Проходная пешка

Глава 10

Белль выстирала белье, подвязки и чулки и повесила их в ванной на нейлоновой нити. Потом вымылась сама. Из спальни доносились звуки радио. Оставаясь одна, она включала его на ночь, чтобы меньше скучать. У порога спальни Белль сняла ночную рубашку, бросила ее в изножье кровати. Она хотела включить свет, как вдруг бесшумно отворилась входная дверь.

Белль невольно вздрогнула и вскрикнула от страха, сердце у нее лихорадочно забилось.

На пороге стояла женщина. Она тихо сказала:

— Простите, я не хотела вас испугать.

Белль не ответила. Она просто не в состоянии была говорить.

— Не волнуйтесь, — добавила женщина. — Никто не собирается делать вам ничего дурного. Накиньте халат и выйдите в гостиную.

— Кто вы? Как вы вошли? Зачем?!

— Так много вопросов… Но я все же отвечу на них, — улыбнулась женщина. — Наденьте что-нибудь и выходите.

Не сводя с нее глаз, Белль потянулась к халату. «Надо было закричать, — подумала она. — Почему я не закричала, вдруг бы кто-нибудь услыхал». Женщина наблюдала за ней с любезной улыбкой. Она была маленькая, очень изящная, в черно-белом клетчатом костюме, в очках в голубой оправе. Лет тридцати.

— Я бы позвонила, — добавила она, — но патрон сказал, что вы можете не открыть. Поэтому мы вошли сами. Извините, что испугала вас. На вашем месте я, наверное, закричала бы. Кстати, меня зовут Этель Саундерс. А там — Бенсон. Джон Бенсон.

Она подошла к Белль и по-дружески завязала пояс ее халата, положила руку ей на плечо и вывела в гостиную.

У картины с лошадьми уже стоял мужчина. Он отвернулся от холста и улыбнулся Белль, чуть заметно кивнул в сторону полотна:

— Я как-то был там и видел подобных лошадей. Картина вообще-то неважная. Надеюсь, мисс Виккерс, вы не очень сердитесь, что мы явились без приглашения?

— Конечно, сержусь, — ответила Белль, немного приходя в себя. — Так никто не делает. Чего же вы, в конце концов, хотите?

— Поговорить, — ответила Этель Саундерс. — Мы постараемся честно ответить на ваши вопросы, а потом кое-что расскажете вы сами. Давайте присядем, так будет удобнее.

Мужчина легонько подтолкнул Белль к стулу, заставил сесть.

— Я — Бенсон, а это — мисс Саундерс, мой секретарь, — сказал он. — Этого для вас пока достаточно. Дверь мы открыли вот чем. — Он достал связку ключей. Сверкнула белоснежная манжета, золотая запонка, улыбка осветила загорелое лицо. Он был уверен в себе, высок, опрятен, нетороплив… «Кажется, иностранец, — подумала Белль. — И волосы у него, по-моему, напомажены. Боже мой, зачем они пришли?»

Белль уже оправилась от первого потрясения. Теперь она думала только об одном: «Господи, что все это значит?»

Мужчина, видимо, понял ее, потому что сказал мисс Саундерс:

— Дайте ей бренди. Оно укрепляет нервы.

— Нет, спасибо, — отказалась Белль. Сейчас ее бы просто вытошнило от спиртного.

— Ну, как хотите.

— Думаю, вы не собираетесь меня обокрасть, правда? — Ничего умнее Белль выдумать не могла. — Здесь ведь ничего нет.

Они засмеялись.

— Мы пришли только за ответом на некоторые вопросы, — ответил Бенсон. — Обычные житейские вопросы. Вы мисс Виккерс, не так ли?

— Да, но…

— Нет, нет, сейчас моя очередь. Мисс Белль Виккерс. Но табличка на дверях гласит: «Миссис и мистер Виккерс».

— Ну и что? — Присутствие духа возвращалось к ней. В конце концов, они не собирались грабить.

— Мы все прекрасно поняли. Миссис и мистер Виккерс, но не в глазах закона. Кому какое дело? Так где же мистер Виккерс?

— Уехал.

— Куда?

— Не знаю. Путешествовать. Он только и делает, что ездит. По делам фирмы, я имею в виду.

— Понятно, — кивнул Бенсон. Потом он повернулся к женщине: — Этель, осмотрите все кругом. Хорошенько осмотрите. Начните со спальни мистера Виккерса.

— Это уж слишком! — не выдержала Белль.

— Не волнуйтесь, — ответила мисс Саундерс. — Я ничего не возьму и сделаю все аккуратно.

Она пошла в спальню Рейкса.

— Сколько лет мистеру Виккерсу? — спросил Бенсон.

