Охотник — друг или враг?



Мы не раз уже повторяли важную идею, во многом определяющую современные взаимоотношения между природой и обществом: основная форма охраны природы — рациональное использование ее ресурсов. Идея довольно безболезненно воспринимается, когда речь идет, скажем, об эксплуатации лесов. Это прежде понятия «топор» и «лес» были несовместимы. Ученые и писатели убедили общественность в том, что без грамотных, научно обоснованных рубок нет хорошего леса. Замолкли слишком ортодоксальные лесолюбы, считавшие кощунством присутствие в лесу человека с топором. Ныне критике (и справедливой) подвергаются не рубки леса вообще, а рубки разрушительные, бесхозяйственные, оставляющие после себя уродливые пустыни — лесосеки.

А вот человек с ружьем по-прежнему остается фигурой одиозной. Многие до сего времени считают парадоксальным словосочетание «культурная охота». В чем же дело? Трудно совместить выстрел, кровь, гибель живого существа с любовью к природе?

Отчасти это так. Но главное в ином: в охоте видят причину оскудения фауны зверей и птиц, исчезновения с лица Земли некоторых их видов. Человек с ружьем представляется врагом живой природы, который из эгоистических интересов, ради утоления «низкой страсти» опустошает леса и поля, лишает «неохотничью» часть общества возможности любоваться дикими зверями и птицами.

И быть может, это следствие недостаточной информированности — история повторяется в разных странах на один и тот же лад. Несколько десятков лет назад антиохотничьи взгляды господствовали в США и некоторых других странах. В конце прошлого — начале нынешнего века разграбление живой природы достигло там кульминации. Ценой огромных усилий процесс удалось отчасти приостановить. Бобры вновь поселились в некогда опустошенных водоемах, в лесах появились стада оленей, лосей. Постепенно некоторые дикие звери и птицы из разряда редких перешли в категорию обычных, приспела пора собирать урожай. Но не тут-то было! Общественность, напуганная былыми бедствиями, и слышать не хотела, к примеру, о возобновлении промысла бобра.

— Охраняли, расселяли, а теперь вновь хотите уничтожить? — раздавались возмущенные возгласы. — Не позволим!

Начались страстные газетные кампании, составлялись петиции в законодательные органы. Возникали многочисленные комитеты и общества по защите диких животных. Экспансивные дамы, преобладавшие в этих обществах, готовы были скорее перебить охотников, нежели согласиться с возобновлением добычи своих четвероногих и пернатых подопечных. Конечно, ими двигали благородные мотивы и помыслы. Но, увы, благожелатели живой природы и представления не имели о ее сложных законах. Они не знали, что рациональная охота — лучшая форма сохранения ресурсов дичи. Для того чтобы истину уяснили, потребовалось немало горьких уроков. Популяции охотничьих животных, леса Северной Америки в течение многих лет серьезно страдали из-за… чрезмерной любви некоторых природоохранителей.

Название плато Кайбаб хорошо известно большинству экологов и охотоведов. Оно стало символом неразумных запретов, экологической безграмотности.

На северо-западе штата Аризона находится национальный резерват Гранд-Каньон. Его площадь превышает 400 тысяч гектаров. Большую часть заказника занимает плато Кайбаб. Здесь в начале нынешнего века паслось около 200 тысяч овец, более 22 тысяч коров и лошадей. Нагрузка на пастбища была чрезмерной: животные стравили корма, выбили почву; развилась эрозия, стали расти овраги.

Но своей доли в кормах требовали и дикие звери: здесь насчитывалось до 3 тысяч чернохвостых оленей. Для их охраны в 1906 году и создали национальный резерват. Весной и летом олени паслись у верхнего предела леса, а к зиме спускались вниз, в ущелья.

Олени (а к началу 20-х годов их стало более 30 тысяч) довершили опустошение округи. Они почти уничтожили подлесок и подрост в местах зимовок, усугубили эрозионные процессы на крутых склонах. На осинах и некоторых хвойных деревьях образовался «горизонт оленя», ниже которого ветки и листья были съедены, исчезли снежноягодник, можжевельники, стали редкими крупные полыни.

