– Ты плавать-то умеешь?
– Вы совсем спятили! Отпустите меня!
– Хотя даже если умеешь, шансы у тебя, полагаю, почти нулевые. Мы очень близко к водопаду, и течение здесь бурное. Не успеешь и глазом моргнуть, как тебя швырнет вниз. А падать придется очень долго.
– Отпустите меня!
– Ты мог бы ухватиться за один из больших камней на самом гребне, но, скорее всего, удар о него станет для тебя смертельным. Это как въехать в стену, разогнавшись до ста миль в час. Некоторые сорвиголовы пытались выжить, укрывшись в бочке. На их месте тебе выпал бы один шанс из ста – если разобраться, совсем неплохо.
– Говорю же вам, мистер, богом клянусь, это был не я!
– Не верю. Но если будешь честен со мной и сознаешься в том, что натворил, я не брошу тебя в реку.
– Это был не я! Клянусь!
– А если не ты, то кто же?
– Без понятия. Будь мне известно имя, я бы назвал его вам. Пожалуйста, пожалуйста! Умоляю вас, мистер, не делайте этого!
– Хочешь знать, что я думаю? Я думаю, при падении ты испытаешь подлинное ощущение свободного полета.
Мужчина средних лет должен быть полным кретином, чтобы подобрать девушку, стоявшую рядом с баром с вытянутой рукой и поднятым большим пальцем. Да и она поступает не слишком умно, если уж на то пошло. Вот только сейчас речь о моей глупости, а не о ее.
Она стояла на краю тротуара в свете неоновой рекламы пива в витрине бара «Пэтчетс», и ее намокшие от дождя светлые пряди нависали на лицо. Под моросью она ежилась и сутулилась, словно от этого могло стать теплее и суше.
Трудно было точно определить ее возраст. Уже может на законных основаниях водить машину и даже, наверное, голосовать, но вот пить ей явно еще не положено. По крайней мере здесь, в Гриффоне, штат Нью-Йорк. По другую сторону моста Льюистон-Куинстон – милости просим. В Канаде спиртное разрешено употреблять с девятнадцати, а не с двадцати одного года. Однако девушка вполне могла пропустить несколько кружек пива в «Пэтчетсе». Все знают, что там нечасто просят предъявить удостоверение личности и не особенно тщательно его проверяют. Даже если у тебя вклеено фото Николь Кидман, а выглядишь ты как Пенелопа Крус, их это вполне устроит. Принцип немудреный: «Пристраивай куда-нибудь задницу, и что тебе налить?»
Девушка с перекинутым через плечо ремнем своей большой красной сумки выставила палец вверх и смотрела на мою машину, когда я подкатил к знаку «Стоп» у перекрестка.
Без вариантов, подумал я. Подсаживать мужчину, который ловит попутку, стало бы дурацкой затеей, а уж сажать к себе малолетку – исключительный идиотизм. Человеку, которому только что перевалило за сорок, не стоит подвозить девчонку вдвое моложе себя темным и дождливым вечером. Это чревато столькими неприятностями, что и не сосчитаешь. А потому, нажимая на тормозную педаль, я уставился прямо перед собой. И, уже собравшись дать газу своей «хонде аккорд», услышал легкий стук в окно пассажирской двери.
Девчонка склонилась к стеклу и глядела на меня. Я покачал головой, но она продолжала стучать.
Я опустил стекло ровно настолько, чтобы видеть ее глаза и кончик носа.
– Простите, – заговорил я, – но никак не могу…
– Мне только нужно добраться до дома, мистер, – перебила она. – Это не так уж далеко. А вон там в пикапе сидит какой-то противный парень. Он так на меня смотрит, что… – Она вдруг округлила глаза. – Черт! Вы разве не отец Скотта Уивера?
– Да, – ответил я. И действительно, я был им когда-то.
– Мне сразу показалось, что это вы. Вы меня вряд ли знаете. Просто я часто видела, как вы забирали Скотта из школы, и все такое. Послушайте, мне очень жаль. Из-за меня вода попадает к вам в кабину. Что ж, придется попытаться…
Но только теперь уже я не мог бросить одну из подружек Скотта мокнуть под дождем.
– Садитесь, – предложил я.
– Вы уверены?
– Да. – Я сделал паузу, давая себе возможность передумать, но почти сразу добавил: – Все в порядке.
– Спасибо! – Она открыла дверь и скользнула на сиденье, переложив мобильник из одной руки в другую. Затем сняла с плеча сумку и бросила себе под ноги. Свет внутри машины зажегся и погас, как мгновенная вспышка молнии. – Господи, я промокла насквозь! Чего доброго, испорчу вам сиденье, уж извините.
Она действительно промокла до нитки: струйки воды стекали по волосам на жакет и джинсы. Особенно сильно пропиталась водой ткань на бедрах, и я предположил, что кто-то из проезжавших мимо водителей окатил ее из лужи у тротуара.
– Не стоит беспокоиться об этом, – сказал я, пока она пристегивалась ремнем безопасности. Моя машина все еще не двигалась с места, поскольку я не знал нужного направления. – Едем прямо, сворачиваем или как?
– Ах, конечно. – Девушка нервно рассмеялась и покачала головой, рассыпая брызги, как выбравшийся из воды спаниель. – Можно подумать, вы знаете, где я живу. Так. Поехали прямо.
Я посмотрел налево, направо, а потом миновал перекресток.
– Значит, вы дружили со Скоттом? – спросил я.
Она кивнула, улыбнулась, а затем ее лицо исказила гримаса:
– Да. Он был славным парнем.
– Как вас зовут?
– Клэр.
– Клэр… – Я нарочно протянул ее имя, как бы предлагая назвать и фамилию. Мне было интересно, проверял ли я ее уже в Интернете среди прочих. Толком разглядеть лицо пока не удалось.
– Да, Клэр, – повторила она. – Почти как пирожное эклер. Э-Клэр. – Она снова нервно рассмеялась. Переложила сотовый из левой руки в правую и опустила ладонь на левое колено. Чуть ниже костяшек ее пальцев была заметная царапина в дюйм длиной, совсем свежая и едва переставшая кровоточить.
– Вы где-то поранились, Клэр? – поинтересовался я, кивнув на ее пальцы.
Клэр тоже посмотрела на руку.
– Вот ведь проклятие! А я-то даже не обратила внимания. Один придурок слонялся по «Пэтчетсу», натолкнулся на меня и прижал руку к краю стола. Типа решил приударить. – Она поднесла пальцы к лицу и подула на царапину. – Ничего, жить буду.
– Вы еще не в том возрасте, чтобы быть там клиенткой, – заметил я, глянув на нее с притворной суровостью.
Она перехватила мой взгляд и лишь закатила глаза:
– Да, но вы же все понимаете.
Мы проехали с полмили, не произнеся больше ни слова. Ее мобильник, насколько я мог видеть при скудном свете с приборной доски, был зажат дисплеем вниз между правой рукой и бедром. Клэр склонилась вперед и чуть вбок, чтобы посмотреть в боковое зеркальце.
– Этот тип просто сидит у вас на бампере, – заметила она.
В моем зеркальце заднего вида отражался яркий свет. Сразу за нами ехал то ли внедорожник, то ли пикап, чьи дополнительные фары были установлены на достаточной высоте, чтобы освещать мой салон через заднее стекло. Я немного надавил на педаль, но лишь для того, чтобы включились красные тормозные огни, и водитель другой машины чуть увеличил дистанцию. Клэр продолжала наблюдать в зеркало. Она явно проявляла к нашему преследователю повышенный интерес.
– Вы в порядке, Клэр? – спросил я.
– Что? Ах да! Я в норме. Все отлично.
– По-моему, вы немного нервничаете.
Она покачала головой.
– Вы уверены? – уточнил я, повернувшись к ней.
– На все сто.
Лгала она не слишком убедительно.
Мы ехали по Денберри – шоссе на четыре полосы с пятой в центре, отведенной для поворотов налево. Вдоль него тянулись рестораны быстрого питания, огромные магазины вроде «Хоум депо», «Уол-марта», «Таргета» и еще полудюжины столь же известных по всей стране торговых точек, из-за которых порой не знаешь, где находишься: в Туксоне или в Таллахасси.
– Скажите, – обратился я к Клэр, – вы хорошо знали Скотта?
Она пожала плечами:
– Да так, просто по школе. Мы не слишком часто тусовались вместе и вообще общались, но я его знала. И была искренне опечалена тем, что с ним стряслось.
Я никак не отреагировал.
– Мы все в таком возрасте делаем глупости, творим черт-те что, верно? Но только с большинством ничего серьезного не происходит.
– Верно, – кивнул я.
– Напомните, когда это случилось? – попросила Клэр. – Мне кажется, и нескольких недель не прошло.
– Завтра исполнится ровно два месяца, – ответил я. – Двадцать пятого августа.
– Ничего себе! Да, я теперь припоминаю. Занятия в школе еще даже не начались. Потому что тогда бы только и говорили об этом. Ну там, в классе, на переменах, во дворе – однако ничего такого не было. А когда мы пришли в школу, все уже успели вроде как даже забыть о случившемся. – Она приложила пальцы левой руки к губам и виновато посмотрела на меня. – Простите, я совсем не то собиралась сказать.
– Ничего страшного.
Мне о многом хотелось расспросить ее. Вот только вопросы у меня были не слишком простые, а наше знакомство не продлилось еще и пяти минут. Едва ли стоило строить из себя следователя из министерства национальной безопасности. После несчастья я изучил список контактов Скотта в «Фейсбуке», и, хотя почти наверняка мне попадалась в нем и Клэр, я пока не мог ее припомнить. К тому же я прекрасно понимал, как мало значила на самом деле «дружба» в социальных сетях. У Скотта в друзьях числилось много людей, которых он почти не знал, включая хорошо известных художников – книжных иллюстраторов и прочих мелких знаменитостей, которые продолжали регулярно заходить на свои странички в «Фейсбуке».
Позже у меня будет возможность разузнать про нее. А в другой раз она ответит и на несколько моих вопросов о Скотте. Я ведь подвезу ее домой в дождь, заручившись добрым к себе отношением. Клэр могла знать то, что ей самой не виделось чем-то важным, зато оказалось бы полезным для меня.
Словно прочитав мои мысли, она сказала:
– О вас ходят слухи.
– Неужели?
– Да. Ребята болтают в школе.
– Обо мне?
– Да, немного. Они знают, чем вы занимаетесь и кем работаете. И им известно, что вы делали в последнее время.
Наверное, мне не следовало удивляться.
– Лично мне вам сообщить нечего, – добавила Клэр, – так что нет даже смысла расспрашивать.
Я на секунду перевел взгляд от покрытого водой асфальта на свою попутчицу, но ничего не ответил.
– Я догадалась, что у вас на уме. – Клэр ненадолго задумалась и продолжила: – Только не думайте, что я вас осуждаю или виню за то, что вы делаете. Мой папа, скорее всего, поступил бы так же. Он порой бывает правильный и принципиальный по некоторым вопросам, но далеко не по всем. – Она повернулась ко мне лицом. – Я считаю, нельзя судить о людях, пока не узнаешь их как следует. Согласны? Надо понимать: в прошлом у них могло случиться что-то такое, отчего они теперь смотрят на мир иначе. Взять, например, мою бабушку – она уже умерла. Всю свою жизнь она экономила и откладывала деньги до самой смерти, когда ей уже стукнуло почти девяносто, потому что пережила когда-то Великую депрессию. А я ни о чем подобном даже не слышала. Только позже кое-что почитала. Зато вы наверняка знаете про ту Депрессию, да?
– Знаю. Однако хотите верьте, хотите нет, но я родился немного позже.
– Я это к тому, что мы все считали бабулю жалкой скрягой, а на самом деле она просто хотела быть готовой к новым неприятностям… Нельзя ли заехать ненадолго в «Иггиз»?
– Куда?
– Вон туда. – Она указала пальцем через лобовое стекло.
Я прекрасно знал, где расположен «Иггиз». Просто не понимал, зачем ей понадобилось это известное в Гриффоне и его окрестностях заведение, где продавали гамбургеры и мороженое. Оно находилось там более пятидесяти лет, если верить местным старожилам, и устояло и после того, как по соседству появился «Макдоналдс». Даже те горожане, кто предпочитал бигмак всем остальным бургерам, порой заворачивали в «Иггиз», чтобы отведать фирменной, нарезанной вручную хрустящей жареной картошки, присыпанной морской солью, и мороженого на основе натуральных молочных коктейлей.
Я, конечно, согласился подвести Клэр домой, но останавливаться у окошка выдачи «Иггиза» для автомобилистов не входило в мои планы и казалось совершенно излишним. Однако не успел я возразить, как Клэр объяснила:
– Мне туда нужно вовсе не за едой. Просто вдруг что-то желудок скрутило – пиво, знаете ли, иногда странно на меня действует. И дело срочное. Могу ненароком испачкать вам машину. Не хочется, чтобы меня вырвало прямо здесь.
Я включил мигалку и подъехал к ресторану, свет фар отражался в его витрине и слепил глаза. «Иггизу» недоставало показного блеска «Макдоналдса» или «Бургер кинг» – их доска с меню все еще представляла собой панель, где черные буквы из пластмассы вставлялись в белые полосы-прорези, – но зал был просторным и даже в такое позднее время не пустовал. Неопрятно одетый мужчина, весь облик которого вкупе с огромным рюкзаком выдавал в нем бездомного, нашедшего приют от дождя, пил кофе. В паре столов от него женщина делила порцию жареной картошки между двумя девочками в одинаковых розовых пижамах. Малышкам не могло быть больше пяти лет. Интересно, почему они здесь? Мне представилась семья с сильно пьющим и склонным к насилию отцом. Вот они и приехали сюда, дожидаясь, когда он заснет и можно будет спокойно вернуться домой.
Машина еще не успела остановиться, а Клэр уже наматывала на запястье ремень сумки, собирая вещи так, словно готовилась к поспешному бегству.
– Вы уверены, что все будет в порядке? – спросил я, переводя рычаг коробки передач в парковочное положение. – Я имею в виду не только тошноту.
– Да, да, уверена. – Она выдавила из себя короткий смешок.
Я же отлично заметил фары другой машины, свет которых мелькнул рядом, когда Клэр взялась за дверную ручку.
– Скоро вернусь. – Она выскочила наружу и захлопнула за собой дверцу.
Подняв сумку и держа ее на уровне лица как защиту от дождя, она бегом бросилась к входу. Затем исчезла в задней части ресторанного зала, где находились туалеты. Я же пригляделся к черному пикапу, стекла которого были так плотно тонированы, что водителя рассмотреть не получалось. Автомобиль остановился в нескольких стояночных местах от моего.
Я снова взглянул внутрь ресторана. Вот ведь положение: поздним вечером я ждал почти незнакомую девушку – к тому же еще несовершеннолетнюю, – пока ее тошнило после неумеренной и не разрешенной ей выпивки. Надо же было с моим опытом угодить в подобную ситуацию! Но после того, как Клэр упомянула о некоем парне в пикапе, представлявшем угрозу…
Пикап?[79]
Я снова посмотрел на черный полугрузовик, который на самом деле мог оказаться и темно-синим, и серым – трудно разобрать в такую промозглую погоду. Если кто-то из него вышел и тоже направился в ресторан, то я этот момент упустил.
Прежде чем сажать Клэр в машину, я, конечно, должен был посоветовать ей позвонить родителям. Тогда они сами заехали бы за ней.
Однако тут она упомянула о Скотте.
Я достал свой сотовый и проверил, не получил ли электронных писем. Ничего не пришло, но это занятие помогло убить лишних десять секунд. Потом я выбрал предварительно внесенную в память телефона волну 88,7, на которой работала радиостанция из Буффало, но не смог сосредоточиться на словах диктора.
Клэр отсутствовала уже пять минут. Сколько времени требуется, чтобы избавить желудок от пищи? Ты входишь в туалет, делаешь свои дела, плескаешь в лицо воду и выходишь наружу.
Может, Клэр чувствовала себя намного хуже, чем сознавала? Или же она так перепачкалась, что теперь ей приходилось приводить себя в порядок?
Великолепно!
Я положил пальцы на ключ зажигания, готовясь повернуть его. Ты можешь просто взять и уехать. У нее есть мобильник. Она позвонит кому-то еще и попросит забрать отсюда. Ничто не мешает мне отправиться своей дорогой. Я не несу за Клэр никакой ответственности.
Хотя нет, это было не так. Как только я согласился подвезти ее, доставить домой, ответственность за нее легла на мои плечи.
Я снова взглянул на пикап. Он стоял на том же месте.
Я еще раз осмотрел внутреннее пространство ресторана. Бездомный мужчина, женщина с двумя девочками. А теперь прибавились еще и паренек с девушкой лет двадцати, пристроившиеся в кабинке у витрины и делившие между собой банку колы и порцию жареных куриных палочек. Другой мужчина с черными волосами в коричневой кожаной куртке стоял рядом со стойкой спиной ко мне и как раз делал свой заказ.
Семь минут.
Любопытно, подумал я, как это будет выглядеть, если сейчас здесь появятся родители Клэр, пытающиеся разыскать ее? И обнаружат меня, местного частного сыщика Кэла Уивера, ждущего ее в таком месте. Поверят ли они, что я честно собирался доставить Клэр домой? Что согласился подбросить, поскольку она была знакома со Скоттом? Что мною руководили исключительно чистые помыслы?
На их месте я бы не принял подобного объяснения. Да и мотив мой не был стопроцентно бескорыстным. Я всерьез обдумывал возможность получить у нее какую-то информацию о Скотте, хотя почти сразу отбросил эту идею.
Но сейчас меня удерживала на месте уже не надежда услышать ответы на свои вопросы. Не мог же я бросить здесь юную девушку в столь поздний час? Не мог. По крайней мере, не предупредив об отъезде.
Я решил зайти внутрь и разыскать Клэр, убедиться, что с ней все в порядке, а потом сказать, чтобы дальше добиралась до дома сама. Дать денег на такси, если ей некому позвонить. Я выбрался из своей «Хонды», зашел в ресторан и осмотрел все столики на тот случай, если Клэр все же решила ненадолго присесть. Не обнаружив ее в зале, я направился к туалетным комнатам, располагавшимся всего в нескольких ступеньках от другого стеклянного выхода.
Потоптавшись в нерешительности у двери с надписью «Женский», я справился с волнением и приоткрыл ее на полдюйма.
– Клэр? Клэр, у тебя все хорошо?
Ответа не последовало.
– Это я, мистер Уивер.
Тишина. Я открыл дверь на добрый фут и осмотрел помещение. Пара раковин с кранами, сушилка для рук на стене, три закрытые кабинки. Двери были покрашены тусклой желтовато-коричневой краской. Петли слегка пузырились от ржавчины. Пространство между нижними краями и полом достигало фута, однако ног внутри я не разглядел.
Я сделал пару шагов вперед, протянул руку и мягко дотронулся до двери первой кабинки. Незапертая, она плавно поддалась и открылась. Даже не знаю, какие чудеса я ожидал увидеть. Еще до того, как я открыл дверь, стало ясно, что там никого нет. Но тут же яркой вспышкой мелькнула мысль: а если бы кто-нибудь был внутри? Клэр или другая особа женского пола?
Не слишком умно с моей стороны находиться здесь.
Я вышел из туалета и быстрым шагом пересек зал ресторана, выискивая Клэр. Бездомный бродяга, женщина с двумя детьми…
Но вот мужчина в коричневой кожаной куртке, которого я заметил раньше, когда он заказывал еду, пропал.
– Сукин ты сын, – выругался я.
Выйдя на улицу, я сразу заметил, что на прежнем месте нет черного пикапа. Затем я его увидел. Он пытался выехать на Денберри, включив указатель поворота и дожидаясь только разрыва в транспортном потоке. За тонированными стеклами было не видно, находится ли в салоне кто-то помимо водителя.
Шофер пикапа выбрал нужный момент и свернул на юг в сторону Ниагарского водопада. Двигатель взревел, шины заскрипели по мокрому асфальту.
Не на этот ли пикап указала мне Клэр, когда я подсадил ее у бара «Пэтчетс»? И если так, то, значит, за нами следили. Был ли водителем мужчина в коричневой куртке? Захватил ли он Клэр силой? Или же она сама решила, что он не представляет угрозы, мерещившейся ей прежде, и позволила подвести себя до дома?
Проклятие!
У меня даже участилось сердцебиение. Я потерял Клэр. Верно, я изначально не хотел с ней связываться, но сейчас запаниковал, когда она исчезла. Я лихорадочно размышлял над планом дальнейших действий. Последовать за грузовичком? Позвонить в полицию? Плюнуть и забыть об этом происшествии?
Следовать за пикапом!
Да, логика подсказывала именно такое решение как самое рациональное. Догнать его, поравняться, постараться разглядеть девушку в кабине, убедиться, что с ней все…
А вот, собственно, и она.
Сидит в моей машине. На пассажирском месте, уже пристегнутая ремнем безопасности. Светлые пряди свисают ниже глаз.
Дожидается меня.
Я сделал пару глубоких вдохов, подошел к «Хонде», сел за руль и захлопнул дверь.
– Где вас, черт побери, носило? – спросил я, устроившись на своем сиденье и включив освещение в салоне секунды на три. – Вы торчали там так долго, что я уже начал волноваться.
Клэр смотрела в окно пассажирской дверцы, отклонившись подальше от меня.
– Я вышла через заднюю дверь, наверное, как раз в тот момент, когда вы вошли внутрь. – Она пробормотала эти слова себе под нос, и голос прозвучал чуть грубее, чем прежде. Видимо, приступ тошноты повлиял и на голосовые связки.
– Вы меня здорово испугали, – сообщил я.
Но едва ли стоило набрасываться на Клэр с упреками. В конце концов, она не мой ребенок и через несколько минут окажется дома.
Я задним ходом выехал со стоянки, а потом тоже свернул на Денберри к югу. Клэр по-прежнему прижималась к своей дверце, словно стремилась держаться от меня как можно дальше. Почему она стала опасаться меня именно сейчас? Я не припоминал ничего, чем мог внушить ей такой страх. Клэр встревожило мое желание непременно отыскать ее в ресторане? Может, я невольно перешел одной ей известную черту?
Однако было кое-что еще, показавшееся мне странным и никак не связанное с моими собственными поступками. То, что я заметил в краткие секунды, когда в машине загорелся свет.
И только сейчас я начал понимать, что именно.
Прежде всего – ее одежда.
Она была сухой. Джинсы не потемнели от дождя. Конечно, я не мог протянуть руку, коснуться ее колена и убедиться, что оно не мокрое, но я и так в этом не сомневался. Не могла же Клэр стащить с себя брюки в туалете и держать их под сушилкой для рук, верно? Эти аппараты с рук-то едва удаляли влагу. Высушить под ними джинсы было бы невозможно.
Но это еще не все. Меня встревожила другая деталь, гораздо более серьезная, чем сухая одежда. Может, мне только почудилось, ведь свет в салоне горел считаные секунды?
Чтобы удостовериться, необходимо было включить его снова.
Я нащупал расположенную рядом с рулевой колонкой кнопку и нажал на нее. Лампочка под потолком машины загорелась.
– Извините, – сказал я, – но мне вдруг показалось, что я еще днем забыл в «Хоум депо» свои солнцезащитные очки. – Правой рукой я принялся шарить в бардачке на приборной доске. – О, слава богу! Они на месте.
И я снова выключил свет. На этот раз его хватило для полной уверенности.
Ее левая рука. На ней не было никакой царапины.
Но я ведь отчетливо разглядел ранку на пальцах Клэр и крошечные капельки крови! И она получила это повреждение (пусть самое пустяковое) всего за несколько минут перед тем, как оказалась в моей машине у «Пэтчетса».
Либо Клэр принадлежала к числу людей Икс, обладавших суперспособностью к мгновенной регенерации, либо я приехал на стоянку перед «Иггизом» вовсе не с этой девушкой.
Пока мы двигались вдоль Денберри, у меня возникло ирреальное ощущение, что я стал персонажем из сериала «Сумеречная зона». Однако все происходило на самом деле и, значит, имело вполне разумное объяснение.
Я принялся обдумывать варианты.
Эта девушка была одета и выглядела почти как Клэр. Синие джинсы и короткий темно-синий жакет. Те же длинные светлые локоны. Но, бросив на нее еще один взгляд, я заметил, что и волосы намокли не так сильно, как у Клэр. Еще в них было нечто странное – словно прическа немного съехала набок. Я понял, что передо мной обыкновенный парик.
– Нам скоро сворачивать или еще нет? – нарушил я молчание.
Девушка кивнула и указала вперед:
– Скоро. На втором светофоре отсюда сверните налево.
– Хорошо, – сказал я. И после паузы поинтересовался: – Вам уже лучше?
Снова кивок.
– Ожидая вас так долго, я начал опасаться, что вам на самом деле гораздо хуже, чем казалось.
– Я уже полностью оправилась, – очень тихо отозвалась она.
Неожиданно я увидел в зеркальце заднего вида яркий свет. Это снова были фары следовавшего за нами автомобиля.
– Вы начали рассказывать, – произнес я, – как познакомились с моим сыном.
– Ну так что же? – небрежно спросила девушка.
– Просто мне стало интересно, где это случилось. Ну, когда он испачкал вам одежду своим мороженым из вафельного рожка.
– Ах, это. – Она больше не отворачивалась к окну, но все же держала голову так, что парик скрывал половину лица. – Да, смешно вышло. Это было в торговом центре «Галерея». Я столкнулась с ним в кофейном дворике. То есть в буквальном смысле. Он ел свое мороженое в рожке, и шарик вывалился, упав прямо мне на кофточку.
– Неужели? – сказал я.
Мы как раз стояли на светофоре, где мне полагалось свернуть налево. Машина, ехавшая за нами, расположилась теперь правее, явно собираясь следовать прямо. Это был внедорожник, а не пикап вроде того, что я видел рядом с «Иггизом».
Прежде чем включился зеленый сигнал, я спокойно поинтересовался:
– И долго вы собираетесь этим заниматься?
– Чем? – От неожиданности она растерялась и чуть было не повернулась ко мне лицом, но вовремя спохватилась.
– Играть свою роль. Долго еще? Потому что я прекрасно знаю, что вы – не Клэр.
Вот теперь она прямо посмотрела на меня, и ее страх стал почти физически ощутимым, хотя она ничего не сказала.
– У вас не так уж плохо получилось, – продолжал я. – Волосы, одежда. Образ почти убедительный. Но у Клэр на левой руке была свежая царапина. Она совсем недавно поранилась. Еще в «Пэтчетсе».
– Царапина не имела значения, – по-прежнему тихо проговорила девица. – Издалека ее никто не разглядел бы, а вблизи она была не так уж важна.
– О чем это вы толкуете?
Она прикусила нижнюю губу:
– Мы хотели заставить таких, как, например, вы, поверить, что я – это Клэр. Теперь понятно? Только не делайте глупостей.
– Почему? Вы считаете, за нами кто-то следит? – Я сделал широкий жест рукой. – На нас направлены камеры со спутника?
– Был тот пикап некоторое время назад. Может, его шофер. Я не знаю. Возможно, кто-то другой.
Теперь я понимал, почему эти две девицы решили, что им без труда удастся провернуть такой трюк. У моей новой попутчицы в ногах лежало нечто знакомое. Значит, она приблизилась к моей машине с точно такой же большой красной сумкой, как и у Клэр. Вероятно, даже с той же самой.
У девушки был схожий с Клэр цвет лица – светлый, почти фарфоровый. И черты отличались не слишком сильно. Форма головы чуть более овальная, а нос у Клэр был немного короче, как мне показалось, хотя, если честно, я не успел как следует ее рассмотреть. Еще они были идентичного телосложения: худощавые, примерно пяти футов и шести дюймов ростом. Издалека их несложно было бы перепутать, особенно в темный и дождливый вечер, а уж довершали дело одежда, парик и сумка. Если бы мне сказали, что они родные сестры, я бы охотно поверил. И потому на всякий случай спросил:
– Вы с ней сестры?
– Что? Нет.
– А похожи. Хотя вам надо было лучше поработать над прической. Парик немного скособочился.
– О чем это вы?
– Да о вашем парике. Он сидит неровно. – Она тут же поправила волосы. – Так уже лучше. Гораздо более похоже на Клэр. Неплохо сработано.
– Она купила его в магазине костюмов для Хэллоуина в Буффало, – сообщила девушка. – Пожалуйста, довезите меня теперь до дома Клэр, куда и собирались. Это уже совсем рядом.
– Я все еще пытаюсь разобраться, как все произошло. Вы, должно быть, поджидали ее в туалете. Она заходит, вы выходите, одетая почти как она. Вы покинули ресторан через боковую дверь, когда я заходил в основную. Я заглянул в дамскую комнату. – Девушка окинула меня изумленным взглядом. – Клэр пряталась там до тех пор, пока мы с вами не уехали?
Я представил Клэр, стоявшую на стульчаке унитаза во второй или в третьей кабинке, чтобы не было видно ног. Мне следовало продолжить поиски, а не ограничиваться лишь дверью первой кабинки.
– Наверное, – угрюмо кивнула она.
– И цель была в том, чтобы ее преследователь переключился на вас, да? Клэр теперь свободна, может удрать и делать то, о чем не нужно знать тому, кто наблюдал за ней.
– Ух ты! – ухмыльнулась она. – Да вы просто гений.
– Все дело в парнях? – спросил я.
– А?
– Какой-то парень преследует Клэр, а она хочет от него отделаться и встречаться с другим, верно?
Девушка фыркнула себе под нос:
– Во! Точно. Как раз так все и обстоит.
– Но вы сказали, что следить мог и кто-то другой. Ее преследует не один, а сразу несколько ухажеров?
– Я такое говорила? Что-то не припоминаю.
– Как вас зовут?
– Не важно.
– Хорошо, забудем об имени. Если тут проблема не в парнях, тогда в чем же, черт возьми?
– Послушайте, вас ничто не должно волновать. Это никак не связано со мной и уж тем более – с вами.
– У Клэр возникли какие-то проблемы?
– Скажу еще раз, мистер… Вы ведь мистер Уивер, верно? Клэр упоминала, что вы отец Скотта.
Я кивнул.
– Вы тоже были знакомы со Скоттом?
– Да, само собой. Мы все с ним были знакомы так или иначе.
– А вы хорошо его знали?
– Не слишком. Послушайте, я ничего не знаю, ясно? Просто высадите меня. Где угодно. Можно прямо здесь. И забудьте о том, что произошло. Это вас никак не касается.
Я наблюдал, как «дворники» двигаются по лобовому стеклу, очищая его от воды.
– Теперь касается. Вы с Клэр втянули меня в него.
– Мы не нарочно. Дошло?
– Дошло. Клэр должен был забрать от «Пэтчетса» кто-то другой. Но он не приехал, и ей пришлось ловить попутку, так? Тогда кто увез ее из «Иггиза»?
– Остановите машину.
– Перестаньте. Не могу же я бросить вас здесь, на совершенно пустой дороге.
Она отстегнула ремень и ухватилась за ручку двери. Мы ехали на скорости тридцать миль в час. Я не ожидал, что она откроет дверь, однако она это сделала. Приоткрыла, может, всего на дюйм, но этого оказалось достаточно, чтобы в салон ворвался мощный поток встречного воздуха.
– Боже милосердный! – воскликнул я, вытягиваясь и пытаясь добраться до ручки. Но мне это не удалось, и я снова крикнул: – Закройте ее! – Девушка подчинилась. – Вы что, совсем из ума выжили?
– Я хочу выйти! – взвизгнула она так громко, что у меня зазвенело в ушах. – Теперь уже ничто не имеет значения! Клэр удалось освободиться.
– Освободиться от чего?
– Остановите машину и выпустите меня! Или я буду считать это похищением!
Я ударил по тормозам и свернул к обочине. Мы как раз находились в районе, где жилые кварталы пересекались с коммерческой частью города и старые дома соседствовали с магазинами подержанной мебели и электротоваров. Чуть впереди виднелся перекресток с подвешенным над ним светофором, который неспешно переключался с желтого на красный, с красного на зеленый и снова на желтый.
– Послушайте, я могу доставить вас куда угодно, – сказал я. – Вам не нужно выходить. Там льет как из ведра. Просто…
Она распахнула дверь, выставила ноги наружу и выскочила из машины, прихватив свою сумку. Споткнулась, припала одним коленом в траву, сорвала с головы парик и швырнула его куда-то в кусты. Ее волосы тоже оказались светлыми, но доходили ей только до плеч. Вдвое короче, чем волосы Клэр.
Со своего места я не мог дотянуться до открытой теперь пассажирской дверцы, а потому тоже вышел из автомобиля, оставив мотор работающим, обошел машину и захлопнул дверь.
– Перестаньте! – выкрикнул я. – Остановитесь! Никаких больше вопросов. Только дайте отвезти вас домой!
Незнакомка оглянулась всего на секунду и помахала рукой. Как мне показалось, она держала сотовый телефон. То есть хотела показать, что не стоит особо переживать. Кто-то собирался за ней приехать.
Девушка прошагала по лужам, на углу свернула направо и скрылась за дальней стеной ателье по ремонту телевизоров, выглядевшего довольно заброшенным.
Когда она исчезла, у меня появилось тревожное предчувствие. Дождевая вода слепила глаза, заливалась в уши.
Я постарался убедить себя, что она права. Меня ничто не касалось. Это была не моя проблема.
Сев в машину, я развернул ее в обратном направлении.
Проехал мимо черного пикапа, припаркованного с выключенными габаритными огнями на противоположной стороне шоссе. Я точно не видел его здесь прежде, когда затормозил, чтобы не дать девушке выпрыгнуть из машины на ходу.
Я двигался дальше еще примерно полмили, но этот треклятый пикап не шел у меня из головы. Наконец я не выдержал, прижался к обочине, проверил все зеркала и резко развернулся. Через минуту я снова оказался там, где заметил грузовичок.
Он пропал.
Я доехал до светофора, посмотрел вперед, влево, вправо. Ни пикапа, ни девушки нигде не было видно.
И, развернувшись в последний раз, я отправился домой.
Раньше, возвращаясь домой после подобного безумия, я обычно говорил: «Вы просто не поверите, что сегодня произошло».
Но так было в прошлом.
Я вошел примерно в половине двенадцатого, и хотя Донна всегда к этому времени уже лежала в постели наверху, прежде она обязательно спустилась бы вниз, чтобы встретить меня, едва услышав звук хлопнувшей двери.
Или уж, по крайней мере, крикнула бы сверху: «Привет!»
И я бы отозвался: «Привет!»
Но сейчас никаких «приветов» не последовало. Ни от нее, ни от меня.
Я бросил плащ на скамейку перед дверью и тихо прошел в кухню. К ужину я опоздал, что случалось часто, – впрочем, в последние месяцы аппетита у меня все равно почти не было. Пришлось на две дырочки утянуть ремень, чтобы брюки не сползали, а в те редкие дни, когда возникала необходимость надевать галстук, в воротник моей застегнутой на верхнюю пуговицу рубашки свободно помещались два пальца.
В последний раз я ел часов в шесть, сидя в машине и наблюдая за задней дверью мясной лавки в Тонауанде. Опустошил пакет картофельных чипсов «Уайз». Владелец лавки подозревал кого-то из своих работников в воровстве. Не денег – продуктов. У него стали быстрее, чем обычно, заканчиваться запасы говядины для жаркого и бифштексов на T-образной косточке, и он подумал, что либо мошенничают поставщики, либо таскают свои же.
Я выяснил, в какие часы он обычно оставлял хозяйничать в магазинчике подчиненных, и именно тогда начинал слежку за задней дверью, паркуя свой «аккорд» поодаль, но так, чтобы отчетливо видеть происходившее.
Ждать сейчас пришлось не так уж долго.
Ближе к вечеру с наступлением ранних сумерек жена одного из мясников подъехала к лавке с тыла и отправила по телефону эсэмэску. Десять секунд спустя дверь открылась, и ее муж подбежал к окну машины с плотно набитым и завязанным сверху мешком для мусора. Она взяла мешок, кинула его на пассажирское сиденье и умчалась так стремительно, словно только что ограбила винный склад.
Я снял все это, пользуясь телескопическим объективом, а потом последовал за ней до их дома. Видел, как она внесла мешок внутрь. Было бы еще лучше, если бы я подкрался к кухне и сфотографировал через окно, как она ставит говядину тушиться в духовку, но есть предел и моим возможностям. Конечно, при моей профессии порой приходится и подглядывать в замочную скважину, но в данном случае в этом не было необходимости. Клиенту не требовались доказательства, что дама занимается сексом со своим ужином.
Так что я никогда не шел по следу «Мальтийского сокола»[80] или похищенного плутония. В реальном мире частного сыска речь обычно шла о краденых продуктах, строительных материалах, бензине или автомобилях. А совсем недавно мне довелось разоблачить похитителя саженцев кедра, пропадавших всякий раз, как только владелец дома вкапывал их в своем саду.
Когда кто-то у вас крадет, вы не только желаете вернуть свое добро, но и обязательно хотите выяснить личность вора. Между тем полиция слишком занята и малочисленна, чтобы уделять внимание столь мелким преступлениям. Признаюсь, расследования единичного случая, однократной кражи трудны даже для меня, но если история повторяется по одному сценарию раз за разом и орудует какой-нибудь серийный воришка, я наверняка смогу вам помочь, поскольку располагаю временем и способен спокойно ждать, когда сукин сын снова возьмется за свое черное дело.
Нет, это не работа инженера-ракетчика. Здесь нужно лишь терпеливо сидеть в засаде и не позволять себе заснуть от скуки.
Поиски людей в этом смысле представляли не больше сложностей. Мужья и жены, сыновья и дочери пропадали так же часто, как отбивные и дрова, бензин и «тойоты», хотя, судя по моему опыту, зачастую вещи хотели разыскать гораздо активнее, чем людей. Кто-то угонял ваш пикап, и вы, естественно, стремились его вернуть. Но если однажды вечером домой не являлся ваш муж – вечно пьяный драчливый бабник, – вы могли невольно задаться вопросом, уж не улыбнулась ли вам удача.
Но нам самим в последнее время Фортуна что-то никак не улыбалась.
Я открыл холодильник, достал пиво и вернулся в гостиную, где плюхнулся, как мешок с песком, в кожаное кресло с откидной спинкой. На журнальном столике лежали несколько страниц, вырванных из альбома для рисования, с набросками лица Скотта.
В профиль, в три четверти и анфас, как на фото в паспорте. Рядом с рисунками была разбросана полудюжина заточенных угольных карандашей разной твердости и небольшой сосуд-распылитель фиксирующей жидкости размером с баллончик геля для бритья, какой обычно берут с собой в дорогу. Когда Донна доводила рисунок до стадии, на которой уже не могла продолжать, – а она не завершила ни один, находя в них какие-то дефекты, – то закрепляла изображение фиксатором, чтобы уголь не размазался. Но сохраняла она даже те портреты, на которых, по ее мнению, Скотт совсем не был похож на себя, сберегая на будущее, чтобы потом скопировать хотя бы одну все же удавшуюся черту лица. В комнате стоял запах химиката, и я понял, что она сегодня чуть раньше пользовалась фиксатором. У меня это вещество вызывало удушье.
В этом состояла стратегия выживания Донны. Ей необходимо было рисовать портреты нашего сына. Некоторые по памяти, другие по фотоснимкам. Я находил их по всему дому. Здесь – в кухне, – рядом с кроватью, в ее машине. Один провисел пару дней, прикрепленный скотчем к зеркалу в ванной, и жена рассматривала его, накладывая макияж. Мне казалось, что в том рисунке Донна достигла почти идеального сходства, и она сама, видимо, какое-то время так думала, но потом сняла его и сунула в папку со множеством других отвергнутых вариантов.
– Но ведь рисунок хорош, – сказал я.
– Уши не вышли, – ответила она.
По меркам этих дней, разговор получился более чем продолжительный.
Я сомневался, что ее одержимость желанием создать рисунок, в совершенстве передающий образ нашего сына, была чем-то здоровым и приносила пользу. Как ей самой, так и мне. Если бы Донна с той же страстью, сидя за компьютером, выплескивала свою боль в стихах или воспоминаниях, у меня не возникало бы подобного ощущения. Такой метод примирения с горем стал бы актом более интимным, не затрагивал бы меня прямо, не вовлекал бы до такой степени, хотя она все равно могла бы иногда просить прочитать написанное. Однако наброски портретов безнадежно втягивали меня в порочный круг. От них некуда было деться. Не знаю, помогали ли они Донне, но мне лишь постоянно напоминали о нашей утрате, о жизненном крахе. А тот факт, что столь многие рисунки оставались незавершенными и выходили недостаточно хорошими, особо подчеркивал, насколько глубокими были проблемы самого Скотта.
Естественно, Донне тоже не слишком нравилось, как справляюсь со всем этим я сам.
Я нашел пульт от телевизора под рисунком лица Скотта, на котором один глаз остался не проработанным, почти полностью убрал звук и стал переключать каналы. Они расплодились в невероятном количестве. Программы, целиком посвященные еде, гольфу или комическим сериалам сорокалетней давности. Даже покеру. Люди сидели за столом и играли в карты. Отличный канал! Что еще они придумают? Парчиси[81] в прямом эфире? Я прощелкал двести каналов за пять минут, а потом повторил эту операцию.
Мне было очень трудно хоть на чем-то сосредоточить внимание. Я сам поставил себе диагноз, назвав этот недуг ПТС-ДКВ. Посттравматический синдром дефицита концентрации внимания. Я не мог ни на чем сфокусироваться, потому что сознание постоянно и целиком занимала только одна мысль. Мне удавалось справляться с работой (более или менее), но он всегда присутствовал на заднем плане – этот своего рода белый шум[82].
Наконец я остановил свой выбор на новостях одной из телестудий в Буффало.
Троих жителей ограбили перед винным магазином в Кенморе. В Уэст-Сенеке мужчина натравил своего питбуля на женщину, которой пришлось потом наложить тридцать швов. Владелец собаки заявил полиции, что она «странно посмотрела на пса». В Чиктоуаге имел место случай «обстрела с велосипеда». Крутивший педали мужчина трижды выстрелил в сторону дома, ранив в плечо хозяина, сидевшего на диване в своей гостиной и смотревшего сериал «Все любят Рэймонда». Двоих мужчин срочно доставили в медицинский центр округа Эри после того, как их подстрелили на выходе из бара. Отделение кредитного союза на Мэйн-стрит подверглось ограблению. Неизвестный сунул кассиру записку, утверждая, что вооружен пистолетом, хотя оружия при нем так никто и не заметил. И словно всего этого было мало, полиция Буффало вела поиски троих подростков, которые ударили ножом четырнадцатилетнего мальчишку на задворках одного из домов на Ласаль-авеню, а потом облили бензином и чиркнули спичкой. Парень находился в больнице, еще живой, но никто не мог предсказать, как долго он протянет.
Только за один вечер.
Я выключил телевизор и просмотрел сегодняшний номер «Буффало ньюс», засунутый в плетеную стойку для периодики рядом с креслом. Отдельные тематические разделы газеты Донна куда-то дела днем. На полосе, посвященной новостям из мелких населенных пунктов, окружавших огромный Буффало, я обнаружил статью, обвинявшую нашу местную полицию в излишней жестокости во время проводившегося в августе Гриффонского джазового фестиваля. Тогда несколько парней из другого города устроили драку, прервали концерт и начали красть напитки из пивной палатки, а полицейские из Гриффона, по утверждению автора, не произвели положенных по закону арестов и не выдвинули обвинений. Они запихнули хулиганов в свои машины и отвезли к городской водонапорной башне. А там выбили им достаточное количество зубов, чтобы получилось целое ожерелье.
Мэр Берт Сэндерс заявил, что сделает своим приоритетом дисциплинарные меры в отношении несдержанных охранников порядка, но не получил особой поддержки ни от членов городского совета, ни от добропорядочных жителей Гриффона. Последних не волновало, скольких зубов лишилось иногороднее хулиганье, лишь бы наше тихое местечко ничем не напоминало Буффало.
Мегаполис располагался менее чем в часе езды от нас, но по сравнению с Гриффоном казался подобием другой планеты. Население Гриффона составляло восемь тысяч человек и резко увеличивалось летом. В это время к нам съезжались туристы, чтобы спустить на воду лодки и порыбачить на реке Ниагара, поучаствовать в праздниках вроде упомянутого джазового фестиваля и побродить по мелким сувенирным лавочкам, все еще привлекавшим клиентов, несмотря на мощную конкуренцию со стороны новых торговых центров, заполонивших западную часть штата Нью-Йорк. Всех этих «Косткосов», «Уол-мартов» и «Таргетов».
Сейчас, в конце октября, Гриффон вернулся в свое обычное полусонное состояние. Уровень преступности оставался так низок, что не вызывал беспокойства. Нет, двери своих домов люди привыкли крепко запирать – ищи дураков! – но в городке не имелось ни одного уголка, где страшно было бы оказаться с наступлением темноты. Закрываясь вечером, владельцы магазинов не опускали на витрины тяжелые металлические ставни. В три часа ночи над нашими головами не кружили вертолеты, высвечивая окрестности мощными прожекторами. Но все же ощущение некоторой тревоги присутствовало, объясняясь близостью Буффало, где преступность примерно в три раза превышала средний по стране показатель, а сам город регулярно попадал в список двадцати наиболее опасных для жизни крупных населенных пунктов Америки. Горожане опасались, что в любой момент бесчинствующие орды могут рвануть на север, подобно смертоносным зомби, и положить конец нашему более-менее спокойному существованию.
А потому обитатели Гриффона готовы были многое прощать своим полицейским. Глава ассоциации местных бизнесменов выступил с призывом к гражданам поставить подписи под письмом в поддержку действий полиции. В каждом магазине центра городка лежала копия петиции, озаглавленной «Обойди хоть целый свет – лучше наших копов нет!», и те, кто подписывал ее, чувствовали не только моральное удовлетворение, но и получали пятипроцентную скидку на покупки. Вот такой нашли способ выразить благодарность за обеспечение своей безопасности.
При этом нельзя сказать, что в Гриффоне не происходило вообще никаких неприятных случаев. И у нас изредка возникали проблемы. Гриффон все же не Мэйберри[83].
Мэйберри больше нет нигде.
Я посмотрел на фотографию в рамке, стоявшую на книжной полке в дальнем конце комнаты. Донна, я и Скотт посередине. Снято, когда ему было тринадцать. Как раз в то время он формально стал старшеклассником.
Еще до начала бурных событий.
Он улыбался, но осторожно, не показывая зубов, потому что всего пару недель назад ему поставили скобки, и он не забывал об этом, постоянно ощущая их во рту. На снимке у него неловкий, даже несколько смущенный вид – взрослый парень чувствовал себя, наверное, как в ловушке, попав в родительские объятия. Оно и понятно. Что только в таком возрасте не создает для подростка ощущения дискомфорта! Родители, школа, девочки. Необходимость быть как все, вписаться в окружение становилась более сильным мотивом, чем получить пятерку за контрольную по математике.
Он неизменно стремился стать как все, но не мог изменить свой характер, чтобы добиться этого.
Скотт был не совсем обычным парнишкой: например, записывал на айпод музыку Бетховена, а не какого-нибудь Бибера. Он любил все, что относилось к разряду классики: в музыке, в кино, даже в автомобилях. Уже упомянутый «Мальтийский сокол» красовался на стене в его комнате в виде старой киноафиши 1940-х годов. А на книжной полке стояла сборная модель «Шевроле» выпуска 1957 года. И в литературе Скотт решительно провел черту, отделявшую классику от всего остального. Причем никогда не брался за романы толщиной в четыре сотни страниц и более, что врачи определили как синдром дефицита концентрации внимания. Возможно, их диагноз был более точен, чем тот, что теперь поставил себе я сам, хотя мне не слишком-то верилось в такие «заболевания».
Но при этом Скотту нравились и лучшие из новомодных графических романов[84]. «Черная дыра», «Вальс с Баширом», «Возвращение Темного рыцаря», «Маус».
Вот только, если не считать этих графических романов, он почти не разделял увлечений своих сверстников. Его оставляла равнодушной песня «Биллз», ставшая в наших краях чуть ли не основой новой молодежной религии, и ему понадобилось бы вставить спички в глаза, чтобы смотреть приключения дурачков из сериала «На берегах Джерси», на отчаянно избалованных домохозяек, на свихнувшихся от денег скряг или следить за героями реалити-шоу, ставшими кумирами его приятелей. Зато ему нравилась комедия о четверых молодых занудах-ученых. Мне казалось, он находил в этих персонажах своего рода поддержку собственным мыслям. Подкреплялась его надежда, что ты можешь быть крутым и не слишком крутым одновременно.
Как ни хотелось ему иметь друзей, он не собирался, чтобы расширить их круг, изображать любопытство к неинтересным для себя вещам. Но затем, позапрошлым летом, на еще одном традиционном концерте в Гриффоне, где выступали несколько музыкальных групп альтернативного течения, Скотт познакомился с двумя парнями из окрестностей Кливленда, проводившими у нас каникулы, и общее презрение к популярной культуре стало почвой для первоначального сближения. Новые друзья успели обнаружить, что издеваться над окружающим миром гораздо легче, если слегка размыть его реальные контуры, и достигали этого с помощью выпивки и марихуаны. Что ж, не они первые.
Я сам не мог бы сказать, что мне подобная история оказалась в новинку.
В поведении Скотта наметились перемены. Сначала по мелочам. Он стал более скрытным, однако много ли на свете подростков, которые, взрослея, не стремятся хранить свои секреты от взрослых? Но затем встал вопрос о взаимном доверии. Мы давали Скотту деньги на приобретение вещей, например, в «Уолгринсе», а он возвращался, купив едва ли половину необходимого и с пустыми карманами. Возросла его забывчивость. Ухудшились оценки в школе. Скотт часто заявлял, что им ничего не задали на дом, но затем из школы приходило уведомление: ваш сын не сдает домашние работы и часто прогуливает занятия. Правила, которых он прежде свято придерживался: честность с нами, выполнение обещаний, своевременная явка домой, – больше ничего для него не значили.
Я никогда не считал спиртное и травку причиной всего этого. Я был далек от дидактики дешевых пропагандистских фильмов, уверявших, что именно марихуана столь пагубно воздействует на умы подростков, обращая их против своих родителей. Мне казалось, основной причиной являлся переходный возраст. И еще желание влиться в свой круг. Скотт связался с парнями, для которых спиртное и дурь стали частью образа жизни, и, когда в конце лета они вернулись к себе в Огайо, у нашего мальчика уже тоже появились вредные привычки.
Мы молили Бога, чтобы это оказалось лишь кратким этапом в развитии его личности. Все юнцы ставили на себе подобные эксперименты, верно? Кому не доводилось выпить лишнюю кружку пива, выкурить на косячок-другой больше, чем подсказывал здравый смысл? И все же мы читали ему нотации – неоднократно и долго – о необходимости сделать в жизни правильный выбор. Боже, какая чушь собачья! На самом деле парень нуждался в хорошем пинке под зад. Ему можно было помочь, только посадив под замок, пока ему не исполнилось бы двадцать.
И, возможно, если бы нам хватило ума понять, что он перейдет на нечто более крепкое и опасное, мы бы так и поступили.
Потому что при вскрытии в его крови обнаружили следы не только пива и травки.
Мы с Донной бесконечно обсуждали, как выручить его из беды. Записать в специальную программу реабилитации, например. Ночами напролет мы сидели в Интернете в поисках выхода, читали истории, написанные другими родителями, обнаружив, насколько мы не одиноки в своей беде, хотя это и не приносило ощутимого утешения. И по-прежнему не знали, какой путь наилучший, как нам быть дальше. Мы в разных вариантах и в разной степени прибегали к разным способам, но одинаково безуспешно. Кричали. Пилили. Подвергали эмоциональному шантажу. Сулили вознаграждение за примерное поведение. «Сдай этот экзамен по математике, и получишь новый айпод». Пытались внушить чувство вины. Я говорил ему: то, что ты творишь, убивает твою маму. Донна твердила: твои поступки сводят в могилу отца.
Но в глубине души мы все же позволяли себе думать (по крайней мере я): да, все плохо, но не так уж плохо. Миллионы детей в подростковом возрасте имеют те же проблемы, но благополучно со временем выбираются из них. Я сам, будучи подростком, не то чтобы часто напивался, но раз в неделю непременно позволял себе лишнее. Мне же удалось миновать этот период.
Мы обманывали сами себя.
Проявляли чудовищную глупость.
Нам требовалось сделать гораздо больше и намного быстрее. Меня эти мысли снедали каждый день, и я знал, что Донна проходит через те же терзания. Мы винили самих себя, а случались дни, когда начинали винить друг друга.
«Почему ты не сделаешь хоть что-нибудь?»
«Я? Лучше скажи, почему ничего не делаешь ты?»
Если честно, я понимал, что виноват в большей степени. Он был мальчишкой. Я – его отцом. Почему же я не смог до него достучаться? У меня наверняка была возможность установить с ним более тесный контакт, сойтись ближе, чем смела рассчитывать Донна. Мне следовало использовать весь опыт, накопленный за годы предыдущей работы, чтобы вбить ему в голову хотя бы немного разума.
За чтением газеты, не вникая в прочитанное, за просмотром телепрограммы, не осознавая, о чем идет речь, за пивом, когда одна банка сменяла другую, я незаметно провел два часа. И прикинул, что теперь Донна должна уже действительно спать, а не притворяться спящей.
И оказался прав.
Когда я поднялся наверх, единственный свет проникал из примыкавшей к спальне ванной. Поднимись я раньше, Донна бы тоже лежала с закрытыми глазами, но только делала бы вид, что спит. Ты зря прожил с человеком двадцать лет, если не научился за эти годы различать, спит он на самом деле или лишь пытается обмануть тебя. Впрочем, это не имело значения. Я бы все равно не попытался раскрыть ее маленький обман. Таковы теперь стали правила игры. «Я сделаю вид, что сплю, и тебе не придется испытать неловкость от необходимости разговаривать со мной».
Я разделся в ванной, почистил зубы, выключил свет и легко скользнул под одеяло рядом с Донной, повернувшись к ней спиной. И вновь невольно задумался, сколько еще это будет продолжаться, как все закончится и что может помочь нам наладить нормальную жизнь.
Я ведь по-прежнему любил ее. Так же крепко, как влюбился при нашей первой встрече.
Но мы больше не разговаривали друг с другом. Просто не могли найти нужных слов. Да и сказать было нечего, потому что наши мысли целиком занимало только одно, и обсуждать эту тему вслух стало бы слишком больно.
Я вообразил, как мог бы сделать первое движение. Повернуться, придвинуться ближе, обвить Донну рукой. Не говоря ничего. По крайней мере сразу. Представил тепло ее тела, прижатого к моему, ощущение от ее волос, упавших мне на лицо.
Причем вообразил настолько живо, словно это происходило на самом деле.
Некоторое время я лежал без сна, уставившись в потолок, лишь иногда переводя его на цифровые часы, стоявшие на прикроватной тумбочке. Два часа ночи. Три.
Не все случившееся было исключительно нашей виной.
Далеко не все.
В чем-то, разумеется, следовало винить самого Скотта. Верно, он был всего лишь подростком, но уже достаточно взрослым, чтобы отличать хорошее от дурного.
Вот только существовал и некто другой. Не один из тех юнцов из Кливленда. Не парни из Гриффона, которые могли снабжать Скотта марихуаной и спиртным.
Я очень хотел разыскать того, кто дал ему 3,4-метилендиоксиметамфетамин, препарат, известный во всем мире как экстази.
Вот о чем упоминалось в токсикологической части отчета патологоанатома.
Именно эта отрава, скорее всего, и внушила Скотту иллюзию, что он умеет летать.
Я твердо намеревался разыскать типа, всучившего ему последнюю и фатальную дозу.
На всех нас лежала большая доза ответственности, но именно этот сукин сын, по моему мнению, стал тем, кто нажал на курок.
Утром женщина входит в спальню с подносом в руках.
– Привет! – говорит она мужчине, который все еще нежится под одеялом.
Он приподнимается на локтях и рассматривает завтрак, пока женщина устанавливает поднос на прикроватную тумбочку.
– Яичница-болтунья, – говорит он, глядя на тарелку почти с подозрением.
– В точности как ты любишь, – отвечает она. – Хорошо прожаренная. Ешь скорее, пока все не остыло.
Он выпрастывает ноги из-под одеяла, садится на край постели. На нем старая и застиранная белая пижама в тонкую синюю полоску. Рисунок уже почти полностью стерся на коленях.
– Как тебе спалось? – спрашивает женщина.
– Превосходно, – отвечает он, берет салфетку и расстилает у себя на коленях. – Я даже не слышал, как ты встала.
– Я поднялась около шести, но по кухне ходила на цыпочках, чтобы не разбудить тебя. Ты бросил свое хобби?
– Что? О чем ты?
– Где твоя маленькая книжка? Обычно она лежит вот здесь. – Она указывает на тумбочку.
– Я делаю в ней записи, когда ты уходишь, – сообщает он, пристраивая тарелку поверх салфетки на коленях и начиная есть. – Отменная яичница. – Женщина молчит. – Не хочешь присесть со мной?
– Нет. Мне нужно идти работать.
Мужчина цепляет на вилку ломтик жареного бекона, с хрустом пережевывает его.
– Тебе нужна помощь?
– В чем?
– В работе. Я мог бы помочь тебе. – Он прожевывает свой бекон и глотает его.
– Ты все путаешь, – говорит она. – Ты больше не приходишь работать.
– Но я же приходил.
– Просто позавтракай с удовольствием.
– Я мог бы помочь, действительно мог бы. Ты же знаешь, у меня получается с книгами. Я все улавливаю.
Женщина вздыхает. Сколько раз ей уже приходилось разговаривать с ним об этом.
– Нет, – отвечает она.
Мужчина хмурится:
– Мне бы хотелось, чтобы все стало как прежде.
– А кому бы не хотелось? – замечает женщина. – Мне бы очень понравилось снова стать двадцатилетней, но одно дело желание, а реальность – совсем другое.
Он дует на кофе и делает небольшой глоток.
– Как там сегодня на улице?
– Кажется, погода замечательная. Ночью прошел дождь.
– Как бы мне хотелось выйти. Пусть даже идет дождь, – говорит мужчина.
Ее терпение иссякает.
– Доедай завтрак. Прежде чем уйти, я вернусь за подносом.
Я договорился о встрече с Фрицем Броттом, владельцем мясной лавки «Броттс братс» в Тонауанде, за которой пару дней наблюдал, непосредственно в магазине. У него имелся там свой кабинет, где мы могли без помех поговорить наедине.
Бротт был заметной фигурой в нашем обществе уже более двадцати лет. Он эмигрировал из Германии в семидесятые годы вместе с женой и маленькой дочкой. Несколько лет стоял за кассой разных продуктовых магазинов, но всегда мечтал открыть свой собственный. В начале девяностых Бротт узнал, что пожилой владелец мясной лавки захотел отойти от дел. Он надеялся, что сын продолжит семейный бизнес, однако парню еще не исполнилось и двадцати, когда стало ясно: его гораздо больше интересуют компьютеры, чем куски сырого мяса. И пришлось отцу тянуть магазин на себе еще два десятилетия, но поскольку передать его все равно оказалось некому, он решился в итоге выставить лавку на продажу.
А Фриц не просто хорошо разбирался в сортах мяса. Он сам был отличным поваром и знал секрет рецепта братвурстов[85], передававшийся в его семье из поколения в поколение. Это, сказал он тогда жене, станет главной приманкой их магазина. Так, кстати, родилось и его название.
Жена Фрица, хотя и принимала в делах активное участие, не приезжала в магазин каждый день. Она много работала на дому, занимаясь оформлением документов, оплачивая счета, составляя ведомости по зарплатам и давая Фрицу возможность полностью сосредоточиться на производстве его любимых братвурстов и нежнейших говяжьих отбивных с восхитительным мраморным отливом. Именно жена заметила непорядок в отчетности за последние недели. Их прибыль уменьшилась. Огромные туши, свисавшие на крюках в камере холодильника, стали как будто давать меньше мяса, чем прежде.
Явно происходило что-то неладное.
У Фрица работали трое. Почти семидесятилетний Клэйтон Миллз трудился еще на предыдущего владельца и в общей сложности проработал в лавке более тридцати двух лет, а с тех пор, как умерла его жена Молли, жил один. Он вел очень экономное существование, и я сразу же исключил его из числа вероятных воров. Не вызвал у меня особых подозрений и Джозеф Калвелли, который был десятью годами моложе Клэйтона, имел жену и взрослого сына, управлявшего собственной инвестиционной фирмой.
Вскоре я понял, что мне нужен Тони Фиск – мужчина двадцати семи лет, живший с женой и двумя детишками, пяти и двух лет. Это его жена Сэнди подъехала к задней двери магазина и дождалась, чтобы Тони выскочил с большим зеленым мешком, сунул его в окно машины, а потом тут же опрометью вернулся на рабочее место. Все произошло как раз в тот момент, когда Фриц отлучился.
– Ну, что тебе удалось для меня узнать? – спросил Фриц, пристраивая свое тучное тело в кресло за письменным столом в крохотном помещении кабинета.
Я принес ноутбук, в который загрузил фотографии и видеозапись.
– Мистер Бротт, я вел наблюдение за вашим заведением два дня подряд и на основе увиденного могу утверждать, что вам не стоит волноваться по поводу мистера Миллза и мистера Калвелли.
Фриц ждал, хотя уже понял смысл моих слов.
– Тони, – произнес он, поджав губы. – Сукин сын!
Я открыл ноутбук и поставил его на стол.
– Это случилось вчера ближе к вечеру. Где-то около пяти часов.
Он прищурился:
– Меня как раз не было на месте. Я гонял свой грузовик в ремонт.
– Именно так. – Я щелкнул курсором по иконке «Воспроизведение» и запустил запись. – Видите, как подъезжает машина?
Фриц кивнул.
– Я на всякий случай пробил номер по базе данных. Этот автомобиль зарегистрирован на Энтони Фиска. За рулем сидела его жена Сандра – они зовут ее Сэнди.
– Я знаю ее. Да и машина мне знакома.
– Вот фото. На нем трудно разобрать детали, но, кажется, к заднему сиденью пристегнуты два детских кресла безопасности. Думаю, хотя не уверен полностью, что в тот момент в ее машине находились их дети.
Фриц сидел с каменным лицом.
– Ясно. Продолжай.
– Она останавливает машину прямо напротив задней двери магазина. Вот, теперь достает мобильный телефон, но пользуется только большим пальцем. Как мне кажется, она отправляет эсэмэску. Потом несколько секунд ждет…
Фриц крепко сжал зубы, продолжая смотреть на дисплей.
– И появляется Тони с мешком для мусора. Передает ей и бежит назад в магазин. Она срывается с места.
– Прокрути назад.
– Что?
– Ты можешь прокрутить изображение назад и сделать стоп-кадр?
– Стоп-кадр? Разумеется. – Я нажал на кнопку мыши, перевел запись на пятнадцать секунд назад, а затем запустил снова.
– Вот. Останови здесь.
Мне снова пришлось вернуться на долю секунды назад. Фрицу явно хотелось как следует рассмотреть мешок. Он пытался по внешним приметам определить, что лежало внутри, обводя очертания пальцем менее чем в дюйме от экрана.
– Можно это увеличить? – спросил он.
– Конечно. – Я коснулся мыши и щелкнул кнопкой. – Пожалуйста.
– Лопатка для жарки, – произнес Фриц.
– Вам лучше знать, – улыбнулся я.
– Сукин сын, – повторил он.
– Я попытаюсь достать копию эсэмэски, отправленной Сэнди. Но там, скорее всего, просто написано, что она уже прибыла. Едва ли Сэнди стала бы писать «Неси мясо» или что-то в этом роде. Если вы обратитесь в полицию и выдвинете обвинение, они наверняка смогут сделать распечатку.
– Ты думаешь, стоит им позвонить?
– Дело ваше. Вы попросили меня установить, не крадет ли кто-нибудь мясо, и, полагаю, это дает ответ на ваш вопрос. Что делать дальше, решать вам. Он хороший работник?
Фриц с грустью кивнул:
– Он работает у меня уже три года. Справляется со своими обязанностями. Делает все, о чем ни попросишь. Я всегда хорошо к нему относился. Почему же он начал меня обворовывать?
– Он превысил лимит по кредитной карте. А его жена, работавшая в «Уол-марте» четыре дня в неделю, только что переведена на трехдневный график.
Печаль, отражавшаяся на лице Фрица всего минуту назад, постепенно уступила место другому выражению.
– Когда я только что перебрался в эту страну, то порой не знал, как сохранить крышу над головой. Но я никогда ни у кого не крал! – Он потряс указательным пальцем в воздухе. – Ни разу!
Он осмотрел поверхность своего стола, покачал головой, а потом взглянул на закрытую металлическую дверь, словно она была из стекла и он мог видеть сквозь нее Тони.
– Я ведь даже присутствовал при крещении его младшего, – проговорил Фриц.
– Всякое случается, – отозвался я.
– Если я позволю ему остаться, как это воспримут остальные? Это словно сказать: «Эй, можете смело воровать у Фрица, он вам все простит. Он – тряпка». Вот что они подумают.
– Как я и сказал, решение теперь за вами. Я напишу для вас формальный отчет о проделанной работе, рассчитаю, сколько часов заняло расследование, что…
Фриц махнул рукой:
– Да пошло все к чертовой матери! Главное, я теперь знаю. – Он указал на компьютер, на Тони, застывшего с прижатым к груди мешком мяса. – Видел своими глазами.
– Но отчет вы так или иначе получите, – произнес я, – вместе со счетом за мои услуги.
Его глаза по-прежнему буравили дверь. Я догадался, что сейчас последует, хотя и понадеялся, что ошибаюсь.
– Тони! – взревел он.
Я все-таки оказался прав. Его голос в тесном кабинете прозвучал как пушечный выстрел.
Хотя я бы предпочел, чтобы Фриц начал действовать на основе собранных данных уже после моего ухода. Работа мною сделана, и я не собирался присутствовать при вынесении приговора. Я, разумеется, мог стать посредником, если бы возник конфликт, но деньги мне платили за другое. Бог свидетель, я не годился в адвокаты. Я лишь добывал информацию.
Это в особенности относилось к расследованиям супружеских измен. Если вы смотрите телесериалы, снятые в шестидесятые или семидесятые годы, у вас может сложиться впечатление, что многие частные детективы считали подобную работу ниже своего достоинства. В реальном мире таким сыщикам пришлось бы вставать в очередь за бесплатным супом и выживать на пособие по безработице. Если ты работаешь в сфере частного сыска, то отказываться от дел, связанных с разводами, значит уподобляться владельцу кондитерской, который не желает продавать в ней кофе. Когда я обнаруживал, что муж спит со своей секретаршей, я не советовал жене выкинуть его из дома, поджечь его «Порше» или просверлить дыру в днище его яхты. Если она склонялась к прощению и решала смотреть на все сквозь пальцы, мне это было до лампочки.
И меня вовсе не волновало, как Фриц поступит с Тони, если он не собирался вершить его судьбу в моем присутствии.
Так мы не договаривались.
Но сейчас дверь распахнулась, и на пороге появился Тони в окровавленном фартуке и с покрытым кровью мясницким топором в правой руке. Выглядел он как персонаж, только что сошедший с экрана фильма ужасов. Не хватало лишь отрубленной головы, которую он бы держал за волосы свободной рукой.
– Слушаю тебя, Фриц, – сказал он.
– Как давно?
– Что? – На лице Тони появилось удивление. Несомненное притворство, но очень натурально разыгранное.
– Как давно ты крадешь у меня?
Мне не доводилось посещать курсы по управлению персоналом, но наверняка есть правило не обвинять своего сотрудника в воровстве, если тот держит в руках острый топор. Впрочем, если Фрица это и волновало, то он не подавал вида.
Он положил ладони на подлокотники кресла и тяжело поднялся, а затем обошел свой стол. Я тоже вскочил на ноги, и мы втроем образовали небольшой треугольник.
– Понятия не имею, о чем ты толкуешь, – сказал Тони.
– Не лги мне, – резко бросил Фриц. – Я знаю, чем ты занимался.
Я не сводил глаз с топора. Он мог весить добрых десять фунтов, но в руках Тони, казалось, не тянул и на унцию. Что-то подсказывало: Фиск орудует им с легкостью, как перышком.
– Не понимаю, – упорствовал он. – Какого дьявола ты порешь чушь?
Фриц молча развернул компьютер, указав на дисплей, на котором застыл Тони, бежавший к машине с Сэнди за рулем.
Тони смотрел на картинку, часто заморгав.
– Что это?
– Это вор, – объяснил Фриц. – А вот жена вора.
Тони скрипнул зубами и бросил на меня угрожающий взгляд. Он мгновенно сложил два и два и получил верный результат.
– Убирайся, – велел ему Фриц. – Выметайся отсюда и не смей возвращаться. Последний чек я отправлю тебе почтой.
Тони перевел взгляд с меня на своего бывшего босса.
– Ты урезал мне зарплату, – произнес он.
– Что-что?
– В тот день, когда у меня заболела дочка. Знаешь, какая у нее поднялась температура? Тридцать девять градусов, усек? Мы думали, она умрет, и отвезли ее в больницу. Я не смог прийти на работу, и ты вычел у меня жалованье за день. – Тони покачал головой. – Так что я просто забрал с тебя должок.
И он поднял топор на уровень правого плеча, словно готов был пустить его в ход.
– Даже не думай об этом, – сказал я спокойно и твердо.
Тони снова посмотрел в мою сторону. За те несколько секунд, когда он не обращал на меня внимания, кое-что изменилось: в моей руке появился пистолет. «Глок-19», на ношение которого у меня имелась лицензия. Оружие было направлено прямо в грудь Тони.
– Не дури, если не хочешь войти в историю, – предупредил я.
– В какую историю?
– Я пока никого еще не пристрелил. Ты можешь стать первым. – Мы оценивающе разглядывали друг друга не менее пяти секунд. Потом я добавил: – Нам всем нужно немного спустить пар.
Рука Тони словно окаменела, пока он смотрел в дуло «глока». Я же успел заметить, как Фриц сделал два чуть заметных шага назад.
– Опусти топор и положи его, – сказал я.
Тони кивнул. В его глазах вроде бы читалось согласие сделать то, что ему велели. Вот только опустил он топор намного быстрее, чем можно было ожидать, с силой вогнав его лезвие в крышку письменного стола Фрица. Когда Тони убрал руку, топор остался торчать на месте совершенно неподвижно.
Тони еще раз посмотрел на меня и сообщил:
– Учти, я ничего не забываю.
Потом развернулся и вышел из комнаты, на ходу развязывая сзади узел на поясе фартука.
Фриц стоял как громом пораженный. Челюсть у него так отвисла, что в рот легко бы поместилась свиная отбивная. Его взгляд метался с моего пистолета на дверь и обратно. Он явно пережил едва ли не самый большой испуг в жизни.
Да я и сам ощущал легкое потрясение, убирая оружие в кобуру.
– А я ведь решил, что он меня дурачит, – произнес Фриц дрогнувшим голосом. – По поводу заболевшей дочки. Посчитал это выдумкой, предлогом, чтобы прогулять день.
По пути домой у меня зверски разболелась голова. Нервное перенапряжение все же сказалось, подумал я. Обычно я вожу что-нибудь обезболивающее в бардачке, но сейчас там ничего не было, а потому на въезде в Гриффон я свернул к заправочной станции, при которой работал небольшой супермаркет, и вошел внутрь.
Они продавали пузырьки с тайленолом. Я взял с полки один, прихватил бутылку воды и полез в задний карман за бумажником, подходя к кассе.
– Добрый день! Как поживаете? – спросил паренек, расположившийся за стойкой. Вряд ли его действительно интересовали мои дела – просто он считал своим долгом говорить это каждому клиенту.
На вид он был в возрасте Скотта. Лет пятнадцати или семнадцати. На его лице виднелись прыщи, а на один глаз падала челка, так что ему приходилось поправлять ее каждые три секунды.
– Отлично поживаю, – пробормотал я.
Получив бумажку в десять долларов, продавец пробил мои покупки.
– Пакет?
– А?
– Вам нужен пакет?
– Нет.
Я осмотрел стойку. На нее установили доску, прикрепив к ней кнопками нечто вроде листовки и ручку на веревочке.
Подписавшие петицию люди (а их было немало) в кои-то веки выступали не против чего-то, а в поддержку. Заголовок гласил: «Обойди хоть целый свет – лучше наших копов нет!»