Белль и в голову не пришло, что они интересуются Рейксом, поэтому она не знала, как вести себя.

— Около пятидесяти.

— Какой он из себя? То есть как он выглядит?

— Ну, я не знаю… Можно, пожалуй, сказать, что он невысокий, полный, начал лысеть. Послушайте, почему вы не ответите мне, что все это значит?

— А отчего вы, еще не зная, что нам нужно, чувствуете потребность лгать? Я, знаете ли, встречал мистера Виккерса. Он вовсе не толстый и не лысый. Но не будем об этом. Вы служили секретарем у мистера Сарлинга?

— Ну и что?

— Он знал, что вы живете с мистером Виккерсом?

— Я только работала у мистера Сарлинга. Он не интересовался моей личной жизнью.

— Звучит разумно. Вас огорчила его смерть?

Белль поджала губы. «Держись, — говорила она себе, — держись».

— Естественно. Но я требую, чтобы вы немедленно ушли, иначе придется позвонить вниз швейцару… Или даже вызвать полицию.

Бенсон слегка пожал широкими плечами.

— Хорошо. Мы остаемся, поэтому делайте, что хотите. Лично я предпочел бы полицию. — Он кивнул в сторону телефона.

Белль не двинулась с места. Зачем она это сказала? Какие глупости! Не нужны ей здесь ни швейцар, ни полиция.

— Я предоставил вам возможность, но вы ею не воспользовались, — усмехнулся Бенсон. — Интересно, почему? У меня есть свои соображения на сей счет, но не будем в них углубляться. Скажите, у кого ключи от сейфа, что за картиной?

— У мистера Виккерса, и он увез их с собой.

— Разумный человек. А теперь скажите, и, пожалуйста, без колебаний, как зовут мистера Виккерса?

— Боб. Полное имя Роберт.

— Спасибо. Значит, Боб, или Роберт. А сейчас, раз уж вы не хотите видеть у себя швейцара или полицию, попробуйте ответить еще на несколько вопросов, так сказать, без паники. Хорошо?

Белль встала:

— Думаю, бренди мне все-таки не помешает.

Она достала бутылку.

— Не трудитесь предлагать мне, — послышался за спиной голос Бенсона. — Я не пью и не курю. Почти как мистер Сарлинг. Вы спали с ним?

— Случалось.

— Он оставил вам денег?

— Двадцать тысяч фунтов.

— Рад за вас. Он бывал здесь?

— Нет.

Белль вернулась к столу с рюмкой бренди в руке. Усевшись, она услышала, что мисс Саундерс роется уже в ее спальне.

— Но он знал, что вы здесь живете?

— Да.

— Он знал о мистере Виккерсе?

— Может, и знал. Мне он ничего не говорил.

— И никогда не встречался с ним?

— Насколько я знаю — нет.

— Вы преданная девушка, не так ли?

— Нет. Просто мне хочется поскорее ответить на вопросы и избавиться от вас.

— Быстро вы пришли, однако, в себя. Скажите: ваше имя Виккерс. Но вряд ли так же зовут и его. А как на самом деле?

Белль взглянула на Бенсона поверх рюмки:

— Вы сказали, что встречались с ним. Как он назвался?

Бенсон негромко засмеялся:

— Он представился как Тони Эпплгейт, но я, естественно, знал, что это имя не настоящее. А как настоящее?

— Зачем оно вам? Почему оно вас интересует?

— Это слишком длинная история. Мы не собираемся вредить вам, а ему — тем более. Нам бы снова встретиться и обсудить одно дело.

— Я ничего не скажу, — упрямствовала Белль. — И не насилуйте меня, иначе я подниму крик на весь дом.

— Хорошо. Мы не станем толкать вас на предательство. Однако кое-что вы для нас, возможно, и сделаете.

— Что?

— Когда вернется мистер Виккерс или, если вы знаете, как связаться с ним, передайте, что приходил мистер Бенсон и хотел бы увидеться с ним. Мистер Бенсон хочет встретиться с Тони Эпплгейтом. Запомните? Он знает, как меня найти.

— Вам придется подождать. Он на полгода уехал за границу.

— Нет, так не пойдет. — Бенсон улыбнулся и покачал головой.

В гостиную вернулась мисс Саундерс. Белль заметила у нее в руках склеенный проспект.

Не обращая внимания на Белль, мисс Саундерс протянула его Бенсону:

— Кроме этого, в квартире ничего любопытного нет. Внутри лежит листок с заметками.

Бенсон открыл альбом, пролистнул несколько страниц, дошел до записок Сарлинга и углубился в чтение.

