Профиль равновесия

Доброе слово о болоте

Очень немногие поверят в то, что к болотам можно привыкнуть и даже… полюбить их. Да-да, полюбить! В сущности, для этого нужно совсем мало: освободиться от предвзятого отношения, вглядеться в них, попытаться проникнуть в их таинственный мир, понять их роль в Великом Равновесии, в хозяйстве.

Писатели не пожалели красок, описывая топи. «Болотные миазмы», «пронизывающая сырость», «край водяных и леших» — эти и десятки других столь же мрачных определений встречаются в художественных произведениях. Мы не хотим спорить, по-видимому, литераторы были правы в каждом конкретном случае. Да, существовала и болотная лихорадка, пожиравшая здоровье многих людей. Сырость трясин действительно пронзительна и вызывает безудержную дрожь. Осенние пейзажи переувлажненной Барабинской степи или зрелище полумертвых березняков Западно-Сибирской низменности могут нагнать тоску не только на слабонервного.

Но что это? Некоторые писатели, хорошо знающие жизнь природы, отнюдь не разделяют всеобщего отвращения к топям.

«По болотам в свое время я ходил с чувством стран неоткрытых…» — писал М. Пришвин. «Кладовыми солнца» назвал их он. С искренним интересом относился к зыбким трясинам К. Паустовский. Даже Г. де Мопассан, которого природа интересовала в основном как фон, на котором развертывались действия его произведений, как-то написал очень проницательные строки: «Болото — это целый мир на Земле, где свое особое бытие, свои оседлые и странствующие обитатели, свои голоса и шорохи, а главное — своя тайна».

Вот пойменное болото, оно приходит на смену мелеющей и зарастающей старице. Густо стоят толстые узловатые стебли тростника, увенчанные сероватыми метелками. Рогоз с широкими плотными листьями-саблями и коричневыми семянками — «чижиками». Поднявшись на сухой холм, мы видим целое море трав. По нему, как по ржаному полю, ходят волны. Посредине проглядываются небольшие плесы, но и они почти сплошь заросли круглолистными кувшинками и кубышками.

В зеленых чащах кипит жизнь. К стеблям двух тростинок прикреплено гнездо какой-то птички. А вот и она сама — сидит, уцепившись сбоку лапками за стебель. Далеко слышна ее несколько однообразная, но бодрая песенка. Это камышевка.

На мелководном плесе утка, встав вертикально, кверху гузкой, опустив в воду голову, быстро-быстро перебирает перепончатыми лапками, ищет корм. Чуть поодаль несколько ее подруг отдыхают на кочке. Они сонно «обираются», выискивая в оперении пухоедов.

Здесь же, у края плеса, конусообразное нагромождение старых трав и ветоши. Это хатка ондатр. Время от времени возле нее появляются небольшие бурые зверьки и расплываются в разные стороны на кормежку. Вот один из них нырнул, пробыл под водой около двух минут и показался на поверхности с пучком рдестов во рту. Выбравшись на кочку, ондатра с аппетитом начала поедать траву, подталкивая ее ко рту передними лапками.

Черноольховое болото. Деревья растут группами на небольших возвышениях — коблах. Между коблами — залитые водой низины. Они затянуты ряской, рассеченной во всех направлениях следами плававших здесь уток. Рогоз, тростник, озерный камыш растут куртинами. Через топи тянется широкая гряда с густыми тальниками по краям, а посередине — с девственным осиново-дубовым лесом. В кустарниковом ярусе — красные ягоды костяники и темно-фиолетовые ежевики. На коблах дремлют, греясь на солнышке ужи. Высоко над кронами ольх с клекотом кружит выводок больших подорликов. Их опустевшее гнездо виднеется в ветвях старого дуба, стоящего на краю гряды. В болоте живут и бобры, но днем они спят в своих жилищах. Их присутствие подтверждают конусообразные пни от сгрызенных ими деревьев, плотно утрамбованные тропки, каналы, проложенные в топких понижениях.

Мир ольшаников немного мрачен и таинствен. Совсем по-иному выглядят сфагновые болота. Они обычны в лесной зоне. На верховых болотах, покрытых толстой подушкой сфагновых мхов, поселяются сосны, некоторые кустарнички и травы. Избыток влаги, высокая минерализация почв и другие причины мешают развиться здесь богатым, высокопродуктивным сообществам. Сосны низкие, угнетенные, в конце концов они отмирают. Пейзаж однообразен и несколько тосклив.

И все-таки и у этих мест есть свои достоинства, своя красота. Сколько ягод растет по сфагновым болотам — от кровяных капель клюквы в урожайные годы рябит в глазах. Сюда прилетает кормиться дичь — глухари, рябчики, белые куропатки. Медведи с удовольствием жируют на богатых ягодниках.

