти клиента, готового на ней жениться, склеить мужика, который взял бы на себя заботу о ребенке, далеко не так просто.

Илир Пиктри, ее сутенер, был взят с поличным, когда ночью в перерывах между клиентами забирал заработанные ею деньги. Он боялся, что она прикарманит лишнее или ее ограбят. За ночь девчонка могла без труда заработать два миллиона лир. Он велел ей войти в телефонную будку у входа в парке Кашине и, делая вид, что собирается позвонить, подсунуть деньги под телефонную книгу. Илир должен был зайти после нее, будто бы тоже позвонить, и забрать деньги. Двум карабинерам в штатском не составило труда разгадать этот хитрый план. Они арестовали его во время «телефонного звонка». Сейчас Илир находился под стражей в ожидании суда, и, чтобы обвинить его в сутенерстве, необходимы были свидетельские показания Дори. Обыскав квартиру Пиктри после его ареста, они обнаружили письмо, написанное Дори своей подруге детства в Албании. В письме Дори уговаривала девушку приехать к ней и рассказывала, сколько она сможет здесь зарабатывать. К письму прилагались деньги на дорогу, инструкции и список контактных лиц для нелегального проезда. Это письмо служило основанием для обвинения ее в сутенерстве наряду с Илиром, и Дори предложили сделку. Она дает показания против Илира, и с нее снимают все обвинения. А теперь ее постоянный клиент Марио Б. предложил ей выйти за него замуж. Инспектор пригласил его к себе, и они побеседовали по душам. Марио, по-видимому, намерен был жениться, несмотря на беременность Дори. Он даже сказал: «Возможно, это мой ребенок, нельзя сказать наверняка. Кроме того, вы знаете, она сама мне все рассказала. Она ничего не пыталась от меня скрыть, как сделала бы на ее месте другая. Она хорошая девушка, просто у нее был трудный период в жизни».

Она, размышлял инспектор, высокая сексуальная блондинка, а ты, хоть и честный и уважаемый человек, но все же заурядный служащий, и лицо твое столь же уныло, сколь и твоя работа. Поэтому он не пытался отговорить Марио. Он просто его слушал. Инспектору так была нужна удача в этом семейном деле, хотя, впрочем, кому не нужна?..

А теперь он слушал Дори. Она более трезво смотрела на вещи, чем ее будущий муж, и ее опасения были вполне обоснованны. Если в свое время и у нее были какие-то надежды или иллюзии, то они развеялись задолго до того, как Илир заплатил непомерно высокую цену за то, чтобы ее, мокрую и умирающую от голода, переправили в резиновой лодке в Апулию.

— А кстати, сколько ему дадут? Наверняка он, когда выйдет, будет меня искать, не важно, замужем я или нет.

— Ты сможешь откупиться от него.

Инспектор лгал, и они оба знали это. Средняя цена за девушку была около двадцати пяти миллионов лир. Выкупить девушку с внешностью Дори было совсем непросто. Она не сможет себе позволить откупиться от Илира.

— Ну, так выходи замуж. Будешь жить в Прато. Другой город, другой мир.

Она закурила вторую сигарету, обдумывая его слова. У них обоих перед глазами была одна и та же картина. Никто из них не хотел говорить об этом. Черные ночи на автостраде. Девушки, которые отказались работать, девушки, которые думали, что смогут самостоятельно стать на ноги, избитые, измученные, никому не нужные. Последняя легко отделалась: перелом плеча, руки, колена. Она была на восьмом месяце беременности. Ребенка спасли.

И при всем при этом жизнь их в Албании была такова, что страшнее сутенеров были для них представители власти. Людей в форме они ненавидели. Так что здесь нужно терпение.

Вот если бы этот Марио был понапористей, пригрозил бы ей, что передумает, вместо того чтобы суетиться вокруг нее и блеять как овца. Возможно, это встряхнуло бы ее, заставило бы осознать...

У инспектора был припрятан еще один козырь, но он не был уверен, что имеет право использовать его: нечестно было бы вовлекать ее в борьбу с организованной преступностью. Лучше не торопиться и посмотреть, что будет. Он должен выполнять свою работу, он сказал и сделал, что мог, а капитан Маэстренжело, его начальник, не придет в восторг, если он провалит важное дело в надежде благополучно выдать замуж смазливую проститутку. Ничего не остается, как использовать Марио в своей игре. Вглядываясь в карту своего участка, висевшую на стене за головой девушки, инспектор проговорил:

— Я, конечно, не хотел этого говорить. — И это действительно было так.

— Что говорить? — Дори напряглась, глотнула дыма и закашлялась.

— Я разговаривал с Марио...

— Разговаривали с ним? Отговаривали его? Вы это имеете в виду? Советовали ему найти себе какую-нибудь хорошенькую маленькую порядочную итальянку, которая работает в офисе...

— Нет-нет... Ничего подобного. Нет...

— Что тогда? Что?

— Совсем наоборот, Дори. Я сделал для тебя все возможное, но, знаешь, ты позволила ему сорваться. Как ни крути, к этому времени ему придется обо всем рассказать своим приятелям на работе, своей матери, наконец. Представляешь, какой шум поднимет его мать? Что она ему устроит? Изо дня в день слезы и истерики?

— Он никогда не говорил мне о своей матери. В любом случае, зачем ей рассказывать? Зачем друзьям рассказывать? Это их не касается.

— Ну, кое-что он обязан им рассказать.

— Ему совсем не обязательно рассказывать им, что я проститутка.

— Но он не может им не сказать, что ты...

— Что я албанка. Давай, скажи это! И поэтому я ничто, да? Чертовы расисты!

— Да, но в твоем случае это правда, ты же понимаешь? И, конечно, они все будут стараться его отговорить. Сомневаюсь, что дома или на работе его оставят в покое хоть на минуту. И это непременно будет иметь результат. Тебе надо заполучить его, пока все идет хорошо, Дори, пока ты не подцепила СПИД, пока не выпустили Илира, ведь ты не дала показаний против него, пока не родился твой малыш.

Это сработало. Полтора часа спустя он держал в руках заявление, напечатанное Лоренцини и подписанное Дориной Ходжа, которое позволит засадить Илира на несколько лет. Теперь Дори ничего не оставалось, как скрыться и разделить свою судьбу с Марио, который, к счастью, был сиротой.

Когда в следующий раз карабинер просунул голову в кабинет инспектора, тот с легким вздохом удовольствия произнес:

— Обед...