Экологический кризис на Кайбабе назрел примерно к 1920 году. Следовало бы обратить внимание на разрушение природных сообществ домашними и дикими животными, принять срочные меры по сокращению их численности. Однако верх брали природоохранительные тенденции. Об открытии охоты на оленей не желали и слушать. Более того, велась ожесточенная борьба с хищниками — основными врагами охранявшихся копытных. За 25 лет в заказнике уничтожили более 6 тысяч койотов, пум, рыжих рысей и волков. Маятник природного равновесия на плато Кайбаб при участии человека отклонился слишком далеко. Лесам и пастбищам был нанесен огромный ущерб, чрезмерная опека стала отрицательно сказываться и на популяции оленей.



Положение наконец сделалось нетерпимым. Тогда ограничили выпас скота на плато. Затем разрешили отлов оленей, чтобы переселять их в другие места. Для отстрела направили профессиональных охотников. Все равно дела шли плохо. Олени почти не попадались в ловушки, спроса на единичных пойманных зверей не было. Профессионалы смогли отстрелять лишь небольшое число оленей. Прибегли к крайней мере регуляционного (только бы не охотничьего!) характера. Пригласили полторы сотни ковбоев и попытались с их помощью «прогнать» с плато несколько тысяч лишних оленей. Надо ли говорить о том, что и эта попытка завершилась провалом: подвергнутые «остракизму» звери возвращались обратно.

К 1924 году стало очевидным: без разрешения любительской охоты не обойтись. Стали продавать лицензии желающим. Но в первый сезон отстреляли всего около 700 оленей вместо 3 тысяч по плану. В дальнейшие годы отстрел оставался на таком же уровне. Ежегодный прирост по-прежнему перекрывал убыль стада от охоты. Почему отстрел оказался неэффективным? Было введено слишком много ограничений (с учетом пола и возраста животных, по времени охоты).

Условия обитания оленей на плато Кайбаб ухудшились. Стадо измельчало, звери 20-х и 30-х годов уже разительно отличались от животных, которые были взяты под охрану всего несколько десятилетий назад. Увеличился падеж от болезней, снизился ежегодный прирост стада.

У кайбабской трагедии длительная история. Был создан научный комитет для решения проблемы. Охоту разрешали и вновь закрывали. К 1945 году ограничение выпаса скота на плато и интенсивный отстрел оленей (запреты были почти сняты, и размер стада сократился до 20 тысяч голов) позволили положению нормализоваться. Но… природоохранительные тенденции — теперь уже в последний раз — вновь возобладали, осторожность взяла верх. Отстрел ограничили одним быком на охотника в сезон. К середине 50-х годов стадо увеличилось почти до 40 тысяч голов, вновь стали страдать лесные угодья и пастбища.

Конец кайбабской истории положила отмена ряда необоснованных ограничений на отстрел диких копытных. «На помощь» пришли также катастрофические засухи. В почти лишенных древесных кормов лесах Кайбаба зимой 1954/55 года погибло большое количество оленей. Осенью 1965 года, впервые за много лет, их осталось только 12 тысяч. Численность диких копытных пришла в соответствие с емкостью угодий.

Кайбабская и многие подобные ей истории, которые в различных вариантах происходили в других странах, доказали предубежденным любителям природы (специалисты понимали это почти всегда), что емкость охотничьих угодий не беспредельна. Превысив ее, охотничьи животные подрывают основу своего дальнейшего существования и массами гибнут. При этом многие виды, и особенно копытные животные, наносят большой вред ландшафтам, от них несет серьезный ущерб лесное и сельское хозяйство. Численность зверей и птиц необходимо постоянно регулировать в процессе охоты. Конечно, на некоторые территории — например, в заповедники, национальные парки и долгосрочные заказники — охотники-спортсмены не допускаются. Если возникает необходимость, количество животных в них регулируют егеря, профессиональные охотники. Но это не меняет основного вывода.

