Привычка убивать

ДЕНЬ ТРИНАДЦАТЫЙ

Чемоданы Клавдия оставила у самого порога. Их набралось три штуки, но еще не все вещи Федора влезли, пришлось и две сумки добавить.

— Лена, Макс, я вас умоляю, — попросила Клавдия, — если придет, просто отдайте, не надо никаких скандалов.

Дети не ответили, и Клавдия поняла, что мольбе ее они не вняли.

— Ой, Клавочка Васильевна! — улыбнулась Лина, когда Дежкина вышла к лифту. — Это уже становится традицией!

— Здравствуй, Диночка. Надеюсь, доброй…

— Вы прямо какой-то ангел-хранитель, как мне плохо — вы тут как тут.

— А что случилось? — насторожилась Клавдия.

— Да все то же, — грустно улыбнулась Лина. — Не могу больше. Вот изо всех сил… А не могу. Я не люблю его, Клавдия Васильевна.

— Прости, — тихо сказала Клавдия.

— Да вы-то при чем? Я же сама захотела… Думала, заверчусь, закручусь, забуду…

— Вот и прости. Я-то должна была тебе объяснить, что нет, не забудешь, а только сильнее и больнее все станет…

Лина вздохнула.

— А у вас как?

— В смысле? — насторожилась Клавдия.

— Ну, дела как?

— Да ничего. Вот мальчика…

— Ой, Господи, Клавочка Васильевна! — хлопнула себя по лбу Лина. — Еще вчера хотела зайти, да как-то завертелась.

— А что?

— Это же вы дело Калошиной ведете, да?

— Кокошиной… А что? — Клавдия почувствовала вдруг, как у нее заколотилось сердце.

— Мы вчера на Воробьевых горах труп нашли — один к одному.

— В смысле? Сестры? — удивилась Клавдия.

— Да нет — тот же почерк. Удар в лоб, перерезано горло, зашито влагалище…

— Что? — Клавдия даже не стала выходить из остановившегося лифта.

— Да, мне Сивцев сказал… И такой же удар левши…

— Погоди. — Клавдия даже оперлась рукой о стену. Ноги стали ватными. — Вчера убили?

— Нет. Предположительно в прошлую субботу или воскресенье.

— Не раньше?

— Нет, нет, — твердо сказал Лина. — В субботу. Ближе к вечеру. Но я могу поточнее…

Клавдия бросилась от лифта.

Смирнов уже в пятницу был в камере…

— …Ну и что, что из прокуратуры? У вас ордер есть? — Дюжий охранник, головы на полторы выше Игоря, загородил собой дверь лифта и не двигался с места.

— Нет, ордера у меня нету. — Порогин старался выглядеть как можно более вежливым. — Но это же не допрос. Я просто хотел узнать у вашего шефа по поводу одной клиентки.

— Простите, но такой информации мы не даем. — Охранник тоже старался не выходить за рамки приличия, хоть уже давно сжимал кулаки. — Это одно из условий нашего бизнеса.

— Хорошо, но могу я хотя бы поговорить с вашим шефом? Я хотел бы услышать это прямо от него. — Если попасть точно в солнечное сплетение, то, может быть, его и удастся вырубить. Но тогда уж точно разговаривать не станут.

— Я повторяю вам: у вас не назначено. Господин Лаврецкий сейчас на совещании.

— А когда закончится? — Игорь посмотрел на часы. Уже ровно двадцать минут, как он стоит здесь и пытается уговорить этого бычка разрешить ему заниматься работой.

— Этого я точно не знаю. Может, через час, а может, к вечеру.

— Ну хорошо. — Порогин протянул охраннику чемодан. — Подержите, я напишу ему записку. Записку вы хоть можете передать?

— Записку могу, — согласился тот, немного подумав.

Игорь выдернул из блокнота листок бумаги и черкнул пару строк.

— Вот, отнесите.

— Что, прямо сейчас?

— Да, именно. У меня тоже полно работы. И кстати, где тут у вас туалет?

Охранник ухмыльнулся и кивнул на дверь в конце коридора.

— Спасибо. Я мигом.

Дальше было довольно просто. Быстро отвинтив пару шурупов рамы, Игорь открыл маленькое окошко под потолком и протиснулся на улицу. Обежал здание и остановился у двери. Охранник сидел на стуле и играл в тетрис.

— Интересно, ты совсем глупый или нет, — пробубнил под нос Игорь, посмотрев на часы. — Сейчас увидим.

Охранник оказался глуп не совсем. Через пять минут заметил, что назойливый прокуратурщик что-то долго сидит в туалете. Встал, прошелся по холлу взад-вперед, посмотрел на часы и наконец решительным шагом направился в уборную.

— Ну наконец, догадался. — Игорь влетел в холл и нажал кнопку лифта. — Давай, давай.

В кабине он оказался как раз вовремя — охранник выскочил из туалета и, громыхая башмаками, бросился на свой пост. Двери закрылись прямо перед его носом.

Кабинет генерального директора агентства по недвижимости «Дом» Семена Давыдовича Лаврецкого узнать было не трудно — у него у единственного дверь зачем-то была обита кожей. Даже стучать глупо. Игорь приоткрыл эту дверь и заглянул внутрь.

Это был огромный кабинет с холодными белыми стенами. Лаврецкий занимался тем, чем и положено заниматься на работе высшему начальству, — сидел в кресле, закинув ноги на стол, и смотрел какой-то боевик по видику. Игорь откашлялся и вошел.

— Семен Давыдович?

— Расценки принесли? — Лаврецкий мельком глянул на вошедшего. — Ну сколько можно ждать.

— Простите, но я ничего не принес. — Игорь виновато улыбнулся и развалился на диване. — Я хотел с вами поговорить.

— А вы, собственно, кто? — Лаврецкий удивленно посмотрел на молодого парня, так нагло усевшегося на его диване.

— Игорь Порогин, следователь городской прокуратуры. — Игорь полез в карман куртки и показал Лаврецкому удостоверение.

— Следователь? — Ноги Лаврецкого слетели со стола, а на лице появилась растерянная улыбка. — Чем могу служить, господин… господин Порогин?

— Вы простите, что потревожил, но нам хотелось бы навести кое-какие справки об одной из ваших клиенток, — ответил Игорь, с любопытством рассматривая непонятные кубистские пейзажи на стенах.

— Какие справки? О ком? — Семен Давыдович нажал на кнопку селектора. — Зина, приготовь два кофе. И позови Петра.

— Нет-нет, по поводу охраны можете не беспокоиться. Мне просто пришлось поступить немного противозаконно. Так что у вас все шансы выставить меня отсюда и ничего не бояться. — Игорь засмеялся и развел руками.

— Зина, не надо Петра. — Директор вежливо улыбнулся. — И какого рода информация вас интересует? Что, какие-нибудь жалобы?

— Нет. — Игорь открыл чемодан и достал из него электронный органайзер. — А информация нас интересует любого рода. Дело в том, что недавно произошло убийство. Убили некую Мартынову Юлию Дмитриевну. А она незадолго до смерти приобрела квартиру в Воронцове через ваше агентство. Сами понимаете — нужно проверить. И проверить все. На кого оформлена квартира, прежние жильцы, может, есть родственники совладельцы. Ну короче, все.

— Простите, но это ведь конфиденциальная информация. — Лаврецкий развел руками. — И я…

— Ну хорошо. — Игорь вздохнул и встал. — Я просто хотел как лучше. Ведь если начнется официальная проверка, то это и для нас, и для вас морока. У нас бюрократы те еще работают, месяц возиться будут. Да и вашим клиентам не понравится, что вас проверяет прокуратура. Правильно?

Лаврецкий пристально посмотрел на Игоря.

— Ну хорошо, уговорили. Умеете вы взять за жабры.

Порогин виновато улыбнулся и снова сел.

— Странное дело, Семен Давыдович, почему все так боятся прокуратуры. Все, поголовно. Чуть что, так сразу «конфиденциальная информация». И ведь не только те, кому есть что скрывать, а именно все.

— Очень просто. — Лаврецкий улыбнулся. — Сейчас ведь свобода бизнеса?

— Да.

— У людей деньги появились?

— Появились.

