Пробуждение сердца

4

В этот пасмурный апрельский день в ворота Виндзорского замка вместе с толпами всякого люда, служащего при дворе нового короля, и торговцев вошли и Хью Локстон с Мартином Симзом.

Целых десять лет прошло с тех пор, как Хью Локстон в последний раз видел своего отца. Тогда двенадцатилетний Хью был оруженосцем одного из молодых лордов Невиллов. Он вспомнил те дни: лошадей, подымающихся на дыбы в клубах пыли, развевающиеся на ветру разноцветные вымпелы, сверкающие мечи. Однако живее всего Хью помнил зависть и слепящий гнев, что вспыхнули в его груди, когда он увидел Уильяма Кенби, скачущего с двумя сыновьями по площадке для турнира. Это воспоминание терзало его душу, воскрешая в сердце картины давно умершего прошлого, смутные и расплывчатые, как рисунки в древних рукописях. Обрывки детских воспоминаний проплыли сейчас перед его глазами: развевающееся материнское платье из грубой материи, его рука, уцепившаяся за ее подол, тело деда, ждущее погребения.

Хью оставил Мартина стеречь лошадей и, не зная, чего ожидать от этой встречи, вошел в замок. Он назвал себя лакею, дежурившему у апартаментов Кенби, и был немедленно препровожден внутрь. Едва войдя в переднюю, Хью услышал громкие и сердитые мужские голоса. Спорящих не было видно; голоса, похоже, доносились из комнаты в конце небольшого коридора. Лакей попросил Хью следовать за ним и направился к двери, за которой слышался шум. Пожилой седовласый лакей был, по-видимому, глуховат, поскольку, казалось, не замечал брани, отчетливо слышимой в коридоре.

Чем ближе Хью подходил к двери, тем яснее становилась перебранка. Пронзительный голос выкрикнул:

– Не забывай, что мы твои сыновья! А он – выродок, и его мать – дочь подлого браконьера!

Другой голос, звенящий от злости, вторил ему:

– Ты позоришь нашу умершую мать!

Хью отчетливо слышал спор, и каждое долетевшее до него слово ранило его душу. Волна гнева захлестнула молодого человека, пальцы инстинктивно сжались в кулаки. Он ругал себя за то, что явился сюда.

Когда Хью подошел к двери, он уже задыхался от ненависти, кровь бешено стучала у него в висках.

Лакей просунул голову в дверь и неожиданно громким голосом объявил:

– Хью Локстон, милорд.

В комнате воцарилась тишина. Лорд Уильям Кенби первым пришел в себя.

– Так ты Хью Локстон? – сказал он. – Входи. Ты помнишь хоть немного моих сыновей, Гилберта и Уолтера?

Каждой клеточкой Хью ощущал враждебность молодых людей. Он вошел и церемонно поклонился. Он знал их достаточно хорошо, и, судя по словам, которые невольно услышал из коридора, со временем они не стали относиться к нему лучше. С некоторым чувством удовлетворения он отметил, что на полголовы выше любого из них.

Старший из братьев Кенби, Гилберт, был крепкого сложения и грозен с виду. С лицом, потемневшим от гнева, он не отрываясь смотрел на Хью. Не отличавшийся быстрым умом Уолтер, с рыжеватыми волосами и торчащим на тонкой шее кадыком, что-то бормотал себе под нос, изображая праведное возмущение.

– Мои сыновья прибыли сюда с Севера, чтобы присутствовать на собрании парламента, – заметил Кенби с кривой улыбкой и многозначительно посмотрел на Гилберта и Уолтера. – Сегодня они посетили меня, желая проверить, в своем ли я уме, коли решил признать тебя, после чего немедленно удалятся.

При этих словах Гилберт с угрожающим видом шагнул к отцу:

– Не делай этого, отец, предупреждаю тебя!

Уильям Кенби яростно набросился на старшего сына:

– Ты смеешь угрожать мне, тварь неблагодарная? Что бы ты имел, если бы не я? Был бы нищим!

– Неправда! – парировал Гилберт. – Все, чем ты владеешь, получено в приданое за нашей матерью!

– А если бы я тридцать лет не заботился о сохранности владений? Кто бы ими теперь распоряжался, ответь мне?

– Умоляю тебя, отец! – тонким голосом крикнул Уолтер; его жидкие рыжеватые усы дрожали от волнения. – Бог еще может простить тебя за грех, который ты совершил по отношению к нашей матери!

Тяжелое лицо Кенби побагровело.