– Можете тоже подписаться, если хотите, – сказал паренек без особого энтузиазма. – Управляющий распорядился, чтобы я предлагал это каждому покупателю.
Я ногтем вскрыл целлофановую упаковку пузырька с таблетками, одновременно изучая формулировку петиции, напечатанную под заголовком, но над подписями.
«Мы, нижеподписавшиеся, на все сто процентов поддерживаем деятельность достойных мужчин и женщин, которые служат в полицейском участке Гриффона, и высоко оцениваем плоды их работы! Лучше наших копов нет!»
Мне наконец удалось снять обертку, открутить крышку и не без труда избавиться от ватной прокладки. Если бы я страдал смертельным заболеванием и жить мне оставалось десять секунд, а одна из таблеток могла меня спасти, я бы наверняка уже успел скончаться. Только на удаление ватного тампона ушло добрых полминуты. Лишь потом я смог вытряхнуть на ладонь три красные пилюли, вскрыть бутылку с водой и принять лекарство, запив его водой.
– Видать, голова у вас просто раскалывается, – заметил юнец.
Взяв доску со стойки, я просмотрел имена тех, кто расписался под петицией, и, хотя лист был уже наполовину заполнен, знакомые мне не попадались. Рядом с местом для фамилии специально оставили пространство, где люди могли указать свой домашний адрес и/или адрес электронной почты. Причем многие предпочли не делиться подобной информацией о себе.
Я открыл второй лист, уже полностью исписанный, как и еще три страницы под ним. Оказалось, все-таки около семидесяти процентов подписавших ходатайство указали не только имена и фамилии, но и более подробные сведения о себе, облегчив работу тем, кто пожелал бы проверить подлинность автографов.
– Сколько примерно людей от общего числа ваших клиентов ставят здесь подписи? – спросил я.
Паренек пожал плечами:
– Даже не знаю. В большинстве это все-таки старики.
– То есть люди моих лет и старше? – улыбнулся я.
– Извините, не хотел вас обидеть, – потупился он. – Просто несовершеннолетних копы ни за что ни про что останавливают на каждом углу. Без всякого повода.
Примерно год назад или чуть раньше Скотт говорил нам то же самое. А где-то за неделю до смерти он вернулся домой и рассказал, что один местный коп под видом обыска откровенно лапал девушку на заднем дворе бара «Пэтчетс». «Она не сделала ничего плохого, – возмущался он. – Копу просто захотелось ее пощупать!»
Я еще спросил тогда Скотта, собирается ли девушка подавать официальную жалобу.
«Не станет она жаловаться, – ответил он. – Этим парням все сходит с рук, и ничего с ними не поделаешь. Кажется, коп думал, что никто не видит, чем он занимается, и потому я крикнул: “А я знаю, кто ты такой, ублюдок!” Напугал его, конечно. Но зато и бежал потом оттуда сломя голову».
– Так вы будете подписывать или нет? – спросил паренек из-за стойки, возвращая меня к реальности.
И тут я заметил знакомую подпись. «Донна Уивер». Некоторое время я ее разглядывал и даже провел пальцем по той строке, вдоль которой написала свое имя моя жена.
– Уже нет необходимости, – ответил я.
– Знаете, что я думаю? – спросил юнец.
– Нет. Поделись своими мудрыми мыслями.
– Я думаю, копы специально устроили сбор подписей, а сами потом проверяют имена и адреса, вычисляя, кто из местных подписался, а кто нет.
– Не может быть.
Но он с очень серьезным видом несколько раз кивнул:
– Так и есть. Это их методы. Точно.
– Должно быть, ты на всякий случай подписался, верно? Чтобы обезопасить себя?
Паренек ухмыльнулся и покачал головой:
– Управляющий велел мне расписаться и наблюдал издали, как я это делаю. Но только я написал «Микки Маус». Ни за что не стану подписываться в поддержку этих клоунов.
– Вижу, ты не очень-то любишь нашу доблестную полицию.
– А вам когда-нибудь распыляли краску прямо в глотку?
– То есть как это?
– Причем рисовал на стене даже не я. Это был мой приятель, но он успел смыться, а приехавшая полиция застала с баллончиками меня. И им взбрело в голову изобразить граффити прямо в моем горле.
– Но ты же мог погибнуть! – воскликнул я.
– Копы хитрые. Она лишь пару раз пустила короткие струйки. У меня только ненадолго перехватило дыхание. А зубы и губы стали желтыми.
– Она?
В этот момент к кассе подошел мужчина, чтобы расплатиться за бензин. Паренек забрал у меня доску, пожелал всего хорошего и обратился к новому клиенту.
Я сел в свою «хонду», выпил почти половину бутылки воды и только потом завел мотор.
Отсюда до дома оставалось ехать минуты три или четыре, и пульсация в висках и над глазами стала уже стихать, когда я свернул на нашу улицу.
Но затем головная боль внезапно вернулась.
Причиной тому, вероятно, стал вид патрульной машины полиции Гриффона, припаркованной у нашей подъездной дорожки.
«Проклятие! – подумал я. – Как они так быстро узнали, что я не подписал петицию?»
Было около пяти часов вечера.
Донна обычно возвращалась домой примерно в половине пятого со своей работы в полицейской службе Гриффона. Вывеску на здании сменили несколько лет назад. И участок больше не назывался «Полицейскими силами Гриффона». Поскольку это звучало немного… Немного «сильно», малость угрожающе, наверное. А на самом деле слишком точно отражало суть. И они стали называть себя «службой», словно речь шла о работниках социальной сферы, только почему-то вооруженных. Власти предержащие, видимо, решили, что если немного смягчить название, то и воспринимать полицию станут как нечто не столь жесткое и грубое.
Только ничего из этой затеи не вышло.
Хотя Донна там работала, она не носила табельного револьвера, не ездила на машине с мигалкой и сиреной, не дежурила по выходным или по ночам, и мундира ей тоже не выдали. У нее был нормированный день с девяти до четырех с понедельника по пятницу и полагались выходные по всем большим праздникам. Потому что Донна, собственно, не была настоящим копом. Она трудилась в отделе, объединявшем бухгалтерию и администрацию, и отвечала за то, чтобы каждый полицейский в положенный срок получал ежемесячный чек с зарплатой, выписанный на финансовую организацию по его личному выбору, разбиралась с вечными спорами о размере сверхурочных, своевременно оплачивала коммунальные счета. Благодаря именно ее аккуратности любой гражданин Гриффона, позвонивший по 9–1–1, не натыкался на отключенный за просрочку телефон, а ему всегда отвечал диспетчер, готовый принять вызов.
А потому патрульная машина перед нашим домом могла и не служить причиной для беспокойства. Донна была знакома со всеми сотрудниками полиции, если не лично, то по фамилиям и номерам карточек социального страхования. Коллеги знали, что она порой привозила на работу домашнюю выпечку, и всякий, проходивший мимо ее стола, всласть угощался. Какой-нибудь офицер мог заехать просто по-дружески. К тому же Донна и одна из двух женщин-полицейских – Кейт Рэмзи – иногда ходили вместе в кино, хотя в последнее время это случалось редко. Ни Донна, ни я сам с некоторых пор не отличались особой общительностью.
И все же меня кольнуло не слишком приятное предчувствие.
Когда до дома осталось полквартала, зазвонил мой сотовый, лежавший на сиденье рядом. На дисплее высветилось слово «дом». Раньше Донна звонила мне по крайней мере дважды в день. Обычно у нее не происходило ничего важного, просто хотела поболтать. При этом она прекрасно знала, что я вполне могу и не ответить: если я бывал на задании, то просто отключал звонок мобильника, поэтому проблем не возникало.
Сейчас я поспешно взял трубку:
– Слушаю.
– У нас полиция, – объявила она.
– Я уже как раз подъезжаю, – сказал я. – Думал, это Кейт.
– Нет. Хейнс и Бриндл.
– Хейнс, – задумчиво повторил я. Один из самых молодых офицеров, хотя за его плечами был уже десяток лет службы. Именно он принес нам трагическую новость в августе. – С Бриндлом я не знаком.
– О, тогда получишь большое удовольствие, – усмехнулась она.
– Что случилось?
– Мне они не говорят. Им нужно побеседовать с тобой. Я сначала подумала, они разыскали того, кто продал ему наркотик, и приехали сообщить нам. – Донна могла целыми днями рисовать портреты Скотта, однако ей было сложно написать его имя или хотя бы произнести вслух. – Но тогда им хватило бы разговора со мной.
Странно, что поиски того, кто снабдил Скотта экстази, все еще оставались в числе приоритетов полиции Гриффона, если вообще когда-либо среди них числились. Нельзя сказать, чтобы наших копов совсем уж не волновала проблема наркомании, просто они решали ее по-своему. Если они обнаруживали торговца наркотой, да еще и иногороднего, то отвозили его на задний двор гаража для снегоуборочных машин, избивали до полусмерти, а потом бросали на территории какой-нибудь заброшенной фабрики на Буффало-авеню недалеко от Ниагарского водопада.
Ходило немало историй о злоупотреблении насилием местными полицейскими, что и объясняло выходку Скотта при виде офицера, издевавшегося над девушкой у бара «Пэтчетс». Он считал, что делалось это без всякой причины, но я-то знал, что у копа всегда нашлось бы основание заявить о ее подозрительном поведении. Я усвоил этот урок давно, во время своей краткой службы в полиции. Если ты предоставлял кому-то – не важно, мужчине или женщине – право на обоснованное сомнение в виновности, то тем самым резко сокращал шансы спокойно уехать домой после дежурства.
И все же почти никто в Гриффоне не тревожился, если копы переходили границы дозволенного. Главное, что обыватели чувствовали себя в безопасности. И пока это не касалось их лично, а ощущение, что они защищены, преобладало, горожане не желали вдаваться в детали, какой ценой это достигалось.
А если начистоту, то приходилось признавать свою собственную склонность к подобным методам. Я знал наверняка: если бы я разыскал подонка, продавшего Скотту экс-тэ-зэ, «экс», «экстру» – или как еще эту дрянь называли на улице, – я бы сам с ним очень круто разобрался, не обращаясь за помощью к закону.
– Поговорим позже, – сказал я Донне и дал отбой.
Проехав мимо патрульного автомобиля, я заметил в салоне двух мужчин. Поставил «хонду» впереди, вышел, посмотрел на дом и увидел Донну, наблюдавшую за мной сквозь жалюзи окна гостиной.
Рикки Хейнс, более молодой из копов, тоже выбрался из своей машины и кивнул мне. Слегка за тридцать, черные волосы и ровно постриженные усы. Рикки был в хорошей физической форме и выглядел так, словно когда-то играл в футбол, – правда, для профессионального футболиста ему не хватало массы тела. Может, занимался хоккеем? Однако и тогда солидная масса тоже была бы важна.
– Мистер Уивер? – спросил он, прикладывая указательный палец ко лбу в имитации официального приветствия.
– Да. Офицер Хейнс?
– У вас хорошая память, – заметил он.
Трудно забыть фамилию человека, который сообщил о смерти сына.
Открылась и другая дверца машины. Второму копу было на вид уже под сорок, и если он когда-то вообще занимался спортом, то бросил очень давно. На первый взгляд он весил не менее 280 фунтов. Живот и бока заметно набухли от жира. Над верхней губой у него росло больше волос, чем на голове.
– Знакомьтесь. Офицер Хэнк Бриндл, – представил Хейнс.
– Добрый день, – кивнул Бриндлу я.
– Вы, значит, муж Донны? – спросил тот низко и сипло.
– Так и есть.
Он тоже кивнул мне, задумался на секунду, а потом сказал:
– Мы надеемся, вы сможете нам кое в чем оказать содействие.
– Я очень постараюсь.
Бриндл указал на мою «хонду аккорд»:
– Этот автомобиль зарегистрирован на вас?
– Да.
– Вы пользовались им вчера вечером? – поинтересовался Бриндл.
– Да, пользовался.
– Не могли бы вы сообщить нам, куда ездили?
– Ответ зависит от конкретного времени, которое вас интересует, – произнес я.
– Например, около десяти.
– Как раз возвращался домой.
Бриндл снова кивнул.
– Значит, возвращались домой. Откуда же?
– У меня была работа в Тонауанде.
Бриндл продолжал кивать.
– Рикки сказал, что вы частный детектив. Это верно?
Теперь уже я вынужденно кивнул и стал ждать. Можно было бы спросить, в чем дело, но у копов имелось свое представление о том, как должен развиваться разговор в нужном им направлении, и они терпеть не могли сами отвечать на вопросы. Мне ли не знать правил игры?
Бриндл вновь задумчиво кивнул, а потом посмотрел на своего более молодого напарника.
– Думаю, будет лучше, если ты продолжишь разговор. Тебя лучше ввели в курс дела. – Мне в его тоне почудился намек на неприязнь.
Я повернулся к Хейнсу:
– В курс какого дела?
– Мы разыскиваем девушку, – ответил Хейнс.
Я ждал.
– Ее зовут Клэр Сэндерс. Семнадцать лет. Светлые волосы. Рост около пяти футов и пяти дюймов. Вес около ста пятидесяти фунтов.
– Почему вы ее ищете? Она что-то натворила?
– Нам просто важно найти ее, – сказал Хейнс, явно не желая прямо отвечать на вопрос.
Но я упорствовал:
– Так она нарушила закон или просто пропала?
Хейнс откашлялся, прочищая горло.
– Ее местонахождение неизвестно. Мы были бы весьма признательны за вашу помощь в этом деле, мистер Уивер. Буду честен. Расследование проводится как бы неофициально. Учитывая личность отца Клэр, необходимо действовать максимально деликатно.
Мне не понадобилось и секунды, чтобы догадаться. Клэр Сэндерс.
– Эта девушка – дочь Бертрама Сэндерса, нашего мэра?
– Сразу видно прирожденного сыщика, – язвительно заметил Бриндл.
– Согласно нашим данным, – продолжал Хейнс, – вы могли встречаться с Клэр вчера вечером.
– У вас есть ее фотография?
Хейнс достал свой мобильник, нажал на пару кнопок и приблизился ко мне. Телефон он держал так, чтобы был виден дисплей, но в руки мне его не отдал. Снимок, похоже, сделали на какой-то вечеринке. Девушка смеялась, немного откинув голову назад, держа в руке бокал с мартини. Я предположил, что фото скопировали со странички в «Фейсбуке».
– Да, я вчера подвез эту девушку, – сказал я. – Впрочем, вам наверняка это уже известно.
Хейнс кивнул:
– Да. Вы посадили ее к себе в машину у «Пэтчетса».
Не было смысла отрицать это.
– Да. Но только скорее она сама выбрала меня.
Хейнс задумался. Потом произнес:
– Вот как?
– И часто вы поступаете подобным образом, мистер Уивер? – спросил Бриндл. – Сажаете в свою машину несовершеннолетних девочек?
– Она сама постучалась мне в окно, когда я остановился на знаке. Попросила подбросить до дома.
– И вы решили ее подвезти?
– Да.
– Выходит, вы уже знали, что это Клэр Сэндерс? – не отставал старший коп.
– Нет, не знал, – ответил я.
– Гм-м, – протянул Бриндл. – Если бы я оказался на вашем месте и какая-нибудь юная девица попросила бы ее подвезти – при том условии, конечно, что я бы вел собственную машину, а не патрульную, – то мне стало бы несколько неловко. Я подумал бы, что едва ли совершаю разумный поступок.
– Зато она узнала меня. Сказала, что была знакома с моим сыном Скоттом. – В этот момент я исподволь взглянул на офицера Хейнса.
Хэнк Бриндл навострил уши, как охотничий пес по свистку хозяина.
– Это парень, который умер, верно?
Я почувствовал жар под воротничком рубашки.
– Да.
– Накачался наркотой и спрыгнул с крыши мебельного магазина «Рэвелсон» пару месяцев назад. – Бриндл говорил таким тоном, словно мы с ним просто предавались воспоминаниям. – Я ведь прав?
– Да.
– Ты тогда еще выезжал на вызов, Рикки? – обратился он к напарнику.
– Да, я. – Хейнс чуть покраснел. – Мне пришлось сообщить новости мистеру и миссис Уивер.
Я почувствовал, что ему неловко было произносить эту фразу.
– Как же, как же, помню, – продолжал Бриндл. – На той неделе я еще не получил надбавку за причитавшиеся мне сверхурочные. Потому что ваша жена взяла выходной и не успела выписать чек вовремя.
Теперь шея у меня просто горела. Я сжал кулаки, но не потому, что собирался кого-то ударить, а чтобы хоть немного снять напряжение. Руки я держал опущенными, и Бриндл мог не опасаться получить по носу, как ни хотелось мне ему вмазать.
– Позвольте мне от ее имени выразить вам глубочайшие сожаления за причиненное неудобство, – сказал я.
Бриндл махнул рукой:
– Ладно, чего уж там. Большое дело! – Он откашлялся. – Значит, вы решили подвезти девушку, потому что она была знакома с вашим сыном?
– А еще мне показалось жестоким бросить ее под дождем. И я разрешил ей сесть в машину. Она попросила подбросить ее домой.
– Она сообщила, как ее зовут? – спросил Бриндл.
– Клэр. Назвала только имя.
– И вы, стало быть, высадили ее у дома? – взял инициативу на себя Хейнс.
Оба пристально на меня посмотрели. Все развивалось по сценарию, который нравился мне все меньше. Поскольку история, которую я должен был рассказать, вряд ли показалась бы им правдоподобной.
– Нет, я не высадил ее у дома. Мы остановились рядом с «Иггизом». С тем, что на Денберри. Клэр сказала, что ее тошнит.
– Но вам достаточно было бы просто притормозить у обочины шоссе, если на то пошло, – заметил Бриндл.
– Она очень настойчиво попросила остановиться у ресторана, и я заехал на стоянку, а потом подождал в автомобиле. Она долго отсутствовала, и я решил тоже зайти внутрь, чтобы разыскать ее. Не нашел, но когда вернулся к своей машине, в ней уже сидела девушка.
– Что значит «девушка»? – осведомился Хейнс. – Вы хотели сказать, что в машине снова сидела Клэр?
Я помотал головой:
– Поначалу я тоже так решил. Эта девушка хотела заставить меня думать, будто она Клэр. Она надела парик, чтобы волосы были похожи, и оделась почти в такие же вещи, однако были и различия, если приглядеться получше. Прежде всего, у Клэр на левой руке я заметил царапину, которой не оказалось у той девушки.
– Стоп! Не спешите, – вмешался Бриндл. – Вы хотите сказать, что в «Иггиз» зашла Клэр, а вышла другая девица?
– Именно так.
– А что же, черт возьми, случилось с Клэр?
– Не знаю.
– Кем же была вторая? – спросил Хейнс.
– Понятия не имею. Очевидно, подругой Клэр, но своего имени она не назвала. Потом, когда мы уже ехали вместе, я догадался о подмене и прямо заявил об этом. Она же попросила вести себя так, словно я по-прежнему считал ее Клэр. На случай, если за нами следили.
Бриндл фыркнул.
– Нелепее истории мне еще не доводилось слышать.
– Нет, постой-ка, – вмешался Хейнс. – Понимаешь, если Клэр кто-то преследовал, а она хотела сбежать, то это был бы лучший способ избавиться от преследователя.
– Мне тоже так показалось, – сказал я.
Но Бриндл лишь покачал головой:
– Какая-то чушь собачья.
– Она потребовала, чтобы я высадил ее рядом с перекрестком Кастелтон и Беркли, – добавил я. – И пришлось ее отпустить.
Копы обменялись взглядами. Потом Хейнс спросил:
– Клэр ни о чем вас не предупредила, прежде чем зайти в «Иггиз»? Даже не намекнула на свое намерение поменяться с кем-нибудь местами?
– Нет. Если бы я знал, что они затеяли, то не стал бы принимать в этом участия.
– Она сообщила, куда направлялась потом?
– Сказала, что домой, – ответил я.
– Тогда, вероятно, все так и было, – заметил Хейнс.
– О чем ты? – округлил глаза Бриндл.
– Ее кто-то преследовал. Не убийца и не насильник, боже упаси, а скорее всего бывший парень. Она же хотела от него оторваться. Может, чтобы попасть на свидание к другому парню. И использовала свою подругу в качестве подсадной утки. – Он улыбнулся и покачал головой с оттенком восхищения. – Хитрый план.
Бриндл, однако, не выглядел ни в чем убежденным.
– Все так. Но только где сейчас Клэр? – осведомился я.
– Держу пари, – уверенно продолжал Хейнс, – что она сейчас с тем ухажером, который ей действительно по нраву. Крутят роман в свое удовольствие. Вот и все, что на самом деле произошло.
– Откуда вы узнали, что искать ее надо в районе «Пэтчетса»? – спросил я у полицейских.
Бриндл сделал жест в сторону Хейнса, и тот ответил:
– По слухам, она часто туда наведывалась, и потому логично было начинать оттуда.
– Позвольте снова задать вам тот же вопрос, – сказал я. – Вы ищете Клэр, потому что она что-то натворила или потому что пропала? У вас есть основания для тревоги за нее?
Хейнс почесал подбородок, явно для того, чтобы выиграть время и обдумать ответ.
– Наверное, всегда есть причина для тревоги, если ты кого-то ищешь и не можешь найти. – Он свел ладони вместе и потер одна о другую. – Думаю, мы с вами закончили, мистер Уивер. Можем пока оставить вас в покое.
– Надеюсь, вы скоро разыщете ее, – произнес я, когда двое копов садились в свой автомобиль.
Бриндл пристально взглянул мне в глаза.
– После всей чепухи, какую вы нам только что нагородили про девушек-двойняшек, я бы на вашем месте тоже искренне на это надеялся.
Я проследил, как большая патрульная машина в три приема развернулась на улице, доехала до угла, свернула налево и пропала из вида. Когда я вошел в дом, Донна ждала меня.
– Что произошло?
– Все в порядке, – ответил я.
– Меня не интересует, все ли в порядке. Мне хочется знать, что произошло.
– Вчера я подвез одну из приятельниц Скотта. Они пытаются теперь найти ее.
– Что за приятельница?
– Девушка по имени Клэр.
– Ты посадил в машину девушку, ловившую попутку?
– Это не… Она не совсем ловила попутку. Просто стояла перед «Пэтчетсом» и попросила подвезти до дома. Она узнала меня и сказала, что была знакома со Скоттом.
– Как она могла тебя узнать?
– По ее словам, она видела меня, когда я привозил его в школу. А еще шел проливной дождь. Послушай, окажись ты на моем месте, ты бы тоже подвезла ее.
– Возможно, – согласилась Донна. – Но разве ты не видишь здесь разницы между собой и мной?
– Конечно, вижу.
– Я могла бы сделать это, не подвергая себя большому риску, – продолжала Донна. – Но ты – взрослый мужчина, который посадил в свою машину юную девушку после наступления темноты! Неужели тебе это показалось хорошей идеей?
– Я объяснил тебе, почему так поступил.
У нее чуть приоткрылся рот, когда ей пришла в голову новая мысль.
– Я понимаю, почему ты так поступил. Подумал, что она может что-то знать. Тебе мнится, будто все что-то знают. Ты постоянно допрашиваешь всех в этом городке, кому меньше двадцати лет. И рано или поздно влезешь куда не надо. Зайдешь слишком далеко, и у тебя возникнут крупные неприятности.
Она не ведала и о половине того, что я делал.
– Я подвез ее вовсе не поэтому. Хотя верно. Я бы, скорее всего, задал ей пару вопросов, однако она не дала мне даже шанса. Сразу заявила, что ей ничего не известно.
– Они все тебя уже побаиваются.
– Вот и пусть. Это даже к лучшему, – сказал я резко.
Но Донна не унималась:
– Ты стал одержимым.
– Ах, это я стал одержимым? Может, у меня изрисован альбом вот такой толщины? – Я развел большой и указательный пальцы на дюйм друг от друга.
Сейчас она едва заметно вздрогнула. Я все-таки ранил ее. И потому, постаравшись смягчить голос, добавил:
– Мне казалось, тебя тоже должны интересовать ответы на некоторые вопросы.
Донна слегка оперлась на ближайшую стену, словно стараясь сохранить равновесие.
– А тебе станет от этого хотя бы немного легче? Если ты узнаешь, где он взял ту дрянь? Кто дал ему ее или сбыл? Конечно! Тогда у тебя будет на кого свалить вину. А сам ты сорвешься с крючка. А я? Я тоже с него сорвусь? Меня это тоже полностью оправдает? Ты сможешь перестать винить в случившемся меня, как винишь себя? – Она опустила голову и приложила пальцы ко лбу, массируя его, а потом продолжила: – Предположим, ты найдешь дилера, установишь личность. Предположим, даже заставишь его во всем сознаться. Дальше-то что? Сдашь его властям? Или сам свершишь справедливую расправу по своим законам и правилам?
– Я не могу обсуждать это сейчас, – сказал я.
– А суть в том, что не один, так другой снабдил бы его наркотиком. Ты никак не желаешь понять, что вопрос «кто?» никогда не был в центре проблемы. Главный вопрос – почему. Зачем нашему сыну вообще понадобилось принимать эту мерзость? Что в его жизни пошло не так, что выходом из положения стало только наркотическое опьянение?
– Говорю же, сейчас мне не до этого.
– Разумеется. – Донна изобразила пародию на просительную интонацию: – А когда настанет подходящий для вашей светлости момент? Может, вы запишете меня в очередь на аудиенцию?
– Меня очень беспокоит судьба той девочки, – сказал я. – Не думаю, что она исчезла, прячась от надоевшего ухажера. Она не устроила бы такого сложного трюка с перевоплощением подруги только для того, чтобы удрать от какого-нибудь недоросля.
– Не понимаю, о чем ты толкуешь, – произнесла Донна. – Ты вообще разговариваешь со мной или с собой?
Я тряхнул головой:
– Ты права. Наверное, я начал разговаривать сам с собой вслух.
– Начал? В этом всегда состояла твоя главная проблема. – Она отвернулась от меня и ушла в другую комнату.
Я уже не мог так просто это оставить. Не в состоянии был заниматься своими делами, пока полиция Гриффона вела поиски Клэр Сэндерс. Я ведь не кривил душой, сказав подруге Клэр, что пусть даже невольно, но они вовлекли меня в происходящее.
Теперь я выяснил: Клэр так и не нашлась почти через сутки после того, как я подвез ее, и поэтому по-новому рассматривал свои действия. Мне не стоило так просто отпускать ее подругу. По крайней мере, я должен был узнать ее имя. Последовать за ней, когда она выскочила из машины. Обязан был задать Клэр больше вопросов. Действительно ли некий подозрительный тип наблюдал за ней из пикапа? И если так, то кто, по ее мнению, он такой?
Хорошо бы то, хорошо бы это, но только ничего не сделано.
Меня не слишком испугал прощальный взгляд офицера Бриндла, как и слова, что мне следует горячо надеяться на скорое обнаружение Клэр. Однако в них было зерно истины. Если бы с Клэр что-то стряслось (а я даже думать не хотел, что могло с ней случиться), копы непременно вернулись бы сюда с дальнейшими расспросами.
Хотя я наверняка чересчур торопил события. Подростки пропадали постоянно, и это не обязательно означало серьезные неприятности, связанные с их уходом из дома. Но знал я не хуже любого другого отца, какие мучения переживали родители, не получая известий о своем чаде и его местонахождении. Это как попасть на дно колодца, откуда никак не можешь выбраться. Я представлял, что сейчас чувствовали родители Клэр. Однако не был уверен, что поручить полиции провести скрытное расследование – лучший способ решения проблемы.
Можно подумать, кто-то дал мне право критиковать обращение других родителей со своими отпрысками.
И все же я не собирался дожидаться сообщений о том, какого прогресса достигли Хейнс и Бриндл в своих неуклюже деликатных поисках Клэр. Сам я мог найти ее так же быстро, если не быстрее. Я обладал информацией, которой не имели они. Я видел, как выглядит подружка Клэр. Стоило лишь узнать, кто она, и добраться до нее – и это привело бы меня к самой Клэр. Девушка не могла не знать, куда отправилась лучшая подруга. Они ведь вместе разыграли спектакль с ее таинственным исчезновением.
Причем я был уверен, что узнаю ее фамилию, даже не покидая собственного дома.
Я зашел в кухню, миновав стоявшую у раковины спиной ко мне Донну, и взял лежавший на столе ноутбук. Потом опустился в кресло, в котором сидел накануне вечером, и заглянул в «Фейсбук».
Однако не под своим именем. У меня не было личной странички в «Фейсбуке».
После смерти Скотта я начал расследование, где он мог взять экстази, и мне понадобились сведения о его друзьях и знакомых. Десять или пятнадцать лет назад для этого потребовалось бы проделать огромную работу. Я бы разыскал одного из друзей, чтобы через него добыть имена и адреса других. Я посетил бы каждого из них по отдельности, а потом, скорее всего, пришлось бы начать весь процесс заново.
В наши дни достаточно было проверить самую популярную социальную сеть. Судя даже по моему ограниченному опыту, не осталось ни одного подростка, который не зарегистрировался бы в ней, хотя, думаю, скоро молодое поколение найдет для себя иной способ общения. Потому что в «Фейсбук» хлынули родители, разрушая всю его прелесть для молодежи, вытесняя ее оттуда своими видео и фото собачек, кошечек и милейших младенцев, помещая обрамленные в затейливые цветные рамки и набранные прихотливыми шрифтами банальные фразы: «Тебе дана только одна жизнь. Стань же тем, кем велит тебе Призвание!»
Приступив к проникновению в «Фейсбук», я для начала должен был выяснить пароль доступа Скотта. И потратил на решение этой задачи без малого три дня. Я вводил все слова, какие приходили на ум. Самые распространенные, которыми пользуются многие, вроде: ПАРОЛЬ. Хотя и знал, что Скотт был слишком умен для этого. Потом я попробовал поиграть с днем его рождения, использовав дату во всех возможных конфигурациях. День, месяц, год. Год, месяц, день. И так далее. Совершенно безуспешно.
Затем я переключился на клички домашних животных. За последние годы мы заводили их не слишком часто. Жил у нас белый пудель Митци, которого раздавил грузовик почтовой службы «ФедЭкс», когда Скотту было всего семь лет. Он сам случайно выпустил песика из дома, когда отправлялся играть с друзьями. На его глазах Митци погнался за машиной и угодил под заднее колесо. Мальчик проплакал тогда два дня подряд, и с тех пор мы зареклись держать дома собаку.
Потом, когда Скотту уже исполнилось десять, в нашу жизнь на три месяца вошел хомячок по кличке Говард. С ним тоже случилось несчастье. Он как-то выбрался из своей клетки, а нашли мы его лишь неделю спустя застрявшим за книжным шкафом. Картинка тоже была еще та.
Клички МИТЦИ и ГОВАРД не подошли.
Я вводил пароли, связанные со всем, что когда-либо интересовало Скотта. Названия фильмов и имена героев. Фамилии знаменитостей, любимых музыкантов, их песни. Марки автомобилей.
Ничто не срабатывало.
Но вдруг однажды мне на память пришли два слова, которые Скотт пускал в ход, если желал привлечь наше внимание. Он мог выкрикнуть их из любой комнаты в доме или просто пробурчать, появившись на пороге нашей спальни. Два слова, слившиеся в одно. И эта привычка, возникшая еще в младенчестве, сохранилась у него до того самого дня, когда…
Ну, вы поняли, о чем я.
«Мампап! – кричал он. – Мампап!»
Я ввел МАМПАП.
И тут же вошел на его страницу.
Трудность заключалась тогда лишь в том, что на несколько минут мои глаза заволокли слезы, и я не смог сразу заняться обширным кругом его друзей.
Но как только мне удалось успокоиться, я обнаружил в списке двести семнадцать фамилий. Солидное число, если не сказать – огромное. Хотя при этом, являясь членом сообщества, Скотт не слишком много общался с людьми внутри его. Да и сам размещал что-либо редко, а когда делал это – запускал ссылку на фрагмент понравившегося фильма, или на серию из «Семьянина», или на статью с любимого сайта, – очень немногие откликались и присылали ему свои комментарии. Была лишь небольшая группа тех, с кем он поддерживал регулярную переписку, и их я, разумеется, проверил в первую очередь. Некоторых скрытно, других – не особенно маскируясь.
Как я и предполагал, Клэр Сэндерс числилась в списке друзей Скотта, но помимо записи больше ничего не нашлось. Они не отправили друг другу ни одного письма.
Однако сейчас меня интересовали друзья не Скотта, а Клэр. Я щелкнул курсором на фамилии, перешел на ее страничку и сразу увидел, что таковых набралось более пяти сотен. Это грозило занять немало времени. Зато я мог рассчитывать, что та, кого она уговорила поменяться местами, непременно значилась среди ее друзей в «Фейсбуке».
Сначала я просмотрел размещенные Клэр фото, но их оказалось совсем немного, включая и ту, которую показал на своем мобильнике Хейнс. Мне попалась пара снимков с других увеселительных мероприятий, на которых присутствовала девушка, очень похожая на ту, в моей машине, вот только фотографии не сопровождались подписями с именами.
Я перешел к списку друзей Клэр и стал пролистывать его сверху вниз, глядя на изображения лиц размером с почтовую марку и выискивая девушку, пытавшуюся выдать себя за подругу.
Все оказалось далеко не так просто, как хотелось бы.
Снимки были не только мелкими. Многие оказались еще и нечеткими, а на некоторых помещалось одно главное лицо в окружении нескольких других. И, подобно миллионам пользователей «Фейсбука», друзья Клэр порой предпочитали вовсе не размещать в своем профиле фотографий. Их заменяли образы знаменитостей. К примеру, парень по имени Брайсон Дэвис воспользовался снимком Джорджа Клуни. Другой, Десмонд Флинт, стал Гором – роботом из фильма «День, когда Земля замерзла». Несколько подростков выбрали для себя персонажей мультфильмов вроде Снупи или Картмана из «Южного парка».
К такому же трюку прибегали и девушки. Наверняка Элизабет Пинк в жизни мало напоминала Леди Гагу. А если Патриция Хенгл была похожа на свою аватарку, то ей срочно требовалась помощь, потому что ее лицо заменял ломтик пиццы пепперони.
Если окажется, что ни одна из подруг Клэр, разместивших свое реальное фото, не похожа на нужную мне девушку, придется вернуться к этим странным профилям и проверить, нет ли на страничках более вразумительных снимков. По крайней мере, к части страниц доступ у меня был. Но вот если некоторые личности не являлись одновременно друзьями и Скотта, и Клэр, получить о них более подробную информацию могло и не удаться, поскольку я зашел в Сеть как Скотт.
Увы, все эти новейшие возможности покопаться в частной жизни людей зачастую имели и разнообразные препятствия.
Я медленно продвигался по списку, вглядываясь в девичьи и женские лица. Большинство можно было отмести сразу. Либо намного старше, либо другой цвет волос или кожи. Но как только я натыкался на светловолосую девушку-подростка, то задерживался, щелкал курсором на фото и заходил на личную страничку в поисках более крупных изображений. Обнаружив ошибку, возвращался назад и продолжал поиск.
– Ты вторгаешься в его личную жизнь. Неужели сам еще не понял? Мне кажется, это до сих пор имеет значение и недопустимо.
Я поднял взгляд и увидел Донну, стоявшую в проеме кухонной двери.
– В данный момент я вторгаюсь в совершенно чужую личную жизнь, – ответил я. – Подобным образом я уже давно зарабатываю себе на хлеб, если ты этого еще не поняла.
– Оставь его в покое.
– Но я же сказал, что Скотта это не касается.
– Это касается той девушки, которую ты подснял.
– Девушки, которую я подвез, – поправил я.
– Как, ты сказал, ее зовут?
– Клэр.
– Клэр. А дальше?
– Клэр Сэндерс.
Донна изумленно подняла брови.
– Дочь Бертрама Сэндерса зовут Клэр. Это ее ты посадил в свою машину?
– Да.
– И она пропала? Именно о ней тебя расспрашивали Бриндл и его напарник?
– Верно.
Донна сложила руки на груди. Выражение злости на ее лице сменилось озабоченностью.
– Представляю, как ему сейчас тяжело.
– Гм. Только ему?
– Да, жене, конечно, тоже. То есть бывшей жене, если точнее. Он ведь с ней в разводе.
– Вижу, тебе многое о нем известно.
– Он же наш мэр и часто является в участок, хотя его там не слишком рады видеть. Но ему нравится приходить и действовать на нервы Огги.
Донна имела в виду Огастеса Перри, начальника нашей полиции. Его нигде не значившийся домашний номер имелся, однако, в моей телефонной книжке. Причем не только по профессиональным причинам. Я вспомнил статью в газете, прочитанную накануне вечером, о том, как мэр Гриффона Берт Сэндерс собирался противодействовать применению офицерами полиции чрезмерного насилия. Интересно, мог ли мэр, который раздражал всех полицейских в нашем городке, полагаться на тех же копов, поручая им провести деликатные поиски пропавшей дочери?
И тем не менее складывалось впечатление, что Бриндл и Хейнс занимались именно этим.
Может, Огастес Перри рад был оказать мэру такую услугу, чтобы рассчитывать на ответную благосклонность в будущем? Шеф полиции ловко умел заставить людей становиться его должниками.
– Ты считаешь, мэр мог обратиться к нему лично? – спросил я. – Попросить помочь найти дочь, не поднимая официально никакой шумихи?
– Многие наступают на собственную гордость, когда речь заходит о безопасности их детей, – ответила Донна. – А вот тебе не кажется, что это как раз то дело, куда лучше не совать свой любопытный нос?
– Мой нос уже увяз там, и очень глубоко, – отозвался я. И коротко поведал о событиях минувшего вечера. Я вполне мог оказаться последним, кто видел Клэр до ее исчезновения. – Что еще ты знаешь о Бертраме Сэндерсе? – поинтересовался я.
– Бывший преподаватель колледжа Канисиус. Специальность – политические науки. Написал пару книг, которые, как я знаю, хорошо разошлись. Одной из них стала биография Клинтона в крайне позитивных и лестных тонах. По убеждениям он левый центрист. Мог бы остаться и преподавать еще несколько лет, но предпочел рано уйти в отставку.
– Почему?
Донна пожала плечами:
– Возможно, ему все там попросту опротивело. Со мной работает женщина, учившаяся у него на курсе лет десять-двенадцать назад. Несколько раз он назначал ей свидания, приглашал поужинать с ним.
– Сэндерс ухлестывал за своими студентками?
– Ходило много слухов. Причем его явно не тревожило наличие жены, зато, видимо, не оставляло равнодушной ее, поскольку в итоге она его бросила. Но при всех своих личных недостатках Сэндерс, тем не менее, явный идеалист. Верит в такую эфемерную вещь, как Конституция США. Вот почему ему не по душе несколько упрощенная система правосудия, которой придерживается Огги.
Изящно изложено. Затащить правонарушителя на глухую окраину и сломать нос, а не выдвигать официальных обвинений – превосходный способ не слишком перегружать работой суды и юристов.
Последовало секунд десять молчания, пока Донна неподвижно стояла и смотрела на меня.
– Что? В чем дело? – немного удивленно спросил я.
– Так у нас с тобой было прежде, – ответила она. – Мы часто подолгу разговаривали. Помню, как ты приезжал домой и всегда рассказывал мне о делах, над которыми работал.
– Донна!
– Это самый наш длинный разговор за многие недели. – Еще пауза. – А ты помнишь мою подругу Эйлин Скайлер?
– Кого?
– Она еще была замужем за Эрлом. Он работал пограничником на мосту Уирлпул-рэпидс до введения там проезда исключительно для членов НЕКСУСА[86].
– Помню, но смутно.
– У них вся жизнь пошла наперекосяк после смерти единственной дочери – Сильвии. Она погибла в аварии на мосту Саут-Гранд-айленд, когда врезалась в бензовоз и вспыхнул пожар. Ей было тридцать два. За год до этого от нее ушел муж.
– Теперь припоминаю.
– Для них это стало страшным ударом. И они так горевали, так грустили, что не могли больше даже разговаривать друг с другом. Стоило получить самое маленькое удовольствие, и ими овладевало чувство вины. А ведь наибольшее удовольствие в прежней жизни они получали именно от общения друг с другом. Дошло до того, что они поселились на разных этажах своего дома. Эрл пользовался задней дверью и поднимался к себе наверх, где установил плитку для готовки и маленький холодильник. Эйлин досталась основная дверь, и она обитала на первом этаже. Устроила там спальню. Так они и жили в одном доме, но могли не только не общаться друг с другом, но даже и не видеться неделями.
Я промолчал.
– И вот о чем я подумала. У нас с тобой пойдут дела на лад? Или мне позвонить и вызвать Джилла? – Джилл Стротерс был местным плотником и мастером на все руки, которому мы несколько раз поручали мелкие работы по дому, хотя для других он выполнял и более крупные заказы. Пристраивал к домам флигели, переоборудовал кухни. Платили ему напрямую без всяких формальностей, зато и трудился он на совесть. – Ты бы хотел, чтобы я позвонила ему и попросила построить лестницу от нашей задней двери? Тебе это нужно? Я вовсе не утверждаю, что сама нуждаюсь в такой системе. Но мне важно понять, чего желал бы ты.
– Донна, – начал я, устало вздыхая и глядя вниз, по-прежнему просматривая квадратики со снимками лиц. – Я не хотел бы ничего…
И вдруг я увидел ее. Прямо перед собой на дисплее. Голова чуть склонена набок, светлые волосы каскадом падают на лоб, а по сторонам заправлены за уши. Это была она. Уверен – именно она!
– Ах ты ж, сучка! – воскликнул я.
Я щелкнул курсором по имени рядом с фотографией. АННА РОДОМСКИ.
Поднял голову, чтобы сообщить Донне о своей потрясающей находке, но она уже ушла.
Выйдя из «Фейсбука», я вывел на экран городской телефонный справочник и быстро нашел адрес некоего К. Родомски: Арлингтон-стрит, дом 34. Западный район Гриффона.
Схватив ключи от машины, я бросился к выходу, крикнув на бегу:
– Вернусь очень скоро!
При этом я, конечно, понятия не имел, где находилась Донна и могла ли меня слышать.
Дом семьи Родомски представлял собой просторное бунгало, стоявшее на некотором отдалении от проезжей части и окруженное обширной ухоженной лужайкой. В центре ее располагался действующий фонтан, выглядевший как чрезмерно большая ванночка для птиц и смотревшийся на этой улице так же уместно, как эмблема «роллса» на капоте «киа». Родомски, видимо, владели лучшим домом на неплохой улице, а это, как объяснил мне знакомый риелтор, гораздо хуже, чем иметь неплохой дом на лучшей из улиц. Каждая соседняя постройка на Арлингтон-авеню лишь уменьшала общую ценность владений Родомски.
На двойной подъездной дорожке были припаркованы белый джип «форд эксплорер» и темно-синий «лексус». Я поставил машину позади «форда», прошел по выложенной камнями тропинке к парадной двери и нажал на кнопку звонка.
Из дома послышались приглушенные крики. Мужской голос просил открыть, а женский отвечал, что ему самому гораздо ближе и удобнее сделать это. Мне оставалось лишь ждать, когда кто-нибудь из них доберется до двери.
В итоге мне открыл седовласый мужчина лет около пятидесяти, вероятно, только что вернувшийся с работы. Воротник его накрахмаленной белой сорочки был расстегнут, ослабленный узел галстука съехал набок, отвороты костюмных брюк ниспадали на черные носки вместо ботинок. Через дырку в носке виднелся большой палец правой ноги. В руке хозяин дома держал очень большой бокал, до половины заполненный красным вином.
– Слушаю вас, – сказал он.
– Мистер Родомски? – уточнил я.
– Что бы то ни было, мы в этом не нуждаемся.
– Я ничего не продаю. Цель моего приезда…
– Кто там, Крис? – донесся женский крик из глубины дома.
Он повернул голову и криком ответил:
– Не знаю! – Потом снова обратился ко мне: – Так что вы все-таки продаете?
– Я сказал, что ничем не торгую. Мое имя Кэл Уивер, я частный детектив. – С этими словами я протянул ему руку.
Крис Родомски пожал ее, а я почувствовал, насколько потная у меня ладонь, и пожалел, что сам полез с рукопожатием.
– В самом деле? – с любопытством спросил он.
Я достал бумажник и на мгновение показал свое удостоверение. Можно было дать ему рассмотреть мою лицензию и более детально, но, поскольку его глаза казались стеклянными, я не видел в этом никакого смысла.
Женщина – по всей видимости, его жена – появилась у подножия лестницы и двинулась в сторону двери. Шапка каштановых волос, излишек не слишком опрятно наложенной губной помады – возможно, в детстве у нее были проблемы с раскрашиванием картинок. Да и слой румян на щеках выглядел слишком густым, почти комично клоунским. Она тоже держала в руке бокал, но ей уже требовалось наполнить его заново.
– Кто это? – спросила она мужа.
Язык у нее чуть заметно заплетался. Хозяйка еще не достигла стадии сильного опьянения, но, кажется, именно к этому состоянию и стремилась.
– Это сыщик, Глинис.
– Из полиции? – Кожа на ее лице за пределами румян тут же побледнела. Глинис поставила бокал на первую попавшуюся ровную поверхность – небольшой столик у стены.
Пришлось повторно представиться, добавив:
– Я не полицейский. Частный детектив.
– Что-то случилось? – Глинис приложила руку к груди, словно проверяя, насколько у нее участилось сердцебиение.
– Уверен, все в полном порядке. – Ее муж посмотрел на меня с извиняющимся выражением. – Глинис неизменно ждет только дурных новостей.
– Потому что так всегда и получается, – парировала она.
– Можно войти? – поинтересовался я, кивая в сторону гостиной.
– Только скажите сначала: это касается Анны? – спросила Глинис Родомски. – Мне необходимо это знать.
– Да, – признал я. – По крайней мере отчасти. Она дома?
– Нет, – поспешно вставил муж, – она сейчас не здесь.
Это немедленно вызвало у меня подозрение: дома-то Анна и была в данный момент.
Мы присели в гостиной. Сквозь дверной проем я мог рассмотреть часть кухни. В раковине высилась гора грязной посуды, на стуле лежала уже покосившаяся толстая кипа старых газет, на столе я видел непочатую бутылку вина, а рядом открытую коробку овсяных хлопьев. Если только они не собирались ужинать хлопьями, коробка простояла там с самого утра.
По контрасту с этим хаосом гостиная выглядела как иллюстрация из книги по правильному уходу за домом. Два составлявших пару дивана, два составлявших пару кресла с продуманно уложенными подушечками.
Крис Родомски отшвырнул одну из них в сторону, прежде чем занять место в кресле, и она бесшумно упала на ковровое покрытие пола. Глинис раздраженно покосилась на мужа, но лишь на мгновение, поскольку, как я догадывался, мое присутствие тревожило ее намного больше, чем небрежное отношение Криса к ее попыткам наведения уюта. Сама она расположилась на диване, а я опустился в оставшееся свободным кресло.
– Вы знаете, где Анна сейчас? – спросил я.
Они обменялись взглядами.
– Сию секунду – нет, – ответил Крис. – Есть несколько мест, где она может находиться. – Он старался говорить об этом как можно более легковесным тоном. – Возможно, у своих друзей. – Уже серьезнее он добавил: – Но прежде чем отвечать на ваши вопросы, хотелось бы выяснить их причину.
– Это наверняка связано с тем маленьким бизнесом, который она затеяла со своим дружком, верно? – выпалила Глинис. – Я же предупреждала, что все закончится для нее неприятностями!
Крис Родомски выстрелил в нее взглядом.
– Мы пока не знаем, связан ли визит мистера Уивера именно с этим.
– С бизнесом? – переспросил я.
Но он лишь отмахнулся от моего вопроса:
– Скажите же нам, зачем вы здесь.
Я сделал глубокий вдох.
– У Анны есть подруга, которую зовут Клэр Сэндерс. Я прав?
– Да, – ответила Глинис.
– Клэр никто не видел со вчерашнего вечера, и я пытаюсь разыскать ее. Вот и подумал, что Анна может мне помочь.
– Что значит «никто не видел»? – уточнила Глинис. – Она пропала?
Мною овладели сомнения. Не знать, где находится человек, и включать его в категорию пропавших – это разные вещи. Я решил ограничиться фразой:
– Ее необходимо разыскать.
– Я понятия не имею, где она, – сказала Глинис. – Я про Клэр, конечно же. Она иногда к нам заходит, но только в то время, когда Анна дома, а застать ее здесь бывает не просто.
– Но ведь она тут живет, – заметил я, скорее констатируя факт, чем спрашивая.
– Чисто формально – да, – кивнула мать Анны, – но она порой днюет и ночует с этим своим ухажером.
– Вот именно, ночует, – ухмыльнулся Крис.
– Как его зовут? – спросил я, доставая небольшой блокнот.
– Шон, – ответила Глинис.
– Шон. А фамилия?
– Скиллинг, – произнес Крис Родомски, поднося к губам бокал и делая большой глоток.
– Точно, – неожиданно обрадовалась Глинис. – Шон Скиллинг. А мне каждый раз, когда я пытаюсь вспомнить его фамилию, в голову лезет скиллет[87].
– У Анны есть мобильный телефон? – спросил я.
Глинис закатила глаза. Ее напряжение заметно ослабло, когда она поняла, что речь пойдет скорее о Клэр, чем о ее дочери.
– Вы шутите? Да его словно хирургическим путем ввели внутрь ее руки… – Она задумалась. – Или головы. Так сразу и не скажешь, куда именно.
– Не могли бы вы позвонить ей и попросить приехать домой?
– А что я ей скажу?
– Не знаю. Что-то произошло. Важное семейное дело. Ей нужно срочно быть дома. В таком роде.
На лице Глинис отразилось сомнение.
– Я, конечно, могу попытаться. – Она сняла трубку обычного телефона, стоявшего на столике рядом с диваном. Долго держала трубку у уха и ждала. Чуть заметно кивала в такт каждому гудку, потом заговорила:
– Привет, милая! Это твоя мамочка. Не могла бы ты приехать домой? Нам с папой необходимо с тобой кое-что обсудить. Только это… – Она бросила взгляд на меня. – Не телефонный разговор. – Она сделала паузу и закончила с напускной веселостью: – Надеюсь, ты хорошо проводишь время.
Глинис положила трубку.
– Она либо перезвонит, либо нет. Наверняка увидела на дисплее, что это я, и не стала отвечать сразу. Когда у нее определяются наши имена, она обычно игнорирует звонки. Я могу отправить ей эсэмэску, но эффект будет тот же.
Родомски покачал головой:
– На самом деле это очень неудобно, если действительно необходимо с ней связаться. У вас есть дети?
– Сын, – ответил я после некоторого колебания.
Родомски посмотрел на меня не без зависти.
– Тогда, уж поверьте, вы в гораздо лучшем положении. Девочки больше подвержены различным неприятностям.
– Давно ли дружат Анна и Клэр? – спросил я.
– По-моему, примерно с седьмого класса, – отозвалась Глинис. – Они теперь просто неразлучны. Ночуют дома друг у друга, обмениваются одеждой, вместе ездят на школьные экскурсии.
– А что вам известно о Клэр? – поинтересовался я.
Глинис пожала плечами:
– Она хорошая девочка.
– Но она к тому же дочь мэра, знаете ли, – добавил ее муж. – Этого тупоголового чинуши.
– Вижу, вы не из числа его сторонников.
Крис снова покачал головой:
– Вы же смотрите новости, как все мы, так? Видите, что творится всего в часе езды к югу отсюда? Хотели бы, чтобы в Гриффоне стало происходить нечто подобное? Я думаю, наши копы делают все правильно, и я их действия одобряю. Но вот Берта Сэндерса больше волнуют гражданские права каких-то подонков, чем наше с вами право спокойно спать по ночам. Я подписал петицию. И даже не один раз. Подписываю ее в каждом магазине, куда захожу. А вы?
– У меня почему-то никогда не оказывается при себе ручки.
– Вы либо поддерживаете шефа полиции Перри, либо нет, вот как я это воспринимаю.
– У нас с шефом сложились несколько сложные взаимоотношения, – сказал я. Мне вовсе не хотелось продолжать разговор о политике. Я повернулся к его жене и осведомился: – Когда вы в последний раз видели Анну?
Она посмотрела на супруга, потом снова на меня.
– Вчера вечером я не слышала, как она вернулась домой, а утром, должно быть, рано уехала в школу…
– Анна не ночевала сегодня дома, – перебил ее Крис. – Ради бога, Глинис, перестань строить из себя наивную дурочку.
– Если она не возвращалась домой, то где же была?
– У этого парня. У Шона. Она проводит у него дома почти все ночи.
– А он живет с родителями?
Родомски кивнул:
– Такое впечатление, что им это кажется нормальным. То, что девушка живет в грехе с их сыном. Фактически поселилась в его спальне. Я в шоке.
– Живет в грехе, – передразнила его Глинис. – Ты словно явился из прошлого столетия!
– Мне нужен номер сотового Анны, – обратился я к ним обоим. – И адрес Шона Скиллинга.
– Я могу дать вам ее номер, но точно не знаю, где живут Скиллинги, – сказала Глинис. – Хотя почти уверена, что вы найдете их в справочнике.
Она продиктовала номер, который я занес в свой блокнот.
– Они вместе учатся в школе?
Глинис кивнула:
– А у Шона есть своя машина.
– Что за машина?
Она беспомощно посмотрела на мужа.
– У него пикап, – сообщил он. – Скорее всего, «форд». Знаете салон «Форды» Скиллинга» на окраине?
Я знал.
– Это их фирма.
– А чем занимаетесь вы, мистер Родомски?
– Я – финансовый советник, – ответил он.
– Здесь, в Гриффоне?
– Нет, наш офис расположен на Милитари-роуд. – Он произнес «миллтри», как делали все в наших краях.
– Я, между прочим, тоже работаю, – возмущенно заявила Глинис. – Ухаживаю за ним и за нашей дочкой. Уж поверьте, это нелегкий труд.
– Одна из любимых вечных шуток Глинис, – устало прокомментировал Крис Родомски. – Она считает, что если что-то прозвучало смешно один раз, то будет звучать смешно всегда.
Я вручил им по своей визитной карточке.
– Если Анна приедет домой раньше, чем я ее найду, позвоните мне, пожалуйста. Хотя, может, к тому времени я уже смогу разыскать и Клэр.
Они взяли визитки, даже не удостоив их взглядами.
– Последний вопрос. Что это за бизнес, о котором вы упомянули?
– А? Что? – Глинис изобразила непонимание.
– В начале разговора вы спросили, не связан ли мой приход с бизнесом, который они затеяли. Еще упомянули, как предупреждали Анну, что у нее могут возникнуть из-за него неприятности.
– Это не имеет никакого отношения к Клэр Сэндерс, – встрял Крис Родомски. – Кажется, мы достаточно постарались вам помочь.
Они проводили меня до двери.
Направляясь к своей машине, я чуть отклонился от прямой дороги, чтобы взглянуть на их задний двор. Даже в наступившей темноте я рассмотрел несколько баков для мусора и старые ржавые качели. Должно быть, минули годы с тех пор, как Анна в последний раз на них качалась. Мне вспомнился дорогой костюм Криса Родомски, но дырка в носке. Прекрасная гостиная, но беспорядок на кухне. Ухоженная лужайка перед домом, но джунгли позади него.
И, как показалось, я понял характер хозяев. Они любили производить приятное первое впечатление, а потом, при более близком знакомстве, им становилось совершенно наплевать, что ты о них думал.
Когда она заезжает с работы проверить, все ли с ним в порядке, и завезти обед из ресторана – куриные крылышки «буффало» с жареной картошкой, – мужчина сидит в кресле, держа на коленях раскрытый автомобильный журнал.
– Не понимаю я смысла этих так называемых систем навигации, – говорит он. – Теперь они стоят чуть не в каждой машине. У меня никогда не было ничего подобного.
– Я слышала, и работают они не особенно хорошо, – отзывается она. – Ходят рассказы про одну идиотку, которая упрямо следовала указаниям навигатора и въехала прямиком в озеро.
Мужчина тихо смеется.
– О, пахнет моими любимыми крылышками. – Он берет пенопластовую коробку и открывает ее. – Выглядит аппетитно.
– Еще я принесла тебе много бумажных и влажных салфеток, – говорит женщина. – Постарайся не раскидать кости по всей комнате.
Словно это поможет. Он вечно роняет еду на пол и по углам. Примерно раз в неделю она пытается навести здесь чистоту, но разве мало у нее других забот? В комнате пованивает, однако она уже давно перестала обращать внимание на неприятный запах.
– Ты обдумала то, о чем я сказал этим утром? – спрашивает он, кусая крылышко и разрывая куриное мясо своими посеревшими зубами.
– О чем ты мне сказал этим утром? – переспрашивает женщина. Конечно, она все помнит – ей всегда заранее известно, как пойдет их разговор, – но, притворяясь забывчивой, выигрывает немного времени.
– О том, чтобы пойти на работу. Или хотя бы просто выйти из дома.
– Хватит об этом. Ты меня уже утомил.
Она собирает с его постели разбросанные журналы – автомобильные, «Пипл» и несколько номеров «Нэшнл джиогрэфик» – и складывает ровной стопкой на столике у кровати.
– Не думай, что если будешь спрашивать меня об одном и том же каждый день, то однажды ответ станет другим. Ты… О господи, у тебя вся простыня в хлебных крошках!
Мужчина говорит:
– Если тебя беспокоят трудности с тем, чтобы вывести меня из дома, то, думаю, по лестнице я смогу спуститься сам. Просто уйдет больше времени, и только-то.
– Проблема не в трудностях, – отвечает женщина. – И тебе это прекрасно известно.
Нечто, волновавшее ее еще утром, снова начинает ее тревожить. Где его тетрадка? Та, куда он делает записи трижды в день. Или даже чаще? Теперь она вспоминает, что не видела ее уже несколько дней.
– Где твоя идиотская маленькая записная книжка? – спрашивает она.
– Ты же знаешь, я делаю записи в ней только после того, как ты уходишь.
– С каких пор?
– Не помню. Просто записываю.
– Где она сейчас?
– Думаю, упала под кровать. А может, застряла между матрацем и стеной.
– Подвинься, и я ее найду.
– Ничего, – отвечает он. – Сам справлюсь.
– Лучше найди ее скорее, пока не забыл, что хочешь записать, – говорит женщина, решив оставить эту тему. По крайней мере сейчас. Ей пора идти.
Когда же она поворачивается к двери, мужчина останавливает ее:
– Подожди.
Она замирает и спрашивает:
– Что такое?
– Мальчик, – произносит он. – Что происходит с мальчиком?
Мгновение она в замешательстве гадает, кого он имеет в виду: своего пасынка или того, кто причинил им в последнее время столько неприятностей? И выбирает ответ, общий для обоих возможных вариантов вопроса:
– Все под контролем. Мы делаем то, что в наших силах, чтобы разобраться с этим.
– Может, – говорит мужчина с легким оттенком надежды, – все случившееся даже к лучшему. То есть возможны перемены в положении дел. – Он улыбается, снова показывая свои серые зубы. – Мне бы перемены не повредили.
– Нет, – резко возражает она. – Никаких перемен это не сулит.
Я думаю о Скотте постоянно. Чем бы я ни занимался, нечто похожее на низкочастотный гул неизменно звучит где-то в уголке моего сознания.
Я вспоминаю, каким он был, что мы с ним делали вместе. Моменты. Мысленные фотоснимки. Некоторые воспоминания оказывались приятными, другие – не очень. А какие-то становились своеобразными вехами, отмечавшими наш путь.
Когда Скотту было восемь лет, из школы позвонили и сообщили, что он подрался с другим мальчиком. Донна не смогла отпроситься с работы, а у меня как раз выдался перерыв между заданиями, и туда отправился я. Сын сидел на скамье в приемной директора, устремив взгляд вниз, причем его ноги в кроссовках едва достигали пола, и он ими болтал.
– Привет! – сказал я, и он поднял глаза. Они покраснели, но Скотт уже больше не плакал. Я сел рядом, наши бедра соприкоснулись, и он склонился ко мне. Положив голову на мою грудь, сын произнес:
– Я думал, что поступаю правильно.
– Начни-ка с самого начала.
– Микки Фарнсуорт бросил камень в проезжавшую машину, а я рассказал об этом учительнице. Она была занята, а потом и вовсе обо всем забыла. На перемене Микки обозвал меня ябедой и начал бить, так у нас завязалась драка, и теперь у обоих проблемы.
– Где сейчас Микки? – поинтересовался я.
– За ним заехала мама и забрала его с собой. Она тоже обозвала меня ябедой.
Вот это уже по-настоящему меня возмутило, но пришлось унять свои чувства. Вся штука в том, что у Скотта к тому времени уже сложилась определенная репутация. И приклеилось клеймо стукача. А ему просто не нравилось видеть, как другим сходят с рук дурные поступки. Вот только восстановление справедливости зачастую оборачивалось против него самого.
Добро пожаловать в наш мир, мой мальчик.
– Ведь нельзя кидать камни в машины, верно? – спросил он.
– Верно.
– Вы с мамой всегда учили меня, что я не должен оставаться в стороне, когда кто-то нарушает закон. А разве бросаться камнями – это не нарушение закона?
– Конечно, нарушение.
– Так почему же меня отстранили от занятий?
Я обнял его и потрепал по плечу. Мне не приходило в голову ничего, что я мог бы сказать без лицемерия. Но я попытался:
– Иногда бывает, что правильные поступки причиняют людям вред. – Я сделал паузу. – Вот почему в некоторых случаях поступать правильно не всегда оправданно для тебя самого. Очень сложно во всем быть правым. По крайней мере, это не самый легкий путь в жизни.
– А разве ты сам не всегда поступаешь правильно? – спросил Скотт, посмотрев мне в глаза.
– Я постараюсь всегда поступать правильно, когда дело будет касаться тебя, – ответил я.
Он снова положил голову мне на грудь.
– Директор хочет поговорить с тобой.
– Хорошо.
– И тебе придется отвезти меня домой.
– Хорошо.
– Я буду наказан?
– Тебя уже наказали, – сказал я. – Хотя несправедливо и по неверным причинам.
– Мне это непонятно, папа.
– Мне тоже, сынок. Мне тоже.
Отправившись на поиски дома Скиллингов, я размышлял, что делаю и почему. Мне необходимо узнать, все ли в порядке с Клэр Сэндерс, и выяснить, раз уж меня втянули в это странное дело, не подверг ли я ее опасности своими поступками. А если подверг, нужно попытаться понять, как действовать дальше. Мне не нравилось, когда дети попадали в беду.
Да, но порой ты готов запугивать их до полусмерти, когда тебе нужно.
Я был уверен, что найду ее. Сложно даже припомнить, сколько раз меня нанимали для розыска пропавших детей – уже точно не меньше двадцати, – и я только однажды потерпел неудачу. Да и то лишь потому, что тот двенадцатилетний оболтус сам вернулся домой до того, как я нашел его.
Хорошо, предположим, я обнаружу Клэр дома у какого-нибудь парня, в калифорнийской общаге или на пляже во Флориде. Каков мой план на такой случай? Стоит ли тащить ее силком обратно в Гриффон?
Едва ли.
Моя обязанность – объяснить ей, как волнуются за нее дома, настоятельно рекомендовать немедленно позвонить родным. Строго отчитать за то, что сделала меня соучастником своего побега.
И хватит.
Шон Скиллинг выведет меня на Анну, а Анна – на Клэр. Так или иначе.
Резиденцию Скиллингов я отыскал в полумиле дальше по дороге в районе Дэнси. Уже к моему приезду в дом Родомски сгустились сумерки, а когда я оказался в районе, где жили Скиллинги, окончательно стемнело. Я медленно двигался вдоль улицы, всматриваясь в номера домов и удивляясь, как многие местные обитатели делали их трудноразличимыми. Если им не хотелось облегчить поиски для пожарных, они могли подумать хотя бы о проблемах, создаваемых развозчикам пиццы.
Номер дома был четным, и значит, располагался он по левую сторону от проезжей части. По моим предположениям, мне осталось миновать лишь пару кварталов, когда я заметил фары машины, выезжавшей из двора впереди. На подъездную дорожку ее прежде загнали задним ходом, и потому свет фар ударил сейчас прямо мне в лицо. Проморгавшись и разминувшись с машиной, я бросил на нее взгляд. Затем увидел номер дома, выложенный медными цифрами на большом декоративном камне, водруженном на тротуар. Это было нужное мне место.
А машина оказалась пикапом. Черным «фордом рейнджер». В темноте я успел разглядеть за рулем молодого человека в кепке-бейсболке.
Я остановился у бордюра на противоположной стороне улицы, а грузовичок взревел двигателем и рванул вперед так быстро, что у него даже немного занесло хвостовую часть. Умчался он как раз туда, откуда приехал я. Мне пришлось оперативно выполнить в три приема разворот и тоже дать газу. Пикап успел скрыться за поворотом, а потому вряд ли парень за рулем заметил, как я выполнил маневр и последовал за ним.
Левый вираж, правый, и вот мы уже выскочили на Денберри. Кажется, я догадался о намерениях водителя пикапа.
Через четыре минуты моя мысль подтвердилась. «Рейнджер» пересек еще одну улицу и свернул на стоянку позади «Пэтчетса». Я остановился у тротуара, чтобы хорошо разглядеть юношу, когда он выбрался из машины и быстрым шагом направился ко входу в бар. Нет, он не бежал, но в его походке ощущалась торопливая стремительность, а все движения выдавали в нем спортсмена. Шести футов ростом, весом около ста восьмидесяти фунтов, с грязноватыми светлыми волосами, торчавшими из-под бейсболки с двумя широкими горизонтальными полосами над козырьком. Эмблема «Биллз». В «Пэтчетсе» он будет далеко не единственным в таком головном уборе.
Как только парень исчез внутри, я тоже заехал на стоянку, припарковал «хонду» позади пары «харли-дэвидсонов» с высокими рулями, пересек улицу и вошел в бар. «Пэтчетс» ничем не отличался от тысяч других подобных заведений. Тусклое освещение, громкая музыка, перила, кресла и столы из тяжелой древесины дуба, запахи пива и пота, витавшие в воздухе. В баре собралось человек сто. Некоторым приходилось стоять, но большинство расположились за столами, занимаясь ребрышками, крылышками, картошкой в мундире и, конечно, графинами с пивом. Примерно дюжина клиентов пристроилась около бильярда.
Я, разумеется, не стал самым пожилым посетителем, но клиентура в основном состояла из парней и девушек чуть старше двадцати лет. А зная «Пэтчетс», я заподозрил, что в толпу затесалось и несколько подростков. Выделить их было нетрудно, но не из-за явной юности лиц. Просто именно они очень старались пить с крутым видом зрелых людей. Только они держали бутылки с пивом за горлышко, зажав его между указательным и средним пальцем, словно такая манера давно вошла у них в привычку.
Я бегло осмотрел зал в поисках Скиллинга и заметил его за разговором с каким-то мужчиной у стойки бара. Но поскольку в динамиках грохотала популярная в 1969 году песня «Гордая Мэри» – вряд ли кто-то в баре тогда уже появился на свет, кроме меня, хотя и я лежал еще в колыбели, – разобрать, о чем они беседовали, было невозможно. Читать по губам я не обучен, а потому тоже протиснулся к стойке у них за спинами, привлек внимание бармена и заказал бутылку пива «Корона», все это время пытаясь расслышать слова парня.
Теперь, когда я стоял вблизи, это оказалось несложно, поскольку всем при разговоре приходилось орать, чтобы перекричать звуки музыки. Собеседник Шона выкрикнул:
– Я не видел ее, чувак. А сам ты когда с ней разговаривал в последний раз?
– Встречался вчера вечером! – громко сообщил Шон.
– Она не отвечает по мобильнику?
Шон покачал головой и попросил:
– Послушай, если увидишь ее, передай, чтобы связалась со мной, ладно?
– Да не проблема!
Шон Скиллинг отошел от стойки и пересек зал, чтобы поговорить с одним из троих парней, стоявших у бильярдного стола, на котором увлеченно гоняли шары двое очень толстых бородатых мужчин в черных кожаных куртках, явно не из числа местных жителей. Я постоял на месте еще полминуты, а потом прихватил свое пиво и тоже переместился туда.
Примерно в двух футах от них высилась колонна. Встав спиной к Шону, я оперся на нее, но шум не позволял расслышать его слова, хотя говорил он по-прежнему очень громко. Пришлось подойти еще ближе к группе и притвориться, что я с интересом слежу за игрой двух иногородних байкеров. Мне они показались кем-то вроде самозванцев, не принадлежавших к банде «Черных ангелов», но отчаянно стремившихся косить под них.
– Прости, приятель! – расслышал я голос присоединившейся к группе девушки. – Но я видела ее здесь в последний раз только вчера. Или это было даже позавчера?
Знала ли Анна, как старательно ее дружок разыскивал Клэр? Был ли Шон Скиллинг тем типом в пикапе, от которого Клэр хотела сбежать? И не потому ли Анна так охотно помогла ей разыграть спектакль с подменой, чтобы ее ухажер оставил подругу в покое?
– Ладно, если встретишь ее, передай, чтобы позвонила мне, – попросил Шон.
Девушка кивнула в ответ. Многие в баре явно были под кайфом. Парень в черной футболке с изображением Бэтмена спросил:
– Эй, могу я сделать у тебя заказ на субботу вечером?
– Сейчас не до этого, чувак.
Шон заметил другого знакомого в дальнем углу зала. Я не видел смысла подслушивать еще один разговор, который будет повторением двух предыдущих. К тому же там не нашлось бы местечка, чтобы сделать это незаметно.
Я лишь издали понаблюдал, как Шон задал те же вопросы молодому человеку, сидевшему за столом и стиравшему влажной салфеткой с пальцев соус от жареных куриных крылышек. Парень покачал головой, Шон кивнул. Затем повернулся, разглядывая толпу в баре в поисках приятелей. Заметил официантку, державшую на плече поднос с двумя графинами пива, и заставил ее остановиться на полпути к клиентам. Она мотнула головой и поспешила дальше.
Шон Скиллинг остался стоять на месте, словно не зная, что еще предпринять. Затем сунул руку в карман и достал сотовый телефон, вероятно, проверяя, не пришли ли эсэмэски, звука которых он мог не расслышать, и убрал мобильник обратно.
И направился к двери.
Я поставил свою пивную бутылку на ближайший стол и последовал за ним.
Он уже собирался свернуть за угол, когда я окликнул его:
– Шон!
Шон повернулся и покосился на меня:
– В чем дело?
– Вы Шон Скиллинг?
– А вы, черт побери, кто та… Мы с вами знакомы?
– Я – Кэл Уивер.
Он чуть наклонил голову, услышав мою фамилию.
– Уивер?
– Именно так.
– Отец Скотта?
– Да, – ответил я.
– Вы ведь частный сыщик, верно? – Вопрос был задан с предсказуемой интонацией.
– Да, – подтвердил я.
Шон энергично покачал головой и поднял руки ладонями наружу.
– Я ни о ком и ни о чем не знаю.
– Ты даже не знаешь, о чем я собирался спросить тебя.
– О Скотте, верно? Но мне нечего вам сказать.
– Я здесь по другому поводу. Пытаюсь разыскать Клэр Сэндерс.
Он открыл рот, но заговорил не сразу:
– А вам-то за каким хреном понадобилось вмешиваться в это дело?
Я слышал, как за нашими спинами открылась и захлопнулась дверь бара. Вышедшая из него парочка со смехом пересекла улицу.
– Послушай меня, Шон. Мне нужно поговорить с Анной. Думаю, она знает, где находится Клэр. Ее уже вовсю разыскивает полиция.
Он отмахнулся от меня:
– Да пошел ты… Сам знаешь куда!
Я сделал шаг в его сторону.
– В мои планы не входит создавать для тебя проблемы. Я лишь хочу убедиться, что с Клэр все в порядке. Где мне найти Анну? Она вместе с Клэр?
До меня вновь донесся звук открывшейся двери, и на несколько секунд уличную тишину нарушил шум голосов и музыки.
– Давай же! – попросил я. – Отправимся в спокойное место, выпьем кофе, и ты мне все расскажешь.
Шон Скиллинг расхохотался:
– Сейчас. С разбегу. Так я и пошел с тобой в тихое место, псих трахнутый!
Мне показалось, что на долю секунды его взгляд устремился куда-то за мою спину. Я и сам посмотрел через плечо как раз в тот момент, когда кто-то крикнул:
– Уноси живо ноги, парень!
Скорости моей реакции не хватило, чтобы избежать удара кулаком, хотя я вовремя поднял руку, чтобы слегка его смягчить. Однако мне угодили в висок с такой силой, что я повалился наземь, даже не успев разглядеть нападавшего.
