Я не пишу на заданную тему,
в размер и в рифму влиться не спешу.
Я никогда не сочиню поэмы,
на страуса верхом не сяду эму,
и гору ни за что не сокрушу.
Стихи должны звучать, как перезвон
колоколов высокого собора,
и мысль их должна питать, и стон,
и смех, и тишь, и даль простора.
И лишь один поэт их может оценить,
да парка, ткущая нетленных судеб нить.
Четверостишие — не эпос:
мгновенье дня, штришок судьбы,
иль одинокий звук трубы,
которая ни с кем не спелась.
Поэт не должен писать для многих,
трепать эмоцию громогласно,
вещать истину спозаранку.
Он идет по своей дороге,
единой судьбе подвластный,
и свою сочиняет сказку.
… На чем-то держится строка,
звучит дыханием метели,
и птицы рифмы прилетели,
и сели на заснеженные ели,
и не ругаются пока.
Удел поэта строг:
немного кратких строк;
стоит за ними рок,
а перед ними — Бог.
Мною не написанные строчки
выстроились в очередь ко мне;
дышат осторожно в тишине,
делят многоточия на точки.
Я создаю свою традицию,
а та, что прежде — не годится мне;
пою умеренно, но твердо
любовь, глас Божий, дух природный.
Человеку, пишущему сочинение
на душу приходят сомнения,
так же идущие свыше,
как и то, что он пишет.
Словами можно сказать основное,
обозначить сюжета перипетии,
в конце отправить на смерть героя,
в начале встретить его в трактире.
Но что восстанет из книжных строк,
худая тень или Божественный восторг?
Я собираю в сноп слова,
веревкой связываю строк;
прижатые, лежат, едва
дыша и смотрят за порог.
Побывав у меня в стихах,
слова идут дальше по свету,
но знают, что у них есть дом.
Выражаясь в словах,
мысль обретает форму
сутью ученых споров
будет кипеть в умах,
неизреченным своим началом
лишь поэта смущая.
Настоящее вдохновение
посещает поэта редко, ибо строптиво,
а в остальное время
он пишет стихи, как оно приходило.
Для того, чтобы обрести голос,
нужно сочинить свою песню,
и научиться петь ее животом,
всеми кишками по очереди.
Разнообразные приметы
Господь расположил по свету;
внимательные к ним поэты
благодарят Его за это.
Язык говорит устами поэта,
поэт внимает душе природы,
и видит и слышит судьбу планеты
в молчании своего народа.
Трудно сказать первое слово,
особенно если оно — основа
новой мысли, сюжета, воззренья,
необычного стихосложенья.
Я напишу стихотворение
каждому своему читателю,
который будет внимателен
и наделен терпением.
Я не люблю бессмысленных творений.
Мой скромный и трудолюбивый гений
особенную мысль всегда в душе лелеет,
и без того ко мне явиться не посмеет.
Стихи лучше читать глазами:
если прочтешь с выражением,
возможен сердечный приступ.
За Пушкина стихов — не дописать.
Они собрались над его могилой
и охраняют малый уголок,
куда вторгаться смертным не дано.
Я не спешу к столу, но ритма мерный топот,
как резвой лошади, издалека ловлю,
и ржанье рифмы звонкой узнаю,
и строчки трепетной внимаю тихий шепот.
Ни слова лжи в стихах поэта — чудо.
Не так живет, и чувствует, и ждет
его герой, явившись ниоткуда,
но никуда, похоже, не уйдет.
Я посвящу стихотворение
каждому слову из словаря,
чтобы оно стало счастливым
и приходило со мной дружить.
Быть захочешь любимым в народе —
себя вовремя останови:
напиши о любви и природе,
умолчи о природе любви.
О мое вдохновение, что я без тебя?
Безногий страус, бесхвостый павлин,
фаршированный мозгами индюк.
В душе отражается музыка сфер,
оттесняя заботы дневные расхожие,
тревоги грядущие, беды ушедшие.
И летит, опрокидывая барьер
моя мысль, ни на что не похожая,
и мечты мои сумасшедшие.
Сокровенное не выразишь словами —
в лучшем случае, таится между строк.
Лес шумит своими деревами
и в начинке заключен пирог.
Очень трудно из личного впечатления
сделать факт национальной поэзии.
Но приходится.
Мне говорят, что надобно писать,
что век грядущий нам большие перемены
сулит, и что поэт им должен отвечать.
Ну что ж! Рассыплемся, восстанем вновь из тлена,
затем найдем слова и будем их склонять.
У каждого слова свои
привычки и пристрастия,
симпатии и антипатии,
и свой кусочек земли,
где оно живет и говорит: «Здравствуйте», —
тем, кто его напрасно не тратили.
Я люблю слова за их красоту,
элегантность, свежесть и неуклюжесть,
легкость и тяжеловесность,
умение передать мечту
самого сердца, непохожесть
одного на другое, уязвимость и нежность.
Традиционная культура
не по нутру моей натуре;
конечно, она на нее опирается,
но очень при этом ругается.
Я не пишу стихи, а просто размышляю
о жизни, расположенной вокруг,
а также на известном расстоянии,
ее уподобляю караваю,
а если подгорает вдруг,
то к Повару иду на покаяние.
Каждое стихотворение
пишу как последнее в жизни.
А вдруг не придет вдохновение,
язык оскудеет на рифмы?
Очень всегда тревожусь,
любой сочиняя опус.