– Убирайтесь! Вон, оба! Видеть вас не желаю!

Его сыновья ретировались, не преминув напоследок выкрикнуть очередные угрозы. Последнее слово осталось за Гилбертом, покинувшим комнату со словами:

– Ты отдаешь сынку шлюхи то, что принадлежит нам по праву рождения!

Выкрики разъяренных братьев продолжались до тех пор, пока Уильям Кенби с силой не захлопнул дверь. Но еще какое-то время – пока молодые люди шли по коридору к выходу – можно было слышать их негодующие голоса.

В комнате повисла тяжелая тишина. Кенби облегченно вздохнул, повернулся к Хью и сказал с улыбкой:

– Сейчас они артачатся, но скоро станут как шелковые. Иного выбора у них нет. – Он остановился перед Хью и мгновение изучающе смотрел на него. – Тебе известно, что я твой отец?

– Мне это говорили, милорд. – Мускулы лица свело от напряжения, и он едва мог разлепить губы, чтобы произнести эти слова.

Кенби медленно обошел его, ища в облике молодого человека сходство с собой.

– Тебя не удивило, отчего это вдруг я предложил признать тебя? – спросил он.

– Надеюсь, вы объясните причину, если пожелаете, чтобы я знал ее.

Кенби улыбнулся, не столько довольный, сколько удивленный смелой речью молодого человека.

– Я слышал, тебя посвятили в рыцари?

– Восемь лет назад, милорд.

– Значит, ты хорошо служил Невиллам?

– Я добился этого собственными усилиями, а не благодаря чьей-то милости.

Кенби заметил, с каким достоинством юноша произнес эти слова, обратил внимание на твердую линию его подбородка. Интересно, гадал он, это упрямство или обида за унижения детства?

– Без моего вмешательства, – напомнил он, – ты был бы крестьянином и ходил бы за плугом, а не махал мечом.

Хью почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо.

– К этому вас побудила забота о собственной душе, а не любовь ко мне.

– Может быть, и так, хотя это не преуменьшает значение того, что я предлагаю тебе: ты станешь законным Кенби, получишь мое имя!

Было время, когда Хью с радостью заложил бы душу дьяволу за привилегию носить имя Кенби. Но с тех пор миновали годы.

– У меня есть имя, милорд, и имя это – Локстон, – спокойно ответил он.

– Ты – самонадеянный щенок, – презрительно фыркнул Кенби. – Имя тебе нужно для того, чтобы достойно жениться. Если мое предложение тебе не по душе, можешь убираться! Вот дверь. Я тебя удерживать не стану. Что же ты не торопишься?

– Вы вызвали меня в Виндзор не для того, чтобы тут же прогнать, – с достоинством ответил Хью, глядя ему в глаза. – Мы попусту теряем время. Чего вы хотите от меня?

Кенби отвернулся к окну, чтобы скрыть улыбку, тронувшую его губы, и посмотрел на зеленые пологие холмы и голубое небо, раскинувшееся над ними. Наконец-то, к своему удовлетворению, он обнаружил намек на свой характер, увидел, что в этом дерзком юноше течет его кровь.

– Одну из фрейлин королевы хотят выдать замуж, – сказал он, не поворачиваясь. – В приданое дают поместье, которое, правда, находится далеко, на северной границе, зато к нему предлагается две тысячи фунтов золотом. И вдобавок – бенефиций [Бенефиций – церковная доходная должность в католической церкви. (Здесь и далее прим. пер.)] с соответствующими владениями. Мне сказали, что доходы аббатства составляют пятьсот фунтов в год. – Помолчав минуту, Кенби добавил: – Поместье называется Эвистоун и граничит с моими владениями в Редесдейле.

– У вас двое сыновей, почему вы не предложили этого одному из них?

– Так распорядилась судьба, – ответил Кенби, отходя от окна, – они уже нашли себе жен: одна – наследница Пирси, другая – дочь лорда Мобрей.

Хью стало жарко. Но он все еще был зол.

– Как мне могут предлагать церковный приход? Я же не духовное лицо, а если приму ваше предложение, то к тому же буду женатым человеком.

– Не приход, а аббатство, – поправил Кенби. – Подобное совмещение – не такая уж невозможная вещь, – проговорил он, подчеркивая каждое слово. – Тебе, безусловно, следует знать: что угодно нашему повелителю Болинброку, то угодно Господу.

Хью все понял. Недоверие его возросло еще больше.

– И кто же она, эта фрейлина королевы?