Рухнул я почти плашмя, и отнюдь не небесные звезды закружились перед глазами. Я услышал, как две пары ног разбежались в разных направлениях.
– Вот черт, – пробормотал я, прикладывая ладонь к виску.
Грохнулся я на спину. Потом перекатился, с трудом привстал на колени и, подождав, пока мир не перестанет так быстро вращаться вокруг, поднялся на ноги. Со стороны стоянки донесся рев двигателя пикапа, а потом визг шин, когда с гравия машина выехала на асфальт.
– Вы в порядке?
Рядом со мной стояла крупная дама лет шестидесяти с лишним. Ее седые волосы прямо ниспадали на плечи, и было ясно, что своей прически она не меняла ни разу за последние четыре десятилетия. Она усмехнулась, разглядывая меня.
– Похоже, вам крепко досталось. Почему бы не зайти внутрь? Посмотрим, не нужна ли медицинская помощь. Меня зовут Филлис. Я хозяйка этой дыры. А кто вы такой, мне тоже прекрасно известно.
Филлис снова провела меня в «Пэтчетс», пустила сначала за стойку с кассой, а потом и в свой кабинет. Я хотел было воспротивиться, заявить, что чувствую себя прекрасно. Но, во-первых, мою руку держали словно в тисках, а во-вторых, беседа с Филлис могла оказаться полезной. Когда мы проходили мимо бармена, подавшего мне прежде бутылку «Короны», она сказала:
– Принеси немного льда и полотенце, Билл, для этого Сэма Спейда[88].
– Садитесь, – распорядилась она, отпуская мою руку и указывая на кожаное кресло перед своим рабочим столом.
Я сел. Появился Билл с полотенцем в красно-белую клеточку, в которое завернул с полдюжины кубиков льда.
– Приложите это к голове, – велела Филлис.
Я взял полотенце и прижал к виску, который, признаться, болел и сильно пульсировал. Когда Билл нас оставил и закрыл дверь, Филлис устроилась на краю стола и поднесла к моему лицу сжатый кулак.
– Сколько пальцев я вам сейчас показываю?
– Простите, но это даже смешно, – отозвался я.
Тогда она вытянула вверх средний.
– А теперь?
– Один.
Она рассмеялась:
– Хорошо, значит, ничего серьезного. Но только продолжайте держать ледовый компресс. Ранения в голову даром не проходят. Помните, как Мэнникс[89] отрубился почти на неделю? Дело могло закончиться кровоизлиянием в мозг.
– Судя по ссылкам на Мэнникса и Сэма Спейда, вам известно, чем я зарабатываю на жизнь, – заметил я.
Она кивнула:
– Я вас сразу узнала, как только увидела. Вы – Кэл Уивер.
– А вы Филлис…
– Филлис Пирс.
– Может, мы раньше встречались, но я, к сожалению, не могу вспомнить.
– Не встречались! – Она покачала головой. – Но я вас часто вижу в городе. Для меня важно знать в Гриффоне каждого. Я прожила здесь всю жизнь и, если появляется новичок, всегда интересуюсь, кто он и откуда. Вы переехали сюда лет восемь или даже десять назад?
– Шесть, – ответил я.
– Соболезную по поводу вашего сынишки, – произнесла она.
Я медленно поднял голову, чтобы посмотреть ей в глаза, и ответил:
– Спасибо.
– Мог быть любой.
– Простите, не понял?
– Любой мог продать ему наркотики. – Видимо, на моем лице отразилось удивление, что она в курсе дела, и Филлис с улыбкой добавила: – Я слышала, вы расспрашивали об этом всех подряд. Вы и ко мне пришли сегодня с той же целью?
– Нет, – отозвался я.
– Потому что… – Она словно не слышала моего ответа. – Я этого не потерплю. Можете по всему городу допрашивать юнцов, как ваш сын добыл наркотики, и я не стану вас осуждать. Но только не в моем заведении. Затевать драку у меня на пороге недопустимо! Поступайте как знаете, но не создавайте проблем на моей территории.
– Во-первых, драку начал не я. – Я почувствовал себя малолеткой, объясняющим мамаше, что ни в чем не виноват. – А во-вторых, я здесь совсем по другой причине. – Я на время снял с виска компресс. – Мне необходимо разыскать Клэр Сэндерс.
– Дочурку мэра?
– Да.
– Так вот кто вам вмазал! Охранник этой милой девочки?
– Нет. Даже не знаю, кто это был. Он застал меня врасплох. Я просто хотел поговорить с парнем по имени Шон Скиллинг. Вы, кажется, действительно знаете весь город. Наверное, и он вам знаком.
– Сын торговца «фордами».
– Он самый. – Я сделал паузу. Лед был таким холодным, что тоже начал причинять боль, однако я снова приложил его к голове. – Мне надо бы взять вас к себе партнером. Вам известно все, что здесь происходит. Вы бы сэкономили мне уйму времени на расследования.
Филлис Пирс снова ухмыльнулась:
– У меня достаточно других хлопот. Управляю, как видите, огромной империей. – Она развела руки широко в стороны. – А что вам понадобилось от молодого Скиллинга?
– Его девушка дружит с Клэр. Она может знать, где та сейчас.
Филлис Пирс медленно кивнула:
– Теперь до меня дошло. По-моему, Клэр появлялась здесь вечер или два назад. О чем вы хотите с ней поговорить?
– Мне просто нужно хотя бы найти ее, – ответил я.
– На кого вы сейчас работаете?
Я молча посмотрел на нее.
– О, я понимаю! Клиент просил о конфиденциальности и все такое. – Филлис обошла вокруг стола и упала в свое огромное и по виду очень мягкое кресло. Перед ней на столе лежала клавиатура компьютера, но монитор она сдвинула в сторону, чтобы он не мешал нам друг друга видеть. Хозяйка бара отбросила пряди седых волос с плеч, а потом движением головы откинула их и со лба. – Хотя, как нетрудно догадаться, в первую очередь ее хотел бы разыскать родной папочка.
– Да, по всей вероятности, так и есть, – согласился я.
– Кто эта подружка Скиллинга?
Я назвал ей имя.
– Ах, Анна! Чадо Криса Родомски. Пятнадцать лет назад нам приходилось вышвыривать отсюда эту вечно пьяную скотину каждый божий вечер. Моему мужу, разумеется, не мне самой.
– Ваш муж здешний вышибала? – Я не заметил среди персонала бара никого, подходившего Филлис по возрасту.
– Да, тогда и это входило в число обязанностей Гарри. Но вот уже семь лет, как я его потеряла.
– Сожалею, – произнес я.
Она пожала плечами:
– Не слишком легко управлять таким заведением одной. Наш сын предпочел пойти в жизни другой дорогой, но у меня здесь подобралась хорошая команда помощников.
Я снял с виска холодное и теперь насквозь промокшее полотенце.
– Куда мне деть это?
Пирс указала на небольшую раковину, вмонтированную в одну из стен. Рядом находился маленький личный бар. Я поднялся, бросил полотенце, и подтаявшие остатки ледяных кубиков зазвенели в сточной трубе. Я осмотрелся: в комнате висели штук двадцать черно-белых пейзажей Гриффона, снятых, видимо, сразу после основания городка. На некоторых были изображены лошади, запряженные в повозки.
Филлис заметила, с каким восхищением я разглядываю фотографии, и сказала:
– Только не думайте, что снимала я сама. Даже для меня это еще было рановато.
На одном из более поздних фото я заметил молодую и гораздо более стройную Филлис, хотя с точно такой же прической, как сейчас. Лишь волосы еще не посеребрила седина. Она стояла на улице перед «Пэтчетсом» под руку с мужчиной – курчавым, на дюйм выше и даже немного стройнее супруги. Я предположил, что это Гарри.
– Ваш муж? – спросил я.
– Да. Но только не Гарри. Здесь я снята со своим первым мужем. Фотографию сделали примерно в восемьдесят пятом году, еще до того, как его доконал рак. А с Гарри я познакомилась в девяносто третьем, и через пару лет мы поженились. – Она хихикнула. – Я тогда весила фунтов на шестьдесят меньше. Но представьте – вместе с весом набралась и мудрости.
Я снова сел, на этот раз пристроившись на диване. Может, Филлис ожидала, что я уйду, как только подлечу свою шишку, но у меня еще оставались к ней вопросы.
– Как я понял, вам известно о том, что случилось с моим сыном Скоттом. Вы когда-нибудь видели его здесь?
Она задумалась.
– Возможно, но я не уверена. Если они выглядят так, словно все еще читают книги про «Братьев Харди», им сюда не попасть. От такого улова мы отказываемся, как рыбаки бросают обратно в воду попавшихся мальков. А у вашего мальчика еще молоко на губах не обсохло.
– Мне показалось, что половины вашей сегодняшней клиентуры в баре быть не должно.
Филлис Пирс устало улыбнулась:
– Для того, кто достаточно долго прожил в наших краях, вы плоховато понимаете, как все устроено в Гриффоне.
– Просветите меня.
Она склонилась вперед. Локти уперлись в стол, а тяжелая грудь легла поверх клавиатуры.
– Разумеется, у нас сидят люди, пьют и едят, хотя формально им еще нет двадцати одного года. В восемьдесят пятом году законодатели штата Нью-Йорк явили миру образец высочайшего ума, когда подняли возраст легального потребления спиртных напитков с девятнадцати до двадцати одного. Как по вашим наблюдениям, мистер Уивер, это помешало юнцам, не достигшим положенного возраста, продолжать пить?
– Нет.
– Конечно же, нет. Как я догадываюсь, в восемьдесят пятом вам самому еще не исполнилось двадцати одного года. – Я промолчал, и она продолжала: – Вам этот закон внушил страх перед Божьей карой или же вы с приятелями все равно продолжали надираться каждые выходные?
– Мы не перестали регулярно выпивать.
– И правильно делали. Мы все прекрасно знаем, как поведут себя в такой ситуации подростки, потому что помним себя в этом возрасте. Так уж пусть лучше развлекаются в каком-то одном месте, где мы хотя бы имеем возможность за ними присматривать. Как вы полагаете?
– Значит, мы сдались. Решили, что если не можем контролировать поступки своих детей, то должны довольствоваться знанием, где они эти поступки совершают.
Пирс окинула меня сияющим взглядом, как учительница самого сообразительного в классе ученика.
– И дело не только в этом. Я вношу посильный вклад в местную экономику. Потому что, лишившись возможности приходить сюда, они уже через десять минут окажутся в Канаде, где легальный возраст для употребления спиртных напитков – девятнадцать лет. Семнадцатилетний подросток с хорошо подделанным удостоверением личности может сойти за девятнадцатилетнего, но ему куда сложнее притвориться двадцатиоднолетним. Все эти детишки, и до, и после визита в «Пэтчетс», ведут вполне взрослый образ жизни: покупают пиццу, едят гамбургеры в «Иггизе», заправляют свои машины бензином, заглядывают в местный «Севен-илевен». И, кстати, перемахнуть через границу стало не так просто, как прежде. У многих ли наших мальчиков и девочек есть паспорта? В былые времена их пропускали на другую сторону за пять секунд, но сейчас, если не имеешь паспорта, граница для тебя закрыта и туда, и обратно. Спасибо Усаме Бен Ладену, гореть ему в аду, мать его так! – Филлис откинулась на спинку кресла. – Не скажу, будто всем родителям в Гриффоне стало легче от осознания: если уж их детишки пьют, то непременно здесь. Те же подростки устраивают вечеринки в подвалах собственных домов, отрываются на всю катушку, стоит лишь папе с мамой уехать из города. И у нас тут очень развит небольшой бизнес по снабжению бухлом юнцов, которым слишком мало лет, чтобы самим покупать его в магазине. Причем даже с доставкой на дом. – Она улыбнулась. – Но и я вношу свой вклад.
– А полиция вас не беспокоит?
– Они очень… помогают. Иногда сюда являются подонки с юга, и копы надежно защищают нас в этом смысле. Меня, к слову сказать, начинают беспокоить те двое парней, которые монополизировали сегодня бильярдный стол.
– Может, местные полицейские снисходительны к «Пэтчетсу», поскольку, как вы мне уже показали, вам известно все о делишках, которые творятся в городе. И потому мало кто хочет вас лишний раз раздражать. – Я прищурился. – А еще есть вероятность, что им малость перепадает в носке под рождественской елочкой.
– А вы умеете гладко изъясняться, – заметила Филлис с усмешкой. – Думаете, я обладаю здесь некой особой властью? На самом деле это не так. Я всего лишь простая женщина, занимающаяся бизнесом и пытающаяся свести концы с концами. Вот только скажу одно: Огастес Перри – хороший человек. – Она лукаво улыбнулась. – Хотя не мне вам это говорить.
– Одна последняя просьба, – произнес я. – Мне бы хотелось посмотреть запись с вашей камеры видеонаблюдения. Хочется выяснить, кто так огрел меня.
– С этим я вам помочь не смогу.
– Не покажете мне, придется показать одному из наших доблестных защитников порядка.
– О, не надо глупостей. – Пирс посмотрела на меня с некоторым разочарованием. – Вы не станете обращаться по этому поводу в полицию, сами знаете. Разве так поступает настоящий частный сыщик? Бежит жаловаться копам каждый раз, когда получает по башке? Не смешите.
Она была права. Я не собирался подавать жалобу на того, кто напал на меня.
– Но причина, по которой я не смогу показать вам записи, совершенно иная, – добавила Филлис, обводя комнату рукой так, словно хотела отдернуть штору на некой потайной двери. – Вы видите где-нибудь мониторы? У нас нет своей системы наблюдения. Нет никаких видеокамер.
– Даже перед входом? – спросил я.
Она покачала головой:
– Кажется, вас это удивляет?
– Да, потому что я слышал другое.
– Вас неправильно информировали. Или вы сами что-то неверно поняли.
– Все может быть. – Я поднялся с дивана.
– Но если я могу вам в чем-то еще помочь, моя дверь открыта для вас, – сказала она. – Вы кажетесь мне человеком, которому не помешает дружеский совет.
Выйдя наружу, я принялся ломать свою все еще сильно болевшую голову над словами Филлис Пирс. Нет внешнего видеонаблюдения? Но вход в «Пэтчетс» располагался всего лишь в нескольких шагах от того места, где была сделана запись, как Клэр Сэндерс стучит в окно моего автомобиля. Как же она попала в объектив камеры системы безопасности, а мразь, ударившая меня, этого избежала?
Прежде чем пересечь улицу и подойти к своей машине, я все же оглядел фасад в поисках камер. Их не было. Но разве Хейнс или Бриндл – кто именно, я не запомнил – не заявил, что именно поэтому они и оказались перед дверью моего дома? Что номер моего автомобиля был снят на камеру бара, когда Клэр ко мне садилась?
И действительно ли коп прямо сказал об этом? Или всего лишь намекнул? Просто не стал оспаривать высказанного мной самим предположения, что моя машина попала на видеозапись?
Я не мог сейчас точно припомнить подробности разговора, а продолжавшаяся пульсация в виске не способствовала напряженной работе памяти. Но если копы все же сказали, что меня якобы сняла камера наружного наблюдения, зачем им было лгать? А если камеры не существовало, то как они на меня вышли? Значит, уже держали «Пэтчетс» под наблюдением? Уже следили за Клэр?
Вполне вероятно, что местная полиция время от времени посылала патрульную машину дежурить через дорогу от бара, высматривая пьяных среди тех, кто садился за руль собственных автомобилей. Или у них даже был план, который следовало выполнять, и они могли сцапать случайно попавшегося несовершеннолетнего пьяницу, показывая, как стараются сохранить Гриффон безопасным и благополучным городом, где жители могут спокойно растить своих детей, хотя сами же закрывают глаза на продажу спиртного подросткам?
Может, копов вызвали в «Пэтчетс» чуть раньше из-за какой-то заварухи, а потом они заметили, как юная девица садится в машину к незнакомцу, и предусмотрительно записали номер. А позже, когда стало известно, что Клэр пропала, один из офицеров на утреннем совещании вдруг сказал: «Минуточку!»
Я порылся в карманах в поисках ключей, нажал на кнопку, дистанционно отпиравшую замки, и сел за руль. Прежде чем закрыть дверь и отключить освещение, глянул на себя в зеркало заднего вида. Волосы совершенно растрепались. Я пригладил их пятерней, чтобы они выглядели более-менее прилично.
Я уже хотел было повернуть ключ в замке зажигания, когда из «Пэтчетса» вышли двое байкеров и побрели через дорогу к своим мотоциклам, припаркованным прямо передо мной. Они уже собирались сесть в седла, как пара ковбоев на коней, но в этот момент в ста ярдах от нас вдруг вспыхнули фары.
Почти в то же мгновение на машине поверх крыши начал вращаться многоцветный проблесковый маячок. Секунд на пять взвыла сирена, прежде чем патрульный автомобиль остановился рядом с мотоциклами.
Байкеры, застыв на месте, смотрели, как двое полицейских вышли из своей машины. Женщина из-за руля, мужчина с пассажирского сиденья. В женщине я узнал Кейт Рэмзи – подругу Донны. Уже около сорока лет, короткие светлые волосы, вес примерно сто семьдесят фунтов, а рост не более пяти футов и шести дюймов. Подбородок чуть вздернут, вид грозный. Ее партнера я не знал. Ему было слегка за тридцать, рост пять футов и десять дюймов, вес примерно такой же, как у Рэмзи, и тоже весьма волевой подбородок на скуластом лице.
Кажется, ведущую роль собиралась взять на себя Кейт. Я приспустил окно для лучшей слышимости.
– Вы откуда будете, парни? – спросила она, держа одну руку на рукоятке свисавшей с ремня дубинки.
Первый байкер отозвался:
– А в чем проблема, офицер? Мы что-то нарушили?
– Я задала вопрос, – повторила Кейт. – Откуда вы?
– Из Элмвуда, – ответил второй байкер.
Это был пригород Буффало, причем вполне приличный район.
– Что привело вас в Гриффон? – поинтересовался мужчина-полицейский.
– Просто приехали выпить пару бутылочек пива и поиграть на бильярде, – сообщил первый байкер.
– И это все, чем вы занимались? – осведомилась Кейт Рэмзи. – А нет ли у вас здесь случайно своего маленького бизнеса?
Второй байкер покачал головой:
– Послушайте, мы лишь хотели подышать свежим воздухом, немного прокатиться на мотоциклах. Только и всего. Мы не собирались создавать никому неудобств.
Напарник Кейт сказал:
– Нам здесь такие типы, как вы, совершенно ни к чему.
– Такие типы, как мы? – переспросил второй байкер. – Что, черт возьми, вы имеете в виду?
– Это значит, – ответила Кейт, – что нам не нужны грязные ублюдки, торгующие наркотой, как вы двое, которые будут шататься по нашему городу и уродовать его.
Первый байкер сделал движение в сторону Кейт, но второй удержал его за руку.
– Тогда, думаю, нам пора уезжать отсюда, – произнес он.
– Мы не обязаны выслушивать подобное дерьмо, – возразил первый.
Партнер Кейт решительно двинулся к ним, снимая с ремня дубинку.
– Еще как обязаны! – Он подошел к мотоциклу второго байкера, небрежно помахивая дубинкой. – Сколько стоит такая красивая фара?
– Да ладно, бросьте, – сказал второй байкер. – Мы сразу же уедем.
– И больше не вернетесь, – добавила Кейт.
– Нет, не вернемся, – подтвердил первый. – Кому вообще захочется возвращаться сюда? Оказывается, все, что рассказывают про вашу захолустную дыру, – чистая правда.
Кейт Рэмзи и ее напарник понаблюдали, как байкеры сели на мотоциклы, завели взревевшие двигатели и объехали патрульную машину полиции Гриффона. Когда они уже выбрались на проезжую часть, один из них поднял руку, выставив в прощальном салюте средний палец.
Рэмзи и партнер дождались, пока задние габаритные огни мотоциклов не стали похожи на едва заметные булавочные головки, а потом сели в свою машину и тоже уехали.
Я уже собрался продолжить охоту за Скиллингом у него дома, но решил, что сначала имеет смысл разыскать отца Клэр – Бертрама Сэндерса – и поговорить с ним.
Его адрес я нашел через свой сотовый. Сэндерсы жили на Лейклэнд-драйв. Я знал эту улицу, хотя и не мог понять, почему она носит такое название[90]. Она не вела к воде, и с нее даже не открывался вид на какой-либо водоем. Я надеялся, что, когда постучу в дверь, откроет не Сэндерс, а Клэр. В конце концов, если она успела вернуться после моей встречи с копами, никто не обязан был докладывать мне об этом.
Район был небогатый, возведенный после войны. Причем речь идет о Второй мировой войне, а не о корейской, вьетнамской, войне в Заливе, в Ираке или в Афганистане. Впрочем, мы столько воевали, что нетрудно и запутаться. Мэр жил в простом двухэтажном доме со стенами, обитыми коричневыми досками. Хотя фасад казался узким, постройка тянулась далеко в глубь двора. Бросалось в глаза, что за этим домом ухаживали лучше, чем за многими другими, стоявшими на той же улице. На крышах некоторых из них еще торчали ржавые старомодные телевизионные антенны, не принимавшие сигнала, наверное, уже много лет. Позади дома в самом конце длинной подъездной дорожки в одну колею виднелся отдельно стоящий кирпичный гараж.
Я припарковался у тротуара, подошел к двери и постучал. Было начало девятого, и уже включились уличные фонари, но в доме Сэндерсов света я не видел. Приложив ладони к лицу для лучшего обзора, я всмотрелся в стеклянный прямоугольник, вставленный в деревянную дверь. Никаких признаков жизни.
Хотя это казалось бесполезным, я решил обойти вокруг дома и постучать в заднюю дверь, которая, как я обнаружил, добравшись до нее, вела в кухню. Снова плотно прижавшись к стеклу, я заметил, что единственное свечение там исходило от дисплея на пульте управления тостером. На мой стук никто не отозвался.
– Вы разыскиваете мэра?
Я обернулся и увидел пожилую женщину, стоявшую под фонарем на крыльце соседнего дома. Она глядела на меня поверх забора.
– Да, верно, – ответил я после паузы. – Надеялся застать Берта дома.
– И это в четверг вечером. – Женщина произнесла свою фразу так, словно я должен был сразу же понять ее смысл.
– А чем вечер четверга отличается от остальных?
– Проходит совещание городского совета. Вы, наверное, нездешний?
После стольких лет жизни в Гриффоне я действительно ощущал себя здесь сегодня чужаком. Каждый встречный норовил показать мне, как мало я знал.
– Совсем вылетело из головы.
Из ее дома донесся мужской окрик:
– С кем ты там беседуешь?
Соседка мэра повернула голову и тоже криком ответила:
– Тут один мужчина разыскивает Берта!
– Скажи ему, пусть поищет в мэрии!
– Уже сказала! Я что, по-твоему, совсем ничего не соображаю? – Она снова посмотрела на меня. – Муж считает меня слабоумной.
– Я подумал, что Клэр дома и сможет передать ему мое сообщение.
– Что-то она мне сегодня на глаза не попадалась. – Соседка некоторое время колебалась, облизывая губы и явно обдумывая то, что собиралась сообщить. – Никогда не известно, где она может быть. Слава богу, наши дети уже выросли и разъехались. Они даже почти не звонят, но, честное слово, я только рада этому. А вот Берту очень нелегко одному воспитывать дочь.
Я вспомнил слова Донны о том, что мэр разошелся с женой.
– Да, с детьми порой приходится несладко, – заметил я.
– О чем вы там разговариваете? – крикнул мужчина из дома.
– Я все расскажу тебе через минуту, – так же громко ответила она. – Не обращайте внимания. Ему просто тоже хочется поучаствовать. – Соседка закатила глаза.
– Клэр все время живет здесь? – спросил я. – Или проводит половину времени у своей матери?
– Было бы затруднительно проводить половину времени тут, а другую половину в Канаде. Кэролайн живет в Торонто с новым мужем, как там его зовут.
– Я тоже что-то забыл его фамилию, – сказал я таким тоном, словно когда-то знал ее.
Клэр могла отправиться к матери. Это стоило проверить.
– Эд! – крикнула женщина в сторону своего дома. – Эд!
– Чего тебе?
– Как зовут того парня, за которого вышла замуж Кэролайн? Он владелец ювелирного магазина, реклама которого висит прямо на вокзале в Торонто.
– Гм… Сейчас вспомню. Кажется, Мински.
– Нет, не так, – возразила она. – Это фамилия твоей свояченицы.
– Ах да, точно.
Соседка снова повернулась ко мне.
– Я сама вспомнила. Его зовут Джефф Карнофски. Через «к». То есть с двумя «к». Одно в начале, а второе в самом конце.
– Когда вы в последний раз видели Клэр здесь?
– Вчера вечером. Она уехала на каком-то пикапе.
– В котором часу это было? – спросил я.
Она пожала плечами.
– Не знаю. Как раз после окончания новостей.
– Какого выпуска?
В наши дни, особенно с развитием кабельных сетей, новости шли по одному из каналов практически непрерывно.
– С Брайаном Уильямсом, – ответила соседка.
Стало быть, речь шла о «Вечерних новостях Эн-би-си по каналу Дабл-ю-джи-ар-зэд, местному филиалу корпорации Эн-би-си. Выпуск длился с шести тридцати до семи часов.
– Он, шельмец, красивый мужчина, нельзя не признать, – добавила она о ведущем.
– Значит, Клэр уехала вскоре после окончания этих новостей? – Я сам почувствовал, что мои вопросы становятся несколько назойливыми, но женщина явно была не прочь поболтать и, видимо, нисколько не переживала из-за распространения о соседях информации личного характера.
– Не знаю. В семь, в восемь, в половине девятого, точно не скажу. Но уезжали они в спешке. С визгом покрышек и все такое. Полиции следовало бы штрафовать за подобное вождение. Тем более что они постоянно здесь околачиваются, видит бог.
– Что вы имеете в виду?
– Это продолжается уже довольно долго. Очень часто патрульная машина полиции Гриффона стоит на нашей улице, словно они держат дом мэра под наблюдением. Мне даже стало любопытно. Неужели он начал получать письма с угрозами расправы или что-то в таком духе? Но когда я прямо спросила его об этом, мэр ответил, что «ничего особенного не происходит, не о чем беспокоиться». – Она усмехнулась. – Вот только мне не очень улыбается мысль, что кто-то вздумает проехать мимо и пострелять по его окнам или вроде того. Могут по ошибке попасть и в наш дом.
Здание мэрии Гриффона возвышалось над центральной частью города, расположившись в дальнем конце обширной общественной лужайки, а его шпиль устремлялся к небу. Оно считалось образцом георгианской архитектуры с остроконечным фронтоном и сочетанием красного кирпича с выкрашенными белой краской деревянными деталями. Нечто, словно перенесенное из колониального Уильямсберга, хотя находились мы от него далековато. Я знал, что на поддержание здания в порядке и на периодические реставрации утекали немалые средства из городского бюджета и многие налогоплательщики выступали за строительство новых муниципальных офисов за пределами центра, поближе к огромным универмагам и ресторанам быстрого питания на Денберри. Сэндерс, надо отдать ему должное, выступил с возражением, заявив: «Если городские власти Гриффона покинут центр, то останется ли хоть какая-то надежда выжить у немногих все еще работающих там бизнесменов?» Не припоминаю, что хотя бы раз лично встречался с мэром, но прочитанное о нем вызывало у меня симпатию.
Я пару раз объехал улицы, прилегавшие к мэрии, выискивая место для парковки. Казалось, сейчас здесь повсюду стоит намного больше машин, чем обычно. А потому пришлось оставить «хонду» в паре кварталов от здания, чего я вовсе не хотел, поскольку неизбежно на моем пути оказывался мебельный магазин «Рэвелсон».
Когда мною овладевала самая черная тоска, я порой мысленно спрашивал у сына, почему, если уж он захотел свести счеты с жизнью подобным образом, то не мог это сделать в месте, которое потом не попадалось бы мне на глаза каждый раз при поездке в центр города.
Иногда я даже пытался притвориться, что никакого мебельного магазина там на самом деле нет, а это было непросто. Он располагался в одном из самых массивных и старых домов коммерческого назначения в Гриффоне, возведенных еще в конце XIX века. Но даже если бы я вообще никогда не появлялся здесь, деваться от названия «Рэвелсон» было некуда. Они еженедельно размещали свою рекламу в газете, рассовывали по почтовым ящикам буклеты и передавали по всем местным каналам ролики, в которых огромный магазин расхваливал его владелец Кент Рэвелсон, не имевший понятия о чувстве меры. Мне особенно нравился тот из них, где Кент, сидя в излишне глубоком и мягком кресле с сигарой во рту и в профессорских очках, играл психоаналитика, консультировавшего роскошную блондинку, разлегшуюся перед ним на диване.
«А теперь, когда я завалил вас на свой диван, проведу психоанализ его цены, и она у вас на глазах значительно уменьшится!» – произносил он, стараясь подражать голосу знаменитого австрийского специалиста, однако выходила все равно пародия на сексуально озабоченного нациста. Организация из Буффало, занимавшаяся охраной душевного здоровья населения, подала на такую рекламу жалобу, но Кент только еще больше вошел во вкус.
Как ни старался я обмануть себя, рассчитывая пройти мимо «Рэвелсона», словно его вообще не существовало, все мои усилия оказывались напрасны. Я вытягивал шею и рассматривал тянувшийся вдоль края крыши карниз. То место, где Скотт стоял (как долго, я не знал), думая бог весть о чем, прежде чем решился на более быстрый способ спуска с четвертого этажа, чем по лестнице.
Прыгнул он не с фасада здания, а с боковой стороны, упав на автостоянку. Причем на место, предназначенное для парковки инвалидов. Именно там полиция – в лице офицера Рикки Хейнса – и обнаружила его.
Вот и на этот раз все произошло как всегда. Я остановился и задрал голову. До закрытия магазина оставалось еще полчаса, из торгового зала время от времени выходили люди, заводились двигатели, со стоянки выезжали машины.
Как обычно, я осмотрел место, начав с парковки для инвалидов, подняв взгляд вдоль четырех рядов окон и задержав его на краю крыши.
Сколько могло продлиться падение? Две секунды? Три? Я словно видел, как его тело стремительно летит вниз и ударяется об асфальт. Три секунды представлялись наиболее вероятным временем. И уж точно не дольше. О чем Скотт успел подумать, пока падал? Было ли ему страшно? Осознавал ли он, как только шагнул через край, что наделал? Не попытался ли за эти две или три секунды найти хоть какой-то способ спастись?
Или же был совершенно счастлив? Может, он ударился о землю с блаженной улыбкой на лице? И что оказалось бы лучше? Понять в последнее мгновение, что совершил фатальную ошибку, или, под действием наркотиков, встретиться с Создателем довольным и беззаботным, как жаворонок?
Раздумья обо всем этом не улучшали настроения.
Но размышлять было о чем. Например, как он вообще там оказался? Мне бы очень хотелось возложить вину на милых людей из магазина «Рэвелсон». В конце концов, если бы они не дали Скотту временную работу на лето, он никак не смог бы проникнуть на крышу. Но я отлично понимал, что с таким же успехом можно обвинять фирму, производящую консервы, если ты порезал палец, открывая банку с тунцом. Если честно, Кент Рэвелсон много сделал для того, чтобы облегчить Скотту жизнь. У мальчика ведь не было ни особого предыдущего опыта работы, ни физической силы, которая часто требуется от сотрудника мебельного магазина. Однако Кент неизменно находил для Скотта множество заданий, для выполнения которых не приходилось двигать холодильники. Он даже дал парню попробовать себя в роли продавца, позволив день поработать в отделе матрацев, когда заболел штатный сотрудник, выполнявший эту функцию.
У меня тогда возникло впечатление, что Кент и его жена Анетта, помогавшая управлять магазином, проявили к Скотту особый интерес, поскольку их собственный отпрыск Роман не желал иметь ничего общего с семейным бизнесом. Ему был двадцать один год, и, насколько я слышал, он хотел большего, чем просто владеть мебельным магазином. Он по большей части торчал дома и писал на своем компьютере сценарии фильмов про зомби, которыми пока не смог заинтересовать Спилберга, Лукаса или Скорсезе.
Мы с Донной рассчитывали, что ответственность, связанная с летней работой, окажет на Скотта воспитательный эффект и поможет возмужать. На деле же у него просто появилось больше собственных денег на выпивку и наркотики, которые он и употребил тем вечером на крыше.
Расследование, проведенное полицией, если его можно так назвать, показало, что Скотт, по всей видимости, не раз бывал со своими приятелями на той крыше и раньше. Там обнаружили множество пустых бутылок из-под спиртного, окурки косяков с марихуаной и пару кем-то потерянных таблеток экстази.
Как, должно быть, весело они проводили время, имея в своем распоряжении целую крышу, когда под ногами лежал весь Гриффон, а вдали на юге открывался вид на Ниагарский водопад и на башню «Скайлон» уже на территории Канады, казавшуюся на горизонте огромной подставкой под шар для игры в гольф.
Я сам поднимался туда дважды после смерти Скотта. Оба раза просто в роли отца, но невольно осматривал место глазами сыщика. Стараясь понять картину происшедшего, пытаясь мысленно восстановить ход событий. Мне представлялось, как он резвился, позволяя наркотикам и алкоголю подхватить себя и унести от реальности. Кирпичный бордюр, что-то вроде ограды, проходил по всему периметру крыши, но едва достигал шести дюймов в высоту. Не тот барьер, который помешал бы упасть случайно споткнувшемуся человеку, и уж точно не препятствие для того, кто вообразил, будто умеет летать. Мне не свойственен страх высоты, но в обоих случаях, когда я поднимался туда и вставал у кирпичного бордюра, то чувствовал головокружение. Мне на самом деле становилось не по себе тогда или же я слишком живо воображал бредовое состояние, в которое впал Скотт?
Еще я четко помнил тот стук в дверь. Мы с Донной уже лежали в постели, но не спали, гадая, куда запропастился Скотт. Я пробовал звонить ему на сотовый, однако безуспешно, а потому почти собрался встать, одеться и отправиться на поиски, когда во входную дверь громко забарабанили.
– О боже, – произнесла Донна. – О нет.
Я не слишком верю в недобрые предчувствия или в шестое чувство. Но когда раздался стук, думаю, мы оба знали, что получим самые дурные вести.
Я сбежал вниз в одном халате, Донна последовала за мной. Открыв дверь, я увидел перед собой офицера полиции Гриффона, к форменной рубашке которого была прикреплена табличка с фамилией ХЕЙНС. Он заметил Донну, и в его глазах мелькнуло удивление.
– Миссис Уивер, – сказал он, – я проверил его карманы, нашел бумажник и подумал, что он может быть тем самым Уивером.
– Рикки? – спросила Донна. – Почему ты здесь? Что произошло?
– Это связано с вашим сыном.
У нас разом перехватило дыхание. Офицер Хейнс снял фуражку и прижал к груди, скрыв под головным убором именную табличку.
– Мне очень жаль, но вынужден сообщить вам плохие новости.
Донна вцепилась мне в руку.
– Нет, – сказала она. – Нет, нет, нет!
Я обнял ее, а офицер Хейнс продолжил…
– Эй, Кэл. Кэл?
Меня так поглотили воспоминания, что я не заметил стоявшую слева женщину. Это была Анетта Рэвелсон. Лет около пятидесяти, полненькая, но отнюдь не толстая. Раньше таких называли «соблазнительными пышками». Ее рост доходил до пяти футов и восьми дюймов, но только благодаря каблукам, прибавлявшим ей три лишних дюйма. Сережки в форме золотых колес диаметром с подставку под пивную кружку виднелись из-под густых волос, светлых с вкраплениями седины, и от нее исходил мощный аромат каких-то цветочных духов.
– Привет, Анетта.
Мы были знакомы с Рэвелсонами еще до того, как они взяли Скотта на работу. Несколько лет подряд мы покупали у них мебель, а тем летом, когда Скотту предоставили возможность трудиться в магазине во время каникул, знакомство стало более близким. Однако после трагического случая встречи между нами почти полностью прекратились.
– Ты в порядке? – поинтересовалась она.
– Да, все отлично.
– Я окликала тебя по имени, но ты, кажется, не слышал.
– Прости.
– Что с тобой случилось? – Она указала на мой слегка распухший висок.
– Да так, ударился, – ответил я. – Ничего страшного.
– Ты уверен?
– Абсолютно. Полный порядок.
Анетта, перестав разглядывать мою голову, явно задумалась о том месте, где я стоял. Она не могла не понимать, какие мысли владели мной сейчас.
– Ты считаешь, это хорошая идея, Кэл? – нерешительно спросила она затем. – Я имею в виду, постоянно приходить сюда и стоять там, где…
– Ты права, – поспешил перебить ее я. – Совершенно права. Мне в любом случае пора идти. На самом деле я направлялся в сторону мэрии.
– О! – На ее лице промелькнула тревога. – Ведь городской совет заседает сегодня вечером?
– Насколько я знаю, да.
– Кэл, ты же не собираешься ставить перед советом вопрос об обязательной установке более высоких ограждений на крышах зданий, подобных нашему? Сейчас так поступают многие. Они считают, что какие-то новые доработки могут предотвратить повторение трагедий вроде…
– У меня совершенно другие намерения.
Анетта Рэвелсон тут же приняла смиренный вид.
– Извини. Мне не следовало говорить об этом. Ужасная бестактность с моей стороны. Прости.
Я лишь отмахнулся:
– Рад был встрече, Анетта.
Но только я хотел уйти, как она тронула меня за рукав.
– Есть еще кое-что, Кэл… Ужасно неудобно упоминать об этом, особенно после того, как я проявила такую бестактность.
– В чем дело?
– Поверь, я сейчас говорю не от своего имени. Но Кент… Он часто видел тебя стоявшим здесь прежде. Только не подумай, будто он не понимает, через что тебе пришлось пройти. Не сомневайся, его сердце так же преисполнено сочувствием, как и мое. Ты же сам знаешь. Но порой, когда он видит тебя здесь понуро сидящим в своей машине на стоянке, это как бы нервирует его. Пожалуйста, не истолкуй мои слова превратно.
– Значит, я его нервирую?
– В моих устах звучит неуклюже. Но это внушает ему чувство дискомфорта. И есть еще другие наши клиенты. Они видят тебя, начинают задавать вопросы, почему ты так странно там сидишь, и…
– Меньше всего хотелось бы причинять неудобства Кенту, – сказал я и снова посмотрел на здание. – Он у себя? Может, ему захочется высказать мне все в глаза?
Анетта Рэвелсон поднесла ладонь к моей груди, лишь едва не касаясь ее.
– Его нет в офисе. Извини еще раз. Я не должна была упоминать об этом.
Теперь я тоже сожалел. О своей резковатой реакции.
– Ничего, все в порядке. Я понимаю. Передавай привет Кенту. Я давненько с ним не виделся.
– Ты же знаешь, как мы все заняты, – произнесла она.
– Да. Но мне действительно пора идти. – Я натужно улыбнулся. – От твоего имени передам наилучшие пожелания мэру.
На ее лице появилось испуганное и изумленное выражение.
– Зачем? – спросила она.
– Это была шутка, Анетта, – объяснил я. – Всего хорошего.
Попасть в мэрию Гриффона не составляло такого труда, как проникнуть в Капитолий, Белый дом или даже Эмпайр-стейт-билдинг. На некоторое время после известных событий 11 сентября прежний мэр ввел жесткие меры безопасности, в чем его горячо поддержал Огастес Перри, тогда еще заместитель начальника полиции. При входе в здание находились рамки детектора металлов, а содержимое сумок проверяли. Однако Гриффон есть Гриффон – маленький городишко, и уже скоро на охранников, которые тоже были местными жителями, почти перестали обращать внимание.
«Ради всего святого, Миттенс, быть может, ты еще захочешь раздеть меня догола и обыскать, прежде чем я смогу войти и купить глупую бляху на ошейник для своей собаки?» – такую фразу, как рассказывали, бросила однажды Роуз Тайлер, личность в городе хорошо известная. И ее пропустили вместе с сумкой, проигнорировав проверку детектором. А два или три месяца спустя так уже происходило с большинством посетителей. Решили, что, если «Аль-Каида» снова предпримет нападение на Америку, мэрия Гриффона вряд ли будет числиться среди их главных целей. Здравый смысл возобладал, и от особых мер безопасности отказались.
Я взбежал по полудюжине ступеней и прошел мимо памятного камня, сообщавшего, что постройка была начата еще в 1873 году. А когда затем я спускался коридором к залу заседаний совета, который в обычное время использовался (как тут не вспомнить «Убить пересмешника»?) в качестве старомодного зала суда, до меня донесся шум голосов.
На галерее, отведенной для публики, я никак не ожидал увидеть столько народа. По моей примерной оценке, человек пятьдесят или даже шестьдесят. На заседаниях городского совета редко обсуждалось нечто более спорное, чем случаи, когда кто-то из граждан опустил в парковочный автомат монету, но не получил талона с указанием отведенного на стоянку времени. Однако сегодня здесь, очевидно, в повестке дня значился намного более важный вопрос. Посреди аудитории стоял мужчина лет семидесяти в клетчатой рубашке и кепке-бейсболке. Он произнес, указывая пальцем в центр зала, где за длинным столом сидели мэр и двое членов совета:
– Не пойму, с чего вы взяли, будто имеете право указывать полицейским, как им работать.
Окружавшие его люди отозвались на реплику одобрительным гулом. Я же тем временем нашел свободный стул в одном из последних рядов и уселся.
Берт Сэндерс, чья привлекательная внешность – пышная грива темных волос, волевой подбородок, ровные зубы – отлично подошла бы мэру куда как более важного и крупного города, чем Гриффон, спокойно проговорил:
– Я не указываю полицейским, как они должны работать, но и не боюсь напоминать им, перед кем они несут ответственность. А они отвечают перед всеми собравшимися в этом зале. Не только передо мной или членами городского совета. Перед вами тоже, сэр.
– Ну, в таком случае я считаю, что они работают просто отлично, – отозвался мужчина, все еще стоя. – Ночью я отправляюсь спать, чувствуя себя в полной безопасности, чего для меня, черт возьми, вполне достаточно.
– Не уверен, что ваше мнение разделяют все, – заметил мэр Сэндерс. Чья-то рука нерешительно, даже робко поднялась в дальней от меня стороне галереи. – Слушаю вас.
Рыжеволосая женщина лет сорока очень медленно поднялась с места, словно теперь, получив слово, уже не была уверена, хочет ли высказаться. Но потом она откашлялась и все же заговорила:
– Некоторые из присутствующих должны меня знать. Я – Дорин Казенс, управляющая «Гриффонской сухой химчисткой». Мне-то самой многие из вас уж точно знакомы. Рядом с моей кассой лежит одна из этих петиций. О том, что наши копы лучше всех. Иногда клиенты не хотят ставить под ней подписи, и вот в чем мой вопрос: если я знаю этих людей, должна ли отмечать их? – Она махнула листком бумаги. – Потому что я все равно составила список тех, кто отказался подписать. Мне следует передать его в полицию или вам?
– О, ради бога, – ответил Сэндерс. – Да. Передайте его мне.
Дорин вышла в проход, пересекла зал суда и отдала свой листок мэру. Мне показалось, что на нем были написаны двадцать или тридцать фамилий.
Мэр Сэндерс взял бумагу, разорвал пополам, потом сложил половинки и разорвал еще раз. Дорин приложила руку к губам, а публика в зале дружно охнула.
Еще одна женщина вскочила на ноги и выкрикнула:
– Если кто-то не поддерживает нашу полицию, мы должны знать кто!
– Верно сказано, будь я проклят! – раздался чей-то голос.
– Кто в этом списке? – прокричал другой. – Вы в нем есть, мэр? Да или нет?
Сэндерс поднял вверх ладони, призывая к спокойствию, а потом отодвинул свое кресло и встал.
– Понятия не имею, числюсь ли я в списке Дорин. Но если меня нет в ее реестре, я могу быть занесен в чей-то еще. Наверняка не одна Дорин составляет такие списки. Потому что вы правы – я не подписал петиции. И не собираюсь подписывать. Я не обязан присягать на верность полиции. Достаточно того, что я предан Конституции и гражданам Гриффона. Я никому не позволю запугать меня и заставить подписаться. Как не является это и вашим непременным долгом. Я поддерживаю ту полицию, которая действует в рамках закона, не превышает юридических полномочий и не подменяет собой органы правосудия.
Среди зрителей пронесся ропот, но раздались и жидкие аплодисменты.
– Когда офицер с жетоном полиции Гриффона на груди, – продолжал Сэндерс уже гораздо громче, воодушевленный, возможно, поддержкой хотя бы небольшой части публики, – увозит подозреваемого к водонапорной башне и выбивает ему там зубы, происходит что-то глубоко неправильное и противозаконное…
– Чушь собачья!
Все в зале, включая и меня, буквально подпрыгнули от неожиданности. Трудно оставаться невозмутимым, услышав голос, подобный пушечному выстрелу. А я, наверное, вздрогнул сильнее прочих, потому что окрик раздался прямо за моей спиной. Как и остальные, я повернулся, чтобы увидеть стоявшего в дверях зала суда шефа полиции Гриффона Огастеса Перри.
Ростом он был не меньше шести футов и трех дюймов. Широкая грудь, бычья шея, совершенно лысая голова. Держался он с большим чувством собственного достоинства, несмотря на заметно выпиравшее брюшко. Парень надел мундир, хотя занимаемая должность давала ему право одеваться более свободно. Униформа полицейского начальника традиционно состояла из черных полусапог, синих джинсов со стрелками, рубашки с белым воротничком и твидового пиджака с прикрепленным к нему небольшим жетоном. Шефу очень пошел бы стетсон, пусть мы находились далековато от Техаса, однако Перри считал, что сверкающая макушка придает ему импозантности.
Я сидел в каких-то трех футах от него и оказался первым человеком в зале – не считая мэра, – с кем он встретился взглядами. Шеф на секунду округлил глаза, поскольку явно не рассчитывал меня здесь увидеть, а потом едва заметно кивнул.
Я ответил тем же, прибавив:
– Оги! Добрый вечер!
Перри перевел взгляд с меня на Сэндерса, который сказал:
– Вы нарушаете порядок заседания, шеф.
Эти двое, единственные в зале, оставались на ногах и смотрели друг на друга так, словно готовились к нешуточной перестрелке. Но, насколько я знал, вооружен мог быть только шеф, всегда носивший револьвер на ремне за полой пиджака. И мне показалось, что стрелять в мэра будет не лучшим ответом на обвинения полиции в чрезмерной жестокости.
– Лично я считаю, что порядок нарушаете именно вы, – возразил Перри. – Проповедуете верность Конституции, а сами выступаете с совершенно необоснованными нападками, наслушавшись сплетен и досужих вымыслов. Здесь присутствуют люди, которые, по вашим словам, подверглись избиению моими сотрудниками? Могу я сам увидеть жалобщиков, чтобы вступиться за своих офицеров?
Перри сделал паузу, а эхо последних его слов отдалось в сводах зала.
– Нет, не присутствуют, – вынужден был ответить мэр.
– Тогда, может, у вас имеются протоколы взятых у них под присягой показаний? Они написали официальные заявления? Предприняли какие-то юридические действия против нашего города?
Снова ненадолго воцарилось молчание.
– Нет, – повторил Сэндерс с таким видом, будто только что получил пощечину. Однако через несколько секунд он снова гордо вздернул подбородок.
– В городе, где только за отказ подписать петицию в поддержку действий полиции можно попасть в «черный список», – он кивнул на лежавший перед ним разорванный лист, – кто осмелится официально обвинить полицейских в избиении?
– Дорин, возможно, и записывала имена, – сказал Перри, – но никто из моих подчиненных ее об этом не просил, и я бы сам порвал список, как сделали вы. – Он ткнул пальцем в обрывки. – Но вы же любитель показухи, Сэндерс. Притворяетесь всем сочувствующим, а на самом деле – оппортунист и клеветник. Если у вас есть доказательства, что мои люди нарушают законы, предъявите их мне, и я сам разберусь с паршивыми овцами в стаде. А пока у вас нет улик, советую не растрачивать пороха зря и быть осторожнее с заявлениями.
Прежде чем Сэндерс смог на это ответить, Перри повернулся, чтобы выйти, и снова встретился со мной взглядом.
Я улыбнулся и сказал вполголоса:
– Спешишь оставить за собой последнее слово, Оги? Или припарковался в неположенном месте?
Он злобно ухмыльнулся:
– Держу пари, ты рад, что мэр порвал список Дорин.
Я покачал головой:
– Ты же знаешь, как я всегда тебя поддерживаю.
Огастес Перри фыркнул и направился к выходу.
Как только Перри удалился, зал взорвался от шума. Люди кричали на мэра и друг на друга, а Сэндерс лишь стучал председательским молоточком в бесплодных попытках навести порядок.
Когда же понял, что ничего не может поделать, объявил:
– Вношу предложение считать совещание законченным. Кто «против»? Кто «за»?
Сидевшая слева от него женщина первой устало подняла руку.
– Значит, принято единогласно? – спросил Сэндерс, и теперь руки всех присутствующих взметнулись вверх. – Отлично! – выкрикнул он, стараясь пересилить гвалт.
Я направился по центральному проходу.
– Мистер Сэндерс! – окликнул я мэра, двигаясь против устремившейся к выходу ворчливой толпы.
Он чуть приподнял голову, но потом снова принялся укладывать в портфель свои бумаги, явно стремясь тоже поскорее уйти отсюда. Я приблизился к нему почти вплотную и сказал:
– Мистер Сэндерс, мне нужно поговорить с вами. – На этот раз он даже не поднял глаз. – Я Кэл Уивер, и…
Сэндерс тут же перестал возиться с документами и посмотрел на меня с почти испуганным удивлением.
– Как, говорите, вас зовут?
– Кэл Уивер.
– О чем… Впрочем, извините, я спешу. – Его голос по-прежнему звучал взволнованно. – Я… Мне больше нечего добавить на эту тему.
– Причина моего прихода не в ваших разногласиях с шефом Перри. Я здесь совсем по другому делу.
Теперь во взгляде Сэндерса читалась тревога.
– По какому же?
– Я частный детектив, мистер Сэндерс. Мне нужно задать вам несколько вопросов о вашей дочери.
Его густые брови взлетели вверх. Как мне показалось, он выдохнул с облегчением.
– О Клэр? Почему она вас интересует?
– Я пытаюсь разыскать ее.
– Для чего, черт возьми, вам это понадобилось?
– Потому что… А разве она не пропала?
– Пропала? Клэр никуда не пропадала. Понятия не имею, о чем вы толкуете.
Теперь, вероятно, крайне удивленный вид был у меня.
– Здесь есть место, где мы могли бы поговорить?
Сэндерс уложил в портфель остаток бумаг, щелкнул замком и утомленно взглянул в противоположный конец зала, где последние зрители ломились к выходу.
– Мой кабинет, – сказал он.
Я вслед за ним вышел из помещения и поднялся вверх по широкому пролету лестницы с деревянными ступенями, доски которой поскрипывали под ногами. Мы вошли в комнату с потолком, обитым жестью, двенадцати футов в высоту и с не менее высокими окнами, которые выглядели так, будто их красили еще во время президента Эйзенхауэра. Позади обширного письменного стола висела фотография хозяина кабинета вместе с нынешним президентом. Они снялись на фоне Ниагарского водопада, когда Верховный главнокомандующий совершал быстротечное турне по нашему штату около года назад. Причем Сэндерс выглядел на снимке не как мэр крошечного городка, а как глава крупной корпорации – со своей безукоризненно уложенной прической и в костюме, стоившем, казалось, дороже, чем весь его скромный дом.
Сэндерс закрыл за нами дверь и поинтересовался:
– В чем все-таки дело, мистер Уивер?
– Клэр дома? Она уже вернулась?
– Своим вопросом вы застали меня врасплох.
– Ко мне приходили полицейские, – объяснил я. – Сегодня вечером. Они тоже пытаются найти Клэр. Со вчерашней ночи ее никто не видел. Вы хотите сказать, что не подавали заявления о ее пропаже?
– Разумеется, не подавал. – Вид у него был явно встревоженный.
– Тогда где же она?
– Клэр уехала. Не вижу причин сообщать вам о ее местонахождении. И вообще, какое вам до нее дело?
– Я встречался с вашей дочерью только вчера вечером, – объяснил я. – Она использовала меня, чтобы от кого-то сбежать, скрыться от возможного преследователя.
– Использовала вас? Каким же образом?
– Я подвез ее. Она…
– Стоп! – перебил мэр. – Отсюда поподробнее. Клэр села в вашу машину?
– Да, попросила подвезти ее от «Пэтчетса». Она узнала меня, потому что была знакома с моим сыном. Если бы она не упомянула об этом, я, вероятно, отказался бы ее подбрасывать. Ее беспокоил некий подозрительный тип, следивший за ней, как она мне сообщила. И я не смог отказать ей в помощи.
Сэндерс смотрел на меня так, будто оценивал мою потенциальную опасность.
– Продолжайте.
– Клэр попросила остановиться у «Иггиза». Сказала, что плохо себя чувствует. Затем зашла внутрь, но ко мне в машину вернулась другая девушка. Одетая точно как Клэр и в парике. Анна Родомски. Так они вдвоем обвели вокруг пальца того, кто мог за ними следить.
Мэр медленно обогнул свой стол и встал по другую сторону, положив ладони на высокую спинку мягкого кресла.
– Так и было?
– Да, так и было, – ответил я.
– Занятный номер они выкинули. – Он натянуто улыбнулся. – Вы уверены, что девочкам не захотелось просто повеселиться? Разыграть вас?
– Если они и хотели одурачить кого-то, то не конкретно меня, – сказал я. – Клэр не могла заранее знать, что я буду проезжать мимо именно в то время.
Сэндерс пожал плечами:
– Может, им были нужны не лично вы. Их целью мог стать любой, кто согласился бы подвезти Клэр. Очень напоминает чистейший розыгрыш.
– Я так не думаю. Если это была всего лишь шутка, почему вмешалась полиция?
– Это наверняка какое-то недоразумение.
Я положил руки на стол и подался вперед.
– Вот чего я никак не пойму. Полиция явно считает Клэр пропавшей. Копы хотят ее разыскать. Они либо беспокоятся за нее, либо считают замешанной во что-то, о чем желают ее расспросить. Но зато вы… Вы выглядите нисколько не встревоженным. И это когда речь идет о судьбе вашей собственной дочери. Может, проясните для меня ситуацию?
Сэндерс колебался с ответом. Обычно у людей были для этого две причины. Во-первых, они не хотели рассказывать правду, а во-вторых, выигрывали время, чтобы придумать какую-нибудь правдоподобную ложь.
– Вы видели, что происходило сегодня вечером? – спросил он потом.
– Это так называемое совещание?
– Вот именно.
– Вы хотите сказать, что есть связь между вашей дочерью и конфликтом, в который вы ввязались с местной полицией?
Сэндерс лукаво ухмыльнулся, показав свои превосходные зубы.
– Можно подумать, вы ничего не знаете.
– Не понимаю, о чем вы, – произнес я.
– Я прекрасно знаю о ваших с ними личных связях. И я догадываюсь, какую игру вы со мной сейчас ведете.
– Связи? Вы намекаете на меня и шефа Перри?
Сэндерс самоуверенно кивнул, показывая, что хитрого лиса не обманешь.
– Он ваш шурин.
– И что с того?
– Вы думали, мне ничего не известно об этом, верно? Рассчитывали на мою неосведомленность.
– Мне глубоко плевать, известно вам или нет, – произнес я. – Он брат моей жены. Но какое отношение это имеет к остальному?
– Вы меня совсем за глупца держите? – поинтересовался Сэндерс. – Считаете, я не способен разобраться в происходящем? Перри ведь терпеть не может терять власть над людьми, правда? Ему не нравится, если кого-то он не способен запугать. Можете передать ему: я знаю, чем он занимается. И заодно сообщите, что у него ничего не получится. Не важно, сколько своих патрульных машин он пошлет следить за мной, скольких горожан сумеет настроить против меня. Потому что именно это Перри и делает. Он пытается разделить население этого города на группы по типу «мы против них», используя страх, чтобы переманивать людей на свою сторону. Если вы не сторонник великого Огастеса Перри, значит, вы поддерживаете преступников. Так вот, ничего не выйдет. Потому что не он управляет этим городом. Он может считать себя здесь шишкой на ровном месте, но очень сильно ошибается.
– Шеф полиции пытается запугать вас? Он причиняет вам беспокойство?
– О, я вас умоляю, – сказал Сэндерс. – На что он рассчитывает? Будто может прислать ко мне вас и обманом заставить сообщить, где сейчас Клэр?
– Значит, она действительно пропала. Или прячется.
Сэндерс улыбнулся:
– Она в полном порядке. Дверь вон там, мистер Уивер.
– Клэр кто-то угрожал? Из-за конфликта между вами и Перри?
Мэр лишь пренебрежительно покачал головой.
– Вы все неверно воспринимаете, – сказал я. – Я искренне тревожусь за Клэр. Я подвез ее, а потом она исчезла буквально у меня на глазах. Я должен знать. Должен убедиться, что с ней ничего не случилось.
– Уходите.
– Позвоните ей. Дайте мне с ней поговорить.
– Убирайтесь.
– Я всего лишь прошу…
Сэндерс выставил ладонь прямо перед моим лицом. При этом легкая дрожь выдавала его волнение.
Когда женщина возвращается домой, то видит полоску света под его дверью и решает проверить, как он там. Он мог заснуть, не выключив лампы, и если так, она сама щелкнет выключателем. Но иногда мужчина сидит в своем кресле и читает. Порой он поступает так, если не может заснуть.
Открыв дверь, она видит, что он действительно не спит, но не пересел в кресло. Не держит в руках ни книги, ни журнала. А смотрит в потолок, словно на нем, как на экране, показывают кинофильм.
– Что ты делаешь? – интересуется она.
– Просто думаю, – отвечает мужчина.
– О чем? – спрашивает она, хотя и сама догадывается.
– О том, что мы могли бы сказать.
– Сказать о чем?
– О причине моего отсутствия.
Так плохо еще никогда не было, отмечает она. Прежде он не мучил себя подобными размышлениями. События последних нескольких недель, неожиданный визит того мальчишки взволновали его. И не его одного.
– Хорошо, – кивает женщина, потому что ей отчасти и самой интересно, что он сможет придумать. – Почему ты отсутствовал?
– Я был в Африке.
– В Африке, – повторяет она.
– На сафари. И заблудился. В джунглях. В сырых, непроходимых джунглях.
– Больше напоминает Южную Америку, – замечает она. – Боюсь, тебе тяжело будет рассказать правдоподобную историю.
– Мы можем вместе поработать над ней, чтобы я рассказывал ее уверенно и правдиво.
– Тебе пора выключить свет и ложиться спать, – говорит она.
– Нет! – выкрикивает мужчина, и женщина невольно отшатывается от него. Обычно он довольно пассивен, легко управляем.
– Не смей повышать на меня голос, – предупреждает она.
– Я отправился в Арктику! Я участвовал в арктической экспедиции! А теперь вернулся!
– Прекрати. Ты слишком возбудился и несешь полную ахинею.
– Или, может, я потерялся в пустыне. И долго бродил по ней.
Женщина присаживается на край кровати и кладет ладонь на его липкий от холодного пота лоб. Потом слегка похлопывает по нему.
– Тебе не удастся заснуть, если будешь продолжать взвинчивать себя, – говорит она успокаивающим тоном. – Ты переутомился.
Мужчина впивается пальцами в ее руку и притягивает к себе. Ее лицо оказывается всего в нескольких дюймах от его лица. У него изо рта пахнет как из старой кожаной сумки.
– Я ни в чем не виню тебя, – произносит он. – Я все понимаю. Но это должно закончиться. Я не могу жить так вечно.
Она и сама уже с некоторых пор так считает.
Возвращаясь к машине, я достал телефон, нашел в памяти номер своего шурина Огастеса Перри и набрал его.
Что-то явно не складывалось. Полиция разыскивала Клэр, а, если верить ее отцу, она никуда не пропадала. Не требовалось способностей Шерлока Холмса для умозаключения: Сэндерс мне солгал, скрыв нечто важное. У Клэр не могло не возникнуть неприятностей. Уж очень много усилий она приложила, чтобы перехитрить своего преследователя.
Был ли это полицейский? Или все же бывший парень?
А не сам ли отец?
Если не получилось добиться вразумительных ответов от него, логично было снова обратиться в полицию и выяснить, что заставило копов начать ее поиски. Но разговаривать мне хотелось не с Хейнсом или Бриндлом. Имело смысл сразу же добраться до самого верха. Хотя нельзя сказать, что Огги слишком охотно помогал мужу своей сестры. В душе он считал меня недалеким и безответственным.
Я отвечал ему взаимностью, придерживаясь такого же мнения о нем самом.
При этом мы ухитрялись сохранять внешне вполне приличные отношения во время большинства семейных торжеств. Но только до тех пор, пока разговор не касался политики, религии или другой чувствительной темы, где важно было непременно одержать верх в споре. Например, как быстрее всего добраться на автомобиле до Филадельфии, часто ли шел дождь на прошлой неделе или чья машина расходовала меньше бензина на сто миль пробега.
Однако по-настоящему мы сцепились с ним позапрошлым летом, когда устроили барбекю у себя на заднем дворе. Огги заявил тогда: если мы согласимся, что определенные расовые группы генетически обладают интеллектуальным превосходством над другими, а затем пойдем дальше и признаем интеллектуально ущербные расовые группы более склонными к нарушению закона, то оценка личности на основе расовой принадлежности вовсе не будет являться проявлением расизма, поскольку подкреплена фундаментальными научными данными.
– Хотелось бы взглянуть на такие данные, – заметил я.
– Взгляни, – сказал Огги. – Легко найдешь в Интернете.
– А поскольку это выложено в Интернете, то представляет собой, конечно же, истину в последней инстанции.
– Если данные действительно научные, то так и есть.
– А если я найду в Интернете сообщение, что, согласно последним научным исследованиям, ты обладаешь коэффициентом умственного развития на уровне ведра с ржавыми болтами, это тоже будет истинно? Потому что такая информация появится в Сети примерно через пять минут.
Его многострадальной жене Берил пришлось оттащить Огги, готового на меня наброситься.
И все же, если отвлечься от сложностей в личных отношениях, приходилось признавать, что он был отнюдь не плохим полицейским. Огги обладал развитыми инстинктами сыщика и завидной трудоспособностью. До того как стать шефом, вынужденно просиживавшим большую часть рабочего дня за письменным столом, он мог стучаться во все двери и днем, и ночью, а именно это требовалось, чтобы найти возможного свидетеля совершенного в городе преступления. Когда пять лет назад пропал восьмилетний мальчик, Огги покинул свой начальственный кабинет и шесть дней вместе с поисковыми группами прочесывал пешком окрестности, спал не больше часа в сутки, пока сам не обнаружил ребенка в подвале заброшенной фабрики, прежде производившей матрацы. Мальчишка провалился в дыру пола и не смог выбраться наружу. Огастес Перри умел к тому же превосходно вести допросы. Он знал, как получить у людей нужную информацию.
Но понимал я и правоту Берта Сэндерса. Мой шурин глубоко верил в собственную ускоренную систему свершения правосудия. К чему устраивать хлопотную возню в судах, чтобы заставить иногородних правонарушителей держаться подальше от Гриффона, если хороший удар коленом между ног приводил к тому же результату, только гораздо быстрее?
При этом подчиненные Перри проявляли осторожность. Они всегда прикрывали друг друга. Не устраивали никому «уроков хорошего поведения» при свидетелях. И если сами нарушали при этом закон, то делали это не без гордости, поскольку считали, что помогают улучшить жизнь в Гриффоне.
Я набрал номер сотового телефона Огги, а не домашнего. С мобильником он не расставался. После нескольких гудков включился режим автоответчика.
– Огги, это Кэл. Необходимо поговорить. Перезвони, как только услышишь мое сообщение.
Терять время в ожидании его ответа я не собирался. Мне предстояла еще одна попытка поймать Шона Скиллинга. С этим парнем я пока не закончил.
Я снова отправился к дому Скиллингов – просторному двухэтажному особняку с гаражом на три автомобиля и с тремя разными моделями «форда», припаркованными рядом, хотя ни одна из них не была «рейнджером», который водил сам Шон. Я оставил «хонду» за углом, вернулся немного назад пешком и с силой надавил пальцем на кнопку звонка.
Не потребовалось и десяти секунд, чтобы дверь открыла невысокая женщина с фарфоровой кожей и очень светлыми волосами в тон цвету лица. Она не воспользовалась макияжем, и потому могло показаться, что из нее полностью выкачали кровь.
– Добрый день.
– Миссис Скиллинг?
– Да, я Шейла Скиллинг.
– Кэл Уивер, частный детектив. – Я лишь на мгновение продемонстрировал ей свое удостоверение.
– Что вам угодно?
– Я по поводу Шона.
На ее лице отразилась тревога.
– Шона? С ним все в порядке? – Она повернула голову. – Адам! К нам полиция. Их интересует Шон.
Я не видел смысла поправлять ее.
– Что случилось? – донесся приглушенный крик мужчины.
Несколько секунд спустя открылась дверь, и из подвала вышел Адам Скиллинг. Быстрый подъем по ступенькам утомил его, и не удивительно: весил он по меньшей мере двести пятьдесят фунтов. У него было округлой формы лицо с покрасневшими сейчас щеками, усы и густые русые волосы.
– В чем дело? – снова спросил он, пытаясь отдышаться.
– Это по поводу Шона, – ответила Шейла. Они оба не сводили с меня глаз. – Он попал в аварию или что?
Я покачал головой:
– Скорее это можно охарактеризовать как инцидент.
– Боже милостивый! Какой инцидент?
Я перешел на официальный тон:
– В процессе исполнения своих профессиональных обязанностей я пытался получить у вашего сына определенную информацию, а один из его приятелей напал на меня. После чего они оба скрылись.
– Господи Иисусе! – воскликнул Адам. – Где же, черт побери, это произошло?
– Рядом с «Пэтчетсом».
– Вы полицейский? Не очень-то вы похожи на копа.
– Я – детектив. Частный детектив. Меня зовут Кэл Уивер. – Я снова любезно продемонстрировал свою лицензию. – Я бы не хотел вмешивать в дело полицию, но это будет во многом зависеть от того, окажете ли вы мне помощь. Как и сам Шон. – Я надеялся, что они не видят меня насквозь с той же легкостью, как Филлис Пирс. Я посмотрел им за спины, заглядывая в глубь комнат. – Он дома? Я не заметил на подъездной дорожке его пикапа.
– Он… Его нет, – ответила Шейла. – И я не знаю, где он.
Адам Скиллинг, успевший отдышаться, нащупал в кармане сотовый телефон и достал его.
– Я позвоню ему. Заставлю приехать сюда прямо сей…
– Не надо спешить, – прервал его я. – У меня есть несколько вопросов и к вам. Может, многое удастся прояснить и сгладить еще до того, как вы вызовете сына домой.
– Кто напал на вас?
– Не знаю. Меня ударили сзади.
– Но это ведь не Шон ударил вас? – уточнила Шейла.
– Нет, и, думаю, этот факт поможет мирно уладить конфликт, – сказал я. – Позволите войти?
Хозяева проводили меня в гостиную и жестом предложили расположиться на диване, а сами заняли стулья, стоявшие напротив.
– Анна здесь? – поинтересовался я.
Вопрос застал их врасплох.
– Анна Родомски? – переспросила Шейла Скиллинг.
– А есть еще одна Анна? – вопросом на вопрос ответил я.
– Нет, разумеется, нет. Но и она сейчас отсутствует. Думаю… То есть весьма вероятно, что она с Шоном. У Анны тоже возникли какие-то неприятности?
– Говорил же я тебе, что эта девица не доведет его до добра, – произнес Адам Скиллинг. – Говорил, будешь отрицать?
– Она живет здесь? – осведомился я.
Мать Шона теперь густо покраснела.
– Знаю, это неприлично, и все такое, но да, чуть ли не каждую вторую ночь она проводит здесь с…
– Девушка ночует у нас гораздо чаще, чем у себя дома, – перебил ее Адам Скиллинг. – Это никуда не годится. И она плохо влияет на сына. Иногда разгуливает по нашему дому в одном нижнем белье, словно в своих владениях.
Шейла стрельнула в него взглядом.
– Она просто ходит в ванную. Тебе не обязательно на это пялиться.
Щеки ее мужа снова зарделись.
– И вообще, – продолжала она, – прошлой ночью ее здесь не было. Я знаю наверняка. Думаю, они оба… Видимо, спали в другом месте, потому что даже сам Шон дома вчера не появился.
– Никогда не знаешь, где их черти носят, – сказал Адам с надутым видом. – С них нельзя сводить глаз ни на минуту.
Шейла бросила на него еще один взгляд, и на этот раз Адама, кажется, проняло. Он выдохнул, поник и стал как будто ниже ростом.
– Я лишь хочу сказать, что они отнимают у нас годы жизни, заставляя нервничать.
Меня же встревожило сообщение Шейлы, что Анна не ночевала у них, поскольку, по словам ее родителей, она и дома не ночевала за последние сутки.
– Когда вы видели Анну в последний раз? – спросил я.
– Вчера, – ответила Шейла. – Где-то ближе к ужину, верно? – Она посмотрела на мужа, но тот лишь пожал плечами. – Я вот только никак не пойму, вы здесь из-за Шона или Анны? Уж не Анна ли вас ударила?
– Уверен, что нет, – сказал я. – Но я здесь по поводу и Шона, и Анны. А еще Клэр Сэндерс.
– О, Клэр! Мы с ней знакомы, – отозвалась Шейла. – Хорошо знакомы, так ведь? – обратилась она к Адаму.
– Как и с ее отцом, – устало подтвердил он.
– Я собирался расспросить вашего сына именно о ней, когда меня ударили, – объяснил я. – Я должен разыскать Клэр, и есть основания предполагать, что Шон и Анна знают, где она.
– Зачем вам понадобилось разыскивать Клэр? – поинтересовался Адам.
Я оставил вопрос без ответа.
– Думаю, Анна знает ее местонахождение, и я надеялся, что Шон поможет мне с ней связаться. Шон тоже ищет Клэр. Он наводил о ней справки в «Пэтчетсе». Шон, вероятно, думает, что я представляю для него опасность, но это не так. Меня интересуют лишь поиски Клэр. Если он мне в этом поможет, я могу спустить все остальное на тормозах.
– Вы разговаривали с Бертом? – спросил Адам.
Стало быть, они с мэром обращаются друг к другу просто по имени, невольно отметил я.
– Да. – Я посмотрел на сотовый телефон в руке хозяина. – Вот теперь самое время попросить Шона приехать домой. Только не упоминайте о моем присутствии.
Адам не сразу решился, но потом сделал звонок. Телефон Шона дал три или четыре гудка, после чего отец заговорил:
– Привет! Ты где? Что значит просто так катаешься? Где ты катаешься? Хорошо, послушай, мне все равно, куда тебя сейчас занесло… Просто тащи свою задницу домой pronto[91]… Узнаешь, когда приедешь… Если через пять минут тебя здесь не будет, можешь забыть о разрешении пользоваться «рейнджером». В моем магазине как раз есть пятнадцатилетний «сивик». Он тебе подойдет в самый раз… Понял? Отлично. Через пять минут.
Он дал отбой и посмотрел на меня:
– Я, наверное, много грешил в прошлой жизни, чтобы заслужить теперь такого сына.
Парень приехал ровно через четыре минуты. Свет фар ударил в окно гостиной и скользнул по ее стенам. Секундой позже хлопнула дверь пикапа. Еще через две секунды Шон Скиллинг ворвался в дом, как сорвавшийся с тормозов поезд. Но тормоза тут же сработали, стоило ему только увидеть меня, сидевшего в гостиной.
Казалось, он готов был развернуться и бежать, но отец вскочил на ноги и заорал:
– Стоять! И думать не смей о бегстве, мистер!
Шон окаменел. Однако в его глазах читалось желание рвануть прочь из дома.
– Заходи в гостиную, адское отродье, – продолжал Адам. – Заходи сюда и садись! – Он указал на стул, с которого только что поднялся.
Шон двинулся осторожно, словно в любой момент ожидая, что отец на него набросится, не дав даже сесть. Впрочем, до стула ему удалось добраться без помех. Адам остался на ногах, меряя шагами комнату, как боксер, разминающийся перед ударом гонга.
– Какого хрена ты творишь? – спросил он чуть погодя.
Шон бросил на него быстрый взгляд.
