Проходная пешка

Глава 11

Казарма, размещавшаяся под батареей, над погребами, была на удивление уютной и ничуть не сырой. Не сказать просторной, но места хватало. Располагалась она грамотно — к орудиям расчету выскочить всего ничего времени. Выход правда, на мой взгляд — узкий, и лестница вверх. Толкаться тут.

И ежли например десантник-диверсант с автоматом на лестнице сядет — то все, всех положит. Или просто не выпустит. Правда, выходов два. И десантников тут нет. И автоматов тоже. Револьверы правда есть, это да. Но, все же — это же внутри крепости батарея, не на передовой. Потому — все разумно. Расчеты под орудиями, командиры орудий тут же, но отдельно в своей отгородке — а Балу, как я прозвал про себя командира — больно уж похож на медведя из сказки Киплинга, как замкомбатра — обитал и вообще отдельно, рядом с командиром батареи — в офицерской казарме в крыле цитадели.

Сама наша казарма — сводами, с толстыми колоннами, перекрытие — осадную бомбу выдержит. Думал, теснота будет, нары, а то и в три яруса — нет, плотненько, но в один ярус, топчаны с рундуками под ними. Оно и понятно — невысокие своды-то. Тут же маленькая кухня с очагом. А отхожее место поодаль за батареей.

Приняли меня настороженно, тем более что сразу Балу объявил мне, что хоть я и подносчиком числюсь, но сразу чтобы становился на место установщика трубок — до того этим приходилось заниматься наводчику.

Ну да ничего — осведомился, где есть мое место, уложил в рундук вещи, познакомился. Сразу решил пробить, как оно тут — спросил — мол, принято ли новоприбывшему выставить легкое дополнение к ужину? И как — на наш расчет или на батарею всю? Оказалось, что принято, на всю батарею, но умеренно. Командир второго орудия, чернявый пузан Брол, взялся уладить вопросы, принял от меня серебруху и обещал, что к вечеру все будет как надо.

До вечера осваивался, вернувшийся Балу устроил мне подробное объяснение что и как теперь буду делать, показали какие есть снаряды, чтоб не путал — дымовые, картечь, бомбы и гранаты, шрапнель и учебные, практические и осветительные. Оказывается, под казармой, за железными дверьми — целый погреб этой радости. Посмотрел на штабеля ящиков с унитарами, и как-то не очень обрадовало, жить на таком. Словно поймав мои мысли, Балу усмехнулся

— Не дрейфь. Оно тут не первый год так. И всяко уже бывало. На третьей батарее лет десять назад рванул погреб. И ничего, поглушило конечно, того, кто внизу был, ясно, и не нашли, поранило кого, ну ремонту на год. А почему? — а потому что тоже не первый раз. И вон, видишь? — ага, колодцы сделаны. На них сверху крышки — их при взрыве вышибет, а казарма уцелеет. Свод тут толстенный. Раньше еще этаж был — так засыпали песком с прокладкой кирпичом. И двери так сделаны что их тоже выбьет. А взрыв вверх пойдет. Так что не боись. Да и снаряды у нас вишь — как патрон к винтовке, не как у осадных — огня не боится, в ящиках тоже уложены с умом, даже ронять можно… хоть и не нужно. Главное, сам снаряд, когда несешь к орудию — не урони. Не споткнись, не вырони — потому бегать много придется, тренироваться.

После этого учился я ключом, эдаким кольцом на ручке, устанавливать взрыватель на гранате и шрапнели — дело нехитрое, но тоже потребуется тренироваться. Балу, правда, остался доволен — говорит, уже лучше, чем сейчас у него наводчик ставит

Вечером и впрямь к ужину добавили всякого — кормежка тут в общем простая, солдатики с кухни притаскивают здоровенные «термосы» со жратвой, а там уж все делят. А в той вот кухоньке как раз — разрешается самим что-то где-то приготовить.

И самовар там стоит, встроенный. А рядом бочка винная, тонны на полторы, но с водой. Все эдак культурно, все на месте.

Застолье справили нормально, за общим столом посередине всей казармы, Брол даже, с согласного кивка Балу, поставил на стол четыре фляги с сухим вином. Вино тут и так в рационе есть, но обычно выдают мало, и хранится у командира. Про пьянку правда меня еще Варс предупредил, точнее не только меня — пока шли, напомнил, что за пьянку взыщут месячное жалованье и выдерут нагайками. А если учудишь чего по пьянке или не приведи небеса — службе урон будет — тут военный суд сразу — и хорошо если в штрафные роты, считай повезло. Ну да, тут насчет пьянки не разгуляться — фляги хватило на полстакана кислятины на рыло. А уж если кто сам потом добавит — то его проблемы.