Ранней весной на сфагновых болотах, поросших соснами, устраивают свои тока глухари. Здесь можно встретить и турухтанов, чьи оригинальные «свадебные» игры издавна привлекают внимание зоологов, увидеть «блеющих барашков» — бекасов, совершающих брачный полет. Нередки и длинноногие лоси, ищущие на открытых местах спасения от гнуса.

Мы назвали три разновидности болот, на самом же деле их гораздо больше. Но прежде всего, что такое болото?

«Это низкое, часто топкое место, в котором всегда сыро» — так приблизительно ответит неспециалист. Ну а топкое место на склоне горы, на высоте 1,5–2 тысячи метров над уровнем моря — болото? А участок, сплошь покрытый мхами, без единого зеркала воды, к тому же лежащий явно выше окружающей местности?..

Непросыхающую грязь от родников или натеков по рыхлой почве; низкое по сравнению с окрестностями место, постоянно заливаемое водами, с особой растительностью и кислой почвой — все это называет болотом В. Даль в своем «Толковом словаре».

Но, оказывается, для болотоведов (существует и такая наука) далеко не все ясно здесь. Все они считают обязательным признаком болота постоянный избыток влаги в верхних слоях почвы в течение большей части года (вот почему мы смело можем говорить о болоте на склоне горы). Однако, по мнению ряда специалистов, другой обязательной приметой является торф; часть ученых не согласна с этим, и поэтому в литературе в зависимости от позиции автора мы можем найти разные цифры площади болот на одной и той же территории.

Что касается классификации, то она чрезвычайно многообразна. За ее основу можно взять различные показатели: происхождение топей; характер питания водой; местоположение; так сказать, внешний облик; растительность — и совокупность этих признаков. Не только болотоведы занимаются приведением в порядок сведений о трясинах; к ним «прикладывают руку» также геоморфологи, геоботаники и ученые других специальностей.

Чаще всего болота подразделяют по их питанию и местоположению; выделяют низинные, верховые и переходные между ними.

Большая часть болот суходольного происхождения. Они возникли преимущественно в минувшие климатические периоды, когда условия для их образования были более благоприятными. Болота водного происхождения появляются и сейчас — на месте разных затонов, озер, морских лагун, но их сравнительно мало.

Если на болоте царствуют деревья и кустарники, его относят к лесному типу, преобладание трав позволяет говорить о травянистом, мхов — о моховом. Внутри этих типов множество подразделений. Например, среди лесных различают черноольховые, березовые, еловые, сосновые и другие.

Морфология болот, их облик дают возможность построить новый классификационный ряд: островково-топяной, грядово-топяной, равнинно-западинный и т. д. А если мы отправимся в путешествие с севера на юг, то последовательно встретим преобладание арктических, плоскобугристых, крупнобугристых, выпукло-верховых и многих других зонально-географических подразделений болот. И у каждого из них своя биография, свой облик, свои особенности.

Многообразие видов и форм заболоченных территорий объясняет их различную роль в природном комплексе и хозяйстве. Отсюда следует очень простой вывод: к различным болотам следует относиться по-разному.

Общая площадь болот на Земле превышает 350 миллионов гектаров, из них 175 миллионов имеют торфяную залежь мощностью более полуметра. В Советском Союзе общая площадь естественных болот вместе с заболоченными землями составляет около 180 миллионов гектаров. Распределение их по природно-географическим зонам очень неравномерно: средняя заболоченность тундровой зоны составляет 70 процентов, хвойно-лесной — около 30, чем южнее, тем площадь меньше.

350 миллионов гектаров! Вода, торф, растительные и животные ресурсы; потенциальные сельскохозяйственные и лесные земли. Какова же судьба, уготованная человеком болотам?

Первые работы по осушению переувлажненных лесов в нашей стране были начаты в прошлом столетии под Петербургом и немного позднее в Прибалтике. Стали появляться необычные экспедиции, которые интересовались болотами: описывали их, измеряли, наносили все данные на схемы. А вслед за изыскателями прибывали производители работ. Они набирали землекопов, арендовали подводы и приступали к делу. А заключалось оно в рытье глубоких и длинных каналов, которые должны были отводить избыток воды из заболоченных урочищ и способствовать понижению уровня грунтовых вод.

С 70-х годов прошлого века началось осушение Белорусского Полесья. Работы возглавил энергичный генерал И. Жилинский. Было прорыто более 4,5 тысячи верст дренажных каналов и освобождено из-под власти топей около тысячи гектаров земли. Такие же работы проводились в Мещерской низменности.

