Проба пера

Просторы родины моей заснеженные

лежат, ветрами Севера умытые.

Под серым небом акварелью нежною

беспомощно и тихо спит она.

Зимние пейзажи акварельны,

а особенно — утром морозным,

заснеженным, заиндевелым,

когда солнце из белой постели

встает над синим сугробом,

отразившим сибирское небо.

Нынче солнцеворот,

Солнце вошло в Козерога,

но зима в самом начале

и грозит, не уйдет

снега кладет до порога,

вьюгой ели качая.

Красноярск стоит на Енисее,

что известно лишь сибирякам;

взгляд из-за Урала на восток рассеян,

а Амур и Лена вовсе «где-то там…»

Зимний вечер приходит на мягких лапах,

маскируясь спиралями снегопада.

В слабом ветре слышен еловый запах

Нового Года, и ничего не надо.

В декабре небо светает долго,

солнце встает с видимой неохотой,

освещая сосны в снежных иголках —

голубые сны своего чертога.

Нежно-розовый отблеск зимнего солнца

на снегу замерзшего моря. Синий ельник

виден на горизонте, где дальний берег

сливается с небом и населен японцем.

Зимой лучше не думать о смысле жизни,

по крайней мере, своей — а чужой и подавно,

поскольку все основное занесено снегом,

и совесть храпит, как медведь в берлоге.

Зимний солнцеворот

не за большими горами.

Ночи у года берут свое

повесив луну на знамя.

Звезды светят на небосклоне,

как глаза Богоматери на иконе.

В области дальних воспоминаний осталось лето,

Господь как обычно медлит с Своим ответом

на вопросы о смысле жизни, а также смерти.

Только солнце, хоть и не греет, но все же светит.

Солнце едва покажет лицо на холод

и скорее за горизонт, лучась приятно.

Так столичная дива посещает северный город,

песню поет в концерте и скорее спешит обратно.

Зима откуда-то знает про Новый Год.

Деревья покрыты инеем с веток до ног.

Белый пар идет изо рта у живых существ.

До весенней капели не ждешь никаких чудес.

Ночью температура падает до самого Кельвина.

Ветер улегся в берлоге, стужей ему постеленной.

Овраг завалило снегом, и поминай как звали.

Звери, наверное, рыщут, но радуются едва ли.

Пишу стихи о Сибири,

изнемогая от счастья;

дышу ветром ее пространства,

качающим кедры и ели.

Иней лежит на стеклах,

не пропуская солнца

внутрь, а мой взор — наружу,

зимнего света кружево.

Из разных оттенков света сотканные сугробы.

Голубые и синие тени, в них заблудиться чтобы.

Снега упало столько, что можно не экономить:

с собою не унести, и, видимо, не запомнить.

Снег на полях и ветвях; вот и закончилась осень.

Солнце никак не хочет выбраться из-за сосен,

греет не от души, а скорее для виду,

и до самой весны крепко хранит обиду.

Маленькие городки среди бескрайней тайги,

холмы, переходящие в горы и покрытые снегом

и той же тайгой; изобилье пурги,

зимних шапок и лиц, не избалованных смехом,

длинных шуб из животных, насильно делившихся мехом,

и прохожих, идущих по жизни зиме вопреки.

Зима — лучшее время для постиженья мира.

Голые сучья и ветки являют дерев анатомию.

И, глядя на собственную физиономию

в зеркале, торжество сознаешь эфира.

Пушистость снега достигла небывалой величины.

Сугробы напоминают дореформенную перину,

и небо не ощущает за собою вины,

предъявляя от целой луны половину.

Застилая деревья своей пеленой,

снег летит и летит, и кружась, замирает

на ветвях и кустах и на тверди земной,

ее нежно и бережно укрывая.

Изобилие снега поражает привычный взор

даже бывалых сибиряков; и глядя

на заснеженный лес и прозрачный убор

светло-серого неба, понимаешь, ради

чего создается мир и его простор.

Заснеженные сосен вершины

закрыли небо до половины.

Лишь изредка солнца луч

блеснет из-за низких туч,

на мгновение озаря

человека из декабря.

Воспою оттенки серого цвета,

одевающего шкуру мудрого волка,

красящего облака в ненастье,

спину и грудь моего жилета,

сумерки, приходящие втихомолку,

лицо человека в большом несчастье.

