Миссис Харольд В. Смит не заботилась о своей внешности.
В тридцать два она об этом не подозревала; в сорок два – знала и очень переживала, а теперь, в пятьдесят два, ее уже больше ничего не заботило.
Она часто напоминала себе, что она взрослая женщина и должна вести себя подобающим образом, в частности, отбросить ребяческие фантазии, будто брак – это, когда идешь по жизни, совершая удивительные вещи с удивительным человеком.
Что ж, она этого лишена. Зато у нее есть кое-что получше. У нее есть доктор Харольд В. Смит, и хотя он, возможно, и скучен, но ей больше нет до этого дела, потому что как можно быть другим при всей этой скучнейшей работе, которую он выполняет в Фолкрофте, где один скучный день сменяется другим. Он перелистывает скучнейшие пачки бумаг и беспокоится из-за скучнейших образовательных программ, финансируемых скучнейшим федеральным правительством из ДжексонБилля, штат Арканзас, или Белл-Бакла, штат Теннесси, или каких-нибудь других скучнейших мест.
Харольд – она называла его именно так, а не Гарри или Гар. Нет, только Харольд. Она не только называла его так, но и думала о нем про себя не иначе, как о Харольде. При других обстоятельствах, часто размышляла она, Харольд мог стать совершенно другим человеком.
В конце концов, выполнял же он во время второй мировой войны какую-то секретную работу, и хотя сам он никогда не говорил ей ничего, кроме того, что был «зашифрован», она однажды нашла адресованное ему письмо генерала Эйзенхауэра, где тот приносил свои извинения, поскольку при сложившихся обстоятельствах Соединенные Штаты не могут наградить Харольда В. Смита Почетным орденом конгресса. В письме содержалась приписка, что «среди тех, кто сражался на стороне союзников, он заслуживает награды как никто другой».
Она так и не призналась мужу, что обнаружила это письмо – оно было вложено в книгу, стоявшую на полке над его письменным столом. Разговор об этом мог его смутить, но она часто думала о том, что он, скорее всего, был единственным в своем роде «зашифрованным» сотрудником, раз удостоился от Айка такой похвалы.
На следующий день после обнаружения письма она испугалась, что положила его не так, как оно лежало, и снова решила на него посмотреть. Однако письмо исчезло – в пепельнице, стоявшей в кабинете, она обнаружила обуглившиеся клочки бумаги. Но это не могло быть письмом! Кто же станет уничтожать личное письмо человека, который впоследствии стал президентом США, да еще и содержащее такую похвалу!
Ни один человек не сделал бы этого.
Она слушала, как на плите булькает кофе, с которого она привыкла начинать день, наполняя маленькую кухню коттеджа сладким, маслянистым запахом, и не жалела ни о чем.
Возможно, и этого нельзя не признать, Харольд и скучноватый человек, но тем не менее он добрый и хороший.
Она выключила конфорку и поставила кофейник на подставку, ожидая, когда прекратится кипение и осядет гуща.
Было так мило с его стороны позаботиться об этой поездке в Мэн, о том, чтобы пожить здесь несколько недель. Она достала из шкафчика над раковиной две чашки, сполоснула их и разлила кофе. Потом несколько мгновений помедлила.
Из спальни доносилось тихое, мерное, методичное дыхание Харольда Смита, которое внезапно сменилось глубоким вздохом, и тут она услышала скрип пружин. Как всегда, Смит, проспавшись, полежал спокойно несколько секунд, словно проверяя окружающую обстановку, а затем, без малейшего промедления, вылез из постели.
Каждый день было одно и то же. Смит никогда не нежился в постели; проснувшись, не задерживался там ни секунды, а всегда вскакивал так, словно уже опоздал на важную встречу.
Держа чашки в руках, миссис Смит подошла к небольшому столику с пластиковой крышкой, выглянула в окно и застыла как вкопанная.
Затем выглянула вновь, поставила чашки на стол и, подойдя вплотную к окну, прижалась лицом к холодному мокрому стеклу, стараясь получше разглядеть, что за ним происходит.