Вот перед нами огромные дренажные канавы. Им уже много десятилетий, откосы заросли деревьями, кустарниками. Буроватая вода неторопливо бежит по этим первым творениям гидромелиораторов. Без тракторов и бульдозеров, без канавокопателей, только при помощи лопат и тачек люди проложили канавы, осушили клочки болотистых земель. Поистине титанический труд. Но оправдал ли он себя?

Уже сто лет назад среди ученых возникли серьезные разногласия, касающиеся роли болот в поддержании речного стока.

«Болота — накопители воды, — говорили одни. — Ведь сфагновые мхи могут на каждые 100 граммов „воздушного“ веса поглощать 1,5–2 литра воды! Они питают реки. Осушите трясины — и уровень воды в реках упадет, влажность воздуха уменьшится, климат станет более сухим». — «Нет, — возражали другие, — у торфяных болот огромная влагоемкость, большая испаряющая способность и очень маленькая влагопроницаемость. Они, как скупцы, жадно накапливают влагу, но почти не отдают ее проточным водоемам, а расходуют главным образом на испарение».

И пока длились эти споры, не закончившиеся, кстати говоря, и по сей день, деятельные люди не дремали. Они обосновали необходимость повсеместного «наступления» на топи и повели его во все возрастающих масштабах. И уже маловажным оказалось то обстоятельство, что болото болоту рознь, что в одних районах влаги избыток, а в других — острейший недостаток. Часто все «стригли» под одну гребенку.

К середине 60-х годов на земном шаре было преобразовано почти 100 миллионов гектаров переувлажненных территорий. На первом месте по масштабам осушения идут США, за ними Советский Союз, Канада, Венгрия, Индия, Польша. Почти одна треть болот планеты прекратила существование!

Когда европейские колонисты впервые попали в Северную Америку, то только на территории современных США имелось около 51 миллиона гектаров болотистых земель. В них кипела буйная жизнь. Сейчас их осталось чуть больше половины, остальные осушены. Наиболее интенсивно работы велись в сельскохозяйственных районах. В Айове, например, из почти 2,5 миллиона гектаров переувлажненных земель осталось только 20 тысяч. На территории штата они практически уничтожены.

Густонаселенная Центральная и Западная Европа «избавилась» от болот еще в прошлом столетии; в XX веке осушительные работы проводились здесь лишь в остатках обширных прежде топей.

К. Паустовский в повести «Колхида» рассказал об одном из эпизодов войны против болот, нарисовав портрет энергичного, честного, но несколько одностороннего работника, возглавляющего здесь «боевые действия».

«Начальник осушительных работ в Колхиде инженер Кахиани смотрел на вещи гораздо проще. Он не замечал ни лесов, ни озер, заросших кувшинкой, ни бесчисленных рек, пробиравшихся в зеленых туннелях листвы. Все это подлежало уничтожению и ощущалось им как помеха…

Сожаления о прошлом, о девственных лесах были ему органически чужды. Он считал, что природа, предоставленная самой себе, неизбежно измельчает и выродится».

Колхидский эксперимент как будто оправдал себя: на месте непроходимых малярийных топей появился цветущий сельскохозяйственный район. Однако не всегда осушительные работы давали благоприятный результат. Особенно ярко ошибочные гидромелиоративные концепции проявились при осушении пойменных болот и спрямлении русл рек.

Вы задумывались когда-нибудь, почему реки не текут прямо? Препятствия? Правильно. Встречаются иногда и они, но не на каждом же километре… Между тем многие речки делают такие умопомрачительные зигзаги, что голова идет кругом. Особенно хорошо видно, как голубая лента «напетляла», сверху, с самолета. По прямой какие-нибудь две точки русла разделяют полтора-два километра, а по воде между ними в 5–10 раз больше. Коэффициент извилистости некоторых рек (длина по руслу между истоком и устьем, отнесенная к расстоянию между двумя пунктами по прямой) превышает 3 и даже 4.

Ошибка природы? Нет. Это результат многовековых процессов. В зависимости от рельефа, расхода воды, грунта, растительности и многих других причин у каждой реки формируется свой «профиль равновесия». Многочисленные извилины (меандры) не позволяют воде скатиться вниз слишком быстро. В то же время они не грозят и противоположной крайностью — переполнением влагой поймы. «Профиль равновесия» — этим почти все сказано. Подвижная, автоматически регулируемая природная система, выдержавшая проверку тысячелетиями.

Некоторым чересчур энергичным «преобразователям» природы не нравился естественный облик рек, их извилистость, своенравный характер. Как и Кахиани, они, по-видимому, считали, что природу нельзя оставлять в первозданном виде. Высокий коэффициент извилистости вызывает заиливание пойм, появление в них болот; замедленный сток способствует повышению уровня грунтовых вод в округе, утверждали они. Кроме того, реки не в силах, мол, справиться с паводками, пропустить достаточно быстро большие объемы весенних и осенних вод. Отсюда катастрофические наводнения.