Жизнь уходит, как солнце за высокую гору.

И насколько же ее тень скучнее ее самой!

Зима пришла всерьез и осталась надолго.

Под сугробами — лед, а под ним — мерзлая земля.

Пенья ручья не услышишь даже во сне.

Снежинок вьюги не перечесть.

Но те, что тают у меня на глазах —

особенные.

Что украшает зиму?

Солнечный день, купание в полынье.

О, нега ледяной воды!

Зимнюю ночь хорошо рисовать чернилами

на бархатной черной бумаге — ели и сосны.

Звезды на небосклоне — белой гуашью.

Серебряный месяц скрылся за горизонтом.

Тоска. Зашел ненадолго в лес.

Скрипучие ели, самодовольный дятел,

легкомысленный заяц на длинных лапах.

Осень никак не хочет становиться зимой.

Долгожданный снег превращается в мелкий дождь.

Так отживший старик ждет своих похорон,

а они все откладываются.

Зима. Холод сковал море льдом.

Холоднокровные рыбы мерзнут где-то на дне,

но не завидуют людям в шубах и шапках.

Хмурое северное небо отражает зимний пейзаж.

Облака кажутся вышедшими из печных труб.

Луч солнца блеснет и гаснет

подобно радости на лице местного жителя.

Низкое солнце. Заснеженный лес

отдыхает от летних красок,

искрясь серебром и соперничая с небом в голубизне.

Сегодня новолуние — и я потерян.

Луна, как говорят, меняет облик свой.

А для меня — как будто умерла.

На небе нет луны. Как будто и не надо.

Сияют звезды, важничают очень,

особенно Юпитер — царь богов

в отсутствие судьбы — своей хозяйки.

Мороз. Земля прячется под снегом,

озеро — подо льдом. Даже солнце

окружило себя короной.

Наклонные солнечные лучи свойственны январю.

В это время ели и сосны

особенно перпендикулярны снегу,

из коего вырастают, и, смешивая зарю

утреннюю с вечерней, синие полосы

теней замедляют волка у своего ночлега.

Танец бабочки

над муравейником после дождя.

Доверчивая!

В феврале сосны тянутся к близкому небу,

снег лежит на ветвях, как погоны на лейтенанте,

синева неба достигает космической глубины,

день предвкушает окончательную победу

над опостылевшей ночью, и птицы поют бельканто —

притворившиеся жаворонками снегири.

Количество солнца на снега квадратный метр

переходит в качество счастья, особенно на опушке

соснового леса с торжествующим дятлом,

и это — главная из февральских примет,

а еще деревья белы, до макушки

укрытые с роскошью невероятной.

Чередуя плесы и пороги,

катят реки северной страны;

за камнями плещут буруны,

заглушая страхи и тревоги.

Только здесь, в краю недостижимом,

среди мшистых ягодных болот

«я» не существует, а живет

в единенье с миром нелюдимым.

В феврале зима чувствует неуверенность

то ли в себе самой, то ли в коварном мире,

сыплет снегом исключительно щедро,

демонстрируя явственное намерение

вечно играть на холода лире,

защищая владения северным ветром.

Мои первые от жизни впечатления

подарила мне страна Карелия:

от несчетных озер и порожистых рек

пробудился во мне человек;

и теперь по Европе и Азии

ненасытно блуждает и лазит он.

Солнце еще не греет, но старательно пригревает.

Количество света в природе превосходит мыслимые

пределы;

солнечные очки хочется предложить и собакам.

Что еще человеку нужно для счастья, просто не знаю.

Вспомнило о своем бытии зимовавшее тело,

сбросило шубу с плеч и ходит весенним шагом.

Снег искрится на солнце, заставляя смотреть вперед,

в будущее. Березы уже не мерзнут под своей берестой,

красивые женщины переживают ответственность

перед миром, полным мужчин и вообще людей. Лед

озера нехотя расстается с исконной мечтой

о вечности, а человек ощущает свою Божественность.

Низкое небо отражается в сером снегу,

оседающем вместе с зимой, и весенняя свежесть

сулит терпеливому жителю смену сезона.

Утром капает с крыш, теплый ветер качает тайгу

осторожно стучится у входа берлоги медвежьей

и летит на восток, в самый дальний предел небосклона.