Про домового Кешу и деревню Медведа

Вечера с домовым

После уроков Марья Ивановна направила Фелицату к бабке Явдошке.

Козлятки сначала испугались, спрятались, кто под печку, кто под лавку, а кто и на кровать запрыгнул и из-за горы подушек выглядывал!..

Фелицата их поманила корочкой хлеба, они сразу к ней и прискакали!

Они были чистенькие и пахли приятно.

— Я их детским мылом купаю! — посмеиваясь, объяснила Явдошка.

А когда они ужинать сели, бабка Явдошка не утерпела и шепотом сообщила:

— А у меня еще и домовой Кеша живет!

И Фелицата ей сразу поверила:

— А где он?

— Под печкой! Ему там тепло. Я и простынку ему туда дала, он из сена себе перинку сделал...

— А посмотреть его можно?

— Он осторожный, не каждому покажется... Но, я так думаю, ты ему понравишься!

— Давно понравилась! — пробурчал, стесняясь, Кеша, вылезая из-под печи.

Фелицата оторопела. Большие глаза ее стали еще больше. Это, значит, он с задней парты ей “нос” показывал, а она его за галлюцинацию приняла!

Домовой был совсем такой, как в старых книжках писали — серенький, пушистый, с горящими глазками... Ручки, ножки... На ручках пальчики...

Ростом домовой был чуть повыше козлят, но, пожалуй, пониже козы. Настроение у Него было, видно, хорошее, потому что он улыбался во весь рот:

— Приветствую тебя в деревне Медведа! — Кеша поклонился и ножкой шаркнул.

Фелицата хоть и растерялась, но догадалась промолвить:

— Очень ты меня сегодня на уроке выручил! Я тебя увидела — и сразу в себя пришла! Спасибо, домовой!

— Я — Иннокентий! Но ты тоже можешь называть меня по дружбе Кеша.

— Он все говорит, мол, в столицу когда-нибудь подамся жить! Оно, конечно, в Москве веселее, — вздохнула бабка Явдошка.

— Пока с тобой буду! — рассердился Кеша.

— Мне Бог тебя послал, а теперь и Фелицатушку! — Явдошка растрогалась и слезы набежавшие вытерла.

— А ты будешь меня читать-писать учить? — спросил Кеша Фелицату. — Я к языкам способный!

— Обязательно! — ответила она.

— Только никому про меня не рассказывай!

— Никому и никогда! — заверила его Фелицата.

— Вот и ладненько! А то бабка Явдошка уже Марье Ивановне проболталась! — сердито сказал он.

— Так Марья Ивановна же хорошая, — оправдывалась Явдошка.

— Хорошая-то хорошая, да она в чудеса не верит, а тебя совсем за сумасшедшую посчитала и всю ночь из-за тебя да из-за Фелицаты не спала!

— А ты-то откуда знаешь? — расстроилась бабка Явдошка.

— Я много чего знаю, — неопределенно Кеша сказал. — Впрочем, я и сам не вытерпел! Успел уже с Павликом Гришаниным подружиться!

Бабка Явдошка только руками на это всплеснула.

— Ну, не бойся! — успокоил ее Кеша. — Он — человек верный, никому не расскажет! Мы его собак дрессируем... Или убежим в лес и там в путешественников играем!..

И к Фелицате обратился:

— Ты за Пашей присмотри, он парень талантливый. Как он зверей понимает!..

— Двоечник он, твой Пашка Гришанин, — сказала бабка Явдошка.

— А я говорю, он в отличники выйдет, если Фелицата его полюбит! — рассердился Кеша. — У Фелицаты большой талант...

— Да какой такой талант?! — смутилась Фелицата.

Кеша плечиком пожал, отмахнулся, не хотелось своим знанием делиться.

Но Фелицата так умильно на него смотрела, что Кеша держался, держался, а все-таки решил открыться:

— Вот у тебя глаза грустные... Отчего?

— Не знаю, Кеша. У меня всегда такие...

— А это оттого, что ты в себя не веришь и все огорчаешься, что у тебя, мол, никаких талантов нет...

— Правда, Кеша, огорчаюсь! Ни петь, ни плясать, ни на балалайке играть... — она невесело засмеялась.