Мы рассмотрели одну сторону проблемы. Но есть и другая, не менее важная. Обществу выгодно систематически снимать высокий охотничий «урожай». Вот что говорят некоторые цифры.

Производство сельскохозяйственной мясной продукции в мире составляет сейчас около 90 миллионов тонн в год. Это не удовлетворяет полностью потребности людей, известны обширные районы с постоянным дефицитом животных белков. Охотничье хозяйство добавляет на стол человечества ежегодно более миллиона тонн мяса. Немного, всего около полутора процентов? Но ведь промысел распределен по территории неравномерно. В некоторых африканских странах и у отдельных северных народностей доля мяса диких зверей составляет 60–70 процентов рациона. За его счет удовлетворяется острейшая в тех районах потребность в животных белках.

Кроме того, выявляется одна интересная закономерность. Современный «выход» мяса дичи с единицы площади выше всего в сравнительно небольших и густонаселенных странах Европы, в зерновом поясе США, где ведется интенсивное сельское хозяйство, и т. д. В Чехословакии, например, с квадратного километра получают в среднем около 45 килограммов мяса дичи в год, а в хороших охотничьих угодьях — почти 80. Квадратный километр бельгийской территории дает ежегодно около 40 килограммов. Следовательно, 1–1,5 миллиона тонн, добываемых в настоящее время, не предел! Занимаясь интенсификацией охотничьего хозяйства, учитывая его нужды при ведении сельского и лесного хозяйства (а это совершенно необходимо!), можно добиться почти повсеместно значительного роста продукции охоты.

Более того. Исследования последних лет показали, что в некоторых полузасушливых районах экономически выгоднее и экологически целесообразнее заниматься не животноводством, а охотничьим хозяйством. Дикие копытные звери более полно, чем домашний скот, используют кормовую растительность, менее подвержены болезням, устойчивее к различным стихийным бедствиям. Недаром некоторые фермеры Восточной и Южной Африки стали уделять больше внимания ведению такого хозяйства, почти отказавшись от традиционных форм животноводства. Как знать, быть может, и в нашей стране комплексный научный анализ подскажет, например, целесообразность организации на Черных Землях или в полупустынях Казахстана охотничьих хозяйств на сайгаков вместо развивающегося сейчас там интенсивного овцеводства и земледелия.

Все сказанное подкрепляет тезис о необходимости существования и развития охотничьего хозяйства даже в эпоху индустриализации и урбанизации. Продолжая доказательства, мы должны были бы перечислить прочую, помимо мясной, продукцию охоты (пушнина, кожевенно-меховое и лекарственное сырье, трофеи-сувениры); напомнить, что дикие звери и птицы, кроме осваиваемых человеком, заселяют так называемые маргинальные территории (пустоши, топи, сельскохозяйственные неудоби) и тем самым способствуют увеличению их биологической продуктивности, вовлечению в хозяйственный оборот; сказать об эстетическом и научно-познавательном значении охотничьих животных и растений. И т. д. и т. п. Но пожалуй, достаточно доказательств. Охотничье хозяйство необходимо, оно будет существовать и развиваться. Охотничьи угодья не копилка, в которую можно без конца «складывать» диких зверей и птиц. Это не нужно, нецелесообразно, да и опасно. Охотничьи ресурсы, как и все прочие возобновимые ресурсы природы, подлежат систематическому использованию.


* * *

Недоброжелатели говорят: дичь истребили охотники. Так ли это?