Странно, – подумала она. – На самом деле странно.
– Харольд, – позвала она.
– Да, дорогая. Я уже встал.
– Харольд, подойди, пожалуйста, сюда.
– Минутку, дорогая.
– Нет, прямо сейчас. Прошу тебя.
Продолжая глядеть в окно, она почувствовала, как подошел Харольд Смит и встал возле нее.
– Доброе утро, дорогая. Что случилось? – спросил он.
– Там, снаружи, – она указала глазами на окно.
Смит приблизил свою голову к ее и тоже выглянул наружу.
По склону холма к коттеджу спускалась дюжина обнаженных мужчин, наготу которых прикрывали лишь набедренные повязки, да еще одеяния и головные уборы из перьев.
По одежде они напоминали индейцев, но цвет кожи у них был абсолютно не индейский. Среди них были желтые, белые и смуглые. И все вооружены копьями.
– Что все это значит, Харольд? – воскликнула миссис Смит. – И кто эти люди? – Она обернулась к мужу, но рядом его не оказалось.
Смит молнией метнулся к противоположной стене, подпрыгнул и схватил охотничье ружье, висевшее над дверью на оленьих рогах. Захлопнув дверь на защелку, он подошел к небольшому шкафчику в китайском стиле и вынул из-за тарелок коробку с патронами.
Миссис Смит наблюдала за ним. Она и представить себе не могла, что там могут находиться патроны. А зачем Харольд вставляет их в ружье?
– Харольд, что ты делаешь? – спросила она.
– Одевайся, дорогая, – ответил Смит, не глядя на нее. – Надень сапоги и пальто, на случай если тебе придется неожиданно выйти наружу. – Подняв глаза, он увидел, что она все еще стоит у окна. – Немедленно! – скомандовал он.
Молча, все еще не понимая, в чем дело, миссис Смит направилась в спальню. Пока она стояла там, собираясь одеться как можно быстрее, то есть просто натянуть шубу поверх пижамы и халата, в которых была, Харольд прошел по всем помещениям коттеджа с ружьем наизготовку, закрывая окна и задергивая тяжелые шторы.
– Может, это как-то связано с празднованием двухсотлетия образования США? – предположила миссис Смит, натягивая снегоступы поверх пижамных штанов.
– Не знаю, дорогая, – ответил ее муж.
Он высыпал патроны в левый карман халата, а в правый положил девятимиллиметровый автоматический пистолет, который достал из углубления между диваном и отопительной батареей в гостиной. Затем доктор Смит заглянул в спальню.
– Проверь, закрыты ли окна. Задерни шторы и оставайся здесь, пока я не скажу. – В конце речи он по привычке добавил «дорогая», после чего захлопнул за собой дверь.
Дюжина представителей племени актатль молча двигалась по снежному полю к маленькому коттеджу, уютно устроившемуся в крохотной долине под холмом.
Сидя в аэросанях, Жан-Луи де Жуан с вершины холма наблюдал, как его люди – его воины, его смельчаки – направляются к коттеджу. Вот им осталась сотня ярдов. Девяносто.
Затем он перевел взгляд на заснеженную проселочную дорогу, которая шла к коттеджу через густые заросли сосны.
Воины племени актатль уже подходили к дому, когда де Жуан увидел то, что и предполагал увидеть: снежное облачко, приближавшееся по проселку к коттеджу, где остановился Смит.
Автомобиль.
Вот и все. Сейчас решается судьба племени актатль – суждено ему погибнуть или победить. Все очень просто. Он улыбнулся, потому что был уверен: битва закончится в пользу народа актатль.
Дулом ружья Смит выбил в кухне стекло и высунул ствол в образовавшуюся дыру. Затем прицелился в шедшего первым воина, но потом хладнокровно перевел ружье левее, туда, где его выстрел мог поразить сразу троих.