Исправить ошибку природы довольно просто, рассуждали энтузиасты, надо лишь соединить прямыми каналами соседние излучины, отсечь ненужные меандры. Тогда возникнет проточный водоем с превосходными геометрически прямыми берегами, быстро сбрасывающий «избытки» влаги и поддающийся управлению.

Такова исходная концепция. И начало свое она ведет из довольно далекого прошлого. В 1817 году начались работы по зарегулированию верхнего течения Рейна, от Базеля до Майнца. Проект составил инженер Тулла. Почти 60 лет ушло на его осуществление! Реку, лишенную почти всех излучин, рукавов и озер-стариц, пустили в спрямленный узкий канал. Вслед за Рейном Верхним пришел черед Нижнего — там работы развернулись еще шире.

Казалось, основные цели достигнуты: протяженность магистрали уменьшилась почти на 100 километров, она стала судоходной, ушли в прошлое разрушительные паводки. В пойме появились новые пригодные для возделывания земли.

Со временем, однако, начали выявляться многочисленные пороки проекта. Спрямление оказалось грубым хирургическим приемом, разрушившим биологическое равновесие в бассейне Рейна. Течение, усилившееся почти на одну треть, стало размывать русло. В некоторых местах оно углубилось от двух до семи метров, вместе с ним понизился уровень воды. Почти на всей территории Верхнерейнской долины значительно упал уровень грунтовых вод, что губительно отразилось на пойменных лугах и лесах, на всем хозяйстве некогда богатой и плодородной области. Во многих селениях иссякли колодцы. Корни деревьев больше не могли дотянуться до горизонта подземных вод, леса начали гибнуть. В Южном Бадене серьезно пострадали 10 тысяч гектаров земель. В Эльзасе — около 80 тысяч. Общий ущерб, причиненный сельскому, лесному и рыбному хозяйству Верхнего Рейна, оценивался в 105 миллионов марок!

Обводной судоходный канал, сооруженный Францией в 20-х годах нынешнего столетия, еще более ухудшил положение. Уровень грунтовых вод Верхнерейнской долины снизился еще на 2–3 метра. Последствия неразумного вмешательства в устоявшуюся природную систему Рейна продолжают сказываться до сих пор.

Описанный выше случай не единичен, многие реки Европы и Северной Америки пострадали от спрямления русл. Казалось бы, весь этот отрицательный опыт должен был предостеречь гидротехников и гидромелиораторов. «Семь раз отмерь — один раз отрежь» — принцип, как нельзя более применимый в данном случае. Но нет. Слишком велика инерция, слишком довлеют еще над общими интересами узковедомственные, цеховые взгляды. И некоторые наши реки серьезно пострадали от гидромелиораторов. Добро бы они прилагали свои усилия в проточных водоемах плоской и заболоченной Полесской низменности, где ускорение стока иногда может быть действительно оправданным. Но нет, для «исправления» выбрали реки засушливого Придонья…

В среднем течении Дон принимает в себя несколько притоков: Тихую Сосну, Икорец, Потудань, Битюг и некоторые другие. Это красивейшие лесные реки. Словно оазисы, встречают путника их прохладные поймы в жаркий день. Лежащие в открытой степи, они и в самом деле являются оазисами, в которых можно найти и воду, и зелень пойменных дубрав, и шелковистые травы заливных лугов.

В конце 50-х годов Воронежский облводхоз принял решение осушить заболоченные участки пойм. Для этого, по мнению авторов проекта, требовалось ускорить сток, спрямить русла. Никого не интересовало ни будущее рек, ни мнение населения прибрежных сел. Все затмила перспектива получения нескольких сотен гектаров поименных лугов.

Раскроем повесть воронежского писателя лауреата Государственной премии Г. Троепольского «О реках, почвах и прочем…» С болью и гневом пишет старый агроном, страстный природолюб и охотник о загубленной в результате «преобразований» Тихой Сосне.

«Ночь. Белая луна над рекой, еще недавно такой красивой, чистой, прозрачной, как слеза. Ни рыбы, ни дичи — ничего! Не рябит месяц, не играет в реке. На весле вошел в прокоп: как в могиле — тихо, безжизненно-черные отвесы стен… Луна теперь провалилась в этот жуткий проем, поэтому теряешь ощущение неба вверху… Неподалеку слегка ухнуло, как будто послышался протяжный вздох со стоном: то обвалился где-то берег. В глубокой ночи слышу немой укор, просьбу о пощаде. Река стонет!»