— А ведь у вас там тоже не все честные. Захотят посадить — посадят. Поэтому чем меньше вы знаете, тем меньше у вас шансов. Да и с государством своими кровными никто делиться не хочет. Может, человек прокрутил деньги мимо налога и решил квартиру купить. Если по закону заплатит, то и на конуру собаке не останется.

— Значит, вы тоже незаконно работаете? — Игорь хитро улыбнулся.

— Значит, все незаконно. Вы, когда в булочной хлеб покупаете, вас продавщица спрашивает, где вы на него деньги взяли?.. А квартира — такой же товар. Это просто дополнительный сервис.

— Наверно. — Игорь задумчиво улыбнулся. — Только вы мне все равно информацию дайте.

— Я вам ничего дать не могу. Я ее в столе не держу. — Лаврецкий опять позвонил по селектору. — Зина, твой кофе, наверно, уже выкипел весь. И попроси Галкину ко мне зайти.

Все-таки приятно, наверно, работать в такой конторе. Везде связь, коммуникации, кофе приносят в кабинет, видики смотришь целый день.

Через минуту Зина, молоденькая красотка с ногами, как у аиста, втолкнула в дверь столик с горячим душистым кофе.

— Галкина сейчас с клиентом, — сказала она, улыбнувшись и обнажив испачканные помадой зубы. — Через пять минут спустится. — И сразу ушла, вильнув задом и пахнув дорогими духами.

— Может, коньячку? — Лаврецкий достал из стола пузатенькую бутылочку. — Или вы, как в кино, на работе не…

— Как в кино. — Порогин улыбнулся.

Когда пришла Галкина, директор объяснил ей суть дела и отправил Игоря вместе с ней. Они перешли в другой кабинет, гораздо меньше, и долго возились за компьютером.

— Та-ак, Мартынова Юлия Дмитриевна, — улыбнулась женщина, найдя нужный файл. — Купила двухкомнатную квартиру по адресу: Пилюгина шестнадцать, корпус три, квартира пятьсот девять. Всего пятьдесят восемь квадратов.

— Сколько заплатила?

— Шестьдесят пять тысяч условных единиц, плюс комиссионные нотариусу.

Игорь записал.

— Какие комиссионные?

— Мало, две четыреста условных единиц.

Для нее, наверно, мало. Игорь вспомнил, что у него в бумажнике тоже две четыреста. Безусловными рублями. А получка еще хрен знает когда.

— Бывшие владельцы?

— Сейчас перезагрузимся. — Галкина стала трещать пальчиками по клавишам. — Кофе хотите?

Она была довольно миловидная. Только с очень строгим выражением на лице, как и все деловые женщины. Наверное джинсы последний раз надевала года три назад.

— Нет, спасибо. — Игорь вздохнул. — Я уже у вашего шефа чашку выдул. Сердце может выскочить.

— Так вот. Пилюгин, шестнадцать, три, пятьсот девять. Куплена у Виноградского Бориса Наумовича.

— За сколько?

Галкина повернулась и удивленно посмотрела на него.

— Коммерческая тайна.

— Ну хорошо, а где он теперь живет?

— Иерусалим.

— Новый Иерусалим? Под Москвой, что ли? — спросил Игорь.

— Нет. — Галкина засмеялась. — В Израиле. Там тоже такой город есть. Слышали?

— Первый раз, ей-богу. Скажите, а она единственная владелица, эта Мартынова?

— Да. — Галкина сверилась с компьютером. — Да, единственная. По крайней мере, была, когда мы оформляли сделку. Может, потом кого-нибудь вписала, не знаю. Что вам еще сказать?

— Вы одна живете или с мужем? — Игорь улыбнулся и встал. — Ладно, спасибо. Хоть вы мне не помогли, но ладно. Все равно спасибо.

— Одна. Без мужа. Жаль. На здоровье. Вас проводить?

— Сам. — Игорь открыл дверь и сделал ручкой. — Как-нибудь зайду. Куплю у вас какую-нибудь квартирку. Долларов за сто пятьдесят мне ничего не подыщете?

— Да запросто. У меня холодильник старый на даче… — очаровательно улыбнулась Галкина.

Охранник в холле был уже другой. Но как только увидел Игоря, весь аж побагровел от злости.

— До свиданья.

— Пошел ты…

Это был тупиковый ход. С продажей квартиры все чисто. Старые владельцы мандарины лопают в земле обетованной, новых никого, кроме нее, не было, сама квартира переходит государству. Выходит, что государство и является той самой заинтересованной стороной? Ерунда какая-то.

Игорь медленно брел по улице, стараясь найти хоть какую-нибудь ниточку. Ведь не могли же ее убить просто так. Среди бела дня, в парке, где полно народу. Хоть какая-то причина должна быть. Остается, правда, рынок, где она зарабатывала. Но если и там ничего нет, то это тупик. Первое серьезное дело, и — «висяк». Игорь не горел желанием начинать свою карьеру в прокуратуре с нераскрытого убийства.

— Алло, это Порогин. Я, наверно, сегодня не приеду. Хочу еще на рынок заехать, где… Что?.. Через сорок минут буду! — Он бросил трубку и выскочил из таксофона.

Люся-секретарша даже не успела вскинуть свои накрашенные глазки, когда Клавдия широко распахнула двери малютовского кабинета.

Даже на вояку горпрокурора ее вид произвел впечатление. Он почему-то вскочил и вытянулся по стойке «смирно».

— Садитесь! — приказала Клавдия, стремительно подходя к столу и опуская на стол папку с документами. Малютов не уловил ироничности ситуации и послушно опустился в кресло.

— Знаете, что я вам скажу, Игорь Иванович? Мы имеем дело с серийным убийцей-маньяком.

Малютов выкатил глаза и быстро-быстро заморгал.

— Так-так-так… Ну, Клава! Ну, ты даешь! Это еще надо доказать! Да ты знаешь, какой шум поднимется?! Да он же на нас всю Думу натравит!

Теперь пришла очередь Клавдии выкатывать глаза. Неужели Малютов уже даже знает имя убийцы, неужели маньяк засел в Госдуме?

Малютов снова вскочил и бросился к Клавдии, вцепился в папку с документами и потянул на себя:

— Что ты тут насобирала?! Это еще хорошенько доказать надо! Да он к самому Президенту пойдет! Да Худовский…

— Да, Господи, Игорь Иванович! — наконец поняла Клавдия. — При чем здесь Худовский?! Я про дело Смирнова говорю!

Они так и стояли с Малютовым, вцепившись в папку и перетягивая ее, словно канат.

— Какого Смирнова?

— Ну как же! Убийство Кокошиной! Смирнов сам пришел…

— Нет, не помню, — почему-то улыбнулся прокурор.

Он наконец оставил папку в покое и вернулся на свое место.

— Так вот, — начала Клавдия уже спокойно.

— Так-так-так, — рассмеялся Малютов ни с того ни с сего. — А я уже подумал — Худовский! И знаешь, мать, сразу поверил! Ага! Кстати, как там у тебя с ним?

— Игорь Иванович, да погодите вы! Успеется ваш депутат. Мы тут уже два трупа нашли — абсолютно идентичные убийства. Абсолютно! А Смирнова мы зря арестовали. Он, скорее всего…

— А кто его арестовал? — насторожился прокурор.

— Я. Вы санкцию подписали. Но вы не виноваты — у меня были серьезные основания… Да, Игорь Иванович, этого Смирнова надо освободить…

— Погоди, Дежкина. Ты меня запутала. Влетаешь, понимаешь, как фурия: убийца, маньяк, сериал. А потом говоришь, что убийцу надо освободить.

— Да это не Смирнов. Он во время второго убийства уже сидел.

— Так, ладно, а кто? — просто спросил Малютов.

— Не знаю, — честно ответила Клавдия. — Я просто прошу, чтобы два этих дела объединили в одно.

— Уверена?

— Тут все документы, экспертизы…

— Объединяйте. А кто поведет?

— Я.

— Так-так-так… Справишься? Нет, Клавдия Васильевна, у тебя и так полно… Худовский…

— Игорь Иванович! — взревела Клавдия. — Я с вашим Худовским разберусь! Только боюсь, ему это не понравится.

— Он не мой! — открестился Малютов.