– Понятия не имею, о чем ты.
До известной степени это было правдой. Он понятия не имел, приехал я сюда из-за Анны, из-за Клэр или из-за приятеля, огревшего меня по голове. Несомненно, к концу вечера мы бы разобрались с каждым из этих пунктов, но Адам Скиллинг ясно дал понять, что хочет сразу же прояснить третий вопрос.
– Кто ударил его? – поинтересовался он. – Кто ударил этого человека? Мне нужно знать имя.
– Я его не бил. И пальцем не тронул, – ответил его сын.
– Но ты видел, как его ударили, верно?
– Не знаю. Может быть…
– Отвечай «да» или «нет». Ты видел, как его ударили, или нет?
– Адам… – робко попыталась вмешаться Шейла.
– Здесь сейчас говорю только я, Шейла. Да или нет?
– Да, я видел, как его ударили. Но было темно.
– О, прекрати водить меня за нос! – воскликнул Адам Скиллинг. – Сколько света тебе было нужно, чтобы разглядеть его, если вы сбежали оттуда вместе? А если бы мистер Уивер потерял сознание? А вдруг он получил бы повреждение мозга или что-то в этом роде? Ты хочешь, чтобы на тебя завели уголовное дело? Открыли досье в полиции? Этого ты добиваешься? Я спрашиваю еще раз, кто ударил…
– Мистер Скиллинг, – твердо перебил его я.
Адам резко развернулся и рассеянно посмотрел на меня, словно только что вспомнил о моем присутствии, хотя его вопросы касались меня самым непосредственным образом.
– Что?
– Мы сможем выяснить, кто напал на меня, позже, – сказал я.
– Господи Иисусе, я всего лишь пытаюсь помочь вам!
– Я знаю и очень это ценю. – Я обратился к Шону, который испытывал нескрываемое облегчение: – На случай, если ты не запомнил: я – Кэл Уивер, частный детектив.
– Я вас знаю.
– Кажется, ты не понял, чего я от тебя хотел, когда встретил в «Пэтчетсе». Мне нужно разыскать Клэр, и, думаю, Анна может в этом помочь.
– Я сам не знаю, где Клэр. – Он быстро взглянул на своих родителей. – Богом клянусь!
– А почему ты ищешь Клэр? – спросила Шейла. – С ней что-то случилось? Она пропала?
Шон уперся взглядом в ковер и покачал головой.
– Вроде того.
– Что значит «вроде того»? – задал вопрос я.
– Значит, да, она скрылась, но не пропала. Ее просто пока нет здесь.
– Ты знаешь, где она?
– Клянусь, я понятия не имею об этом, мать вашу!
Адам с силой шлепнул сына по щеке:
– Не смей распускать свой грязный язык!
Шон поморщился, но не издал ни стона. Похоже, ему было не привыкать к оплеухам от отца.
– Анна знает, где сейчас Клэр? – поинтересовался я.
Шон колебался с ответом, прикусив нижнюю губу.
– Мне это неизвестно. Может знать. Они с Клэр вместе провернули свой трюк.
– Тогда нам необходимо поговорить с Анной.
Шон промолчал.
– Где Анна, Шон? – спросил я.
– Я не знаю.
– Как же так? – вскинулась Шейла. – Она же практически приклеена к тебе. Анна вернулась в дом своих родителей?
– Все может быть. Но не думаю.
Шейла погрустнела:
– О нет! Неужели вы с ней расстались?
– Это стало бы для меня первой хорошей новостью за долгое время, – вставил Адам.
– Вовсе нет! – с жаром ответил Шон. – Мы и не думали расставаться.
В его словах мне почудилось нечто большее, чем возможная размолвка между влюбленными.
– Шон, Анна и Клэр уехали куда-то вместе?
– Не знаю. Я и сам начал волноваться. Штука в том, что я не разыскивал Клэр в «Пэтчетсе».
– Не лги нам, – сказал Адам. – Мистер Уивер говорит, что видел тебя там, а когда захотел поговорить с тобой, кто-то ударил его по голове.
– Да, я там был, все верно. Признаю, я заходил в «Пэтчетс». Но искал не Клэр.
Я кивнул, уловив смысл его слов.
– Ты расспрашивал, не видел ли кто-нибудь Анну.
Шон посмотрел на меня, и на его глаза навернулись слезы.
– Я не знаю, где она. Она не отвечает на звонки по телефону. Игнорирует мои эсэмэски.
– Попробуй позвонить ей сейчас, – предложил я.
– Я пытался всего лишь…
– Набери ее номер еще раз и дай мне трубку.
Шон подчинился.
Нажав на имя Анны в списке контактов, он передал мне телефон, и я приложил его к уху.
Раздались восемь гудков, прежде чем включилась голосовая почта.
«Это Анна! – донесся веселый голосок. – Оставьте! Мне! Сообщение!»
Я нажал отбой. Значит, ее телефон работал и находился в Сети.
– На сотовом Анны установлена опция отслеживания местонахождения владельца?
– Нет, – покачал головой Шон.
– Но если телефон в Сети, это значит, что мы все равно сумеем связаться с ее оператором связи и установить, где он.
– Где она, – поправил меня Шон.
– Анна, возможно, потеряла телефон, где-нибудь оставила. Его даже могли украсть, – пояснил я. – Наверное, поэтому она и не отвечает. – Я вернул ему трубку и спросил: – Ты знаешь, почему я здесь, Шон?
Он окинул меня взглядом, означавшим «Само собой».
– В «Пэтчетсе» вы сказали, что разыскиваете Клэр.
– Правильно. Но знаешь ли ты, почему этим занимаюсь именно я, а не кто-то другой?
Шона озадачил мой вопрос:
– Думаю… Нет, не уверен, что знаю.
– Ты был в курсе планов Клэр и Анны?
– Можно сказать, до известной степени, – ответил он.
– Это ведь тебе следовало подвезти Клэр? Тебя она ждала перед «Пэтчетсом»?
Мне все представлялось логичным. Ясно, что Клэр и Анне для их трюка нужен был кто-то еще. Клэр ждала водителя, который так и не приехал. А поскольку Анна принимала во всем участие, легко предположить, что и ее дружок тоже оказался замешан. Ведь соседка Берта Сэндерса видела, как накануне вечером Клэр уехала из дома на пикапе, который вполне мог принадлежать Шону.
Поскольку парень не ответил на мой вопрос, я задал другой:
– Когда именно ты в последний раз виделся с Анной?
– Прошлым вечером, – сказал он. – Примерно в половине десятого или в десять. Около того.
– Где?
– Я… Я высадил ее у «Иггиза».
– Хорошо. Что было дальше?
– Я стал крутить по округе. Ну, знаете, просто ездить без особой цели.
– Тебе нужно было убить время.
– Типа того. Но затем меня задержали полицейские.
– Что? – воскликнул Адам, и на его лице явственно проступила мысль: «Неужели неприятностям конца не будет?» – Почему?
– Я проехал на знак обязательной остановки. То есть не совсем проехал. Просто не выполнил все предписания правил. Вроде как остановился, но машина еще немного прокатилась вперед. Я почти остановился. Но тут откуда ни возьмись появился патрульный автомобиль из Гриффона. Они врубили сирену, заставили меня прижаться к обочине. – Шон возмущенно покачал головой. – Вы же знаете, какие в этом городе копы. Цепляются к любой мелочи, а особенно если ты несовершеннолетний не из наших краев или у тебя, как у Денниса, цвет кожи не такой белый, как у прочих.
Адам ненадолго зажмурился. Может, подумал, что если прищуриться посильнее, то когда снова откроет глаза, мы все исчезнем.
– И они продержали меня там целую вечность, пробивая номера по компьютеру, проверяя мои права, однако все оказалось чисто. В конце концов один из копов прочитал мне нотацию, предупредив об обязательной полной остановке перед таким знаком.
– И никакого штрафа? – спросила Шейла.
– Никакого штрафа, – подтвердил сын и улыбнулся, явно довольный, что хотя бы что-то у него сложилось удачно.
Мне же его рассказ помог заполнить одно из пустовавших мест в картине-головоломке. Вот почему Шон не успел приехать к «Пэтчетсу», чтобы забрать Клэр и доставить в «Иггиз», где ждала Анна.
– Ты кому-нибудь успел позвонить, пока полицейские проверяли твои права? – спросил я.
Его, казалось, удивил мой вопрос.
– Да.
– Чтобы предупредить, что сильно опоздаешь или вообще не успеешь?
В глазах Шона мелькнула догадка: он начал понимать произошедшее. Что я стал ему заменой. Он позвонил Клэр сказать о задержке, а она сообщила о пойманной попутке.
– Я в полном недоумении, – произнесла Шейла. – О чем вы сейчас говорите?
– Как ты поступил потом, Шон? – спросил я.
– Я не знал… Не понимал, что делать. Решил просто ждать.
– Ждать чего?
– Наверное, звонка. Она должна была позвонить и сказать, что все прошло… хорошо.
Снова вмешалась Шейла:
– Я все никак не возьму в толк…
Я поднял руку, жестом попросив ее замолчать. У нас только-только стало что-то проясняться.
– И тебе позвонили? – продолжил я.
Нежданная слеза пробежала вдруг по щеке Шона. Он кивнул:
– Да.
– Кто позвонил?
– Анна.
– Что она сказала?
– Она говорила очень торопливо. Сказала, что дела пошли хре… – Шон бросил быстрый взгляд на отца. – Словом, все очень запуталось, но в итоге вроде бы закончилось нормально. Они совершили подмену, хотя сама Анна и натерпелась страха.
– Подмену? – изумился Адам, и я снова поднял руку.
– От чего она натерпелась страха? – спросил я.
– Сказала, что удрала из машины какого-то типа чуть ли не на ходу и насквозь промокла под дождем, ее нужно было забрать и куда-нибудь отвезти. И еще она очень тревожилась.
– Ты рассказал, как встречался с Анной раньше, но разве потом ты за ней не приехал? Полиция ведь больше тебя не задерживала, так?
– Да, я и собирался за ней заехать. Анна как раз хотела сообщить, где находится. А потом вдруг говорит… Извини, папа, но это ее дословная фраза: «Вот дерьмо! Они уже здесь».
– Кто «они»? Те же люди, от которых сбежала Клэр?
– Не знаю.
– Что еще успела сказать Анна?
– Больше ничего. Звонок оборвался. И я так и не узнал, где должен был ее искать.
Зато знал я.
– Нам с Шоном необходимо уехать, – заявил я Скиллингам.
– Зачем? – спросила его мать, когда мы все поднялись.
– Нужно срочно попытаться разыскать Анну, верно, Шон? – обратился я к нему.
Шон кивнул:
– Верно.
– Будем считать, что я ничего не знаю, – сказал Адам.
– Я очень признателен вашему сыну за помощь. Как и вам самим, – произнес я. – Учитывая это, о другом деле можно забыть.
Его родители призадумались. Шейла заговорила первой:
– Ты должен помочь мистеру Уиверу всем, чем сможешь, Шон.
– Согласен, – добавил Адам. – Непременно сделай это.
Когда же мы с ее сыном уже подошли к двери, Шейла попросила:
– Только, пожалуйста, возвращайся домой не слишком поздно.
Можно подумать, мы собирались в кино.
Оказавшись снаружи, я сообщил:
– Моя машина припаркована за углом.
Мы молча прошли туда. Я щелкнул кнопкой дистанционного управления, и мы сели в салон «хонды».
– Куда отправимся? – поинтересовался Шон, перетягивая через плечо ремень безопасности.
– Это я подвозил Клэр вчера вечером, когда ты не смог вовремя добраться до «Пэтчетса», – объяснил я.
– Я уже понял, но почему она позвонила именно вам?
– Она не звонила. Я оказался в нужном месте в нужное время. – Или не в том месте и не в то время – как посмотреть. – Просто проезжал мимо. Клэр стояла там, дожидаясь тебя, а когда ты позвонил и сказал, что не успеваешь, постучала в окно моей машины и попросила подвезти. Я хотел отказать, но Клэр узнала меня. Она была знакома с моим сыном Скоттом. И тогда пришлось согласиться.
– Если бы меня не остановили, – проговорил Шон, – я приехал бы вовремя. Этот тупой коп задержал меня надолго и без особой причины!
Я включил зажигание, развернулся и сразу дал газу.
– Вот именно. Теперь я хочу прикинуть, как все произошло. Ты привез Клэр в «Пэтчетс». Затем заехал за Анной и доставил ее в «Иггиз», чтобы она там дождалась Клэр.
– Точно. Мы решили, что никто не последует за мной после того, как я высадил Клэр. Они останутся наблюдать за «Пэтчетсом».
– Хорошо. Значит, потом, оставив Анну, ты должен был вернуться обратно за Клэр и отвезти ее в «Иггиз». Там они совершили бы подмену, Анна надела бы парик и села в твою машину под видом Клэр. Пока я все излагаю верно?
– Да, все точно, – ответил Шон, глядя перед собой.
– Анне удалось обмануть меня ровно на минуту, но, думаю, это не имело значения, потому что на самом деле перехитрить они стремились вовсе не случайного водителя. И вот что я хотел бы выяснить, Шон.
Он бросил на меня взгляд.
– Кто так навязчиво преследовал Клэр, если вынудил прибегнуть к подобным ухищрениям для побега? И кто подобрал ее после того, как Анна подменила ее в моей машине?
Он покачал головой:
– Не знаю.
– Ты лжешь.
– Честное слово, чувак, я вообще не представляю, какого черта им все это понадобилось. – Адама сейчас не было рядом, чтобы влепить парню затрещину, а я не собирался этого делать. Мне, может, и хотелось бы, но не за его грубые выражения.
– Ты просто так согласился им помочь, не понимая, что на самом деле происходит?
– Клэр ничего мне не рассказывала. Мы с ней… У нас вообще слегка испортились отношения с тех пор, как она бросила моего друга и… – Шон резко замолчал.
– Твоего друга? – переспросил я.
– Да, – отозвался он. – У меня есть друг, с которым она одно время гуляла, но потом ушла к другому парню.
– Как фамилия твоего друга?
– Это не имеет значения.
– Не он ли огрел меня по голове?
Шон настороженно посмотрел на меня.
– Он не хотел бить вас так сильно. Но ему показалось, что вы всерьез на меня напали. Защитить – вот и все, к чему он стремился.
– Ладно, – сказал я. – Я ведь могу вернуться и узнать у твоих стариков, кого из твоих приятелей недавно бросила Клэр Сэндерс. Как думаешь, много времени мне потребуется, чтобы выяснить имя?
Казалось, Шон уже готов сдаться.
– Вы собираетесь выдвинуть против него обвинение?
– Нет, – ответил я.
– Засунете в багажник и все такое?
Я быстро посмотрел на Шона, а потом перевел взгляд снова на дорогу.
– Нет. Ничего подобного я с ним не сделаю.
– Его зовут Роман.
– Роман? – переспросил я. – Роман Рэвелсон? Сын владельцев мебельного магазина?
– Он самый.
– А он не староват для Клэр? – Я знал, что Роману уже исполнился двадцать один год.
– Возможно, – сказал Шон. – Только она его все равно бросила. Зато теперь сама узнала, каково такое пережить, и, может, еще вернется к нему, хотя у меня есть по этому поводу большие сомнения.
– Неужели ее тоже кто-то бросил? – поинтересовался я.
– Клэр стала встречаться с другим парнем. С Деннисом. Не знаю, откуда он, но точно нездешний. Приехал сюда поработать на лето. И у них вспыхнула эдакая неземная любовь. А потом, как подозреваю, его потянуло домой, и он вернулся в родные края. Клэр была типа безутешна. И, по-моему, страдания пришлись ей очень даже к лицу.
Я вспомнил, что уже слышал упомянутое имя чуть раньше.
– Деннис – тот самый чернокожий паренек, о котором ты говорил?
– А?
– Когда объяснял родителям, как тебя остановили, ты сказал, что наши копы особенно придираются к несовершеннолетним, иногородним и к людям вроде Денниса, чья кожа не такая белая, как у всех остальных в наших краях.
– Ах да. Он действительно чернокожий. – Шон пожал плечами. – Наш город все еще как бы только для белых, понимаете? Само по себе это неплохо, но у нас есть такие типы, которых бесит появление здесь черных.
В этом Шон не ошибался.
– Значит, хотя ты и злился на Клэр, все равно согласился помочь с этим вчерашним трюком?
– Анна меня попросила, и я согласился. Она сказала, что к Клэр типа пристают, или даже преследуют, и ей нужно помочь сбежать.
– От кого же она бежала? От Романа?
– Не знаю. То есть, конечно, Роману хотелось поговорить с Клэр о том, почему она его бросила. Заслуживает же парень хотя бы какого-то объяснения, разве нет? А она не отвечала на его звонки, а потом перестала реагировать даже на эсэмэски – когда он типа пересек черту приличия.
– Как он мог пересечь границы приличия, отправляя ей эсэмэски?
– Не стоило мне вообще упоминать об этом. Давай забудем, и все.
– Шон!
– Ладно. Вы же знаете, что по сотовому можно послать не только текст, верно? Фотоснимки тоже.
– Разумеется, знаю.
– Так вот, после того как Клэр порвала с Романом, он отправил ей фотку того, чего ей теперь будет сильно не хватать.
Я понял, о чем речь.
– Ты хочешь сказать, что он послал ей снимок собственного члена?
Шон пожал плечами:
– Ну да. Вроде того.
– И, как я догадываюсь, отнюдь не в лежачем состоянии.
– Послушайте, здесь нет ничего такого. Все это делают. Отправляют друг другу свои сугубо интимные фото. Но Клэр его шутка очень разозлила. Тем более что они тогда уже расстались.
– Деннис знал о том, какого рода снимки Роман посылал Клэр?
– Не думаю. Он, наверное, убил бы его, если бы узнал. – Шон махнул рукой, будто хотел разогнать неприятный запах в воздухе. – Но, как бы там ни было, Клэр пыталась скрыться вовсе не от Романа. Сами прикиньте. Анна не стала бы обращаться ко мне за помощью, если бы дело касалось моего хорошего друга. Это было бы странно с ее стороны.
– Таким образом, ты понятия не имеешь, кто ее преследовал?
Он облизнул губы.
– Клянусь, никакие подробности мне не известны. Анна говорила, что Клэр даже ей не сообщила ничего конкретного о происходившем.
– Это могла быть полиция?
– Как уже сказал, я ничего не знаю. Обо всем этом вам лучше расспросить Анну. Мне предназначалась всего лишь роль шофера, разве не ясно?
– Как насчет отца Клэр?
– А он-то здесь при чем?
– Может, именно из-под его надзора она стремилась сбежать?
Шон отозвался не сразу.
– А куда мы вообще сейчас едем?
– Туда, где я высадил Анну. Ты не ответил на мой вопрос. Могла Клэр скрыться от собственного отца?
– Неужели вы думаете, что это он организовал ее преследование?
– Вот ты мне и скажи. Какие отношения сложились у Клэр с отцом? Они ладят между собой?
– По-моему, там все в полном порядке. Она живет с ним, а не с матерью, и, думаю, это само по себе многое говорит об их отношениях. Клэр не хотела уезжать в Канаду и расставаться со своими друзьями, которых у нее немало. Новый муж ее матери еще более странный тип, чем мистер Сэндерс, а потому она, вероятно, решила, что ей лучше остаться с отцом.
– А что странного в Берте Сэндерсе?
– Да ходят тут слухи.
– Какие слухи? – заинтересовался я.
– Не поручусь за точность. Просто болтают, что даже почтенный возраст не мешает мэру вести активную жизнь. Где уж ему найти время, чтобы еще успевать следить за Клэр?
– Ты говоришь о женщинах? У него много связей с разными дамами?
– Да. То есть сама Клэр рассказывает, какой он достойный и правильный человек, верно поступает в различных ситуациях, умеет отличать хорошее от плохого и тому подобное. Взять, например, его конфликт с полицией, в котором лично я, между прочим, полностью его поддерживаю. Но если дело доходит до амурных делишек, тут он не промах. Клэр от этого даже неловко. Анна как-то рассказала… Хотя мне, наверное, не следует особо распускать язык.
Я ждал.
– Представьте, однажды Клэр вернулась из школы посреди учебного дня. Кажется, плохо себя почувствовала. И застала дома отца в компании женщины. Они сидели прямо в гостиной, и ее голова находилась у него между ног. – Шон бросил на меня взгляд. – Вы же понимаете, что я имею в виду?
– Понимаю. Кем была та женщина?
– Черт, если бы я знал. Не могу даже сказать, узнала ли ее Клэр. Но она лишь взглянула на происходившее, на спущенные брюки папаши… – Он оборвал сам себя. – Извините, дурацкая шутка. Она увидела это, развернулась и убежала.
– Клэр боится отца?
Шон снова выразительно посмотрел на меня:
– А кто из нас не боится своих отцов? Да и матерей, кстати, тоже многие побаиваются.
На мгновение течение моих мыслей сбилось. Интересно, боялся ли Скотт меня? Или Донны? Мне оказалось трудно в это поверить. Мы считали себя хорошими родителями.
За исключением тех случаев, когда мы ими не были.
– Да, но есть один страх и есть совсем другой страх, – сказал я. – Ты можешь опасаться, что твои родители узнают о твоих поступках, которых не одобряют. И если так произойдет, последует наказание. Они могут запретить тебе какое-то время выходить по вечерам из дома, лишат водительских привилегий, пересадив на старый «сивик» вместо новенького пикапа. Так происходит со всеми детьми. Однако есть родители, способные зайти слишком далеко. Перейти черту дозволенного. Понимаешь, о чем я?
– Понимаю.
– Отец Клэр подобной черты не переступил?
– Вот теперь мне не совсем ясно, – признал Шон. – Вы имеете в виду, бил ли он ее или что-то в этом роде?
– Ты должен сам знать.
– Не думаю. Никогда не видел ее с синяками или ссадинами.
– А что по поводу насилия иного рода?
Шон скорчил гримасу, словно съел что-то гнилое. Потом решительно покачал головой:
– Не может быть. То есть я в это не верю. – Он сделал паузу. – Если на то пошло, отец слишком любит Клэр и заботится о ней. Такая забота часто только осложняет жизнь, скажу честно.
– Твои родители тоже слишком заботятся о тебе? – спросил я.
– Да, и мне порой хочется поменьше внимания с их стороны. Папа вечно следит за мной, бесится из-за Анны и всего прочего, а вот ее предкам почти нет дела до того, чем занимается дочь. Ей в этом смысле повезло.
Так вот, значит, в чем заключалось везение для молодежи. Им нужны были родители, которым все до лампочки. Но, насколько я припоминал, родителей Анны тоже все-таки что-то тревожило. Бизнес, который она затеяла с Шоном. По их мнению, это могло закончиться для нее крупными неприятностями.
– У тебя с Анной есть какие-то общие дела на стороне, – произнес я с утвердительной интонацией. – Вы на чем-то с ней зарабатываете.
У него даже дернулась голова. Я попал в яблочко.
– Что?
– На чем вы делаете деньги? – Я сразу же подумал о Скотте. – Что-то продаете? Уж не наркотики ли?
– Господи, нет, конечно!
– Но вы чем-то занимаетесь. Ее родители упомянули о ваших совместных делах.
– Это полная ерунда. Так, мелочовка. Мы… Послушайте, так поступают почти все.
– Поступают как?
– Выпивка, – ответил Шон. – Здесь это не считается чем-то необычным. К примеру, все знают, что тебе нальют в «Пэтчетсе», если только ты не выглядишь на двенадцать лет. Но далеко не всем охота там светиться. Иногда, знаете ли, хочется повеселиться дома или еще где-то.
– Когда родителей нет дома, разумеется.
Он лукаво посмотрел на меня:
– А как же иначе?
– Так в чем заключается ваша с Анной роль?
Шон глубоко вздохнул:
– Вижу, от вас никак не отвязаться, да?
– Что-то происходит, Шон. И это касается Клэр. Я пока не знаю сути, но если ты ответишь на вопросы, то очень мне поможешь. Я не хочу создавать тебе проблемы, мне просто нужно разыскать Клэр.
– Наши с Анной дела не имеют к Клэр никакого отношения.
– Почему бы тебе не дать возможность мне самому решить, имеют или нет?
Шон снова вздохнул и сказал:
– Ладно. Мы добываем выпивку, нужную ребятам, и доставляем им ее.
– Ты и Анна. На твоем «рейнджере»?
– Да.
– Только друзьям?
– Нет. Всем желающим. Слухами земля полнится. Народ узнает пару телефонных номеров, по которым можно позвонить. Нам говорят, что требуется – вискарь там, водка или пиво, а мы привозим.
– С наценкой?
– Ну да. Мы же не можем делать это и не иметь никакого навара.
– Где вы берете пойло? Вы с Анной еще недостаточно взрослые, чтобы делать официальные оптовые закупки спиртного.
Шон плотно сжал губы.
– Позволь высказать предположение, – сказал я. – Вам нужен некто, кому уже исполнился двадцать один год и кто может покупать все на законных основаниях. Роман.
Шон посмотрел на меня. Никаких признаний не требовалось. Все читалось в его глазах.
– Роман получает свою долю ваших с Анной заработков?
Шон кивнул.
– Вы работаете только в Гриффоне? – спросил я.
Он покачал головой:
– Мы типа обслуживаем всю округу. Льюистон, Ниагара-Фолс, Локпорт. Если заказы достаточно крупные. Сами знаете, прежде было куда легче отправиться выпить в Канаду. Но теперь для пересечения границы нужен паспорт, а потому стало еще больше подростков, желающих купить спиртное по эту сторону. Рынок расширяется, спрос растет.
– Сколько вы зарабатываете?
– Обычно мы занимаемся этим только по субботам. Иногда вечерами по пятницам. Доходит до пары сотен баксов.
Я улыбнулся. Деловая хватка, ничего не скажешь. Но и рискованное предприятие. Им приходится заезжать в совершенно незнакомые районы на пикапе с полным бутылок кузовом и приличной суммой наличных в кармане. Не слишком-то и умно, если принять во внимание все это.
С минуту мы ехали в молчании. Затем я заговорил:
– У меня остался к тебе последний вопрос. Он не касается Анны, Клэр и вашего бизнеса.
Шон настороженно ждал продолжения.
– В «Пэтчетсе», когда я представился, ты спросил, уж не отец ли я Скотта, а потом сразу же поспешил заявить, что ничего не знаешь о случившемся с ним.
– Действительно не знаю.
– Но я даже не успел задать вопроса об этом. Ты почему-то решил ответить на него заранее и побыстрее.
Он еще недолго помолчал и сказал:
– Есть у меня еще один приятель. Лен Эглтон. Может, вы знаете его?
Теперь промолчал я.
– Лен рассказывал, как однажды вечером к нему пришел один чувак и заявил, что хочет выяснить, кто продал его сыну «экс». До него дошли слухи, будто Лен торговал этой штукой, хотя, насколько мне известно, Лен не имел к ней никакого отношения. Сбывал с рук травку, но не более того.
Я помалкивал.
– Лен так ему и ответил. Мол, он никогда не давал и не продавал сыну этого чувака никакого «экса». Тот сказал: хорошо, если Лен этим не занимается, то, может, знает того, кто промышляет такой наркотой. Лен сообщил, что понятия не имеет, и тогда чувак выдал: наверное, Лену требуется время подумать над правильным ответом? Сгреб его и засунул в багажник собственной машины. А Лен страдает клаустрофобией. Он там чуть концы не отдал. Мужчина выпустил его наружу и, кажется, поверил, что Лен в самом деле не знает, кто снабдил его сынишку «эксом». Но он предупредил Лена. Если тот кому-нибудь расскажет о его визите, пройдет слушок, что Лен все-таки выдал нужное имя. Мой приятель едва не обделался от страха и потому ничего не рассказал ни родителям, ни полиции и вообще никому, кроме меня и еще пары друзей.
Теперь в машине воцарилась полная тишина.
– Вот почему, – продолжал Шон, – когда я вас встретил, то сразу заявил, что ничего не знаю. Как-то не хотелось разделить участь Лена, оказавшись запертым в багажнике. И Роман ударил вас по той же причине. Он пытался прикрыть мою задницу.
Я посмотрел на него несколько удивленно, но опять промолчал. Свернул на обочину дороги, остановил машину и перевел рычаг коробки передач в режим парковки.
– Вот мы и на месте, – сообщил я. – Здесь я высадил тогда Анну.
Мы оба вышли из машины и недолго постояли в прохладе вечернего воздуха. Дождь, ливший двадцать четыре часа назад, давно прекратился. Доносился отдаленный шум транспорта с шоссе, а порой мимо нас проезжал редкий автомобиль. Но в целом было вполне спокойно.
Совсем рядом с нами на перекрестке переключился сигнал светофора. Все коммерческие предприятия уже закрылись, и лишь в немногих зажатых между ними жилых домах в окнах горел свет.
– Вы ее выпустили из автомобиля здесь? – спросил Шон. – В таком глухом районе?
– Анна пыталась выпрыгнуть на ходу, пока я еще ехал. Мне пришлось остановиться. Не мог же я удерживать ее насильно? – Я старался убедить в своей правоте не только Шона, но и себя.
– Все равно глупо было так поступать, – сказал он.
Я обошел машину сзади и с помощью кнопки дистанционного управления открыл багажник. Шон резко повернулся ко мне с перекошенным лицом.
– Не волнуйся, мне просто нужно достать фонарик, – пояснил я и вынул тяжелый и мощный «Мэглайт», хранившийся среди прочих моих профессиональных принадлежностей. Таких, например, как оранжевый защитный шлем строителя, в котором удавалось пройти куда угодно, стоило только надеть его на голову, а также портативный компьютер с миниатюрным принтером и даже кевларовый бронежилет, оставшийся после службы в полиции, хотя я с тех пор ни разу им не воспользовался. Захлопнув багажник, я вернулся к Шону и включил фонарик. – Выпрыгнув из машины, – произнес я, – она побежала вон в ту сторону.
– Зачем мы сейчас приехали сюда? – спросил он. – Мне все это кажется совершенно бессмысленным.
– Отсюда Анна позвонила тебе. Прежде чем исчезнуть, она показала мне сотовый телефон, и я понял ее жест как объяснение: она собирается набрать чей-то номер и попросить, чтобы за ней заехали.
– Все так, – подтвердил Шон.
– Позвонила Анна тебе. И ее прервали. Сейчас все выглядит так, что ты стал последним, с кем она разговаривала. И было это где-то здесь. А потому я хочу осмотреть местность. Вот там кусты, куда она бросила свой парик.
Я направил луч фонарика на заросли. Прошелся сначала снизу, а потом стал освещать все выше на случай, если парик не упал в траву, а зацепился за ветку.
– Вот! – воскликнул я.
Мы подошли ближе. Я наклонился, привстал на колено и поднял парик поначалу очень осторожно, словно тельце раздавленного на дороге зверька.
– Как, по-твоему, это похоже на парик? – спросил я.
– Думаю, что да, – ответил Шон.
– Я тоже так думаю. Много париков обычно валяется у обочины дороги?
– Едва ли.
Я поднялся, услышав при этом, как хрустнул мой коленный сустав. Вернувшись к машине, я отпер ее и разложил парик на заднем сиденье.
– Давай теперь направимся в ту сторону, – предложил я, указывая на угол. – Там она свернула направо.
Я продолжал освещать лучом обочину, толком не зная, что именно ищу, если вообще ищу что-либо. Но это казалось наиболее подходящим образом действий для сыщика. Когда мы добрались до угла, я заметил, что уходившая вправо улица тянулась всего на сотню ярдов, а затем пролегала по короткому мосту. Сразу за поворотом, справа от нас, располагался странный дом, выглядевший так, словно его кое-как восстановили после разрушительного урагана. Доски обшивки крепились вкривь и вкось, карнизы держались на честном слове. Но и здесь присутствовала жизнь. Трое человек пристроились на просевшем крыльце, попивая пиво и сидя на том, что в прошлом тысячелетии могло сойти за кресла из гостиной, потерявшие сейчас часть набивки сквозь прорехи в коже.
– Привет! – поздоровался я, когда мы подошли к фасаду дома.
Троица состояла из двух полноватых женщин и тощего бородатого мужчины, разместившегося между ними. Всем было уже за шестьдесят, как мне показалось издали, что не мешало им накачиваться пенистой жидкостью на прохладном ветерке.
– Привет! – отозвался мужчина. – Как поживаете, молодежь?
– У нас все отлично, – сказал я. – Меня зовут Кэл, а это мой приятель Шон. Мы надеемся, что вы нам поможете.
– Заблудились, что ли? – осведомился мужчина. – Потому что забрести сюда на ночь глядя можно, только если сильно заплутал.
Его спутницы тихо захихикали.
– Мы пытаемся найти одну девушку, – ответил я.
– А тут сразу две, и обе к вашим услугам, – сообщил старик, вызвав новый приступ смеха у своих дам.
Я посмеялся вместе с ними, показывая, что умею ценить уместную шутку.
Шон тем временем двинулся в сторону моста. С моего места было видно, что переброшен он через узкий ручей, не достигая в длину и сорока футов.
– Девушка пробежала как раз этим проулком примерно в это же время вчера вечером, – объяснил я. – Шел дождь, а она, возможно, говорила на бегу по мобильному телефону.
– Как она выглядит? – поинтересовалась одна из женщин.
– Лет семнадцати, пяти с половиной футов ростом, – принялся описывать я Анну, – худенькая, с короткой светлой стрижкой. Мы думаем, что, пока она пыталась кому-то дозвониться, другая машина могла подобрать ее.
– В котором часу мы вчера вернулись? – обратилась женщина к старику.
– Но мы ведь здесь даже не присели, потому что лило как из ведра, – сказал тот. – Устроили себе праздничный ужин под крышей.
– Точно. Мы вообще не выходили из дома, – подтвердила вторая женщина.
Я слушал их и при этом не сводил взгляда с Шона. Он уже стоял на мосту, по обе стороны которого высились фонарные столбы, и, перегнувшись через правое ограждение, смотрел вниз.
– И вы вообще ничего не слышали? – продолжал расспрос я. – Никаких необычных звуков?
– Неа. Только у нашей Милдред жутко разыгрались в брюхе газы. – Старик указал на женщину слева от себя, и все снова захихикали.
– Да еще эти треклятые псы, – добавила Милдред.
– Какие псы? – спросил я.
Вместо нее ответил мужчина:
– Они сегодня целый день возились без конца, то лаяли, то визжали, будто дрались из-за чего-то. Только недавно утихомирились.
– Где?
Старик указал в сторону Шона. Я повернул голову. Он теперь перешел на другую сторону моста, но так же перегнулся через перила, вглядываясь в темноту. Потом Шон закричал:
– Идите сюда! Идите сюда!
Я подбежал к нему.
– Там, внизу, – сказал он, когда я встал рядом. – Кажется, внизу что-то есть.
Я направил туда луч фонарика. По покрытому гравием дну журчал ручей, не превышавший, наверное, шести дюймов в самом глубоком месте. Вдоль берега, ближе к дальнему концу моста, виднелось нечто более светлое, чем земля и кусты.
Я провел лучом вдоль предмета. Он выглядел как ступня. Потом высветилась нога, обнаженная до колена. Неестественно вывернутая нога. Но я не смог бы больше ничего разглядеть, не спустившись туда.
Первым с места двинулся Шон, однако я ухватил его за руку и велел:
– Оставайся здесь.
– Я хочу посмотреть. Вдруг это…
– Оставайся здесь, – повторил я жестче.
Я добежал до оконечности моста, срезал путь вниз через кусты и высокую траву, которой порос берег. Дважды чуть не упал, когда подошва ботинка заскользила на старой пивной бутылке или банке. Я проложил путь к откосу основания моста, направляя луч фонарика перед собой.
Это было тело. Обезображенное тело.
Судя по первому впечатлению, оно принадлежало молодой женщине с короткими светлыми волосами. В той же одежде, какую я видел на Анне прошлым вечером. По крайней мере, сохранилась бо?льшая ее часть.
Но от линии талии и ниже тело оказалось оголено.
Девушка лежала на боку, ногами к ручью. Я осветил лицо, и теперь у меня не оставалось сомнений, что ее я обнаружил в своей машине вчера вечером, когда вернулся из «Иггиза».
– Боже милостивый, – едва слышно прошептал я.
Телефон, лежавший в кармане пиджака, внезапно ожил и завибрировал. Будто кто-то приложил контакт дефибриллятора к моему сердцу.
Я достал сотовый, едва не выронил его рядом с трупом и поднес к уху, не успев даже посмотреть, кто звонит.
– Алло, – сказал я.
– Ты оставил сообщение, – раздался раздраженный голос Огастеса Перри. – Чего тебе надо?
– Я связывался с тобой по другому поводу. Но теперь главным стало нечто совсем иное.
Женщина смотрит в окно и видит, что их мальчик вернулся домой. На самом деле, конечно, уже не мальчик. Он теперь настоящий мужчина. Но разве матери не всегда воспринимают сыновей как своих мальчиков?
– Я всего на пару минут, – сообщает он, входя в дверь. – Пришлось мотаться всю ночь и тушить пожары, но я еще не закончил. Хотел лишь узнать, как он там.
– Взвинчен до предела, – отвечает женщина.
– Ты дала ему что-нибудь?
– Нет, но, видимо, придется. Ему необходимо спать.
– Я делаю что в моих силах, – говорит он. – Скоро все уладится.
Его мать с сомнением качает головой:
– Вначале у нас имелась одна большая проблема, а из-за тебя их стало две. – Она хочет что-то добавить, но прикусывает губу.
Впрочем, он и так знает, о чем пошла бы речь. Если бы не он, у них сейчас вообще не было бы проблемы в подвале дома.
– Говорю же тебе, что сумею справиться. Есть пара дел, которые можно завершить еще до утра.
– Да уж, заверши, будь любезен. У меня такое чувство, что мы сидим на пороховой бочке. Ты должен сделать еще один шаг, но, если сделаешь его, непременно наступишь на мину. – Женщина вздыхает. – У тебя одна за другой рождаются бредовые идеи.
Сын устало опускается на стул за кухонным столом.
– Боже! Я лишь хочу, чтобы все пришло в норму. У нас же никогда и ничего не было нормальным.
– У некоторых людей жизнь так и не становится нормальной, – произносит она. – Так уж у них выходит. – Она осматривает комнату, но на самом деле ее взгляд устремлен куда-то дальше. Больше себе, чем сыну, женщина говорит: – Мы все тут как заключенные в тюрьме. Я уже столько лет не ездила в отпуск.
– А у меня вообще нет никакой жизни, – вторит он. – Это все омрачает. Не удивительно, что она меня бросила.
– Она так или иначе была тебе не парой. – Для матери ни одна девушка не подходит для сыночка. – Что именно она сказала?
– На самом деле она не сказала ничего. Просто оборвала все. Но я знаю причину. Она почувствовала: что-то здесь не так. Я ведь даже не мог привезти ее сюда, чтобы познакомить с тобой. Пришлось организовать встречу в кафе. Понятно, ей показалась странной полная недоступность этого дома.
Женщина прикладывает ладонь ко лбу. Уже поздно, и она предельно утомлена.
– Тебе нужно тревожиться о куда более серьезных вещах. Найди девушку, а потом того парня. Сделай так, чтобы он не смог причинить нам вреда.
– Знаю. Тебе не нужно постоянно твердить мне об этом.
– Даже после того, как ты их найдешь и разберешься, нам, вероятно, придется кое-что здесь изменить, – говорит она, уперев взгляд в пол, будто может видеть насквозь.
– Я спущусь, чтобы взглянуть на него.
– Что-то странное происходит с его тетрадью, – замечает она.
– О чем ты?
– Я больше нигде ее не вижу. Он сказал, что пишет в ней, когда я ухожу. Это на него не похоже. Я начинаю беспокоиться по поводу записей, которые он делает. Ты должен спуститься и найти ее.
Он уходит вниз. А вернувшись через несколько минут, сообщает матери:
– Ее там нет. Я нигде не смог ее найти.
– Что он сказал?
– Я спросил, куда он дел тетрадь. Он не помнит.
– Только не говори мне…
– Думаю, так он и поступил. Отдал тетрадь мальчишке.
Женщина зажмуривается, как от физической боли.
– Это не имеет значения, – говорит он. – Там сплошной неразборчивый бред. Совершенно бессвязный.
Но она качает головой:
– Может, и так. Но в тетради проставлены даты. И написано все его почерком.
Когда Скотту было двенадцать лет, он придумал сюжет для фильма. И изложил его нам с Донной за ужином.
«Это про парня, который прилетает на Землю из другой галактики. Или с Марса, например. Не так уж важно. Он хочет посмотреть на земных людей, а поэтому ему самому приходится принять форму человека, чтобы никто не догадался, как он выглядит на самом деле, а то это, типа, страшновато. У него червяки растут по всему лицу и все такое, хотя это всего лишь его кровеносные сосуды».
«Угу», – отозвался я, не отрывая взгляда от своей тарелки с лапшой.
«Сначала я думал, что его мог бы сыграть кто-то вроде Арнольда Шварценеггера, однако роль совсем не похожа на Терминатора, и я еще над этим поразмыслю. Его задание состоит в том, чтобы подружиться с каким-нибудь одним человеком и изучить его. Он делает выбор совершенно случайно, а потом наблюдает за поведением этого мужчины, следит, как землянин взаимодействует с окружающими. Но только инопланетянин не догадывается, что избрал тупого дегенеративного типа, у которого нет настоящих друзей, а потому он почти не общается с другими землянами. И вот когда пришелец возвращается на родную планету, то докладывает, что все жители Земли одиноки, несчастны, ни на что не пригодны. А еще странные. Им нравится то, что не может нравиться никому».
Какое-то время мы с Донной молчали. Потом я спросил: «И на этом конец фильма?» Скотт покачал головой: «Нет. Вовсе нет. У фильма счастливый финал. Инопланетянин возвращается и забирает человека, за которым, типа, наблюдал, на свою планету, потому что жалеет его. А там землянин становится счастливым, поскольку все считают его крутым, очень интересным, и он перестает думать о том, чтобы покончить с собой». Донна приложила ладонь к губам, поднялась и вышла из комнаты. «Это она из-за червей на лице? – поинтересовался Скотт. – Я могу убрать их из фильма, если получается слишком уж жутко».
Не знаю, почему я вспомнил именно об этом, когда закончил краткий разговор с Огастесом Перри и снова поднялся на мост, где меня дожидался Шон Скиллинг. Впрочем, вспышки воспоминаний о Скотте озаряли меня чуть ли не каждые пять минут с тех пор, как его не стало. Он всегда был где-то рядом, на самой поверхности сознания, независимо от того, чем я занимался.
Может, это воспоминание вызвала мысль о счастливом конце и расплывчатости этого понятия, о том, как по-разному оно воспринимается каждым из нас. У Скотта некий недоумок, перенесенный в другой мир за миллионы миль от дома, обретает счастье среди инопланетян, которые ценят его за одну лишь уникальность. Но стало ли это счастливым концом, например, для его родителей, навсегда покинутых им?
Наверное, я вспомнил сейчас о сюжете Скотта, поскольку начал уже тревожиться, что счастливого финала не будет и у моих поисков Клэр Сэндерс. Особенно если с ней случилось то же, что и с ее подругой Анной Родомски.
Когда я увидел Шона, тот плакал.
– Это ведь она? – спросил он, глотая слезы. – Это не может быть она! Такое невозможно…
– Я совершенно уверен, что это она, – ответил я. – Но картина там, внизу, просто ужасная.
Мне пришлось крепко схватить его, поскольку Шон сразу же попытался сбежать под мост и увидеть то, что уже видел я.
– Тебе нельзя туда.
– Уйди с дороги! – рявкнул он, почти выплюнув эти слова мне в лицо.
Для подростка он обладал изрядной силой, и я мог бы не справиться с ним, однако никак нельзя было позволять ему спускаться. Во-первых, для его же блага. А во-вторых, он мог затоптать улики или еще как-то их испортить.
Хотя собаки уже и так славно поработали над этим.
– Послушай меня, Шон, – сказал я, преграждая ему путь. – Ты не должен к ней подходить. Я уже мог там все испортить, приблизившись к ней. Да послушай же меня! Кто бы ни был тем подонком, который сотворил это с Анной, мы должны схватить сукина сына. Спустишься вниз – и окончательно испортишь место преступления. Понимаешь?
Я почувствовал, как мышцы его рук, поначалу крепкие как сталь, понемногу расслабились.
– Пожалуйста, – продолжил я, – давай останемся на мосту и посторожим, чтобы никто больше не совался вниз и не прикасался к ней, хорошо? Сохраним то последнее достоинство, что в ней еще осталось.
Шон отвернулся от меня, перешел на другую сторону моста и положил руки на ржавую ограду. Его тело сотрясалось от рыданий. Я опустил ладонь ему на плечо.
– Мы непременно узнаем, кто это сделал. Клянусь.
Шон неожиданно развернулся и обвиняющим жестом ткнул в меня пальцем.
– Это все ваша вина! Вы бросили ее. И оставили здесь одну, чтобы кто угодно смог убить ее!
Мне нечего было возразить.
Я вспомнил черный пикап у дороги, который заметил вскоре после того, как Анна выпрыгнула из моей машины. Пикап, исчезнувший к тому времени, когда я успел развернуться и попытался еще раз рассмотреть его. Я напряг память, стараясь припомнить какие-нибудь подробности. «Форд» или «додж»? Иностранного производства или наш? Обычно я прекрасно ориентировался в подобных вещах, но в тот вечер было темно и дождливо.
– Если бы меня не остановил тот проклятый коп, – пробормотал Шон, – я бы успел туда сам. И тогда бы ничего не случилось. Она не попыталась бы сбежать от меня!
К нам осторожно приблизилось трио с крыльца. Милдред поинтересовалась:
– Что произошло?
– Под мостом лежит труп.
– Матерь Божья! – воскликнула Милдред.
Я сообщил ей, что скоро прибудет полиция. Когда я сказал Огги, чье тело обнаружил под мостом, фамилия оказалась ему знакома.
– Господи! Это же, значит, дочка Криса Родомски? Криса и Глинис.
Мне оставалось лишь подтвердить справедливость его предположения. Огги сразу пожелал узнать, как я оказался в том месте, но потом мы договорились обсудить детали при личной встрече.
– Дай мне десять минут, – сказал он, – и я приеду.
Возвращаясь к Шону, я уже слышал в отдалении завывание сирен.
– Мне надо позвонить родителям, – произнес он.
– Непременно, – отозвался я. – Но сначала послушай меня, Шон. Пока полицейские сюда не добрались, не хочешь ли ты мне еще что-нибудь рассказать? Например, от кого все-таки Анна помогала Клэр скрыться?
Он лишь покачал головой:
– Я же говорю, что не знаю. Чем хотите поклянусь!
– Расскажи подробно, чем ты вчера занимался после того, как полицейские тебя отпустили, отчитав за неправильную остановку на знаке. Что сделал в первую очередь?
– Поехал к «Пэтчетсу» на случай, если Клэр еще оставалась там. Затем отправился в «Иггиз» проверить, нет ли ее или Анны в тех местах.
– В котором часу ты добрался до «Иггиза»? Видел, как Анна садилась в мою машину?
– Нет. Вашей тачки я вообще не заметил.
– Значит, это не ты следовал за мной, Шон?
– Что?
– На своем «рейнджере». Ты не ехал за мной в ту сторону?
Он посмотрел на меня, недоуменно моргая:
– Не понимаю, о чем вы.
– Я видел здесь поблизости черный пикап, после того как Анна выбралась из моей машины. Мне придется сообщить об этом полиции.
Звуки сирен стали заметно громче.
Шон опять покачал головой:
– Неужели копы подумают, что я мог сделать такое?
– В подобных случаях они всегда в первую очередь проверяют дружков. К счастью, полицейские сами предоставили тебе надежное алиби, задержав примерно в то время, когда Анна была убита. К тому же тебя могли заметить у «Иггиза», или ты даже попал на съемку видеокамер наблюдения у ресторана, если они там есть, конечно. А это опять-таки свидетельство в твою пользу.
Оставалось надеяться, что хозяева «Иггиза» тщательнее оберегали свою безопасность, чем владелица «Пэтчетса». И если камеры у них имелись, они могли заснять даже Клэр после того, как мы с Анной уехали.
Первая патрульная машина прибыла на место, сверкая проблесковым маячком и завывая сиреной. Двое офицеров – мужчина и женщина – вышли из автомобиля. Кейт Рэмзи и ее партнер. Те самые, кто изгнал из нашего города чужих байкеров. Всего через несколько секунд приехал и второй патруль. Появились Рикки Хейнс и Хэнк Бриндл.
– А как насчет вас? – спросил Шон.
Прибытие полиции несколько отвлекло мое внимание.
– А? Что насчет меня?
– Они с таким же успехом могут подумать, что преступник – вы, верно? – продолжал Шон. – Она же вышла из вашей машины как раз перед тем, как ее убили.
И тут мне пришло в голову, что постоянно ругаться с шефом полиции во время семейных торжеств на протяжении нескольких лет могло оказаться очень плохой идеей.
И вот появился сам Огастес Перри за рулем белого «шеви субурбан» – почти сразу вслед за своими подчиненными. Он коротко посовещался с ними и лишь затем направился ко мне.
– Привет, Кэл, – сказал он, при этом даже не подумав кивнуть. И посмотрел на Шона. – А вы кто такой?
– Шон Скиллинг, – парень сделал паузу и только потом добавил, – сэр.
– Торговля «фордами»?
– Да. Это бизнес моего отца, сэр.
Огги кивнул:
– Адам Скиллинг. Его люди обслуживают наши автомобили. Я видел вашего отца у нас в гараже.
– Да, это он самый.
Огги перевел взгляд на меня:
– Показывай.
Оставив Шона, я провел своего шурина к ограждению моста и указал на тело Анны внизу.
– Отсюда трудно рассмотреть ее всю, – заметил я.
– Лучше расскажи, почему именно ты нашел ее, – проворчал Огги.
– Это долгая история, – отозвался я.
– Зато появится повод пообщаться с тобой подольше.
Я изложил ему события по возможности кратко. Как подобрал Клэр у «Пэтчетса» и все остальное. А закончил упоминанием о визите ко мне двоих полицейских, пытавшихся разыскать Клэр.
– Хотя, предполагаю, об этом тебе и самому известно, – произнес я.
Огги бросил на меня ничего не выражавший взгляд, и осталось непонятным, то ли он действительно все знал, то ли не знал, но не хотел подавать вида.
– Продолжай, – сказал он.
Я объяснил, что почувствовал себя в ответе за Клэр и стал наводить справки о ней. Мои поиски начались с Анны, затем я вышел на Шона Скиллинга, который вспомнил свой оборванный разговор с Анной по телефону, и это привело нас сюда, на перекресток, где Анна спешно покинула мою машину.
– Дочь мэра пропала, – едва слышно проговорил Огги. – Ее подружка мертва.
– Да.
Он посмотрел через плечо на Шона, которого как раз допрашивали офицер Рэмзи и ее напарник.
– Что за парень? Когда убивают девушку, первым очевидным подозреваемым всегда становится ее ухажер.
– Знаю. Но не думаю, что он замешан. И у него даже есть алиби благодаря полицейской службе Гриффона. Кто-то из твоих людей остановил его за проезд на запрещающий сигнал примерно в то время, когда и развернулись основные события.
– Значит, у нас будет отметка о выписанном штрафе.
– Нет, не будет. Шон говорит, того патрульного срочно куда-то вызвали, прежде чем он успел выписать штраф.
– Надо же, какая удача, – ухмыльнулся Огги.
– Послушай, может, парень и виновен – не знаю. Но я считаю, тут кто-то другой затеял грязные игры.
– Тот, кого они хотели обхитрить трюком с подменой? Кого же?
– Понятия не имею.
– А Скиллинг знает?
– Уверяет, что нет. – Мы посмотрели на Шона, отвечавшего на вопросы Рэмзи и ее партнера. – Кто работает с Кейт? – поинтересовался я.
– Что? А, это Марв Куинн. – Огги снова бросил взгляд через ограждение моста. Хейнс и Бриндл изучали склон вокруг тела с фонариками в руках. – На девушке нет трусиков.
– Я заметил.
– Может, у этого Скиллинга и Анны возникла ссора? Она захотела с ним расстаться, он пришел в ярость, потерял контроль над собой и решил в последний раз попользоваться ею?
– Я так не считаю.
Огги опять посмотрел на Анну Родомски и сказал:
– Ничего подобного в нашем городе происходить не должно.
Даже при скудном свете уличных фонарей я, кажется, разглядел, как на его загрубелом лице много повидавшего человека отразилась неподдельная печаль.
Огги в задумчивости потер губы. Потом спросил:
– А ты не думаешь, что дело приняло совершенно иной оборот?
– О чем ты?
– Об этой безумной уловке, к которой прибегли девушки. Об их попытке одурачить кого-то и заставить думать, будто Клэр вернулась в твою машину, в то время как на самом деле она сбежала. Но не могло получиться совсем иначе? Предположим, не Анна пыталась выдать себя за Клэр, а Клэр хотела притвориться Анной?
У меня голова пошла кругом.
– Нет. Не похоже на то.
– Может, ты и прав. Но ведь есть вероятность, что убийца Родомски решил, что она – Клэр. Есть соображения по этому поводу?
– Только одно. В таком случае можешь вычеркнуть имя Шона Скиллинга из списка подозреваемых, – ответил я.
– Гм, – протянул он.
– С какой целью понадобилось разыскивать Клэр Сэндерс? – поинтересовался я.
– А кто сказал, что я ее разыскиваю? – вскинулся шеф полиции.
– Я имел в виду не тебя лично, а вас всех, Огги. Твоих марионеток.
– Повтори, кто к тебе приходил?
– Бриндл и Хейнс. Хейнс мне знаком. Это он тогда… Он сообщил нам о гибели Скотта.
Выражение лица Огги заметно смягчилось.
– Кстати, Хейнс обязан был сначала позвонить мне. Ему не следовало самому являться к тебе с таким известием. Это стало бы моим тяжелым долгом. Ведь я, во имя всего святого, приходился Скотту родным дядей. Прости, если разбередил рану.
Я кивнул. Огги не в первый раз заводил об этом речь.
– Но, я думаю, он искренне заблуждался и просто не увидел связи, – продолжал Огги. – Стоило ему лишь на секунду задуматься, прочитав фамилию Уивер на удостоверении Скотта, вспомнить нашу Донну из бухгалтерии… А ведь считается, что если ты коп, то должен хотя бы немного уметь шевелить мозгами. – Он посмотрел в сторону ручья, где все еще топтались Рикки Хейнс и его партнер. – Значит, эти двое явились к тебе. Расскажи подробнее.
– Они разыскивали Клэр. Знали, что я подвез ее от «Пэтчетса». Один из них якобы видел это на видео с камеры внешнего наблюдения, но на самом деле никаких камер там нет. А потому у меня возник вопрос: не вели ли они наблюдение за «Пэтчетсом» заранее? И второй: кто вообще заставил их следить за Клэр? Отец утверждает, что не подавал заявления о ее пропаже.
– Ты с ним беседовал?
– Сразу после вашего с ним милого разговора в мэрии. Мог кто-либо другой объявить ее в розыск? Например, мать? Бывшая супруга Сэндерса живет в Торонто, верно? Но даже если заявление подала она, вам все равно следовало на него отреагировать?
Огастес Перри не ответил, и бесполезно было гадать, о чем он думает. Однако мне пришлось прервать его размышления:
– Может, я не все знаю о механизме работы полицейской службы Гриффона, но мне все же кажется, что, если дочь нашего обожаемого мэра, а твоего заклятого врага, становится объектом розыска, ты не можешь не быть в курсе.
Огги посмотрел туда, где были припаркованы его внедорожник и патрульные машины. Приближался еще один автомобиль.
– Судебно-медицинский эксперт, – объявил он и пошел навстречу.
К нам приближалась низкорослая темнокожая женщина лет за пятьдесят в ярко-синем пуховике из блестящей ткани, застегнутом на молнию до самой шеи. Меня несколько удивило, что одета она так тепло.
– Добрый вечер, шеф, – поздоровалась она, высморкалась и сунула бумажный носовой платок в один из двух карманов куртки.
Я заметил концы хирургических перчаток, торчавшие из обоих.
– Ты в порядке, Сью? – поинтересовался Огги.
– Промерзла до костей. Проклятая простуда. Уже две недели пытаюсь от нее избавиться.
– Извини, что пришлось вытащить из дома, если ты больна, – сказал он.
Сью пожала плечами:
– Как я догадываюсь, мне все же лучше, чем той девушке.
– Кэл, ты знаком с доктором Кеслер? Она исполняет у нас обязанности медицинского эксперта.
Сью Кеслер чихнула и посмотрела на меня.
– Мы уже встречались прежде, насколько я помню. – Она была права. Наши пути пару раз пересекались с тех пор, как я переехал в Гриффон. – Уж простите, но руки не подаю.
Я ничего не имел против.
– Сью, это Кэл обнаружил труп.
– Вы к чему-нибудь прикасались? – тут же спросила Кеслер.
– Нет, – ответил я, – но мне пришлось подойти к ней достаточно близко.
– Покажите мне точнее, где она, – попросила Кеслер.
Огги поднял руку и вытянул палец:
– Внизу у ручья. Почти прямо под мостом.
– Ясно, – сказала она, натягивая перчатки. – Дайте мне пару минут.
Отсутствовала она больше десяти. Огги успел поговорить с одним из своих подчиненных, потом вернулся ко мне, и мы оба оперлись на ограждение моста, пытаясь разглядеть, как Кеслер справляется со своей работой. Затем мы подошли к концу моста, чтобы встретить ее, когда она направилась вверх по откосу берега.
– Я думаю, она задушена, – произнесла она. – Есть отчетливые следы на шее, помимо укусов каких-то животных, скорее всего собак. Мертва по меньшей мере сутки, как я определила на месте, но позже уточню детальнее.
– Подверглась сексуальному насилию? – спросил Огги.
Кеслер пожала плечами:
– Такой вывод вроде бы напрашивается, если учесть отсутствие трусов и вообще нижнего белья. Но установить точно можно будет только после тщательного обследования тела.
– Отсутствие? – переспросил я.
– Если вещи где-то там, то я их не заметила, – ответила она. – По крайней мере, рядом с телом их нет. Ваши люди не обнаружили какой-либо принадлежавшей жертве одежды?
Огги пообещал поговорить с подчиненными.
Кеслер снова чихнула и сказала:
– Пожалуй, отправлюсь сейчас домой, приму галлон лекарств и постараюсь поспать. А ею займусь первым делом с утра.
После ее ухода Огастес Перри предложил мне:
– Ты тоже можешь ехать домой, Кэл. Теперь здесь все в наших руках.
Но я еще не был готов уехать.
– Это ведь грызет тебя, да?
– О чем ты?
– Кто-то действует за твоей спиной. Ты не можешь относиться к этому спокойно.
– Кэл, – сказал Огги, заметно напрягшись, – удивляйся сколько хочешь, но шеф полиции не всегда требует информации о каждом шаге подчиненных. Тебя тормозят за превышение скорости, но мне не сообщают. Если в нашей средней школе хулиган выбивает окно, то никто не спешит набрать мой номер. Кошка застревает в ветвях дерева, и, представь, я могу об этом не узнать.
– Точно. О таких случаях принято сообщать в пожарную бригаду.
– Есть множество вероятных причин, почему парни из моей команды могут разыскивать Клэр Сэндерс и наводить о ней справки «за моей спиной», как ты выразился.
Я ухмыльнулся. На меня вдруг навалилась усталость, однако я не собирался отправляться домой и ложиться в постель.
– Увидимся, Огги, – сказал я.
– Ты домой?
– Только после того, как найду Клэр.
Я уже отошел от него, когда мне в голову внезапно пришла интересная мысль. Я остановился и повернулся к шурину.
– Разумеется, есть вероятность, что ты прекрасно осведомлен о происходящем. Может, ты знаешь, что у Клэр есть секреты, огласка которых крайне нежелательна для мэра Сэндерса. Может, она сделала то, чего делать не следовало, создала себе проблемы. Может, если ты докопаешься до сути, то получишь мощный рычаг давления на Сэндерса, чтобы он отвязался от тебя к чертовой матери.
– Твое счастье, что кругом полно народа, – отозвался Огги. – Иначе я бы пересчитал тебе ребра.
Я осмотрелся по сторонам и заметил:
– Но почти все здесь – копы. Думаю, они подтвердят любую версию, какую ты придумаешь в свое оправдание. Разве не так у вас все устроено? Ты можешь считать, что одурачил многих людей на собрании в мэрии, Огги, но меня тебе не провести.
– А ты наглец еще тот, – зло ответил Огги. – Если бы дело было в другом городе, а не там, где твой шурин служит начальником полиции, думаешь, тебе не пришлось бы сейчас сидеть на допросе? Ты – последний, кто видел эту девчонку в живых, Кэл. Но я не пытаюсь акцентировать внимание на этом факте.
– Пока не пытаешься, – уточнил я.
Огги только улыбнулся.
По пути к машине я подошел к Шону, прервав допрос в исполнении Кейт Рэмзи и Марва Куинна.
– Извините, мистер, – сказал Марв, – но вы мешаете нам работать.
– Ничего, Марв. Это мой друг. Тот самый, о котором я тебе рассказывала, – вступилась за меня Кейт. – Как поживаешь, Кэл?
– Уже намного лучше, Кейт, спасибо.
– Я сказала Марву, что видела тебя сегодня перед «Пэтчетсом», когда мы разбирались с парочкой заезжих байкеров.
А я-то думал, меня в автомобиле никто не заметил. Кейт обладала острым зрением.
– Да, это был я.
Она лукаво улыбнулась напарнику.
– Помнишь, я еще говорила, что муж Донны тайно за мной приглядывает?
– Я не сразу тебя узнал, – сказал я, – но ведь в полиции Гриффона только две женщины носят мундиры, верно?
– Сейчас только одна я. Карла ушла в декрет на полгода.
Я вспомнил юнца из магазина при заправке. Того, кому женщина-полицейский прыснула краской в горло. Теперь стало ясно, кто это сделал.
– Вы часто дежурите у «Пэтчетса»? – спросил я.
Куинн, до этого больше молчавший, объяснил:
– Сегодня мы следили за теми двумя типами, которые прикатили на своих тарахтелках, и ждали, пока они выйдут, чтобы переброситься парой слов.
Кейт подтвердила:
– Да. У них полно мест в родных краях, где можно промочить горло и погонять шары.
Шон смотрел на нас остекленевшим взглядом, словно плохо понимал, как тут оказался.
– Вы, случайно, не наблюдали за «Пэтчетсом» прошлым вечером? – осведомился я. – Около десяти.
Кейт ответила без колебаний:
– Нет. Мы как раз в это время заканчивали разбираться с мелкой аварией к югу от города, да, Марв?
Офицер Куинн кивнул.
– А что? – заинтересовалась Кейт.
– Не имеет значения, – произнес я. И обратился к Шону: – Ты как, в норме? – Он промолчал. – Родителям успел позвонить?
– Нет. Эти люди постоянно задают мне какие-то вопросы.
– Обязательно свяжись с родителями, – посоветовал я. – А этим двум приятным полицейским не говори больше ни слова, пока папа с мамой не приедут и не найдут тебе адвоката.
Кейт Рэмзи бросила на меня злой взгляд:
– Кэл, какого хрена ты влезаешь в чужие дела?
Куинн тоже мрачно посмотрел на меня:
– Вали-ка ты отсюда, приятель.
Я же одарил обоих копов своей самой милой улыбкой:
– Хорошего вам вечера. И ты береги себя, Шон.
Сворачивая за угол туда, где припарковал машину, я оглянулся и снова увидел на мосту Хейнса и Бриндла.
Бриндл, как раз смотревший на меня, тут же отвел глаза.
Пусть Рэмзи и Куинн не дежурили у «Пэтчетса» прошлым вечером, но кто-то другой из копов Гриффона вполне мог нести вахту поблизости. Причем не обязательно Хейнс и Бриндл. Если какой-нибудь полицейский высматривал там потенциально проблемных клиентов вроде тех байкеров и заметил, как юная девушка села в машину к незнакомому мужчине, он мог записать мой номер. А это затем привело Хейнса и Бриндла ко мне.
Правда, все равно оставалось неясным, почему они разыскивали Клэр, если никто не заявил о ее исчезновении. Теперь мне стало казаться, что я попал в точку, когда обвинил Огги в попытках накопать на нее компромат, чтобы усилить свои позиции в борьбе с Сэндерсом.
Сэндерс.
Мне захотелось еще раз побеседовать с ним. Слишком многое изменилось с момента нашего недавнего разговора.
Убита девушка.
Лучшая подруга его дочери.
Сэндерс мог не желать откровенничать со мной прежде, но теперь сам должен был видеть, что выбора у него нет.
И я направил автомобиль в сторону его дома. А потом по пути заметил впереди вывеску «Иггиз». Ресторан тоже числился в моем списке мест для посещения. Я посчитал, что вполне могу заехать туда сейчас и больше не возвращаться. Тем более что заведение скоро закрывалось.
Направляясь в ту сторону, в зеркале заднего вида я заметил маленькую машину, которая, казалось, повторяла каждый мой маневр. Стоило мне притормозить, и она замедляла ход. А когда я разгонялся – тоже набирала скорость.
Я думал, она последует за мной на стоянку перед «Иггизом», но водитель этого не сделал. Пока автомобиль проезжал дальше по Денберри, я успел заметить, что это серебристый «хендай». Однако ни одной цифры его регистрационного номера я рассмотреть не смог.
Я запер машину и вошел в ресторан. Высокий худощавый мужчина лет тридцати выжидающе взглянул на меня. На его табличке значилось имя – Сэл.
– Игги у себя? – спросил я. У меня вошло в привычку сразу обращаться к высшему руководству.
– Игги? – переспросил Сэл.
– Да.
– Никакого Игги здесь нет. Уже давно. Игги, а на самом деле – Игнатиус Пауэлл открыл на этом месте ресторан в шестьдесят первом году, пару раз перестраивал его, а десять лет назад продал моему отцу. В прошлом году Игнатиус умер. А я по вечерам управляю рестораном вместо отца. Что-то не так с вашим гамбургером?
– Дело совсем не в этом, Сэл. – Я показал удостоверение и объяснил, что пытаюсь разыскать девушку, заходившую сюда прошлым вечером. – Я почти уверен: она незаметно выбралась из ресторана через боковую дверь и, видимо, с кем-то встретилась на парковке. Как я заметил, у вас стоят камеры видеонаблюдения.
– О да! Без них не обойтись, – отозвался Сэл. – Особенно в окне для выдачи заказов в автомобили. Зайдите на «Ютьюб». Там выложено множество записей, как клиенты «Макдоналдса» буквально с ума сходят. И у нас однажды появилась такая дамочка. Потребовала «воппер», а Джиллиан – она тогда обслуживала окно – объяснила, что у нас нет «вопперов». Ими торгуют в «Бургер Кинг». Однако леди отказов не признавала, продолжала орать: «Хочу “воппер”!» Закончилось тем, что она выбралась из своего пикапа и попыталась вытащить Джиллиан за воротник через окно. Пришлось даже вызывать полицию.
– Я надеюсь, что на вчерашних записях смогу увидеть, кто увез ту девушку отсюда, – сказал я.
У меня возникли две вполне правдоподобные версии. Либо Шон ждал Клэр, чтобы отвезти куда-то, либо она сама заранее приготовила для себя машину.
– Наверное, я могу показать вам видео. У вас лицензия в полном порядке, и все такое, – произнес Сэл. – К тому же я уже показал съемки полицейским, а потому…
– Полиция успела побывать здесь?
– Да. Несколько часов назад.
Я кивнул, словно вполне ожидал этого, что, кстати, так и было.
– К вам заезжали офицеры Хейнс и Бриндл? Мы вместе работаем над делом. И нам необходимо разыскать Клэр.
– Так вы знакомы с теми парнями?
– Мы совсем недавно совещались с ними по поводу продолжения операции, – подтвердил я.
Сэл подозвал к себе прыщавую девушку, работавшую неподалеку за стойкой, которой едва ли исполнилось двадцать.
– Скоро вернусь, – предупредил он ее. – Держи пока оборону одна.
Затем он жестом пригласил следовать за собой через дверь в конце стойки, где располагалась кухня. Там работал всего один повар.
Сэл провел меня в офис с двумя мониторами, каждый из которых демонстрировал четыре вида на ресторан. Вживую шло изображение окна выдачи, стойки, кухни, другого офиса, где располагался сейф, и стоянки с четырех точек.
– К нам тут однажды явился еще один сумасшедший, – рассказывал Сэл. – Подошел к стойке в одних грязных шортах, а потом – бац! – и у него в руке тридцать восьмой калибр.
– Шутите?
– Ничуть. Револьвер был в отличном состоянии. Парень начал им размахивать и кричать, что откроет стрельбу, если мы не выдадим ему рецепт нашего особого соуса к гамбургерам. А на самом деле это обычный майонез с чесноком и набором специй.
– Да уж, не формула ракетного топлива, – усмехнулся я, когда Сэл занял место в кресле перед мониторами и начал работать мышью.
– Вот именно, – согласился он. – Я и написал ему рецепт на салфетке. Майонез, чеснок, щепотка кайенского перца и прочее. Подаю ему, а он говорит: «Нет. Напиши настоящий рецепт. Что вы туда кладете». – «Ладно, – отвечаю, – твоя взяла». И составляю список из всякого дерьма. Типа димориксалина дифосфата и позитронных марципанов. Даже Калисту Флокхарт[92] приплел к случаю.
– Неплохая шутка, – одобрил я.
– Я мог бы включить туда хоть плутоний. Отдаю ему, он читает и заявляет: «Вот это другое дело». Я же протягиваю ему еще одну чистую салфетку с ручкой и велю написать свое имя и фамилию. «Когда мы выдаем кому-то секрет особой подливки, то взамен берем расписку», – объясняю я.
– Он не стал.
– Еще как расписался! Копам потом ничего не стоило найти его… Так. Вот то, что нам нужно! – Сэл указал на экран.
Это было изображение боковой двери ресторана ближе к его задней части, где располагались туалеты. Камеру установили снаружи, и она давала широкий обзор стоянки. Но поскольку все происходило поздним вечером, картинка оказалась далеко не лучшего качества. В нижней части дисплея отображались дата и время.
– Двадцать один час пятьдесят четыре минуты, – сказал Сэл. – Примерно отсюда копы попросили меня начать просмотр.
Он установил стоп-кадр. С этого угла на парковке виднелись два автомобиля. Белый или совсем светлый «субару импреза» и частично закрытый им серебристый или серый «вольво» с универсальным кузовом, хотя уверен я не был.
– «Импреза» моя, – сообщил Сэл.
– Можно промотать вперед, пока не начнет хоть что-то происходить? – попросил я.
– Конечно. – Он подвигал мышью.
В 22:07:43 совсем близко к двери подкатил черный «додж-челленджер» – новейшая модель, но сработанная дизайнерами под классику семидесятых годов. Крупный мужчина выбрался из машины и вошел внутрь. Через три минуты мы увидели его же выходящим с фирменным коричневым пакетом «Иггиз» в руке. Он сел за руль, включил фары и уехал.
В 22:14:33 в правой стороне экрана показался прихрамывающий парень. На вид ему было лет двадцать пять, но двигался он почти как пожилой человек. Тощий, ростом примерно в пять футов и пять дюймов, в джинсовой куртке.
– Это Тимми, – сказал Сэл.
– Тимми?
– Фамилии я не знаю. Он живет чуть выше нас по улице, в четырехэтажном квадратном доме. Опять же не уверен, но мне так кажется. Работает где-то посменно, домой возвращается примерно в одно и то же время, заходит к нам каждый вечер по пути к себе, чтобы заказать двойной чизбургер, большой пакет жареной картошки и шоколадный коктейль.
– Каждый вечер?
– Да, – подтвердил Сэл.
– Но при этом весит примерно сто тридцать фунтов. Максимум.
Сэл пожал плечами:
– Некоторым еда из ресторанов быстрого питания только на пользу.
– Каждый божий вечер?
Сэл искоса взглянул на меня.
– Вы хоть представляете, как много людей питается у нас каждый день? Не хочу критиковать свою продукцию, но лично я не смог бы есть ее тридцать раз в месяц.
– Остановите, пожалуйста, изображение еще на секунду, – попросил я, указывая пальцем на монитор. – Это ведь выхлопные газы, верно?
Струйка тянулась из-под «вольво»-универсала, припаркованного за «субару» Сэла.
– У той машины двигатель работал непрерывно, – заметил я.