Низовья Битюга хорошо известны зоологам по книге крупного русского ученого А. Северцева «Звери, птицы и гады Воронежской губернии». Приустьевая часть реки, которую он посетил в 1849 году, оставила у ученого неизгладимые впечатления. В те времена на левобережье находилось большое Черкасское озеро. Вокруг него в густых тальниковых зарослях было разбросано множество мелких озер и болотин. Среди обширных пространств камышей и тальников виднелись ольховые перелески.

Богатейший птичий мир встретил здесь ученый. Озеро и его окрестности буквально кишели птицами. Тысячи куликов, парящие в воздухе рыбники, «на каждой волне колышется и крякает утка», стадо казарок, подорлики и болотные луни, то и дело налетающие на озеро.

«При этом виде у меня, как говорят, — глаза разбежались. Помню, что я долго стоял растерявшись», — писал А. Северцев.

Растерялись и участники небольшой экспедиции, организованной Воронежским заповедником для учета численности бобров на Битюге, когда в июне 1959 года они достигли тех же мест. За одним из поворотов облик Битюга вдруг резко изменился. До этого он неторопливо бежал в извилистом, заросшем речными травами ложе, среди высоких берегов, занятых чащами осок и тала. Теперь же перед экспедицией находилась огромная, прямая, будто по линейке вырытая канава. Берега ее состояли из крупных, не успевших зарасти травой глинистых глыб. Мутная вода неслась к Дону. Моторист выключил мотор, и около двух километров, отталкиваясь веслами от набегавших берегов, мчались путешественники. Близ самого устья канава закончилась, течение замедлилось. Флегматичный, обычно невозмутимый егерь Митрофан Иванович отер рукавом пот со лба и в сердцах воскликнул: «Какой же дьявол мог так изуродовать реку?! Зачем и кому это понадобилось?..»

Участники экспедиции вышли на берег. Слева виднелась группа ольх, находившихся когда-то в центре целой системы приустьевых озер и болот. Среди пожелтевших от недостатка влаги тростников кое-где угадывались небольшие бочажки с водой. Птиц почти не было видно. Над поймой стояла гнетущая тишина. Сказочно богатая дельта Битюга оскудела…

Следует сказать откровенно: спрямление русл лесостепных рек не принесло даже тех мизерных (по сравнению с утратами!) хозяйственных выгод, на которые рассчитывали гидромелиораторы. Медленный сток воды в ложе таких рек не является причиной образования пойменных болот.

Пусть читателю не покажется, что мы отвлеклись от основной темы главы. Ведь многие реки спрямлялись именно под лозунгом борьбы с болотами! Кроме того, приведенные примеры достаточно красноречиво, на наш взгляд, показывают, насколько осторожно должен подходить человек к преобразованию любого из звеньев круговорота воды на Земле.

Крупными неудачами заканчивались некоторые работы, связанные с непосредственным осушением заболоченных территорий.

В Белоруссии, например, односторонняя мелиорация привела кое-где к тому, что легкие торфянистые почвы оказались переосушенными. Возникала ветровая эрозия, проносились пыльные бури, полыхали пожары. И это в бывшем царстве болот!

Причины неудач были различными — от нарушения элементарной технологии гидромелиорации до ошибок, связанных с непониманием природных закономерностей: «ланцет» гидромелиораторов вонзался не туда, куда следует. Иногда осушение проводилось просто ради осушения, без учета реальных потерь и выгод.

Итак, охрана болот или их осушение? Ответ в общих чертах не составляет труда: и охрана и осушение. Важно только правильно определить роль тех или иных переувлажненных территорий в природном комплексе и экономическую эффективность гидромелиоративных работ. Само собой разумеется, что к болотам надо относиться совершенно по-разному в зонах избыточного увлажнения и в районах, где влага дефицитна. Но необходимо иметь и какие-то конкретные критерии, которые можно положить на весы при определении судьбы того или иного заболоченного урочища. На одной чаше — хлеб, продукция животноводства, которые можно получить на осушенных землях, увеличение биологической продуктивности «извлеченных из болот» лесов. Это ясно, это можно оценить и выразить в рублях и копейках. Прибавим сюда оздоровление территорий, улучшение быта людей, развитие транспортных коммуникаций (что тоже немало «весит»!). Но из будущих доходов мы должны вычесть весьма значительные затраты на осушение.

Ну а что может лежать на второй чаше? Сюда поместим критерии весьма серьезные, но, к сожалению, не всегда поддающиеся конкретной экономической оценке.

О роли болот в поддержании водного режима мы уже говорили. Если даже они действительно поступают иногда как скупцы и не делятся с реками всеми накопленными сокровищами, то непреложными остаются и другие факты. Заболоченные территории существенно замедляют поверхностный сток, столь опасный для гидрологического баланса (помните? — каждая капля воды, упавшая на поверхность земли, должна стекать как можно медленнее!).