— Я должна вести дело маньяка.

— Мы подумаем, — ответил Малютов. — А этого Смирнова — не отпускать. У тебя были веские основания для его ареста. Куда же они девались?

— Но я же говорю — идентичное убийство…

— Ничего — подождем. Торопиться некуда…

— …Горе-то какое, горе-то какое. Опять украли. Ну разве так можно? — Отец Сергий ходил по храму, глядя в пол полными слез глазами и как-то по-женски хлопая ладонями по бокам. — Успение Пресвятой Богородицы… Ну уже ничего святого не осталось, ничего святого…

Милиционеры лениво бродили по церкви, с любопытством глазея на иконы. Криминалист продолжал кропотливо собирать отпечатки пальцев, а фотограф перезаряжал фотоаппарат.

Игорь стоял в сторонке и молчал. Ему было жутко стыдно, что до сих пор он не может взять за задницу это ворье, которое повадилось воровать иконы.

— Кто первый заметил? — тихо спросил он у подошедшего инспектора.

— Сторож. Глухой совсем старик. Ничего, конечно, не слышал. Сейчас его в бытовке допрашивают. Хотите поговорить?

— Потом. — Игорь достал органайзер и стал тыкать в кнопки. — В котором часу произошло?

— Примерно часа в четыре утра. Сторож пошел в бытовку чаю попить, а когда вышел, то увидел через окно свет. Они свечку забыли потушить, оставили.

— Сколько он чай пил?

— Говорит, что полчаса, не больше. — Мужчина вздохнул и пожал плечами. — Врет, наверно. Задремал, скорее всего. Хотя говорит, что у него бессонница.

— Ладно, пойдем на него посмотрим. — Игорь вышел из церкви.

Это был высохший, как чернослив, дед. Весь маленький, худой, как ручная обезьянка. Сидел в бытовке на грубой деревянной лавке и вытирал грязным платком вечно слезящиеся глаза.

— А?! Что говоришь?!

— Я спрашиваю, Игнат Васильевич, почему вы сразу не позвонили?! Мы бы по району команду дали, может, поймали бы их сразу.

— Дык ведь я, сынок, позвонил. Только тута все телефоны переломаны. Я старый уже, пока дошлепал до проспекта… — Говорил он очень громко, почти кричал. Наверно, чтоб самому было слышно.

— Скажи, дед, а ты случаем не заснул тут, в бытовке?

— Како-ой! — он вздохнул и замахал руками. — Я по ночам уже три года не сплю. Время терять жалко. Мне же уже восемьдесят девять, так-то. Ты вот доживи до моих годочков, тогда посмотрим, будешь ты спать или нет.

Оперативник, который допрашивал, тяжело вздохнул. Стариков даже допрашивать тяжело — рано или поздно допрос скатывается к старческим нравоучениям.

Игорь стоял у двери и слушал. Настроение было хуже некуда. Как будто это он сам украл. Вот уже третий раз за этот месяц, а он ничего поделать не может.

— Скажи, дед, а ты водочку не пьешь? — подмигнул оперативник. Тоже хорош. Говорит с пожилым человеком, как с ребенком. Со стороны смотреть противно.

— Пью, конечно! — Дед засмеялся скрипучим старческим смехом, обнажив пустые десны. — Но только по праздникам. На Пасху выпью, на Рождество, на День Победы, потом на Седьмое ноября выпиваю. А так — нет.

— Точно? — оперативник погрозил пальцем, как маленькому.

— Вот те крест! — Он живо перекрестился. — Я вот только на той неделе сто грамм пропустил, так это ко мне племянница приехала.

Дальше он начал рассказывать про свою племянницу из Тулы, и Игорь вышел. Все это бесполезная трата времени.

— Есть отпечатки? — спросил у криминалиста, который как раз вышел из церкви.

— He-а. Сейчас перчатки дешево стоят.

— Может, хоть ноги есть? — спросил безо всякой надежды.

— Не-а.

— А хоть что-нибудь вообще есть?

— He-а. Замок цел, окна целы. Вообще все цело. Может, это какой-нибудь нечистый?

Отец Сергий уже не метался по храму. Сидел на лавочке и о чем-то напряженно думал. Игорь подошел и тихонько сел рядом.

— Такие вот дела, — сказал батюшка и грустно улыбнулся.

— Хреновые дела. — Игорь вздохнул.

— Не ругайтесь. Вы в храме.

— Простите.

— Бог простит.

Глупый какой-то разговор получается. Игорь вдруг поймал себя на том, что ему перед этим человеком стыдно гораздо больше, чем перед кем бы то ни было. Как может быть стыдно перед ребенком, которого обманул, а он теперь плачет.

— Вы не переживайте, — сказал отец Сергий, как будто угадав его мысли. — Я ведь все понимаю. Вы ведь стараетесь. Пока не можете их поймать, но стараетесь.

— Да. Чудес не бывает, — Игорь грустно улыбнулся.

— А вот этого в храме лучше тоже не говорить. — Отец Сергий пристально посмотрел ему в глаза. — Вы сами мимо чудес каждый день пробегаете, а не видите. И говорите, что не бывает.

— Мимо каких чудес? — не понял Порогин.

— Ну вот хотя бы то, что каждый день солнце встает. А то, что вы, я, мы все есть на земле…

— Разве это чудо?

— А вам что нужно? Чтобы вода в вино превратилась? — священник вздохнул. — Или чтобы камень в хлеб? Тогда только поверите? А просто так не можете?

— Ну почему? — Игорь покраснел. — Я вообще-то верующий.

— Верующий или вообще-то? — Священник внимательно слушал.

— Ну… Верующий, наверно.

— Наверно… Это как немножко беременная.

Игорь улыбнулся и опустил глаза.

— Вот-вот. — Батюшка вздохнул. — Я тоже таким был — почти до двадцати лет. Хоть и отец мой тоже был священником, а и я — вообще-то. Знаете, в школе ведь даже математика вся сплошь атеизмом пропитана была. А меня еще и обрабатывали больше остальных. Так и школу закончил — вообще-то верующим, вообще-то комсомольцем, вообще-то со средним образованием. А знаете, кто меня к вере подтолкнул — Маяковский.

— Кто? — Игорь удивленно посмотрел на батюшку.

— Да-да. — Отец Сергий вдруг засмеялся. — Я вдруг задумался, а кому действительно нужно, чтобы звезды на небе зажигались. Помните этот стих?

— Помню.

— Простой, казалось бы, вопрос. А вся материалистическая наука на него так и не может ответить. Зачем солнце встает? Зачем за зимой весна? Зачем человек рождается, умирает? Зачем живет?

— А правда — зачем?

Отец Сергий пожал плечами.

— Я тогда институт бросил и в духовную семинарию поступил. Ректор чуть не плакал — я ведь на красный диплом шел, ракету строить собирался.

Милиционеры тихонько погрузились в машины и уехали, увезя с собой сторожа. Игорь со священником остались в церкви одни.

— Да взять хотя бы эту церковь, — продолжал тихо говорить батюшка. — Вот вам и чудо. У нее не история, а просто сказка.

— В смысле? — не понял Игорь.

— Очень просто. Тут ведь до революции поместье Воронцовых было. А на этом месте у них конюшня стояла. Потом они ее в церковь перестроили. Представляете — конюшню в церковь. Могли бы в любом другом месте построить, а она именно здесь стоит.

Игорь постарался представить, что вот тут, под этими тихими сводами, в стойлах стоят лошади. И не получилось.

— А после революции тут свинарник был, — продолжал рассказывать священник. — И не простой, а свинарник НКВД. Элитные породы свиней разводили. Питаться же злодеям надо было. От допросов изуверских, наверное, уставали сильно… И так до войны.

Свиней тут тоже представить не получилось.

— А в войну что было? — спросил Игорь.

— А в войну сюда бомба попала. Но не взорвалась. Крышу пробила, упала, подавила несколько свиней и не взорвалась. Свинарник отсюда убрали, ничего ремонтировать не стали. После войны привезли и поставили тут бетономешалку. Так и стояла до самой перестройки. Бетон для стройки.

— А вы как сюда попали?