Засыпал под привычные звуки казармы — скрип топчанов, кряхтенье, покашливание, храп и тихие разговоры. И запах тут был какой-то привычный, не такой как у нас, но все одно — казарма. Немного напрягало, что под толщей камня, не люблю я этого, по мне лучше бы уж в палатке — но, как говориться, от бобра добра не ищут. Бывало и лучше, могло быть и хуже.

Потянулись те самые «серые армейские будни». Армия она и в Африке армия, и в другом мире — тоже армия, и пишется — «армия», аминь. Распорядок, долбоизм, внешняя дуболомность, за которой стоят опыт и мудрость, все перпендикулярно и параллельно, начальство со своими закидонами, люди, разные и одинаковые, всякие мелочи и разные разности. Первый месяц мне положено носить рекрутский шеврон — потому все мои вопросы и промашки проходят нормально — тут кого только не набирают, и хоть в общем армии похожи, но именно в мелочах различия есть, да и полков много разных — и гарнизонные, и полевые, и егеря-рейнджеры, драгуны, штурмовики, рейтары, а еще гвардия и жандармы. И у всех свои примочки и фенечки. Так что это обходилось нормально, ну и я не лопушил лишний раз, везде все примечая-запоминая. Тут в общем, схожего-то было больше, чем отличий. Разве только вот религиозные все дела, ну да и то, в общем, не особо и разницы, если так прикинуть. Моральный дух, воспитательная работа. Все дела. А попы и у нас в армии имелись, и даже муллы. Раввинов, правда, так и не дождались. Так что ничего нового. Храм тут в цитадели, маленький, — а большого и не надо, если что — все на улице оформляют. Ходили в храм после обеда, и не каждый день — тут это нормально. В казарме кстати, никаких образков-лампадок нету — не положено. ПравИльный четвертого орудия Хор-Шес, горец с юга, обмолвился, что кое-кто держит в казармах какие-то образки старых языческих богов — богов войны и удачи — но это не приветствуется. Хотя, вроде как, у вояк это древняя привычка, еще с незапамятных времен. Тоже, поди, какойнить крылатый пес или что-то типа. Ну да их дело. А я как все — пришел в храм, перекрестился, типа помолился, и свободен. Здешний капеллан, сухой старик с выправкой и хромотой на левую ногу, похоже, все понимал, но не рвался что-то менять. Искренне верующих у него и так хватало, а остальные его не сильно интересовали, похоже. И было тех остальных пожалуй и поболее половины. Так что и в этом я, в общем, не выделялся особо. Да и во всем — старался быть как все. Старался поскорее вжиться в новую реальность.

Однако, все же ловил я косые взгляды на себе, но постепенно обжились, все же казарма дело такое. Хотя и не сказать, чтобы меня расчет принял в свои. Наверное, все же какие-то несвойственные местным привычки выдавали.

Пару раз подсаживался Торн, замковый второго орудия, седоватый рослый дядька со шрамом на щеке и шее, заводил разговор «о жизни». Выведать что и откуда-как не старался, все же тут не принято так лезть с расспросами, как мне еще Варс рассказал — служба-то она ведь дает возможность «лист перевернуть» — мало ли что у тебя за душой — пока ты служишь — тебя княжья власть защищает от любого суда. Ну, то есть — от старых грехов. А после службы и вовсе чист. Но Торн все больше как-то расспрашивал или даже… беседовал, что ли, «о жизни вообще» — как что в мире бывает, как кто живет. Да пару раз всеж отпустил что-то такое, мол «Видать что жизнь-то у тебя не такая была, не нашенская». Я потом думал, что он так имел в виду, а потом сообразил. Ведь, если так прикинуть, то ТАМ, у нас — жизнь-то даже у такого непоймичего как я — по здешним меркам если не княжеская, то уж не самого мелкого владетеля. Как жил, что носил, что ел, как отдыхал… так ведь подумать — наверное, они меня за какого аристократа приняли, в солдаты подавшегося по своим причинам — тут этого бывает. Или может и вообще решили что меня в солдаты сослали за какую вину — то-то кто-то спрашивал вскользь, мол не знаток ли я тюремного быту. Наверное, так и есть, считают эдаким аристократом-изгоем. А таких собсно не любят. Хоть вроде все ровно, однако и «в круг» не пускают. Ну да по правде-то сказать, мне и не особо оно надо.

Но вот еще особист этот… не нравился он мне. Встречал я его пару раз — и хоть и ресницей он не дрогнет, улыбается, а сразу чую — напрягается. И в спину взгляд давит, чуть было не обернулся разок даже, насилу сдержался. От ведь гадость какая, а?