Множество ручьев и речек берут начало в болотах. И наша великая Волга тоже рождается в заболоченном урочище Калининской области. Уничтожьте эти зыбкие топи — и вы лишите реки питающих их истоков: только разветвленная система притоков всех рангов поддерживает полноводье речных артерий.

От болот зависит характер местного климата: они смягчают жару, уменьшают перепады температуры, насыщают атмосферу влагой.

Водно-болотные растения имеют высокую эффективность фотосинтеза, они энергично «поглощают» энергию Солнца, образуют огромную биомассу. Мощные стебли тростников и рогозов с крупными тяжелыми корневищами, мясистые розетки телорезов, иногда сплошь покрывающие десятки тысяч гектаров поверхности озер, массивные корневища кубышек и кувшинок, длинные стебли рдестов, чрезвычайно интенсивно размножающаяся ряска, осоки, занимающие обширные пространства.

Иногда мы встречаемся с примерами очень высокой биологической продуктивности растительности водоемов. Так, в США, в штате Джорджия, гектар хлебного поля дает в год в среднем 3–4 тонны растительного материала (в сухом весе), включая зерно и вегетативные части растений. Болота же, расположенные в эстуариях — устьях рек этого штата, ежегодно продуцируют до 22 тонн сухого вещества! Конечно, не везде урожай зеленой массы водно-болотистых растений так велик, как в Джорджии, но и цифры, в 2–3 раза меньшие, все-таки достаточно внушительны. Они позволяют считать болота не бросовыми землями, а территориями, обладающими очень высоким биологическим потенциалом.

Культурные хлебные злаки и дикие растения болот! Можно ли сравнивать их? Это все равно что мерить одной меркой тучный чернозем и сыпучий песок. Как сказать… Конечно, большая часть водных растений непригодна непосредственно в пищу человека. Однако дикие звери и птицы с успехом «превращают» их в превосходное мясо и чудесные шкурки. Опыты доказали перспективность кормления домашнего скота силосованным телорезом, рдестами, обладающими высокими питательными свойствами.

Нельзя не упомянуть еще и о ягодниках, которыми так богаты многие болота и прилегающие к ним влажные участки лесов. Клюква, голубика, черника, морошка, красная и черная смородина — воистину бесценные дары природы, еще недостаточно используемые человеком. Гектар хорошего ягодника может родить до 500–600 килограммов брусники, 1000 и более килограммов черники, 400–500 килограммов клюквы. А сколько их, гектаров, почти сплошь занятых ягодниками?!

Наконец, на болотистых землях можно пасти скот, косить сено. Правда, травы здесь обычно жестки и неаппетитны, но мы и не пытаемся представить болота как первоклассные пастбища и сенокосные угодья. Мы собираем груз для второй чаши весов, которая могла бы перетянуть или, по крайней мере, уравновесить первую. Возможность использования переувлажненных земель в целях животноводства — довольно солидная добавка.

Зеленый океан болотных растений — источник кислорода, поглотитель углекислого газа, требующегося для процесса фотосинтеза. И умершие растения еще долго служат человеку.

«…Горячее солнце было матерью каждой травинки, каждого цветочка, каждого болотного кустика и ягодки, — писал М. Пришвин. — Всем им солнце отдавало свое тепло, и они, умирая, разлагаясь, в удобрении передавали его как наследство другим растениям, кустикам, ягодкам, цветкам и травинкам. Но в болотах вода не дает родителям-растениям передавать все свое добро детям. Тысячи лет это добро под водой сохраняется, болото становится кладовой солнца, как торф, достается человеку в наследство».

Рыба и охотничьи животные… «Урожаи» рыбы болотных озер и рек, правда, не очень высоки. Карась, линь, вьюн, щука — вот обычный набор видов, характерных для этих водоемов. Средний сбор — несколько килограммов в год с гектара.

Значение же этих угодий для охотничьего хозяйства несравненно выше. В них находятся основные гнездовья, кормовые и защитные места, где держатся утки, гуси, лысухи, кулики и другие водные птицы. Ягодники на зыбких топях играют важную роль в жизни тетеревиных — глухаря, тетерева, белой куропатки. В крепях обычны копытные звери — лоси, олени, кабаны, косули. И конечно же, пушные: ондатра, бобр, норка. В некоторых районах, особенно в дельтах южных рек, со 100 гектаров переувлажненных пространств получали 700–800 и даже 2 тысячи ондатровых шкурок ежегодно!

Конечно же, вокруг рыболовного и охотничьего спорта может развиваться (и развивается, в разных странах по-разному) целая индустрия отдыха — высокорентабельная, высокоэффективная.