— Мой отец, когда сан получил, выбрал себе самый разоренный приход в Московской патриархии. И мне завещал так сделать, когда умирал. Я, когда сюда первый раз пришел, у меня даже руки опустились — тут стены полтора метра высотой были. Все травой поросло, собаки гуляют, свалка какая-то. И я стою посреди всего этого мусора в своей рясе. Ужас просто.

— А когда это было? — спросил Порогин.

— Три года назад. — Батюшка улыбнулся. — Что, трудно поверить?

— Да, теперь трудно. — Игорь удивленно оглядывался по сторонам. Тихо потрескивали свечи, пахло ладаном. Под потолком порхал неизвестно как сюда попавший воробей.

— И мне сейчас трудно. А тогда трудно было поверить, что будет так, как сейчас. Это ведь все на деньги прихожан. И руками прихожан. Кто тысячу даст, кто полторы. Кто сто рублей. А получился целый храм. С Божьей помощью.

— Что, они сами строили?

— Ну, не сами, конечно. — Отец Сергий вздохнул. — Но приходили каждую субботу и воскресенье. Службу отслужим под чистым небом, а потом берем в руки лопаты, носилки — и за работу.

— Как на субботнике? — Игорь улыбнулся.

— Да что-то в этом роде. Знаешь, когда выборы были, местный супрефект сюда рабочих направил, бесплатно. Стройматериала подкинули. Хотели здесь предвыборную агитацию проводить. Но я не дал. В храме только за одного кандидата агитировать можно, — усмехнулся батюшка. — Так он после этого взятку с меня вымогать стал, чтобы рабочие остались. А то грозил налогами задушить.

— Какими налогами? — удивился Игорь.

— Я и сам не знаю. — Священник пожал плечами. — Только он как начал копаться в бумажках, так получилось, что я больше должен, чем все строительство обошлось.

— Ну и чем кончилось? Дали? — тихо спросил Игорь.

— He-а. Я бы дал, но не умею. Противно. Так он рабочих решил убрать. И такая смешная история получилась.

— Какая?

Батюшка улыбнулся и покачал головой.

— Они уходить отказались. Нет, не все, конечно, но многие. Послали его куда подальше и остались. Я ведь, пока они тут строили, одного окрестил, другого обвенчал, троим детей окрестил. Потом из техникума ребята на практику ходили, красили тут все, побелку делали, остекляли. Так и остался этот супрефект ни с чем. С милицией даже сюда приезжал, грозился свет отключить и отопление. Но, видно, передумал. Тут ведь район вон какой большой, а церковь всего одна, да и то какая маленькая. Люди в праздник даже во дворе не помещаются… А теперь вот еще эта напасть…

— Скажите, — спросил вдруг Игорь, — а вы Игната Васильича, сторожа этого, давно знаете?

— Что? — Батюшка вздрогнул. — Вы на него грешите?

— Так давно или нет?

— Давно. Сколько я здесь, столько и знаю. Он тут мальчишкой еще при Воронцовых бегал. Да он сам этот храм и начал восстанавливать. Это же он меня позвал. Потом, когда стройка развернулась, сторожил стройматериалы. Его и подкупить хотели, и напоить. Даже побили два раза, чтобы кирпич украсть. А он все равно не дал. Так что даже и думать про это забудьте.

Игорю вдруг стало обидно.

— Простите, батюшка, — сказал он, встав со скамейки, — но у нас работа такая — подозревать. Я же не знаю, что это за старик. Он тут сторожил. Сразу в милицию не сообщил. Замок не сломан, значит дверь, скорее всего, отперли ключом. У него ведь был ключ?

— Да, был, ну и что? — Отец Сергий вдруг покраснел, как будто подозревают именно его. — Но разве можно грешить на этого человека только потому, что у него был ключ?

— Мне — можно. — Игорь примирительно улыбнулся. — Даже должно. Это моя работа. И я просто не могу верить людям на слово. Потому что сюда к вам люди идут, чтобы исповедоваться, говорить правду, а ко мне они идут, чтобы врать. Они мне врут, а я ловлю. Вот скажите, батюшка, к вам разве не приходили люди каяться в преступлениях, в которых они не признались нам? За которые посадить могут?

Отец Сергий опустил глаза.

— Вот видите. — Игорь вздохнул. — Вы должны верить людям, потому что вам так ваш самый главный начальник велел. А мне мой велел на слово никому не верить. Иначе бы все тюрьмы пустые стояли.

— Ну хорошо! — перебил Отец Сергий. — А разве к вам не приходили с повинной? Сами.

— Приходили. — Игорь ухмыльнулся. — Вот недавно один пришел. Признался, что по пьяни убил дружка. Потом испугался — и подругу тоже. Привязал их к батарее, облил бензином и сжег со страха.

— Грех какой. — Батюшка перекрестился. — Но ведь сознался же. Сам сознался. — Он с какой-то даже надеждой посмотрел на Игоря.

— Да, сознался. В убийстве. Но убил он их совсем не поэтому.

— А разве есть разница? — удивился священник.

— Есть. Он убил их для того, чтобы мы подумали, что это он сам — труп. А спрятаться хотел потому, что получил крупную партию наркотика. Не он, правда, а его шеф. Поэтому и признался, что рассчитывал, что его скоро вытащат. А наркотики эти уже начали раздавать детям в школах. Но мы их вовремя остановили.

— В школах? — Батюшка смотрел на Игоря глазами, полными ужаса.

— Да, именно. В четыре дозы приучается двенадцатилетний ребенок. А потом… Девочки — на панель, мальчики — воровать у собственных родителей. Я таких видел. И знаете, почему мы этих торговцев остановили — потому, что этому убийце не поверили. Как вы думаете, может, надо было все-таки поверить? Ведь человеку надо верить.

— Кесарю — кесарево… — тихо сказал отец Сергий, опустив глаза.

— Что это значит? — не понял Игорь.

— Потом поймете.

Теперь нужно было поговорить с Виктором. Теперь пришло время ставить точки над «и». Теперь ей многое надо завершить, потому что взялась она за самое неподъемное дело.

— Госпоже следовательнице!.. — весело улыбался Чубаристов.

— Сядь, Виктор, — так же, как Малютову, приказала Клавдия. И сама села за свой стол. — Виктор…

— Во-первых, — сказал тот, даже не собираясь садиться и продолжая упаковывать в портфель какие-то бумаги, — я человек холостой, поэтому никаких женских команд не исполняю, во-вторых…

— Гольфман в Америке. Уже шесть месяцев, — сказал Клавдия.

Он молчал только секунду.

— Неужели? — сказал тут же иронично.

Впрочем, Клавдии той секунды хватило.

— Виктор, зачем ты летал в Америку? — спросила она строго и даже как-то грустно.

— Клавдия Васильевна, мы так с вами кашу не сварим, — улыбнулся Чубаристов. — Если вы намереваетесь постоянно спрашивать меня, сколько будет дважды два, то я всегда буду отвечать…

— Виктор, прекрати, — чуть не застонала Клавдия. — Виктор, ну Господи Боже, мы же знакомы не первый день. И не первый год…

— И не первый десяток лет, — в тон продолжил Чубаристов. — Да, мы знакомы давно. Это что, позволяет тебе делать выводы, что я зря трачу прокуратурские деньги? Думаешь, я специально зря летал в Америку, чтобы купить тебе массажер?

— Я сейчас швырну тебе этот массажер в лицо. Виктор, Гольфман в Америке, ты ездил его арестовывать. Ты приехал и сказал, что Гольфмана там нет. Хорошо, Игорь, я могу ошибаться, я могу что-то путать, я могу располагать недостоверной информацией…

— Вот именно, мать, вот именно, — поднял палец Чубаристов.

— Но эта информация достоверная — раз. С тобой такие чудеса уже приключались — два. Помнишь сибиряка, которого ты допрашивал, а потом его нашли мертвым?

— Я все тебе тогда объяснил. Я его не убивал.

— И я тебе поверила. Но теперь — снова.

— Да не было там никакого Гольфмана, понимаешь, не было. Эту утку ФБР специально запустило в прессу, чтобы выманить из России кое-каких людей. Думаешь, я ездил только чтобы этого придурка арестовывать? Тут, мать, такая операция разворачивается… Но я-то тебе об этом говорить не имею права. Понимаешь?