Сколько же времени прошло с тех пор, когда он в последний раз стрелял из ружья? На поражение. Былое промелькнуло перед ним за считанные доли секунды: дни второй мировой войны, когда ему пришлось, отстреливаясь, выбираться из устроенной фашистами засады – он попал в нее после четырех месяцев, проведенных в Скандинавии, в тылу у немцев. Там он участвовал в организации отрядов Сопротивления и готовил их участников к операции по уничтожению секретных установок, на которых фашисты пытались получить тяжелую воду, необходимую для производства атомной бомбы.
Тогда была достойная цель, и сейчас цель тоже достойная.
Он начал осторожно нажимать на спусковой крючок, но остановился, услышав, как к дому подъехала машина.
Кто-то из них? Или это Римо?
Дверь заперта, так что он может немного подождать. Воины находились теперь в тридцати пяти ярдах, пробираясь вперед через глубокий снег, и Смит вновь прицелился.
Когда они подойдут на расстояние двадцати пяти ярдов, он станет стрелять.
Но прежде чем он спустил курок, справа от него мелькнуло что-то цветастое и он увидел, как Римо в синей тенниске и легких брюках и Чиун в одном зеленого-цвета кимоно выскочили из-за угла и бросились навстречу вооруженным копьями мужчинам.
Первая пара индейцев остановилась, они быстро прицелились и метнули копья. Если бы Смит не видел все собственными глазами, он бы ни за что не поверил в то, что произошло дальше. Копья с огромной скоростью неслись по направлению к Римо с Чиуном, но те, казалось, их не замечали. И вдруг, когда Смит решил, что он промедлил на целую долю секунды, Римо вдруг взмахнул рукой у лица. Копье переломилось пополам и упало у его ног. Он продолжал бежать по направлению к наступавшим. Копье, брошенное в Чиуна, казалось, достигло его живота, вошло в него и убило наповал, но тут пальцы Чиуна с длинными ногтями опустились вниз, и вот он уже держал копье в руке. Он поймал его прямо в полете.
Ни он, ни Римо ни на секунду не замедлили шаг. И вот они уже достигли рядов нападавших, и тут Смит понял, что за все годы, пока он возглавлял КЮРЕ, он ни разу не видел Чиуна и Римо за работой. Наблюдая за ними, он впервые осознал, какой ужас могут вселять в людей Мастер Синанджу и Римо, его ученик.
И еще он осознал, почему Чиун считает Римо воплощением бога Шивы, Разрушителя.
Подобно вихрю, Римо налетел на группу воинов, которые остановили наступление на коттедж, чтобы расправиться с незваными гостями. Вокруг Римо все завертелось, точно он был центром цунами, и от него начали отлетать тела, словно у них был противоположный заряд и от Римо их отталкивала какая-то неведомая сила.
Если Римо врезался в самую гущу воинов племени актатль, то Чиун работал по краям. Его стиль отличался от стиля Римо точно так же, как пистолет отличается от ружья. Возникало впечатление, что Чиун движется очень медленно; когда он передвигался от одного места к другому, его руки и туловище были отчетливо видны. Отстраненно, почти с научным интересом, Смит отметил про себя, что Чиун словно и не движется вовсе. Но мгновение назад он был в одном месте, а сейчас уже находился в другом. Это напоминало фильм, во время съемок которого камеру время от времени выключали, и перемещение Чиуна из одной точки в другую происходило как раз в тот момент, когда объектив камеры был закрыт.
Павшие в битве образовали огромный курган из желтых перьев, словно кладбище гигантских канареек.
Тут Смит вновь заметил движение справа и повернул голову. Из-за дома появилась девица в длинной меховой шубе.
Должно быть, Бобби или Валери, – подумал Смит. – Нет, судя по шубе, все-таки Бобби. – Какое-то время она стояла возле дома, наблюдая, как Чиун и Римо расправляются с воинами племени актатль.
Не подозревая, что за ней следят, она сунула руку в карман и достала пистолет.
Смит улыбнулся – она собирается помочь Римо и Чиуну!
Она подняла пистолет в вытянутой руке. Смит раздумывал, не окликнуть ли ее. Надо ее остановить.