Кенби остановился у стола и нетерпеливо забарабанил пальцами по столешнице.

– Племянница Арно де Северье, представителя французского короля в Англии.

– И ее семья одобрила сговор? – подозрительно спросил Хью.

– Да! – мгновенно ответил Кенби. – Они жаждут найти для нее достойную партию. – Он помолчал, задумчиво глядя на внебрачного сына и размышляя, как сообщить ему о тяжелом состоянии невесты. – Конечно, они ставят определенные условия. Они хотят быть уверены, что о ней будут заботиться, и тебе придется дать клятву, что увезешь ее на Cевер, подальше от двора.

– Невеста с изъяном? С каким же? – Воображение рисовало Хью самые непривлекательные картины.

– Об этом мне ничего не известно. Я знаю только, что она стала обузой для них.

– А, у нее, наверное, скоро будет ребенок, – предположил Хью.

– Нет. Дело еще более деликатное, чем тайная беременность. Она страдает чем-то вроде мозговой лихорадки. Нет, она не буйная, – поспешил уточнить Кенби, боясь совершенно отвратить Хью, – как мне рассказали, ее болезнь выражается в некоторой меланхолии. Но приданое более чем щедрое, и, если ты откажешься, быстро найдутся охотники. Ну, каков будет твой ответ?

– Не можете ли вы дать день на размышление, милорд?

– Нет, все должно быть решено сейчас, сейчас или никогда. Мне необходим твой ответ немедленно.

Взгляд Хью упал на листы брачного договора, разложенные на столе: земельные владения, богатство, о каком он не мог помыслить в самых дерзких мечтах. Слишком долго он жил в бедности. Он сравнивал себя с голодной собакой, которой предлагали огромный кусок мяса. Мог ли он устоять?

Хью понимал, что другого такого шанса ему не представится. Он утвердительно кивнул:

– Я согласен. – Губы произнесли эти слова прежде, чем мозг осознал это, и тут же Хью засомневался в правильности выбора.

– Ты принял верное решение. Нет земель лучше, чем на Севере, и нигде не чувствуешь себя таким свободным, как там, – говорил Кенби, наклонившись, чтобы видеть, как рука юноши ставит стремительную подпись на пергаменте.

Не будь все внимание Хью обращено на плохо отточенное, брызгающее чернилами перо, он согласился бы со словами Кенби о Севере, ибо это был край, где он родился. Он прекрасно знал его достоинства, хотя судил только по детским воспоминаниям. Он давно не был на границе, наверное, лет десять. Что до замка и аббатства в Эвистоуне, их он никогда не видел. Даже в те времена земли в Эвистоуне были предметом бесконечных раздоров, и после кровавых побоищ их захватывали то шотландцы, то англичане.

Хью положил перо и, подняв глаза на Кенби, спросил:

– Могу я увидеть невесту до женитьбы?

Кенби взглянул на договор и размашистую подпись под ним. У юноши был замечательный почерк.

– Пожалуй, это я могу устроить, – согласился он, но предупредил: – Дядя девушки желает, чтобы бракосочетание состоялось в самом скором времени. Он ждет лишь разрешения королевы.

– Королевы? Супруги Ричарда? Но ведь она еще ребенок, как она может принимать такие решения?

– Она разумна не по годам, – ответил Кенби, пожав плечами. – Так или иначе, племянница де Северье находится у нее на службе и должна получить ее позволение на брак. – Кенби собрал листы договора и спросил не чинясь: – Есть у тебя свита, слуги?

Хью чуть не рассмеялся. После развеселых деньков в Лондоне он едва смог наскрести денег, чтобы оплатить хотя бы день содержания своего коня в конюшне.

– Нет, милорд.

– У тебя нет оруженосца?

– Я не в состоянии прокормить его, – откровенно признался Хью.

– Теперь все это в прошлом, – пробормотал Кенби, направляясь к шкафчику у стены.

Выдвинув потайной ящичек, он достал кожаный мешочек, в котором звякнули монеты, и вернулся к столу.

– Тут сто фунтов, – сказал он, бросая тяжелый мешочек на стол. – Тридцать из них – мелкой монетой; на них ты наймешь свиту, несколько слуг и купишь дорожную коляску для супруги, чтобы везти ее на Север. Сделай это сегодня же.

Хью взял мешочек, ощутив его тяжесть, положил в карман камзола и повернулся, чтобы идти.

– Где ты остановился? – спросил Кенби, понимая, что может возникнуть необходимость безотлагательно встретиться с внебрачным сыном.