В первое же увольнение отнес одежду Айли, договорились с ней обо всем, все что хранил так и оставил, прибрал только с собой маленький револьвер. Вроде как и не положено, да только теперь кто ж обыщет? Да и разрешение. До того револьвер был спрятан, ибо как известно, «подальше положишь — попозже возьмут», но теперь я решил, что может он полежать и в рундучке под койкой в казарме.

И вот теперь стоял я и думал. Есть у меня кое-какой опыт. Так вот выходило — кто-то у меня позавчера порылся в рундучке. Ничего не взяли. И даже ничего не переложили. Все на месте, все лежит, как лежало. А что трогали — я вижу.

И это плохо. Потому как если б кто полез воровать — это дело одно. Это нормально. Все воруют и везде ворую, это ничего плохого. Однако не пропало ни тряпочки ни копеечки. Все на месте.

Так не воруют. И даже не смотрят что есть. Потому что все лежит точно так, как и лежало. Точнехонько. А это что значит? — а значит, что шарил человек ученый, опытный. А кто тут такой есть — это не вопрос даже. Вопрос — зачем? И чего нашарил?

Вот и стоял я и думал — надо бы взять револьвер с собой обратно… или вообще выбросить или снычить где подалее от моего рундука. Ну надо ж было притащить? Оружия-то артиллерии не выдают, крепостной-то. Ни даже тесака какого, ни подавно винтовки или револьвера. Были бы мы в полевой — с карабинами бы были, а в конной — с бебутами и револьверами длинными. Так — шиш. А я как-то отвык совсем без оружия быть. Это там, у нас, в России — оно было нафиг мне не нужно, хватало на самый край баллончика с газом. А тут чего-то совсем без оружия — не очень. Вот и лопухнулся я похоже, с револьвером-то. Вот и думай теперь, как быть…

— Увольнение в городок, салаги, это вам не это! — ефрейтор Эрри, наводчик третьего орудия, поучал двух молодых солдат, которых завербовали спустя неделю после меня. Теперь расчеты батареи были укомплектованы полностью, КМБ можно сказать окончился, и нам внеплановое увольнение. Вчера мы показали на учениях отличную выучку, начарт похвалил командира, тот выразил благодарность командирам орудий и расчетов… ну и под финиш разрешил увольнение. И сегодня с утра, еще до общего подъема, те кто первыми шли в увольнение начали готовиться. Кое-кто из стариков поворчал, но на том недовольство тем, что первыми пойдут салаги, и закончилось. Вообще тут дедовщины как таковой нет — ну, так, все же — в основном контрабасы, пусть и с местной спецификой. Хотя вроде как этим вот салажатам и досталось малость. Это мне подфартило, ибо меня можно сказать, Балу в казарме и утвердил, вроде как протеже.

Молодые все не могли привести парадку в порядок. Тут, собственно, с парадкой все просто — никто тут, кроме гвардии и офицеров, не имеет отдельного комплекта парадной формы. Тут это решается проще. Обычно на нескольких солдат имеется комплект — нагрудник с медными пуговицами, парадный ремень оранжевой кожи, черные перчатки-краги, парадные гетры на ботинки. И парадная кокарда на головной убор. Ну а остальное — повседневная форма. Естественно, постиранная и выглаженная. Для стирки тут кстати, есть прачечная с самой настоящей стиральной машиной. Да-да. Все как положено — медный дырявый барабан, вертикальная загрузка… и собственно-ручной привод. Я еще и мыла постругал для стирки, чем вызвал усмешки товарищей — мол, экий богач выискался — стирать форму с мылом. А отпаривать на стрелки — это уже в казарме, на столе, подложив скатку. Грели утюги на очаге и вперед. Тыщу лет уже не отпаривал форму, а тут пришлось. Однако, ничего так, справился. Все это было сделано еще вчера, а сегодня утром сапоги одевали на свежую голову.

Постепенно мысли свернули с гадского особняка на вещи более глобальные.

Вроде, все неплохо складывается. Мне бы чуть зацепиться, а уж там…

Весь этот месяц я не раз уж думал — правильно ли я поступил, спьяну согласившись? Впрочем, не спьяну, на другой-то день было время обдумать. Нет, все верно. Кэрр меня и хотел устроить — и вот оно. Его я не обманул. Сам только все сделал. Сам. А это значит что? — А то, что я ему ничего не должен. Конечно, ссориться с ним мне ни к чему, но… Но так мы можем сотрудничать… а до того бы — мне пришлось на него работать… В общем, я раз за разом убеждал себя, что поступил правильно.