Он вновь поглядел на поле битвы. Все актатли лежали, и лишь Римо с Чиуном продолжали стоять, по лодыжки в пушистом снегу. Они стояли к Бобби спиной. Римо указывал на вершину холма, где сидевший на аэросанях человек наблюдал за побоищем. Кивнув Чиуну, Римо пошел по направлению к мужчине на холме.
Смит перевел взгляд на Бобби: теперь она подняла и левую руку, держа пистолет двумя руками для устойчивости. Затем медленно прицелилась – от Римо и Чиуна ее отделяло всего двадцать футов.
Она собиралась стрелять в них.
Смит быстро перевел ружье влево и, не целясь, нажал сначала правый, а потом левый спусковой крючок своей двустволки.
Первый выстрел не попал в цель, но второй поразил Бобби в грудь – ее подняло в воздух и перевернуло, словно бумажную салфетку, а затем опустило на снег в восьми футах от того места, где она стояла.
Обернувшись, Римо увидел Бобби, лежащей на снегу – из простреленной груди текла кровь, превращая растаявший снег в красно-коричневое месиво. Затем он взглянул на окно и заметил Смита, все еще державшего ружье.
– Отлично сработано, Смитти, – саркастически заметил он. – Но она своя.
Смит поспешил к выходу. Проходя мимо спальни, он крикнул жене:
– Дорогая, оставайся там. Похоже, все будет хорошо.
– Харольд, ты в порядке?
– Со мной все отлично. А ты оставайся там, пока я не позову.
Прислонив ружье к стене, Смит вышел на веранду.
Увидев его, Римо засмеялся.
– Что тут смешного? – спросил Смит.
– Мне почему-то казалось, что вы и спите в сером костюме, – Римо указал на пижаму, в которую был одет Смит. – Я думал, вы никогда не снимаете своего костюма.
– Очень смешно, – сказал Смит.
Чиун склонился над девушкой Когда Римо подошел поближе, она прошипела:
– Ты один из тех, кто осквернил камень, и теперь должен умереть.
– Боюсь, вам в вашем состоянии вряд ли удастся исполнить сей приговор.
– Она пыталась вас застрелить, – объяснил Смит.
– Ей все равно это бы не удалось.
– Но вы стояли к ней спиной.
– Что все это значит? – спросил Римо, наклонившись к Бобби. – Какой у тебя интерес во всей этой истории? Неужели это из-за того, что я отказался играть с тобой в теннис?
– Я дочь Уктута. Как и мой отец, а до этого все его предки на протяжении многих поколений.
– Значит, ты помогла им убить собственную мать?
– Она не принадлежала к племени актатль. И не защищала священный камень. – Бобби жадно глотала воздух – когда она вздыхала, все клокотало у нее в груди.
– Кто же теперь будет защищать камень, малыш?
– Его будет защищать Жан-Луи. Он же и уничтожит тебя. Вождь народа актатль принесет тебе смерть.
– Если тебе приятна эта мысль.
– Я умираю с тайным именем на губах. – Тут она снова что-то произнесла, и, наклонившись поближе, Римо услышал тайное имя Уктута. Лицо Бобби озарила умиротворенная улыбка, глаза закрылись, и голова упала набок.
Римо поднялся. В своей шубе, лежа в кровавой жиже, она напоминала гигантскую ондатру на красной подушке.
– Что поделаешь, милая, такова наша работа, – произнес он. Затем взглянул на холм – человека на аэросанях там не было.
– О Боже! Боже!
Римо обернулся. Этот шум издавала Валери, которая наконец набралась смелости и, услышав выстрелы, пришла посмотреть, что происходит. Стоя на углу дома, она смотрела на разбросанные по снежному полю тела.
– О Боже! Боже! – вновь повторила она.
– Чиун, прошу тебя, убери ее отсюда, – попросил Римо. – И пожалуйста, вставь ей в рот кляп!
– Я делаю это не потому, что это приказ. От тебя я приказов не потерплю – только от нашего всемилостивейшего и наимудрейшего императора в пижаме. Я делаю это лишь потому, что это действительно стоит сделать. – С этими словами Чиун тронул Валери за руку. Она вздрогнула и поплелась за ним к машине.