– Пока нигде, но собирался в казарме. – Когда Хью думал о месте для ночлега, он еще не располагал средствами, чтобы выбрать место получше.

– Очень хорошо. Легко будет найти тебя, если понадобишься. Ах да, пока ты не ушел. Как тебе понравился парень, которого я посылал за тобой в Лондон?

– Мартин Симз? – откликнулся Хью. У него была хорошая память на имена.

– Его так зовут? – поднял Кенби голову от пергамента, где какая-то фраза привлекла его внимание. – Ну да, Симз, – пробормотал он не слишком уверенно. У него были сотни таких молодых людей, в большинстве своем крестьянские парни, мало что умевшие, кроме как драться. – Возьмешь его себе в оруженосцы?

Хью не думал об этом, хотя Мартин показался ему довольно рассудительным и скромным.

– Не знаю, но, пожалуй, он подойдет.

– Тогда бери его. Это мой тебе подарок. – Суровое лицо Кенби смягчилось выражением, напоминавшим отцовскую нежность. – Не забудь о сопровождении. Подбери крепких и хорошо вооруженных людей. Это все, что я хотел тебе сказать. Берись за дело, времени на раскачку нет. Все может произойти очень быстро.

Когда они поравнялись с конюшней, Мартин предложил вывести лошадей.

– Нет, – сказал ему Хью, – мы пойдем пешком.

У Хью не было намерения оповещать о своих делах всю улицу, что неизбежно бы произошло, отправься они верхом.

Ленивой походкой они пересекли двор и вышли через задние ворота замка. Хью сказал Мартину, какую роль отныне тот будет исполнять при нем.

Мартин не скрывал радости, узнав, что теперь он оруженосец молодого господина. Не прошло и двух дней, а он достиг положения, о котором не смел и мечтать. В нем еще не утих восторг, вызванный столь внезапным и удачным поворотом в судьбе, а Хью уже объяснял, что им предстоит сделать.

По сравнению с Лондоном с его большими людными улицами провинциальный Виндзор выглядел тихим и скромным. Несмотря на спесивое великолепие замка, Виндзор не мог скрыть убожества, печать которого лежала на его узких кривых улочках и домишках, лепившихся под серыми замковыми стенами. Город оказался больше, чем поначалу представлялось Хью, хотя бы за счет обширной колонии нищих и калек, обретавшихся в жалких лачугах на зловонных окраинах.

Хью и Мартин свернули с главной улицы, и тут их подхватил людской поток. Торговцы, погонщики с гуртами скота, телеги, пешеходы, верховые – все двигались по грязным улочкам в направлении рынка. На рыночной площади царило настоящее столпотворение: толпы людей двигались среди корзин с рыбой и ранними овощами; лекарственные травы, пряности, одежда и прочий мыслимый товар лежали на брошенных прямо на землю рогожах или громоздились на прилавках.

Тушки неосвежеванных кроликов и неощипанных гусей гроздьями висели на столбах, а рядом в плетенках ждали своей участи их живые сородичи. На площади стоял оглушительный и несмолкающий шум: визг и хрюканье свиней, ржание лошадей, крики продавцов и покупателей, спорящих из-за какого-нибудь пенни с яростью смертельных врагов, вопли и смех детворы, шнырявшей в толпе. Тут же продавали свиней, овец и бычков; барышники вовсю расхваливали лошадей. Хью казалось, что здесь можно купить все, что душе угодно, и притом недорого.

Первым делом Хью отыскал подходящую таверну, расположенную возле рынка, под названием «Веселая подружка». Собрав несколько мальчишек и дав им по монетке, он велел пробежать по рынку и ближайшим улицам, выкрикивая:

– Требуются сильные мужчины! Хорошее жалованье и земля в аренду на Севере! Приходите в полдень в таверну «Веселая подружка»!

Результат был быстрым и ошеломляющим. К полудню в таверне было не протолкнуться от народа, в основном всякого рода проходимцев и искателей приключений, юношей и мужчин, старых и молодых, горевших желанием начать новую жизнь на Севере.

– Боже правый! – воскликнул Мартин и присвистнул сквозь зубы. – Как вы потом узнаете, кого выбрали, а кого нет? Они все на одно лицо.

Замечание было дельное, об этом стоило подумать. В этот момент мимо них протискивалась толстушка, прислуживавшая в таверне. На ней была тонкая шерстяная юбка бордового цвета, а пухлую шею украшали грубо раскрашенные деревянные бусы. Хью поймал ее за локоть:

– Сколько хочешь за бусы?