Белль не спускала с него глаз. Она поняла, что дело плохо. Совсем плохо. Она была в этом уверена. Хотя эти двое уже перестали ее страшить, Белль знала вот что: у них есть что-то против нее и при случае они этим воспользуются. И в душу вновь закрался страх, хотя она приказала себе держаться, не говорить и не делать того, что не понравилось бы Энди. Но как она могла знать, как могла угадать, что можно говорить и что нельзя? Белль увидела, как Бенсон погладил рукой подбородок. Рука у него большая, загорелая, с подпиленными ногтями и простым золотым кольцом. Он вдруг взглянул на нее поверх проспекта и улыбнулся.

— Вы это читали? — Его рука трепала альбом и заметки.

— Вообще-то нет.

— А кто разорвал его пополам?

— Я не знаю.

— Кто склеил?

— Я.

— Зачем?

— Склеила, да и все.

— Просто так?

— Да.

— Они вам действительно не нужны?

— Нет.

— Тогда я возьму их с собой.

— Делайте, что хотите. Для меня эти бумаги ничего не значат.

— Если забыть, что вы держали их у изголовья… — улыбнулась мисс Саундерс.

— Извините, что побеспокоили вас, — добавил Бенсон. — Простите нас, пожалуйста. И не забудьте передать мистеру Виккерсу мои слова. Ему будет любопытно об этом узнать.

Они ушли, а Белль осталась сидеть, понимая, что дело из рук вон плохо, она наверняка все испортила. Пропади пропадом этот альбом. Почему она его не выбросила?

Белль решительно встала и пошла к телефону. Она набрала девонский номер Рейкса. Сигнал в трубке надоедливо свербил. Она долго не клала трубку, но ответа не было.

В то утро Рейкс отвез на торфяники еще несколько капсул и взорвал их. Он уехал еще до утренней почты, а вернулся перед самым завтраком. На столе среди газет его ждало письмо от Мери.

Он перечитал письмо несколько раз. Потом поднялся, налил виски и стал у окна, чувствуя, как медленно скатывается с плеч тяжелый камень. От своих истинных желаний убежать невозможно.

Мери была права во всем. Сначала он бы еще боролся, чтобы остаться с ней, но в конце концов сдался бы. И Мери с прямым великодушием любящей и понимающей женщины сделала все за него сама. Рейкс хотел жить и стал бы жить по-своему. И раз уж для этого он убил Сарлинга, придумал, как убрать Белль, то в конце концов освободился бы и от Мери. Рейкс смотрел в глаза правде и честно ее признавал. Но если с Сарлингом и Белль он мог порвать, не колеблясь, то разрыв с Мери не дался бы ему так легко. Рейкс понимал, что жалеет больше всего самого себя, а это было новым для него чувством. Мери так подходила и ему, и Альвертону, и всей той жизни, которую он придумал… А теперь придется искать новую девушку.

Он сел в машину и поехал в Эксетер. Сходил там в кино. Вернулся часам к семи, поел, немного выпил и, не в силах оставаться на месте, долго гулял. На обратном пути зашел в Альвертон, открыл дом собственным ключом и побродил по комнатам. Хозяйкой здесь будет уже не Мери. Он сел на подоконник своей старой спальни. Ее теперь ремонтировали: оклеивали обоями, очень похожими на те, что были тут тридцать лет назад. Рядом на стуле лежал измятый номер «Дейли Мейл» — один из рабочих принес в нем бутерброды. Заголовок на первой странице заинтересовал Рейкса. Это была статья о неисправностях на новом морском лайнере «Королева Елизавета 2». Рейкс со злостью скомкал газету. Ему вдруг показалось, что в дом вошел Сарлинг.

Рейкс вернулся домой поздно. Под ногами хрустела подбитая морозом дорога, иней серым пухом висел на голых ивах и буках. В зарослях сосен у реки тявкнула лисица.

Он вошел в прихожую и услышал, что звонит телефон, но не успел снять трубку.

Стоя у телефона, он вдруг понял, что в эти дни меньше всего хотел быть здесь, в Девоне, рядом с Альвертоном, рядом со всем тем, что так мучительно напоминало бы ему о Мери. Рейкс поднялся наверх, собрал чемодан и сквозь ночную мглу поехал в Таунтон.

Он успел на поезд, идущий в 2.30 утра. Сел, не заботясь о том, что он притащится в Паддингтон только в семь. Приехав в Лондон, решил пойти в клуб, но на полпути передумал, поехал на Маунт-стрит и ясно сознавал, почему. Нет смысла ходить из угла в угол, жалеть себя и Мери. Рано или поздно Рейкс найдет себе подругу, но задачу с Белль все равно придется решать, а лучшим противоядием теперешнему состоянию была мысль и работа. Надо, чтобы Белль съехала с Маунт-стрит, а от мистера и миссис Виккерс не осталось и следа. Первым делом он заставит ее снять новую квартиру, пообещает поселиться вместе с ней, хотя никогда этого не сделает. А оттуда Белль скоро отправится на вечные тары-бары с Сарлингом.

