Про чтение. Часть 1. Основы

Сэмюэл Дилени — «Вавилон-17» (1966)

Всегда важен культурный контекст. Потому что он — аранжировка для любого произведения искусства, для любого значительного высказывания независимо от формы и содержания. Бэкграунд всегда определял кинетическую энергию «выстреливаемого» культурного снаряда, так было и есть всегда. Например, культура милитаризма никогда не будет популярна, если в обществе царит покой и достаток. И наоборот: во время гражданской войны никто просто не поймет пацифиста с его миролюбивыми высказываниями. Все взаимосвязано.

Понятно, что такое правило работает и в литературе. В фантастике особенно.

Вот бэкграунд Америки второй половины 60-х годов 20-го века: биполярный, чудесно уравновешенный мир, ядерный паритет, технологии развиваются семимильными шагами, очарование научными открытиями и дальними горизонтами еще не прошло, но чуть притупилось, все больше проблем появляется в сфере общественного, человеческие ценности ржавеют, консерватизм трещит по швам, слышен молодой голос нового поколения миролюбов с длинными волосами, США лезет во Вьетнам… В культурной среде активно обсуждаются прогрессивные идеи. В фантастике постепенно происходит смещение с твердой, увлеченной техническим могуществом, фантастики в русло гуманитарной, где в центре любых умозрительных экспериментов находится человек, общество, культура, цивилизация.

В то время как большинство авторов третьей волны принялось за азартное смешение жанров, освоение пограничных жанров вроде постапокалипсиса или технотриллера, некоторые единицы пошли по особому, очень извилистому пути, выделяясь даже среди своих собратьев.

Таковы, например, творческие поиски Филипа Дика, и таков писательский путь Сэмюэля Дилени, о книге которого и идет речь.

Здесь опять важен контекст, поскольку идея, пришедшая в голову к Делини, могла бы родиться только у человека совершенно особого типа развития и склада ума, из особой культурной среды. Эта среда — мультикультурализм Нью-Йорка, наложенный на расовую принадлежность автора и его ориентацию, что сделало Дилени особенным в квадрате. О чем мог бы написать фантаст, живущий в Гарлеме, в Нью-Йорке и наблюдающий всю социальную изнанку американского общества благополучия?

И Дилени пишет о языке. Автора посещает ошеломительная, но не такая уж новая, и очевидная с библейских времен идея, что мир есть Слово. В буквальном смысле, человеческий мир, наша цивилизация, наше мировоззрение, наша культура определяется тем языком, на которым мы общаемся. Язык дает нам картину мира, его границы, язык наделяет нас когнитивными возможностями. Язык — это мощная линза, работающая в обе стороны, тот фильтр, через который мы постигаем вселенную.

Во французском языке нет слова «теплый», есть только «холодный» и «горячий».

В языке американских индейцев нет числительных, за исключением некоторых племен, где числом могли называться только одушевленные существа.

В венгерском все одушевленные существа имеют средний род.

В языке эскимосов есть масса обозначений снега. Хоть это и стало трюизмом в связи с лингвистической теорией относительности и теориями Сепира — Уорфа, это факт.

И Делини, очарованный столь элегантной идеей, пишет историю о далеком будущем, где человечество расселилось среди звезд, поделено на два враждующих лагеря (помним о контексте времени!), и вот, в ходе противостояния, специалистами обнаруживается некий мета-язык, с очень мощной смысловой нагрузкой, названный «Вавилон-17». Для его расшифровки привлекают поэта и криптографа Ридру Вонг, ведь язык может быть потенциально опасным.

Стартовавший, как лихо закрученная шпионская авантюра, «Вавилон-17» распахнул обширное поле для экспериментов, возможно, неожиданное для самого автора. Потому что конфликт очень быстро выходит из узких рамок войны и шпионажа, и затрагивает глубинные, фундаментальные слои человеческого существования. В странноватом, предвосхищающем атмосферу киберпанка, будущем, где процветает косметическая хирургия, где люди могут менять свою внешность по любому капризу, иметь вместо кожи чешую или петушиные шпоры на запястьях и лодыжках, в мире, где одна из враждующих фракций выращивает искусственных совершенных убийц, вопрос о самосознании человека, о его положении в обществе, о его памяти, его индивидуальности, суверенитете его разума стоит как нигде остро.

Действительно, основы мира и основы самой личности пошатнулись; реальность мира, его незыблемость теперь под сомнением, ведь неизвестно, насколько они правдивы — не в материальном, а в смысловом (!) контексте. То есть — правильно ли мир понят. Тот ли это язык, который мы понимаем? Те ли слова, которые говорит нам мир или может быть реальность хотела сказать нам нечто другое? Быть может мир сказал одно, а мы услышали то, что хотели бы услышать, или то, что смогли в силу нашего языка, ведь общеизвестно, что даже одно ударение может совершенно поменять смысл слова! И надо ли напоминать, что неправильно понятое послание может быть понято диаметрально противоположно? Предложение о мире может быть понято как объявление войны.

Ошеломленная такой иллюзорностью мира, Ридра Вонг скатывается в кроличью нору сомнений и спираль сюжета выбрасывает героев к источнику, открывая правду о происходящем. Вдвойне поразительно, что основная загадка кроется не в материальном мире, не в физических парадоксах, а всего лишь в языке — в символах, в информации!

«Вавилон-17» — это роман о понимании.

Несмотря на грандиозный замысел, надо признать, что финал романа у Дилени получился несколько смазанным. И дело не в центральной интриге, она-то разрешается вполне логично. Прекрасен и поэтичен язык повествования, здесь Дилени сумел вложить в текст как минимум второй слой из культурных отсылок и цитат. Основная проблема в развитии идеи, ей оказалось мало оперативного простора, текст романа слишком мал для такой идеи. Дело в том, что автор, словно испугавшись взятой высоты, возвращается на тот уровень, с которого стартовал. Все ограничено войной, а язык — это оружие, и ничего более. Дверь в стене привела просто в соседнюю комнату, хотя могла бы открыть проход в другой мир.

Тем не менее, «Вавилон-17» — это прекрасная, смелая попытка исследования ранее неизвестной области — того направления, которое в последующем назовут условно лингвистической фантастикой. До Дилени можно отметить лишь Джека Вэнса и его «Языки Пао», написанные в русле планетарной фантастики. После — многих. По этой тропе пойдут и Филип Дик, свернув в последующем в сторону психологии, и Чайна Мьвиль со своим «Посольским городом», и Тед Чан с рассказом «История твоей жизни». Но Дилени, пожалуй, навсегда останется первопроходцем, сумевшим буквально показать, какой силой обладает Слово и тот Язык, на котором оно доносится до адресата. Делини использует язык как метафору, как modus vivendi человека будущего, универсальный код жизни.

Главное — понимание такого кода. Это ключ к осознанию, а уж оно позволяет человеку существовать.

Быть.