– Да, я и сам обратил внимание, – сказал Сэл. – Ждал, бросится ли это и вам в глаза. Не хотел лишать возможности сделать маленькое открытие.
– Это не детективный фильм, Сэл. Вы бы не испортили мне впечатления.
– Конечно, вы правы. Копов… То есть одного из них тоже заинтересовал выхлоп.
– Так вы уже все это видели? И знаете, что будет дальше?
– Разумеется, – ответил он.
В 22:16:13 открывается дамский туалет. Это Анна. Она стремительно выскакивает в боковую дверь. Как раз перед тем, как сесть в мою машину. Я же в этот момент входил в ресторан. Через несколько секунд на мониторе появляюсь я сам, приоткрываю дверь, что-то выкрикиваю, потом захожу.
– Но ведь это же вы, не так ли? – спросил Сэл.
– Да, я.
– Мужчинам, знаете ли, не положено заглядывать в женскую уборную.
– Просто продолжайте показ, будьте любезны.
Я наблюдаю за собой. Вот я вышел из туалета и вернулся в главный зал ресторана.
Следующим мы видим хромого Тимми. Ровно в 22:23:51. Он толкает дверь и выбирается наружу, направляясь, очевидно, домой.
Сэл еще немного пощелкал кнопками мыши.
– Так. Думаю, вот эта часть вас и интересует.
На часах 22:24:03. Клэр Сэндерс, выглядящая так же, как в моей машине, выходит из туалета (она должна была забраться на стульчак унитаза, поскольку я осмотрел пол кабинок и они все казались пустыми), а потом останавливается у стеклянной двери, осматривая парковку. Водитель «вольво» замечает ее прежде, чем она видит нужную машину. Включаются фары, и «вольво» передвигается еще чуть ближе, встав позади «субару».
Клэр взмахивает рукой и бежит к машине, огибает ее сзади и открывает пассажирскую дверь. Свет в салоне загорается на пару мгновений, но сразу гаснет.
– Прокрутите назад, – произнес я.
Сэл перемотал изображение на несколько секунд и снова начал воспроизведение.
– Остановите в тот момент, когда в кабине загорается свет, – попросил я.
Ему потребовалось три попытки, чтобы зафиксировать стоп-кадр в нужном месте. Кажется, единственным другим человеком в машине был водитель, но ничего определенного сказать о нем – или о ней – оказалось невозможно. Виднелось только зернистое темное пятно.
– Здесь ясно ничего не разглядишь, – заметил Сэл извиняющимся тоном. – Полицейских это просто взбесило.
– Я вовсе не взбешен, – отозвался я. – Наоборот, очень ценю вашу помощь. Можно укрупнить изображение, чтобы попытаться рассмотреть номер?
– Нет, – ответил он. – Безнадежное дело.
– Тогда давайте смотреть дальше. Хочу понять, куда направилась машина.
Как только Клэр села внутрь, «вольво» совершил резкий поворот вправо, то есть почти полностью развернулся вокруг своей оси. И после этого пропал с монитора.
– У вас есть еще камеры, с которых было бы видно, как он покидает парковку?
– Нет, – повторил Сэл.
– А как насчет прибытия? Если мы просмотрим запись до того момента, откуда начали.
Сэл вернул нас во времени к 21:45:00. Тогда за «субару» еще не виднелся силуэт другого автомобиля. Видеозапись продолжалась до 21:49:17. С правой стороны монитора появляется машина, встает чуть сбоку и позади машины Сэла. Габаритные огни гаснут.
Я попросил продолжать воспроизведение до десяти часов на тот случай, если водителю «вольво» захотелось сходить за кофе или гамбургером. Но удача мне не улыбнулась. Кто бы ни находился в машине, он оставался внутри.
– Сэл! – позвал я.
– Да?
– Нельзя ли мне чашку кофе?
– Разумеется, можно.
Когда я полез в карман за мелочью, он остановил меня:
– За счет заведения. Какой кофе предпочитаете?
– С двойными сливками, – ответил я.
Пока Сэл отсутствовал, я занял его место в кресле и пристально всмотрелся в монитор, стараясь тщательно все обдумать.
Клэр считает, что за ней следят. Просит Анну поменяться с ней местами. Теперь некто начинает преследовать Анну, находящуюся в моей машине. Анна выскакивает из нее и убегает. Срывает с себя парик. Тот, кто следил за нами, теперь понимает суть трюка. Догадывается, что подмена произошла в «Иггизе».
Думает: «Может, Клэр все еще там?»
Сэл вернулся с бумажным стаканчиком кофе, какие обычно забирают с собой из ресторана.
– Очень горячий, – предупредил он. – Не хотелось бы, чтобы вы пролили его на себя, а потом отсудили у нас шесть миллионов долларов.
Я натянуто улыбнулся и попросил:
– Покажите мне, пожалуйста, всю оставшуюся запись за вчерашний вечер, вплоть до закрытия.
– Думаю, это не проблема, – ответил Сэл. – С той же камеры?
Я успел обдумать и это.
– Нет. По крайней мере, сначала. Давайте взглянем на стойку. Вот, точно. Все вновь прибывшие подходят к ней и рассматривают меню.
– Хорошо. А если нам что-то помешает, то отличный вид открывается с камеры, установленной вот здесь. С какого времени запускать запись?
– Начните с половины одиннадцатого. – Я снял крышечку со стакана и отхлебнул из него. – Пусть идет в ускоренном режиме.
Сэл щелкнул мышью. Люди комично замельтешили на экране. Но уже вскоре я заметил человека, которого узнал.
– Остановите, – попросил я.
Это был Шон Скиллинг. Он сам говорил, что заезжал сюда и в «Пэтчетс» после тревожного звонка Анны.
На видео он сразу прошел мимо стойки и исчез в другой части ресторана.
– Вы можете найти его на записях с других камер? – спросил я, делая еще один глоток кофе, все еще очень горячего, но вкусного.
Сэл принялся щелкать кнопками.
– Вот он.
Шон просунул голову в дверь женского туалета, как и я сам, но внутрь не вошел. Никого там не обнаружив, он вернулся ближе ко входу в зал ресторана. Сэл нашел его изображение, снятое третьей камерой, и мы оба увидели, как он вышел наружу. Запись продолжала воспроизводиться.
– М-да… – протянул я.
– Это то, что вы хотели увидеть?
– На самом деле я сам не знаю, чего хочу, – признался я. – Но больше всего – отправиться домой и завалиться спать.
– Надо было сварить вам кофе покрепче, – сказал Сэл.
– Не думаю, что это имеет значение, – отозвался я. – С таким же успехом кофе можно было ввести мне прямым уколом в вену. Но когда моя голова коснется сегодня ночью подушки, то… Постойте, а это что такое?
На мониторе все еще была видна стойка. Часы показывали 22:58:02 и продолжали отсчитывать секунды.
В зал вошел крупный мужчина с русыми волосами и усами. Не в костюме, но очень прилично одетый, в черных спортивных брюках и белой рубашке с воротничком и закатанными рукавами.
– Поставьте на паузу.
Сэл нажал на кнопку.
– Вы знаете этого типа? – поинтересовался он.
– Да, но познакомился с ним совсем недавно, – ответил я.
То есть только сегодня вечером. Потому что это был Адам Скиллинг, отец Шона.
Когда я вышел из «Иггиза», позади моей «хонды» стоял патрульный автомобиль полиции Гриффона, блокируя мне выезд. Офицер Рикки Хейнс и его партнер по борьбе с преступностью Хэнк Бриндл торчали рядом, прислонившись к своей машине и явно дожидаясь моего появления.
– Вот и мистер Уивер, – сказал Бриндл, выпрямляясь. Хейнс последовал его примеру.
– Добрый вечер, офицеры, – произнес я.
– Вы как-то очень уж поторопились ускользнуть с места преступления.
Меня отправил домой лично их шеф, но я не видел причин оправдываться перед этой парочкой и потому ничего не сказал.
– А у нас между тем еще остались к вам вопросы, – сообщил Бриндл, приподнимая на полдюйма козырек своей фуражки, словно стремясь получше разглядеть меня. Хейнс молчал, явно предоставив напарнику взять инициативу на себя.
– Задавайте, не стесняйтесь, – легко согласился я.
– Предполагаю, – продолжал Бриндл, – что вы как шурин шефа полиции можете считать себя обладателем привилегированного статуса, однако мы с офицером Хейнсом должны вести расследование в том направлении, в каком оно нас ведет, даже если рискуем вызвать недовольство босса. Хотя думаю, что в данном случае шеф Перри поймет правильность наших действий.
– Жду с нетерпением.
– О чем конкретно вы разговаривали с мисс Родомски, прежде чем выкинули ее из своей машины в совершенно пустынном месте? – осведомился Бриндл.
– Я ее ниоткуда не выкидывал, – внес поправку я. – Она сама потребовала выпустить ее из машины.
Бриндл улыбнулся:
– Хорошо. Сформулируем иначе. О чем вы разговаривали с девушкой до того, как она сама потребовала высадить ее из машины?
– Я сразу понял, что она – не Клэр, и поймал ее на этом. Потом спросил, что происходит.
– И что же она ответила?
– Она была не слишком словоохотлива. Сказала, что лично мне беспокоиться не о чем. Я уже рассказывал вам об этом, как и самому Огги.
– Огги, – повторил Бриндл, улыбнулся и кивнул. – Мы к нему не обращаемся подобным образом. Мы называем его шефом. Или сэром. Правда, порой за его спиной используем несколько иные выражения, но, уверен, вы не выдадите ему наш маленький секрет. – Он снова ухмыльнулся. – Как вы верно отметили, мистер Уивер, вы говорили обо всем мне и мистеру Хейнсу, но только до того, как мы узнали, что девушка мертва. А потому теперь ваша с ней беседа становится несколько более важной.
– Но это не меняет сути нашего разговора, – возразил я.
– Для начала мне хотелось бы выяснить, зачем вы вообще посадили в свою машину дочь мэра. Сами понимаете: мужчина в вашем возрасте подвозит поздним вечером несовершеннолетнюю девушку. Не самый умный поступок, если разобраться. А принимая во внимание вашу профессию, я бы все-таки ожидал от вас больше благоразумия, чем вы проявили.
Я сделал глубокий вдох через нос, а потом медленно выдохнул. Мне не раз приходилось встречаться с копами, пытавшимися вывести из равновесия, заставить сказать или сделать нечто глупое. Должно быть, я и сам раз-другой прибегал к такой тактике, пока носил мундир. Правила игры не стали для меня новостью, и я знал, что нужно сохранять хладнокровие.
– Клэр сказала, что знала моего сына. При таких обстоятельствах я не мог ей отказать.
– А еще вы, вероятно, надеялись, что и она вам не откажет. – Его ухмылка превратилась в издевательскую насмешку школьника.
– Если вам есть что сказать, выкладывайте без обиняков.
– Мне представляется, вы сняли одну девушку, рассчитывая с ней немного порезвиться, а потом, когда у вас в машине оказалась другая, подумали: «Эй, какого дьявола здесь происходит? Девчонки решили, что меня можно обвести вокруг пальца?» Это вывело вас из себя? Вы рассчитывали попользоваться Клэр, которая вам понравилась, но тут подсела Анна Родомски, что вас совершенно не устроило. «Черт, это совсем не то, чего я хотел. Я выбрал более лакомый кусочек».
Бриндл сделал паузу, ожидая моей реакции. Возможно, добивался, чтобы я ударил его. Увы, это удовольствие не стоило бы последующих неприятностей. Когда же я промолчал, он спросил:
– Желаете услышать остальное?
– Валяйте, не стесняйтесь.
– Вы разозлились на Анну. Она захотела выбраться из машины, как вы и сообщили, но вот только когда она побежала, вы последовали за ней. Сорвали парик с ее головы. Как я вижу, он все еще лежит на вашем заднем сиденье.
– Точно, – подтвердил я. – Вся моя профессиональная подготовка и годы работы полицейским, а потом частным сыщиком подсказали мне, что инкриминирующие улики лучше всего прятать на заднем сиденье собственной машины.
Я вздохнул. Вечер затянулся, а ведь мне предстояло еще многое сделать.
– Вам придется найти другой способ добраться до дома, мистер Уивер, – сказал Бриндл. – Как сообщил мне офицер Хейнс, мы должны задержать вашу машину и подвергнуть ее обыску, что я нахожу блестящей идеей.
– Боже милостивый! – негромко воскликнул я и обратился к Хейнсу: – Вы хотите сказать, что Огги лично распорядился конфисковать мою машину?
Значит, игры в «доброго малого» закончились. Шурин решил устроить мне веселую жизнь.
Хейнс поднял руки вверх, будто говоря: тут уж ничего не поделаешь.
– Но распоряжение я услышал не от него лично.
– От кого же тогда?
– Приказ мне передал Марв… То есть, простите, офицер Куинн.
Стало быть, Огги приказал Куинну, Куинн передал его слова Хейнсу, а Хейнс – Бриндлу, который получал от происходящего откровенное удовольствие.
– У меня сложилось впечатление, – заметил он, – что вы стали последним, кто видел ту девушку живой. Вам подвернулась возможность. Кроме того, как я догадываюсь, дома у вас тоже не все ладно с учетом недавней трагедии, и вам, скорее всего, там ничего не перепадает. А потому…
– Да ладно тебе, брось, – попытался оборвать его Хейнс.
Бриндл метнул в него взгляд и продолжил:
– Вот почему оказалось так трудно пройти мимо столь сочного плода.
Мне потребовалась вся сила воли, чтобы стерпеть это.
– Но потом, – не унимался Бриндл, – вам понадобилось заставить ее молчать, не так ли? Нельзя же было допустить, чтобы она всем рассказала, как вы надругались над ней.
Я достал свой телефон.
– Что вы делаете? – спросил он.
– Собираюсь вызвать такси, – ответил я. – Вы же сами сказали, что мне нужно найти другой способ добраться до дома, а значит, вы не берете меня под арест.
Да, пока не берут.
Оба промолчали. В глазах Бриндла отчетливо читалось разочарование. Я не клюнул на наживку, не дал повода арестовать себя за нападение на полицейского. И он уже не узнает, как близок был к успеху.
Я приложил трубку к уху:
– Алло! Добрый вечер. Да, я нахожусь в ресторане «Иггиз» на Денберри и хочу заказать поездку домой. Пять минут? Не проблема. Фамилия – Уивер. – Я закончил разговор и положил телефон в карман пиджака. – Машина уже едет. – Я достал свои ключи. – Только не надо слишком усердствовать. Не стоит разбивать лобовое стекло и тому подобное.
Сняв с кольца ключи от дома, я швырнул ключ от машины в Бриндла. Тот неуклюже попытался поймать его, но не успел и побагровел от злобы и смущения. Он пылающим взором посмотрел на меня, потом на ключ, валявшийся на асфальте, и снова на меня.
Бриндлу пришлось бы в меня стрелять, но и тогда я ни за что бы его не поднял.
– Ключ у меня, – сказал Хейнс, быстро наклонившись, схватив его и сунув в открытую ладонь напарника.
Однако и мне пришлось признать, что глупо было бы подставляться под пулю из-за такого пустяка.
Как и было обещано, такси прибыло через пять минут. Хейнс и Бриндл все еще стояли рядом со своим патрульным автомобилем, охраняя мою машину до прибытия тягача, который ее отбуксирует. Когда такси выезжало со стоянки, я дружески помахал им рукой.
– Интересно, чем тут занимаются копы, – заметила сидевшая за рулем женщина, когда я пристегнулся ремнем безопасности на заднем сиденье.
– Трудно сказать.
– Хотите знать, что я думаю?
– Что же?
– Держу пари, та тачка набита наркотиками.
– Так сразу и не догадаешься, – отозвался я, и внезапно меня посетила весьма тревожная мысль.
Никаких наркотиков в моей машине, насколько я знал, не было. Оставалось надеяться, что они там и не появятся к моменту прибытия тягача.
– Так куда мы едем?
Я дал ей адрес Берта Сэндерса.
– Дом мэра? – уточнила таксистка.
– Да.
– Пару раз я подвозила его домой, когда он был не в состоянии сам вести машину. Я его не осуждаю: такое порой происходит с каждым из нас. Я даже была рада, что у мэра хватило ума не садиться за руль сильно поддатым, понимаете? Мне нравится, когда люди, за которых я голосовала на выборах, ведут себя разумно.
Еще через пять минут мы остановились перед домом.
– Я, может, вернусь не сразу, – предупредил я, а поскольку на счетчике уже значилось семь баксов, передал ей двадцатку для уверенности, что она меня дождется.
– Не торопитесь, – отозвалась таксистка. – Я, возможно, чуток вздремну. Только не перепугайте меня до смерти, если вернетесь и застанете спящей.
В этот раз на подъездной дорожке стоял черный «бьюик» модели пятилетней давности, а во всем доме свет виднелся только в одном окне наверху. Если не считать дорогих костюмов Сэндерса, эта машина и скромное жилище свидетельствовали о непритязательном образе жизни типичного представителя среднего класса, который он вел. Бытует мнение, будто все мэры обитают в усадьбах и их возят личные шоферы в роскошных лимузинах вроде «линкольна таун-кар». Относительно некоторых это чистая правда. Один мой старинный приятель из Промис-Фоллс когда-то возил бывшего мэра этого города именно на такой машине. Однако небольшими городками в Америке чаще всего руководят самые обыкновенные люди. Они заседают в группах попечителей школ, на собраниях местных советов и комиссий по вопросам водоснабжения. Это наши соседи, с которыми мы постоянно встречаемся в универмагах, вместе получаем новые номера на автомобили, заправляемся на бензоколонках.
Для среднего мэра маленького городка Сэндерс, несомненно, обладал довольно высоким уровнем интеллекта. Бывший преподаватель колледжа, автор книг. Однако ему удалось убедить избирателей, что он – один из них и ничем от них не отличается. Правда, сегодняшняя встреча в мэрии показала: так теперь считали не столь многие, как прежде. Лично я не голосовал за него, но я не голосовал ни за кого, не участвовал ни в каких выборах уже много лет. Наступает время, и ты перестаешь отдавать свой голос лжецам.
А лжецы они все.
Сэндерс при личной встрече тоже не убедил меня в обратном. И я сомневался, что вторая наша беседа изменит мое мнение.
Я надавил большим пальцем на кнопку звонка и не отпускал. Изнутри послышалось непрерывное: динь-дон, динь-дон, динь-дон.
Вглядевшись в окно, я увидел мужчину, спускавшегося по лестнице. Хозяин пытался завязать пояс своего банного халата и выкрикивал на ходу:
– Иду! Уже иду!
У меня над головой включился фонарь. Секундой позже я услышал, как щелкнул замок, и дверь распахнулась.
– Господи Иисусе, – пробормотал Сэндерс. Его густые волосы были встрепаны. Он явно поднялся с постели. – Снова вы. Вы хотя бы представляете, который час?
Он попытался закрыть дверь, но я положил на нее ладонь.
– Нам надо еще раз поговорить.
– Убирайтесь с моего крыльца!
Я надавил сильнее, пока дверь не открылась достаточно широко, чтобы я смог войти.
– Я же велел вам уходить, – сказал Сэндерс.
– Видимо, вы еще ничего не слышали, – отозвался я. – Дело с хитроумным обменом, которое провернули вчера Клэр и Анна, приняло, как могли бы выразиться вы сами, новый неожиданный оборот.
– Я ведь уже говорил, что ничего не знаю об этом.
– Анна мертва.
Я словно огрел его тяжелым предметом по голове.
После ошеломленного молчания мэр произнес:
– Что вы сказали?
– Анну Родомски убили. Я обнаружил ее тело под мостом. Кто-то ее задушил.
Как громом пораженный, Сэндерс нащупал рукой перила, чтобы удержать равновесие.
– Но это же… невозможно.
– Если вы мне не верите, могу отвезти вас туда. Вряд ли они уже успели убрать труп.
– Но это же… Ужасно. – Мэр добавил, обращаясь больше к себе, чем ко мне: – Бессмыслица какая-то. Просто бессмыс…
– Разумеется, бессмыслица. А почему, черт возьми, здесь нужно искать какой-то смысл?
– Я не в состоянии… Они не могли зайти так далеко.
– Кто именно? – спросил я. – О ком вы говорите?
– Выпить, – сказал Сэндерс, отталкиваясь от перил и направляясь в сторону кухни. – Мне нужно выпить.
Он открыл буфет, достал оттуда небольшой стакан и бутылку виски, наполнил стакан и залпом выпил. Попытался налить еще, но я ухватил его за руку и заставил поставить бутылку на стол.
– Расскажите мне, Сэндерс, что за чертовщина происходит.
– Я не знаю, кто убил Анну. Клянусь, не знаю.
– А что насчет Клэр? Где она?
Мэр приложил ладонь ко лбу, будто у него сильнейшая головная боль. Но почти сразу же взял себя в руки и хитро улыбнулся:
– А, вот теперь понимаю. До меня дошло, что творится! Очень хорошо разыграно. Вы почти убедили меня. Едва не поимели.
– Поимел? Вы считаете это уловкой? Розыгрышем?
– Ловким трюком.
– В самом деле? Тогда поехали! – Я схватил его за халат на плече. – Меня ждет такси. Можем отправиться прямо сейчас и посмотреть на нее. Вернее, на то, что осталось. Ею успели пообедать бродячие псы.
Сэндерс стряхнул мою руку, а халат при этом сполз почти до правого локтя. Он натянул его на место театральным жестом, стараясь держаться с достоинством, однако потрясение было для этого слишком сильным.
– Господь всемогущий! Собаки? – Он приложил пальцы к губам, словно испытал приступ тошноты, но тут же убрал руку. – Ладно. Пусть все сказанное об Анне правда, я все равно не вижу причин доверять вам. Я понимаю, какую игру вы затеяли. Рассчитывали, что, сообщив мне об Анне, сможете взять на испуг и заставить рассказать, где Клэр.
– Значит, она действительно где-то прячется?
– Она не прячется. Просто… уехала.
– Когда вы в последний раз получали от нее известия? Ради всего святого, Сэндерс! Лучшая подруга вашей дочери мертва. Будь Клэр моей дочерью, я бы уже схватил телефон и убедился, что она в порядке.
– Если бы возникли проблемы, она бы позвонила… – Мэр снова говорил больше с собой, чем со мной.
– Если Клэр в опасности, у нее может не быть возможности позвонить.
– Нет, я говорю о ее матери. Она бы позвонила. Все хорошо. Все в полном порядке. – Сэндерс кивал в такт своим словам, будто игрушечный болванчик.
– Клэр отправилась жить к матери в Канаду?
Он снова приложил пальцы к губам и неразборчиво пробормотал что-то.
– Отвечайте же! – упорствовал я. – Она сейчас там?
Мэр убрал руку ото рта.
– Я знаю, что Огастес Перри – ваш шурин. Думаете, я не понимаю, как он использует вас, чтобы выяснить, где она?
– Вы шутите? – спросил я. – Он только что лично наложил арест на мою машину. И какое отношение Огги имеет к Клэр?
Сэндерс промолчал, глядя на меня широко открытыми глазами.
– Послушайте, я же вам рассказал, как оказался вовлечен в это дело, и шеф полиции здесь совершенно ни при чем. Клэр попросила меня подвезти ее. Они с Анной разыграли свой хитрый трюк с моей помощью. А теперь Анна мертва. И я собираюсь установить истину с вашей помощью или без нее.
– Мне больше нечего вам сообщить, – произнес Сэндерс.
– Скажите хотя бы, что Клэр жива. Вам это известно наверняка или вы так думаете?
Прежде чем он успел ответить, свет снаружи лучом прошелся по стенам гостиной, достигнув отблесками даже кухни. Сэндерс устремился к окну, чуть откинув тюль для лучшего обзора улицы.
– Что там? – спросил я.
– Стоит машина. Габаритные огни выключены. Кто-то за рулем.
– Это мое такси. Я попросил водителя подождать.
– Но откуда тогда свет фар?
– Возможно, другой автомобиль проехал мимо, – предположил я. – Ваша соседка сказала, что в последнее время полиция постоянно здесь дежурила. Причем они явно следили за вашим домом.
Сэндерс уставился на меня:
– Вы и с моими соседями успели побеседовать! А сами пытаетесь уверить меня, что ни в чем не замешаны.
– Так объясните, в чем я могу быть замешан? Почему полиция за вами следит? Почему вы считаете, что все это дело рук их шефа?
Не получив ответа, я заговорил мягче:
– Могу поклясться вам, мистер Сэндерс, что стараюсь только помочь вам. Стремлюсь помочь Клэр. Если она от чего-то спасается бегством, расскажите от чего. Может, я смогу справиться с проблемой, и это позволит ей спокойно вернуться домой.
Сэндерс изучающе всматривался в мое лицо при тусклом свете.
– Давно вы живете тут, мистер Уивер?
– Несколько лет. Шесть, если точнее.
– Вам здесь нравится?
– Когда-то нравилось, – ответил я.
Что-то в моем голосе оживило его память.
– Ваш сын, – сказал он. – Я знаю о вашем сыне. – Он сглотнул. – Примите соболезнования.
Я не стал спрашивать, откуда Сэндерс знал о Скотте. В Гриффоне о нем знали все. Наверняка это Клэр рассказала его историю своему отцу.
– Но до вашей… вашей трагедии вы были счастливы в Гриффоне?
Сейчас мне оказалось трудно даже вспомнить, каким был наш мир всего два месяца назад. Неприятности с сыном начались в прошлом году или даже раньше, но и, несмотря на них, нам бывало хорошо всем вместе. А уж до того, как Скотт стал находить удовольствие в наркотических веществах, мы, вероятно, были вполне счастливой семьей. Или просто довольной жизнью.
Но мне не хотелось обсуждать это с Бертом Сэндерсом.
– Не понимаю, к чему вы клоните.
– Вы ощущали себя здесь в безопасности? – спросил он.
– Наверное, – ответил я, немного подумав.
– Полиция Гриффона здорово справляется со своими обязанностями, не так ли?
Я вспомнил о петиции «Лучше наших копов нет», чем вызвал его улыбку.
– Вы подписали ее?
Я покачал головой.
– Вот это сюрприз, – искренне удивился мэр.
– Не представляю, какое отношение петиция имеет…
– Однажды вечером в парке гулял подросток с пневмоклаксоном. Вы такие наверняка видели. Они еще отдаленно напоминают аэрозольные баллончики с краской. Один из бравых полицейских Гриффона подошел к мальчишке, приставил клаксон прямо к его уху и дал сигнал. Слух к парню, вероятно, так больше и не вернулся. Родители обратились за помощью к нам. Но догадайтесь, что произошло дальше. Ваш шурин нашел трех полицейских, утверждавших, что юноша был так пьян, что сам поднес клаксон к уху и нанес себе повреждение. – Сэндерс грустно взглянул на меня. – А теперь опросите наших горожан, поделом ли получил подросток. Получите единодушный ответ: да, поделом.
Я промолчал. Он был прав.
«Да, наши копы порой немного увлекаются, но мы можем отвернуться и сделать вид, что ничего не происходит». Такое отношение к проблеме разделяет большинство граждан Гриффона. Когда какого-то подонка сначала избивают, а потом вышвыривают из города, разве это кому-то здесь помешает безмятежно спать? Но если штурмовики Огастеса Перри так легко идут на подобные нарушения закона, то возникает вопрос: на что еще они могут оказаться способны? Как они поступают, например, с изъятыми наркотиками и добытыми преступным путем деньгами? Нет суда, нет нужды и в уликах. Почему полиция закрывает глаза на то, что творится в «Пэтчетсе»? Не потому ли, что Филлис Пирс не скупится на некоторую сумму наличных?
– Вы можете подтвердить сказанное доказательствами?
Сэндерс рассмеялся:
– Доказательства. Конечно, куда же без них!
У меня уже не оставалось на все это времени.
– Мистер Сэндерс, просто скажите, где сейчас Клэр, – попросил я. – Я привезу ее домой. Это часть моей работы.
Он не слушал меня:
– Вы думаете, копы сидят на улице и присматривают за мной? Вы так считаете?
– Почему бы вам не рассказать все?
– Нет. Они не присматривают за мной, а демонстративно следят. Пытаются запугать. Заставить пойти на попятный.
– Я все еще не понимаю, какое… – Тут я замер, услышав что-то (или кого-то) наверху.
– Что это? – спросил я, посмотрев в потолок.
Судя по звуку, там кто-то двигался. И явно не белка, пробежавшая по крыше.
– Я ничего не слышал, – произнес Сэндерс.
– Вы, стало быть, глухой, – съязвил я. – Кто-то есть наверху.
– На втором этаже никого нет. Я в доме один.
Я пригляделся к нему.
– Она здесь? Клэр сейчас здесь?
Он резко покачал головой:
– Нет.
Я снова задрал голову к потолку и крикнул:
– Клэр!
– Замолчите! – велел Сэндерс. – Не надо так орать!
– А почему я должен разговаривать тихо, если здесь никого больше нет?
И я направился к лестнице, стряхнув с себя руку Сэндерса, пытавшегося меня задержать.
– Убирайтесь! – велел он. – Вы не имеете права обыскивать мой дом!
Я оглянулся на него.
– Может, вызовете полицию?
Он пробурчал нечто неразборчивое, а я стал подниматься вверх. И почти преодолел половину лестничного пролета, когда Сэндерс набросился на меня сзади. Я почувствовал, как его руки сомкнулись вокруг моих коленей, и чуть не повалился вперед. Мне удалось смягчить падение, но мой локоть при этом ударился о жесткое дерево ступени, и боль отозвалась во всем теле.
– Дьявол! – выругался я.
– Сукин ты сын! – вторил мне Сэндерс, цепляясь за лодыжки.
Я сумел высвободить одну ногу, потом упер подошву ботинка в его все еще обнаженное правое плечо и с силой толкнул. Он скатился вниз по лестнице, приземлившись на собственный зад, пояс халата при этом окончательно развязался, и его тело предстало передо мной в полной наготе. Никто не выглядит более глупым и беспомощным, чем мужчина, чье «хозяйство» вываливается на обозрение.
Сэндерс поспешно поднялся, запахнул халат и снова затянул кушак. Я то ли полусидел, то ли не совсем прямо стоял на ступени, осторожно массируя ушибленный локоть.
– Мы можем все облегчить или сильно усложнить, – заметил я.
– Пожалуйста, прошу вас, – проговорил он почти с мольбой, – уйдите. В самом деле, какое это дело имеет отношение к вам? Разве вы не можете просто исчезнуть отсюда?
– Стойте на месте, – скомандовал я и преодолел оставшиеся ступени. – Клэр! – позвал я снова, но уже не кричал. Мне не хотелось вести себя угрожающе. – Это мистер Уивер, отец Скотта. Мы встречались вчера вечером, помните?
На верхней площадке я немного задержался, чтобы сориентироваться, а Сэндерс, уже тоже поднявшийся до середины, повторил:
– Уверяю вас, ее здесь нет.
Я не обратил на него внимания. Справа от меня располагалась ванная, а сразу за ней – дверь комнаты, выглядевшей самым просторным из трех помещений второго этажа. Как я догадался, это были личные покои самого Сэндерса. Большая двуспальная кровать с откинутым одеялом. Ясно, что он лежал в постели, когда я приехал, и успел только накинуть халат, чтобы встретить у входной двери.
Слева я увидел комнату, которая тоже прежде служила спальней, но сейчас была превращена в кабинет. Рабочий стол, книжные полки, стационарный компьютер.
А прямо передо мной за закрытой дверью находилась спальня Клэр. Не требовалось таланта Эркюля Пуаро, чтобы определить это. К двери был прикреплен миниатюрный автомобильный номер, какие продаются во многих сувенирных лавках, с выдавленным на нем именем девушки.
– Клэр? – спросил я уже не так решительно, прежде чем открыть дверь и нащупать выключатель на стене.
Загорелся свет. Первое и самое очевидное, что бросилось в глаза, – это пустая и аккуратно застеленная кровать, по всему покрывалу которой были разбросаны десятки журналов.
– Я же вам говорил, – донесся из-за моей спины голос Сэндерса.
Рядом с подушкой находились несколько мягких игрушек: собачки и два мохнатых зайца – розовый и голубой. Все заметно потертые. Клэр, видимо, играла в них еще совсем маленькой. Зато журналы оказались вовсе не теми, какие можно ожидать увидеть в комнате девушки. Только один номер предсказуемого «Вога», а остальное – серьезные издания вроде «Нью-Йоркера», «Экономиста», «Харперса» или «Уолруса» – канадского политического еженедельника. На прикроватном столике лежали айпэд и биография Стива Джобса, выпущенная пару лет назад.
Я взял айпэд и нажал на строку «Домашняя страница», чтобы просмотреть содержимое. На дисплее высветились десяток иконок, в основном ссылки на новостные сайты в Интернете.
– Вы не имеете права рыться…
Я повернулся к нему и рявкнул:
– Хватит ныть!
Я нажал на иконку и открыл почту Клэр. Мне хватило десяти секунд, чтобы изучить входящие и отправленные письма. Вот так-то! Люди моего поколения считали себя вполне серьезными и грамотными пользователями, общаясь через электронную почту, но большинство подростков посылали друг другу сообщения с помощью иных ресурсов. На дисплее я не увидел ни одного письма.
Я поднял глаза и бегло посмотрел на себя в зеркале. В молодости я имел привычку засовывать края фотографий за раму зеркала, а вот здесь не оказалось ни одного снимка, сохраненного таким образом. В наши дни почти никто не держал печатных фотографий. Изображения хранились в памяти компьютеров, выкладывались в социальных сетях, пересылались в электронном виде. Их просматривали на дисплеях. Новые технологии позволяли вам показывать свои снимки гораздо большему числу людей, чем прежде, но возникал вопрос: что станет со всеми этими запечатленными моментами жизни лет через двадцать? Не окажутся ли они в какой-то устаревшей базе данных, как ненужные вещи на свалке? Что произойдет с фотографиями, которые нельзя подержать в руках?
Эти мимолетные мысли заставили меня переключиться на фотографический раздел айпэда. Появились изображения. Типичные снимки, какими обмениваются друг с другом молодые люди. Смеющиеся, кривляющиеся, высовывающие языки, стоящие группами на вечеринках с бокалами в руках.
– Фотографии являются частной собственностью, – объявил Сэндерс.
Он сильно действовал мне на нервы.
– Я же предложил вам вызвать полицию.
На нескольких фото Клэр и Анна снялись вместе. Анна целует Клэр в щеку. Клэр пытается дернуть Анну за кончик носа. А вот они примеряют новые платья, держа руки на бедрах.
Но были и снимки Клэр с парнями. Некоторые, судя по положению в самом конце списка, являлись достаточно давними, и на них был запечатлен круглолицый парень, выглядевший старше Клэр. Точнее, уже даже молодой мужчина.
Я показал айпэд Сэндерсу.
– Это Роман Рэвелсон?
– Я вас прошу, пожалуйста, прекратите…
– Это он?
– Да.
– А кто этот мальчик? – На более поздних фотографиях Клэр обнималась, целовалась, смеялась с чернокожим пареньком с короткой стрижкой. Он был почти на фут выше Клэр.
– Деннис.
– Деннис. А дальше?
– Деннис Маллавей. Какое-то время он был ее ухажером.
– Он из Гриффона?
– Нет. Я не знаю, откуда он. Деннис работал здесь летом, а потом вернулся домой.
– У них сложились серьезные отношения?
Сэндерс раздраженно ответил:
– Откуда мне знать? Они крутили обычный летний роман. Вы помните все свои летние увлечения? Все развивается довольно стремительно, потому что времени не так много. Но это… Опять-таки грубое вторжение в личную жизнь моей дочери.
Я положил айпэд на место и обратился к столу. Его поверхность оказалась завалена вещами, какие я и ожидал увидеть. Немного косметики, флакончики лака для ногтей, школьные учебники. Я обошел кровать, чтобы осмотреть пространство между ней и стеной. Возникло подозрение, что там вполне мог кто-то спрятаться, но оно не подтвердилось. Затем настала очередь стенного шкафа. Я открыл его.
– О, бога ради! – простонал Сэндерс.
Я увидел ком сваленной в кучу одежды. Вряд ли туда удалось бы запихнуть что-то еще. Я повернулся и посмотрел на Сэндерса, стоявшего в дверях в импозантной позе и по-прежнему пытавшегося держаться с достоинством.
– Вы должны уйти, – твердил он.
Он даже отошел в сторону, освобождая мне путь, но я направился не к лестнице, а прямиком в его кабинет. Смотреть там оказалось особенно не на что. Стенной шкаф был открыт нараспашку, и в нем виднелись картонные папки и коробки с документами.
Я пересек коридор и вернулся в спальню Сэндерса. И почувствовал там неуловимо знакомый аромат, который уже улавливал где-то прежде. И совсем недавно.
– Я больше не собираюсь терпеть это грубое вмешательство в мою жизнь, – заявил мэр, однако в его голосе не осталось ни единой властной нотки.
– Давно ли вы расстались с женой? – Я осматривал матрац, обходя вокруг постели.
– Какое отношение это имеет…
– Постойте-ка.
Подойдя к дальнему краю кровати, проверяя, не прячется ли кто-нибудь за спинкой, я только сейчас заметил дверь ванной комнаты, выходившую в спальню. Сэндерс понял, куда я смотрю, и напрягся.
Я приблизился к двери. Раковина, унитаз, ванна. Причем ванна была задернута шторкой. Материал слишком плотный, чтобы различить, есть ли кто-то по другую сторону, но такие вещи обычно подсказывает интуиция.
– Клэр? – спросил я.
Ответа не последовало.
Пришлось сказать:
– Сейчас я досчитаю до пяти, а потом отдерну шторку. Один. Два. Три. Четы…
– Хорошо, – вмешался Сэндерс, признавая свое поражение. – Хорошо. – Он обращался к кому-то, стоявшему дальше меня. – Будет лучше, если ты выйдешь сама.
Из-за шторки донесся женский голос:
– Но я совершенно не одета.
На мгновение я почувствовал, что могу гордиться собой. Я нашел Клэр. Но это ощущение сразу улетучилось при виде стоявшего рядом Сэндерса в одном халате на голое тело и при мысли об обнаженной Клер за занавеской.
– Что здесь, черт возьми, происходит?
– Подождите, – сказал Сэндерс и бросился к стенному шкафу, откуда достал еще один халат. Я деликатно отвел взгляд, когда он вернулся в ванную. Потом донесся звон колец раздвигавшейся занавески по металлической перекладине.
– Вот возьми, – донесся голос Сэндерса, – и надень это.
– Я очень старалась вести себя тихо, – произнесла она.
– Да, знаю, знаю.
Он немного опередил меня. Я же посчитал, что могу теперь без стеснения повернуться и посмотреть на Клэр впервые с тех пор, как видел ее заходившей в «Иггиз» прошлым вечером.
Но женщина выглядела совершенно непохожей на Клэр, какой она мне запомнилась. Просто потому, что это была не Клэр.
Передо мной предстала Анетта Рэвелсон, жена Кента – владельца мебельного магазина, с крыши которого упал или спрыгнул и разбился насмерть мой сын.
– Привет, Анетта, – поздоровался я, пока она завязывала пояс халата.
– Привет, Кэл, – отозвалась она, глядя в сторону.
– Вы знакомы друг с другом? – спросил Сэндерс.
– Разумеется, я знакома с Кэлом, – ответила Анетта. Нашла в себе силы встретить мой взгляд и добавила: – Ты думал, я – Клэр? Все время выкрикивал ее имя, пока поднимался по лестнице.
– Да, рассчитывал найти ее здесь.
– Что ж, куда разумнее было ожидать встретить здесь ее, чем меня, – усмехнулась Анетта.
– Если честно, тебя я никак не думал застать в этом доме. Уже поздно. Кент не волнуется, что тебя до сих пор нет?
– Я же сказала тебе: он уехал из города, – напомнила Анетта. – В командировку по закупкам товара. Участвует в ежегодной конвенции оптовых торговцев мебелью. Выбирает новые модели, которые хочет сбывать у нас. – Она выкатила нижнюю губу и сдула непослушный локон со лба. Посмотрела на Берта, потом снова на меня и произнесла: – Догадываюсь, как неприлично все это выглядит.
Промолчав, я осмотрел ванную комнату.
В совершенно сухой ванне валялись ее одежда, туфли и сумочка. Она явно в спешке забрала все это из спальни. Ее упавшая на дно ванны сумка, вероятно, и вызвала встревоживший меня шум, и аромат именно ее духов я почувствовал чуть ранее.
– Зачем ты разыскиваешь Клэр? – спросила Анетта. – Берт, у Клэр какие-то неприятности?
Сэндерс сидел на краю кровати и массировал плечо, в которое я ударил ногой на лестнице.
– Я ничего не знаю, – промолвил он. – Не уверен, что вообще понимаю, какого дьявола происходит.
– Поручись за меня, Анетта, – попросил я. – Очень хотелось бы помочь Берту, но он мне не доверяет.
– Помочь ему в чем?
– Думаю, у Клэр действительно возникли крупные неприятности, но Берт либо так не считает, либо не хочет признаться в этом. Хотя сейчас появились очень серьезные основания для беспокойства.
– Какие? – спросила Анетта. – Что стряслось?
Сэндерс поднял голову:
– Эта девушка… Родомски. Она мертва.
У Анетты округлились глаза.
– Что?!
– Ее убили. – Он вяло указал пальцем на меня. – Расскажите ей сами.
– Мы говорим об Анне Родомски.
– Я поняла, о ком речь, – произнесла она ошеломленно. – Знакома с ее родителями. Но боже правый! Это же ужасно! Они, вероятно, вне себя от горя.
Наверное, так оно и было, однако я пока не встречался с ними после обнаружения тела их дочери. Я даже почувствовал укол совести, словно должен был находиться сейчас рядом с родителями Анны, а не здесь, но ощущение оказалось мимолетным. Сейчас прежде всего необходимо было найти Клэр.
– Клэр знает? – спросила Анетта. – Берт, она знает о том, что случилось с Анной?
Сэндерс посмотрел на меня:
– Понятия не имею. Может быть, знает. В наши дни все подростки каким-то образом поддерживают связь друг с другом. А население уже оповещено? Репортаж попал в выпуски новостей?
– Не думаю, хотя это всего лишь вопрос времени. Вы правы, такие известия быстро распространяются в социальных сетях, значительно опережая выпуски новостей. – Я сделал паузу, немного подумав. – Но Клэр будет лучше услышать обо всем от вас.
– Да, да, конечно. – Сэндерс повернулся и посмотрел на телефон, лежавший на прикроватном столике.
«Возьми же этот треклятый телефон и позвони ей», – подумал я. Но он, казалось, уже и сам принял такое решение.
– Ее сотовый может быть отключен, – высказал опасение он.
– Зачем ей выключать мобильник? – спросил я.
– По нему легко могут отследить, верно? Если телефон в Сети.
– О чем ты, Берт? – Анетта недоуменно на него уставилась. – Кто может отслеживать… Господи, ты же это не всерьез, правда? Или ты в самом деле считаешь, что он может пойти на такое?
– Кто? – осведомился я. – Кто может пойти и на что именно?
Анетта окинула меня уничижительным взглядом.
– Твой милейший шурин. Кто же еще?
– Ты-то откуда знаешь?
– Откуда я знаю? Ты даже не представляешь, к каким ухищрениям мне пришлось прибегнуть, чтобы незаметно проникнуть сегодня сюда, – ответила она. – Я припарковалась в целом квартале дальше и на соседней улице. – Она указала в сторону задней части дома. – Проскользнула между домами чуть ли не ползком, как Женщина-кошка. Мне бы очень пригодился прибор ночного видения. Ободрала все колготки о какие-то колючие кусты. А уж Берту никак никуда не выбраться, чтобы негласно встретиться со мной. За ним наблюдают круглые сутки, в курсе всех его передвижений и перемещений. Зато я могу прокрасться через заднюю дверь, чтобы меня никто не заметил.
– Вас волнует, что шеф полиции прознает о вашей связи?
– Даже не столько это, – ответил Сэндерс, все еще держа руку на трубке телефона. – Перри, видишь ли, стремится вселить в меня страх.
– Все верно, Берт. Перри – полный придурок, – заявила Анетта, – но для чего ему отслеживать местонахождение твоей дочери? Она же уехала на школьную экскурсию в Нью-Йорк. С какой стати его должно это заботить? А если она отключила свой сотовый, свяжись с учительницей или позвони в отель, где они посели…
– Она вовсе не там, – отозвался Сэндерс. – Ни на какую экскурсию в Нью-Йорк она не уехала. Я это выдумал.
Анетта растерянно заморгала. Было заметно, что она обижена. Женщина всегда расстраивается, когда выясняет, что мужчина, с которым она изменяет мужу, не до конца честен с ней самой.
– Не надо на меня дуться, – произнес Сэндерс. – Ты же знаешь, я в последнее время живу как в аквариуме. А потому информацию приходится строго дозировать по мере необходимости. – С прорвавшимся раздражением Сэндерс обратился ко мне: – Вы же слышали, что сказала соседка. Никогда не знаешь, не следят ли за моим домом из патрульной машины. Все это часть затеянной Перри кампании запугивания, чтобы заставить меня заткнуться, спустить на тормозах открытое мной дело о том, как он руководит своим ведомством. Он сам следит за мной, приставляет ко мне своих солдафонов, а еще пару дней назад они подвергали слежке и Клэр. Если Перри способен растоптать конституционные права любого, кто осмеливается пересекать нашу городскую черту, то что такое для него мэр? А тем более дочь мэра?
– Клэр тоже почувствовала это на себе? – спросил я.
– А как же, – ответил Сэндерс. – Она сказала, что не может больше выдерживать травлю, устроенную против меня полицией. Ее уже тошнило от того, насколько она оказалась втянута в мою с ними борьбу, и кто, черт побери, винил бы ее за это? Она не все мне рассказывала, но однажды вечером у «Пэтчетса» к ней привязался коп и не впустил внутрь. В другой раз, совсем недавно, тот же офицер, если я правильно понял, отнял у нее сумочку якобы для проверки на наркотики, которых в ней не было и быть не могло. Но вот только сумочку нам вернули на следующий день и в участке. Кто осмелится признать необоснованным ее желание убраться подальше от этого городка? И Клэр нашла способ провернуть все так, чтобы полицейские не узнали, куда она отправилась.
– Она сказала вам, что собирается сделать это вместе с Анной?
– Я даже толком не знал, в чем суть ее затеи, но дочь уверила меня в полной продуманности своего плана.
– Однако она не могла не сообщить вам, куда отправляется.
Сэндерс опустил голову, делая вынужденное признание:
– В Торонто. Пожить со своей матерью. Моей бывшей женой, Кэролайн. Теперь Кэролайн Карнофски.
– Кэролайн и забрала ее?
Он кивнул.
– Клэр договорилась с матерью. Сказала, что если возникнут проблемы, позвонит либо она сама, либо мать. А поскольку никто не звонил, то все должно было пройти хорошо.
Я указал на телефон и жестами изобразил, как набирают номер.
– Вам необходимо сообщить ей о происшедшем.
Сэндерс уже взялся за трубку, но потом замер в нерешительности.
– Этот аппарат, – произнес он, – может прослушиваться.
– Вы серьезно? – спросил я. – Считаете, что шеф полиции установил «жучок» на ваш телефон?
– Мне это приходило в голову. Иногда, как мне кажется, я слышу на линии странные щелчки. Вы же знаете подобные истории. И, как говорится, даже если ты параноик, у тебя могут существовать все основания…
Я отмахнулся от него:
– Да, понимаю. Но, боже милостивый, он не стал бы… – Впрочем, хорошо знал я и то, что Перри в свое время служил в разведке, а у него в подчинении имелись специалисты, умевшие проделывать подобное. – Если вы действительно верите в это, – продолжил я, – то можно допустить, что они прослушивают весь ваш дом. И слышат все, о чем мы говорим сейчас.
На лице Анетты отразился ужас.
– Как? Вы имеете в виду, что кто-то мог слышать то… Словом, все, что происходило в этой комнате?
Она, видимо, вспомнила все реплики, вырвавшиеся у нее в минуты страстных объятий. Судя по виду Сэндерса, он подумал о том же.
– А если кто-то еще и сделал запись… – Она не закончила фразу.
Я живо представил, как разыгралось ее воображение. Кто-то предположительно имел запись на пленке (то есть, скорее всего, цифровую), которую мог показать ее мужу. Ничего хорошего перспектива не сулила.
– Едва ли вы захотите, чтобы такое услышал Кент, – подлил я масла в огонь.
Анетта вздрогнула при одном лишь упоминании имени мужа:
– Не смейте даже шутить подобным образом!
Но у меня имелись гораздо более серьезные поводы для тревоги, чем публичная огласка супружеской измены Анетты Рэвелсон.
Я зашел в ванную и позвал:
– Анетта, соберите-ка лучше свою одежду.
Она сгребла все в кучу вместе с сумкой.
– Пойду переоденусь в комнате Клэр.
Когда она удалилась, я снова задернул шторку вокруг ванны, а потом открыл кран с холодной водой и повернул рукоятку, включавшую душ. Струи ударили в пластик занавески, создавая негромкий фоновый шум наподобие ливня, стучащего по металлической крыше. Я жестом подозвал Сэндерса и передал ему свой мобильный телефон.
– Если ваш сотовый или весь дом прослушивают, это помешает им разобрать, о чем вы говорите.
Сэндерс набрал на моей трубке номер и приложил ее к уху.
– Гудки, – сообщил он мне. Затем: – Кэролайн? Это я… Знаю, номер не мой. Я звоню с чужого телефона.
Я склонился к голове Сэндерса, чтобы услышать их разговор.
– У тебя все хорошо? – спросила Кэролайн.
– Да, да. Я просто…
– Где ты находишься? Что за странный шум? Уж не стоишь ли ты под проливным дождем?
– Я в… Не волнуйся за меня, Кэролайн. Я должен поговорить с Клэр. Она там? Можешь дать ей трубку? Боюсь, у меня для нее плохие новости.
– Клэр здесь нет. И с чего бы ей быть тут?
– Все в порядке, ты можешь говорить без опаски, – заверил ее Сэндерс. – Нас сейчас никто не сможет подслушать.
– Берт, но Клэр здесь действительно нет.
– Когда она вернется?
– Берт, ты словно не понимаешь меня. Она не живет со мной. Я жду ее приезда в гости только через пару недель.
Сэндерс невольно повысил голос:
– Но ведь ты же увезла ее вчера вечером. Отсюда, из Гриффона.
– Ничего подобного я не делала, Берт. Где Клэр?
Теперь уже панический страх слышался в голосах обоих.
– Клэр сама все устроила, – произнес Сэндерс. – По ее словам, ты собиралась ее забрать. Вчера вечером. От «Иггиза». Она должна быть с тобой.
– Послушай меня, Берт. – У Кэролайн как будто сбилось дыхание. – Клэр здесь нет. Она не приезжала ко мне уже много недель. И я понятия не имею, о чем ты говоришь!
– Я перезвоню тебе позже, – сказал Сэндерс бывшей жене, нажал отбой и вернул мне телефон. В его лице не было ни кровинки.
– Она говорит…
– Я все слышал. – Я отключил холодную воду, струившуюся по занавеске. – Клэр точно сказала вам, что мать ее заберет?
– Да, именно так.
– Какую машину водит Кэролайн?
– Гм. Один из этих небольших кабриолетов. «Миату».
– У нее нет «вольво» с универсальным кузовом?
Сэндерс покачал головой:
– Ничего подобного, как и у ее мужа. – Он посмотрел на меня с откровенной мольбой. – Где же может быть Клэр?
– Похоже, она добилась своей цели, – заметил я. – Сбежала не только от того, кто за ней следил, но и вообще ото всех. Думаете, вашей борьбы с Перри действительно было достаточно, чтобы Клэр захотелось исчезнуть?
– Абсолютно уверен.
– Выяснилось, что она даже вам не пожелала рассказать о своем укрытии. Вам это не кажется несколько странным?
Мэр вскинул руки в беспомощном жесте:
– Боже, я даже не знаю, что сказать…
Тут снова появилась Анетта – в туфлях на убийственно высоких шпильках. Она надела сегодня черное вечернее платье с глубоким декольте, открывавшим вид на ее большой бюст, причем усилила эффект с помощью поддерживавшего грудь снизу тонкого кружевного бюстгальтера. Этот наряд был куда сексуальнее, чем тот, в котором я видел ее рядом с мебельным магазином.
– Что тут происходит? Ты рассказал Клэр новости? Она теперь знает про Анну?
– У матери ее нет.
– Тогда где же она?
– Мы не знаем, – сообщил я.
– О черт! – только и сказала Анетта.
Сэндерс заглянул мне в глаза:
– Что теперь делать?
Мне захотелось посоветовать ему молиться, чтобы Клэр не постигла участь Анны, однако я человек не слишком набожный, и к тому же совет прозвучал бы почти издевательски. Поэтому я ответил другое:
– Начинайте обзванивать всех. Ее подруг, приятелей, ухажеров, учителей.
– Я спрошу у Романа, – заявила Анетта. И пояснила для меня: – Мой сын какое-то время встречался с Клэр. Может, у него есть идеи по поводу того, куда она могла податься. – Она прикусила губу. – Хотя сомневаюсь. Они не слишком-то много общались.
– Но все-таки были парой, – заметил я.
– Верно. Вот только Клэр порвала с Романом. Мой мальчик тяжело переживал из-за этого.
Мне сейчас было как-то не до сочувствия Роману.
– Словом, свяжитесь со всеми, о ком только вспомните, – посоветовал я Сэндерсу. И тут у меня родилась неожиданная идея. – Но сначала попробуйте ее мобильник. – Я снова передал ему свой телефон.
Он набрал номер и прислушался.
– Сразу включилась голосовая почта… Клэр? Это папа. Где тебя носит? Я только что разговаривал по телефону с твоей мамочкой. Мы оба страшно переживаем за тебя. Если услышишь это сообщение, сразу же перезвони, ладно? Просто позвони мне. Или мистеру Уиверу. Я сейчас как раз пользуюсь его сотовым. Позвони, пожалуйста. Я тебя очень люблю.
И Сэндерс вернул мне телефон.
– Сработал автоответчик. Значит, мобильник отключен? – спросил он.
– Или подсела батарея, – предположил я.
– Все это просто ужасно. Не представляю, как мне… Нет, я, конечно, сделаю то, что вы посоветовали. Начну наводить справки у всех подряд.
В этот момент я почувствовал некоторое облегчение. Мне не приходилось больше нести это бремя в одиночку. Сэндерсу было куда сподручнее общаться с друзьями Клэр, чем мне. Он мог напасть на ее след значительно раньше.
Не давала покоя только одна мысль: почему Клэр солгала и ему? Она объяснила отцу, почему хотела сбежать, но не сообщила, с кем собиралась это сделать. А ведь камера видеонаблюдения «Иггиза» четко зафиксировала, как она садилась к кому-то в машину.
– Хорошо, выполните намеченное, – сказал я. – В следующий раз мы можем встретиться утром и обсудить ситуацию. Вас такой план устраивает?
Сэндерс кивнул.
Анетту, разумеется, беспокоило совсем другое.
– Ты же никому не расскажешь о нас с Бертом, верно?
– Знаешь что, – отозвался я, – ты легко сможешь купить мое молчание, если подбросишь домой. У меня сегодня возникла проблема с машиной.
Я подбежал к такси, легко постучал по стеклу, чтобы не испугать женщину, и уладил дела с ней. Осмотрел улицу в поисках дежурной патрульной машины, но не заметил ее, хотя вдоль тротуара были припаркованы несколько обычных с виду автомобилей. Не исключено, что за рулем одной из них сейчас спрятался негласный соглядатай.
Затем быстрым шагом я вернулся на задний двор дома Сэндерса и, поднявшись по ступенькам к кухонной двери, увидел, как Анетта и мэр размыкают прощальные объятия. Поскольку фонарь над задним крыльцом не горел, Анетта подождала, пока глаза не привыкли к темноте, и проложила для нас курс поперек двора, вокруг гаража и между двумя домами, примыкавшими к владениям Сэндерса.
К счастью для нас, не залаяла ни одна соседская собака и не включились осветительные приборы, снабженные автоматическими датчиками для реакции на любое постороннее движение. А вот Анетте приходилось трудновато. Она не слишком твердо держалась на своих почти трехдюймовых шпильках при переходе с травы на гравий, а с гравия на асфальт, осторожно минуя контейнеры для мусора, разбросанные по лужайкам детские велосипеды и обломки веток. На самых сложных участках мне приходилось брать ее за руку и помогать преодолевать дистанцию.
– Сама не пойму, какого дьявола ношу эти туфли, – призналась она. – Впрочем, вру. Все я понимаю. Есть ли на свете мужчина, чье сердце не забьется учащенно при виде дамы на таких каблучках?
Вопрос показался мне риторическим, и я промолчал. Как только мы прошмыгнули между домами и оказались на тротуаре соседней улицы, я отпустил ее руку. Но зато она сама вцепилась в мой локоть и держалась за него, пока мы не добрались до ее машины.
– Ты славный малый, должна признать, – сказала Анетта. – Мне искренне жаль, что на тебя свалились все эти невзгоды.
Мы подошли к черному седану «БМВ».
– Это мой. – Она достала из сумки ключ и кнопкой дистанционно открыла двери. Габаритные огни мигнули. – А почему ты приехал на такси?
– Долгая история, – ответил я, располагаясь на пассажирском сиденье.
Ей не нужно было говорить, где я жил. Пока Скотт работал в их магазине, Анетта или Кент несколько раз подбрасывали его домой. Скотт еще не достиг возраста для получения водительских прав, а потому обычно его возили либо я, либо Донна. Но если мы оказывались заняты, что изредка случалось, о нем заботились друзья или коллеги.
– Я действительно буду тебе крайне признательна, если ты сохранишь в тайне нашу связь с Бертом. – Анетта пристегнулась ремнем безопасности. – Прежде всего потому, что у нас с ним лишь временные отношения. Это продлится недолго.
– Почему ты так считаешь?
– Я реалистка. Хорошо узнала Берта. Понимаю, какой он.
– И какой же?
– Ах, да брось притворяться. – Она включила передачу и легко нажала на педаль газа своего «бумера». – Будто ничего не слышал.
– О его любви к слабому полу? – спросил я.
– Это еще мягко сказано! – Анетта рассмеялась. – Вот почему я догадываюсь, что вскоре он положит глаз на кого-то еще. Именно поэтому от него ушла Кэролайн. Он завел интрижку с одной из преподавательниц Канисиуса. – Мне вспомнились рассказы Донны о том, как Сэндерс не пропускал в колледже ни одной юбки, пока она там училась, а он преподавал. – Недавно у него даже была интрижка прямо на работе.
– На его работе?
– Нет, на моей. С Рондой Макинтайр.
Это имя мне ничего не говорило.
– Прелестная малышка, надо признать, и горячая штучка. К тому же фунтов на сорок легче меня. Но то, что она брала по части фигуры и молодости, я с лихвой компенсировала опытом. Берт до сих пор думает, будто я ни о чем не догадывалась, но я его насквозь видела. Их обоих. Стоило лишь заметить, каким взглядом Ронда окидывала его, когда он заходил к нам в магазин или даже при случайной встрече на улице. Они крутили любовь все лето. А он наивно считает, что я верю, словно была у него тогда единственной. Вот только Ронда больше у нас не работает.
– Ты ее уволила?
– Вообрази, она неожиданно сама подала заявление об уходе пару месяцев назад. По-моему, Ронда вообще покинула город, нашла работу где-то в другом месте и при этом порвала еще с одним местным парнем. Он был полицейским, который казался ей чуток странным, но зато ничего не знал о ее встречах с Бертом на стороне. То есть на спине. – Анетта хихикнула. – Добровольный уход оказался как нельзя кстати. Иначе мне пришлось бы искать способ избавиться от нее – намекнуть Кенту, что она завышает цены и прикарманивает разницу, подделать кое-какие счета или придумать что-то еще. Но в итоге не понадобилось делать ничего подобного. Мне достаточно грустно от осознания скоротечности романа с Бертом, но пока у меня самой не истек «срок годности», я хочу, чтобы он был только моим. Ты считаешь меня порочной, если я пытаюсь внести в свою рутину хоть немного разнообразия?
– Здесь многое зависит от того, какое разнообразие ты вносишь. Может, тебе попытаться заняться сплавом на плотах по горным рекам?
– Все потому, что моя жизнь сейчас… Это просто жизнь, понимаешь? Сегодня станет точным повторением вчера, завтра вновь повторится сегодня. А с Бертом, пусть это и закончится уже скоро, мне выпадают дни, непохожие на остальные. Ты не можешь не признать его мужской привлекательности. То есть даже если ты со мной согласишься, это не будет означать, что ты голубой, ни в малейшей степени.
– Он красивый мужчина, – заметил я.
– У него внешность человека более широкого масштаба, чем мэр мелкого городка. Он мог бы стать губернатором штата, сенатором – кем угодно, если бы захотел.
– Но Берт не стремится ни к чему подобному?
– В политическом смысле он совершенно лишен амбиций, – сказала Анетта. – Для него важно добиться успеха на том месте, какое он занимает сейчас. Он старается быть хорошим мэром, защищать то, что считает справедливым и правильным. Вот из-за чего он ввязался в борьбу с Перри, который, замечу в скобках, на самом деле не такой уж плохой человек. Мне кажется, он подходит для своей роли в нашем городе, и я говорю это не только потому, что он брат Донны, поверь. Его временами немного заносит, тут не поспоришь. Но, бога ради, ты же не веришь, что он в самом деле напичкал «жучками» дом Берта, верно? Вот это было бы… по-настоящему скверно.
Я пожал плечами.
– Зачем тебе вообще понадобилось разыскивать Клэр?
Я кратко рассказал о событиях предыдущего вечера.
– Господи, ох уж эти наши детишки, – вздохнула Анетта. – Невозможно предсказать, что они натворят в следующий раз. – Она, казалось, на некоторое время задумалась. – Случившееся с Анной действительно ужасно. Ты думаешь, Клэр могла скрыться, потому что знает, кто сделал это?
– Клэр сбежала до того, как произошло убийство. Поэтому ответ отрицательный, – заметил я. – Мы уже почти добрались до моей улицы.
– Знаю. – Полминуты спустя она остановила машину перед нашей подъездной дорожкой.
– Как у тебя дела с Кентом? – спросил я.
– В каком смысле? – не поняла Анетта.
– Эта твоя связь с Сэндерсом… Не надо быть гением, чтобы догадаться о сложном периоде в вашей с Кентом жизни.
– Одно вовсе не означает другого.
– То есть у вас по-прежнему все прекрасно? У вас идеальные отношения.
– Ни у одной супружеской пары на этой планете отношения не складываются идеально, – произнесла она. – А у вас с Донной как все обстоит?
Когда я помедлил с ответом, Анетта сама поспешила закончить разговор:
– Прости меня. После того, через что вам пришлось пройти, я должна бы понимать, насколько бестактно задавать подобные вопросы.
– Пусть это не тревожит твою совесть, – сказал я. – Послушай, мне хотелось бы как-нибудь снова подняться на ту крышу.
– О, Кэл!
– Мне просто… Я все еще пытаюсь примириться со случившимся, Анетта. У меня постоянно вертится в голове сцена, как это произошло.
– Давай поступим так, – сказала она. – Я сообщу о твоей просьбе Кенту. И если он с тобой не свяжется и даже не позвонит, ты будешь знать, что эта идея ему не по душе.
Я уже сейчас готов был держать пари – он не позвонит.
– Спасибо, что подвезла. Да, и не забудь передать от меня большой привет Роману.
Анетта недоуменно склонила голову набок:
– Конечно. А с чего вдруг?
– У нас с ним состоялась довольно-таки своеобразная встреча этим вечером. Пусть знает, что я еще не забыл о ней и о нем тоже.
Автомобиля Донны перед домом я не увидел. «Она, вероятно, поставила его в гараж», – подумал я, хотя жена поступала так не слишком часто. Я постарался войти как можно тише и сразу направился в кухню, чтобы выпить стакан воды, когда понял, что второй вечер подряд не ужинал. Открыв буфет, достал пачку соленых крекеров и банку арахисового масла. Не назовешь полноценной трапезой, но несколько печенюшек, смягченных маслом, притупят чувство голода.
Я беззвучно положил грязный нож и стакан в отсек посудомоечной машины и медленно поднялся по лестнице. На цыпочках пересек спальню, однако случайно наступил на что-то твердое, и раздался треск. Совсем негромкий, но достаточный, чтобы разбудить Донну. Не заметив, чтобы она пошевелилась во сне, я опустился на колени и обшарил ковер в поисках того, на что наступил. Один из ее карандашей. Я ступней разломил его пополам. Собрав обломки, я заметил, что и баллончик с фиксатором валяется на полу. Пришлось захватить его тоже, прежде чем проскользнуть в ванную.
Только плотно закрыв за собой дверь, я включил свет, бросил сломанный карандаш в корзину для мусора, поставил баллончик на полку и разделся. Оставшись в одних спортивных трусах, я почистил зубы, а потом выключил свет, собираясь вернуться в спальню.
И лишь в этот момент вспомнил, что Донна раньше всегда оставляла свет в ванной включенным для меня.
Глазам необходимо было время, чтобы привыкнуть к темноте, и поэтому я подошел к постели скорее на ощупь, по памяти, откинул одеяло со своей стороны и лег между простынями. И тут же понял: что-то не так. Я часто заморгал, словно это могло помочь глазам быстрее освоиться во тьме, затем сел и посмотрел на другой край кровати.
Донны не было.
Благодаря свету фонаря над крыльцом она легко вставляет ключ в замочную скважину и отодвигает внутренний засов. Открыв дверь, она с удивлением видит сына стоящим в прихожей, хотя они встречались всего несколько часов назад.
– Ты напугал меня, – говорит она.
– Ты обычно не возвращаешься так поздно.
– Что случилось?
– Дело сдвинулось с места, – сообщает он. – Мне нужно было с тобой поделиться. Не хотелось ждать до утра.
– Ты их нашел?
– Нет, но зато, кажется, узнал способ, как их найти.
Она бросает свою сумку в ближайшее кресло.
– Пожалуйста, не внушай мне ложных надежд.
Он рассказывает ей, чем занимался. Она вынуждена признать, что мальчик проделал большую работу.
– Да, тебе пришлось немало попотеть, – замечает она. И думает, несмотря на еще переполняющий ее скептицизм, что он действительно тщательно все продумал.
Одна из его идей особенно ей нравится.
– Прекрасный план – использовать детектива, – говорит она. – Я встречалась с ним сегодня.
– Мы вынудили его работать на нас, хотя он даже не догадывается об этом, – вторит он.
– Может получиться.
– Я чувствую, как все начинает складываться удачно.
– Не слишком увлекайся, – резко бросает она. – Нам предстоит еще многое сделать, прежде чем мы с этим справимся. Если мальчишка забрал тетрадь, верни ее сразу же, как найдешь его. Я должна была раньше догадаться, что он ее отдаст. Обычно, когда тетрадь заканчивалась, он просил новую, и я приносила. Но в этот раз он ни о чем не просил. Прошло слишком мало времени, он не успел бы исписать и половины. Видимо, стал опасаться моих подозрений.
– Ты чересчур переживаешь из-за какой-то паршивой тетрадки.
– Нет, не чересчур. И тебе следует относиться к этому серьезнее.
– Ты шутишь? Считаешь меня недостаточно серьезным? Неужели? Лучше вспомни, с каким дерьмом мне приходится возиться. Я думаю буквально на бегу. Как, например, вышло с той, другой, девчонкой. Мне удалось обставить все не так, как было на самом деле. Разве я не заслужил хотя бы небольшой похвалы?
– Я иду спать. Не могу больше думать об этом ни минуты.
– По-любому во всем виновата только ты, – говорит он.
Она замирает у подножия лестницы.
– Что ты сказал?
– Ты ушла из дома, оставив сушилку включенной, отсутствовала, когда загорелась ткань. Если бы не повалил дым, ничего бы…
Ее рука столь быстра, что сын не успевает уклониться от хлесткой пощечины.
– Я не позволю тебе так со мной разговаривать! Ради кого все это было, а? Ради кого?
Он прикладывает ладонь к покрасневшей щеке и отвечает:
– Ради папы.
– Нет, – говорит она. – Все и всегда делалось ради тебя. Абсолютно все. Я шла на это ради тебя, и дай бог сил, потому что мне, видимо, придется пойти еще на многое, прежде чем мы закончим.
Я сбросил с себя одеяло и поднялся так стремительно, что у меня слегка закружилась голова. Включил лампу на прикроватном столике. Стало заметно, что на ту сторону постели, где спала Донна, даже не ложились. Это выглядело странно. Если бы ей не спалось и она встала с кровати, то не стала бы ее застилать. Никто так не делает в двенадцатом или в первом часу ночи. Ты встаешь, бродишь по дому, выпиваешь стакан воды, рассчитывая через несколько минут вернуться в постель и снова попытаться заснуть.
Значит, Донна даже не ложилась.
Я вышел в коридор, а затем заглянул в комнату Скотта. Я не удивлялся, если обнаруживал ее там, под покрывалом. Но когда я открыл дверь, то при свете из холла увидел, что кровать пуста.
Включая по пути везде освещение, я спустился вниз по лестнице. Если Донна, затаившись, сидела в гостиной, я вполне мог пройти совсем рядом и не заметить. Но ее не оказалось и там.
Не было ее ни в подвале, ни в комнате для стирки.
– Донна! – выкрикнул я.
Отперев раздвижные стеклянные двери, ведущие на террасу, я включил яркие садовые фонари, достаточно мощные, чтобы осветить весь задний двор. Погода была слишком прохладной, чтобы Донна сидела снаружи, уставившись в небеса и гадая, как там идут дела у нашего мальчика. Как я уже упоминал, она, в отличие от меня, верила в подобные вещи.
Я вернулся в дом, заперев раздвижные двери и открыв ту, что вела из дальнего угла кухни в гараж.
Машина Донны тоже отсутствовала.
– Черт бы вас всех побрал! – не сдержался я.
Сняв трубку телефона в кухне, я нажал на кнопку быстрого набора ее номера.
Раздался один гудок. И все.
– Давай же!
Я позвонил еще раз.
– Отвечай!
Только после третьего раза в трубке раздалось:
– Привет.
– Где ты? – спросил я.
– Просто катаюсь.
– Я вернулся домой, но не нашел тебя. И уже начал всерьез тревожиться.
– Да, я должна была оставить записку, – сказала Донна. – Мне совсем не хотелось спать.
– Что-то не так? – Я знал, что глупее вопроса сложно представить. На самом деле мне хотелось понять, чем сегодняшний вечер оказался хуже остальных за последние два месяца.
– Мне есть о чем поразмыслить, – ответила Донна.
Некоторое время мы оба молчали. Я слышал гул двигателя автомобиля фоном на заднем плане. Потом спросил:
– Что ты ела на ужин?
– Я не ужинала, – отозвалась она.
– Я тоже. Умираю с голоду.
– Я, наверное, тоже.
– «Денниз» еще открыт, – сказал я. – Можем устроить себе полуночный завтрак. Не отказался бы от яичницы с колбасой.
– Я как раз недалеко оттуда, – сообщила Донна. И после очередной долгой паузы добавила: – Встречу тебя там.
– Нет. Тебе придется сделать большой круг и заехать за мной. У меня нет машины.
– Как это – нет машины?
– Расскажу за яичницей.
Но прежде чем рассказать о происшествии с автомобилем, я вынужден был объяснить происхождение огромного синяка на виске. Донна заметила его сразу, как только я сел к ней на пассажирское сиденье.
– Очень болит? – спросила она.
– Я больше страдаю от уязвленного самолюбия.
В «Деннизе» сидели еще две пары и одинокий мужчина. Мы с Донной выбрали столик рядом с витриной и у официантки, появившейся раньше, чем мы успели сесть на свои места, заказали для начала кофе без кофеина. Мы оба надеялись, что по возвращении домой сможем уснуть, а потому от обычного кофе отказались.
– Мою машину конфисковала полиция, – объявил я.
Донна положила в свою чашку ложку сахара.
– Расскажи подробнее.
И я рассказал. Начал со своего визита к Родомски и посещения Скиллингов. Потом поведал о том, как вместе с Шоном поехал туда, где высадил прежде Анну, и обнаружил под мостом ее тело.
– А еще Анетта Рэвелсон спит с мэром, – сказал я, – но этот факт представляется даже отрадным на фоне всего остального.
– Как ужасно, – вздохнула Донна, – найти тело той девушки.