Рейкс отпер дверь, поставил чемодан и прошел через завешенную бельем ванную в спальню Белль. Она проснулась, еще когда он возился с замком, и теперь смотрела на него, как на персонаж исчезнувшего сна. Рейкс сел на кровать, и Белль обняла его, уткнулась головой ему в плечь и зарыдала. Он сразу понял: что-то стряслось. Немного погодя она успокоилась, и Рейкс узнал о визите Бенсона.

Белль сидела напротив, завернувшись в халат, совсем как тогда, когда приходил Бенсон. В руках она сжимала чашку кофе, который приготовила сама. Белль понемногу пришла в себя и начала рассуждать здраво. Рейкс уже не думал о Мери, загнав мысли о ней в самые темные подвалы памяти. Осталось только одно: Бенсон. С ним тоже придется, значит, покончить. «Возможно, — подумал Рейкс, — есть во всем этом некая ирония судьбы». Он собирается заполучить желаемое, а жизнь всячески препятствует. Возможно, они с Бернерсом, сами того не ведая, все эти годы пользовались своей счастливой звездой и стали слишком самоуверенны…

Боже, точно так же думала его мать. Невезение для нее было таким же реальным, как дождь. Она искренне верила, что нельзя вносить в дом цветущий боярышник, нельзя ставить башмаки на стол, нельзя разговаривать, стоя на чердаке. А чтобы везло, нужно прикасаться к дереву, сыпать соль через левое плечо, оставлять в погребе блюдечко с молоком для гномов. Понятно, Рейксу и Бернерсу не обойтись без малой толики удачи — такова их жизнь. Но это…

— Не стоит расстраиваться, — сказал он. — Все объясняется просто.

— О Энди!.. Я старалась ничего не выболтать. Ну, знаешь, ничего такого…

— Да, да, знаю. Послушай, дело в том, что он хотел связаться со мной. И все. Я разговаривал с ним насчет золота. Узнавал время, место, куда его везти, цену и прочее. Мне нужно было позвонить ему через несколько недель. А я так и не позвонил — ведь я же не собираюсь красть золото. Вот он и хочет узнать, почему я замолчал. Почему я с ним не связался. Досадует, что не удастся сорвать солидный куш. Он просто бизнесмен и не желает лишаться выгодной сделки.

— Ты, правда, так думаешь?

— А как же иначе?

— Но они знают о Сарлинге.

— Сарлинг связал меня с ними, но он не сделал большего, не выдал, откуда идет это золото. Черт возьми, он и мне-то сказал о нем в последнюю минуту. Заикнись Сарлинг кому-нибудь о том, что толкает меня с Бернерсом на ограбление, он непременно сказал бы об этом в машине в ту ночь. Это спасло бы его. Я не тронул бы Сарлинга, если бы о золоте знал еще кто-то, кроме нас. Нет, скорее всего Бенсон просто прочитал некролог в газете и, зная, что я связан со стариком, стал ждать моего появления, а не дождавшись, решил сам во всем разобраться. Я скажу ему, что дело начисто сорвалось, и концы в воду.

— О Энди, я так на это надеюсь.

Рейкс встал, выглянул в окно. Белль совсем не смотрелась в халате, с распущенными волосами, с зареванным, побитым пятнами лицом, потирающая одну ногу о другую. Каждый раз, когда она говорила «о Энди», Рейкса наполняло кислое раздражение. Ночью, в постели она была для него просто женщиной, безликой юбкой… а в темноте все они одинаковы, как сказал Бенджамин Франклин. Но днем ему иногда до боли хотелось, чтоб она исчезла, чтоб ее не стало вообще. Однако пока он должен быть для нее тем, кем она хочет его видеть.

Рейкс отвернулся от окна, улыбнулся, подошел к ней и запустил руку под волны каштановых волос, взял ласково за шею.

— Не надо ни о чем беспокоиться. — Он заглянул ей в глаза. — Но скажи, почему ты не выбросила ту рекламу?

— О Энди, ты не очень сердишься?

Рейкс почувствовал, как у него заходили желваки, но сдержался, успокаивающе протянул руку к ее колену:

— Нет, я просто хочу знать, почему. Ты ее читала?

— Пролистала.

— Ты поняла, чего Сарлинг от меня хотел? Ограбить «Королеву Елизавету 2».

— Да.

— Так зачем ты ее оставила, да еще склеила?

Поколебавшись секунду, Белль ответила:

— Ну, я думаю… а ты и впрямь хочешь знать?

