Про людей и звездей

Мистика

На работу Уля приехала в пол-одиннадцатого. Габаритов, обычно появлявшийся за пять минут до планерки, как ни странно, был уже в редакции. Облокотившись о спинку стула, на котором сидел Федулов, босс рассматривал сделанные накануне фотки. Уля появилась на пороге фотоотдела, когда Габаритов, недовольно повторявший «фуфло» «и это фуфло», вдруг воскликнул:

– Ну-ка, а это кто? Сделай крупнее! Ага, Гортензия с Заозерным! И он ее за задницу лапает!

– Да нет, Алиджан Абдуллаевич, это у нее сумочка упала… – завел вчерашнюю песню Федулов. Но босс его будто и не слышал:

– Так, а муж у нас где? Ага, вон он из двери выходит. Значит, так. Под снимком напишем: «Стоило мужу Гортензии на минутку выпустить жену из виду, как она тут же принялась флиртовать с Михаилом Заозерным».

– А может, мужа вообще отрезать? – предложил ответсек Роман. – Тогда можно написать, что «в отсутствие мужа Гортензия пустилась во все тяжкие».

– Нет, не пойдет, – деловито заметил Габаритов. – Про «все тяжкие» у нас только-только вышло в материале с Пепитой. Да и кто там тусил, знают, что Гортензия с мужем была… Так даже интереснее: стоило мужу отвернуться, как эту блядь уже другой лапает. Я всегда говорил: бабы – суки и сволочи! Все, кроме моей мамы… Будем ставить это на первую и на светский разворот. Подверстку Асеева скинет.

Распрямившись, Габаритов повернул голову в сторону двери и заметил Улю:

– А-а-а, ты тут? Чего опаздываешь-то? Классный кадр вчера сделали. Остальное полное фуфло, но чего-нибудь с Романом отберете. Отдел светской хроники, как всегда, на коне!

От похвалы шефа у Ули внутри разлилось тепло, и в свой отдел она вошла в прекрасном расположении духа, которое, впрочем, наличествовало недолго. И все из-за этих юных дебилов: Ярика со Стасиком. Вчера она отправила «сладкую парочку» на тусовку голубых. Из фотоотдела им отрядили того самого стажера, который пялился на Улины груди и при котором Булкин врезал редакторше под дых. Снимки были четкие, яркие, но для «Бытия» непригодные. Персонажи на них стояли, приняв картинные позы, и пялились в объектив.

– Какой идиот это снимал?! – заорала Уля так громко, чтоб услышали в фотоотделе. – У нас что, глянцевый журнал «Семь пятниц» или «Адье!»? Это только они постановочные кадры практикуют! А нам нужны папарационные!

На Улин крик прибежал стажер. Глазенки испуганные, ручонки трясутся.

– Ты чего, жертва аборта, наснимал?! – напустилась на бедолагу Уля. – Кому это на хрен нужно?!

– Я думал, будет интересно, что Глеб Синайский себе нового друга завел – бармена из ресторана. И они были не против, чтоб я их в обнимку снял. Там еще кадр есть, где Глеб у этого мальчика с пальца взбитые сливки слизывает. Я их специально попросил, чтоб так сделали.

– Да? Ну ладно, я сейчас посмотрю всю съемку, может, чего-нибудь и вытащим, – смягчилась Асеева.

Но на планерке фоторепортаж из педи-тусовки чуть не зарубили.

Услышав, что речь идет о голубых, Габаритов поморщился:

– Опять эти гомики! Мало того что Исхан их везде сует, теперь еще ты, Асеева.

Корреспондент Исхан Мамедов занимался в «Бытии» телевидением, но в силу того, что сам ориентировался исключительно на особей своего пола, регулярно протаскивал на полосы заметки о голубых собратьях из мира шоу-бизнеса.

Уля настояла, чтобы Алиджан Абдуллаевич открыл на своем компе папки верстки. Редакционная компьютерная система была устроена так, что Габаритов имел доступ к содержимому всей редакционной сети. Иногда он от нечего делать по полдня лазал по «машинам» корреспондентов, читая все подряд.

– Смотрите, какой классный кадр, Алиджан Абдуллаевич! – навалившись на спину шефа грудью, Уля ткнула в монитор пальцем. – Глеб Синайский с новым бойфрендом. Очень сексуальный кадр, между прочим!