Мне показалось, что по ее телу пробежала дрожь. Ведь и в самом деле, невозможно было подумать о любом мертвеце, чтобы перед глазами не возник образ Скотта на парковке магазина «Рэвелсон».
– Да, – сказал я. – Для сына Скиллингов это стало страшным потрясением.
– А ты не думаешь, что он сам мог совершить такое?
– Нет, – ответил я. – Но мне и прежде случалось сильно ошибаться.
Официантка вернулась, и мы заказали яичницу со всеми жирными и нездоровыми, но вкусными ингредиентами, с которыми ее обычно подают. Затем за нашим столом на несколько минут воцарилось неловкое молчание.
– Поверить не могу, что мой брат посмел отобрать у тебя машину, – нарушила его Донна.
Я прихлебывал из чашки, пытаясь вообразить заряд бодрости, который получил бы, если бы в кофе был кофеин.
– Да, меня это тоже удивило.
– Вы двое похожи на кошку с собакой в одном мешке, но думаю, что в определенной степени Огги относится к тебе с уважением, – сказала она. – А машину забрал, чтобы нарочно показать всем: мол, у него нет любимчиков, которым он делает скидки, хотя прекрасно знал – в ней ничего не найдут.
– Если только не найдут, – заметил я. – С него станется.
– Бога ради! Зачем ему это? Какие у него могут быть причины так обойтись с тобой?
– Не знаю, – ответил я.
– Понимаю, ты его недолюбливаешь, и порой Огги не нравится мне самой, но на такое он не способен.
– Но он же скармливает мэру чушь, уверяя, что его люди никогда не переходят рамок закона.
Донна окинула меня взглядом, словно говорившим: уж тебе ли не разбираться в таких делах.
– А ты действительно думаешь, что где-то есть полиция, никогда не переходящая этих рамок? Возьмем, к примеру, полицию Промис-Фоллс. Кажется, ты когда-то служил там?
– Донна.
– Огги прикрывает своих людей, как твой бывший шеф прикрывал грешки своих.
– Потому я и потерял работу, – напомнил я.
– А мог потерять куда больше, – парировала она.
О своей службе в полиции Промис-Фоллс я не слишком любил вспоминать, а тем более – обсуждать ее.
– Может, ты права. Возможно, Огги в самом деле решил устроить демонстрацию, показать характер. Вероятно, ему просто хочется создавать мне неудобства при любом удобном случае. Утром ведь придется взять машину напрокат.
– Воспользуйся моей, – предложила Донна. – Довезешь меня до работы. Если не сможешь потом забрать домой, я как-нибудь сама доберусь.
– Неплохой план, – одобрил я.
Последовали еще несколько минут молчания. Я почувствовал, что обсуждение событий моего вечера закончилось. По крайней мере на время. Мы собирались затронуть другую тему.
Наконец Донна начала:
– Я так боялась потерять его любовь.
Я смотрел на нее и ждал продолжения.
– Меня страшило, что если… Если мы… проявим к нему настоящую строгость, заставим сидеть дома, лишим карманных денег, принудим к подчинению, вступив в открытую войну с ним из-за его поведения… Я очень боялась навсегда лишиться его любви.
– Знаю, – сказал я.
– Я даже подумывала ненадолго посадить его за решетку, – призналась Донна. – Позвонить Огги. Чтобы его арестовали, надели наручники, бросили в камеру. То есть проучили по полной программе. Как в фильме «Взгляни в лицо страху». Помнишь его? Но только я не смогла. Поняла, что потом никогда себе этого не прощу. А вдруг с ним в тюрьме что-то случится? Даже за очень короткое время. Представила людей, с которыми он там успеет встретиться, и к чему это может привести. Но только теперь, когда я ничего не предприняла, уже не могу простить себе бездействия.
Я положил вилку на стол. Мне хотелось многое выразить, но это оказалось безмерно трудно.
– Что? – спросила Донна.
– Я все время очень зол, – признался я. – Как могу, пытаюсь скрывать это. Но злость постоянно меня одолевает. Чувство такое, словно под моей кожей непрестанно скользят змеи. Миллионы жуков копошатся внутри.
– Ты злишься на меня? – спросила Донна.
Я ответил не сразу. Пришлось подумать, насколько честен могу быть с ней, потому что я действительно на нее злился. Но это чувство не шло ни в какое сравнение с моей злостью на себя самого. Его нельзя было даже близко поставить рядом с гневом, направленным на того, кто продал Скотту фатальную дозу наркотика.
И уж совсем мизерной выглядела эта злость, если сопоставить ее с бешенством, которое вызвал у меня сам Скотт.
– Даже не знаю, существует ли на всем свете кто-либо, на кого бы я не злился, – сказал я наконец. Донна заметно погрустнела. – Но ты далеко не первый номер в моем списке. – Я сделал паузу. – Вот тебе описание моего состояния.
Я крепко сжал кулаки, стараясь снять напряжение, а потом расслабил руки.
– Если ты хочешь наказать самого себя, то это одно, – произнесла она. – Мне понятно такое желание. Я и сама его испытываю. Но тебе пора перестать наказывать меня.
– Разве я тебя наказываю? – удивился я. – По-моему, я тебе и слова не сказал.
– Вот именно. А нужно разговаривать со мной. Я никогда в жизни не нуждалась в тебе больше, чем сейчас, но ты полностью закрываешься, отгораживаешься от меня. Прячешься под своим панцирем. Когда мы потеряли Скотта, какая-то часть наших отношений умерла вместе с ним. Ты хочешь дать им погибнуть окончательно? – Ее покрасневшие глаза увлажнились.
Я и сам на мгновение смежил веки и ответил:
– Нет. – Мне было трудно подбирать слова. – Пойми, мне тоже страшно… Я чувствую, что мы не имеем права больше быть счастливыми. Если мы наладим жизнь, снова когда-нибудь обретем счастье, это станет своего рода предательством.
По щеке Донны скатилась слеза.
– О, милый, полностью счастливы мы уже никогда не будем. Но можно жить хотя бы немного счастливее. Немного радостнее, чем сейчас.
Несмотря на голод, я окончательно потерял аппетит. Я немного повозил яичницу по тарелке, отложил вилку и произнес:
– Я не должен был выпускать ее из своей машины.
– А что ты мог сделать при таких обстоятельствах?
– Что угодно. По меньшей мере остаться с ней и дождаться, когда ее заберут. Анна как раз звонила молодому Скиллингу, когда ей помешали.
– Но ведь она, по твоим словам, побежала. Как бы это выглядело, если бы ты погнался за девушкой по пустой улице поздним вечером?
Донна говорила правильно. Однако мне не становилось легче.
– Но я сожалею не только об этом, – сказал я. – Я натворил много чего еще.
Донна с тревогой взглянула на меня:
– Продолжай.
– Делал вещи, которых теперь приходится стыдиться.
– Ты начал с кем-то встречаться? – дрожащими губами спросила она.
– Что? – Ее вопрос стал для меня полнейшей неожиданностью, застал врасплох. А уж от ее комментария я совсем растерялся.
– Такое случается, – утешающе заговорила Донна. – Особенно во время кризиса отношений. Люди начинают делать то, чего никогда не сделали бы в обычной ситуации.
– Нет, – ответил я, – речь совершенно о другом. – Теперь я был способен смело смотреть ей в глаза. – Ничего подобного не было и не могло быть. Никогда.
Я попросил принести счет.
Думаю, мы оба знали, что произойдет дальше.
Мы вернулись домой, не произнеся по дороге больше ни слова, будто боялись спугнуть овладевшие нами чувства. Скажешь что-то, и ничего не случится. Мы подготовились к тому, чтобы лечь в постель, как всегда делали прежде. Вместе встали под душ, по очереди почистили зубы над раковиной, а потом одновременно с разных сторон забрались под одеяло, выключив лампы на прикроватных столиках.
– Спокойной ночи, – сказал я.
– Спокойной ночи, – отозвалась Донна.
Никто из нас больше не притворялся, будто другого нет рядом.
Я колебался всего лишь мгновение, а потом обнял ее. Она повернулась и положила голову на край моей подушки. Я прижал ее к себе, и это произошло. Мы все делали чуть менее страстно и с примесью грусти, но возникло между нами и нечто другое. Возродилась надежда.
Все стало казаться не таким уж мрачным. Может, мы наконец совершили столь необходимый в жизни поворот.
Телефон на прикроватном столике зазвонил без четверти семь утра.
Я к тому времени уже проснулся и лежал, глядя в потолок, размышляя (пусть вас это не удивляет) об автозаправочных станциях, но Донна крепко спала рядом со мной. Она вздрогнула и очнулась.
– Что? – с тревогой спросила она. – Что случилось?
– Подожди, – ответил я, перекатился на постели и схватил трубку. Посмотрел на дисплей, но номер и имя звонившего не определились.
– Алло!
– Я успел поговорить со всеми, но никто не знает, где она.
– Кто это? Вы, Берт?
– Да, – отозвался мэр. – Я обзвонил всех, кого только мог вспомнить. По крайней мере людей, чьи телефонные номера у меня есть. И послал электронные письма по всем известным мне адресам. Никто не видел Клэр и не представляет, куда она могла уехать. После вашего ухода я еще час разговаривал с Кэролайн. Она помогла мне составить список фамилий. А потом появились полицейские с тысячей вопросов, поскольку благодаря вам они уже знают, что Клэр и Анна встречались вчера вечером.
– Это был Огги?
– Нет, не он сам. Какие-то мужчина и женщина. Не могу даже вспомнить сейчас их имен. – Это были, несомненно, Рэмзи и Куинн. – Я сейчас не в лучшем состоянии. Потрясен и совсем не спал этой ночью. Только и делал, что звонил людям, поднимая их с постелей и вызывая раздражение, но мне на это плевать.
– Кто-нибудь обещал вам перезвонить? У кого еще может быть информация? – спросил я.
– Роман, сын Анетты, позвонил после часа ночи. Это она его попросила.
Я не удержался от вопроса:
– Его не удивило столь позднее возвращение мамочки домой? Учитывая, что отца нет в городе.
– Не знаю, какую ложь она придумала. Но Роман сам вернулся очень поздно, занимаясь бог весть чем.
Доставляя выпивку несовершеннолетним пьяницам, был уверен я. Двое его подручных, Шон и Анна, теперь не могли ему в этом помогать.
– Что он сказал?
– Он сказал – я цитирую: «Ничего не знаю, и мне наплевать». Посоветовал позвонить Деннису Маллавею. И я сейчас ломаю голову, как с ним связаться.
Это был тот молодой человек, чьи снимки я видел на айпэде Клэр.
– Расскажите мне о нем подробнее, – попросил я, а Донна тоже откинула одеяло и села на край кровати, потирая глаза.
– Я же объяснил, что у них возник обычный летний роман. Правда, они были без ума друг от друга. И он хороший парень, если честно. Мне Деннис пришелся по душе.
– Где они встретились?
– А где встречаются все в этом городе? Вероятно, в «Пэтчетсе».
– Но Деннис не живет в Гриффоне?
– Нет. Он приехал сюда поработать на лето. Трудился на ландшафтного дизайнера. Постригал траву на лужайках и все такое.
– Как называется фирма?
– Не знаю. Но к нам он всегда приезжал на их служебном грузовичке. Оранжевого цвета.
Я видел подобные пикапы, разъезжавшие по городу, но не мог вспомнить названия компании, написанное на бортах. В Гриффоне числились три или четыре официальных ландшафтных дизайнера.
– Ничего, мы все выясним, – сказал я. – Так что же произошло между Клэр и Деннисом?
– Как я теперь понимаю, для Денниса это занятие оказалось важнее простого летнего приработка, потому что он задержался здесь до сентября. Большинство подобных фирм особенно загружены как раз осенью, когда приходит время уборки опавших листьев. Откуда бы он ни приехал, возвращаться ему в школу было не нужно. Аттестат зрелости он уже успел получить. Хотя бы это я запомнил.
Донна все еще сидела на краю постели и слушала. Сэндерс говорил достаточно громко, и она разбирала бо?льшую часть его слов.
– Продолжайте, – сказал я.
– Но вот в один прекрасный день Деннис вдруг бросил работу, разорвал отношения с Клэр и возвратился домой. Причем о разрыве информировал ее эсэмэской или электронным письмом – что-то в этом роде. Кажется, написал, что его все это больше не устраивает. Он очень сожалел, но не хотел вдаваться в подробности. Клэр страшно переживала. Дня два ходила в слезах. Мне пришлось сказать ей: «Послушай, ты еще очень молода. У тебя будет полно других парней, прежде чем ты найдешь своего единственного и неповторимого».
– Вот как? – усмехнулся я.
– К вашему сведению, я не сыграл в их разрыве никакой роли.
– А я и не предполагал, что вы ему способствовали.
– Но вас удивит, как много в наши дни, в век равенства и свободы, ко мне подходило людей, советовавших уговорить Клэр перестать с ним общаться, потому что он – чернокожий. Говорили, мне лучше отпугнуть его от дочери. Просто невероятно!
Нечто подобное, уверен, мог говорить ему и Огги. Хотя едва ли Огги стал бы давать мэру советы, если не считать одного: катиться куда подальше.
– Даже Кэролайн, – продолжал Сэндерс, – моя бывшая жена. Готов поклясться, она не расистка, но и ее эти отношения беспокоили.
– Она делилась с Клэр своим мнением?
– Нет. Все это сваливалось на меня, поскольку Клэр по большей части живет в Гриффоне. Я твердо заявил Кэролайн, что не собираюсь вмешиваться.
– Могла ли она сказать нечто обидное Деннису? Они с Клэр когда-нибудь ездили к ее матери в Торонто?
– Кажется, однажды они гостили у Кэролайн, но не думаю, что случилось нечто подобное.
Меня давно интересовало, почему Клэр предпочитала жить с отцом. И я прямо спросил об этом.
– Когда Кэролайн повторно вышла замуж и переехала в Торонто, Клэр устроила ей большой скандал. Она ни за что не хотела отправляться с ней, бросать местную школу и своих друзей. И, как я думаю, Кэролайн была рада, когда потерпела поражение в битве за дочь. Ей хотелось начать жить с чистого листа, без осложнений в виде почти взрослого ребенка в доме.
– И вы ничего не имели против?
– Абсолютно, – ответил Сэндерс. – Послушайте, Кэл… Могу я называть вас просто Кэлом?
– Разумеется.
– Так вот, Кэл. Должен извиниться перед вами. Я сначала неверно оценивал вас, неправильно истолковывал мотивы ваших поступков. Теперь я знаю, что вы искренне озабочены судьбой Клэр, и понимаю, как вы, невольно втянутый в эту историю, посчитали своим долгом принять участие в деле. Ну и, конечно, я ценю вашу сдержанность в том, что касается Анетты…
Я ждал неизбежного «но».
– Но до сих пор вы все делали лишь по собственной инициативе. Мне бы хотелось это исправить, нанять вас и оплачивать затрачиваемое вами время.
Это было совсем не то «но», которое я предвидел. Я-то подумал, что Сэндерс вежливо попросит меня отступиться и больше не вмешиваться, поскольку возьмет все под собственный контроль.
– Я хочу, чтобы вы нашли Клэр. То есть вы же понимаете: через какой-нибудь час она может позвонить мне сама. Свяжется еще до конца дня. Но вдруг этого не произойдет? Тогда получится, что я зря потерял время.
– Судя по всему, вы не хотите обращаться в полицию, чтобы объявить ее в официальный розыск? – уточнил я.
Сэндерс с трудом удержался от смеха.
– Нет, не хочу. Но должен понять: ваша помощь мне не станет помехой, учитывая не слишком дружеские отношения между вами и шурином?
– Возможно, – сказал я. – Но меня это не пугает. А теперь послушайте вы. Есть пара вещей, которыми я в любом случае собирался заняться этим утром. Рядом с «Иггизом» расположены две автозаправочные станции. Тот, кто дожидался, чтобы увезти Клэр, мог залить там в бак бензин до или после их встречи. Кроме того, я обзвоню местных ландшафтных дизайнеров и узнаю, нельзя ли получить у них сведения о Деннисе Маллавее.
На мгновение мне показалось, что связь оборвалась. Сэндерс молчал.
– Берт, что с вами? – спросил я.
– Простите, – ответил мэр дрогнувшим голосом. Кажется, он плакал. – Скажите мне честно. Вы же не думаете, что ее постигла та же участь, что и Анну?
– Я сделаю все, чтобы найти ее.
– Мне хочется скорее узнать, что она в порядке. Мне это просто жизненно необходимо…
Я завершил разговор.
– Пойду готовить завтрак, – сказала Донна.
Несколько минут спустя в кухне у меня возникли несколько необычные ощущения. Наверное, то же чувствуешь, когда на твой дом обрушивается торнадо, а потом уходит. Ты переживал во время бури нешуточную тревогу: не сорвет ли ураганом крышу, не обрушатся ли стены, не занесет ли твою машину куда-то рядом с каминной трубой?
Но вот неистовство природы прекращается, и ты понимаешь, что можно отважиться выглянуть наружу. Теперь уже сияет солнце. У тебя во дворе повалило несколько деревьев, отключилось электричество, с крыши сдуло половину черепицы.
Но твой дом устоял, и ты вместе с ним.
Мы походя касались друг друга, но уже без прежней неловкости. В какой-то момент я ласково положил ладонь на ее бедро, как не делал уже очень давно. Донна сварила кофе на двоих. В последнее время она чаще всего покупала себе кофе по дороге на работу, и я тоже делал где-нибудь краткую остановку по пути, которым вело меня очередное задание.
Пока мы сидели за кухонным столом, завтракая английскими кексами с джемом, я открыл ноутбук и стал просматривать сайты ландшафтных дизайнеров Гриффона. Их действительно насчитывалось четыре, но только на фото фирмы «Хупер гарденинг» я заметил оранжевые пикапы. Записал номер их телефона. Не было еще и восьми, и поэтому я решил позвонить им примерно через час.
А пока у меня имелись и другие дела.
В зоне видимости от ресторана находились две заправочные станции самообслуживания. Если бы мне удалось просмотреть записи с их камер видеонаблюдения, сделанные позавчера, был бы шанс получше рассмотреть тот «вольво», может, различить регистрационный номер или даже ясно увидеть лицо водителя.
Вероятность представлялась не слишком многообещающей, но все же лучше, чем ничего. Думал я и о «Пэтчетсе». Не осталось ли там других ниточек, за которые еще можно ухватиться? Владелица бара Филлис Пирс, казалось, знала свой бизнес досконально. Была знакома со всеми. Вдруг ей что-то известно о Клэр Сэндерс и Деннисе Маллавее? Я зашел на страничку Клэр в «Фейсбуке», чтобы проверить, не значится ли он среди ее друзей, но не нашел в списке его имени.
Донна подготовилась к выезду на работу чуть раньше обычного, чтобы, не торопясь, проехаться со мной в своей «королле». Выходя из машины, она не склонилась ко мне для поцелуя, однако протянула руку и сжала мою ладонь.
Никто из нас не произнес ни слова.
Для начала я отправился к двум заправкам на Денберри рядом с «Иггизом». Остановившись у колонки, я вышел, залил бак на четверть очищенным от свинцовых примесей горючим, глядя по сторонам в поисках видеокамер. В наши дни на большинстве заправочных станций требовалось сначала вставить в прорезь свою кредитную карту, чтобы не иметь возможности удрать, не расплатившись. Если же вы хотели использовать наличные, то заходили внутрь и отдавали деньги, прежде чем оператор включал колонку.
Иметь камеры наблюдения было важнее в прежние времена, когда водители сначала заливали полные баки и только потом расплачивались. Сейчас владельцы заправок больше не доверяли так своим клиентам, но камеры остались на своих местах.
И хотя заплатил я кредиткой, все же вошел в помещение, якобы желая купить сладостей. Достав пятерку, чтобы отдать ее молодой женщине за кассой в обмен на шоколадные батончики, я заодно вынул и свое удостоверение частного сыщика.
– Что это? – Продавщица заметно напряглась. Ей было лет двадцать пять, и выглядела она настолько худощавой, что вызывала мысль об анорексии. – Вы из полиции? Если да, то ваша петиция у меня вот здесь. Я не всегда помню, что нужно просить клиентов расписаться, но и забываю об этом редко. Причем заставляю обязательно и указывать адрес.
– Моя профессия – частный сыск, – сказал я. – Мне безразлично, подписывает кто-то эту бумажку или нет.
Эти слова ее явно успокоили.
– Хорошо. Потому что на самом деле я терпеть не могу просить поставить подпись. Какого дьявола я должна заниматься рекламой наших копов? Верно ведь?
– Совершенно верно.
Я объяснил, что ищу машину, которая могла заправляться здесь пару вечеров назад.
– Зачем? – спросила продавщица.
– Один подозрительный парень подобрал девочку-подростка у «Иггиза». – Я постарался придать своему голосу зловещую интонацию.
– А, понятно. Когда, говорите, это было? – Я назвал более точное время, но она только покачала головой: – Простите, но если ничего чрезвычайного не происходит, мы стираем старые записи через двадцать четыре часа, чтобы не переполнять жесткий диск, или как там это называется.
Я горестно вздохнул.
– А вы сами работали позапрошлым вечером? Меня интересует время с половины десятого до половины одиннадцатого.
Девушка кивнула:
– Да, пришлось выйти и во вторую смену, потому что Рауль свалился с гриппом, хотя я уверена, что он симулировал.
– Не припомните ли «вольво» с кузовом универсал, подъезжавший примерно в это время? Серебристый или серый, насколько я знаю.
– Шутите? Я не могу даже сказать, на какой машине приехали вы сами, хотя она все еще стоит у колонки.
Я поблагодарил ее, взял сдачу и вышел. Пристегиваясь ремнем, я вдруг заметил старенький серебристый «хендай» с тонированными стеклами, припаркованный у обочины на противоположной стороне Денберри. Я все еще вглядывался в машину, гадая, не та же ли самая следовала за мной прошлым вечером, но шофер внезапно завел мотор, выехал на полосу и скрылся из вида.
Вторая заправочная станция находилась прямо за моей спиной и как раз через дорогу. Я двигался по шоссе ровно десять секунд, прежде чем вновь притормозил у другой колонки. Залил бак еще на четверть, обнаружив, что машина Донны едва ли способна принять больше бензина, и снова осмотрелся в поисках камер наблюдения. Войдя внутрь, я уже не стал покупать сладкое, посчитав это излишним.
– Мне очень жаль, сэр, но наши камеры не работают, – ответил сидевший за кассой мужчина азиатского происхождения, когда я спросил его о съемках. – Мы их оставили там для острастки, но ничего не записываем.
Я поинтересовался, не запомнился ли ему серебристый или серый «вольво»-универсал позавчерашним вечером.
– Меня тогда здесь не было.
– А кто работал в то время?
– Сэмюэл. Его очередь. Но могу гарантировать, что он ничего не видел.
– Почему вы так в этом уверены?
Продавец указал на кипу потрепанных журнальчиков на стойке рядом с полкой для сигарет.
– Сэмюэл всю ночь смотрит порнографические журналы, а голову поднимает, только когда кто-то подходит к кассе расплатиться.
– Мне казалось, что уже давно все смотрят порнушку только в Интернете, – заметил я.
– Нашему Сэму семьдесят лет. Компьютер он так и не освоил, – объяснил продавец. – Мне очень жаль.
Мне тоже было жаль. Но я и не ожидал особых чудес. Настало время перейти к делам, способным дать реальные результаты.
Я достал записанный на листке номер «Хупер гарденинг» и набрал его. Ответила женщина. Я попросил соединить меня с владельцем или управляющим, но она сказала, что Билла Хупера сейчас нет в конторе. Я продиктовал ей номер своего мобильника, а она пообещала устроить так, чтобы он мне перезвонил.
– Как скоро на это можно надеяться? – спросил я.
– Бог его знает.
Чтобы не терять времени даром, я поехал в «Пэтчетс». Еще не было и половины десятого, а потому заведение выглядело пустынным. Они открывались только ближе к двенадцати, когда клиенты приходили обедать. Главный вход оказался на замке, но я нашел сзади черный ход для работников бара, застав в кухне двух мужчин, начавших подготовку к началу рабочего дня.
– Я хотел бы повидаться с миссис Пирс, – сказал я.
– Она приходит только после обеда, – сообщил один из них. – Часа в два или в три.
– Спасибо, – отозвался я.
Все правильно, подумал я. Если заведуешь местечком типа «Пэтчетса», то тебе самое время быть на посту вечером. Вернувшись в машину, я по телефонному справочнику отыскал ее домашний адрес. Оказалось, Пирс живет на Уиндермир-драйв – улице на северном выезде из Гриффона.
Это был дом, мимо которого я проезжал сотни раз, понятия не имея, кому он принадлежит. Я лишь невольно отмечал про себя импозантность здания. Он стоял в стороне от проезжей части на вершине пологого холма в окружении деревьев. Здесь вообще было просторно, и расстояние между соседними домами могло достигать сотни футов. Постройка чем-то напоминала жилище плантатора. Два этажа, широкое крыльцо под портиком на массивных колоннах, белая деревянная мебель с цветастой обивкой. Трава слишком разрослась, но в остальном прилегавший участок выглядел ухоженным. На дорожке перед домом стоял золотисто-коричневый «форд краун-виктория».
Я припарковался позади него, выбрался из машины и поднялся по ступеням крыльца. Отсюда открывался прекрасный вид на крыши Гриффона, над которыми возвышался шпиль церкви. Сидя здесь, легко можно было бы вообразить себя местным правителем. Вот какой дом подошел бы Берту Сэндерсу.
Я постучал в крепкую деревянную дверь и услышал звук шагов.
Дверь приоткрылась примерно на шесть дюймов, и в рамке между ней и косяком появилось лицо Филлис Пирс.
– Да? – произнесла она.
– Миссис Пирс? – сказал я. – Помните меня? Мы встречались позавче…
– Ах да. Мистер Уивер. – Филлис открыла дверь шире. – Как ваше самочувствие?
– Хорошо, спасибо. Простите за беспокойство в столь ранний час. Вам, наверное, приходится каждый вечер допоздна задерживаться в «Пэтчетсе»?
– Да уж. Вот именно, приходится. Часто торчу там до десяти, одиннадцати или даже до полуночи, но все равно просыпаюсь в шесть. С годами сон дается все труднее. Что вам угодно, мистер Уивер?
– Держу пари, вы уже слышали об Анне Родомски.
Филлис помрачнела:
– Слышала. Это ужасно. Жуткое, жуткое дело.
– Именно я обнаружил тело под мостом и… Вы не будете возражать, если я зайду?
– А почему бы нам не посидеть снаружи? – предложила она. – День сегодня прекрасный. – Филлис вышла на крыльцо, и мы оба заняли по белому креслу. – Должно быть, это страшно, когда делаешь подобную находку. Труп, и к тому же в таком состоянии…
– Вчера вечером в «Пэтчетсе» я разыскивал Клэр Сэндерс. Мне важно было отыскать ее тогда, но стало еще важнее сейчас, после смерти Анны. Ее отец попросил меня заняться поисками. А как только я найду ее и пойму, что ей ничто не угрожает, мой первый вопрос будет: догадывается ли она, кто мог убить Анну?
Пирс кивнула:
– Конечно. Но каким ветром вас занесло на порог моего дома?
– Вчера у меня создалось впечатление, что вы осведомлены почти обо всем, что происходит в этом городе. И вы сами предложили мне обращаться, если возникнут вопросы.
Она устало улыбнулась:
– А ведь верно, предложила. Хотя я и сомневаюсь, что располагаю полезными для вас сведениями, но если вы хотите о чем-то спросить, валяйте, не стесняйтесь.
– Вы когда-нибудь видели Клэр в «Пэтчетсе» с молодым человеком по имени Деннис Маллавей? Он бы выделялся на общем фоне. Деннис чернокожий, а ведь Гриффону далеко до Мотауна.
Филлис поджала губы:
– Может, и так. Но только вы несправедливы к Гриффону. Здесь живет много цветных. Взять, к примеру, миссис Кеслер, нашего доктора. Причем она еще и судебно-медицинский эксперт.
– Да, я с ней хорошо знаком. Так вы видели когда-нибудь Клэр и Денниса Маллавея?
– Возможно.
– Я пытаюсь связаться с тем, на кого, кажется, он работал, но понятия не имею, откуда Деннис приехал. Вы случайно не знаете? Он ведь не был одним из грифонов. – Я улыбнулся. – Мы же именно так себя величаем, не правда ли? Грифоны. Звучит гордо.
– Я всегда предпочитала именовать себя гриффонеркой. Не так гордо, но уж лучше, чем ньюйоркец.
– Да и транспортная ситуация у нас благополучнее, – подхватил я. – Как бы то ни было, он не здешний, и мне хотелось бы узнать, где находится его родной дом.
– Не знаю, – сказала Филлис.
– Я просто подумал, что он мог расплачиваться в «Пэтчетсе» за напитки кредитной картой и у вас остались квитанции. Если бы я добыл номер, то, возможно, через кредитную компанию сумел бы его отследить.
– А зачем вам вообще понадобился Деннис?
– Он был ухажером Клэр. Прежде парнем Клэр считался Роман Рэвелсон, но она порвала с ним и стала встречаться с Деннисом. Однако несколько недель назад Деннис неожиданно покинул наш город, одновременно прекратив отношения с Клэр. Она была из-за этого сильно расстроена. Но у меня есть версия, что они вновь сошлись и уехали вместе, или же она отправилась искать его. – Я взъерошил себе пальцами волосы. – Размышляя о причинах, которые могли толкнуть девушку на побег, я остановился на двух вероятностях: страх или любовь.
Филлис Пирс тоже, видимо, задумалась над этим.
– Следовательно, если она исчезла, чтобы воссоединиться с Деннисом, то мы выбираем любовь. Но что могло внушить ей столь сильный страх, если принять за основу первую причину?
– Конфликт между ее отцом и шефом полиции. Он вызвал достаточно напряженную атмосферу у нее дома.
– А не в бывшем ли возлюбленном проблема? – спросила Филлис.
– В Романе?
– Нам пару раз пришлось вышвырнуть его из «Пэтчетса». Впрочем, мне кажется, что каждого из наших молодых людей хотя бы однажды приходилось выставлять за порог бара.
– Вы думаете, Клэр могла бояться Романа?
– Кто знает? А что до Маллавея, то вы, кажется, преувеличиваете мою осведомленность о происходящих в городе событиях. Признаться, об этом юноше мне ничего не известно.
– Берт Сэндерс сейчас обзванивает всех, кто теоретически может знать, куда отправилась Клэр. У вас есть идеи на этот счет?
Филлис пожала плечами.
– Вы знали, что Анна и ее дружок Шон Скиллинг добывали выпивку через Романа Рэвелсона?
– Вот теперь вы меня приятно удивили. – Она выпрямилась в кресле. – Быстро же вы начали разбираться, как и что работает в Гриффоне.
– Роман уже совершеннолетний и мог покупать продукт, а Шон и Анна им торговали, причем не только в городе, но и далеко за его пределами. Хотя я ведь не сообщаю ничего нового для вас, верно?
– И да, и нет. Я, например, понятия не имела об участии в деле Шона и Анны.
– Но знали, чем занимается Роман?
Филлис кивнула.
– Вас это не беспокоило?
– А с чего мне беспокоиться? – отозвалась она. – Посмотрите на мое заведение. Разве оно страдает от конкуренции? Приходите в любой вечер недели и увидите: у меня не протолкнуться. И если Роман хочет снабдить пойлом несколько домашних вечеринок, мне на это наплевать. Я могу вам еще чем-то помочь, мистер Уивер?
– Пожалуй, нет. Вы и так слишком великодушно уделили мне много времени. – Я оглядел крыльцо и окружавшую дом местность. – У вас прекрасный дом, а расположен он просто потрясающе. Давно вы здесь живете?
– Мы с первым мужем купили этот дом в начале восьмидесятых. В последующие годы ему пришлось вложить в него немало труда. А потом я встретила Гарри, и он перебрался сюда, чтобы жить со мной.
– Но вы решили не покидать дома после кончины Гарри? – Я припомнил, что, по ее словам, он умер семь лет назад.
– Да. – Филлис Пирс чуть иронично улыбнулась. – Мне казалось, все знают эту историю, но если вы переехали сюда шесть лет назад, то, возможно, не слышали ее.
– Не слышал, – подтвердил я.
Ей явно пришлось собраться с духом, прежде чем начать.
– Гарри временами мог быть очень глуп. Если честно, он иногда вел себя как полнейший идиот. Однажды поздно вечером ему вдруг захотелось порыбачить. Он прицепил к машине катер – а на самом деле алюминиевое корыто с подвесным мотором на десять лошадиных сил – и поехал в сторону Ниагарского водопада. Нашел место, где спустил лодку на воду прямо рядом с проходящим через парк шоссе имени Роберта Мозеса. Причем всего милей выше водопада. – Пирс сделала еще паузу, прежде чем продолжить: – В тот вечер Гарри сильно напился. В этом я нисколько не сомневаюсь. Будь он трезв, даже ему хватило бы ума проверить, есть ли в лодке весла, и убедиться, что бак наполнен горючим. Он же выплыл на середину реки, когда бензин у него вдруг закончился. Мотор заглох, и завести его уже не было никакой возможности. А течение стало увлекать катер через Канадский канал прямо к водопаду «Подкова».
– Боже милостивый!
– Потом это посчитали несчастным случаем – и, по-моему, зря. Гарри вполне мог предотвратить его. Глупый, глупый Гарри! Но не подумайте, что я не любила этого сукина сына, пусть ему не всегда хватало мозгов.
Филлис Пирс вздохнула и встряхнулась, словно хотела таким образом освободиться от печальных воспоминаний.
– Вот только мне нравится иметь репутацию жесткой старой ведьмы, перед которой весь Гриффон ходит на цыпочках. Люди должны меня побаиваться. Однако трудно держать хоть кого-нибудь в страхе, если даешь волю чувствам и растекаешься, как я сейчас.
– Я никому не расскажу, что у вас есть сердце, – пообещал я.
Она улыбнулась:
– Буду благодарна за сдержанность.
Я поднялся.
– Спасибо за все.
Филлис тоже встала со своего кресла.
– Если узнаете, куда делась Клэр, сообщите мне, ладно? Я не большая поклонница ее отца, но от души надеюсь, что с ней самой не случилось ничего дурного.
– Конечно, – пообещал я, протягивая ей на прощание руку. – До свидания. Берегите себя.
Я почти доехал до центра города, когда меня остановила полиция Гриффона и взяла под арест.
Их патрульную машину я заметил в зеркале заднего вида за несколько секунд до того, как засверкал проблесковый маячок и взвыла сирена. Пришлось проявить послушание примерного школьника, притормозить у тротуара и дождаться приближения полицейского. Еще раз взглянув в зеркало, я понял, что предстоит встреча с Хэнком Бриндлом.
Когда он поравнялся со мной, я опустил стекло и сказал:
– Добрый день, офицер.
– Выйдите из машины, мистер Уивер, – велел Бриндл.
– Что я нарушил, если мне будет позволено поинтересоваться? – Мои слова прозвучали затертым клише из фильмов, но в тот момент более логичного вопроса не пришло в голову. – У меня не срабатывает стоп-сигнал?
– Выйдите из машины, – повторил он, положив руку на кобуру с револьвером, висевшую на ремне.
Я заглушил двигатель и, выбираясь наружу, заметил: из патрульного автомобиля появился Рикки Хейнс и поспешил на подмогу напарнику.
– Развернитесь, – продолжал командовать Бриндл. – Руки на крышу машины!
Я подчинился. Хейнс охлопал меня сверху донизу. «Глока» сегодня при мне не было, но он нашел сотовый телефон и конфисковал его.
– Он чист, – сообщил Хейнс.
– Руки за спину, – сказал Бриндл. – И без глупостей.
– Об этом можете не волноваться, – отозвался я. – Каждое дело лучше предоставить специалистам.
Он стянул мне кисти рук пластиковыми наручниками, потом ухватил за локоть и повел к патрульному автомобилю. Я нырнул на заднее сиденье так, чтобы не удариться головой, когда он толкнул меня туда. Причем я едва успел убрать ногу внутрь, когда он с силой захлопнул дверь.
– Разве никто не должен помочь мне пристегнуть ремень безопасности? – спросил я, пока копы усаживались впереди.
Должен признать, с помощью шуточек я пытался скрыть свою нервозность. Какую чертовщину они обнаружили в моей машине? Или вопрос лучше сформулировать так: какую дрянь они в нее подложили?
Рикки Хейнс едва успел закрыть свою дверь, когда Бриндл резко тронулся. Из-под задних колес посыпались струйки гравия, пока машина не оказалась на тверди асфальта.
– Вчера вечером я еще не был на сто процентов уверен по вашему поводу, но сейчас уверенность абсолютная, – сказал Бриндл.
– Неужели?
– На этот раз вас удалось основательно прижучить, – добавил он.
– В самом деле?
– О да. Дело – верняк. – Бриндл забарабанил пальцами по рулевому колесу. – Теперь могу признать: никогда не видел смысла в существовании частных ищеек вроде вас.
Я промолчал. Меня сейчас занимали лишь попытки поудобнее устроиться на сиденье с руками, скованными за спиной.
– По мне, так если бы ты действительно хотел бороться с мерзавцами, то стал бы копом. Вот мы с Рикки все время стараемся сделать Гриффон лучше и безопаснее. Но типы вроде вас слишком заняты выслеживанием мужей, изменяющих женам, и наоборот. Вы не делаете ничего существенного. Не приносите обществу никакой пользы и только путаетесь под ногами у нас.
– Я тоже когда-то был копом. – Я чуть не добавил «как вы». Но мне не хотелось думать, что я хоть в чем-нибудь походил на него.
– Правда? И где же вы служили?
– В Промис-Фоллс. К северу от Олбани.
– Красивые там места, – сказал Бриндл. – Так что случилось? Уровень преступности в Промис-Фоллс оказался для вас чересчур тяжким бременем? Слишком много рыбаков без лицензий? Лоси повадились бегать по улицам?
– Что-то в этом роде, – ответил я.
При первой же возможности я должен теперь позвонить своему адвокату Патрику Столтеру, чтобы он начал разбираться в том, что полиция пыталась использовать против меня.
– Мне хотелось бы позвонить по телефону.
– Конечно, хотелось бы. Держу пари.
– Когда мы приедем в участок.
– Вот как? – Бриндл повернулся, чтобы посмотреть на меня. – Вы, значит, уверены, что именно туда мы и направляемся?
Он глянул в зеркало заднего вида, заметил выражение на моем лице и захихикал.
– Видели бы вы сейчас себя со стороны! Я же просто пошутил. – Он обратился к Хейнсу: – Скучно работать, если нельзя хоть немного повеселиться, верно?
Но Хейнс явно не разделял его настроения. Видимо, не все копы из Гриффона получали удовольствие от насмешек над задержанными.
– Ладно, оставь его, – сказал он. – Я думаю, все это чушь, и не более того.
Теперь Бриндл окинул напарника раздраженным взглядом.
Когда мы добрались до здания полицейской службы Гриффона, Бриндл объехал его по периметру к заднему двору и направил автомобиль в открытые ворота гаража. Он распахнул мою дверь, помог выбраться и повел к дверному проему, до которого нам пришлось преодолеть не более десяти футов. Затем меня поместили в подвальную камеру предварительного содержания, где на какое-то время оставили одного.
Задержанный мог долго находиться в такой камере, прежде чем кто-нибудь узнал бы, где он и что с ним. Если я не заеду за Донной в конце дня, она решит, что я занят по работе, и сама доберется до дома. И ее не встревожит даже невозможность до меня дозвониться.
Бриндл снял с меня наручники, вышел из камеры и закрыл дверь. Запиралась она автоматически.
– Скоро вернусь. Только никуда не уходите, – напоследок улыбнулся он.
Я оказался предоставлен собственным размышлениям, и они не отличались особым оптимизмом.
У меня было стойкое предчувствие, что они нашли в моей машине нечто инкриминирующее. Парик? Но его наличие легко объяснялось, как и возможные мелкие следы крови, оставленные Клэр. К тому же за столь краткое время они не успели бы провести положенный анализ ДНК.
И если копы не пытались прижать меня с помощью чего-то, уже находившегося в машине, значит, это нечто попало туда после того, как я ее покинул.
Способен ли Огги на такое? Подбросить улики против своего же шурина? Но даже если он готов на подобную подлость, я не мог понять, зачем ему это понадобилось. Да, он относился ко мне как к занозе в заднице. Это достаточно веская причина, чтобы расквасить кому-то нос, но едва ли оправдание для того, чтобы посадить за решетку.
Я услышал, как в конце коридора открылась дверь и раздались шаги, направлявшиеся в мою сторону. Я сидел на металлической скамье, прикрепленной болтами к полу, но сейчас вскочил на ноги и подошел к решетке, чтобы посмотреть на вошедшего в подвал.
Полицейский в мундире, но не Бриндл и не Хейнс.
Это оказался офицер Марв Куинн, напарник Кейт Рэмзи, приятельницы Донны. Как мне показалось, он воспользовался подвальным коридором просто для того, чтобы попасть из одной части здания в другую, и удивился, заметив меня за решеткой.
– Какого дьявола? – спросил он.
Если Куинн лишь изображал изумление, то делал это искусно. Впрочем, вряд ли у него были причины для удивления – учитывая, что именно он передал Бриндлу и Хейнсу распоряжение Огги о конфискации моей машины.
– Привет, – поздоровался я.
– Что вы здесь делаете?
– Да так, весело провожу время, – ответил я.
– Нет, в самом деле, как вы сюда попали?
Я не без скепсиса посмотрел на него.
– Как я догадываюсь, обыск моей машины дал какие-то результаты. В ней, вероятно, обнаружили то, чего там не было прежде.
Куинн даже обиделся:
– Не надо преувеличивать. Мы не занимаемся подобными вещами. – И это говорил полицейский, чья напарница, если верить парнишке с заправочной станции, распылила краску из баллончика прямо юнцу в горло! Куинн прекрасно знал: здесь могло произойти все что угодно.
– Вам виднее, – сказал я.
Куинн потер лоб, словно его внезапно осенила какая-то мысль.
– Послушайте, прошу прощения, если вел себя с вами вчера резковато. Я тогда не знал, что ваша жена – Донна, ведь так ее зовут? – дружит с Кейт.
– Верно, – сказал я.
– Она знает, где вы находитесь?
– Кейт? – спросил я. – Или Донна?
– Донна.
– Нет, думаю, не знает.
Куинн кивнул:
– Если хотите, я могу рассказать о вас Кейт, а она намекнет вашей жене.
Идея представлялась более чем удачной, ведь пока мне не дали возможности связаться с адвокатом.
– Да, был бы вам признателен, – произнес я. Что-то в его тоне, когда он произносил имя напарницы, меня слегка озадачило. – Вы давно работаете вместе с Рэмзи?
Марв Куинн кивнул:
– Уже год или около того. – Он искоса посмотрел на меня. – Наверняка Донна вам рассказала.
– Рассказала о чем?
– Если Кейт и Донна подружки, то ваша жена все знает. И могла поделиться с вами. Хотя нам бы не хотелось распространения сплетен.
Мой мозг обрабатывал данные со скоростью компьютерного процессора.
– Ах да, конечно. О вас и Кейт.
– Шефу очень не нравится, если партнеры слишком сближаются, хотя в такой небольшой организации, как наша, где и служат-то всего две женщины, это, казалось бы, не должно создавать особых проблем. Но он непременно разозлится, узнав, что мы с Кейт… Ну, вы же понимаете?
– Разумеется, понимаю.
Мы услышали, как открылась дверь.
– Хорошо, надеюсь, все будет в порядке, держитесь, – сказал Куинн и двинулся дальше.
Через несколько секунд передо мной уже стоял Рикки Хейнс.
– Мне нужно позвонить своему адвокату, – заявил я.
– Да, знаю, – отозвался Хейнс. – Но вот мой напарник не хочет этого допустить. Мое предложение может показаться необычным, но, если пожелаете, я сам могу позвонить адвокату от вашего имени.
Я не сразу нашелся, как расценить это. От Хейнса не укрылось мое замешательство.
– Мы здесь не все такие уж злыдни, – неожиданно добавил он.
Я обдумал его предложение и решил:
– Нет, не стоит. Но спасибо за участие.
Во-первых, мне не хотелось оказаться в долгу перед одним из полицейских Гриффона. А во-вторых, я догадывался, что скажет своему напарнику Бриндл, если узнает об оказанной мне услуге.
– Как хотите, – произнес Хейнс. – Послушайте, мне полагается надеть на вас наручники, но вы же не попытаетесь сбежать, верно?
– Куда вы меня поведете?
– Сами увидите.
Он отпер дверь камеры, провел меня коридором, потом вверх по лестнице вдоль еще одного коридора, пока мы не оказались в комнате, где ждали четверо других мужчин. Все белые, все примерно одного со мной роста и веса, но на этом сходство между нами заканчивалось. У одного были седые волосы, у другого черные. Лицо третьего имело удлиненную форму с острым подбородком, а четвертый отличался круглой физиономией и пухлыми щеками. Один из них заметно нервничал, словно оказался здесь против своей воли. В двоих я узнал полицейских из Гриффона, хотя вместо мундиров они надели на себя гражданскую одежду, будто собирались работать под прикрытием, изображая из себя бедняков из очереди за бесплатным супом.
Не требовалось быть профессиональным криминалистом, чтобы понять происходящее. Нас собрали здесь для процедуры опознания. В любую минуту должны были провести в соседнее помещение, выстроить вдоль стены с нанесенной на нее шкалой, позволявшей наблюдателям определить рост каждого, а потом попросить сделать шаг вперед, повернуться налево и направо, как на кастинге. Вот только не для фильма «Кордебалет», а скорее для шоу «Враг общества».
Никто не произносил ни слова. Затем дверь в углу комнаты открылась, и Хейнс велел нам взойти на расположенную за ней платформу. Я стоял в строю вторым.
Теперь мы оказались в лучах яркого света, бившего в глаза и не позволявшего различить, что находилось перед нами. Однако я точно знал – там была стена со вставленным в нее стеклом, прозрачным только с одной стороны.
Незнакомый голос через громкоговоритель приказал:
– Всем повернуться налево.
Мы подчинились, хотя дерганый тип все перепутал и повернулся направо. А когда поступило распоряжение повернуться направо, его потянуло налево.
– Номер третий, сделайте шаг вперед.
Это было адресовано моему соседу справа, одному из полицейских. Он шагнул вперед, повинуясь командам, снова повернулся налево, направо и вернулся в общий ряд.
– Четвертый номер, повторите то же самое.
Четвертым у них значился я. Выполнив приказ, я сделал шаг вперед, повернулся налево, направо и снова встал в строй.
– Вам разрешали возвращаться назад, номер четыре?
Я еще раз вышел из ряда. Это было совершенно неслыханно – подвергать меня опознанию, не дав связаться с адвокатом. Но стоило ли удивляться?
– Хорошо, вернитесь назад.
Я снова подчинился. Мы простояли на месте еще пару минут, прежде чем открылась дверь и нам предложили покинуть подиум, хотя формулировка была далеко не столь вежливой.
Четверым мужчинам позволили покинуть комнату, но мне Бриндл помешал последовать за ними.
– Уже догадались? – спросил он. – Главная роль досталась вам.
Еще одним коридором он провел меня в помещение для допросов. Четыре бледно-зеленых стены, стол и три стула. Два по одну сторону стола, третий – по другую. На этот стул он и усадил меня, а сам занял место напротив.
– У меня есть к вам целый ряд вопросов, – сообщил Бриндл.
– Мне нечего вам сказать. По крайней мере, до прибытия моего адвоката. Никто не потрудился даже объяснить, в чем меня обвиняют.
– Так вы даже не знаете, почему оказались здесь? В самом деле? Никаких догадок?
– Действительно не знаю. Но подозрения имеются. Вы что-то нашли в моей машине. Нечто, чего в ней не было, когда вы ее конфисковали.
Он нахмурился.
– Почему бы вам не пройти со мной? Может, я помогу вам кое о чем вспомнить.
Я подумал о старой карикатуре Джеймса Турбера, где прокурор доставляет в зал суда живого кенгуру и говорит свидетелю: «Надеюсь, это поможет оживить вашу память». Но едва ли Бриндл собирался демонстрировать мне обитателей австралийских равнин.
Он вывел меня из комнаты, и я последовал за ним вдоль очередного коридора. Я не раз бывал в участке прежде (хотя и не посещал камеры предварительного заключения в подвале или место, отведенное для процедуры опознания) и понял, что сейчас мы направляемся в сторону главного входа.
Миновав еще две двери, мы вышли за стойку дежурного офицера в холле. У дальней его стены расположились мужчина, женщина и, судя по всему, их сын. Парню было восемнадцать лет, худощавый, ростом примерно пять футов и три дюйма, с короткой прической ежиком, в джинсах и спортивной куртке, но при этом в белой рубашке с галстуком. Выглядел он весьма респектабельно.
Я знал не только его точный возраст, но и многое другое. В прошлом году он учился в одной школе со Скоттом, но летом переехал в Локпорт. Его звали Рассел Тэпскотт, и он водил кабриолет «ауди». Синий, с черной внутренней отделкой.
Не прошло еще и сорока восьми часов с нашей последней встречи.
Рассел сидел на стуле рядом с матерью. Его отец расхаживал взад-вперед перед ними.
Парень первым заметил меня.
– Это он! – выкрикнул он, поднимаясь и указывая на меня. – Это тот ублюдок, который пытался сбросить меня в водопад!
Прекрасно. Теперь я знал, почему попал сюда. И моя машина оказалась здесь совершенно ни при чем.
Однажды, причем не так давно (хотя теперь кажется, будто прошла целая вечность), я сам стоял в приемном холле полиции Гриффона рядом с собственным сыном. Скотту исполнилось четырнадцать, а задержали его за пребывание в состоянии опьянения – под воздействием чего, выяснилось не сразу, – там, где он мог создавать неудобства для публики.
Таким местом посчитали обычный жилой квартал Гриффона. Происходило все вскоре после полуночи. Скотт бегал вниз и вверх по одной из улиц, размахивая руками, словно стремился взлететь. Он привлек внимание полицейских, был брошен на заднее сиденье патрульной машины и доставлен в центр.
Как выяснилось, Огги тогда еще не уехал с работы и узнал про племянника, как только его привезли. Он подозвал к себе копов из патруля, выяснил, что произошло, а потом отослал их продолжать дежурство, оставив Скотта у себя под арестом.
Не желая расстраивать сестру, он позвонил на сотовый телефон мне. Я отключил звонок, но уловил вибрацию на прикроватном столике и сумел ответить, не разбудив Донну.
И сказал, что приеду немедленно.
Огги выдал мне Скотта с рук на руки без упреков и нотаций. Мальчишка все еще казался не в себе. И, выйдя с ним на стоянку, я на него накинулся:
«Какого дьявола ты творишь?» Сын в ответ показал мне на ночное небо: «Видишь, там что-то движется. Крохотный огонек летит куда-то. Может, спутник или самолет». – «Я отвезу тебя домой». – «Подожди. Мне надо узнать, куда он направится. А вдруг его послали за мной?» – «О, ради бога, перестань!» Я схватил его за руку, дотащил до машины и усадил на пассажирское сиденье впереди. «Ладно, – произнес Скотт. – Едва ли он летел ко мне. Для этого он взял совсем не тот курс». – «Почему полицейские арестовали тебя? Какой глупый номер ты отколол на этот раз?» – «Они мне мешали. Стояли у меня на пути». – «На каком пути?» – «Разгона перед взлетом». – «Господи, ты совсем не от мира сего, да? Когда прекратится вся эта чушь? Ты нас просто убиваешь! Хотя бы об этом подумай. Ты гробишь меня, сводишь в могилу маму». Скотт медленно повернулся и посмотрел на меня так, словно впервые увидел. «Я вовсе не хочу убивать вас. – Он улыбнулся. – Я вас люблю». – «Тогда ты нашел чудовищно странный способ, чтобы показать свою любовь». – «Я никогда не допущу больше ничего подобного, – заявил он и, чтобы подчеркнуть решимость, сделал резкое рубящее движение ребром ладони, подобное приему из карате, но при этом с силой ударился о приборную панель. – Ой, больно. Вот дерьмо!» – «Ты уже давал такие обещания, Скотт. Так что не стоит снова попусту сотрясать воздух». Он опять посмотрел через лобовое стекло вверх на небо. «Мне бы хотелось полететь в космос. Впрочем, лучше не стоит. Там, наверное, холод собачий. А где мама?» Меня волновало, проснулась Донна или нет. Я оставил ей записку, что поехал забрать домой нашего сына. Но не упомянул о полиции и об аресте. «Она дома и, должно быть, места себе не находит от волнения за тебя». Скотт нахмурил брови. «Почему?» Я вздохнул. В то время меня уже тревожил вопрос, как долго все это может продолжаться и покажется ли когда-нибудь свет в конце тоннеля. «Потому что мы больше не можем видеть, как ты губишь себя. Нам нужно, чтобы ты остановился». Скотт кивнул, и на мгновение мне показалось, что я сумел до него достучаться. Но он лишь сказал: «Лады! – И добавил после паузы: – А теперь, пожалуйста, доставьте меня домой, Джеймс».
– Ну что? Теперь стало понятнее? – вернул меня к реальности Хэнк Бриндл.
– Мне нужен адвокат, – отозвался я.
– Господи, да вы как заезженная пластинка, – усмехнулся он. И почти силком вывел меня в дверь из холла. – Заметили? Этот мальчишка знает, кто вы такой.
– Да, знает. У него, кажется, есть ко мне какие-то претензии.
– Совершенно верно. У него к вам одна очень маленькая претензия. Он утверждает, что вы пытались его убить.
Я промолчал.
– Рассел рассказывает, как вы назначили ему встречу, а когда он приехал, угрожали сбросить в реку Ниагара, если не признается, что именно он продал вашему сыну наркотики, из-за которых тот спрыгнул с крыши мебельного магазина «Рэвелсон».
Я снова ничего не ответил.
– Парень говорит, вы не поверили его утверждению о своей невиновности. Вы талдычили, что если он не сам сделал это, то прекрасно знает настоящего продавца. И готовы были в любой момент перебросить его через ограждение в воду. Знакомая история, а?
Я смотрел на Бриндла без всякого выражения. Мы вернулись в комнату для допросов, где он опять усадил меня на стул, а сам обошел вокруг стола и занял одно из двух свободных мест за ним.
– Надо признать, вы сумели перепугать парня до дрожи в коленках. По его словам, вы заявили, что, если он кому-то проболтается о случившемся, об этом маленьком рандеву, вы не только станете все отрицать, но и сообщите копам факты, свидетельствующие, будто он наркоторговец. И если у него есть хотя бы грамм мозгов в голове, он будет обо всем помалкивать.
Бриндл склонился на стуле ближе ко мне и улыбнулся.
– Но вы кое-чего не учли. Вы недостаточно сильно напугали маленького мерзавца. А почему? Потому что его отец – юрист. Не адвокат, на которого вы так теперь надеетесь, но все же юрист, а потому парень вскоре сообразил: вам такое не сошло бы с рук, даже если бы он, этот самый Рассел, возглавлял мексиканский наркокартель. Что, разумеется, не соответствует истине. Его до сих пор повязали только однажды, но лишь за то, что таскал обычный косяк в кармане.
Я посмотрел на дверь, потом снова на Бриндла.
– Вам по-прежнему нечего мне сказать? – спросил коп. – Тогда я сам задам несколько вопросов. Где вы находились примерно в восемь часов позапрошлым вечером?
– Не уверен, что помню.
– Память подводит? Вот оно как, – сказал он. – Но вы же показали прежде, что работали тогда в Тонауанде, верно?
– Да.
– В котором часу вы закончили там свои дела?
– Не помню точно. Как-то совершенно вылетело из головы.
– Такое впечатление, что у вас серьезные проблемы с памятью, – съязвил Бриндл. – Но у Рассела их нет. Он может описать, во что вы были одеты, назвать марку машины и привести множество других значимых подробностей. Хотите знать, что крайне интригует меня?
Я помотал головой.
– Внешне вы кажетесь вполне разумным человеком. Но такие поступки… Угрозы бросить этого парня в реку представляются невероятно глупыми. Как я догадываюсь, вас настолько надломило случившееся с сыном (и кто посмеет вас попрекать этим, верно?), что вы совсем слетели с катушек. Звучит правдоподобно, согласитесь.
Когда я никак не отреагировал, Бриндл продолжил:
– По пути сюда в машине я сказал, что вас могут надолго упечь за решетку, но сейчас готов взять свои слова назад и признать вероятную ошибку. Судья и присяжные способны проявить к вам сочувствие, понять ваши мотивы, хотя вы и совершили противоправные деяния. Если вы во всем сознаетесь, не станете ничего отрицать, но объясните причины, толкнувшие вас на преступный путь, предвижу неизбежный тюремный срок, но весьма незначительный.
Я сгорбился на стуле, сунув руки в карманы. У меня пересохло во рту, но я готов был скорее умереть от жажды, чем попросить этого типа принести стакан воды.
– Только теперь, когда этот мальчишка сделал свое заявление на вас, не удивлюсь, если за ним последуют и другие, – продолжал Бриндл. – Потому что едва ли он стал единственным, кого вы напугали до сырости в штанах. И если это произойдет, если мы получим еще несколько жалоб – а Рассел утверждает, что знает по крайней мере еще одну вашу жертву по имени Лен Эджертон, или Эглтон, – то дело может принять совершенно иной оборот. Вот почему самым умным шагом с вашей стороны сейчас…
В комнату громко постучали. Два отдельных, но очень четких стука. Бриндл успел повернуть голову, чтобы увидеть открывавшуюся дверь.
На пороге стоял Огастес Перри.
– Добрый день, шеф, – произнес полицейский.
– Здравствуйте, офицер. – Перри вошел и занял стул рядом с Бриндлом. На меня он смотрел со смесью презрения и удивления. – Я случайно проходил мимо помещения для опознания и не мог не заметить знакомого лица.
– Я как раз провожу допрос, сэр, – сообщил Бриндл, нисколько не робея и не смущаясь при появлении босса. – Мне известна ваша личная связь с мистером Уивером, но я тем не менее…
Огги поднял руку, подавая сигнал замолчать.
– Я все понимаю. Вы заняты своей работой, и это очень хорошо. Я бы меньше всего хотел, чтобы пошли слухи, будто к кому-то здесь особое отношение в силу родственных отношений со мной.
При этом в воздухе повисло почти ощутимое «но». По крайней мере, я уловил его (мне хотелось так думать), и Бриндл тоже.
– Офицер, – продолжал Огги, – мое внимание только что привлекли к жалобе, поданной на мистера Уивера. Обвинения очень серьезные.
– Да, сэр. Так и есть. Податель жалобы выдвигает вполне конкретные обвинения.
– В какое время, по его показаниям, имел место данный инцидент?
– Два дня назад. Между восемью и девятью часами вечера. Мистер Уивер позвонил ему ранее и назначил встречу, якобы желая приобрести наркотические средства.
– У вас есть подтверждение их разговора?
– Имеется, сэр. На мобильном устройстве Рассела Тэпскотта. Ему позвонили с телефона-автомата.
– С телефона-автомата, – повторил Огги.
– Так точно, сэр.
– Назовите еще раз время предполагаемого события.
– Между восемью и девятью часами.
Шеф полиции задумчиво кивнул:
– Что ж, офицер Бриндл, боюсь, в таком случае вам придется отпустить мистера Уивера.
– Простите, не понял, как это – просто отпустить?
– У нас есть свидетель, который может подтвердить, что мистер Уивер в указанное вами время находился в совершенно другом месте.
Донна.
Все сходилось. Куинн рассказал Кейт, она сообщила Донне, которая, в свою очередь, явилась к брату и заявила, что весь тот вечер я провел дома вместе с ней. Ну, не весь, но примерно до десяти часов, когда, по моим собственным признаниям, я у бара «Пэтчетс» посадил в машину Клэр Сэндерс.
Жены слишком часто лгали, чтобы защитить мужей, а потому показаний Донны могло оказаться недостаточно для спасения моей задницы.
Бриндл яростно затряс головой:
– Сомневаюсь в этом, сэр. Думаю, присутствующий здесь мистер Уивер уже упомянул бы о своем алиби, если бы имел его. Но на данный момент он страдает тяжелым случаем провала в памяти. – Он негромко фыркнул.
– Может, мистер Уивер посчитал нарушением субординации указание лица, которое готово подтвердить его алиби?
– Что вы имеете в виду, шеф?
Бриндл оказался в полном замешательстве. И, кстати, не он один.
– Мистер Уивер находился в моем обществе, – сказал Огги, одаривая меня самой холодной улыбкой, которую я когда-либо видел. – И именно в упомянутое вами время. Он гостил у меня дома, и мы гоняли шары на бильярде в подвале. Верно я говорю, Кэл?
– Господи, совершенно забыл об этом, – тут же нашелся я. – Мне почему-то казалось, что это было вечером ранее.
– Нет, как раз позавчера, – усмехнулся Огги. – И к слову, ты самый паршивый игрок из всех, с кем мне доводилось соревноваться. – Он повернулся к Бриндлу. – Так что вам придется провести беседу с тем пареньком и его родителями, объяснив им, что произошла досадная ошибка.
– Шеф, но это же откровенная чепу…
– Простите, что вы хотите сказать? – крикнул Огги. – Уж не собираетесь ли вы назвать мои слова чепухой?
Бриндл открыл было рот, но не произнес ни слова.
– Нет. Конечно же, нет, шеф, – ответил он потом, однако в его голосе отчетливо прозвучало неуважение.
– Прекрасно. Займитесь этим немедленно, а мне придется провести здесь с мистером Уивером еще несколько минут, чтобы принести глубочайшие извинения в связи с прискорбным недоразумением. Тэпскотты, насколько я знаю, все еще ждут в холле.
Бриндл с шумом отодвинул свой стул от стола и поднялся, побагровев от злости. Он, разумеется, не поверил объяснению, данному начальником.
– Слушаюсь, сэр. Я выполню распоряжение.
– Кстати, можете упомянуть в разговоре, что мальчишке грозило бы обвинение в даче ложных показаний, если бы я не был столь благодушно настроен сегодня.
Бриндл выглядел так, словно его отхлестали по щекам сырой рыбиной, однако и я сам еще не отошел от изумления, чтобы в полной мере насладиться зрелищем. Предстояло разобраться, какую игру со мной затеял Огги.
– Так точно, – сказал Бриндл. – Я незамедлительно сделаю это.
Повернувшись к выходу, он зацепился за ножку стула, а потом еще и в сердцах поддел его носком ботинка. Стул перекатился по полу и ударился в стену. Бриндл покинул комнату, не оглянувшись, но хлопнул дверью с такой силой, что мы оба чуть вздрогнули.
Какое-то время мы молчали. Просто сидели и смотрели друг на друга.
– Мне хотелось бы вернуть свой телефон, – первым нарушил молчание я.
– Забирай, будь любезен, – отозвался Огги. – Но нам с тобой нужно поговорить.
Было время, когда я работал, питая иллюзию, что придерживаюсь кодекса человека чести.
Считал себя не лишенным идеалов и высоких принципов, которыми руководствовался в своих поступках. Однако с годами пришло понимание, что жизнь вынуждает ежедневно идти на компромиссы. И небольшое отклонение от правил еще не повод, чтобы страдать от бессонницы.
Я точно знаю, когда пересек запретную черту. Чуть больше шести лет назад. Однако я еще мог сделать шаг назад и встать с нужной от этой черты стороны. Дать себе зарок никогда больше так не поступать. И, наверное, какое-то время мне это удавалось, но за последние два месяца я не просто перешел черту. Фигурально выражаясь, я перепрыгнул через нее с шестом. Хорошенько разбежался и сиганул. Я угрожал швырнуть одного молодого человека в реку, запер другого в багажнике, облил третьему брюки бензином и готовился чиркнуть спичкой. Четвертому – ему, кажется, исполнилось только шестнадцать – я заявил, что его правый мизинец станет украшением моей коллекции отрубленных пальцев.
Возьмите горе и гнев, смешайте их в равной пропорции – но тогда уж опасайтесь самого себя.
Впервые я пересек черту еще до переезда в Гриффон. Собственно, именно поэтому я и стал частным сыщиком, уйдя из полиции Промис-Фоллс.
Однажды жаркой июльской ночью я обнаружил, что не в состоянии обращаться с несовершеннолетним подозреваемым в своего рода мягких перчатках для детишек, как предписывает Конституция. Все произошло в одно мгновение. Но даже сейчас, снова прокручивая тот эпизод в памяти, я думаю, что если бы как следует сосредоточился, то смог бы сдержаться.
Я тогда уложил человека в больницу на три недели. Надел на него наручники, нагнул к капоту его машины, а потом положил ладонь ему на затылок, как берешь в руку баскетбольный мяч, и с силой ударил лицом о черный металл «мерседеса».
С неистовой силой.
Он лишился сознания и вообще чудом выжил. Но он был пьян. В дымину. Дважды превысил разрешенный лимит. Потому и не заметил молодую мамочку, переходившую улицу с прогулочной коляской, в которой была ее двухлетняя дочь. Он убил их обеих молниеносно, притормозил на секунду, понял, что натворил, и ударил по газам.
Я же наблюдал за всем этим с противоположного тротуара, где подсовывал штрафную квитанцию под стеклоочиститель «рейнджровера», припаркованного рядом с пожарным гидрантом. Вызвав по рации «скорую», я помчался вдогонку за тем водителем, но прежде успел хорошо рассмотреть его жертв. Когда видишь мертвое дитя, распростертое на мостовой, что-то важное в тебе ломается.
Я заставил его остановиться в трех милях к югу от города. Больше мили он не обращал внимания на сирену и проблесковый маячок на крыше моей патрульной машины, однако потом ненароком съехал на обочину, правые колеса завязли в гравии, и он потерял управление. «Мерседес» занесло, и ему пришлось затормозить. Автомобиль крутануло на месте, и он едва не опрокинулся, а затем угодил прямиком в кювет, где резко остановился.
Когда я подошел к его машине, передняя дверь оказалась открытой, а водитель отмахивался кулаками от раскрывшейся подушки безопасности, словно от пчелиного роя. Из носа шла кровь. Он выбрался наружу, но почти сразу же поскользнулся на траве. Ему с трудом удалось подняться на ноги. Увидев меня, пытался бежать, тупой мерзавец. Будь это угнанная машина, желание скрыться оказалось бы понятным, но нельзя бросить собственный автомобиль со всеми документами и рассчитывать уйти от ответственности.
Я сгреб его сзади за воротник пиджака и прижал к капоту.
Все мои мысли занимал в тот момент образ мертвого ребенка. Я, может, и сумел бы сдержаться, если бы после того, как надел на него наручники, эта мразь не посмотрела на пятна крови на своем лобовом стекле и не произнесла наглым тоном:
«Надеюсь, эта грязь отмоется».
Хрясь!
На секунду я испугался, что убил его. Тело обмякло и соскользнуло с капота в траву. Пришлось сразу же вызвать медиков, но еще до их прибытия я с облегчением заметил, что он дышит. Вот только сознание вернулось к нему лишь через два дня. Я послал его в глубочайший нокаут.
Парень ничего не помнил. Не помнил, как снес на переходе и убил двух человек. Не помнил, видел ли полицейский проблесковый маячок в своем зеркале заднего вида. Не помнил ощущения от моей руки, легшей ему на затылок, и того, как вдруг с невероятной стремительностью металл капота встретился с его лицом. Было проще всего солгать, что парень получил повреждения, сопротивляясь аресту, споткнулся и упал лицом на машину. В конце концов, свидетелей случившегося не имелось. Кстати, именно таким образом я и изложил факты в своем рапорте.
Но выйти сухим из воды мне не удалось. По крайней мере не совсем.
Мой автомобиль был снабжен видеокамерой, прикрепленной к лобовому стеклу над приборной доской, которая зафиксировала все. И объектив смотрел в нужную сторону. Мне бы следовало сразу это проверить. Я же решил, что машина находилась под таким углом, откуда ничего нельзя разглядеть. Шеф вызвал меня в свой кабинет, и мы вместе просмотрели запись. Несколько раз. Никаких сомнений.
«Я найду способ сделать так, чтобы видео исчезло, – сказал начальник. – А ты меня премного обяжешь, если исчезнешь сам».
Предлог для широких кругов полицейской общественности: Уивер решил стать частным детективом. Я действительно подумывал об этом, и достаточно часто, но едва ли совершил бы подобный шаг добровольно. Мне выдали хорошее выходное пособие и даже премиальные. Но как только деньги закончились, пришлось начать новую карьеру с нуля.
Меня сжигал стыд. Я подвел не только свое управление и самого себя, но и Донну и Скотта, в ту пору еще восьмилетнего. К тому времени это стало худшим из всего, что случилось с нами в жизни, но мы нашли в себе силы преодолеть черную полосу. Причем благодарить мне следовало в первую очередь Донну. У нее были достаточные основания злиться на меня, винить в постигшей нас неудаче, однако она не винила. Не то чтобы она оказалась довольна положением, сложившимся из-за моего поступка, но это случилось, и тут уж ничего не попишешь. Надо искать выход.
Донна даже как-то сказала, что хотела бы найти способ сообщить родным погибших матери и ребенка о том, что я сделал. «Думаю, они были бы тебе признательны». Так и заявила. По ее мнению, это принесло бы им больше удовлетворения, чем двенадцать лет тюрьмы, к которым приговорили пьяного водителя.
Мы сошлись во мнении, что нам лучше покинуть Промис-Фоллс. Брат Донны – в то время еще заместитель начальника полиции – рассказал ей о вакансии, открывшейся в административном отделе участка в Гриффоне. Я как раз находился в процессе получения лицензии частного сыщика штата Нью-Йорк, а с ней на руках с одинаковым успехом можно было работать и в окрестностях Буффало, и к северу от Олбани.
А потому мне некого было винить, кроме самого себя, за то, что я оказался сегодня в кабинете Огастеса Перри.
– Каким местом ты думал, черт тебя возьми? – поинтересовался Огги, как только плотно закрыл дверь.
Атмосфера его логова отлично подошла бы для порки или других телесных наказаний.
– Тебе необязательно было выручать меня, – заявил в ответ я.
Во мне говорила всего лишь уязвленная гордость, и я отлично это понимал. Если бы шурин не вмешался, я бы оказался в крайне неприятной ситуации.
– Необязательно? Правда? – спросил он, гневно поднимая указательный палец. – Ты считаешь, что сам выбрался бы из этой передряги? Полагаешь, сумел бы избежать тюрьмы? Не говоря уж о потере лицензии.
Я промямлил нечто невнятное. Когда приходится жрать дерьмо, лучше пережевывать его с закрытым ртом.
– Прости, я что-то не расслышал. А потому позволь спросить еще раз: каким местом ты думал, и думал ли вообще о последствиях? Только не пытайся уверять, что тебя оболгали, а на самом деле ты ни в чем не виноват. Не оскорбляй меня лишний раз, ладно? Мы с тобой достаточно пожили на этом свете, чтобы отличать чушь собачью от истины. Ты понял?
Я кивнул:
– Да, понял.
– Хорошо. Наконец-то. А теперь рассказывай.
– Я просто обезумел от горя, – начал я, расхаживая по кабинету, но стараясь держаться от Огги подальше.
– Превосходно. Лучшая линия защиты.
– Но ведь это правда, пусть и не вся, – отозвался я.
– В чем именно здесь правда?
– Что я обезумел, потерял голову. – Я остановился и присел на край стола.
– Убери задницу с моего рабочего места, – велел Огги.
Я подчинился, но не спеша.
– Смерть Скотта… Из-за нее я малость тронулся умом.
Жесткий взгляд Огги чуть смягчился.
– Продолжай.
– Ты знаешь, я повсюду наводил справки, стараясь найти того, кто продал ему наркоту.
– Может, ты не в курсе, но, вообще-то, это наша работа.
– И как вы с ней справляетесь? – спросил я.
– На это требуется время, – ответил Огги. – Ты можешь бесконечно заниматься самыми активными и запланированными расследованиями, а потом совершенно неожиданно на что-то наткнуться. Восемьдесят процентов преступлений раскрывают исключительно благодаря везению, и тебе эта цифра известна.
– Я не мог сидеть и ждать, пока случайно что-нибудь выясню. Когда узнавал имя и у меня появлялись обоснованные подозрения относительно кого-то, кто торгует зельем, я либо наносил визит сам, либо назначал встречу.
– Как ты поступил с юным Тэпскоттом?
– Да.
– Это было… Гм, как бы выразиться помягче… Это была чертовски тупая и хреновая затея с твоей стороны, Кэл.