Конечно, он хотел знать. Иначе зачем же спрашивать, черт побери!

— Ну, я думала, ты просто разозлился. Разорвал альбом только потому, что он напоминал тебе о Сарлинге. Но теперь его нет, и я посчитала, что ты начнешь снова думать о золоте… О, я не знаю, это глупо, но я хотела, чтобы ты занялся им, потому что тогда я смогла бы, наверно, помочь тебе, и мы были бы вместе еще… Я не хотела тебя терять, хотела быть рядом с тобой как можно дольше… Вот и все, мне больше нечего сказать.

— Белль… — Рейкс знал, что ей не нужно ничего, только его слова, его прикосновения. Он поцеловал ее и сказал: — Ты лучше переоденься.

Белль ушла в спальню. Рейкс поднял трубку и набрал номер. После нескольких гудков мужской голос произнес:

— Да.

— Вернулся Тони и хочет встретиться, — объявил Рейкс.

— Какой Тони?

— Эпплгейт.

— Я позвоню вам до полудня.

Рейкс снова сел в кресло, взял газету, которую купил на вокзале. Он пролистал несколько страниц, и вдруг его внимание привлек заголовок:

Без всяких чувств, двигаясь в мыслях навстречу грядущему разговору с Бенсоном, обдумывая его, определяя ту линию, которую выберет, Рейкс прочитал:

Через два часа зазвонил телефон.

Мужской голос сказал:

— Бенсон, квартира девяносто седьмая, отель «Риц». Завтра, в десять утра.

Ничто не изменилось в этой квартире. Только вместо хризантем в вазе стояли теперь фрезии. Их красные, лиловые, белые и золотистые бутоны напомнили Рейксу разноцветные шапочки цветочных фей в детской книжке с картинками. Бенсон сидел один, высокий, темноволосый, собранный человек. В его движениях, жестах присутствовала грация, какая обычна для знающих себе цену людей. Он вел себя так, словно они с Рейксом были давным-давно знакомы. Он сказал:

— Ваша мисс Виккерс — преданная женщина, хотя, как мне показалось, она вряд ли вам подходит.

Решив подыгрывать ему, обходить все острые углы до тех пор, пока дело не потребует прямоты, Рейкс ответил:

— Ну, нельзя же иметь в женщине все сразу. Почему вы не позвонили мне? Ворвавшись в квартиру, вы напугали Белль.

— Да, сначала я был против этого. Но потом решил, что неожиданность может дать многое.

— Ну и как?

— Я был, пожалуй, прав — с точки зрения психологии. Ее психологии, а не вашей. Хотя мы застали мисс Виккерс врасплох, она все равно оказалась на высоте. Подготовь ее заранее — и она не сдастся.

— Ее не нужно готовить. Да и встретились мы отнюдь не для того, чтобы рассуждать о ней. Больше всего вас, как я понял, заботит золото.

— Естественно. Вы приходите ко мне с предложением, а потом исчезаете без следа. Плох тот бизнесмен, который оставил бы вас в покое после этого. Может, вы собрались перекинуться к конкуренту, пытаясь заключить более выгодный контракт, может, у вас возникли такие затруднения, которые, как вам подсказывало чутье, в одиночку не преодолеть, — а вы и не подозреваете, что мы всегда рады помочь. Было ли что-нибудь подобное?

— Нет. Просто я решил бросить это дело, и все.

— Жаль. Могу я спросить, почему?

— Слишком велик риск. Человек должен знать свои способности и не выходить за их пределы.

— Вы имеете в виду это? — Бенсон бросил на стол проспект.

— Да.

— Слишком велик риск… Однако вы зашли так далеко, что связались с нами. К тому времени вы все уже взвесили. Неужели вам внезапно изменило сердце?

— У меня такого не бывает, — улыбнулся Рейкс. — Я просто понял: эта работа не для меня.

— Напротив, я считаю, эта работа как раз для вас, — вдруг раздался за спиной Рейкса голос.

Рейкс обернулся, а Бенсон встал со словами:

— Это, скажем так, — председатель нашей компании, мистер Мандель.

С порога на Рейкса недвижно смотрел высокий, светловолосый человек с большим горбатым носом, сам немного сгорбленный. Его поза вдруг напомнила Рейксу готового взмыть ввысь сокола — прикрытые от дневного света глаза не Пропускают ни одной мелочи вокруг.

Немного рассерженный некоторой театральностью, с которой появился этот человек, и его замечанием, Рейкс возразил:

— Я не согласен. Идти на риск или нет — это уж решать мне.