Клавдия смотрела на Виктора так, как начинающие гипнотизеры смотрят на своих первых пациентов — спать, спать, — а те хоть бы хны! Виктор под ее взглядом был спокоен.

— Господи, Виктор, почему мне все труднее верить тебе? — с мукой в голосе спросила она.

— Это твои проблемы, мать, — жестко ответил Чубаристов. — Но, согласись, нельзя жить и верить только собственному мужу.

Клавдия даже вздрогнула. Виктор, сам того не ведая, ударил ее по самому больному.

— Вообще, честно говоря, я попрошу, чтобы нас расселили. Ты меня уже достала, — уперся кулаками в стол Клавдии Чубаристов. — Что это за дела? Я кто тебе? Падла какая-нибудь? Я тебя подставлял? Я тебя предавал? Я когда-нибудь бросал тебя в беде? Наоборот, сколько помнится, это я тебе помогал выпутываться из дерьма. А ты тут сидишь и папу римского из себя строишь…

Клавдии вдруг стало неловко. Виктор действительно помогал ей не раз. Да как! Когда у нее опускались руки и казалось, что вот-вот она вообще вылетит с работы, Виктор вдруг решал ее проблемы просто и легко. И всегда отмахивался от благодарности, как от назойливой мухи.

Что это, в самом деле, ее понесло?

Ах да… Лина.

— Хорошо, прости, про Гольфмана я была не права, — тихо сказала она. Хотя мне бы ты мог сказать. Хотя бы намекнуть…

— Вот сказал, — уже примирительно ответил Чубаристов.

— Тогда о другом…

— О чем еще, мать? — заныл Виктор. — Я тороплюсь, я уезжаю в Сочи, мне надо собраться с мыслями, и вообще…

— У меня к тебе просьба. Сделай это для меня.

— Честно говоря, после таких разносов, не очень-то хочется, — капризно сказал Чубаристов.

— Виктор, я о Лине.

На этот раз Чубаристов молчал дольше.

— Что у тебя случилось, Клавдия? — спросил он, усаживаясь, наконец, за свой стол и закуривая.

— У меня?..

— Мне что, повторять твои слова о том, сколько мы друг друга знаем? С детьми что-то?

Клавдия почувствовала, что слезы непрошено выступили на глазах, и опустила голову.

— С Федором? — полуспросил-полуутвердил Чубаристов.

Клавдия не ответила.

— Да, это грустно, — сказал Виктор после паузы. — Это очень грустно — смотреть на тебя. Это надо же — как разительно меняется человек… Ну разве можно было себе представить еще неделю назад, что Клавдия Васильевна Дежкина, госпожа следователь, будет так бестактно, беспардонно вмешиваться в самые интимные человеческие отношения? Да я тебя всегда за исповедника почитал… И я не поверю, что Лина тебя просила поговорить со мной…

Клавдия молчала. Ей было уже даже не стыдно, ей было — страшно. Все, что говорил Виктор, было истиной. Она и сама чувствовала себя отвратительно. Она резво делала какие-то движения, она что-то доказывала людям, она в чем-то людей уличала. Она даже одерживала мелкие победы, но за этим стояла не доброта, как прежде, не внимание, не такт, а злость, злость и злость…

— Мать, прекрати, — сказал Чубаристов. — Он не достоин… То есть, может быть, он прекрасный человек, я не в этом смысле, но ни один человек не стоит того, чтобы мы становились гадами.

— Витька, — сказала Клавдия, — ты скотина, Витька, ты самая дружественная мне скотина.

— Вот это уже ближе к делу. Хочешь, я плюну на свою командировку, мы с тобой укатим куда-нибудь в Рузу и будем неделю пить беспробудно?

— Хочу, — сказала Клавдия.

— Ну и дура.

— Не хочу, — поправилась Дежкина.

— И опять дура.

Клавдия чуть-чуть улыбнулась.

— Нет, ты еще не знаешь, какая я дура, — сказала она. — Я же дело взяла — «сериал».

— Сериал? — словно не расслышал Чубаристов. — Ты сама взяла?

— Ага, — легковесно ответила Клавдия.

— Действительно… — покачал он головой.

— Я даже не знаю, с какого бока взяться, — призналась Клавдия.

— А никто не знает, — сказал Чубаристов. — Потому что эти дела не раскрываются.

— Как это?

— Очень просто. Нет ответа на самый главный вопрос — кому это выгодно? Нет никакой связи между преступником и жертвой. Он что-нибудь у жертв брал?

— Нет.

— Все. Каюк, — даже с каким-то наслаждением сказал Чубаристов. — Обыкновенный многолетний «висяк».

— Но как-то же раскрывают?..

— Кто тебе сказал? Ты что, ничего не знаешь? Делается очень просто, хватают всех подозрительных и начинают бить — кто сознается, на того и вешают. Это один способ. Есть другой — вот тут готов посодействовать. Берешь кандидата на «вышак» — у меня такой имеется — и говоришь ему: мол, сознайся, дружок, а я тебе помогу под чокнутого закосить. Подписывают. Есть еще способы…

— А вот эти, настоящие?..

— А ты уверена, что они настоящие? Минского маньяка помнишь? До него четверых грохнули. И я не уверен, что он был настоящим.

— А Чикатило?

— Вот! — поднял палец Чубаристов. — Тоже — восьмерых по его делу на тот свет сплавили. А сам-то попался случайно. Ты умеешь управлять случаями? А?

— Нет, — призналась Клавдия.

— Дура, это точно, — сказал Виктор. — Откажись, пока не поздно.

— Поздно. Я сама напросилась. Малютов не хотел давать…

— Он тебя просто любит, как родную дочь…

— Что же делать? — совсем загрустила Клавдия.

— Ну, запроси подобные убийства, составь приблизительный портрет… Делай что-нибудь. Это все равно не важно.

— Ты меня утешил.

— Откажись, — твердо сказал Чубаристов. — Утешь сама себя.

Клавдия выводила пальцем на столе какой-то узор.

— Ну, пить пойдем?

— Нет.

— Тогда пока, поеду к морю, искупнусь…

Чубаристов церемонно поцелован Клавдии руку.

— Нет морщин, говоришь? — спросил на прощание. — Скоро появятся.

Рынок уже почти опустел. Продавцы огромными шестами потихоньку снимали со стен свой товар. Между рядами еще бродили редкие покупатели, но на них уже мало кто обращал внимание.

Игорь почти не надеялся, что сможет хоть кого-нибудь застать. День уже и так почти пропал, так пусть уж пропадает до конца. Даже слегка огорчился, когда увидел двух здоровенных парней и девицу на том месте, которое ему показали в комнате администрации. Но ничего не поделаешь — уже приехал. Не разворачиваться же в конце пути.

— Здравствуйте. — Он подошел к прилавку и обратился к одному из пареньков, длинноволосому рокеру в клепаной кожаной косухе. — Вы Андрей.

— Нет. — Парень смерил его взглядом с головы до ног и кивнул на соседа, длинного худого юношу с подростковыми прыщами по всему лицу. — Это он Андрей.

— Да врет он все, — засмеялся прыщавый. — Я Артур. А Андрей — он. Сандра, сумку подай!

— Сам возьми. — Девица даже не повернулась в его сторону, так была увлечена чтением «Космополитена».

— Нет, это я Артур! — волосатый обиженно посмотрел на приятеля. — А Андрей как раз он.

— Может, сначала разберетесь? — Игорь улыбнулся.

— А что вам нужно? — спросил прыщавый, спустившись со стремянки. — Мы товар не обмениваем.

— А я не за товаром. — Игорь бросил взгляд на прилавок, заваленный женским нижним бельем. — Я такого не ношу.

— А что тогда надо? — спросила девушка.

Игорь полез в карман и вынул удостоверение.

— Оба-на! — Волосатый посмотрел и удивленно присвистнул. — Где купил? А достань мне такую.

— Запросто. — Игорь спрятал книжечку. — Ну что, поболтаем. Ну так кто из вас Андрей?

— Он.

— Он.

— Этот Андрей, а этот Артур. — Девица ткнула пальцем. — Меня Сандра зовут, и дайте почитать спокойно. Тут интересный рассказ напечатали.