– Зато остальные маленькие стервецы напуганы достаточно, чтобы не жаловаться. Они знают, что у них рыльце в пушку, и не хотят лишний раз светиться.
– Сколько их всего?
– Четверо. Но это действительно все, – признал я.
Огги задумчиво кивнул, потом обошел вокруг стола, сел и предложил сделать то же самое, потому что не хотел ломать шею, глядя на меня снизу вверх.
– Я вовсе не отрицаю эффективности твоей тактики, Кэл. Просто, будучи гражданским лицом, ты идешь на излишний риск, применяя ее. Зато парочка копов, используя твои впечатляющие методы ведения допросов, смогут прикрыть друг друга. Как только что прикрыл тебя я сам.
Я сумел-таки выдавить из себя это слово, хотя чуть не подавился им:
– Спасибо.
Огги пристально посмотрел на меня.
– Не думаю, что у тебя теперь есть друг по имени Хэнк Бриндл в твоем собственном ведомстве, – добавил я.
– Ничего. Он уже взрослый мальчик. Как-нибудь переживет.
– Бриндл – плохой коп, – заметил я. – Он грубиян и невежда.
Огги покачал головой:
– Он нам вполне подходит, если держать его в узде. Хэнк тоже пережил трудный период. У него тяжело заболел отец, и ему пришлось взять несколько отгулов, чтобы помочь матери ухаживать за ним. И не давай Хейнсу одурачить себя. Хейнс только с виду такой тихоня, но и он сейчас не в лучшей форме.
– А у него какие проблемы?
– Несколько недель назад его бросила девушка. Собрала вещички и переехала жить обратно к своим родителям в Эри. Так что они – два сапога пара. Но знаешь, Кэл, наша сегодняшняя встреча посвящена не им, а тебе. Тебе и твоим сложностям в жизни.
Я поудобнее расположился в своем кресле и спросил:
– Зачем ты это делаешь, Огги?
– Что?
– Прикрываешь мою задницу… Мне действительно грозили очень серьезные обвинения.
Ответ явно дался ему непросто:
– О господи!
– Не понял.
– Да просто потому, что ты мой шурин. – Он сказал это, будто бы стыдясь себя.
– Серьезно?
– Но только не думай, что я стараюсь из-за тебя самого. Все ради Донны.
В это я еще мог поверить, однако все равно был удивлен.
– Тогда объясни мне одну загадку, Огги. Если ты так уж печешься обо мне, то какого дьявола приказал конфисковать мою машину?
– Что я приказал?
– Изъять у меня «хонду». Ее забрали и до сих пор не вернули. Надеюсь, ее не разобрали на миллион мелких частей.
Челюсть у Огги отвисла.
– Не пойму, о чем ты говоришь. Кто изъял у тебя машину?
– Хейнс и Бриндл. А распоряжение им передал Марвин Куинн, сказав, что оно исходит от тебя.
Огги откинулся в своем кресле и переплел пальцы рук поверх живота.
– Признаться, для меня это новость. Словно ни за что ни про что получил тяжелым башмаком по башке, – сообщил он.
– Так ты не передавал через Куинна приказа конфисковать мою тачку?
Огги покачал головой:
– Нет, не передавал. Ты для меня олицетворяешь множество неприятных вещей, Кэл. Тупица, заноза в заднице, самовлюбленный зануда, каких поискать. А в данный момент – полный идиот, сукин сын, пытавшийся понапрасну запугивать несчастных мальчишек. Но в одном я не сомневаюсь. Ту девушку убил не ты.
– Это лучшее, что я слышал от тебя за все время нашего знакомства.
– Ладно. Только не особенно привыкай к моим любезностям. С какой стати Куинну могло понадобиться передавать мнимый приказ? Я бы понял, если бы один из офицеров сам решил конфисковать машину для обыска. Им для этого не требуется моего одобрения. А потому вопрос именно в том, зачем он сослался на меня.
Мы недолго помолчали.
– Я видел Куинна, пока парился в вашей камере до опознания, – сказал я. – Может, он все еще здесь.
Огги взялся за телефон.
– Где Куинн? – Он подождал несколько секунд. – Когда у него закончилось дежурство? – Он посмотрел на меня и одними губами произнес «десять минут назад». Потом подождал немного и распорядился: – Соедините его со мной по домашнему или по сотовому. Мне надо с ним поговорить.
Затем Огги нажал кнопку громкой связи:
– Дайте мне штрафную стоянку. – Подождал еще немного. – Говорит шеф Перри. У вас есть там «аккорд», доставленный вчера? Хозяин Кэлвин Уивер. Да, это та самая машина… Угу… Ага… Ладно. Он сейчас придет и заберет ее. Прошу оказать ему всемерное содействие и проявить надлежащую любезность.
Он отключил связь.
– К ней никто даже не прикасался. Они ожидали дальнейших указаний.
– Тогда мне, наверное, пора пойти за ней, – сказал я.
– Что ты собираешься делать сейчас?
– Продолжу поиски Клэр, – ответил я.
– Тебе не кажется, что, может, настало время немного сдать назад? Ты чуть не угодил под суд. Я бы на твоем месте посчитал свой запас удачи исчерпанным и посидел немного дома.
– Но я обещал мэру заняться этим вплотную, чтобы…
Я словно ткнул медведю копьем в бок.
– Постой-ка! – прервал меня Огги. – Только не говори, что ты теперь работаешь на этого сукина сына!
– Прости, Огги. Ты, конечно, весьма на него зол. Но разве ты не считаешь, что ему все же нужно вернуть дочь?
Он в раздражении отмахнулся от меня:
– Мы и сами ее разыскиваем. У нас есть к ней вопросы по поводу игры, которую они затеяли с Анной Родомски.
– Я стараюсь не мешать работе твоих людей, – заверил я. – Хотя в дальнейшем это может оказаться затруднительно, учитывая кампанию запугивания, начатую тобой против Сэндерса.
– О чем ты, черт побери, толкуешь? – Огги почти кричал.
– О патрульных машинах, которые постоянно дежурят на его улице, об офицерах, наблюдающих за ним, чтобы нагнать страху. О копах, которые обыскивают сумку его дочери. А Сэндерс к тому же уверен, что ты еще и прослушиваешь его телефон.
– Давно не слышал такого нагромождения вздора.
– Сэндерс винит тебя и твоих подчиненных, следящих за его домом, в том, что Клэр прибегла к столь сложному трюку, лишь бы незаметно исчезнуть из города.
Его щеки стали пунцовыми. Огги напоминал сейчас закипевший водонагреватель, готовый взорваться.
– Все это невероятная чепуха, – заявил он после паузы.
– Хочешь начистоту? Изволь. Когда ты приходишь на собрание городского совета и заявляешь мэру, что твои люди никогда не нарушали ничьих прав, ты лжешь, и мне это известно, как и всем в том зале. Но только им плевать. Можешь и дальше использовать Конституцию вместо туалетной бумаги. Да, ты со своими ребятами устроил самосуд над группой хулиганья из Буффало. Большое дело! Но если я знаю об одной твоей лжи, то с чего мне вдруг поверить, что сейчас ты говоришь правду?
– Дурака же я свалял, выручая тебя из беды!
Я направился к двери.
– То, чем я занимаюсь, не имеет никакого отношения к тебе, Сэндерсу и сваре между вами. Я просто хочу найти Клэр. Когда я ее разыщу, мы, может, сумеем понять, кто убил Анну.
Огги посмотрел на меня, и уголки его губ приподнялись в улыбке.
– Так ты ничего не знаешь?
– О чем?
– Этим утром мы уже произвели арест.
– Вы обвинили кого-то в убийстве Анны? Кого же?
– Ее парня.
– Шона Скиллинга?
– Именно его.
Я отпустил дверную ручку.
– Но у него же есть алиби! Один из твоих людей остановил его за проезд на запрещающий знак.
– Я навел справки, – парировал Огги. – Штраф нигде не зарегистрирован.
– Я же говорил тебе, что штрафа они ему не выписали! Шон отделался предупреждением.
– Чего еще ты хочешь от меня, Кэл? – спросил Огги. – Я проверил. Никто не помнит, чтобы останавливал мальчишку на «рейнджере».
– Мне чутье подсказывает, что он не делал этого.
– А твое чутье не подскажет ничего другого, если я сообщу тебе, что джинсы и трусики Анны были обнаружены под сиденьем его пикапа?
На выходе Огги распорядился вернуть мне мобильный телефон, хранившийся у дежурного в холле. Поступило три новых сообщения. Два от Донны, до которой явно дошли слухи о моих неприятностях, и еще одно от управляющего ландшафтной фирмой. Прежде чем перезвонить им, я поймал такси и доехал до места, где вынужден был бросить на обочине дороги машину Донны, когда меня задержали Бриндл и Хейнс. Затем я вернулся к зданию полицейской службы и поставил автомобиль на стоянку перед ним. И только потом набрал номер Донны.
– Твоя машина на том же месте, где ты обычно оставляешь ее, – заговорил я.
– Я два раза пыталась до тебя дозвониться.
– Мне было не до разговоров по телефону.
– Вот почему я и звонила. Мне сообщили, что тебя держат в нашем здании. И отнюдь не в комнате для почетных гостей.
– Верно. Но теперь мы во всем разобрались. Как ты узнала?
– Марвин сказал об этом Кейт, а она передала мне. Я связалась с Огги, но к тому времени тебя уже выпустили.
– Да, он лично вмешался.
– Они же ничего не нашли в твоей машине? – спросила Донна.
– Нет, возникла другая проблема.
Пауза.
– Другая проблема?
– Да. Кажется, я перегнул палку, испытывая судьбу. И это вернулось ко мне бумерангом, ударив в слабое место.
– Каким же образом Огги помог тебе выкрутиться?
– Расскажу позже во всех деталях. Обещаю.
– Ну, разумеется. – Ее голос прозвучал печально.
– Что такое?
– Случившееся прошлой ночью не значит, что все теперь в полном порядке, – сказала Донна.
– Знаю.
Загон, где держали мою «хонду», оказался необъятных размеров стоянкой, окруженной высокой оградой из металлической сетки, поверх которой протянули колючую проволоку зловещего вида. В конторе я увидел невысокую женщину, которая разгадывала кроссворд, дожидаясь меня. Сняв с крючка мой ключ, она провела меня мимо длинной шеренги уже списанных в утиль патрульных машин, транспорта, побывавшего в авариях, и нескольких целых автомобилей, подобных моему.
Как только я нашел свою машину, женщина сунула мне лист бумаги, прикрепленный зажимом к картонной подложке, и произнесла:
– Вам осталось расписаться вот здесь.
Я поставил закорючку. Она отдала мне ключ, пожелала доброго дня и объяснила, что мне нужно будет посигналить от ворот, и тогда они откроются.
Я, однако, не спешил сразу же уезжать. Сначала открыл багажник, где хранил набор инструментов для профессиональной деятельности. Ноутбук, оранжевый жилет дорожного рабочего и строительную каску в тон ему. Помимо прочих вещей.
На первый взгляд все было на своих местах.
Потом я проверил бардачок и убедился, что там тоже вроде бы никто не рылся. Как и сказал Огги, к моей машине пока даже не прикасались.
И все равно я с удивлением увидел парик Анны, еще лежавший внутри, на полу перед задним сиденьем. Может, его не внесли в список улик, поскольку к моменту убийства Анна его уже не носила? Но я тем не менее воспринимал эту вещь как важное материальное подтверждение всего, что случилось с ней незадолго до смерти.
Имелись и другие загадки, над которыми предстояло поломать голову. Зачем Куинн сказал Хейнсу и Бриндлу, что нужно конфисковать мою машину? Если он сам хотел проверить ее в поисках улик, то почему свалил все на шефа?
А теперь еще Шона Скиллинга арестовали по подозрению в убийстве Анны.
Я сел за руль, вставил ключ в замок и завел двигатель, пару раз нажав на педаль акселератора и вслушиваясь в рев мотора. Достал свой телефон и прослушал сообщение от ландшафтного дизайнера:
«Это Билл Хупер. Перезваниваю по вашей просьбе».
Он звонил полтора часа назад. Я сразу же набрал его номер.
«Вы дозвонились до Билла Хупера. Не могу ответить немедленно, но, если вы оставите сообщение, я свяжусь с вами при первой же возможности».
Телефон зафиксировал время моего звонка.
Доехав до ворот, я посигналил, и женщина нажала открывавшую ворота кнопку, даже не оторвавшись от своего кроссворда.
Шон, конечно, мог солгать о том, как его остановили полицейские. Но если на самом деле ничего подобного не произошло, то что помешало ему вовремя добраться до «Пэтчетса», забрать Клэр и доставить ее в «Иггиз»? Я познакомился с ним совсем недавно, но он не произвел впечатления искусного лжеца, а тем более убийцы.
Они нашли в его пикапе пропавшую одежду Анны. Плохо.
В случившемся далее я мог винить только собственную рассеянность. Я выехал из ворот штрафной стоянки и чуть не врезался в черный «эскалейд». Такой трудно не заметить. Он размерами со средней величины планету, вокруг которой могли бы еще вращаться и луны. Грузовик своевременно вильнул в сторону, а водитель показал мне в окно средний палец.
Я же надавил на тормоза так, что завизжали покрышки.
Я должен был увидеть такую большую машину, но почему-то не увидел.
Я немного подождал, чтобы успокоиться и позволить «эскалейду» отъехать хотя бы на квартал. Потом проверил действие тормозной системы, пару раз нажав на педаль, и уже спокойно тронулся в путь.
Я уже давно собирался нанести визит одному человеку, но пока на это не находилось времени. К тому же я чувствовал, что этот тип не слишком обрадуется нашей встрече.
Впрочем, по моим прикидкам, он вполне мог еще даже не встать с постели.
Доехав до нужного дома, я увидел перед ним красный кабриолет «мустанг» с поднятой крышей. Поскольку «БМВ» рядом не было, я понял, что Анетта Рэвелсон уехала по делам.
Что ж, это к лучшему. Мне не очень-то хотелось, чтобы она присутствовала при беседе с ее сынком Романом. Мой висок, куда он ударил меня рядом с «Пэтчетсом», порой еще побаливал.
Я нажал на кнопку звонка и через десять секунд повторил. Потом стал громко стучать в дверь. Когда истекла минута, вновь попробовал кнопку, но теперь уже держал на ней большой палец не отпуская. В доме раздавался неумолчный трезвон.
Я был готов звонить сколько потребуется.
Лишь минут через пять изнутри донесся не слишком уверенный крик:
– Ладно, ладно! Кто там еще? Какого черта! Я уже иду!
Я не отпускал кнопку. Послышался скрежет металлического засова. Как только дверь приоткрылась, я вставил в проем ботинок, догадываясь: увидев меня, Роман мгновенно постарается дверь захлопнуть. Что он и сделал.
Дверь ударилась в мой башмак, отскочила и с силой срикошетила по голым пальцам ноги Романа.
– Вотдерьмоматьтвоюдерьмоматьтвоюобзабор! – завопил он, подпрыгнул на месте и подался назад.
Я вошел в дом и закрыл за собой дверь. Роман, в одних трусах с узором из сердечек, завалился на ковровое покрытие и захныкал, обеими руками держась за пальцы левой ноги.
– Привет, Роман, – сказал я. – Как делишки?
Мужчине интересно, кто пришел. Его любопытство вызывает любой донесшийся сверху стук или звонок в дверь. Прошло столько времени с тех пор, когда у него выдалась последняя возможность с кем-то поговорить. Если не считать его жены и их сына.
Он садится в кровати и прислушивается. Может, удастся хотя бы услышать голоса. Здесь, в подвале, у него ведь нет ни телевидения, ни даже радио. Как же долго до него не доносилось незнакомых голосов!
Да, был один посетитель на позапрошлой неделе. Но он почти ничего не смог сказать – так поспешно сбежал. Вероятно, перепугался до смерти.
У мужчины едва хватило времени, чтобы попросить о помощи и сунуть ему свою тетрадку. Он надеялся, что, если гостю понадобятся доказательства, он найдет их в записной книжке.
Но с тех пор прошло уже много дней, а никто не явился. И все же всякий раз, когда от входной двери доносятся звуки, они интересуют его, пробуждают надежду.
А пока он большую часть времени проводит в кровати. Иногда пересаживается в инвалидное кресло и катается по кругу. Но куда он сможет уехать? Какой во всем смысл?
А потому он чаще лежит на постели и читает журналы.
И спит.
И видит сны.
О том, как выбирается наружу.
– Вы переломали мне пальцы к чертовой матери!
Я опустился на колени и взглянул.
– Попытайся ими пошевелить.
Роман Рэвелсон принялся шевелить пальцами ноги.
– Сомневаюсь в наличии переломов, – сказал я. – Хотя у меня и нет медицинского образования.
Я протянул руку, чтобы помочь ему встать, однако он отполз на два фута к основанию лестницы, оперся о ступеньку и поднялся сам. Его кожа была настолько бледной, словно он последние несколько лет провел в какой-то пещере. Может, действительно выходил на улицу только по ночам. На его боках виднелся небольшой слой жира, а на пухлых щеках остались следы от подушки.
– Я тебя разбудил? – спросил я.
– Поздно вернулся вчера, – ответил Роман. – Вы должны уйти. Если не уберетесь, я позвоню маме.
Я достал свой сотовый.
– Не хочешь воспользоваться моим телефоном? Сможешь рассказать ей, как чуть не убил меня прошлым вечером.
– Это все Шон… Господи! Я стараюсь выручить его, а он вот так запросто предает меня! Мама сказала, вы просили передать мне привет. А на самом-то деле вы мне башку готовы свернуть, верно?
Я кивнул.
– Папа дома? – спросил я и тут же вспомнил, что Кент Рэвелсон, по словам Анетты, уехал из города.
Роман несколько раз моргнул, словно стараясь придать остроты своему зрению.
– Он… То есть папа… Уехал куда-то. Типа в командировку или вроде того.
– Когда он вернется?
Молодой человек пожал плечами:
– Понятия не имею. Я не слежу за его перемещениями.
– Не хочешь надеть рубашку? У меня к тебе есть вопросы.
Роман вздохнул:
– Дерьмово. Идите за мной.
Он начал, чуть прихрамывая, подниматься вверх по лестнице. Я последовал за ним на второй этаж, а потом через коридор в его спальню. Удар по пальцам ног явно не сделал Романа калекой.
По его комнате словно прошелся ураган: разметанные по кровати простыни, раскиданная по всему полу одежда. Журналы, видеоигры – все в полнейшем беспорядке. Украшением стен служили афиши кинофильмов. «28 дней спустя», «Ходячие мертвецы», «Зомби по имени Шон», «Ночь оживших мертвецов», «Танцы с мертвецами», «Страна зомби», «Рассвет мертвецов».
Общая тема просматривалась во всей определенности.
На полу рядом с кроватью поверх кипы одежды лежал открытый ноутбук. Роман приподнял его, ища, что на себя надеть. От движения темный прежде дисплей включился. Я краем глаза заметил текст, похожий на пьесу.
Очередной сценарий.
Роман швырнул компьютер на постель, вытащил черную футболку, видимо одну из любимых, и натянул на себя. Она была ему на пару размеров мала и едва прикрывала живот. Поперек груди шла надпись: «Таверна “Честер”».
Я указал на нее:
– Не слышал о таком заведении. Оно не в нашем городе.
Роман посмотрел на меня как на отпетого тупицу.
– Это паб, где попадают в ловушку герои «Зомби по имени Шон». Вы не могли его не видеть. Один из лучших фильмов о зомби всех времен и народов. Он страшный, но и смешной до усрачки.
– Извини, но как-то не посмотрел, – сказал я и указал на ноутбук. – Пишешь сценарий кино про зомби?
– Может быть, и так, – сдержанно отозвался Роман.
– А в чем там будет суть? Прости, но тема зомби заезжена до предела, как мне кажется.
– Нужно только найти новую точку зрения. Мне это удалось.
Я ждал продолжения.
Роман глубоко вздохнул:
– Так и быть, расскажу. В большинстве случаев люди превращаются в зомби из-за какой-то загадочной болезни, экспериментов ученых и тому подобного. Но что, если их превратят в зомби пришельцы из космоса? Классное смешение двух популярных жанров. Мой главный герой по имени Тим знает, что у пришельцев на уме, и пытается им помешать.
Я кивнул. Идея представлялась мне совершенно идиотской, но когда идиотизм мешал превратить идею в сюжет для кинофильма?
– В этом что-то есть, – покривил душой я. – А более постоянная работа у тебя имеется?
– Это как раз моя постоянная работа. Я – профессиональный сценарист.
– И сколько же ты имеешь, к примеру, в неделю со своих сценариев?
– Здесь все устроено совершенно иначе, – стал объяснять Роман. – Это не вкалывать в бакалейной лавке, выставляя на полки дерьмовый товар, за что тебе тупо выписывают чек в конце недели. Ты пишешь сценарий, а потом предлагаешь студиям и продаешь его. То есть можно очень долго вообще ничего не получать, понимаете? Зато потом тебе сразу отваливают несколько сотен тысяч, миллион или даже больше.
Я показал, что понял идею, и признался:
– Верно, я не просекаю, как там это устроено в Голливуде. Но все же сколько сценариев ты уже продал?
– У меня уже наметились первые успехи, – сообщил Роман. – Позавчера пришло электронное письмо из офиса Стивена Спилберга.
– Да ну? – удивился я. – И когда назначена ваша встреча?
– Нет, в письме говорилось… То есть это была скорее благодарность за присланную рукопись, но… Слушайте, вы явились сюда, чтобы, как говорится, ухватить меня за яйца? – спросил он. Это было бы не трудно, учитывая облегченность его наряда. – Потому что, если вы пришли узнать, кто продал дурь Скотту, то, клянусь, это не я.
– Нет, у моего визита совсем другая цель, – ответил я. – Мне известно, что ты больше по части торговли спиртным. Вот на что ты живешь, пока пишешь свои сценарии.
Роман поднял руки вверх, словно сдаваясь.
– Ладно, здесь вы меня прищучили. Я покупаю пиво, а потому развожу его и продаю. Ну и что? Можно подумать, я террорист какой-то.
– Развозкой товара для тебя занимались Шон и Анна, верно? Не потому ли ты так поздно вернулся прошлой ночью? Пришлось справляться без подручных. Они оказались недоступны.
– Я ничего не знал о том, что произошло. Позвонил чуть раньше Анне, но она не ответила. Потом позвонил Шону. Тот тоже не отзывался. Однако будь я проклят, если хотя бы догадывался, что она мертва!
– Ты знаешь, что Шона арестовали за это?
У Романа буквально отвисла нижняя челюсть. Он резко сел на край постели и тихо произнес:
– Не может быть. Шон – мой друг. Он никогда бы не пошел на такое. – Роман покачал головой в совершенном недоумении. – Шон втюрился в Анну по самые уши. То есть по-настоящему был влюблен в нее, сукин он сын.
– Если Шон этого не делал, кто, по-твоему, мог?
Он лишь развел руками:
– Я даже представить не в состоянии кого-то, кто способен на убийство. Это же… Это уже за гранью…
Я убрал пару мятых джинсов со стула перед компьютерным столиком и сел. На столе я заметил его мобильный телефон.
– А тебе самому Анна нравилась?
– Да, да, конечно. Славная девушка. Правда, она порой выводила меня из себя. Задерживала деньги, которые была мне должна. Но, поверьте, все это пустяки.
– Что ты называешь пустяками?
– К примеру, я покупаю две дюжины коробок пива и загружаю в кузов «рейнджера» Шона, так? Они отправляются развозить. Шон ведет машину, Анна отвечает за деньги. И у нас четкая договоренность о ценах, понимаете? К концу вечера или выходных у Анны образуется сумма, достаточная, чтобы отдать мне мою долю и оставить себе то, что они заработали сверх того. Обычно мы встречались на следующий день.
– Но иногда денег у нее не хватало?
Роман закатил глаза:
– Если по пути на встречу со мной ей доводилось попасть в торговый центр, она могла увлечься. Что-то себе покупала. А была пара случаев, когда клиенты расплачивались с ней не наличными. Мне же нужен только налик. Это мой железный принцип.
– О чем это ты? Хочешь сказать, будто подростки выписывали ей чеки?
Роман снова возвел глаза к потолку. Если он будет часто повторять это движение, то рискует окосеть.
– Нет, конечно же, нет. Просто если у кого-то не хватало наличных, они пытались всучить Анне травку или что-нибудь в этом роде. И мне пришлось ввести жесткий запрет на такие сделки. Не хочу иметь с наркотой ничего общего.
– Анна когда-либо должна была деньги кому-то, кроме тебя?
– Чего не знаю, того не знаю. Я ни о чем таком не слышал. И вообще не понимаю, с какой стати вы задаете столько вопросов о моем заработке. Никому до этого нет дела, и мой бизнес не имеет никакого отношения к смерти Анны. – Он потер переносицу, как часто делают люди, чтобы не заплакать. – Говорю же вам, Шон не мог ее убить!
– Вот почему мне необходимо разыскать Клэр, – объяснил я. – Она может точно знать, что произошло. Но ты не очень-то помог ее отцу, разговаривая с ним по телефону вчера вечером.
Роман даже вздрогнул.
– Как… Откуда вам это известно?
– Я беседовал с ним сегодня утром. Ты сказал (я цитирую), что ни хрена не знаешь и тебе глубоко насрать (конец цитаты), где она.
– Да, верно, но хочу добавить пару важных деталей. Первое. Мать ничего не сказала мне о смерти Анны, прежде чем заставила ему позвонить. И второе. Этому Сэндерсу я никогда не нравился. Он считает, что я не пара Клэр, недостаточно хорош для нее.
Очко в пользу Сэндерса.
– Как долго продолжались ваши отношения с Клэр? – я провел пальцем вдоль края сотового телефона, лежавшего на столе.
– Примерно месяца четыре, то есть где-то до июля. – Роман поджал губы. – Пока она не познакомилась со своим Деннисом.
Вот теперь мы добрались до главной причины моего визита.
– Расскажи мне о Деннисе.
– Что тут рассказывать? Его фамилия Маллавей, а приехал он откуда-то из Сиракьюса или Скенектади.
– Эти места расположены очень далеко друг от друга.
Он передернул плечами:
– Откуда мне знать? Он весь такой лощеный, если вы понимаете. Считал себя самым крутым.
Я взял его мобильник.
– Оставьте мой телефон в покое, – сказал Роман.
– Ты делаешь им фотографии? – спросил я.
– Каждый делает снимки своим мобильником. Вам же не сто лет. Сами снимаете.
– Этим телефоном ты сфотографировал свой член, чтобы послать фото Клэр?
– Что вы сказали?
– Снимок сохранился в памяти?
Он рванулся вперед и выхватил телефон у меня из руки. Но я даже не пытался удержать его.
– Ты тоже считаешь себя неотразимым, Роман? Надо же додуматься посылать снимки своего прибора в стоячем виде! Вот это действительно круто!
Роман застыл передо мной. Его заметно трясло.
– Просто мы с Клэр иногда дурачились, вот и все. Шутили, понимаете?
– И она тоже посылала тебе свои снимки нагишом?
– Нет, Клэр в этом смысле немного зажата. Но ей мои проказы казались забавными.
– Даже после того, как она с тобой порвала? – поинтересовался я. – Ей показалось забавным получить напоминание о том, чего ей якобы будет теперь очень не хватать? Деннис видел это фото? Он не захотел с тобой разобраться? Может, после встречи с тобой ему пришлось так поспешно покинуть город?
– Нет! – почти выкрикнул Роман. – Не было ничего подобного. Все это мура, о которой и вспоминать не стоит. Просто ерунда!
– Хорошо, пусть так, – произнес я примирительно. – Тогда расскажи мне, что случилось на самом деле. Расскажи о Деннисе.
– Да я с ним вообще почти не встречался. Знал, что он занимался здесь какой-то тупой работой. Постригал газоны летом.
– Он работал в фирме Хупера?
– Да, точно. Ездил по городу в одном из их оранжевых пикапов.
– Так что же произошло?
– Клэр стала встречаться с ним, хотя еще продолжала видеться со мной, понимаете? Но я сразу почуял неладное, потому что она заметно охладела. А потом выложила начистоту: мол, любовь ушла, увяли розы, типа того. И я узнал о том, как она закрутила роман с этим Маллавеем. Я сначала захотел этому типу мозги вышибить, ясное дело. Но только Шон уговорил меня не делать глупостей, хотя я бы и так не решился, наверное. Ты горячишься, думаешь о мести, но почти никогда не идешь на крайние меры.
– А затем Клэр и Деннис неожиданно взяли и расстались?
– Да, – ответил Роман. – Как говорил Шон, в один прекрасный день Маллавей бросил работу и уехал домой. Может, до него дошло, какая скука постригать чужие лужайки? И он порвал с Клэр тоже. В то время мне показалось, что ей даже идет быть грустной. Думал: узнает теперь, каково это, когда тебя бросают.
– Ты пытался вернуть ее? Чем-то более умным, нежели с помощью фото своего голого члена?
Роман некоторое время колебался.
– Да, знаете ли. Признаюсь, я пытался звонить ей несколько раз.
– А больше ничего не предпринял?
– Что вы имеете в виду?
– Ты не начал за ней наблюдать? Преследовать ее?
Он снова пожал плечами:
– Преследовать? Это громко сказано.
– Но ты повсюду следовал за ней?
– Хотел всего лишь поговорить, не более. Поскольку считал, что у нас с ней все удачно складывалось раньше. Но она не отвечала на звонки. Мне ничего другого не оставалось.
– Это твой «мустанг» перед домом? – уточнил я.
– Да.
– Родители подарили?
– Да. И что?
– А на чем ездит твой отец?
– Какого дьявола? Почему вы спрашиваете?
– Просто ответь на мой вопрос.
– У него «БМВ». У него и мамы машины этой марки.
«БМВ» не спутаешь с пикапом, но я готов был поспорить, что мебельная фирма «Рэвелсон» имела парочку грузовичков для доставки заказов. Роман мог легко одолжить один из них.
– Тебе известно, почему Деннис порвал с Клэр?
– Насколько я слышал, Клэр сама не понимает причины. А я считаю, что он просто полный кретин.
Я усмехнулся:
– Да, так можно объяснить все что угодно. Послушай, Роман. Все-таки ты знаешь Клэр, достаточно долго считался ее парнем. Куда она могла уехать? Если бы ее напугали или ей просто захотелось отдохнуть от всех, где бы она спряталась? Не считая дома ее матери в Торонто.
Роман подумал и ответил:
– Ничего не приходит в голову.
Я встал со стула.
– Что ж, удачной тебе встречи со Стивеном Спилбергом.
Если бы Роман Рэвелсон не был мне столь неприятен, я бы, вероятно, сразу же пожалел об издевке над его амбициями. Но если бы я воспитывал дочь, а он прислал ей фото своей эрекции, этот парень при мне съел бы телефон. Впрочем, имелись и другие основания не питать к нему теплых чувств. Хотя бы то, что он использовал Шона и Анну как продавцов спиртного с борта машины по всей территории округов Ниагара и Эри. Они ведь подвергались при этом бесчисленным рискам. Им грозили как неприятности юридического характера, так и обычное физическое насилие. Роман мог сколько угодно сбывать бухло несовершеннолетним – ради бога. Но он не имел права втягивать в махинации других.
Я сел в «хонду» и вспомнил сценарий фильма про зомби, который писал Роман. Про персонажа по имени Тим, призванного спасти мир от страшного заговора инопланетян…
Тим. Тимми.
Это слово словно окатило меня холодной струей брызг, как бывает, если стоишь на носу «Девы тумана»[93]. Хромой молодой человек, каждый вечер приходивший в «Иггиз» для позднего ужина. Он покинул ресторан за считаные мгновения до Клэр.
Помнится, Сэл упоминал, где живет Тимми. Да, в четырехэтажном многоквартирном доме чуть дальше по шоссе.
Может, Тимми что-то заметил?
Конечно, рассчитывать приходилось на чистейшую удачу. Но ведь они не только вышли почти в одно и то же время. Тимми направился в ту же сторону, куда потом поехал водитель «вольво».
Я оставил позади особняк Рэвелсонов и взял курс на «Иггиз».
С многоквартирным зданием ошибки быть не могло. Поблизости от «Иггиза» больше ничего похожего не находилось. Почти все остальные постройки в этой части города вдоль Денберри имели чисто коммерческое назначение. Заведения быстрого питания, заправочные станции, торговые центры, универсам по другую сторону от дороги.
Невысокий жилой комплекс выглядел единственным местом, где обитали люди.
Я постарался вспомнить все, о чем мне успел рассказал Сэл. Тимми приходил в ресторан в конце рабочего дня, завершив смену, каким бы делом он ни занимался. Как я догадывался, машины у Тимми не было. Будь у него автомобиль, он бы заезжал в «Иггиз» по пути домой, а не ходил пешком. А это означало, что он либо жил поблизости от работы, либо ездил туда на автобусе. В любом случае Тимми, видимо, заканчивал около девяти, а производственная смена на предприятиях продолжалась, как правило, семь или восемь часов.
Часы показывали половину первого. Я прикинул время. Если Тимми еще не ушел на работу, то может появиться из подъезда в любую минуту. Мне удалось припарковать машину так, чтобы иметь хорошую точку для наблюдения. Я решил: не покажется через пятнадцать-двадцать минут, придется пойти в холл и посмотреть, нельзя ли его разыскать, хотя я и не рассчитывал найти список жильцов. К кнопкам системы внутренней связи могут быть даже прикреплены таблички, но ведь фамилии Тимми я не знал. В доме вряд ли есть консьержка или управляющий, и придется обходить по очереди каждую дверь. А в здании не меньше сорока квартир, и пока я буду бродить по этажам и коридорам, Тимми вполне может уйти.
Но ждать мне пришлось едва ли десять минут.
Он осторожно спустился по ступенькам перед выходом и заковылял в сторону тротуара. Добравшись до него, Тимми не свернул налево или направо, а стал ждать просвета в транспортном потоке. Учитывая, что ходить быстро он не мог, ему нужен был продолжительный промежуток между постоянно двигавшимися по дороге машинами. На противоположной стороне располагался огромный супермаркет «Таргет» с тесно примыкавшими к нему мелкими магазинами, похожими на щенков, жмущихся к большой собаке, чтобы она их покормила.
Я выбрался из автомобиля и добежал до Тимми, прежде чем он отважился выйти на проезжую часть.
– Тимми?
Он повернулся, с любопытством посмотрел на меня и спросил:
– Что?
– Вы же Тимми?
Показалось, он немного опасается ответить утвердительно, но после секундного колебания все же сказал:
– Да, это я.
– Моя фамилия Уивер. Можно задать вам несколько вопросов?
– О чем? И кто вы такой?
Я подал ему визитную карточку.
– Я частный детектив. Мне нужно расспросить вас о том, что произошло пару вечеров назад. Как ваша фамилия?
С откровенной неохотой он ответил:
– Гурски. Тимми Гурски. Это как-то связано с моей работой? Потому что я как раз туда направляюсь и не хотел бы опоздать.
Он указал на здание. Не на «Таргет», а на одно из заведений помельче. Издали мне показалось, что там торгуют телевизорами и компьютерами.
– Вы работаете в том магазине электроники?
– Да.
– К вашей работе это не относится. У вас нет причин волноваться, никаких проблем я не создам. Но вы могли быть свидетелем происшествия, которое я расследую. Два вечера назад, когда вы выходили из «Иггиза», с парковки как раз выезжала машина, и, возможно, вы обратили на нее внимание.
– Обратил внимание на обыкновенную машину? Вы не шутите?
– Признаюсь, в данном случае мне приходится надеяться на счастливый случай.
– Откуда вам известно, что я вообще там был? И о каком конкретно вечере идет речь?
Я коротко рассказал, как просматривал изображения с видеокамер «Иггиза», что разыскиваю девушку, севшую в серебристый или серый «вольво» с кузовом универсал, а Сэл сообщил, что Тимми ужинает у него почти каждый вечер примерно в одно и то же время.
– Вы беседовали с Сэлом? Он хороший парень, – отозвался Тимми. – Так вы говорите, два вечера назад? А знаете, я ведь действительно запомнил ту машину.
– Серьезно?
– Сукин сын чуть не отдавил мне колесом ступню. Словно мало мне других проблем с ногами. Мое колено напрочь изуродовано. Я служил в Ираке.
Мне не терпелось все выяснить о машине, но я почувствовал себя обязанным проявить сначала интерес к состоянию его колена.
Он усмехнулся:
– Это всегда отлично действует на девушек, если вы меня понимаете. Им я обычно излагаю более драматичную историю, чем та, что расскажу сейчас – вы узнаете правду. Я служил в так называемой Зеленой зоне. Помните такую? То есть скорее не служил, а работал на территории военного лагеря, хотя официально не носил воинского звания. Там у них был целый город, организованный чисто по-американски. Я трудился в «Пицца-хат». И был у нас передвижной прицеп к грузовику. Я развозил пиццу, чтобы солдаты могли полакомиться ломтиком пиццы, как дома. И вот однажды, когда я выходил из трейлера, промахнулся мимо ступеньки и грохнулся прямо на правое колено. Переломал все кости к чертовой матери.
– Весьма прискорбно, – сказал я.
– И ведь до сих пор болит! Люди отправлялись воевать туда и если возвращались раненными, то им хотя бы было что рассказать. Как их машина подорвалась на мине, или рядом взорвалась ракета, или еще что-то в этом роде. А меня угораздило покалечиться при выходе из обычного прицепа к грузовику с пиццей! Разумеется, девицам я никогда не открываю правды.
– Вы сказали, водитель «вольво» едва не переехал вам ногу.
– Да, – возмущенно подтвердил Тимми. – Я заметил ту машину прежде, потому что она стояла с работавшим двигателем, а из выхлопной трубы чуть ли не дым валил. Автомобиль-то был старенький, мотор шумел почем зря и явно нуждался в регулировке. Так вот, иду я, значит, в сторону дома через стоянку, которая в это время обычно почти пуста, как вдруг откуда-то сзади и справа доносится рев, я поворачиваюсь и вижу, как упомянутая вами машина летит прямо в мою сторону. Я даже подумал, уж не собираются ли они меня раздавить, но сейчас понимаю: идиот, сидевший за рулем, просто меня не заметил.
– Это был мужчина?
– Да. Это я смог разглядеть, хотя присмотреться к нему как следует не успел. Но вел машину однозначно мужчина.
– А на пассажирском сиденье он вез девушку.
– Ее я почти и не заметил. Понял, что там кто-то сидит, но не смог бы отличить Бритни Спирс от Сары Пэйлин.
– Однако водителя вы все же разглядели?
– Да. Не запомнил его хорошо, но, по-моему, парень был чернокожий.
– Хорошо. А возраст?
– Даже не знаю. Еще не старик, но больше ничего определенного не скажу. Кроме того, что он дерьмовый водитель и к тому же придурок. Проскочил совсем рядом со мной. Я успел отпрыгнуть и показать ему средний палец, а потом упал.
– Он вас задел?
– Нет, я сам потерял равновесие, – ответил Тимми. – Ухитрился как-то не повредить больную ногу. Но вот водитель, видно, испугался, что ударил меня. Притормозил и остановился. Я начал подниматься. Он заметил это в зеркало заднего вида, понял, что ничего серьезного не случилось, и снова дал газу.
– Номера не запомнили?
Тимми покачал головой:
– Смеетесь? Было же темно. То есть мне показалось, что номер штата Нью-Йорк, но больше я ничего не заметил. Послушайте, у вас еще много вопросов? А то я должен спешить на работу.
Я сообщил, что у меня все, и поблагодарил его.
Когда же я сел в машину и начал пристегиваться ремнем, ожил мой сотовый телефон.
– Алло!
– Эй, наконец-то! – с легким оттенком раздражения произнес мужской голос. – Это Билл Хупер.
– О, здравствуйте, мистер Хупер, – сказал я. – Спасибо, что позвонили.
– Чем могу служить? Хотя вынужден сразу предупредить: за новые заказы я пока временно не берусь. У меня и так список выше крыши, а рабочих рук не хватает. Конец сезона, сами понимаете. Предлагаю снова обратиться ко мне весной. Приедут сезонные работники, кто-то отменит заявку, и тогда мы сможем включить вас в число клиентов.
– Я позвонил вам совсем по другой причине, мистер Хупер. Мне нужно навести справки о Деннисе Маллавее.
– Ах, о нем?
– Да. Он ведь работал на вас, не так ли?
– Поверить не могу, что Деннис дал вам мой телефон, чтобы получить рекомендацию на новом месте! Редкая наглость. Этот парень бросил меня без всякого предупреждения. Я бы на вашем месте поостерегся его нанимать. То есть он хороший работник и добрый малый, но будьте готовы, что он и вас кинет, как поступил со мной.
– Нет ли у вас номера его телефона или адреса? Насколько я знаю, он не из Гриффона.
– Сейчас я не имею таких сведений под рукой, – сказал Хупер. – Могу попросить свою помощницу перезвонить вам. Кажется, Деннис откуда-то из района Рочестера. Приехал поработать у меня на лето и даже снял комнату в моем доме. Послушайте, он приличный парень. Мне он понравился. Работал добросовестно. Я до последнего считал его надежным человеком. А теперь, когда вся молодежь вернулась к учебе, я не в состоянии никого нанять до первых снегопадов. У меня остался всего один полноценный сотрудник. Кругом только и твердят о проблеме безработицы, но вот попробуйте-ка найти желающих косить траву на лужайках или водить пневматический сборщик опавших листьев! Я сильно отстал от графика. Есть клиенты, к которым я должен был заехать еще две недели назад, но не заехал.
– Трудно вам приходится.
Мне вспомнилась заросшая лужайка у дома Филлис Пирс. И я спросил:
– Миссис Пирс – одна из ваших заказчиц?
– Да, и она тоже. Я не могу приняться там за дело с тех пор, как Деннис уехал.
– Почему же все-таки Деннис бросил вашу фирму?
– Понятия не имею. Он лишь оставил короткую записку: «Спасибо за предоставленную работу. Простите, вынужден уехать». Вот и все. Между прочим, я остался должен ему жалованье. Хотя если кто-то меня так подводит, я не в настроении разыскивать его, чтобы вручить деньги. Но, кажется, даже моя помощница пока не смогла найти Денниса. Он просто забрал из комнаты свои вещи и пропал.
– Ваша помощница… Это та девушка, с которой я разговаривал, когда позвонил в первый раз?
– Да, ее зовут Барб. Она, как видите, передала вашу просьбу перезвонить.
– Я благодарен ей и ценю вашу помощь. Последний вопрос. У Денниса есть машина?
– Да, – ответил Купер, – только она могла подвести в любой момент. Она простояла здесь во дворе на приколе все лето. Я разрешил ему пользоваться одним из своих пикапов даже во внерабочее время. Но Деннис не забывал покупать бензин, надо отдать ему должное.
– Какая у него машина?
– «Вольво»-универсал.
– Спасибо, мистер Хупер. Я скоро сам позвоню Барб.
– Договорились, – сказал он и положил трубку.
Некоторое время я сидел, размышляя. Если Деннис Маллавей обустраивал территорию вокруг дома Филлис Пирс, почему же она понятия не имела, кто это такой? Но если разобраться, Филлис могла и не знать имени работника, постригавшего ей лужайку, или находиться в «Пэтчетсе», когда он приезжал…
Мои раздумья прервал еще один телефонный звонок.
– Алло!
– Мистер Уивер? Это Шейла Скиллинг. – У нее дрожал голос. – Они арестовали Шона и считают…
– Знаю, – перебил я. – Весьма сожалею.
– Вы должны нам помочь, – умоляюще произнесла Шейла. – Вы просто обязаны помочь!
Однако я совершенно не представлял, что мог сейчас сделать для Скиллингов. Моим приоритетом оставались поиски Клэр. Шону же требовался хороший адвокат. Но зато у меня самого накопились вопросы к Шейле и Адаму Скиллинг. Например, насколько они осведомлены о том, какую работу Шон и Анна выполняли для Романа Рэвелсона? И был еще один вопрос, который я хотел бы задать Адаму с глазу на глаз.
Как он оказался на записи камеры наблюдения «Иггиза» вскоре после подмены, осуществленной Клэр и Анной?
Женщина говорит ему:
– Я хочу кое о чем тебя спросить, и мне нужна с твоей стороны абсолютная честность.
Он сидит в кресле-каталке, избегая ее взгляда.
– Конечно, спрашивай, – произносит он.
– Ты писал в своей тетради что-нибудь, кроме обычных вещей?
– Мне… Я же объяснил, что не могу найти ее. Принеси чистую, и тогда я снова начну делать в ней записи.
– Я все знаю. Ты отдал тетрадь мальчишке. Сам признался позавчера вечером. Но я хочу знать, что именно там написано.
– Как ты и сказала, самые обычные вещи. Тебе не о чем тревожиться.
– Но ты всегда ставил даты.
Мужчина молчит.
Она кладет руки на бедра.
– И о чем ты только думал, черт побери! Зачем ты сделал это? Назови хотя бы причину?
– Я и сам не знаю. – Он говорит так тихо, что она почти не разбирает его слов.
– А если он отдаст ее кому-то? Тому, кто помнит твои прежние маленькие привычки… Не представляю, что на тебя нашло.
– Прости. Мне действительно жаль, что…
Но она уже не хочет его слушать. Она выходит из комнаты, запирает дверь и защелкивает замок. Ее сын стоит в другом подвальном помещении рядом со стиральной и сушильной машинами.
– Он точно сведет меня в могилу, – жалуется мать. – А ты что здесь делаешь?
– Мне кажется, детектив уже становится опасен. Слишком много ему удалось узнать.
Мать кивает:
– Да. У меня тоже возникло предчувствие, что он это дело так просто не бросит.
– Ну и хорошо, – говорит сын. – Я затаюсь на время, пока не выясню, к чему он придет.
– Нам требуется план на случай непредвиденной ситуации. – Она понижает голос почти до шепота. – Если девчонка или парень объявятся еще до того, как Уивер их найдет, мы должны быть наготове. Нам нужно все отрицать. Выставить мальчишку лжецом. Заявить, что мы понятия не имеем, о чем он толкует.
Сын опирается на стиральную машину, складывает руки на груди и качает головой.
– Ты задумала отправить отца в другое место?
Женщина задумывается.
– Наверное, это можно назвать и так.
– Куда же нам его перевезти? Где разместить отца так, чтобы мы по-прежнему могли его контролировать?
Мать не отвечает. Однако ее молчание красноречивее любых слов.
– Нет, мама. Мы не можем пойти на это.
– Но я не в силах продолжать, – говорит она. – Для меня все стало просто невыносимо.
– Послушай, давай сначала посмотрим, что получится с Уивером. И если нам придется от кого-то избавиться, то я бы предпочел убрать его и прочих, но только не отца.
– Разумеется, – кивает она. – Я с тобой согласна.
– Этот Уивер! Боже, он такая же головная боль, такая же заноза в заднице, каким был его сынок. Но уж с тем-то, по крайней мере, все кончено.
По пути к Скиллингам я представил, каково им сейчас, их муки и безумное волнение за сына, и вдруг вспомнил время, когда Скотту едва исполнилось шесть лет.
Ему тогда часто стали сниться кошмары, и он приходил посреди ночи к нам в спальню.
– Я видел страшный сон, – каждый раз говорил он.
Мы с Донной разрешали ему заползти в нашу постель, хотя и опасались создать нежелательный прецедент и проявить излишнюю мягкотелость. Мы воображали, что он к этому привыкнет и станет беспокоить нас по ночам до тех пор, пока не отправится учиться в колледж, однако все же отложили свои тревоги на потом. И сейчас я мог только радоваться, что мы позволяли Скотту улечься между нами, натянуть одеяло до подбородка и положить голову в пространство, где сходились две наши подушки.
А затем однажды ночью кошмар приснился мне самому. Впрочем, этот сон посещал меня постоянно, и порой я вижу его даже сейчас. Во сне я бью пьяного водителя головой о капот его машины. Мои пальцы крепко вцепились ему в волосы, я ударяю его о металл снова и снова, пока вдруг не понимаю, что голова уже отделилась от тела. До меня доходит, что я натворил, и я разворачиваю его оторванную голову так, чтобы посмотреть прямо в глаза.
– Я уже усвоил преподанный урок, – говорит она с усмешкой. – А ты усвоил свой?
После этого я неизменно просыпался в холодном поту. В ту ночь, однако, я ухитрился не разбудить Донну, дергаясь, ворочаясь, а иной раз и крича во сне. Опасаясь снова заснуть и увидеть ту голову, я выскользнул из постели и отправился на кухню. Налил себе немного воды из-под крана и сел за стол, размышляя о совершенных ошибках и о том, как мы в итоге оказались в Гриффоне.
Я просидел там, наверное, минут десять, когда вдруг понял, что за мной наблюдают. В проеме двери стоял Скотт, и у меня от его вида чуть не зашлось сердце. Но я постарался ничем не показать, как испугался при столь неожиданном появлении сына.
– Почему ты не спишь? – спросил я.
– Заметил внизу свет, – отозвался он.
– Тебе не стоит бродить ночами по дому.
– А ты что здесь делаешь?
– Просто сижу.
– Тебе приснился кошмар?
После небольшого замешательства я ответил:
– Да, представь, я тоже иногда вижу плохие сны.
– Что тебе приснилось?
– Мне бы не хотелось вспоминать об этом.
Сын понимающе кивнул:
– И тебе страшно, что, если ты ляжешь в постель, сон вернется?
– Да, немного страшно.
Скотт ненадолго задумался над такой проблемой, а потом нашел решение:
– Ты можешь пойти и поспать со мной.
Я еще глотнул воды и поставил стакан на стол.
– Ладно.
Он дождался, чтобы я сполоснул стакан и выключил свет. Затем взял меня за руку и повел в свою комнату, словно я не знал, где она находится.
У него была узкая односпальная кровать. Мне пришлось лечь на бок, прижавшись спиной к стене. Скотт залез под одеяло и обнял меня.
– Только не храпи, – попросил он. – Ты часто громко храпишь.
– Я постараюсь.
Ему хватило нескольких секунд, чтобы снова заснуть. Я видел, как его грудь вздымается и опадает при размеренном дыхании. Вскоре сон овладел и мной. И той ночью кошмары меня больше не мучили.
И вот я снова сидел в гостиной дома Скиллингов. Адам и Шейла пристроились в креслах напротив меня. Я расположился на диване. На столике между нами находились кофейные принадлежности. Шейла, видимо, принялась варить кофе, как только закончила разговаривать со мной по телефону. Когда она разливала напиток по фарфоровым чашкам, от него поднимался легкий парок.
– Сливки? Сахар? – спросила она, зависая над столиком, хотя все было передо мной, как и вазочка с печеньем.
В минуты стресса тебе обязательно нужно хоть что-то делать. Занять себя. Отвлечься. Сварить кофе, приготовить печенье, навести порядок в стенном шкафу.
– Ради бога, он сам может размешать сахар в чашке, – раздраженно заметил Адам.
Шейла поспешно уселась на свое место и приложила пальцы к губам так плотно, словно пыталась сдержать рвущийся крик.
– Мистер Уивер, – сказал Адам, – наш сын, конечно, иногда поступает как полнейший кретин, подобно всем мальчикам в его возрасте, но он не убивал Анну.
– Расскажите, что произошло, – попросил я.
Вскоре после нашего расставания на мосту, под которым нашли тело Анны, Шон позвонил родителям, и они немедленно приехали. Рэмзи и Куинн – Скиллинги запомнили фамилии на жетонах – все еще пытались допрашивать его, хотя он, кажется, внял моему совету и держал рот на замке.
Шесть часов спустя, когда Скиллинги собирались начать новый день (хотя никто за ночь глаз не сомкнул), Шейла заметила снаружи полицейских, рывшихся в «рейнджере» Шона. Они открыли двери и проводили обыск в салоне машины.
– Это были те же офицеры, которые допрашивали Шона накануне?
Шейла смогла подавить крик, убрала руку ото рта и ответила:
– Нет. Другие. Двое мужчин.
– Фамилий не записали?
– Один был по фамилии… – Она сделала паузу. – Хейнс. А вот второго…
– Бриндл, – произнес Адам. – Так звали второго.
– Как им удалось проникнуть в машину? – спросил я.
– Наверное, Шон оставил ее незапертой, – предположил Адам. – Когда вы были здесь и мы срочно вызвали его домой, он так спешил, что легко мог забыть об этом.
– То есть она простояла открытой всю ночь?
Они переглянулись, потом посмотрели на меня и кивнули.
– Скорее всего, – ответил Адам.
– Значит, вы заметили их. Что было дальше?
– Я бросилась в комнату Шона, чтобы предупредить его. Он лежал в постели, но не спал. Сразу же выскочил на улицу в одних трусах, а я последовала за ним тоже в чем была – в домашнем халате. Адам уже стоял там. Он успел полностью одеться на работу, опередив нас.
– Я спросил их, какого дьявола они делают, – сказал он. – Напомнил, что для обыска автомобиля нужен ордер, но тот, что постарше, только рассмеялся мне в лицо. Затем выбежал Шон и тоже стал кричать на них, спрашивать, по какому праву они рыщут в его машине. Бриндл встал перед Шоном и загородил ему путь, чтобы он не помешал Хейнсу копаться в бардачке и под сиденьями. – Адам выругался, прежде чем продолжить: – Этот сукин сын Бриндл даже оттолкнул Шона. Применил физическую силу. Думаю, мы вполне можем выдвинуть против него обвинение в необоснованном нападении. Я поговорил об этом со своим адвокатом, и он согласился, что мы вправе подать жалобу на мерзавца. Такое обращение с людьми недопустимо! А ведь я давно и тесно сотрудничаю с полицией Гриффона. Все автомобили они покупают только у меня. И мои механики постоянно приезжают к ним в гараж, стоит возникнуть какой-либо проблеме с техникой. Как они посмели так поступить с Шоном?
– У вас есть сейчас задачи поважнее, – произнес я.
– Так мы и стояли там, чувствуя полную беспомощность, пока они буквально разбирали машину на части, – добавила Шейла. – И не знали, как поступить.
– Отчего же? – возразил Адам Скиллинг. – Я сразу же, ни минуты не теряя, позвонил своему личному адвокату. Поднял его с постели. Но только он не занимается уголовными делами, а потому дал мне фамилию…
– Шон не уголовник! – воскликнула Шейла.
– Господи, конечно же, нет! Всем это понятно, – сказал ее муж. – Но ты ведь не хочешь, чтобы человек, чья специальность – спорные сделки с недвижимостью, стал защитником нашего сына, обвиненного в убийстве?
Услышав слово «убийство», Шейла снова зажала себе рот рукой.
– Что конкретно они нашли? – спросил я.
Ответил мне Адам:
– Тот, более молодой, Хейнс, вдруг сказал: «Ага! Что это у нас такое?» Он порылся под пассажирским сиденьем и достал кипу вещей, которые оказались парой джинсов и… женскими трусиками.
Шейла вздрогнула.
Адам продолжал:
– Меня при этом чуть не стошнило. Я глазам своим не верил. Мы же узнали, пока ждали окончания разговора Шона с полицейскими накануне вечером, что на Анне ничего не было отсюда и ниже. – Он указал себе на ремень.
– А что же Шон?
– Его как громом поразило. Но когда он понял, что именно держит в руках Хейнс, то принялся на него кричать. Мол, все это совершенно невероятно. Он никак не мог положить эту одежду в свою машину. Прямо обвинил полицейских в махинациях и подбрасывании улик.
Если Шон Скиллинг был убийцей Анны, приходилось признавать его полнейшим идиотом, спрятавшим одежду жертвы под переднее сиденье своего пикапа на целый день. Убийца, конечно, мог захотеть сохранить сувениры на память о содеянном. Но разве не нашел бы он для этого более надежное место, чем собственная машина? Хотя даже в таком случае сообразил бы по крайней мере запереть ее. И какой смысл в подобном поступке? Шон давно уже занимался с Анной сексом. Так зачем же ему понадобились теперь такие «трофеи»?
– Шон – единственный водитель этого «рейнджера»? – спросил я.
– Иногда им пользуюсь я, – ответила Шейла. – И Адам тоже. Но в основном это машина Шона.
– Я просто подумал вот о чем. Если ваш сын совершил преступление и задумал спрятать одежду в пикапе, то рисковал, что кто-то из вас может на нее наткнуться. Шон ведь не настолько глуп, верно?
– Он вовсе не глуп, – кивнул Адам. – А подростки вообще умеют искусно прятать все, что не хотят показывать родителям. – Он усмехнулся. – Шон в этом смысле даст сто очков вперед любому, уверяю вас.
– Что же произошло потом?
– Бриндл уложил одежду в какой-то пакет для вещественных доказательств… – Адам сделал паузу, словно опасаясь, что ему может изменить голос, и продолжил: – И они арестовали нашего мальчика.
– Они заковали его в наручники, – подхватила Шейла. – Что было совершенно необязательно. Чего они боялись? Думали, он на них набросится, или что?
Адам вздохнул:
– Да, как и сказала Шейла, они надели на Шона наручники, посадили в свою машину и увезли. Мы увидимся с ним позже. Но только выглядел он совсем раскисшим.
– Вы должны выручить его! – заявила его жена. – В тюрьме с ним могут сделать все что угодно.
– И они сразу уехали? – спросил я. – Обыскали машину, арестовали Шона и убрались?
Оба кивнули в ответ. Шейла усмехнулась.
– Полицейские больше ничего не обыскивали?
– Например?
– Они обыскали комнату Шона? Осмотрели его шкафы? Изъяли его компьютер? Заглянули в гараж? Сделали хоть что-то еще?
– Нет, – ответил Адам. – Их интересовал только пикап.
Хейнс и Бриндл нашли то, что хотели найти, причем на удивление быстро. Был ли обыск машины всего лишь частью общего расследования и им просто повезло? Или они получили наводку, где лежат улики? Правдоподобным ли выглядело обвинение, выдвинутое Шоном, что доказательства ему подбросили? И если да, то кто это сделал? Может, действительно сами копы?
Мне оказалось непросто совместить в уме многочисленные аспекты дела одновременно.
– Хотелось бы задать вам несколько вопросов, которые могут быть связаны с последними событиями, хотя и не обязательно, – сказал я.
Родители Шона смотрели на меня как на врача, собиравшегося огласить результаты рентгеноскопии.
– Вы знали, что Шон и Анна зарабатывали деньги на доставке спиртного несовершеннолетним?
– Что? – воскликнула Шейла. – Это ложь. Смешно даже слышать такое.
– Но это правда. Роман Рэвелсон имел возможность на законных основаниях покупать алкоголь, а потом отправлял Шона развозить товар по всей округе. Они накидывали на каждую бутылку наценку, чтобы Шон и Анна тоже имели свой навар.
Шейла яростно покачала головой:
– Нет. Не верю.
Адам Скиллинг предпочел промолчать.
– Даже если это правда, то почему так важно? – спросила мать Шона.
– Сейчас все важно, – ответил я. – Когда разъезжаешь повсюду и получаешь с клиентов наличные, могут возникнуть сложности. Кто-то посчитал, что с него взяли слишком много, кому-то не дали сдачу. Повторяю, речь идет о наличных деньгах. Может, Шон и Анна нажили себе таким образом смертельных врагов. Я не знаю. А мне нужно выяснить все досконально.
– Чтобы выручить Шона? – с надеждой спросил Адам Скиллинг. – Чтобы установить его невиновность?
Я размышлял, как лучше объяснить им ситуацию.
– Мне бы очень хотелось оказать Шону посильную помощь, но я не работаю сейчас ни на него, ни на вас. Моя задача – найти Клэр Сэндерс. Хотя мои усилия могут в итоге оказаться полезны и для Шона тоже, поскольку Клэр должна располагать недостающей информацией. А вам сейчас прежде всего нужен хороший адвокат.
– Он у нас уже есть, – сказал Адам. – Мы наняли Теодора Белтона.
Я был знаком с Тедди Белтоном.
– Отлично. Прекрасный и опытный юрист. Вы в надежных руках. Доверьтесь ему. – Я поднялся. – Буду поддерживать с вами связь. Если услышите что-то о Клэр или еще нечто интересное, пожалуйста, дайте мне знать. И я сам сразу же сообщу вам любые данные, способные помочь Шону. – Я обратился к Адаму: – Мы можем поговорить с вами отдельно за пределами дома?
Я пожал Шейле Скиллинг руку и направился к выходу. Адам последовал за мной. Когда мы отошли от крыльца и встали на подъездной дорожке, я сказал:
– Я заметил, что вы не слишком удивились сообщению о бизнесе, которым занимался Шон.
– Признаюсь, у меня были подозрения, – отозвался он. – Я как-то нашел в кузове его пикапа пару коробок с пивом, накрытых брезентом, и потребовал объяснений. Сын сказал, что просто хранит их по просьбе этого самого Рэвелсона. Тот якобы купил пиво, но не смог сразу отвезти домой, вот и попросил Шона заехать к нему позже.
– Но вы ему не поверили?
Адам поджал губы:
– Нет, не поверил. Не стоило бы сейчас плохо отзываться о несчастной девушке – упокой Господь ее душу, – но я во всем виню Анну. Она плохо влияла на Шона. Слишком уж любила деньги и не гнушалась добывать их любыми способами. Даже не совсем законными.
– Но ведь Шон всегда мог отказаться.
Он бросил на меня скептический взгляд.
– Вы не помните себя в его возрасте? Чего бы вы тогда не сделали, лишь бы ублажить хорошенькую девчонку, в которую были влюблены!
Ворота гаража стояли полураскрытыми, и я разглядел внутри машину. Пикап. Меня удивило, что полиция не конфисковала его, как забрала мой автомобиль. А ведь оснований взять под арест «рейнджер» Шона было куда больше, учитывая обнаруженную в нем одежду жертвы убийства.
– Они даже не отбуксировали к себе пикап вашего сына? – поинтересовался я.
– Что? – встрепенулся Адам, а потом проследил направление моего взгляда. – Это не его машина. Моя.
Я присмотрелся пристальнее. Теперь я действительно видел, что пикап был темно-серый, а не черный, как у Шона. И более габаритная модель. «Ф-150», а не «рейнджер».
– То есть, строго говоря, не моя, – пояснил Адам. – Я одолжил ее из салона на пару дней. Меняю машины раз в неделю.
– Чем вы занимались два вечера назад? – спросил я, нарочито растягивая слова.
– Не помню, – ответил он. – Наверное, сидел дома с Шейлой.
– А не выезжали случайно куда-нибудь прокатиться?
Адам явно призадумался.
– Вообще-то, мог и выезжать.
– Не для того ли, чтобы проследить за Шоном и Анной?
Скиллинг попытался изобразить возмущение:
– Разумеется, нет! Почему вы задаете такие странные вопросы?
– Потому что вы заезжали в «Иггиз». Причем оказались там вскоре после того, как Клэр зашла, а Анна вышла и села в мой автомобиль.
От неожиданности у него даже сбилось дыхание. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы восстановить способность говорить:
– Откуда… Кто рассказал вам об этом?
– Вы попали в поле зрения камер видеонаблюдения ресторана. Я просмотрел записи. Что вы там делали? Не совсем обычное время, чтобы уехать из дома и перехватить по дороге гамбургер.
– Я не ел… Я всего лишь заказал кофе, – негодующе заявил он.
– Мне плевать, что вы заказывали. Я хочу знать, почему вы вообще там оказались.
– Хорошо, – кивнул Адам Скиллинг. – Я действительно кружил по городу. Надеялся встретить Шона, увидеть его пикап. У меня в последнее время были тревожные предчувствия в связи с его странными затеями, и потому примерно в половине десятого я выехал из дома и стал осматривать места, куда, насколько я знал, он часто наведывался. Но я его так и не встретил и решил вернуться домой. А по пути остановился в «Иггизе» на чашку кофе, вот и все. Очень просто.
– Все очень просто, – повторил я.
– А вы думаете… Кстати, что именно вы думаете?
– Я думаю: интересно, почему вы не упомянули об этом раньше? О том, как колесили по Гриффону, искали сына, когда рядом происходили весьма примечательные события?
– Тут и упоминать было не о чем. Дело в том, что я не хотел пугать Шейлу и рассказывать ей, чем мог заниматься Шон. А потому уехал якобы на работу, чтобы закончить с бумажной волокитой. И только.
– Когда Анна оставалась ночевать в вашем доме, вас это беспокоило, – сказал я. – Так вы говорили мне прежде. Вам не нравилось, как она марширует в одном нижнем белье.
Адам покраснел.
– Я не… Слова «марширует» я не употреблял. Мне просто казалось, что происходит нечто неправильное. Ничего другого я не имел в виду. Какие выводы вы пытаетесь сделать, мистер Уивер? А я-то считал вас своей надежной опорой. Думал, вы полностью на нашей стороне.
– Я полностью на стороне Анны, – сказал я. – На стороне Клэр. И пока не вижу, на чью еще сторону мог бы встать.
Вскоре после отъезда от дома Скиллингов я свернул на стоянку ресторана «Иггиз». Я не собирался задавать здесь еще какие-то вопросы. Просто хотел сделать телефонный звонок и, возможно, оформить кое-какие записи в более удобной обстановке, чем сидя в машине.
Кроме того, я проголодался.
У входа я заметил два припаркованных мотоцикла, очень похожие на те, что принадлежали паре байкеров, грубо изгнанных из нашего города Куинном и Рэмзи в тот вечер, когда я получил по голове от Романа Рэвелсона.
В помещении я сразу заметил их за столиком рядом с витриной. Байкеры ели бургеры, жареную картошку и кольца маринованного лука. Перед каждым из них стоял бумажный стакан с содовой, размерами превышавший бензобаки их мотоциклов. Обоим было лет за сорок. Короткие стрижки, а вовсе не длинные лохмы, какие ожидаешь увидеть у претендентов на членство в банде «Ангелов ада». И тому, и другому не помешало бы скинуть фунтов по сорок лишнего веса.
У стойки я заказал сандвич с курицей и порцию колы, а потом занял место, откуда мог наблюдать как за ними, так и за их мотоциклами, стоявшими снаружи. Достав блокнот, я записал регистрационные номера, съел большую часть своего сандвича и достал сотовый телефон, чтобы набрать номер Барб – помощницы Хупера.
– Добрый день, – сказала она. – Я ожидала вашего звонка. Вам нужна информация о Деннисе?
– Совершенно верно, о Деннисе Маллавее.
– Хорошо. Подождите секундочку. У меня все только что лежало на рабочем столе, а сейчас вдруг… Вот, нашла! Вы собираетесь взять его работу? Есть дата его рождения. Семнадцатое сентября девяносто пятого года. Не уверена, что смогу дать номер его карточки социального страхования…
– Прежде всего мне нужен способ с ним связаться.
– Хорошо. Вот номер его сотового телефона. – Она продиктовала цифры, которые я записал в блокнот. – И адрес… Так. Это вообще-то относится к Рочестеру, но городок расположен немного дальше к северо-востоку. Называется Хилтон.
Барб сообщила мне почтовый адрес и номер домашнего телефона.
– В Хилтоне живут его родители? – спросил я.
– Отец, – ответила Барб. – Насколько мне известно. По-моему, Деннис говорил, что мать умерла много лет назад, а он живет с отцом или жил, пока не приехал поработать сюда. Но только не думаю, что это хорошая идея.
– Что вы имеете в виду?
– Если собираетесь нанять его, то желаю удачи. А у нас он даже не получил последний чек на зарплату. Я хотела отправить его почтой на адрес отца, но предварительно позвонила, и отец сказал, что не знает, где сейчас Деннис. А когда я звоню ему на сотовый, то включается автоответчик.
– А у Денниса не было в Гриффоне девушки? Может, она подскажет, как разыскать его?
– Вы ведь говорите о Клэр, верно?
– Да, кажется, ее так зовут.
– Клэр Сэндерс. Вы знаете, что она дочь нашего мэра? У меня нет ее номера, но уж отец-то точно знает. Просто свяжитесь с мэрией. Он человек вполне дружелюбный и общительный. А Деннис был просто без ума от Клэр. По крайней мере, так мы считали, пока он вдруг не сбежал от нас.
– Спасибо за помощь, – сказал я.
– Не за что. Послушайте, если найдете его, передайте привет от Барб. Мне этот паренек все еще по душе, хотя босс готов ему шею свернуть за внезапный побег.
– Непременно передам, – пообещал я.
Закончив разговор, положил трубку на стол перед собой. И снова принялся за сандвич. Потом наблюдал, как двое байкеров с аппетитом расправляются со своим обедом.
Когда полиция Гриффона превышала полномочия, буквально выгоняя людей из нашего города, это не всегда означало, что последние были уж вовсе ни в чем не виноваты. Возможно, и такие вот байкеры создавали лишние проблемы. Не приторговывать ли дурью они сюда являлись? Кто мог исключить подобную вероятность?
Я ничего не опасался, когда приходилось с особым пристрастием допрашивать ровесников Скотта. Я исходил из того, что он купил экстази у одного из молодых приятелей, а сейчас вдруг подумал о возможности приобретения им наркотика у такой вот парочки вполне взрослых мужчин. Может, однажды вечером Скотт пришел в «Пэтчетс» и добыл таблетки у одного из них? Пусть Филлис Пирс и утверждала, что мой сын слишком молодо выглядел и его не пустили бы даже на порог ее заведения. Этим, кстати, и объяснялось пристрастие Скотта к домашним вечеринкам и развлечениям с наркотой и выпивкой на крыше.
Эти двое байкеров выглядели более зловеще, чем юнцы, на которых я пытался нагнать страха и добиться признания, чем те молокососы, кого я терзал и терроризировал.
Кроме того, я подозревал, что байкеры частенько имели при себе оружие.
– Добрый день, мистер Уивер!
Это был Сэл – управляющий, работавший здесь в тот вечер, когда я просматривал записи с камер видеонаблюдения. Он стоял рядом с моим столиком, смотрел сверху вниз и улыбался.
– Привет, Сэл! – отозвался я. – Мне казалось, вы отвечаете за ночные смены.
– Пришлось выйти сегодня днем на подмену заболевшему коллеге.
– Надеюсь, у него не пищевое отравление?
Сэл глянул на меня с упреком:
– Прошу, даже не шутите об этом.
– Простите, – сказал я. – У вас есть свободная минута?
Когда он кивнул, я жестом пригласил его занять стул напротив.
– Вы получили всю интересовавшую вас позавчера информацию? – спросил он. – Вы ведь кого-то разыскивали?
– Да. Хотя работа еще продолжается. Не оглядывайтесь в ту сторону, но у вас за спиной сидят два типа, похожие на байкеров.
Сэл повернулся, несмотря на предупреждение.
– О, извините. Сделал это помимо воли. Я как-то не привык к особенностям вашей профессии.
– Эти двое часто сюда приходят?
– Я видел их здесь прежде, – подтвердил он. – Иногда поздно вечером. Бывают у нас примерно раз в неделю.
– Что вы о них знаете?
– Не слишком много. Просто парни разъезжают повсюду на своих тарахтелках.
– А они не пытаются заниматься здесь бизнесом? Может, не прямо в зале ресторана, а скажем, на стоянке?
Сэл прищурился:
– Какой бизнес вы имеете в виду? Речь о наркотиках?
Я кивнул.
Он усмехнулся:
– Когда под рукой окажется компьютер, введите в поисковик «Пилкенс, Гилмор» и «государственная лотерея». Да, и еще можно добавить слово «голубые». Думаю, вы найдете о них довольно подробные сведения.
– Если вы заранее знаете, что я найду, сэкономьте мне время. А я закажу вам молочный коктейль.
– Это одна из нынешних однополых пар. Пару лет назад крупно выиграли в государственную лотерею, бросили работу, купили по мотоциклу и теперь постоянно повсюду катаются. Когда они появились у нас впервые, я сразу узнал их по фотографиям, которые показывали в новостях.
– Значит, они не торговцы?
Сэл рассмеялся:
– Если бы у вас на счету в банке лежало, например, шесть миллионов долларов, стали бы вы рисковать, продавая дурь подросткам в Гриффоне?
Я вызвал на дисплее своего телефона картографический раздел и отыскал Хилтон. По моим расчетам, туда можно было доехать часа за полтора. Направляясь в район Рочестера, я бы поехал сначала на юг, выбрался на трассу и свернул к востоку. Но Хилтон располагался севернее Рочестера, и мне показалось, лучше взять курс на северо-восток. Затем я воспользоваться Озерной магистралью, переходившей в шоссе Рузвельта, а потом в автостраду через Национальный парк озера Онтарио. Более узкие дороги, больше светофоров, зато какой живописный маршрут!