Мандель прошел к столу, взглянул на Бенсона и сказал:

— Оставьте нас…

Бенсон ушел в спальню. Мандель развалился в кресле за столом напротив Рейкса. Чтобы лучше видеть собеседника, отодвинул вазу с цветами в сторону.

— В обычных условиях я не стал бы спорить с вами. Но это не обычные условия, как я вскоре объясню. Однако давайте перейдем к делу, а потом станем обсуждать все «за» и «против», — заговорил Мандель без всяких эмоций: слова ему были необходимы лишь как средство выражения мысли. — Вы это сделаете.

— Нет.

— Вы сделаете это по двум причинам. Во-первых, потому что способностей у вас хватит. И еще потому, что я вас заставлю.

Рейкса так и подмывало встать и уйти. Будь на месте Манделя другой, Рейкс, может, так и сделал бы. Но он почувствовал: чтобы добиваться своего, этот человек давно уже перестал блефовать. Он подразумевал именно то, о чем говорил, и мог подкрепить слова фактами. На мгновение Рейкса захлестнула усталая волна памяти: Сарлинг, Белль, Мери и Альвертон — все против него. Сдерживая желание уйти, он закурил, откинулся на спинку кресла и сказал себе: «Ладно, ты еще пока не свободен. Но ты знаешь, чего хочешь, знаешь, что у тебя будет, — так потрудись для этого еще чуточку, не дай никому сломить твое терпение. Думай, думай и еще раз думай. Пусть этот девиз висит на твоей стене».

И он с легким сердцем сказал:

— Хорошо, мистер Мандель, вы сделали весьма уверенное заявление. Теперь подтвердите его.

Мандель потер переносицу указательным пальцем.

— Вас с нами связал Сарлинг…

— Неужели?

— Да. Он часто пользовался нашей конторой для своих незаконных дел. Не один год он называл кодовым именем «Эпплгейт» и себя, и своих сотрудников. Итак, вы работали на мистера Сарлинга.

— Допустим.

— Вы читали эти записки? — Мандель указал на проспект, из которого торчали бумажки Сарлинга.

— Нет.

— Они написаны Сарлингом. Я знаю это, потому что иногда переписывался с ним. Сарлинг хотел, чтобы вы ограбили «Королеву Елизавету 2».

— Хотел.

— Если он заставлял именно вас, значит, считал вас способным на такое. В некоторых кругах были известны его методы. В своих сверхсложных делах он пользовался людьми, в которых верил и которых цепко держал в руках. Их обычно выуживал для него человек по имени Вюртер. Его теперь нет в живых.

— Как и самого Сарлинга. Хорошо, я допускаю это. Но после его смерти я стал свободным. И я сделал свой выбор, мистер Мандель.

— Вы сделали его слишком опрометчиво. Выбора у вас нет.

— Почему же?

— Потому что умри Сарлинг своей смертью, вы бы забеспокоились. Но что-то не похоже, чтоб вы волновались. По вашим собственным словам, вы стали свободны. Так ли это? Сарлинг действовал последовательно. У него были досье на всех, кем он пользовался, все их промахи, все секреты… все, что можно обратить против них. После смерти Сарлинга эти документы — по его собственным указаниям — нужно было уничтожить, не вскрывая. Но завещания не всегда выполняются. А вы не из тех, кто рискует понапрасну. Хотите что-нибудь сказать на этот счет?

— Нет, ничего.

— Хорошо. Вы сидите здесь как свободный человек, без дрожи в коленках. Умный, настойчивый человек, который знает, чего он хочет от жизни. Ну, а если Сарлинг умер не своей смертью? Предположим, его убили, и убийца — вы?.. Я этого не утверждаю. Честно говоря, я даже не знаю этого точно. Но предположим, убили все-таки вы. Давайте начистоту: само убийство — простейшая часть операции. Вы никогда не убили бы Сарлинга, не будучи уверенным, что не получите доступ к своему досье и к записям на всех, кто работал с вами, мисс Виккерс, например. Удивитесь ли вы, если я скажу, что знаю о двух бункерах, которые открываются отпечатком большого пальца левой руки и ничем другим?

— Это не только удивительно, но и ново для меня. Я даже не знал о существовании подобных запоров.

Мандель впервые улыбнулся — уродливая гримаса, открывавшая ровные, неестественно белые вставные зубы.

— Возможно, вы не лжете. Но я в этом не уверен, факты — вещь упрямая. Основная наша работа начинается с выводов. Что выплыло бы на самый верх, если бы убили Сарлинга именно вы. То, что нельзя скрыть, то, что появится в газетах — и действительно появилось: Сарлинга убили в его собственном доме. Только там вы могли воспользоваться его большим пальцем, чтобы открыть бункер до или после убийства. Но выплыло и еще кое-что. Оно восхищает меня и подтверждает, что вы можете справиться с «КЕ-2». Дело в том, что Сарлинг умер в лондонском доме, но покинул Меон-парк поздно ночью, лишь за несколько часов до смерти. Два бункера — один в деревне, другой в Лондоне, два набора досье. То есть отпечаток пальца нужен был дважды… Вот мой окончательный вывод: вы, мисс Виккерс и еще один человек — его имя Бернерс — убили Сарлинга.