— А о чем болтать? — поинтересовался волосатый, оказавшийся Андреем. — Если про юриспруденцию, то я вообще-то искусствовед.

— Ладно, искусствовед, кончай. — Артур толкнул его в бок. — Какой ты искусствовед — месяца два на лекции не ходил. — И повернулся к Игорю: — Вы про Юльку хотели узнать?

Игорь кивнул.

— Она ведь у вас главная была?

— Нет. — Андрей улыбнулся. — Мы тут все главные. У нее просто денег больше… было.

— Значит, главная. — Игорь сдвинул лифчики с трусами и сел на прилавок. — Она ведь место организовала?

— Она, ну и что? — вспылил вдруг Андрей. — Так же и я мог арендовать. Тогда бы я был главный. И буду, когда срок аренды закончится.

— Если товар продадим, — раздраженно возразил Артур. — Какими бабками платить собираешься? Она ведь все на хату угрохала.

— Продам. — Андрей сплюнул. — Обещал, значит, продам. Мне Димка обещал все оптом в ларек устроить.

— Да он уже неделю обещает! — простонала Сандра. — И что с того?

— Двадцать процентов теряем, вот что с того. — Артур со злостью стал пихать лифчики в пакет.

— Да, зато время сэкономим.

Игорь сидел на прилавке и внимательно слушал.

— Не фиг было этой козе свою долю одалживать. Сейчас бы сидели спокойно и не чухались! — крикнул Андрей со злостью. — Я вас предупреждал? Предупреждал. Вы меня сильно послушали? Хрен там. Вот и нечего теперь выступать. Я, блин, думал, до диплома упакуюсь, — где там!

— Простите, а вы ей что, деньги одолжили на квартиру? — вмешался Игорь.

— Конечно! — зло засмеялся Андрей. — А где теперь эти деньги брать? Остались с голым хреном.

— Да-да! Только не ты! — воскликнула Сандра, захлопнув журнал. — Смотрите, как разоряется! Как будто он больше всех дал. Жмот хохлацкий.

— Конечно, жмот, — спокойно кивнул Андрей. — Зато я на свои деньги тачку купил, а вы большой и жирный, и то один на двоих. Так кем лучше быть? Жмотом или очень деловым и финансово грамотным придурком? Двадцать процентов годовых им захотелось. У женщин, Сандра, годовых не бывает, у них только месячные, или ты не знаешь?

— Конечно, не знает! — засмеялся Артур. — Ее родители в капусте нашли, когда с институтом на практику ездили.

— Козел. — Сандра обиженно отвернулась и села. — Два козла.

— А много одолжили? — спросил Игорь.

— Тебе какое дело? — буркнула девушка.

— Слушай, давай мы ей трусики подарим? — подмигнул Артуру Андрей. — Может, она поласковей станет?

— Зачем? — Артур пожал плечами. — У нее уже есть одни.

— Придурки.

— Так сколько? — переспросил Игорь.

— Ну, я пять штук одолжил. — Артур пожал плечами. — А она семь с полтиной.

— А ты же говорил, что восемь? — встрепенулась вдруг Сандра. — Сука, таки нагрел на три штуки?

— Твое какое дело? — Артур покраснел. — Мои деньги, а не твои.

— А зачем врал? — На глазах у Сандры появились слезы. — Выходит, вы меня надули, как девочку? Выходит, что я больше всех погорела?

— Выходит. — Андрей пожал плечами и состроил серьезную физиономию. — А знаешь почему, Сандрочка? Потому что женщины по природе обладают несколько меньшим интеллектуальным потенциалом, чем мужчины. Но зато они чувствительнее и эмоциональнее.

Сандра уже шмыгала носом и растирала по лицу тушь.

— Да перестань ты. Ну кто ж знал? — Артур присел перед ней на корточки. Ведь если бы ее не грохнули, ты бы больше всех огребла. Разве не так?

Игорь только слушал и не вмешивался. Сейчас это был самый лучший способ узнать как можно больше. А он уже узнал немало для того, чтобы выстроить вполне правдоподобную версию.

— Скажите, а что, уже кого-то поймали? — спросил вдруг у Игоря Андрей.

— Нет. Пока еще нет. — Игорь развел руками.

— Как же, поймают они, держи карман шире! — ревела вовсю Сандра.

Андрей вдруг наклонился к Игорю и тихо сказал:

— А я знаю, кто ее грохнул.

— Кто?

— А что мне за это будет? — Парень улыбнулся и перепрыгнул через прилавок. — Пойдем пройдемся?

— Пойдем.

— Это Гаврилян, — тихо сказал он, когда они с Игорем вышли из павильона на улицу.

— Кто? — переспросил Игорь.

— Гаврилян, из третьего ряда.

— Почему ты так думаешь? — удивился Порогин. — И кто это, Гаврилян?

— Он тоже трусами торгует, как мы. — Андрей огляделся по сторонам. — И в этот раз они с Юлькой одинаковый товар привезли. Только мы нормальную цену поставили, а он хотел на треть дороже, иначе у него концы с концами не сходились. Ну и прогорать начал. Раза по три на дню к нам приходил, требовал, чтоб мы цену сравняли. Но у нас другая стратегия. Он с одной партией по четыре месяца сидит, а мы за полтора все столкнули — и по новой. Время — деньги, знаешь?

— Знаю.

— Ну вот. — Андрей все время зыркал по сторонам. — Этот хачик уже и просил, и бабки предлагал, а потом угрожать начал. Но Юлька баба тертая была, ей по барабану. А потом, ей на хату полторы штуки не хватало. Она и туда, и сюда, но никак. Пошла к нему. Думала, что он не даст, а он вдруг с радостью. Это точно он ее грохнул.

— Почему? — никак не мог понять Игорь.

— Ну как почему. Она же сразу такой куш из дела выдернула. Это не хрен собачий. На следующий день после того, как ее нашли, нам хотели кислород перекрыть.

— В смысле?

— Ну с места согнать хотели. — Андрей закурил. — Но справка об аренде у меня была. Они думали, что у нее, а она у меня. Поэтому и не получилось.

— Но он ведь ей сам полторы тысячи одолжил, — пожал плечами Игорь. — Ему не выгодно.

— Ну да! — Андрей рассмеялся. — Значит, правильно решил, что вы купитесь. Он ведь полторы одолжил, а пять наварит, если мы отсюда вылетим. Теперь понятно?

— Кажется, да. — Порогин кивнул. — А где я могу найти этого Гавриляна?

— Не знаю. — Парень пожал плечами. — Он тут не сидит, за него другие продают, молдаване какие-то. Но они вам ничего не скажут.

— Но когда-то же он здесь появляется?

— Да. Но появляется, когда сам захочет. Придет, полчаса у прилавка поторчит, пива надуется в баре — и домой. Его тут пасти надо. Телефон свой он никому не дает, где живет, никто не знает.

— Ладно, спасибо. — Игорь хлопнул парня по плечу. — Это очень интересно. Ладно, пошли к твоим.

Но по дороге в павильон их уже ждал Артур. Как только увидел Игоря, сразу подскочил, схватил за рукав и потащил в сторонку.

— Мне с вами поговорить нужно, — шепотом пробормотал он, зыркнув на Андрея.

— Давай поговорим. Только куртку не порви.

Парень даже не услышал. Он был весь напряжен, топтался на месте, потирая руки о штаны.

— Не верьте ему, — сказал наконец, с мольбой заглядывая Игорю в глаза. — Я ее не убивал. Он все врет, не знает ничего.

— Ну хорошо, рассказывайте.

Артур вздохнул.

— Это неправда, что я на Юльке жениться хотел. Ну, трахнулись пару раз, ну, съездили в Кимры, и все. — Голос у него дрожал, а на лбу проступила испарина.

— Продолжайте, — строго сказал Игорь.

— Нет, если честно, то хотел сначала. — Артур жалобно улыбнулся. — Но недолго. И мне совсем наплевать было, что она с Лехой крутит. Она вообще меня на сто лет старше. Если бы я ее так ненавидел, то никаких бабок не дал бы. Андрюха все врет, чтобы меня из дела выжить.

— Ладно. — Игорь похлопал парня по плечу. — Разберемся. Вы не волнуйтесь, на вас пока никто и не думает.

— Правда? — обрадовался Артур.