– А по-моему, полная похабщина, – подал голос из своего угла Гена Барашков. Обозревателю «Бытия» с его места монитор шефа был отлично виден. – Меня, например, от всех этих педиковых игрищ с облизыванием пальцев и откляченными задами просто тошнит.

– Ты, Барашков, молчал бы, а? – скривился Габаритов. – За последнюю неделю ни одного нормального материала. Ты темы ищешь или нет? Или только по бабам бегаешь? – Барашков промолчал, теребя роскошные рыжие усы. А Габаритов продолжил: – Меня другое смущает. То, что снимки постановочные. А мы читателей приучили, что у нас все как будто через замочную скважину. Это вообще кредо каждого уважающего себя таблоида, – нравоучительно поднял палец вверх Габаритов. – Или ничего?

– Да ничего, конечно, – ухмыльнулся в усы Барашков. – Ты же дал Асеевой задание с Баксовым по полной засветиться: чтоб и на кухне их за чаепитием сняли, и у сливного бачка в туалете. Но вообще-то это, Алиджан, нелогично: то мы декларируем полную независимость от наших персонажей, гоним, будто всю информацию втайне от них добываем, то нате вам: Асеева в обнимку с Баксовым!

– Ты, Барашков, ситуацию вообще не сечешь, – раздраженно заметил Габаритов. – После того как «Истина» нам фитиль вставила, надо показать, что рождение сына у Баксова мы не просрали, а просто придержали информацию. Скажем, по просьбе самого Толи.

– Ну тогда вообще фигня получается! – горячо возразил Барашков. – Где ж наша хваленая автономность от этих поп-звезд, если они нам что и когда печатать диктуют!

– Ты чего меня заводишь, Барашков?! – завопил, тряся брылями, Габаритов. – Ты чего тут блох у других ловишь? Ты думаешь, я тебе за эту критику и безделье сумасшедшие бабки платить буду?! Не надейся! Получишь в этом месяце, сколько заработал, – хрен с маслом!

Угроза подействовала, и за следующие полчаса Гена не промолвил ни слова. Даже когда его спросили насчет сдаваемых в номер материалов, просто развел руками.

– Вот! – едва ли не радостно заключил Габаритов. – Что и требовалось доказать: сидит тут, других критикует, а у самого ни единой сенсации. Кстати, ты почему самолет, который на Урале разбился, забросил? Я сколько раз говорил: катастрофы такого масштаба тянем до последнего! До последней капли выжимаем! По телевизору о ней сколько тренчали, каждый день, по всем каналам, во всех выпусках. Это ж какая реклама теме, которую и «Бытие» раскручивает! Причем бесплатная. А ты, Барашков, таким подарком воспользоваться не можешь. Написал с места события пять заметок – и сидишь, яйца чешешь. А между прочим, сам на ту катастрофу поехать напросился, чуть не со слезами меня умолял, чтоб я тебе тему отдела спецкоров отдал.

– Так не о чем больше писать, Алиджан, – начал жалко оправдываться Гена. – Как семьи о погибших убиваются, я уже материал сделал, про молодоженов, летевших в свадебное путешествие, – тоже. Про то, как мужик на самолет опоздал, как чуть волосы на себе от досады не рвал, зато потом перед всеми иконами в церкви свечи поставил… Ты ж сам эту заметку хвалил…

– Ага, и теперь ты мне своими бывшими заслугами в нос тыкать будешь? Я ж тебе еще, когда ты на ЧП был, сказал: ищи мистику! Ходи по соседям, у родителей, родственников, друзей покойников выспрашивай, не было ли чего такого? Ну там птица накануне катастрофы на лоджию залетела, или собака всю ночь выла, или кому сон вещий приснился. Вдруг у кого-то прямо перед трагедией кровь из носу неожиданно пошла… Тут всякое лыко в строку. Мистика, мистика нужна, я вам сто раз на дню про это долблю.

– Так я ж все выполнил, Алиджан, – прижал руки к груди Барашков. – Ничего такого не было, только любимая кошка месяца за два до катастрофы у одной погибшей тетки сдохла. Так я и про это написал.