— Я не знаю никакого Бернерса.

— Вам следовало бы прочесть заметки Сарлинга. Имя Бернерса упомянуто в связи с вашим.

Рейкс пожал плечами:

— Ну, и к чему же мы пришли, черт возьми? У вас есть предположения, по ним вы делаете выводы… — Он говорил простодушно, не выдавая своих чувств, но сердце подсказывало: хочет он того или нет, а все уже и так выплыло наружу. Однако даже сейчас отчаиваться не надо. Выход найдется всегда. Все возможно, если есть настоящая мечта, настоящая страсть, огнем жгущая сердце, а такая у него была…

— Когда выводы достаточно убедительны, я готов на них поставить. Я — бизнесмен. Вы можете провернуть дело с «КЕ-2», а мы можем сделать на этом большие деньги. Значит, его надо выполнить.

— Тогда заставьте меня, — покачал головой Рейкс. — Пока вы еще не сказали ничего такого, что могло бы меня заставить.

— Всему свое время, мистер Рейкс Альвертонский.

— Так вы знаете и о нем?

— Узнать как можно больше о клиенте, перед тем как заключать с ним договор, — наш долг. За квартирой на Маунт-стрит сначала следили, а уж потом пошли к мисс Виккерс. Три раза, по меньшей мере, вы уходили от нее в клуб. Остальное просто. Один из членов клуба — мой зять.

— Теперь даже в хороших клубах ошиваются дурные люди. Однако я все еще не узнал, как вы собираетесь заставить меня работать на вас.

— Я думал, вы уже сами об этом догадались. Стоит шепнуть слово-другое полиции — и вам крышка. Нетрудно сделать, чтобы это слово шло не от меня. Обстоятельства смерти Сарлинга стоит покопать поглубже. Полиция получит ваше имя, имена мисс Виккерс и Бернерса. Вас с Бернерсом не расколоть, но мисс Виккерс не выдержит. Да и запутается. А у вас интересное прошлое, даже если оно не значится в архивах полиции. Они ухватятся и за эту ниточку. Вы сказали, что знаете пределы риска. Так пойдете вы на собеседования с полицией?

Рейкс встал. Затушил сигарету о пепельницу, взял проспект, сложил пополам и сунул в карман пальто.

— Я все обдумаю, — ответил он.

— Вы достанете золото.

— Да, если возможно.

— Сарлинг верил в вас. Я тоже верю. Вы сможете это сделать.

— И если сделаю, какова гарантия, что меня отпустят с миром?

— Мое слово. Не более. Если человек связался с преступным миром, ему уже нет пути назад к настоящему покою, настоящей безопасности. Этого нельзя избежать, живя вне закона. Вы лишили себя покоя, как только сделали первый шаг в сторону. Но в нашем мире есть некое доверие, и оно, пожалуй, даже выше веры простых людей друг в друга. Это все, что я могу предложить вам. Тысячам других этого хватает. Даже мне. И вам тоже должно хватить.

Мандель был прав. Волей-неволей Рейксу пришлось сдаться. Не будет ему настоящего покоя, страх никогда не отпустит его. Ну что ж, человек может научиться жить в страхе и даже бывает счастлив, как привыкает к уродству или бессилию.

— Вы всерьез считаете, что это я убил Сарлинга?

— Теперь я почти не сомневаюсь в этом.

— Я могу убить и вас.

Нет. За мной стоит слишком много людей. Сарлинг работал в одиночку. У него не было никакой защиты от вас, одна только надменная вера — довольно романтичная для человека его опыта, — вера в собственные силы.

— Мне надо обязательно брать с собой Бернерса? — Рейкс взял шляпу.

— Конечно. Если оставить его в покое, он потом станет опасным для нас. Возьмите его с собой — и все будет в порядке. То же самое относится и к мисс Виккерс.

Мандель встал. Он снова стал похож на сокола — когда тот вытягивает шею и расправляет крылья.

— Сарлинг был вашим другом? — спросил Рейкс.

— Нет. Иногда мы работали вместе. С золотом. Я не интересуюсь ничем другим. А теперь собираюсь заняться делом е вами. Вы интересуете меня только как исполнитель. И поскольку рискуете больше всех, то и получите семьдесят пять процентов и любую помощь с нашей стороны. Работайте по тому плану, который наметили с Бернерсом. До свидания, мистер Рейкс.