— Правда. — Порогин улыбнулся и уже хотел идти, но Артур опять схватил его за рукав.

— Подождите, я вам еще самого главного не сказал.

— Что еще?

— Я знаю, кто мог ее убить… — прошептал Артур, вытаращив глаза.

— Кто? — Игорь насторожился.

— Это Сандра.

— Кто? — Порогин от удивления открыл рот.

— Сандра, точно вам говорю.

— Но почему?

— Потому что она Юльку ненавидела. Тайно, конечно. Ведь она в меня влюблена была, а я с Юлькой крутить начал. Она мне даже сама один раз сказала, что убьет Юльку, если я ее не брошу.

— Это когда было? — Порогин насторожился.

— Полтора месяца назад, — продолжал нашептывать Артур. — Но потом она было успокоилась. И стала трахаться с Лехой.

— С тем самым, который?..

— Да! Именно. Даже Юльку с ним познакомила, на свою беду. Ну Юлечка сразу меня побоку, и Леху в оборот. Она это умела. Кабаки всю ночь, икорка на завтрак и тому подобное. Представляете, как Сандра дерьмом изошла, когда у нее Юлька второго дролю умыкнула?

— Представляю. — Порогин ухмыльнулся.

— Так что это она. Точно она. — Артур закивал. — Ну что, я пойду, начальник.

— Иди.

У самого метро Игоря догнала Сандра. Перегородила дорогу и, задыхаясь от быстрого бега, выпалила:

— Простите, но мне нужно с вами поговорить.

— Что, тоже? — улыбнулся Игорь. Это было уже даже забавно.

— Ага, тоже. Можно?

— Ну конечно. Только отойдем в сторонку.

Когда отошли, Сандра заявила безо всяких обиняков:

— Это Андрей ее убил, я точно знаю.

— Интересно почему. — Порогин старался не засмеяться.

— Как, вы еще не догадались? — удивилась девушка.

— Честно говоря, пока нет. — Игорь пожал плечами.

— Да он же единственный ей бабок не занял. Значит, знал. А раз знал, значит, сам и убил. Он давно уже на ее место метил. — Сандра выплюнула жвачку в лужу. — Постоянно с Юлькой цапался по разным мелочам. Нас пару раз подбивал от Юльки уйти и самим крутиться начать. А теперь просто убить решил. У него ведь тоже связи с администрацией рынка есть. Так что Юлька ему просто ком в горле.

— Ну хорошо, а почему он тогда от нее просто не ушел? — спросил Игорь.

— Потому, что Юлька бы его проглотила. Она его устроила, со всеми познакомила, бабки делать научила, а он от нее уйдет? Конечно! Вот он ее и грохнул. И специально подождал, пока она все бабки на хату пустит, чтоб мы за него держались. Он ведь точно товар устроить может. А я не могу, и Артур тоже. Мы теперь к нему привязаны. Вы что думаете, он, если оптом Димке все толкнет, руки себе не погреет штуки на две? Хрен там, он тот еще жук. Хохлы, они все такие.

— Ладно, спасибо вам, — сказал Игорь. — Думаю, что это вполне подходящая причина.

— Вот увидите, что я права, — сказала Сандра. — До свидания.

— Всего хорошего, — улыбнулся Порогин и пошел к метро.

Ну все. Теперь осталось только отсечь все лишнее, и дело, можно сказать, в шляпе. Как скульптор.

По крайней мере, четыре человека могли грохнуть эту Мартынову. У каждого была своя, достаточно веская причина. Главное в раскрытии преступления — это мотив. Если есть мотив, то дальше — дело техники. Если только это не какой-нибудь маньяк. Нужно будет рассказать Клавдии Васильевне. Нужно будет обязательно все рассказать Клавдии Васильевне. Главное, застать ее на работе. Время, правда, уже половина шестого, но она обычно задерживается до семи.

В прокуратуру Игорь ехал в отличнейшем настроении. Все-таки, что ни говори, первое дело.

И такое удачное…

— Алло, мама, ну когда ты вернешься? — ныла в трубку Ленка. — У меня ничего не получается.

— А что такое? — Клава раздраженно посмотрела на часы. Уже половина восьмого, давно пора домой. — Ленок, я не могу. У меня срочное дело. Очень срочное, понимаешь?

— А у меня не срочное! — обиделась дочь. — Я тут ужин приготовить не могу, а у тебя дела.

— Значит, так, мясо отбила? — спросила Клава.

— Да.

— Не солила еще?

— Нет. А надо? Я сейчас…

— Ни в коем случае. Посолишь в последний момент. Теперь ставь на огонь сковородку и положи на нее масла. Когда начнет стрелять…

— Кто — стрелять? — не поняла дочь.

— Масло стрелять. Тогда кладешь мясо на сковородку. Засекаешь ровно две минуты и переворачиваешь. И только тогда солишь. Поняла?

— Поняла. — Ленка вздохнула. — Только я боюсь.

— Чего? — Клава начала злиться. Оказывается, надо было учить дочь не только пользоваться тампаксами. — Тебе сколько лет? Если боишься, то свари десять яиц и ешьте с хлебом.

— Ну ма-а!

— Все. Я больше не могу разговаривать. Ты уже взрослая, справляйся сама. И Витю покорми. — Клава положила трубку.

Ну вот, прорвало. Так она и знала — что-то должно случиться. Что-то непременно должно было произойти. Нарастало, нарастало, как флюс, и наконец разнесло на половину лица. И деваться некуда. Нужно как-то с этим справляться. Но как?

Серийные убийцы. «Сериалы», как их называли в прокуратуре. Словечко-то какое подобрали, самое обидное. И не потому, что относятся с презрением, а потому, что боятся. Боятся страшно, жутко. Все без исключения.

Но такие дела самые громкие, самые шумные. Пресса гудит вовсю, сразу какие-то писатели, киношники приставать начинают, сверху давят — давай, давай лови его! А кого ловить? В обычном убийстве, даже в самом запутанном, все гораздо легче — там есть мотив. Деньги, месть, ревность, страх, зависть, политика, но — мотив. А за мотивом стоит или убийца, или заказчик.

Здесь тоже есть мотив, никто не отрицает. Но этим мотивом может быть все что угодно — полнолуние, тринадцатое число, случайно оброненное словечко. Ну и что? Потом, обычного преступника можно вычислить потому, что он действует по нормальным логическим законам. У одних эти законы простые, у других они сложные, но они всегда есть. А маньяк он на то и маньяк, что действует вне всякой логики, вне правил.

Клава в очередной раз стала перелистывать папку.

Как и посоветовал Чубаристов, Клавдия заказала оперативки с подобными убийствами за последние двадцать лет.

На удивление быстро прислали бумаги. Похожих было три случая в разных городах, но там всех преступников изловили (в самом деле преступников?), и они отбывали наказание. Эти случаи были единичными. А вот из Хабаровска поступил отчет о нераскрытой серии — опять серии, — которая началась четырнадцать лет назад. Длилась почти год.

Хабаровск. Восемьдесят второй год. Четвертое мая — Зуб Галина Романовна. Удар в голову, горло перерезано. Восемнадцатое июня — Атарщикова Инна Денисовна. Удар в голову, горло перерезано. Второе августа — Емиж Зуна Шахилевна. То же самое. Шестнадцатое сентября — Новикова Алла Борисовна.

Первое октября — Зайко Жанна Юрьевна. И еще девять женщин. Общих знакомых нет, ничего не связывает, кроме примерно одного возраста, высветленных волос и, конечно, смерти. Убийства прекратились так же внезапно, как и начались.

Кого-то и там поймали, даже довели до суда, но на суде обвинение рассыпалось. Материалы отослали на доследование. Дело потом долго переходило от одной следственной бригады к другой, от него, конечно, шарахались, как черт от ладана, но так никаких убедительных концов и не нашли. Убийца спокойно бродит где-то. Если не помер.

Действительно, мало что прибавило к Клавдиным знаниям. Может быть, тот, может быть — нет. Почерк похож, но это и все. А так — где Хабаровск и где Москва. И сколько лет прошло! Если он вдруг решил тряхнуть стариной…

Но мысль оборвалась с хлопком двери. Клавдия вздрогнула.