– Вам следует избавиться от трупов, – сказал Смит.
– Сами избавляйтесь. Я вам не нанимался.
– К сожалению, я не могу этого сделать. Видите ли, в доме моя жена, и скоро она уже сунет сюда свой нос. Я не могу допустить, чтобы она это увидела.
– Просто не знаю, Смитти, что бы вы делали, если бы я не оказался здесь и не уладил ваши дела? – И он самодовольно взглянул на директора, словно ожидая ответа на свой риторический вопрос.
Затем он прошел под навес возле входа в коттедж и вывел оттуда аэросани, которыми пользовался Смит. В этих местах каждый домик, каждый коттедж снабжен этим транспортным средством, поскольку порой снег здесь столь глубок, что лишенные аэросаней жители могут оказаться отрезанными от мира на много недель. А замерзшие или умершие с голоду туристы могли бы нанести непоправимый ущерб туристическому бизнесу штата Мэн.
Римо подкатил машину к груде трупов и начал перекидывать их на аэросани, словно мешки с картошкой. Сверху он водрузил Бобби Делфин, а затем подоткнул болтающиеся конечности, чтобы закрепить остальные тела.
Развернув аэросани, он направил их к вершине холма, резко обрывавшейся пропастью, где внизу протекала замерзшая сейчас река. Затем он повернул руль, чтобы закрепить полозья в фиксированном положении, завел мотор и спрыгнул на снег.
Аэросани начали медленно подниматься на холм, увозя с собой груз из тринадцати тел.
– Их найдут только весной, – сказал Римо, обращаясь к Смиту. – А вы уж устройте, чтобы к тому времени ни одна живая душа не знала, кто снимал этот дом.
– Сделаю, – заверил его Смит.
– Отлично. А почему вы не возвращаетесь в Фолкрофт? Вам больше незачем здесь скрываться.
Смит посмотрел на холм.
– А как же вождь? – спросил он.
– Не беспокойтесь, я позабочусь о нем, когда вернусь в Нью-Йорк.
– Разве можно о чем-то беспокоиться, когда имеешь таких сотрудников, как вы?
– Вы чертовски правы! – произнес Римо, восхищаясь собственной доблестью.
Он оглядел окровавленный снег, затем поднял пучок желтых перьев и принялся мести этим своеобразным веником, заметая кровавые следы. Через несколько секунд двор выглядел таким же чистым, как перед битвой.
– А как быть с Валери? – спросил Смит.
– Я заставлю ее молчать.
Римо ушел, а минуту спустя Смит услышал звук заводимого мотора и тоже пошел прочь.
Но прежде чем войти в дом, он задержался на крыльце. Открыв входную дверь, он крикнул, обращаясь к безлюдной заснеженной равнине:
– Эй, хватит валять дурака! Если хотите играть в свои дурацкие игры, отправляйтесь куда-нибудь еще! Пока никто не пострадал. Именно так – убирайтесь отсюда! – Подождав двадцать секунд, он закрыл дверь и прошел в спальню. – Дорогая, ты оказалась права. Действительно, какие-то идиоты репетировали военные игры к юбилею. Я их прогнал.
– Харольд, но я слышала выстрелы?
– Это чтобы их предупредить, – кивнул Смит. – Я стрелял в воздух. Просто для того, чтобы они ушли.
– Судя по твоему поведению, я решила, что там происходит что-то действительно серьезное, – подозрительно заметила миссис Смит.
– Нет, что ты, ничего серьезного. Кстати, знаешь что, дорогая?
– Что?
– Собирайся. Мы едем домой.
– Хорошо, Харольд.
– Эти леса надоедают.
– Да, Харольд.
– И боюсь, я никогда не научусь кататься достаточно хорошо, чтобы перейти на более серьезную трассу.
– Да, Харольд.
– К тому же мне хочется вернуться к работе.
– Да, Харольд.
Когда он вышел из комнаты, миссис Смит вздохнула. Жизнь так скучна!
Скучна, скучна, скучна.