Обернулся, глядя на нашу батарею. Там маячили двое часовых из пехоты — так тут было заведено, артиллеристы в караулы не ходили. И вообще, хоть тут в армии, ввиду малолюдства, подготовка весьма серьезная, даже повара и ездовые неплохо учены и стрельбе и штыковому-рукопашке — ну, по крайней мере — учены хоть как-то — но и то, например — кросс с оружием и выкладкой, как пехоте, нам вчера бегать не пришлось. С утра, правда, постреляли с винтовок на стрельбище за фортом, а потом до полудня под свистки и крики командиров носились на секундомер из погребов к орудиям с учебными болванками, заряжали, наводили, давали беглый и прочие радости. Я не только носился по ступенькам с четырехкилограммовыми болванками, но и устанавливал на учебных макетах дальности взрывателя — я уже официально числился установщиком, и ключ для взрывателей носил постоянно в чехле на поясе. Однако, это все же не то что пехотинцам досталось. Им сегодня еще и оружие чистить. Правда, Балу, сказал, что взвод, показавший лучшие результаты, тоже пойдет в увольнение. Тоже, значит, поощрили. Сам Балу стоял рядом, задумчиво глядя на реку. С бастиона открывалась довольно красивая картина, солнце уже показалось из-за горизонта и чуть пригревало, разгоняя утреннюю сырость от реки, но еще не пекло. В общем, отличный день для увольнения должен быть. А о чем Балу думает, я знаю, вчера вот вечером за чаем опять говорили — у него две дочки, на родине, в Среднем Валаше, уже, говорит, подросли, красавицы. Замуж пора, да надо же партию составить. А уехать в отпуск нельзя — неспокойно. То есть тут-то спокойно, кто сюда сунется, но в общем больно много о войне скорой говорят. Я сдуру ляпнул как-то про здешних казачков, Вольных-то. Так Балу аж взвился. Он потому как упертый «орбелист», князь ему прямо-таки царь-батюшка. И все мол от него, и все правильно. Чего, говорит, вольности эти развели. Хочешь служить — служи как все. А то ишь, земля. Привилегии. А сами с горцами да со степняками всякое замышляли. И вообще вольности мол — это зло. В общем, Балу действия Орбеля Второго одобрял полностью и всерьез. По его словам выходило — мол, князь собирается объединять земли под Валашем. А то ведь эта раздробленность только вредит. А так будет когда-нибудь Валаш от моря и до моря, как когда-то тут и был, до Темного Времени… Обязательно, мол, будет, к гадалке не ходи. Короче говоря, Балу за своего князя горой стоять готов. Тот ему прям свет в окошке.

Эрри, закончив проверять, как сидит парадка на салагах, подошел к нам, и приглашающее достал кисет. Я то так и не курил (чем добавлял к себе лишнего внимания в казарме, надо сказать), а Балу, тут же крякнув благосклонно, полез за трубочкой.

— Молодежь-то расхлябанная. Параду не понимают — пожаловался Эрри — А ты, я смотрю, ничего так. Культуууура…

— Так точно, вашбродь. Никак невозможно солдату в город неопрятному идти. Все как Вы учили! — ну, хороший дядька Эрри, но падок на лесть — вон и сейчас аж засиял.

А все-таки хорошо здесь. Тихо и уютно. И если Балу не ошибается — то ефрейтора получу уже через полгода всего, а то и ранее. А там… посмотрим. Кэрр обещал помочь, а далее глядишь…

Ощущал я себя как-то очень эдак окрылено, на самом деле.

Вроде как вот пешка, которая оказалась проходной. Стояла себе, шагнула, и вперед-вперед, только вперед, и на самом-то деле — когда одна — всем открыта. Однако, пронесло как-то — и прошла пешка, выходит, до края доски. По сути, шажок и остался. Нет, конечно, в ферзи не мечу, но может, получится стать из пешки фигурой… когда-нибудь.

В общем, настроение было отличное.

— Ну, что, Бало — Эрри выпустил клуб дыма — пойдем? Скоро уж и наш час пойдет.

— Сейчас Эрри, докурим и пошли — вахмистр запыхтел трубкой — Сейчас идем, подъем сыграют и мы за ворота… что еще такое?

— А? Кто? — Эрри обернулся, окидывая взглядом салаг, думая, что командир усмотрел на них какой-то непорядок, но все вроде было в норме. Эрри недоуменно посмотрел на Балу — Эй, командир, ты о чем?

— Да вон — Балу ткнул трубкой куда-то в сторону ворот — смотри. Чего-то не нравится мне это. Как бы не накрылось увольнение.

— М-мать! — с чувством выплюнул Эрри — Точно, что-то не то… сейчас суета начнется… что им тут понадобилось?

По дороге к форту, поднимая клубы пыли, красиво как на батальной картине подсвеченные лучами утреннего солнца, издалека шла спешной рысью длинная колонна кавалерии. В серой запыленной валашской форме по два в ряд что-то около роты, по-кавалерийски — сотня.