— Ну наконец-то! — обрадовалась она. — Я тебя уже часа два жду.

— Меня? — Игорь смутился и покраснел. — А что случилось?

— Я по поводу Мартыновой. Что там у тебя?

— У меня все в порядке. — Порогин скинул куртку и сел на стул. — Полным ходом. Главное, что есть мотив. Вычислил. Вы тогда правильно говорили, что все мои гениальные версии никуда не годятся. — Глаза у него загорелись. — Отрабатываю ее приятелей по рынку, где она торговала. И представляете, у каждого был мотив, у каждого. Нужно теперь только дожимать.

— Как она была убита? — перебила Клава.

— Что? — Игорь сначала даже не понял вопроса. — A-а, как убита… Удар острым предметом в лоб, потом еще несколько по телу.

— Когда это произошло? — Клава прекрасно знала, когда, но хотела, чтобы и он вспомнил.

— Пятнадцатого февраля. А что?

— Время установили?

— Приблизительно. Около шести вечера. Снег пошел как раз. Последний в том месяце. Было обледенение крови.

— А теперь подумай — в половине шестого в церкви началась служба, правильно?

— Правильно. — Игорь напрягся. Клаве даже немного жаль его стало в этот момент. Парень вдруг сам начал, сам. А тут взрослая тетя опять его носом в ошибки.

— А раз служба, то полно народу. Теперь подумай, есть ли среди твоих подозреваемых хоть один, кто стал бы так рисковать? Для этого надо, чтобы просто тормоза все послетали. Это — раз. Во-вторых, ее убили где?

— Возле озера.

— Значит, надо было ее заманить в сторону от дороги, да? А если бы она хоть что-нибудь заподозри та, она не пошла бы, правильно? Следов борьбы ведь нет?

Игорь долго молчал, глядя на Дежкину круглыми от изумления глазами.

— Правильно! — воскликнул наконец. — Как я сам не догадался. Это только Сандра могла. У тех бабки, те могли все заранее просчитать. А она ба… — Порогин осекся. — Она женщина, у нее аффект. К тому же убитая ее бы не заподозрила — женщина все-таки…

— Постой, постой. — Клава перебила. — Я тебя не за этим ждала. Вот почитай. — Она достала из папки несколько протоколов и протянула ему.

— Что это? — Игорь взял листки и начал читать.

По мере того как он читал, лицо его постепенно вытягивалось. Вот отложил первый листок. За ним второй. Молчит. Значит, дошло.

— Так это?.. — Он испуганно посмотрел на Дежкину. — Так это она не только Мартынову? И этих двоих тоже? А за что?

В другое время Клава, наверное, улыбнулась бы. А теперь только вздохнула.

— Эта твоя Сандра какая? — спросила она.

— В каком смысле? — не понял Порогин.

— Ну она большая девка? Высокая? Очень сильная?

— Да нет, — задумчиво ответил он. — Маленького роста, худая такая, как пацан.

— А теперь подумай, как она, такая маленькая, могла наносить удары сверху? Подпрыгивала, что ли?

Игорь опять замолчал, стараясь переварить полученную информацию. Странно, почему люди не смотрят на то, что под ногами, а стараются забраться куда-нибудь в непролазные дебри?

— Теперь еще вот это почитай. — Она бросила перед ним всю папку.

— А это что? — Теперь Игорь смотрел на нее как на какую-то змею.

— Не могу сказать, что тебе это будет интересно, — честно призналась Дежкина. — Если интересны такие вещи, то нужно обратиться к врачу. Ты читай, а я пока вниз сбегаю, куплю что-нибудь пожевать. Нам тут еще часа полтора сидеть, если не дольше.

Когда Клава вернулась с кексом, Игорь ходил по комнате взад-вперед.

— Это, наверное, тот армянин! — закричал он, как только она вошла. — Он мужик сильный, и потом… У него был мотив Мартынову кончить…

— При чем тут мотив? — воскликнула Клавдия, сев за стол. — Игорек, милый, если бы брали всех, у кого есть мотив, то как бы все просто было. Есть еще какие-то объективные вещи. И потом, ты ведь видел фотографии.

— Ну и что? — Игорь остановился.

— Да они же все на одно лицо! Все примерно одного возраста. И все одинаково убиты. Ничего не напоминает?

— Маньяк? — как-то неуверенно спросил Порогин.

— Ну наконец-то! — облегченно вздохнула Клавдия.

— Нет-нет-нет! — закричал Игорь и даже замахал руками. — Я так не играю! Вы же сами говорили, что…

— Ты можешь сколько угодно так не играть, — вздохнула Дежкина. — Он так играет, понимаешь?

Игорь сел.

— Чай будешь? — Дежкина насыпала в стакан заварки.

— Что? — он как будто очнулся и удивленно посмотрел на нее.

— Тебе сколько сахару?

— Спасибо, я не хочу. Но ведь вы сами говорили, что такие дела никогда не раскрываются! — воскликнул он вдруг.

— Почти никогда, — поправила Клава.

— Почти никогда. Если это маньяк, то я его никогда не найду, это «висяк». Я не хочу первое дело — «висяк». А если есть мотив, если это Сандра или тот армянин, то это никакой не «висяк», и…

— Послушай, что ты говоришь! — ужаснулась Клава. — Тебе что главное — закрыть дело или поймать настоящего убийцу? Ты что, романы сочиняешь или человеческими жизнями занимаешься? Игорек, милый, ты что? Какой бы ни был гад этот армянин, про которого ты говоришь, как бы та девчонка ни ненавидела эту Мартынову, нельзя их сажать только за это! Понимаешь?

— Да, — тихо сказал Игорь и вдруг посмотрел Клаве прямо в глаза. — Просто… Клавдия Васильевна, просто я боюсь.

— Да-да, я понимаю. — Клава отвела взгляд. — Кекс бери. Игорек, я… Я сама боюсь не меньше твоего. Но он же где-то ходит, понимаешь? Он где-то бродит по улицам и готов убить кого угодно, лишь бы это была блондинка около сорока лет. Мне столько же. У нас только в прокуратуре таких с полсотни будет. А по Москве?

— И что же нам делать? Может, отправить в генералку?

Клава и сама об этом уже подумывала. Как было бы хорошо пойти к главному и сказать, мол, погорячилась, давайте отправим дело в генеральную прокуратуру. За особой важностью. Там подключат МВД, всех на уши поставят и возьмут. Гораздо проще, чем стараться все распутать здесь. Конечно, неприятно сознаваться в собственном бессилии, но ведь не это в конечном счете важно.

Но сейчас, когда перед ней сидит Игорь…

— Нет, — тихо и уверенно сказала она.

И сразу все стало просто и ясно. Как приговор. Как черный квадрат Малевича. Ясно и бесповоротно.

— А я? — неуверенно спросил он.

— А что ты? Ты со мной. Дела сливаются. Завтра собираем бригаду, начинаем пахать. А сегодня по домам. Иди спать, а то ведь с самого утра на ногах.

Когда Игорь закрыл за собой дверь, Клавдия сняла трубку телефона и набрала номер.

— Алло. Кто это?

— Здравствуйте, Никита Валентинович, — устало сказала она. — Это Клавдия Васильевна.

— А-а! — обрадовался Кокошин. — Ну как у вас дела? Как там Витек? Не шалит?

— Не шалит, все нормально. Я бы хотела, чтобы вы его забрали.

— Как — забрал, когда? — Голос у папаши сразу изменился.

— Сегодня, — спокойно ответила Дежкина. — Я больше не могу его у себя держать.

— Но уже поздно и… И потом, я тоже не могу. — Кокошин вдруг заговорил шепотом. — Моя Риточка…

— Ваша Риточка меня не волнует! — перебила его Клава. — Я больше не могу заниматься ребенком, потому что у меня начинается серьезная работа, и я буду весь день пропадать. Так что…

— Но у меня тоже работа, и я…

— Значит, так! — не выдержала Клава. — Если вы немедленно не заберете собственного сына, я завтра же утром возбужу дело о лишении вас отцовства, что, как вы, наверное, знаете, не лишает вас почетной обязанности платить ребенку алименты. Так что лучше берите такси и приезжайте. Через час я буду уже дома. Все! — И повесила трубку.