– Значит, плохо искал, – рубанул рукой в воздухе Габаритов. – Или нюх на такие вещи потерял. А может, ты просто старый стал, а, Барашков? Может, тебе на отдых пора? Только отдыхать, Гена, дожидаясь означенного государством пенсионного срока, ты будешь не здесь, а в другом месте. Здесь тебе не богадельня! Ты подумай, подумай над тем, что я сказал…

– Алиджан Абдуллаевич, у нас, кажется, есть такая мистика, – прервала процесс морального уничтожения Гены сердобольная Инесса Макарцева, на время отпуска своей начальницы исполняющая обязанности редактора отдела регионов. – Ребята из уральской редакции прислали. Там в одном из храмов за пару дней до того, как самолет разбился, лик Николая Чудотворца замироточил.

– Но ведь миро на иконах появляется не в знак беды, а, наоборот, как предвестник какого-то чуда, – возразил не оценивший заступничества коллеги Барашков.

– Помолчи, а? – с досадой глянул на Гену босс. – А ты, – он ткнул пальцем в Макарцеву, – продолжай.

– Ну я не знаю, Алиджан Абдуллаевич, – растерялась Инесса, – если Геннадий Брониславович говорит… Он же в религиозных делах больше меня понимает…

– Это он только очки втирает, что понимает, – продолжил добивать Гену Габаритов. – Ни хрена он не сечет. Ты мне скажи, а это масло там или смола, они откуда потекли?

– Я сейчас точно не помню, но, кажется, по всей доске выступило.

– Ага, значит, и на лице тоже?

– Вроде да.

– Тогда напишешь так: «Накануне катастрофы лайнера из глаз Чудотворца полились слезы». Поняла?

– Поняла, – кивнула Инесса. – Только, Алиджан Абдуллаевич, можно я исходный материал все-таки Геннадию Брониславовичу скину, пусть он заметку поправит, а то я в церковных делах совсем темная.

– Ладно, скинь, – милостиво разрешил Габаритов.

– Тогда, может, и наша тыква под мистику проканает? – весело осведомился редактор потребительского отдела, ведущего в газете прикладные рубрики «Будь здоров», «Полезные советы хозяйкам» и «Сад-огород» Леша Карданов. – В Челябинске у одного мужика тыква громадных размеров выросла – девяносто четыре килограмма!

– Ну и что? Вон в Америке, я читал, новый тыквенный рекорд зарегистрирован – пятьсот восемьдесят килограммов, – осадил ретивого Лешу Иван Кососаженный, вырастивший лет десять назад на своем участке топинамбур и с тех пор считающий себя крупным специалистом в области растениеводства. – Так что твоя челябинская по сравнению с американской – так, пуплушек недоразвитый.

– Ты не прав, Иван, – не дал Кососаженному углубиться в излюбленную тему Габаритов. – То Америка, причем наверняка Южная, а то Урал. Условия-то климата разные. Я твою мысль, Карданов, понял. Только вот как эту тыкву-мутант к катастрофе привязать? Идеи есть? Барашков, не спи!

– Да не сплю я, – скривился Гена. – Фигня все это. Даже про плачущий лик Чудотворца и то за уши притянуто, а уж тыква – вообще бред.

– А у меня идея есть, – сверкая глазами, доложил Кососаженный. – Тыква – это вообще мистический овощ. Сами подумайте: в чем на Западе во время всяких хеллуинов глаза, зубы вырезают, а потом внутрь свечки вставляют? В тыкву! И у нас в последние годы этот обычай приживаться стал. А в легендах всяких там, былинах у разных народов тыквы во что только не превращаются…

– Например? – уточнил, ухмыляясь, Барашков.

– Например, в сказке по Золушку – в карету, – не растерялся Кососаженный. – И еще масса всяких примеров, только мне надо подумать-повспоминать.

– Ладно, Барашков, эту заметку тоже себе возьми. И морду не морщь, а будь людям благодарен, что твою задницу прикрыли – важную тему на плаву поддержать помогли. А где ты, говоришь, Карданов, эта тыква выросла? В Челябинске? Это ведь тоже на Урале?

– На Урале-то на Урале, только Урал большой, – констатировал Барашков. – Челябинск и место катастрофы далековато друг от друга расположены.

– Это не важно, – отмахнулся от настырного подчиненного, как от назойливой мухи, Габаритов. – Для москвичей вообще все, что за МКАДом, это Сибирь и Дальний Восток, а в регионы заметка, может, и вообще не пойдет.