Вспомните сами или попросите своих старших родственников или друзей рассказать о каком-нибудь издавна знакомом уголке охотничьих угодий, славившемся прежде обилием дичи, а ныне оскудевшем. Если это полевое урочище, то посевы на нем чередовались с залежами и целинными участками. Нередко виднелись полосы, поросшие бурьяном и кустарником. Посевы различных культур были мозаичными, а скошенные хлеба складывались в копны и скирды, до зимы оставлялись в поле. В таких условиях зайцы-русаки, серые куропатки, перепела и другие звери и птицы находили себе прекрасные условия существования: у них с избытком хватало убежищ, мест, удобных для выведения молодняка, много корма. Экстенсивные формы земледелия скорее улучшали условия существования дичи, нежели затрудняли их. Красноречивое свидетельство этому можно найти, например, у С. Аксакова. Вот как описывал он образ жизни серых куропаток в холодное время года:

«Весьма охотно бегают они по дорогам, особенно по тем, по которым возят в гумна снопы, подбирают насорившиеся зерна… Сжатые хлебные поля и предпочтительно те десятины, на которых производилась молотьба гречи, гороха и других хлебов, также охотно посещаются стаями серых куропаток. Нередко зарываются они в кучи соломы, оставленной на десятине, особенно гречневой и гороховой…

Когда же наступает настоящая зима, стаи куропаток приближаются тогда к деревням и появляются на гумнах, где подбирают зерна, насорившиеся около пней и кладей, бегают по дорожкам, по которым возят хлеб сушить, или в овин, а также около токов, на которых молотят и веют хлеб».



Такая идиллическая картина, конечно же, немыслима в наши дни, несовместима с огромными преобразованиями, которые произошли в сельском хозяйстве, в быте деревни. Условия обитания большинства видов полевых зверей и птиц претерпели огромные и чаще всего неблагоприятные изменения.

Ныне тот же самый уголок полевых угодий, о котором мы просили вас вспомнить, преобразился до неузнаваемости. Посевы располагаются огромными — от горизонта до горизонта — массивами; на таком поле, как правило, сеют лишь одну культуру. Различные сельскохозяйственные машины и механизмы бороздят пашню с ранней весны до поздней осени. Культурный сельскохозяйственный ландшафт, в котором преобладают интенсивные формы ведения хозяйства, не учитывающие к тому же особенностей биологии и потребностей диких животных, почти не оставил места для пернатых и четвероногих обитателей полей и степей.

Оказывается, то, что хорошо для сельского хозяйства, не всегда идет на благо хозяйства охотничьего. Причиной многих бед стали ядохимикаты и удобрения. Как известно, и тетереву, и серой куропатке для нормального пищеварения необходимы мелкие камешки, которые они заглатывают (камешки, как жернова, перетирают в желудке у этих птиц корм). Кучи удобрений, сваленных кое-как возле полей, привлекают птиц, соблазненных их «гравийным» видом. Лоси, олени, косули, зайцы и другие звери, испытывающие постоянную потребность в хлористом натрии, часто принимают минеральные удобрения за обычную поваренную соль. Последствия, как правило, бывают печальными…

Но еще больше полезных диких животных гибнет от ядохимикатов, которыми протравливают семена, обрабатывают поля и леса…

Планы гидромелиоративных работ, к сожалению, часто составляются без учетов интересов охраны природы и потребностей диких животных. И вот уже гуси, утки, лысухи, кулики и другие водные птицы лишаются лучших, а в маловодных районах и последних угодий, остаются без убежищ, мест для гнездования и выведения детенышей.

Дичь уничтожает бульдозер, а не охотник, образно и очень правильно сказал профессор Ж. Дорст. И об этом никогда не надо забывать.

Было бы глубоким заблуждением считать, что между прогрессом сельского хозяйства и состоянием охотничьих ресурсов существует непреодолимая пропасть, что для восстановления численности охотничьих зверей и птиц надо отказаться от передовых форм растениеводства и животноводства. Десятки стран с интенсивным сельским хозяйством имеют много дичи и богатейшую спортивную охоту. Возможностей для ликвидации противоречий множество. Например, колхозы и совхозы каждое агротехническое мероприятие должны проводить не только с учетом того, как оно повлияет на урожайность пшеницы или ржи (что, конечно, главное). Необходимо принимать в расчет влияние этих мер на состояние почвы, на жизнь охотничьих зверей и птиц, на ландшафт и т. д.