— Не знаешь ты себя! Огромный у тебя талант!

— А какой?

— А у тебя талант человека вдохновлять. Ты, хоть сама чудес делать не умеешь, но каждого, кого любишь, можешь вдохновить, и он совершит чудо! Полюби Павлика — и он в отличники выйдет!

Фелицата недоверчиво посмотрела на него.

— Вот погоди, увидишь — скоро рядом с тобой начнут чудеса случаться!.. — убеждал ее домовой.

А бабка Явдошка качала головой и приговаривала:

— Ты ему зря не веришь, девочка! Кеша все наперед знает!.. Он даже мысли читать умеет! Слушай, Кеша, а у меня тоже какой-нибудь талант есть?

— Обязательно!.. — заверил ее Кеша и на табуретку с лавки перепрыгнул: к пирожкам с черемухой поближе. — У каждого есть какой-нибудь талант.

— А у меня? Чистоту везде наводить?.. — спросила она и самый румяный пирожок ему подвинула.

— Нет... У тебя самый большой дар, — хитро улыбался Кеша.

— Какой же?

— Ты веселая, озорная, всех любишь и ни на кого никогда зла не держишь!.. Вот скажи, детишки тебя дразнят на улице?

— Дразнят... А то и снежками закидают!

— А ты все равно смеешься и прощаешь их!

— Так они ж невинные, не ведают, что творят... Как же их не жалеть, не любить?!

— Вот я и говорю — дар у тебя! И козляток ты любишь, и меня, и Фелицату, и Марью Ивановну, и на каждое деревце любуешься, и с каждой травинкой разговариваешь...

— Это правда. Каждого ведь есть за что и полюбить и пожалеть.

— Вот это и есть твой главный талант! — сказал Кеша. — А еще ты сама старалась не горевать, и людей веселила...

— А при нашей жизни, если не веселиться, так от тоски помрешь! — согласилась бабка Явдошка. — До сих пор вся деревня смеется, вспоминая, как я рыжих собрала!

— Расскажите! — попросила Фелицата и заулыбалась заранее.

Бабка Явдошка всем снова чаю налила и начала:

— Я сторожихой в сельсовете работала... Ну, уберешь, полы помоешь, а потом — сиди сторожи! Молодая была... Скучно! Вот и придумала... Нашла у секретаря чистые повестки и написала: “ Павлову Якову Ивановичу! Срочная! Явиться в сельсовет к восьми часам вечера!!!” Десять или одиннадцать таких вызовов написала нашим мужикам... Нефеду, и Петьке, и трем Гришаниным... И мужу своему тоже! Ну, они и привалили в сельсовет, как миленькие! Сели в ряд, ждут начальства, чего-то опасаются...

— А ты?

— А я с ведром и тряпкой хожу да на них поглядываю...

Фелицата и Кеша засмеялись.

— Наконец, не выдержали мужики, у меня спрашивают, не знаю ли я, почему их вызвали. Я важно так говорю: знаю, мол!.. Они ко мне: “Кто вызывал? Зачем?”

— А что вы?

— Ну, я не сразу сказала. Сначала так важно помолчала. Они совсем перепугались. Подумали, что война где-то началась и их на фронт заберут. А я тогда говорю: “Это я вас вызвала. На рыжих поглядеть хотела, да и вам, думала, интересно вместе будет!”

Они друг на друга уставились: увидели — чубы у всех рыжие, усы — рыжие, а конопушек рыжих на каждом лице— миллион!..

Фелицата представила себе эту картину, засмеялась, Кеша тоже смеялся, а Явдошка продолжала, улыбаясь:

— Тут они меня побить захотели, да супруг заступился — а он первый богатырь в Медведе был! — мужики плюнули и по домам разошлись. А наутро вся деревня хохотала. Вместе с рыжими — они-то смеялись громче всех!..

— Вас за такие повестки с работы не выгнали? — спросила, все еще смеясь, Фелицата.

— Не-е! Тогда нет! Меня точно выгнали, только в другой раз!..

— Расскажите!

— К нам большое начальство понаехало. Сидят, заседают. А меня на улицу выставили — ихнюю машину сторожить, чтоб ребятишки какого вреда не сделали.