И если мы учтем все это, то килограмм дичи и рыбы, выращенный в водно-болотных угодьях, окажется просто несравнимым с тем же количеством подобных продуктов, но полученных традиционным способом. Спрашивается, какой еще груз мы должны добавить на чашу весов, склоняющий их стрелку в пользу разумного отношения к заболоченным землям?

Каждому типу ландшафта соответствует присущий лишь ему «набор» растений и животных. Болота здесь не исключение. Аир, сабельник, белокрыльник, вахта трилистная, клюква, морошка, черная ольха и десятки других видов растений встречаются только в местах с избыточным увлажнением. С болотистыми землями неразрывно связана жизнь различных видов цапель, журавлей, куликов и т. д. Уничтожьте полностью болота — нипочем не сохранить этих животных и растения. Но болота сберегают не только свойственные им виды. Они являются как бы естественными резерватами, сохраняющими в нынешнем культурном ландшафте многообразие животных и растительных организмов.

Каждому из нас знакомо, конечно, какое-либо болотце на окраине городского парка, пустыре, на обочине железной или шоссейной дороги, в котором, несмотря на подступающие громады зданий, несмотря на шум поездов и машин, мирно шелестят своими метелками тростники, квакают лягушки, распевают камышевки.

Если топкая крепь расположена рядом с возделанным массивом полей, надежный приют найдут в ней и зайчишка, преследуемый азартными гончими, и лось, скрывающийся от браконьеров. Утки, поднятые на крыло в первый день летне-осеннего сезона армией охотников, мечутся в поисках непроходимых зарослей и топей, чтобы переждать там опасность. Так наряду с официальными заповедниками несут свою важную службу тысячи и тысячи болотистых урочищ.

Большинство их принадлежит к устойчивым экологическим системам. Эта устойчивость обеспечивается их сложностью, значительным количеством входящих в них компонентов и многообразием существующих в них связей. Это очень важно в наше время, когда почти повсеместно начинают преобладать упрощенные искусственные экосистемы — поля и леса из монокультур, — весьма неустойчивые, подверженные различным воздействиям хозяйственной деятельности человека. Вкрапленные в эти экосистемы, болотистые земли увеличивают общую устойчивость и биологическую продуктивность ландшафтов, ибо мозаичный ландшафт гораздо богаче и «прочнее» ландшафта однообразного, однотонного.

Мы перечислили немало «полезностей» связанных с существованием переувлажненных территорий, и, надо думать, неплохо нагрузили чашу весов, противоборствующую чаше с отрицательными свойствами болот. А мы и стремились доказать, что при определенных условиях чаши могут уравновешивать одна другую и что при решении судьбы того или иного болотистого урочища необходим всесторонний анализ его роли в природном равновесии и хозяйственном комплексе.

Уже в целом ряде случаев прекращают осушение болот, берут их под охрану и даже восстанавливают.

В США, в штате Северная Каролина, в 1915–1932 годах была осушена территория вокруг озера Маттамаскит площадью в 20 тысяч гектаров. Но затем оказалось, что здесь экономически выгоднее разводить пернатую дичь, и мелиорированные земли вновь затопили. Приостановлено осушение болот в уникальном национальном парке Зверглейде, во Флориде, хотя на эти работы было затрачено свыше 100 миллионов долларов. В Финляндии предполагается заповедать 300 тысяч гектаров избыточно увлажненных почв — 2 процента от общей площади болот страны.

Водоплавающие птицы могут вывести потомство в одной стране, пересечь во время перелета вторую, остановиться на зимовку в третьей. Весной они проделают весь свой путь обратно. Если в одной стране начали исчезать или ухудшаться водно-болотные угодья (а это главная причина уменьшения численности водоплавающей дичи в наши дни), то страдают и остальные страны.

В начале 60-х годов более 30 евроазиатских стран заключили международную конвенцию об охране наиболее ценных, так называемых ключевых местообитаний водоплавающей дичи, получившую известность как проект МАР. Каждое государство провело у себя инвентаризацию таких угодий и включило их в перечень охраняемых территорий, приложенный к конвенции. Страны — участницы МАР обязались не осушать эти земли и воздерживаться от проведения хозяйственных мероприятий, ухудшающих их качество. Существует и второе международное соглашение об охране болотистых земель, на этот раз торфяников. Оно носит название «проект ТЕЛЬМА». Советский Союз, как мы уже упоминали об этом, — активный участник обеих конвенций.

А как же все-таки быть с гидромелиорацией? Ведь известно, что в десятой пятилетке в нашей стране предстоит ввести в эксплуатацию более 9,5 миллиона гектаров орошаемых и осушенных земель. Только в Нечерноземье будет осушено 1,8 миллиона гектаров земель. Не противоречит ли эта грандиозная и очень важная народнохозяйственная задача целям охраны природы и рационального использования ее богатств?

Конечно, такого противоречия нет. Важно только, что, где и как осушать.