И здесь появляются вдруг чрезвычайно любопытные и многообещающие возможности. Сейчас обычны узкорядные чистые посевы кукурузы. Они дают хорошие урожаи, но полевой дичи в них не очень-то уютно. А если попробовать раздвинуть ряды еще сантиметров на 40–50 и занять междурядья клевером, люцерной и другими кормовыми травами? Сборы основной культуры несколько понизятся, но общий урожай зеленой массы (в кормовых единицах) останется прежним или даже возрастет. И какой рай появится в новых условиях для охотничьих зверей и птиц! Возможностей такого совмещения очень много.

Сейчас расширяются площади полезащитных, приовражных, прибалочных и других насаждений для предотвращения эрозии почв. До сих пор структура и расположение этих насаждений определялись только исходя из нужд сельского хозяйства. Однако если в состав насаждений ввести деревья и кустарники, необходимые охотничьим зверям и птицам, численность последних возрастет, они вновь обретут утерянный ими дом в полевых угодьях. В свою очередь, охотничьи животные окажут помощь сельскому хозяйству. Серые куропатки будут истреблять вредных насекомых, хищные звери дадут отпор сусликам и хомякам. Появится реальная возможность меньше применять ядохимикаты. Опять-таки увеличится общая суммарная продуктивность полевых угодий (к продукции растениеводства прибавится и дичь).

Если мы упорядочим выпас скота в поймах, станем охранять растительность вокруг водоемов, то не только восстановим запасы охотничьих животных, но и улучшим травостои, прекратим эрозионные процессы.

Кто же больше всех заинтересован в восстановлении продуктивности охотничьих угодий в полях, лесах, на водоемах? Конечно, охотники! Они «подпирают» сельское и лесное хозяйство, добиваются комплексности. Но охотники и своими собственными силами, используя биотехнические мероприятия, очень много делают для создания обилия дичи.

Обширный однородный массив сельскохозяйственных культур малопригоден для постоянной жизни охотничьих зверей и птиц. А если в двух-трех местах устроить ремизы — посадить низкорослые и плодовые кустарники, несколько рядов деревьев, высеять многолетние травы, выкопать небольшой водоем? Количество дичи здесь резко увеличится. И охотники делают это. Они устраивают кормовые поля и участки, заготавливают сено и веники из веток, подкармливают зимой голодных зверей и птиц, спасают бедствующих животных во время паводков, буранов и т. д.

Начав с реабилитации человека с ружьем, мы пришли к выводу, что именно ему охотничья фауна обязана своим спасением и перспективами. Это не преувеличение, это соответствует истине.

И той же бесспорной, по нашему мнению, истине ничуть не противоречит другая, на первый взгляд начисто опровергающая ее: нередки случаи, когда охота наносит серьезный ущерб охотничьим зверям и птицам, ускоряет их уничтожение в том или ином месте. Поясним сразу же, что в отличие от охоты культурной, научно обоснованной, о которой шла речь выше, здесь мы имеем в виду браконьерство — явное или скрытое. Но оно уже иная тема! В оскудении некоторых охотничьих ресурсов страны повинна не охота как таковая, не честные охотники, а браконьеры и те немалые проблемы в нашем охотничьем хозяйстве, которые не позволяют навести порядок в угодьях, пресечь браконьерство. Разве можно путать совершенно очевидные вещи?..

В стране около 7 тысяч приписных охотничьих хозяйств, закрепленных за первичными коллективами добровольных обществ охотников и рыболовов, свыше 3 миллионов охотников-любителей. Росохотрыболовсоюз, Укрохотрыболовсоюз и другие общественные республиканские охотничьи организации имеют кадры специалистов-охотоведов, егерей, охраняющих угодья, материально-техническую базу, позволяющую организовать досуг сотен тысяч членов обществ охотников и рыболовов. Все это дает возможность вводить охоту в более или менее организованное русло, ограничивать размах браконьерства.

Загрузка...