А машина красивая, большая, синяя... Внутри ковры, и часики время показывают... Я таких машин тогда и не видела! Хожу вокруг, сторожу, а сама думаю: вот бы посидеть в ней, небось на таких коврах, как царица сидишь!

А тут еще и замерзла я — мороз был, ветер поднялся... Я за дверцу дернула! Если б она не открылась, ничего бы и не было. А тут соблазн какой! Ну, влезла я в машину, сижу как королева, тепло, чисто, красиво... Кнопочки всякие, ручечки...

А вылезти захотела — дверь-то не открывается! Перепугалась я, дверь дергаю, ручки кручу, на кнопочки нажимаю... И все страшнее мне, все страшнее... Я давай по стеклу бить!.. А оно крепкое, не разбивается!.. Я орать!.. Да опять как налегла, да как стукнула изо всей силы — и разбила! Стеклом весь тулупчик изорвала, пока из машины через оконце вылезала!..

— Это у вас “боязнь замкнутого пространства”, — объяснила Фелицата. — У многих людей такой страх возникает. Это как болезнь...

— Я прямо дрожала от страха!.. — согласилась Явдошка. — Ну, меня и выгнали с работы! А мужику моему пришлось за стекло заплатить, что-то много он тогда песцовых шкурок продал... Но он на меня не сердился, он меня жалел и понимал!.. А Марья Ивановна меня тогда в школу работать и взяла...

— Расскажи еще что-нибудь, — попросил Кеша Явдошку.

Бабка Явдошка засмеялась и вспомнила, как пыталась она печку растопить в школе, а дрова попались сырые.

— Мучилась, мучилась, а потом думаю: когда я охапку дров из сарая тащила, так об какую-то старую калошу споткнулась. Я по лбу себя хлоп: резина же, как порох, горит! Обрадовалась, побежала во двор, нашла калошу в снегу, быстренько порубила ее топором на кусочки...

Кеша захохотал. Он уже успел по ее мыслям узнать, что дальше было.

— И что? — спросила Фелицата, которая мыслей читать не умела.

— Ну, бросила куски калоши в печку, на них — сырые дровишки... Сижу, радуюсь: пошло пламя!.. — слезы от смеха Явдошка платочком вытерла, дух перевела. — Ох, и браво горело!

— Не пойму, что тут смешного? — допытывалась Фелицата. — Ты-то, Кеша, чего хохочешь?

А Кеша все смеялся, да басом у него получалось — хо-хо-хо!

— Так она же свою калошу с валенка в снегу потеряла, потом нашла ее и сожгла...

— Ага! — подтвердила Явдошка. — Радуюсь, что печка браво горит, а потом поглядела на ноги и вижу — один валенок у меня с калошей, а другой — без!..

— Расскажите еще что-нибудь! — попросила Фелицата.

— О сладкая моя, ты совсем, как мои сынки! Они уже и на летчиков выучились, а бывало часто просят: расскажи, маманя, да расскажи!.. — и запечалилась, вздохнула: — Скоро ли мои сынки на вертолете прилетят? — у Кеши, словно невзначай спросила.

— Скоро! — уверил ее Кеша.

И тогда Явдошка на радостях балалайку схватила, а Кеша с Фелицатой плясать пошли.

Кеша вприсядку и вприпрыжку, а Фелицата перед ним так плавно-плавно...

— Никогда не думала, что с домовым плясать буду! Кеша, а ты, правда, домовой? — смеялась она.

— Нас так люди называют!..

— А на самом деле ты кто?

— Так тебе все и расскажи?!

— Кеша, пожалуйста!..

— Когда-нибудь, может, и расскажу ...

И Кеша подпрыгнул, и на лавку плюхнулся: устал!

А бабка Явдошка совсем разошлась, частушки под балалайку хорошо поются!

И тут козлятки от ее голоса проснулись, из своих укрытий выбежали и тоже запрыгали.

А коза ее частушкам подмемекивала, да так ладненько, в ритм.

— Хорошо-то как в нашей коммуне! — сказала бабка Явдошка, лоб вытерла и потом добавила. — Давно я так весело не жила!