Мандель протянул через стол руку. Рейкс брезгливо посмотрел на нее и покачал головой:

— Вы принуждаете меня, Мандель. Заставляете силой. Из-за вас я должен менять свои планы. Вы разрушаете сейчас самое главное для меня — и еще ждете, что за это я пожму вам руку? Нет, обещаю: если когда-нибудь я и прикоснусь к вам, то только для того, чтобы придавить. Даю слово.

Рейкс вышел. Мандель сел.

— Ну и как? — появился Бенсон.

Мандель посмотрел на него, рассеянно поставил на место вазу с цветами.

— Он возьмет золото. Делайте все, что он ни попросит. Все. И ни на секунду не забывайте, что это за человек: мы поколебали его мечту…

Рейкс брел по заметенному снегом Лондону. Он точно знал, чего хотел, понимал, что его поведение — одна из форм самоистязания. У него не было сиюминутного выхода, а может быть, никакого вообще. Если так, придется научиться жить по-другому, строить жизнь вокруг страха. Но только здесь, а не в Альвертоне. Альвертон свят. Сначала Рейкса сдерживал Сарлинг, потом Мери, а теперь схватил этот Мандель и, видимо, не отпустит уже никогда. Рейкс не находил в себе злобы, лишь тупое отвращение, скотское примирение с рабством и зарождающееся терпение, которое, он знал, разрастется и будет поддерживать его столько, сколько понадобится… пока не представится случай, пока он не вознаградит себя мщением, какого требовала его натура. Расплывчатая, неясная мысль об этом заменит надежду и будет питать его силы недели, месяцы, а если нужно — и годы. Когда-нибудь, мистер Мандель, когда-нибудь.

Рейкс остановился у большой витрины здания кунардской морской компании, и его мечты отступили. За стеклом, в центре стоял макет новой «Королевы Елизаветы 2». Снег валил Рейксу на плечи, а он не мог оторвать взгляда от корабля, от длинного темно-серого корпуса с широкой красной ватерлинией, смотрел на него как будто сверху, представлял, как плещется у кормы голубая вода, видел аккуратно подвешенные шлюпки, необычную дымовую трубу, рожденную в десятках испытаний на обтекаемость, ветровой щит у ее основания, чтобы копоть и дым уносились прочь. Рейкс заметил мачту, которая была вовсе не мачтой, а трубой кухни, стойку связи, антенну и радары, ровные ступени бака, юта и шканцев… Глядя на макет, Рейкс говорил себе без всяких чувств, что раньше здесь стоял и Сарлинг, погруженный в свою бредовую мечту, не замечая прохожих.

Рейкс отвернулся от витрины, поймал такси. Он успел на поезд в Брайтон в 12.25. В вагоне развернул рекламу. Внутри лежали два форматных листка, исписанные Сарлингом. Они были разорваны пополам, но аккуратно склеены прозрачной лентой.

Рейкс спрятал проспект в карман и развалился на сиденье, закрыл глаза. В эту минуту в мыслях у него стоял Сарлинг, целый и невредимый. Какого черта старику взбрела эта идея? Неужели он когда-то связался с морем и обжег пальцы, да так сильно, что ему захотелось жестоко отплатить за свой провал? Или это был не более как праздный вызов той головоломке, что пришла ему в голову просто от скуки? Как можно украсть золото с корабля без всякой суеты, только вдвоем — ведь эти двое должны остаться в живых. Это невозможно сделать вдвоем даже физически. Двое не смогут поднять и перенести много золота, не потратив на это долгие часы, да еще на виду у трех тысяч человек. Видимо, ответ проще: раз не смогут сами, значит, заставят других — властно, спокойно, без суеты. Именно это Сарлинг называл шантажом без насилия. Помимо воли загадка заинтриговала Рейкса. Как подчинить себе, принудить и заставить команду корабля или несколько ключевых фигур в ней сделать без возражения то, что нужно? (Не говоря о том, как вывезти золото с корабля, в открытом море. Видимо, здесь и нужна та внешняя помощь, о которой писал Сарлинг.) На судне только одному человеку подчиняются беспрекословно капитану. Корабль в море — это целый мир, но правит им один капитан. Боже мой, Рейкс не мог представить себе капитана, который хладнокровно расстался бы с золотым грузом. Но сделать это ему придется. Что же, черт возьми, придумать, чтобы он не смог поступить по-другому? Этот вопрос мучил Рейкса всю дорогу в Брайтон.

В два часа дня он позвонил в знакомую дверь. Бернерс, в темно-синей рубашке с серебряными пуговицами, в серебристом галстуке и замшевых башмаках, впустил Рейкса к себе.