– Можем обсудить это наверху, мой дорогой сэр, – сладко улыбнулась девица.

– Мне нужны только твои бусы, ничего больше. Хочешь шиллинг?

– Это мои любимые бусы, – жеманилась она, прикрывая рукой пухлую шею. – Но если дашь две монеты…

Мартин, тараща глаза, делал знаки хозяину.

– Да она сама вместе со своими бусами не стоит двух монет, – тихо бормотал он на ухо господину, словно предостерегающий голос разума.

– Шиллинг, – равнодушно сказал Хью.

– Ого! – протянул мальчишка, оказавшийся рядом. – Да она за неделю столько не заработает, обчищая карманы пьяных посетителей.

Толстая красотка бросила на мальчишку злобный взгляд.

– Ладно, пусть будет шиллинг, – сказала она, снимая бусы через голову.

Хью принял их и бросил в подставленную ладонь монету.

– Есть у тебя нож? – обратился он к Мартину. Тот кивнул, не скрывая своего недоумения.

– Каждому, кого я выберу, – объяснил Хью, – дашь бусину, срезав ее с нитки, и предупредишь, что это будет доказательством того, что он принят в свиту.

Несколько часов потребовалось Хью, чтобы поговорить с бесконечной очередью претендентов, по-своему испытывая их. Наконец он отобрал двадцать человек. Некоторые прежде были солдатами. Один детина, по имени Румолд, названный так матерью в честь одного из святых, поражал могучим сложением. Другой был помощником кузнеца, делавшего доспехи. Третий, которого звали Донел, работал у колесного мастера за скудную еду и ночлег и знал, где можно недорого купить хорошую коляску.

Отобранные люди были в большинстве своем молоды, но уже успели потерять надежду на то, что жизнь еще улыбнется им. У всех была схожая история. Словоохотливый парень, работавший в кожевенной мастерской, заметил:

– В Виндзоре таким, как я, надеяться не на что, а в Лондоне и подавно. – С горечью он поведал о том, как отправился в Лондон на поиски удачи, но через две недели вернулся назад, заработав лишь кучу синяков да сломанную челюсть. – Меня ограбили, избили и бросили подыхать в канаве.

Он был неказист с виду, но умен и практичен, последнее он сразу доказал, сказав, что знает человека, который дешево отдаст им отличных лошадей, ибо нуждается в деньгах, чтобы расплатиться с долгами.

К концу дня Хью обошел весь Виндзор и заключил уйму сделок. Некоторые были очень удачны, другие, по его собственному признанию, – не слишком, что не особенно огорчало его. Во всяком случае, он выполнил все, что наметил сделать, потратив при этом меньше денег, чем намеревался.

Договорившись с человеком, продававшим лошадей, Хью и его оруженосец возвращались через рынок, который к этому времени совсем опустел. Только несколько торговцев, приехавших на повозках из отдаленных деревень, сидели группками вокруг костров, передавая друг другу мехи с вином и элем, и хвастались, кто больше и выгодней продал товара.

Темнело. Хью и Мартин держали путь к замку, усталые и голодные. Хью уже был готов поужинать в одной из таверн, но в конце концов решил, что еда и вино в кухне замка подойдут им больше.

Мартин согласился, что, по крайней мере, это должно быть так. Не останавливаясь, они шагали дальше под урчание в пустых желудках. Дорога, которую выбрал Хью, лежала по улицам со множеством таверн.

Вокруг было людно, как днем. В воздухе разносился запах жарящегося мяса, раздавались громкие голоса, трепетало пламя факелов. Весенний воздух, казалось, был пронизан каким-то сладострастным возбуждением. Впечатление усиливали женщины, стоявшие в дверях таверн и манящими голосами зазывавшие прохожих, выставляя в пляшущем свете факелов то полуобнаженное плечо, то приоткрытую грудь.

Позванивая шпорами, Хью и Мартин шли по улицам, где в этот час порок являл свой лик, отмеченный печатью алчности и убожества. Они свернули в темный и грязный проулок среди жалких лачуг, насыщенный вонью нечистот, который вел к задним воротам замка, и зашагали, держась ближе друг к другу.

В темноте Хью различил впереди какой-то неясный силуэт.

– Берегись, – предупредил он своего спутника, полагая, что кто-то поджидает их, скрываясь во мраке, ибо разбой в Виндзоре был обычным делом.

Мартин кивнул и положил руку на рукоять кинжала.