Перенесемся на несколько минут в Полесскую низменность — в «главное болото Европы», как ее иногда называют географы. Она почти плоская, уклон ее чрезвычайно мал. Весной русла многочисленных рек и речушек не успевают пропускать полые воды, они растекаются на десятки километров, застаиваются на равнине. Болота всегда теснили здесь человека; малоплодородные, полузатопленные поля давали плохие урожаи, большинство лесов были низкопродуктивными, угнетенными.

В Полесье перед гидромелиораторами стояла главная задача — ускорить сток, не дать застаиваться пойменным водам. Спрямление и углубление ложа некоторых рек было здесь естественным выходом. Но сбросить всю воду весной — значит не иметь ее летом, когда она необходима. Поэтому органической частью гидромелиоративного проекта стали водохранилища. Их задача — собрать избыток влаги, которая будет поступать весной по новым руслам из глубинных районов Полесья и снабжать ею хозяйство в остальные сезоны. Кроме того, водохранилища предназначены для разведения рыбы, на них может гнездиться водоплавающая дичь.

Превращение всех полесских лесных земель в пашни и пастбища привело бы к катастрофическим последствиям, обеднило природу и хозяйство края. Водоохранная роль лесов известна; кроме того, они дают немало ценной продукции; строевую древесину, грибы, дичь, пушнину и многое другое, наконец, украшают пейзаж. Поэтому во время преобразования Полесья решено часть лесов сохранить.

Не исчезнут и болота. Некоторые из них будут оставлены как территории, играющие важную роль в регулировании водного баланса, в питании рек, как места обитания диких зверей и птиц. Полностью уничтожить полесские болота — значит лишить край своеобразных, только ему свойственных ландшафтов, имеющих громадное научное и природоохранительное значение.

Все эти соображения учтены в генеральном плане преобразования Полесской низменности, претворяемом ныне в жизнь.

В Полесье 2,5 миллиона гектаров переувлажненных земель. Около половины их осушается для нужд сельского хозяйства, 180 тысяч гектаров останется или станет лесом, 130 тысяч гектаров займут 17 регулируемых водохранилищ и 19 наливных рыбоводных прудов с общей емкостью более 1,5 миллиарда кубометров. А 360 тысяч гектаров по-прежнему будут занимать болота. Часть лесов и топей объявляются заповедными.

Гидромелиорация в Полесье должна проводиться с применением скрытого дренажа и двойного регулирования, что позволит предотвратить переосушение и эрозию почв.

Сельскохозяйственная продукция, рыба, дары леса — грибы, ягоды, дичь. Мозаичный высокопродуктивный и красивый ландшафт. Лучшие условия жизни для людей. Заповедные уголки, прекрасные возможности для отдыха на природе, для охоты и рыбалки. Природное биологическое равновесие, переведенное на новый уровень, приспособленное к разнообразнейшим потребностям человека. Что ж, против такого осушения не приходится возражать. Это не уничтожение последних болот в поймах лесостепных речек, а планомерный, глубоко обоснованный план преобразования природы.

Полесский проект не единственный. Осуществляется комплексный проект «Пра» на территории знаменитой Мещерской низменности. Там за основу взята польдерная система: русло Пры, основной реки Мещеры, останется неизменным, его не будут ни углублять, ни спрямлять. Предназначенные для осушения участки поймы отгородят высокими насыпями — польдерами: ими изолируют мелиорируемые земли от паводковых вод. Сохранятся прекрасные лесные озера с их растительным и животным миром, останутся заповедные мещерские боры и часть болот.

При научном подходе, как видим, альтернатива (болота — осушенные земли) исчезнет. Разумная гидромелиорация может дать не только новые высокопродуктивные площади для сельского и лесного хозяйства, но и обеспечить их комплексное использование, сохранить на них условия для существования диких животных, создать новые площади водных угодий.

В некоторых странах при проектировании гидромелиоративных мероприятий в обязательном порядке выделяются средства на комплексное планирование развития водных ресурсов, с учетом интересов спортивной охоты, рыболовства и условий отдыха населения. Создаются дичные и рыбные хозяйства, организуется система резерватов, проводятся так называемые биотехнические мероприятия: засеваются «кормовые поля» для водоплавающей дичи, строятся плотины, регулирующие уровень воды в охотничьих угодьях и т. д. Туристские маршруты, места для отдыха предусматриваются с таким расчетом, чтобы не создавать помех размножению дичи и рыбы, не наносить ущерб природным красотам. «Мелиорирую» — значит «улучшаю». Комплексная мелиорация действительно улучшает условия жизни людей, увеличивает ресурсы природы.

У болот свое важное место в Великом Равновесии природы, и люди должны сделать все необходимое для их охраны.