Я позвонил Донне:
– Еду в сторону Рочестера. Не знаю точно, когда вернусь домой.
– Ладно.
Донна редко интересовалась, куда и зачем я направлялся. Знала, что работа может неожиданно забросить меня хоть на край света.
Я несколько секунд помолчал.
– Кэл? – позвала она. – Ты еще на связи?
– Нам надо уехать, – сказал я.
– Что?
– Нужно отправиться в путешествие.
– Путешествие? Куда же?
– Не знаю. А куда бы тебе хотелось?
– Я… Трудно сразу что-то придумать, – ответила она.
– Как насчет Испании?
Донна негромко рассмеялась:
– Почему ты упомянул об Испании?
– Просто первое, что пришло в голову. Можем отправиться в Австралию.
– Даже если мы уедем очень далеко, это ничего не исправит, – заметила Донна.
– Ты кое-что сказала во время нашего полуночного завтрака, – напомнил я. – Ты считаешь, что мы уже никогда не будем счастливы.
– Кэл, извини. Мне очень жаль. Я…
– Нет, погоди. Ты сказала, мы уже не будем полностью счастливы, но можем стать хотя бы немного счастливее. Мне сейчас и этого было бы вполне достаточно.
Теперь молчание установилось на другом конце линии связи. Я выждал несколько секунд, прежде чем окликнуть жену.
– Я здесь, – отозвалась Донна. И после еще одной паузы произнесла: – Сан-Франциско.
– Что?
– Было бы неплохо прокатиться вверх на фуникулере. Стоять на краю и держаться за ограждение. Вот чего мне хочется.
– Давай мы так и поступим.
– Когда?
Я задумался.
– Мне кажется, скоро я добьюсь успеха в поисках Клэр. И как только закончу с этим, мы отправимся в путь. Если, конечно, ты сможешь взять несколько выходных.
– Я возьму столько выходных, сколько потребуется, – заверила Донна.
– Тогда начинай подыскивать для нас отель и прочую информацию о городе в свободную минуту.
– Так я и сделаю.
– Может, выберем одну из маленьких, очень старых и уютных гостиниц?
– Ладно. – Каждое ее слово звучало немного печальнее предыдущего. – Но я все равно не смогу не думать о нем, – добавила она.
– Знаю. Я тоже.
– Потому что я хочу думать о нем. О чем не хотелось бы думать, так это о его…
Падении.
Я же никак не мог избавиться от мыслей о том, как Скотт падал.
Когда я выезжал на север от Гриффона, в зеркале заднего вида вновь мелькнула знакомая машина. Все тот же серебристый «хендай» с тонированными стеклами. Но стоило мне добраться до окраины, где дома стояли далеко друг от друга, как автомобиль резко свернул направо и исчез.
Мне потребовалось не менее двух часов, чтобы разыскать жилище Денниса Маллавея в Хилтоне. При въезде в этот крошечный городок виднелись шесты с плакатами, зазывавшими на ежегодный яблочный фестиваль, прошедший две недели назад.
Поднимаясь по ступенькам одноэтажного дома из красного кирпича, я ощущал прохладный ветерок с озера Онтарио. Рядом на дорожке стоял ржавый зеленый «форд эксплорер», выпущенный еще в прошлом столетии. Когда я нажал на кнопку звонка, мне открыл высокий и очень худой чернокожий мужчина в аккуратно отглаженных спортивных брюках и красном пуловере фирмы «Гэп». Его короткие волосы уже совершенно поседели, а на кончике носа сидела дужка очков. Я определил, что ему лет семьдесят или около того. Явно пенсионер, поскольку был дома в разгар рабочего дня.
– Слушаю вас, – сказал он.
– Мистер Маллавей?
– Верно, – ответил он. – Меня зовут Дуг Маллавей.
– А меня – Кэл Уивер. – Я достал свое удостоверение и дал хозяину время изучить его.
– Значит, вы частный детектив? – спросил он.
– Да.
– И что же привело сюда человека вашей профессии?
– Мне бы хотелось поговорить с вашим сыном, Деннисом.
– Денниса здесь нет, – сообщил он.
– Когда же вы ждете его возвращения?
Старик пожал плечами:
– Вообще-то, он здесь не живет.
– У вас есть его адрес?
– Нет.
Я улыбнулся:
– Если бы вы захотели связаться с ним, как бы вы это сделали?
– Вероятно, позвонил бы по сотовому.
– Но по своему мобильному Деннис не отвечает. Я уже убедился в этом, как и его бывший работодатель.
– Может, он сейчас в таком месте, где плохо работает связь, – предположил Дуг Маллавей.
Я оперся на перила, проходившие вдоль лестницы.
– Мы можем поговорить с вами откровенно, мистер Маллавей?
– Иначе я разговаривать не умею, – отозвался он.
– Моя цель – найти Клэр Сэндерс. Девушку из Гриффона. Ее отец – мэр этого города. Ваш сын поддерживал с ней близкие отношения. Возможно, до сих пор поддерживает. Клэр исчезла, и я надеялся, что ваш сын может располагать информацией, которая приведет меня к ней. Весьма вероятно, что они и сейчас вместе.
– Жаль, но ничем не могу быть полезен.
– Проблема в том, мистер Маллавей, что Клэр приложила все усилия, чтобы ускользнуть незамеченной. В этом ей помогала другая девушка. Анна Родомски. И теперь она мертва.
Эта новость явно его заинтересовала.
– Что с ней случилось?
– Ее убили. Примерно в то время, когда пропала Клэр. Я имею основания полагать, что Клэр сбежала вместе с Деннисом. Она села в старенький «вольво», а за рулем сидел парень, внешне похожий на вашего сына. У Денниса есть такой автомобиль?
– Не уверен, что знаю, какой авто…
– Мистер Маллавей, пожалуйста. Мы оба знаем, что ни один юноша не покупает машину без денежной поддержки и совета отца. Вы почти признали: именно такую машину водит ваш сын. Я отнюдь не считаю, что Клэр или Деннис могут быть причастны к гибели Анны, но уверен: один из них или оба знают об этом деле нечто важное. И если убийство Анны Родомски связано с исчезновением Клэр, это может означать опасность для самой Клэр. А так как ваш сын сопровождает ее, то и ему…
– Я, право же, не думаю… – попытался вставить Дуг Маллавей, но я его перебил:
– …то и ему грозит опасность. А потому, если вы хотя бы примерно знаете, где находится Деннис, то поступите мудро, сообщив мне об этом.
Старик, не разжимая губ, провел по зубам кончиком языка. И проговорил:
– Случившееся с той девушкой ужасно. Просто ужасно.
– Так помогите мне, – тихо попросил я.
Дуг Маллавей разразился целой речью:
– Я вас не знаю, мистер Уивер. Мне неизвестно, кто вы на самом деле и чьи интересы представляете. Если я спрошу, на кого вы работаете, услышу ли честный ответ? С какой стати мне вам доверять? А потому, боюсь, мне нечего больше сказать.
Я устало опустил голову, а потом посмотрел старику прямо в глаза.
– Я не причиню вашему сыну никакого вреда. Напротив, я стремлюсь избавить его и Клэр от неприятностей. Чего вы так боитесь? От кого пытается спрятаться Деннис?
– Повторяю: это вопросы, на которые я не могу ответить. Может, со временем я и начну вам доверять.
– Но к вам могут явиться с теми же вопросами совсем другие люди, – предупредил я.
– А вы считаете себя первым? – поинтересовался Дуг Маллавей, и на его губах появилось подобие улыбки.
– Кто еще успел побывать у вас?
– Вы наивно полагаете, что, если я даже полиции ничего не рассказал, то вам все так просто и выложу?
– Значит, вас навестили полицейские, – заключил я. – Какие? Из управления штата? Или из Гриффона?
Старик махнул рукой, показывая, насколько ему это безразлично.
– Просто некто явился сюда, разыскивая Денниса. Наговорил о нем всякой лживой чепухи. Будто бы он совершал кражи из домов людей, чьи лужайки постригал, пока их не было на месте. Это чушь собачья. Я и велел ему убираться к чертовой матери.
– Похоже, это был коп из Гриффона, – сказал я. – Вы не запомнили его фамилию? И когда он приезжал?
Маллавей провел ладонью по волосам.
– Знаете, я когда-то работал на фирму «Кодак». Ушел на пенсию десять лет назад. И моя жена, мать Денниса, скончалась буквально через две недели после того, как я перестал трудиться. – Он посмотрел в сторону озера Онтарио, хотя отсюда его не было видно. – И я рад, что продержался с «Кодаком» до самого закрытия компании, до ее банкротства, когда у людей отпала нужда в фотопленках. У меня была тогда любимая поговорка. Может, сейчас она уже звучит нелепо, ведь все стало цифровым, но в то время, если меня кто-то спрашивал, чего ожидать дальше, я обычно отвечал: «Думаю, надо сначала посмотреть, что на пленке проявится». Вот и теперь давайте посмотрим, что проявится, мистер Уивер. А пока мне нечего больше добавить.
– Я вам не враг.
– А враг непременно признался бы в этом? – резко поинтересовался Дуг Маллавей.
– Нет, конечно. Не признался бы.
Я протянул ему свою визитную карточку, и, к моему удивлению, он охотно взял ее. Когда я уже возвращался к своей машине, хозяин дома окликнул меня:
– Мистер Уивер!
Я повернулся:
– Что?
– Деннис – хороший мальчик.
– Надеюсь, не только хороший, – отозвался я, – но и сообразительный. Потому что в нынешней ситуации он отвечает не только за свою безопасность. Он в ответе и за Клэр Сэндерс. Скажу прямо: надеюсь, мне не придется вернуться сюда с известием, что с ней произошло несчастье. Или с вашим сыном. А потом упрекнуть вас за сокрытие информации, которая могла бы предотвратить беду.
И я пошел дальше, уже не оглядываясь.
Я ехал обратно в Гриффон. Позвонила Донна и сообщила, что дома будет позже обычного. Вероятно, не раньше девяти. Когда мы собирались куда-то отправиться, ей требовалось сделать много работы заранее. Она прикинула и решила задержаться сегодня, в пятницу и в понедельник и позаботиться о том, чтобы ее временная сменщица не запутала все дела. Я в ответ предложил ничего не готовить на ужин, а заказать пиццу, когда мы оба окажемся дома.
Донна не возражала.
Я сказал, что едва ли приеду раньше, чем она. Так и вышло. Но не сразу. Я въехал на нашу подъездную дорожку уже без четверти семь, и ее машины не было видно. Наступили сумерки, и вдоль улицы включились на столбах фонари. Я чувствовал, что на сегодня предпринято вполне достаточно. У меня иссяк запас энергии. Я еще сделаю из дома пару звонков и проверю, что можно найти в Интернете о Деннисе Маллавее. Может, удастся открыть его персональную страницу в «Фейсбуке», узнать фамилии хотя бы некоторых его друзей. И если повезет, кто-то из них окажется из Гриффона. Тогда после небольшого отдыха я смогу отправиться на их поиски.
Однако слишком многое зависело от удачи. И еще от моей способности не завалиться спать, переступив порог гостиной. А я уже предвкушал встречу с мягкой подушкой на диване.
Но потом я вдруг понял, что на самом деле обязательно должен позвонить Берту Сэндерсу. На его месте я бы с нетерпением ждал звонка от частного сыщика в надежде узнать новости, услышать хоть что-то, прежде неизвестное. Это следовало сделать в первую очередь.
Нет. Во вторую. Сначала я достану из холодильника банку пива.
Я поставил машину на ручной тормоз, вынул ключ из замка зажигания, но еще посидел за рулем секунд десять.
Спуская пар. Расслабляясь.
Наконец я открыл дверь и выбрался наружу.
Из-за моей спины донесся голос:
– Мистер Уивер?
Я повернулся, но успел увидеть лишь бейсбольную биту за мгновение до того, как получил ею удар по шее, чуть ниже основания черепа.
А затем дело приобрело совсем уж скверный оборот.
Я не лишился сознания полностью. Разумеется, поначалу в голове все помутилось. Но я мог что-то слышать, как бывает, когда задремлешь на диване после обеда, но сквозь сон смутно различаешь по звукам, что в доме продолжается жизнь.
Кто-то отчетливо сказал:
– Козел!
Второй голос поддакнул:
– Получил по заслугам.
Голоса мужские.
Упав на подъездную дорожку, я уперся руками в асфальт и тщетно попытался встать, но резкий удар под ребра пресек мои попытки, заставив задохнуться от боли. Я окончательно повалился и сумел лишь перекатиться на бок. Послышались жалобные стоны.
Мои собственные.
Открыв глаза, я увидел, как парни смотрят на меня сверху, возвышаясь двумя громадинами. В моем положении было трудно оценить их рост хотя бы примерно. Он мог не превышать пяти футов и дюйма, но мне казался гигантским. Оба коренастые, с мускулистыми руками. Лица оставались загадкой, скрытые под лыжными шапочками-масками, и я различал только глаза и рты. Причем на одном была вязаная красная шапочка с украшениями в виде снежинок, а второй натянул простую синюю по самую шею.
– Как тебе такое развлечение, а? Приятные ощущения, правда? – обратилась ко мне Красная маска.
– Лучше обыщи его и проверь, не таскает ли он на себе пистолет, – велела Синяя маска.
– Черт, верно. Да, сейчас сделаю, – повиновалась Красная.
Он опустился рядом со мной на колени и охлопал мою одежду. И объявил:
– Ничего нет.
Хорошо, что я решил не брать сегодня «глок». Побои можно как-нибудь выдержать, а вот после пули в голову выздоровление почти исключено. Я попытался ударить Красного по лицу, но он легко отвел мою руку. Затем мне пришло в голову заняться его маской, запустив пальцы под ее нижний край. Щетина на подбородке на ощупь оказалась как крупная наждачная бумага.
– Отвали на хрен! – рявкнул он, схватившись за мое запястье и одновременно тыльной стороной ладони влепив пощечину.
– Сядь на него и придави, – посоветовал Синий. – Чтобы больше не дрыгался.
Меня основательно оседлали. Красный засунул мои руки под спину и всем своим весом прижал сверху. Затем я услышал отчетливый звук рвущейся клейкой ленты, отделяемой от рулона. И почти сразу ощутил, как этой лентой мне стягивают лодыжки.
– Держи его крепче!
– Да я держу, не волнуйся. Лучше поторопись, пока здесь никто не появился.
Синий перебрался ближе к моей голове. Когда его партнер вцепился мне в кисти рук, Синий связал и их тоже. Ленты он не жалел, сделав добрых десять витков для большей надежности. Отличная работа! Однако он не подумал о том, что, даже связанные, кисти находились теперь у меня спереди. Намного лучше, чем быть скованным за спиной. Синий оторвал еще пару кусков и небрежно залепил ими мой рот.
– Хорошо, мразь, теперь можешь встать.
Они помогли мне принять вертикальное положение, а потом заставили перегнуться через край багажника моей же машины, где я мог видеть только металл. Синий держал меня, а Красный куда-то скрылся. Через несколько секунд я услышал, как завелся двигатель автомобиля и как завыла машина, едущая задним ходом, хотя и на приличной скорости. Я сумел чуть повернуть голову, и этого оказалось достаточно, чтобы увидеть задний бампер, двигавшийся прямо на меня. Вот только марки автомобиля различить не удалось. Багажник с хлопком открылся.
Красный выскочил из-за руля. Вдвоем с Синим они выпрямили меня и развернули на месте. Настала пора пустить в ход оставшиеся у меня впереди руки, и я нанес одному из них удар по голове. На этот раз попал, но вышло недостаточно сильно, чтобы причинить серьезное повреждение. Затем в ход снова пошла клейкая лента, которой меня несколько раз обмотали вокруг моей талии, крепко зафиксировав руки у боков.
Они подтянули меня ближе к своему автомобилю. Его открытый багажник напоминал зев чудовища, готового поглотить добычу.
– Посмотрим, как тебе это понравится, – сказал Синий.
Вдвоем они засунули меня внутрь. Я оказался на спине.
– Веселье только начинается, – хихикнул Красный.
И наступила полнейшая темнота.
Лежа в багажнике, я слышал приглушенные голоса, а потом открылись и захлопнулись две двери. Мы вылетели на шоссе, как спринтер из стартовых колодок. Меня с силой подбросило, я ударился головой.
Машина набрала большую скорость, миновала несколько поворотов. Затем минут пять мы двигались более-менее равномерно. По моей оценке, водитель выжимал миль шестьдесят в час, если не больше. Это уже была главная магистраль. Скорее всего, мы ехали по дороге имени Роберта Мозеса, но я мог лишь гадать, в каком направлении.
Эти недоумки обыскали меня, чтобы найти оружие, но забыли забрать сотовый телефон. Это подсказывало, что я имел дело далеко не с профессионалами. Хотя им хватило ума застать меня врасплох.
Мой мобильный лежал в самой глубине внутреннего кармана пиджака, однако пользы от него сейчас не было никакой. Я не мог до него добраться, а если бы он чудесным образом сам выпал на дно багажника, не сумел бы набрать ни одного номера.
Большинство автомобилей последних лет выпуска снабжали щеколдой, позволявшей открывать багажник изнутри. Не уверен, что конструкторы специально сделали это, чтобы помочь жертвам похищений. Скорее всего, они думали о детишках. Малолетка, случайно захлопнувший себя в багажнике, мог самостоятельно выбраться наружу, а не умереть от удушья.
Я не представлял, в каком году произвели эту машину и имелась ли у нее подобная щеколда. Впрочем, даже если она присутствовала, в темноте непросто было бы ее отыскать. Только если бы мне удалось высвободить хотя бы одну руку, я бы начал вслепую нащупывать ее. В любом случае я не сумел бы вывалиться из машины на ходу, зато кто-нибудь из водителей, ехавших за нами, заметил бы открывшийся багажник с человеком внутри и позвонил в полицию. Такой план вряд ли бы мне удался, оставалось принять нужное положение, дождаться, когда машина остановится и похитители откроют багажник, и попытаться врезать одному из гадов каблуком в лицо.
Подо мной по бетону шуршали шины, причем звук доносился значительно громче, чем был слышен в салоне автомобиля. Ритмичное постукивание сопровождало наезд на каждый шов дорожного полотна. Затем звук изменился, стал более гулким. Мы пересекали мост.
А потом вновь попали на жесткий бетон магистрали.
Я по-прежнему не знал, куда мы едем, но у меня появилась догадка. Как и догадывался я, кем были мои похитители.
Меня настигла месть за совершенные прегрешения.
Машина замедлила ход, повернула, разогналась, совершила новый поворот. Мы съехали с шоссе, но продолжали двигаться еще примерно двадцать минут.
Мой сотовый зазвонил – я ощутил вибрацию – на груди. Но будь я проклят, если мог хоть что-то сделать! Возникли опасения, что телефонный сигнал услышат похитители, остановятся, откроют багажник и отнимут у меня мобильный. Однако из салона машины до меня доносились неразборчивые голоса оживленного разговора, а когда остановки не последовало, я понял, что звонка они не услышали.
Все это время я пытался сорвать с рук ленту, и, хотя некоторый прогресс наметился, дело продвигалось слишком медленно. Если бы удалось освободить запястья, остальную ленту я размотал бы за считаные секунды. А сняв путы вокруг тела, я смог бы поднести руки ко рту и перегрызть ленту на запястьях.
Автомобиль замедлил ход. Теперь мы ехали по покрытию из гравия – резина хрустела на мелких камешках.
Я продолжал выворачивать и изгибать ладони, чувствуя, что весь взмок. Капли пота попали в глаза и немилосердно жгли их.
Машина остановилась, и мотор заглушили. Две дверцы открылись, а потом громко захлопнулись.
– Вполне подходящее местечко, – сказал один из них.
– Мне тоже нравится.
– Надень снова маску.
– Ах да!
Хотя двигатель больше не шумел, я слышал монотонный и размеренный грохот. И это были не звуки транспортного потока с ближайшего шоссе. Совсем не похоже. И отнюдь не далеко.
Я сделал последнюю попытку порвать ленту, стягивавшую меня в поясе. Безуспешно.
Раздался еще один хлопок, и багажник открылся. Чья-то рука ухватилась за его край, чтобы распахнуть пошире. Красный и Синий стояли и смотрели на меня.
– Ты глянь, он почти снял с себя ленту, – заметил Синий.
– Сейчас принесу рулон.
Он отсутствовал секунд десять. Когда же вернулся, парни вдвоем перебросили мои ноги через бампер и усадили так, что зад все еще оставался на дне багажника. Красный намотал еще несколько слоев ленты вокруг моего пояса, а потом добавил плотности и стяжке кистей.
Покончив с этим, они вытащили меня из багажника и поставили на ноги. Мы находились в каком-то лесу, хотя скорее – в национальном заповеднике. Я некоторое время невольно моргал, проведя без малого полчаса в полнейшей темноте.
Теперь я понял, куда меня привезли. Я сам побывал здесь всего пару вечеров назад. Все стало окончательно ясно. Рев и грохот на заднем плане тоже получили исчерпывающее объяснение.
Вода!
Миллионы галлонов воды, двигавшейся очень и очень быстро.
Река. Река Ниагара. На весьма небольшом расстоянии от водопада.
– Тебе придется допрыгать туда, – сказала Синяя маска. – Или так, или мы сами дотащим тебя до ограждения.
– Давай уж сразу тащить, – предложила Красная маска. – Прыгать он будет целую вечность, мать его!
Именно это они и сделали. Подхватили меня под руки, чтобы волоком доставить к реке.
– Я вот что подумала, – говорит женщина, открывая замок и входя в комнату мужчины.
– О чем именно? – полусонно спрашивает он.
Мужчина лежит на кровати, но одеяло сдвинуто вниз, а на его груди виднеется открытый журнал. Он задремал за чтением. В эти дни он спит все дольше и дольше.
– Может, тебе действительно пойдет на пользу немного свежего воздуха.
Он смотрит на нее с тревогой.
– Ты это серьезно?
– Конечно. Ты слишком давно не выбирался отсюда.
– Я даже не знаю… Не представляю себе, как давно.
– Время летит незаметно, – замечает женщина. – Кажется, ты оказался здесь только вчера.
– Мне бы хотелось посидеть на крыльце. Могу я посидеть на крыльце?
– О, я планировала нечто гораздо лучшее. Я решила, что мы вполне способны поехать куда-нибудь на машине. Не только ты и я, а втроем.
Мужчина садится, свешивая ноги с края кровати.
– Куда же ты хочешь поехать?
– А куда хочется тебе?
– Я… Даже не знаю. Просто выбраться из дома будет уже чудесно. А потом поехать на машине. Но у меня на самом деле есть одно желание.
– Какое?
– Съесть мороженое в кафе. – Он хмурится. – Хотя нам, наверное, нельзя отправиться туда, где меня могут заметить?
– Не думаю, что нас это должно особо волновать. Но если бы ты заказал себе мороженое, то какое именно?
– Наверное, шоколадное. Да, я бы взял шоколадное.
– Ты же можешь заказать не один сорт. Есть и другие вкусы. Нужно взять большую креманку с двумя или тремя разновидностями.
У него вид ребенка, которому пообещали поездку в детский парк развлечений.
– А какие еще есть вкусы?
Она смеется:
– Даже не знаю, с чего начать. Их так много. Джамока с миндалем. Клубничное. Райская смесь. И у них продаются шарики, которые сверху посыпают крошкой из шоколадных батончиков.
– В самом деле?
– Или покрывают кусочками печенья.
Мужчина качает головой, словно для него все это просто непостижимо.
– Шоколадное. Это все, чего мне хочется. Если бы мне дали на выбор три шарика, я бы попросил все три шоколадные.
– Хорошо, договорились, – произносит она.
– Когда же это произойдет? – спрашивает он.
– Скоро. Очень скоро. Нужно сначала закончить с парой дел.
Мужчина улыбается. Ему это удается не без усилия. Мышцы, используемые для улыбки, слишком долго ему не служили.
– Ты просто устроила для меня радостный день. Это отличная новость! – Он складывает ладони вместе. – Я уже почти ощущаю вкус мороженого на языке.
– Вот и продолжай думать о нем, – говорит женщина, выходя из комнаты и снова запирая дверной замок.
Я боролся как только мог.
Извивался, крутился и пытался создать им как можно больше сложностей. Проблема заключалась в том, что даже при свободных руках у меня оставались бы связанными лодыжки. Я не смог бы немедленно броситься бежать. Я старался лишь отсрочить неизбежное.
В какой-то момент Красный не сумел меня удержать, и я завалился на сторону. Синему оказалось не под силу справиться со мной в одиночку, а потому я упал на тропинку.
– Вот ведь мерзавец! – выругался Синий.
Непонятно, адресовалось это мне или напарнику.
Я посмотрел назад, где была припаркована машина. Красный «сивик». Я же ожидал увидеть серебристый «хендай», считая, что если за мной кто-то и следил, то именно эти двое.
Они снова просунули руки мне под мышки и потащили дальше. Я был развернут головой назад и не знал, куда меня волокут. Упираясь каблуками в землю, я только стремился предельно осложнить им задачу.
Шум реки становился все громче.
Потом похитители вдруг остановились, заставили меня распрямиться, развернули кругом и толкнули.
Боже милосердный!
Я в ужасе прижался прямо к ограждению, перекладины которого уперлись мне в колени и грудь. Впереди и ниже стремительно несла свои воды река Ниагара.
Грохот теперь почти оглушал.
Парни встали позади, прижимая меня к ограждению. Красный приложил рот прямо к моему уху и произнес:
– Дьявольски страшно, верно?
Я кивнул.
Затем настала очередь Синего. Я мог чувствовать его дыхание на своей щеке.
– Хочешь знать, что мне кое-кто говорил обо всем этом?
Я молча ждал.
– Один засранец тут как-то сказал мне: даже если бы ты сел в бочку, шансов у тебя все равно бы не было. Ты можешь ухватиться за один из больших камней на самом гребне, но ударишься в него с такой силой, что сразу умрешь. – Потом он повернулся к Красному: – Ну, что думаешь?
– Думаю, самое время начать.
Оба наклонились, ухватили меня под колени и подняли.
Издавая из-под кляпа протестующие вопли, я вытянул связанные руки вперед и чуть вверх и в последний момент вцепился в самую последнюю перекладину ограждения.
– Отпусти немедленно! – заорал один из них.
Я же изо всех сил сомкнул пальцы вокруг перекладины. Им пришлось на несколько дюймов опустить меня, чтобы взяться поудобнее и вновь толкнуть вверх. Я на секунду разжал пальцы, но потом повторил тот же трюк.
Вода ревела так, словно у нас над головами низко пролетал «Боинг-747».
– Гад! – озлобился Красный.
Они вынуждены были опустить меня на землю.
– Давай развернем его, – предложил Синий. – Проще будет скинуть спиной.
Но стоило им склониться, как я рванулся вперед, упал на землю и покатился.
– Будь ты трижды неладен!
Парни окружили меня с двух сторон и снова заставили встать.
– Значит, так, – сказал Синий. – На этот раз мы держим его за руки и одновременно поднимаем.
– Мразь!
Через несколько секунд мы снова оказались у ограждения, к которому меня теперь прижали спиной. Но, поскольку перила были высокими (доходили нам до уровня груди), похитителям не хватало упора, чтобы поднять меня, ухватившись за мои руки.
– Нет, так дело не пойдет, – сказал Синий. – На счет «три» беремся за колени и изо всех сил бросаем вверх.
Парни освободили мои руки и проворно взяли за колени.
– Один…
– Два…
Я снова начал дергаться и извиваться.
– Три!
Мои ступни оторвались от твердой почвы. Прижатый спиной к ограждению, я при всем желании не мог ни за что уцепиться. Голова и плечи перевесились через верхнюю перекладину.
Я подумал о Скотте.
Кажется, я уже упоминал об этом, но и повторить не грех: я не особенно религиозен. Однако в этот момент у меня мелькнула мысль: «Может быть, я снова встречусь с сыном».
Нет, не на небесах, конечно. Но в каком-то эфемерном пространстве, в некоем неземном измерении. Учитывая положение, в котором я оказался, ждать оставалось недолго. Если не погибну, упав с водопада, то смерть наступит еще раньше.
Я подумал о Донне. Интересно, узнает ли она, какая судьба постигла меня? И каково это: так никогда и не узнать?
Я буду очень скучать по ней. До того времени, само собой, пока она не присоединится ко мне и Скотту.
Любопытно, что чувствуешь, когда падаешь в реку? Успеешь ли испытать ощущение полета или сразу как будто поплывешь? Попадет ли мое имя в историю Ниагарского водопада как жертвы убийства или этой чести удостаивались только отчаянные смельчаки, решавшиеся преодолеть его высоту по доброй воле?
Эти и другие мысли мелькали в моей голове с такой скоростью, что я даже не могу точно сказать, о чем именно думал, когда раздался выстрел.
Всего один выстрел. И чей-то крик:
– Немедленно отпустите его!
Огги, прикинул я. Каким-то образом старый плут обо всем узнал. Может, собирался зайти к нам в гости, когда два этих клоуна устроили на меня засаду? А потом проследил за ними.
– Вот дерьмо! – воскликнул Красный.
– Какого черта… – начал Синий.
Но они не просто опустили меня, а нарочно уронили с высоты. Было больно. Я перевернулся на бок и вытянул шею, чтобы лучше видеть происходящее.
Сначала мне никак не удавалось разглядеть спасителя. Было темно, и я различал лишь мужской силуэт в лунном свете. Зато ружье в его руках вырисовывалось вполне отчетливо.
– Вы, недоноски тупые, – произнес он.
– Мы не собирались ничего такого делать! – крикнул Синий. – Хотели только припугнуть!
– Точно, – поддержал его Красный. – Всего лишь нагнать страху!
– Мне так не показалось.
Он подошел достаточно близко, чтобы я смог наконец его узнать.
Оказалось, что это не Огги.
С ружьем наперевес этот человек был не похож на себя самого. Потому что в предыдущую нашу встречу он размахивал окровавленным мясницким топором.
Наставив ружье на моих похитителей, Тони Фиск велел им:
– А ну-ка снимите это.
– Что?
– Да маски, маски. Снимите к чертовой матери свои лыжные шапочки!
Медленно и неохотно они подчинились. Я же нисколько не удивился, увидев Рассела Тэпскотта и Лена Эглтона.
Приходилось отдать им должное. Осуществление их плана, чуть не закончившееся моей экзекуцией, проходило по не ими написанному, но все же уместному сценарию.
Тэпскотта я угрожал перебросить через эти самые перила. Эглтона запер в своем багажнике, пусть даже всего на несколько минут. А все потому, что их имена всплыли, когда я расспрашивал подростков, кто мог продавать наркотики Скотту. Оба учились двумя классами старше в его школе, оба принадлежали к вполне обеспеченным и приличным семьям, но, несмотря на заверения Бриндла, что Тэпскотт не был замечен в дурных поступках, я не сомневался: на самом деле эти двое иногда приторговывали наркотой. Однако, используя свои методы, убедился, что Скотту они ничего не продавали.
Тони, бывший работник магазина «Броттс братс», перевел ствол на Тэпскотта и указал в мою сторону:
– Развяжи его.
– Конечно, сейчас.
Он встал рядом со мной на колени и принялся снимать ленту, торопливо разматывая и даже разрывая ее. Это позволило мне вскоре протянуть руку к лицу и осторожно снять кляп со рта. Тэпскотт уже трудился над моими лодыжками. Когда он с ними закончил, я подставил ему кисти рук, чтобы он и их освободил.
Как только я избавился от оков, он поспешно отошел в сторону, явно ожидая, что я пожелаю отомстить сразу и не сходя с места. Но меня сейчас гораздо больше волновал процесс восстановления нормального кровообращения в пальцах. Я помахал руками, отлепил обрывок ленты, прилипший к одежде, и медленно поднялся на ноги.
Посмотрел на Тони и сказал:
– Спасибо.
– Даже не знаю, заслуживаю ли благодарности, – отозвался он. – Я ведь почти уже решил не вмешиваться.
– Послушайте, мистер Уивер, – заговорил Эглтон. – Мы действительно очень глубоко раскаиваемся. Богом клянусь, мы заранее все согласовали. Собирались только дать вам повисеть над обрывом, а потом втянули бы обратно.
– Это правда! – поддакнул Тэпскотт. – Мы просто хотели угостить вас вашим собственным лекарством.
Я неспешно подошел и встал рядом с Тони.
– Как вы думаете поступить с ними? – спросил он.
– Отпустить, – ответил я.
– Что? Вы не шутите? – Судя по виду Тони, он готов был пристрелить парней, стоило мне лишь попросить.
– Отпустим их, – повторил я.
– Ничего не понимаю. Я потерял работу из-за пары кусков мяса, а эти мерзавцы, чуть вас не убившие, просто так уйдут отсюда?
– Да, – устало кивнул я.
– Я, наверное, слишком туп, чтобы во всем разобраться, – пробормотал Тони.
– Поверь, я знаю, что делаю.
Когда я приблизился к Тэпскотту и Эглтону, оба попятились.
– Все, – произнес я. – На этом история заканчивается.
Они торопливо закивали, как китайские болванчики.
– Нам действительно очень жаль, что так вышло, – вновь извинился Тэпскотт.
– Верно, – согласился Эглтон. – Как я уже говорил, мы не собирались…
– Убирайтесь отсюда к чертовой матери, – оборвал его я.
Парни тут же бросились к своей машине. Тэпскотт сел за руль, завел двигатель «сивика» и так стремительно рванул назад по проселку, что из-под колес посыпался гравий.
Я вернулся к Тони, опустившему ружье стволом в землю.
– Хочу навязаться тебе в пассажиры, – сказал я. – И буду рад, если по пути смогу угостить тебя стаканчиком виски.
Я устроился на правом сиденье серебристого «хендая».
– Ты за мной следил дня полтора, не меньше, верно?
– Около того, – признался он. – Вам нужно в больницу или обойдется?
Если честно, у меня все болело. Я получил удары по голове, по ребрам, между ног, и меня основательно поколотило во время поездки в багажнике. Но на получение медицинской помощи мог уйти весь вечер, и времени было жаль. А потому я просто решил при первой возможности принять пригоршню обезболивающих таблеток. И ответил:
– Я в порядке.
Мы выехали из лесопарка. И как только оказались на магистральном шоссе, я сразу заметил заведение, где мы могли бы сесть и что-нибудь выпить. Небольшой бар, в витрине которого не слишком ярко сияла неоновая вывеска «Шлитц и Дженси».
Мы заняли отдельную кабинку и начали разговор, только когда перед нами поставили заказанные напитки.
– Я знал, что ты повсюду следишь за мной, дожидаясь шанса спасти мою жизнь, – сказал я.
– Не совсем так, – отозвался Тони.
– Каков же был твой план?
Он сделал большой глоток из бокала с пивом.
– Сам не знаю. Я просто с ума сходил от злости.
– Разумеется, – согласился я. – Ты же лишился работы. Но если ждешь, что я стану извиняться, то зря. Меня наняли выяснить, кто крадет у Фрица, и я справился с заданием. – Последовала пауза. – Ты рискнул и проиграл. Бывает.
– Да уж, – отозвался Тони, уставившись в стол.
– Но все же винишь ты во всем меня.
Тони поднял голову и посмотрел мне в лицо:
– Фриц – самодовольный глупец. Паршивый и жадный. Одним словом, жлоб.
– Охотно верю, что это может быть правдой.
– Я всего лишь вернул отнятое у меня, вот и все. Фриц вычел у меня из жалованья, когда заболела моя дочка. И несправедливо быть уволенным за это. По вашей милости.
Я промолчал.
– У меня просто в голове помутилось. Моя жена… Она едва ли вообще хоть что-то зарабатывает. Без моих денег мы оказались в полной заднице. И какое-то время я только и думал, как заставить кого-то заплатить за случившееся.
– И начать ты решил с меня, а не с Фрица?
Тони Фиск передернул плечами.
– Я решил, что вы все еще приглядываете за лавочкой Фрица. Так сказать, прикрываете его тылы. Вот и показалось разумным начать с вас.
– Ты даже взял с собой ружье.
– Это было… Даже не знаю, как объяснить. Вы же наставили на меня пистолет в его конторе. Вот я и подумал, что должен быть готов ко всему.
– Ты узнал, кто я и где живу?
Тони глотнул пива и кивнул:
– Да, ездил за вами повсюду. Но сегодня потерял из виду. Куда вы отправились?
– Добрался почти до Рочестера.
– А потом я дежурил на вашей улице, дожидаясь вас, и заметил другую машину с двумя парнями. Стоило вам подъехать, они вышли наружу. И я подумал: какого черта здесь происходит? Что они собираются делать? Увидел, как они засунули вас к себе в багажник, и решил посмотреть, за каким хреном им это понадобилось.
Я тоже отхлебнул из своего стакана.
– Ты испугался, что они сделают то, чего хотел ты сам?
Тони скорчил гримасу.
– Тут интересная штука получилась. У меня выдалось много времени на размышления, пока я гонялся за вами. Поначалу да, мне очень хотелось свести с вами счеты. Не убить, боже упаси, но что-то предпринять. И я ломал себе голову, как поступить. Однако чем дольше я следил за вами, тем чаще задумывался, зачем мне это нужно.
Я молча слушал его.
– В общем, я перестал видеть смысл в своих действиях. Предположим, я бы избил вас до полусмерти, но работу этим не вернул бы. А если бы копы дознались, кто это сделал, я вообще мог оказаться за решеткой. Моей жене и детишкам стало бы только в тысячу раз хуже, чем прежде. И вот уже сегодня, дожидаясь вас у дома, я пришел к выводу: пора начать использовать свое время по-другому.
Я улыбнулся.
– Скажу прямо, мне остается только радоваться, что ты не пришел к такому выводу вчера.
– Когда они засунули вас в багажник, я вспомнил, как собирался поступить сам, а потом подумал: стоило ли это делать? Какая-то часть меня говорила: к черту, не суйся не в свое дело. Но затем пришла другая мысль. Вдруг я оказался в тот момент на вашей улице не просто так, не без особой причины, понимаете?
– Продолжай.
– Вы верите в подобное? Что все на свете происходит не без причины?
Хороший и вовремя заданный вопрос. Если бы меня спросили об этом в любое другое время, я бы определенно ответил отрицательно. Я не верил в судьбу и не принимал понятия роковой неизбежности. Все в мире совершалось без всякой предсказуемой последовательности, без какой-либо предопределенной причины. Но сейчас мое мнение немного изменилось. Если бы Фриц Бротт не нанял меня, чтобы узнать, кто крадет из его магазина, Тони Фиск не припарковался бы на моей улице сегодня вечером.
То есть если бы Фриц Бротт не дал мне работу, я вполне мог быть уже мертв.
– Я как раз переоцениваю свои взгляды на это, – ответил я.
– А я подумал, что оказался там, поскольку мне было предначертано свыше спасти вашу не слишком веселую жизнь.
Я протянул свой стакан и чокнулся с Тони.
– Весьма вероятно, ты абсолютно прав.
– Потому что они могли вас и не найти.
– Кого ты имеешь в виду? Тех двоих парней?
– Нет, не их, – сказал Тони. – Если бы они все-таки скинули вас в водопад, тело могли уже никогда больше не найти. Я читал об этом. О людях, попавших в водопад. Некоторые сделали это добровольно, другие свалились в результате несчастного случая. Вы думаете, труп непременно потом где-то всплыл бы? Но многие угодили в стремнину, и от них не осталось и следа. Ни ваша жена, ни кто-то другой так и не узнали бы о вашей участи.
Я вспомнил о Гарри Пирсе. Он взял свой катер однажды вечером семь лет назад и поплыл. Интересно, его хотя бы нашли? И не закончил бы я свою жизнь там же, где оборвалась его?
Тони провел пальцем по запотевшей поверхности своего бокала. Я догадывался: он высказал еще не все, что хотел.
– Не тяни, выкладывай, – предложил я.
– Понимаете, я понадеялся, вдруг вы согласитесь поговорить с ним.
– Прости, с кем?
– Не поговорите ли вы с Фрицем? Расскажете, как я сожалею о случившемся, что готов возместить ему убытки. Или отработаю неделю бесплатно, если такая идея ему больше понравится. – Он тяжело сглотнул. – Мне нужно работать. Я не могу сидеть без дела.
– Хорошо, – согласился я. – Сделаю.
Его брови взлетели вверх.
– Правда?
– Да. Не поручусь, что Фриц передумает, но я с ним поговорю.
– Спасибо, – произнес Тони. – Позвольте вас кое о чем спросить?
– Валяй.
– Почему вы отпустили тех юнцов?
Я задумался.
– Если бы я выдвинул против них обвинения, потребовалось бы давать свидетельские показания. А значит, мне самому пришлось бы признаться в том, что я натворил.
Он прищурился:
– Значит, и вы не весь такой белый и пушистый?
– Вовсе нет, – ответил я.
Тони поднял голову, а потом медленно опустил ее и улыбнулся.
– Знаете, а ведь была другая причина – только не подумайте, что единственная, – почему я ничего против вас не предпринял. Один парень постоянно вас прикрывает. Хотя я бы с ним поговорил. Ему следовало лучше присматривать за вами сегодня вечером.
– О чем ты?
– О мужчине в черном пикапе. Он следил сегодня за вами целый день. Но он хорошо знает свое дело. Держится на таком расстоянии, что вы сами его ни за что не заметили бы. Какой у вас уговор? Вы предупреждаете его, куда отправляетесь?
– Ты хорошо рассмотрел водителя? – поинтересовался я.
Тони покачал головой. Потом вопросительно посмотрел на меня:
– Постойте, значит, он не ваш личный охранник?
– Опиши мне машину.
– Простой черный пикап. Или другого очень темного цвета. Может, даже синий. Тонированные стекла.
– Номера не запомнил?
– Нет, даже не обращал внимания. – Он усмехнулся. – Интересно, есть в этом городе человек, который за вами не следит?
На обратном пути в Гриффон я достал свой сотовый. Он звонил лишь однажды, когда я лежал связанный в багажнике чужой машины. Мне оставили голосовое сообщение:
«Привет, Кэл, это Огги. Перезвони мне, когда найдешь время».
Это могло подождать.
Я попытался всучить Тони какие-то деньги, когда он довез меня до дома, хотя понимал, насколько глупо поступаю. Что-то вроде: «Кстати, спасибо за спасение моей жизни. Вот тебе сорок баксов, и мы в расчете». И все равно я достал бумажник, готовый отдать ему две двадцатки, однако он, конечно же, отказался.
– Возьми хотя бы за потраченный бензин, – настаивал я.
– Нет, – ответил Тони. – Только выполните свое обещание.
– Хорошо, но поговорить с ним мне придется лично. Такое не обсуждают по телефону. Значит, может потребоваться пара дней. У меня полно другой работы, которую предстоит закончить.
Тони понимающе кивнул. Когда он отъехал, я посмотрел вдоль улицы и увидел, как из-за угла показалась машина Донны. Я немного понаблюдал, как она остановилась на подъездной дорожке, потом подошел и открыл для нее дверь.
– Привет, – поздоровалась она. – Ты уже заказал пиццу?
– Еще нет.
– Чем же ты был так занят? Я, например, умираю с голоду.
– Пришлось кое-что сделать по мелочи, – ответил я.
– А что, черт возьми, произошло с твоей одеждой? Ты в футбол в ней играл? Очень похоже на то.
Вместо ответа я обнял ее и крепко прижал к себе.
– Что случилось? – В ее голосе вдруг прозвучала тревога. – У нас все в порядке?
– Помнишь свои слова позапрошлой ночью? Я согласился с тобой, но теперь уже ни в чем не уверен.
– О чем ты, Кэл? Какие слова?
– Вот сейчас, в этот самый момент я совершенно счастлив.
Донна спрятала лицо у меня на груди и заплакала.
Вопросов жены избежать не удалось. Она разглядела синяк на моем лице, увидела, как я выпил целую горку обезболивающих таблеток, заметила, как я морщился при некоторых движениях.
– Пришлось тут выяснять отношения с одним типом, – объяснил я. – Ничего серьезного. – Я усмехнулся. – Видела бы ты, как я его отделал.
– Ты просто не хочешь ни в чем мне признаваться, – проговорила Донна.
Я снова улыбнулся. Не мог же я рассказать, как все обстояло на самом деле. Ей не следовало даже догадываться, как близко она была к тому, чтобы потерять меня навсегда. По крайней мере не сейчас. А может, и вообще никогда.
Донна сама заказала пиццу. Пока мы дожидались доставки, она сказала:
– Я собираюсь начать подготовку к нашему путешествию сегодня же вечером. Если найду что-то подходящее, можно смело бронировать?
– Дай мне неделю, чтобы закончить с одной работой. А потом – все что угодно.
– Ладно.
Пиццу нам привезли только через сорок минут. Мы откупорили бутылку пино гриджио. После ужина Донна немного поработала угольными карандашами над эскизами портрета Скотта. Вынесла три на террасу, подержала каждый перед собой на вытянутой руке и покрыла слоем фиксатора. Затем разложила на кухонном столе.
– Они все хороши, – заметил я.
Донна какое-то время молчала.
– Никак не удается ухватить что-то главное. Но мне необходимо этого добиться. Нужен идеальный портрет и, желательно, до нашего отъезда.
Я предпочел воздержаться от комментария.
– Впрочем, на сегодня хватит, – сказала она. – Где ноутбук? Надо немного поработать.
Хотя звонил мне Огги, сам я сразу же набрал номер Берта Сэндерса, как только оказался в своем кабинете.
– Господи, наконец-то! – воскликнул он. – Я с нетерпением ждал вашего звонка.
– Поверьте, если бы я нашел Клэр, то сразу бы позвонил. А вам удалось хоть что-нибудь выяснить?
У мэра новостей не было.
– Я не узнал почти ничего и ума не приложу, с кем еще связаться. Никто понятия не имеет, куда Клэр могла отправиться, хотя имя Денниса упоминалось несколько раз.
– Да. Я сегодня ездил повидаться с его отцом. Но он не хочет разговаривать со мной. Придется…
Телефон подал сигнал входящего звонка.
– Меня кто-то вызывает, – сказал я. – Если появятся новости, я непременно сообщу.
– Но…
– Буду на связи.
Я отключил Сэндерса и нажал кнопку приема, опасаясь, что звонивший мог уже потерять терпение.
– Алло!
– Какого дьявола ты не перезваниваешь?
Огастес Перри.
– Ты был следующим в моем списке, – объявил я в свое оправдание.
– Конечно! Так я тебе и поверил, – хмыкнул Огги. – Но послушай, я говорил с Куинном. Вызвал к себе на ковер.
– Ну и…
– Он отрицает.
– Что конкретно?
– Куинн утверждает, что не передавал Хейнсу и Бриндлу распоряжения конфисковать твою машину.
– Значит, кто-то зачем-то лжет, – произнес я.
– Спасибо за умозаключение, Кэл, – иронично бросил Огги. – Тебе всегда это хорошо удавалось.
– Ты разговаривал с Хейнсом и с Бриндлом?
– Не могу их поймать. Хейнс вообще слег с какой-то болезнью и сидит дома.
– Значит, ты пока допросил только Куинна. И ты ему веришь?
Огги ответил не сразу и не слишком уверенно:
– Даже не знаю. Я никогда не был о нем высокого мнения. Есть в этом парне нечто странное. Не пойму, что именно. Но кому-то понадобилось осмотреть твою машину вдали от посторонних глаз. И мне теперь очень интересно, кто принял решение.
– Там никто ни к чему даже не прикоснулся, – сообщил я. – Все оказалось точно на своих местах.
– А сам ты чем занимался?
– Поисками Клэр.
Огги издал звук, похожий на хрюканье.
– Когда будешь разговаривать с Бертом, передай, что он может поцеловать мою задницу.
– Ты немного опоздал со своим заявлением. Я только что закончил телефонный разговор с ним. Придется тебе обратиться к нему лично.
Огги прервал звонок, даже не попрощавшись.
Я еще некоторое время сидел в кресле и размышлял.
Зачем кому-то понадобилась моя машина, если они не собирались ее обыскивать?
Неожиданно вспомнились слова Тони, сказанные в баре. О мужчине в черном пикапе.
«Он следил сегодня за вами целый день. Но он хорошо знает свое дело. Держится на таком расстоянии, что вы сами его ни за что не заметили бы. Какой у вас уговор? Вы предупреждаете его, куда отправляетесь?»
Я поднялся из кресла и вернулся в кухню. Донна подняла взгляд от ноутбука.
– Как насчет прогулки по мосту «Золотые ворота»? Тебе нравится идея?
– Разумеется, – поспешно ответил я.
Схватил ключи и вышел наружу, сразу же дистанционно отперев замки своей машины. Внутри загорелся свет, когда я открыл багажник и все четыре двери, словно собирался пропылесосить салон. Потом шагнул назад и оглядел автомобиль.
Я пытался заметить хотя бы что-то необычное.
Солнцезащитные очки по-прежнему лежали в бардачке правой части панели приборов. Провод, который я использовал для подзарядки мобильного телефона от прикуривателя, тоже оказался на месте. Парик Анны все так же валялся на полу перед задним сиденьем.
Я осмотрел багажник. Все вещи располагались в должном порядке.
Затем я привстал на колено у правого переднего колеса и ощупал изнутри бампер. Если бы кому-то понадобилось установить электронное устройство слежения, это место стало бы вполне подходящим. Такой приборчик обычно имел магнит, и для его установки потребовались бы считаные секунды. Я проверил все четыре колесных диска.
Ничего.
Но ведь «жучок» легко можно было прикрепить под бампер. Для этого не нужно отгонять машину на штрафную стоянку. Значит, кто-то хотел спрятать его в более надежном месте.
Подойдя к открытой водительской дверце, я опустился на колени и сунул руку под сиденье. Провел ладонью по ковровому покрытию, а потом принялся ощупывать пружины кресла.
Донна вышла из дома и теперь наблюдала за мной.
– Всегда находишь там, где меньше всего ожидаешь, – сказала она.
– Точно.
– А что именно ты потерял?
– Ничего особенного, – ответил я.
Пришлось вернуться к багажнику. Мог ли кто-нибудь поместить следящее устройство внутрь запасного колеса? Оно лежало в специальной выемке пола багажника. Я расчистил место, чтобы получить доступ к запаске и хорошо ее осмотреть. Конечно, для полной уверенности потребовался бы рентген. Я ни в чем не мог быть уверен, но идея показалась маловероятной. Предположим, у меня случился бы прокол и потребовалось бы запасное колесо. «Жучок» в этом случае сразу бы стал заметен, сказавшись на балансировке колеса.
Я вспомнил эпизод из фильма «Французский связной», где полицейские разобрали «линкольн» в поисках героина и обнаружили наркотики в панелях под дверцами автомобиля. (Мне всегда казалось странным, как они сумели потом собрать машину так быстро и аккуратно, прежде чем вернуть ничего не подозревавшему французу. Может, заменили на ее точную копию? Но даже если так, где они взяли точно такую же в столь короткий срок? И вообще, откуда у полиции Нью-Йорка деньги, чтобы оперативно купить дорогой лимузин?)
Я подошел к открытой пассажирской дверце и стал осматривать нижнюю панель. Если бы кто-то сорвал декоративную пластмассовую полосу, а потом резал металл, наверняка остались бы хоть какие-то следы. Я провел пальцами по порожку, но не почувствовал ничего необычного.
Может, у меня просто приступ паранойи? Пришлось снова отойти от машины на несколько шагов и изучить ее. Донна стояла рядом и тоже разглядывала «хонду».
Мой взгляд упал на парик.
Вот в нем определенно было нечто странное.
Когда мы с Шоном нашли его, я бросил парик на заднее сиденье. Но теперь он лежал на полу. Ни к чему другому в машине не прикасались. Разумеется, парик мог просто свалиться с сиденья. И все же у меня появилась идея, где еще можно попытаться что-то найти.
Я забрался внутрь, отбросил парик в сторону, встал на колени и пошарил между двумя подушками заднего сиденья, однако ничего не обнаружил.
Тогда я сунул туда обе руки, ухватился за подушку и потянул на себя. От моего усилия все сиденье съехало вперед, обнажив металлическое днище и многочисленные провода, тянувшиеся к задним габаритным огням и стоп-сигналам.
И кое-что еще.
Передатчик джи-пи-эс, прикрепленный лейкопластырем к днищу. Я сорвал его с места, отделил от ленты и выбрался из машины, бережно держа обеими руками. Крошечный красный огонек беззвучно пульсировал на одном из концов.
– Что это такое? – осведомилась Донна, стоявшая теперь у открытой дверцы со стороны пассажира.
– Джи-пи-эс, – ответил я. – Кому-то непременно хочется знать мое местонахождение.
Она вздрогнула.
– Кто же мог положить его туда?
– Интересный вопрос, – отозвался я, держа устройство и изучая его, как археолог рассматривает редкий древний предмет.
Донна взглянула куда-то вниз, в сторону порожка, который я обследовал прежде. По крайней мере, так мне показалось. Затем она наклонилась, сунула руку в пространство между стойкой двери и сиденьем, что-то взяла и, протянув мне, спросила:
– Ты потерял свой мобильник?
Я положил приборчик джи-пи-эс на крышу «хонды» и охлопал пиджак в поисках телефона. Я сразу ощутил, что он на месте, но для большей уверенности вынул из кармана.
– Мой сотовый вот.
– Но это и не мой телефон, – заметила Донна.
– Что за чертовщина! – не сдержался я.
Я осмотрел телефон, поданный мне Донной. Он был той же модели, что и мой. Я попробовал включить его, но батарейка села. Если он принадлежал человеку, которому, по моим прикидкам, только и мог принадлежать, то трубка находилась у меня в машине не менее двух дней. Но даже пока батарея не разрядилась, я бы не услышал сигнала, поскольку телефон перевели в режим «Заглушить звук».
– Чей же он? – спросила Донна.
– Как я догадываюсь, это телефон Клэр, – отозвался я. – Она держала его на коленях перед тем, как выйти из машины. И даже если вскоре обнаружила пропажу, когда ее место заняла Анна, она уже не могла запросто за ним вернуться.
Мне нужно было полностью зарядить батарею, чтобы извлечь из неожиданной находки максимум информации. Для этого требовалось всего лишь воспользоваться моим зарядным устройством, лежавшим на кухне.
– А как ты собираешься поступить с этим? – спросила Донна, указывая на прибор джи-пи-эс.
– Пока я сохраню его и оставлю внутри машины, – ответил я.
– И ты даже не отключишь его? Не разобьешь вдребезги? Не уничтожишь каким-то другим способом?
– Не сейчас. Тому, кто установил устройство слежения за мной, лучше пока не знать о разоблачении, – сказал я и сунул его под переднее сиденье, закрыв двери и заперев замки. – Давай поскорее выясним, что хранится на этом телефоне.
Мы вернулись в дом. На кухонной стойке рядом со стационарным телефонным аппаратом я нашел свое зарядное устройство. Вставил конец провода в разъем на мобильнике. Дисплей засветился, и я увидел, что прямоугольник, обозначавший батарейку, совершенно пуст.
– Потребуется не меньше минуты, – сказал я, – учитывая, что батарея села полностью.
На деле же все заняло вдвое меньше времени. Если на сотовом и имелся код доступа, чтобы им не могли пользоваться посторонние, то его не активировали.
Поскольку телефон был подсоединен к сети, я рассматривал дисплей, склонившись над ним и упершись локтями в кухонную стойку. На экране показались иконки и приложения. Выяснилось, что Клэр много раз звонили и оставили голосовые сообщения. Как я предположил, большинство исходило от родителей, обеспокоенных ее исчезновением.
Голосовые сообщения прослушать не удалось – я не знал необходимого пароля, введенного Клэр. Но для чтения эсэмэсок пароль не требовался.
Я немедленно открыл зеленую страничку с карикатурным пузырем, внутри которого значилась аббревиатура SMS, и пальцем нажал на дисплей, слегка испачканный румянами для щек, какими пользовалась Клэр.
Первым появился диалог под общим заголовком «РОМАН» в верхней части экрана.
Эсэмэски в серых прямоугольниках с левой стороны принадлежали ему, а бледно-голубые с правой были ответами Клэр. Донна пристроилась рядом со мной, тоже сгорая от любопытства.
Последние фразы выглядели так:
РОМАН: ну, как ты тепер, а?
РОМАН: двай же, ответь мне
РОМАН: я все простил хочу снва быть с тбой
РОМАН: я не заслжил ткого отношния
КЛЭР: остав мня в пкое
Я пролистал дальше.
РОМАН: он не шибко и умный
РОМАН: что ты в нем ншла?
Затем последовало пресловутое фото.
Увидев его, Донна бросила:
– Если это то, о чем я подумала, то ради его же блага лучше, чтобы размер был не натуральный.
Я просмотрел еще один экран, заполненный его эсэмэсками. Клэр ответила лишь дважды, причем неизменно просьбой оставить ее в покое. Потом я решил проверить, с кем еще она общалась.
Ввел имя ДЕННИС.
Последним от него пришел текст: как же я лю тбя.
А перед этим высветилось сообщение от нее: ловлю попутку, ндеюсь быть с тбой скоро.
Донна, еще ниже склонившись рядом со мной, попросила:
– Пролистай. Давай прочитаем с самого начала.
Я стал перелистывать страницы, но понял, что это может продолжаться очень долго. А потому решил начать с произвольного места.
ДЕННИС: скучаю по тбе тоже
КЛЭР: ты мня серезно расрдил. исключла тбя из друзей в «Фейсбуке»
ДЕННИС: знаю. все обясню кгда увидимся
КЛЭР: да уж, пжлста
ДЕННИС: не собирался уежать так. чувстую ся дермово
КЛЭР: так те и нада
ДЕННИС: сказал же все обясню при встрче
КЛЭР: у нас хрново
ДЕННИС: почему
КЛЭР: тупые копы за мной следт, выводят из сбя, из-за папы. он все воюет с шфом.
ДЕННИС: не уврен
КЛЭР:?
ДЕННИС: не уврен что из-за папы
КЛЭР: из-за чего?
ДЕННИС: ищут мня
КЛЭР: тбя ищут копы?
ДЕННИС: да
КЛЭР: почму?
ДЕННИС: не мгу счас обяснить. срочно бежал
КЛЭР: в чем ты винват?
ДЕННИС: ни в чем
КЛЭР: тогда почму?
ДЕННИС: не мгу счас обяснить. нужно встртся. нужно ршить как быть дальше
КЛЭР: ок. призжай ко мне
ДЕННИС: не все так прсто. не мгу
КЛЭР: пчему. не пнимаю
ДЕННИС: копы следят за тбой не из-за отца
КЛЭР:?
ДЕННИС: копы слдят за вашим домом ждут у вас меня
КЛЭР: не мжет быть
ДЕННИС: мжет. птому нужна встреча. но избавться от копов
КЛЭР: что ты все-таки свершил?
ДЕННИС: нчего
КЛЭР: знчит копы слдят за мной чтобы взять тебя ни за что?
ДЕННИС: общал же обяснить пзже
КЛЭР: прдолжим птом. счас не мгу
В потоке эсэмэсок наметился перерыв во времени.
КЛЭР: где ты?
ДЕННИС: не дома
КЛЭР: это я поняла. где?
ДЕННИС: помнишь коттедж джереми канога-спрингс
КЛЭР: на озере?
ДЕННИС: да. здесь безопасно
КЛЭР: безопасно от чего?
ДЕННИС: полции. расскажу, когда всретмся. ты нашла способ избавься копов?
КЛЭР: Анна пмогает с одним планом
ДЕННИС: каким планом?
КЛЭР: у тебя осталсь машна?
ДЕННИС: да
КЛЭР: позвоню кгда настанет время
ДЕННИС: понял
КЛЭР: встань у иггиза незаметно для всех в 10
ДЕННИС: понял. скучаю тбе. лю тбя
КЛЭР: лю тбя тоже
Снова перерыв в обмене сообщениями на несколько часов. Потом:
КЛЭР: ты на месте?
ДЕННИС: да
КЛЭР: буду скоро. у пэтчетса жду машну. шон приедет. Анна готова.
ДЕННИС: ок
КЛЭР: голоден?
ДЕННИС: да но ничего
КЛЭР: не успм поесть в иггизе
ДЕННИС: когда будем на шоссе
КЛЭР: ок. съем тбя целиком. очень хчу
ДЕННИС: сгласен
КЛЭР: вот черт!
ДЕННИС:?
КЛЭР: шона остановила плиция
ДЕННИС: что случлось?
КЛЭР: не знаю. за мной слдят из черного пикапа.
ДЕННИС: не мгу сам заехать. опасно
КЛЭР: дьявол
ДЕННИС: лови попутку
КЛЭР: уже ловлю. скоро буду
ДЕННИС: ок. лю тбя.
– Ноутбук! – сказал я Донне.
Она взяла портативный компьютер с кухонного стола и положила передо мной. Я зашел на картографический сайт и ввел «Канога-спрингс».
– Это в районе озер Фингер. Да, вот оно. На западном берегу озера Кайюга. Часа два езды от силы. И совсем недалеко от места, где живет отец Денниса. Отличный уголок, чтобы укрыться.
– Думаешь, они все еще там? – спросила Донна.
– Держу пари, что там.
Я снова открыл «Фейсбук», вернулся на страничку Клэр, ввел имя Джереми, проверяя, есть ли у нее такой среди друзей. Нашел Джереми Файндера, живущего в Рочестере. Затем воспользовался сетевым телефонным справочником. Поискал, нет ли кого-то по фамилии Файндер поблизости от озера Кайюга, и обнаружил М. ФАЙНДЕРА на Норт-Паркер-роуд. Опять обратился к карте и уточнил расположение улицы.
– Та-та-та-та! – пропел я, указывая на дисплей. Взял свой сотовый и набрал номер.
– Мы же только что разговаривали с тобой, – удивился Огги.
– Зачем ты разыскиваешь Денниса Маллавея?
– Кого?
– Денниса Маллавея.
– Понятия не имею, кто это, – резко ответил он.
– Ты послал одного из своих людей в окрестности Рочестера, чтобы попытаться найти его.
– Я ни о чем подобном и ведать не ведаю, Кэл.
Мне очень хотелось сообщить ему о находке в своей машине, о приборе, закрепленном под задним сиденьем, но я вовремя придержал язык. В последнее время Огги проявил себя по отношению ко мне с самой лучшей стороны. Вытащил из передряги, когда меня держали в комнате для допросов. Добыл информацию у Куинна.
И все же полиция Гриффона вела поиск Денниса Маллавея. А обмен эсэмэсками между Клэр и Деннисом подтверждал: они следили за ней, чтобы выйти на него.
Огги знал, что я тоже разыскиваю Клэр. Почему бы не прилепить устройство джи-пи-эс к моей машине, чтобы я невольно потрудился на его департамент? Может, именно с этой целью он солгал Хейнсу и Бриндлу, спасая мою шкуру, когда меня прижали по делу Рассела Тэпскотта? Огги я был нужен на свободе.
– Ты на связи? – прохрипел в трубку он.
– Да.
– Хотел выяснить что-то еще?
– Почему ты солгал, Огги, избавляя меня от ареста?
– Не понял вопроса.
– Семейные симпатии? Или же тебе требовалось, чтобы я поработал на вас?
– Богом клянусь, не встречал другой такой неблагодарной свиньи! – Огги дал отбой.
Когда во время нашего последнего разговора он рассказал, как Куинн отрицал передачу приказа шефа Бриндлу и Хейнсу об эвакуации моей машины, я действительно пришел к блестящему умозаключению. Кто-то из этих людей лгал. Но тогда я думал о Куинне, Хейнсе или Бриндле.
Исключив ключевую фигуру.
– Ты не сказал моему брату об этой штуковине. О джи-пи-эс, – заметила Анна.
– Знаешь, как-то совершенно вылетело из головы, – отозвался я.
После некоторых размышлений я решил не выезжать немедленно в сторону Канога-спрингс. Я бы добрался туда уже после полуночи, а мне вовсе не хотелось до смерти перепугать Денниса Маллавея и Клэр Сэндерс. Я должен был всего лишь найти их. Кроме того, я не знал точного адреса коттеджа на Норт-Паркер-роуд, и мне пригодился бы дневной свет, чтобы для начала обнаружить старенький «вольво» Денниса.
Но хотя я поставил будильник на пять, все равно часто просыпался среди ночи и проверял время по радиочасам у кровати. В половине пятого я больше не мог ждать и поднялся. При этом постарался не разбудить Донну, однако она тоже уже не спала.
– Все хорошо, – сказала она. – Ты вполне можешь включить свет.
– Нет-нет, тебе нужно спать. У тебя есть еще пара часов до начала сборов на работу.
– Сегодня суббота, дорогой Шерлок Холмс.
Но я все-таки не стал включать люстру в спальне и воспользовался бра в ванной, только плотно закрыв за собой дверь. Принял душ и побрился. Когда же я вернулся в спальню, предварительно выключив свет и рассчитывая достать все необходимое из шкафа в темноте, то понял, что Донны в постели нет. Зато из кухни потянуло ароматом кофе.
Я оделся и спустился вниз. Донна в своем синем халате сидела за кухонным столом, держа в одной руке чашку, а в другой – карандаш. Перед ней лежал набросок рисунка.
– Что-то здесь холодновато, – сказал я. – Обогреватель не работает?
– Там какая-то проблема с термостатом. Если с ним немного повозиться, он включается. Я зарядила в тостер два ломтика хлеба. Тебе осталось лишь опустить ручку вниз.
– Мне хотелось сразу выехать и перехватить что-нибудь по…
– Съешь лучше тосты. – Она встала, налила кофе в другую чашку и подала мне. Потом вынула из холодильника клубничный джем, а из буфета банку арахисового масла. – У нас отличный выбор для завтрака.
Когда же я попытался рассмотреть ее новый рисунок, Донна неожиданно заслонила его от меня и сунула лист в папку.
– В чем дело? – поинтересовался я.
– Не хочу показывать тебе этот эскиз, – ответила она. – Пока не закончу. – У нее блеснули глаза. – Думаю, получается то, что нужно.
Я мог истолковать ее слова двояко. Возможно, у нее вышел лучший портрет Скотта за все время попыток нарисовать его. Или же она изобразила то, что позволило бы нам теперь начать двигаться в другом направлении. Вперед. Сделать новый шаг, каким бы он ни получился.
Я не стал допытываться и только сказал:
– Хорошо. Воля твоя.
Когда поджаренные ломтики хлеба подпрыгнули в тостере, я намазал джем на один из них и арахисовое масло на другой. Съел с удовольствием, запив кофе.
– Кое-что меня всегда тревожило… – Донна оставила фразу незавершенной, и ее слова будто повисли в воздухе.
– Что именно? – спросил я.
– Мы любили его, – продолжила она. – Любили безоглядно.
– Разумеется.
– Но я не уверена… Я не знаю, заслуживал ли он любви, – медленно проговорила она. – Взять, к примеру, других людей. У него ведь почти не имелось друзей.
– Донна…
– Он всегда был… Ты сам знаешь каким. В нем действительно присутствовало что-то от вечного ябеды.
– Конечно, я в курсе. – Мне пришлось выдавить из себя улыбку. – Наверное, сказывалось его стремление подогнать окружающих под свои стандарты.
Ее лицо потускнело.
– Под какие стандарты? Вот в чем вопрос. – Донна покачала головой. – Он сам себя разрушил.
Я смотрел на нее через стол, не зная, что должен сказать или сделать сейчас. Два шага вперед, но тут же шаг назад. Иногда у тебя просто иссякают силы.
– Мне нужно ехать, – решительно заявил я.
Я открыл ворота гаража, хотя моя машина стояла на подъездной дорожке. Достав все еще работавшее устройство джи-пи-эс, я отнес его в гараж и положил на полку, где хранил садовый инвентарь. Кто бы ни отслеживал показания прибора и где бы он ни находился, он бы засек это небольшое перемещение и посчитал, что я просто загнал автомобиль в гараж.
Прибор джи-пи-эс я оставил, но не забыл в этот раз захватить с собой «глок». На время в дороге я спрятал его в бардачке.
Скоро я оказался по другую сторону от Буффало, и восходившее солнце начало слепить меня, поскольку я двигался на восток. Я опустил козырек, а потом надел очки с темными стеклами, чтобы не щуриться. Одна из станций обслуживания на крупном шоссе между двумя разными штатами послужила для меня пунктом остановки. Я вернулся в машину с еще одним стаканом кофе и черничным кексом.
Как только я миновал последний поворот на Рочестер, моей следующей целью стал перекресток номер 41 у Ватерлоо-Клайда. Я съехал с магистрали, рассчитался за пользование платным шоссе и направился к югу по дороге, тянувшейся через заповедник Сенека-Медоуз-Уэтленд. Так я и держался этого маршрута, когда свернул восточнее к городку Сенека-Фоллс, а потом к югу, где находился небольшой аэродром Фингер-Лейкс. Оказавшись на Канога-стрит, я перебрался на трассу, пролегавшую фермерскими полями. Наконец по уже совсем узкой дорожке я достиг берега озера Кайюга и Норт-Паркер-роуд.
Кайюга входила в озерную систему Фингер, где многие жители со всего штата Нью-Йорк приобретали летние домики. Многим коттеджам был уже не один десяток лет, зато другие выглядели настоящими усадьбами, возведенными, несомненно, на месте прежних убогих хижин, уже не стоивших ежегодного ремонта.
Я медленно ехал по улочке. Зачастую во дворах перед домами не было видно вообще никаких машин. Летний сезон закончился. Некоторые коттеджи стояли с накрепко закрытыми ставнями на окнах, дожидаясь теперь наступления следующей весны.
Улица закончилась, а я так и не заметил «вольво» с универсальным кузовом. Развернувшись, я проехал обратно так же неспешно, чтобы ничего не пропустить. Асфальт был покрыт слоем опавших листьев, но деревья оголились еще далеко не полностью. Я добрался до начала Норт-Паркер-роуд, однако нужной машины опять не увидел.
Была вероятность, что Клэр и Деннис все еще жили где-то рядом, но сменили место. Я немного посидел в своей «хонде», мотор которой работал вхолостую, гадая, не зря ли потратил время на путешествие сюда. И решил на всякий случай еще раз проехать до конца улицы и вернуться обратно.
И уже возвращаясь и снова минуя дома без всяких признаков жизни или припаркованных рядом машин, я вдруг заметил дымок.
Тонкую струйку дыма, поднимавшуюся из каминной трубы.
Я остановился, сдал на тридцать ярдов назад и свернул к дому. Подъездная дорожка представляла собой две обычные колеи с росшей посередине травой. Травинки шелестели по днищу моей машины, пока я вел ее между деревьями. Коттедж выглядел одноэтажной прямоугольной коробкой, покрашенной в темно-коричневый цвет. Позади него у самой воды располагалась отдельная постройка, которая выглядела как укрытие для лодки, но широкие ворота позволили бы без проблем загнать туда и автомобиль.
Я припарковался, заглушил двигатель, открыл бардачок и достал «глок». Выйдя из машины, сразу же сунул пистолет в кобуру на брючном ремне, прикрытую полой пиджака.
Внутри коттеджа было тихо. Мне казалось, что подъехал я достаточно бесшумно, и если внутри люди еще спали, то вполне мог и не разбудить их. Сначала я решил осмотреть подсобную постройку.
На створках ворот высоко над землей было устроено по небольшому оконцу, и у меня появилась возможность заглянуть внутрь.
«Вольво» стоял там. Причем машина находилась в таком положении, что при закрытых воротах ею было непросто воспользоваться для быстрого бегства. В нескольких шагах от лодочного сарая находилась деревянная пристань, у которой покачивался катер с алюминиевым корпусом. По моим прикидкам, 14-футовое суденышко с подвесным мотором на корме.
Я направился к коттеджу, поднялся на террасу, выходившую в сторону озера, и постучал в раздвижную стеклянную дверь. Портьеры отсутствовали. Я приложил ладони к лицу с обеих сторон для лучшей видимости и заглянул внутрь. Казалось, ведь дом состоял из единственной огромной комнаты, разделенной на кухонную часть и гостиную с большим телевизором – старой модели с выпуклым экраном, весившим на вид фунтов пятьсот. В комнату выходили три двери. Вероятно, двух спален и ванной. Дверь одной из спален была приоткрыта. В кухонной раковине громоздилась грязная посуда, а на столе лежала пустая коробка из-под пиццы.
В углу главной комнаты виднелась вязанка дров примерно в футе от камина, из которого змейкой поднимался дым и устремлялся сквозь трубу в крыше.
Я снова постучал, на сей раз немного громче. А затем уловил едва слышное шуршание листвы за своей спиной. Мне удалось вовремя развернуться, чтобы успеть заметить, как темнокожий парень в одних спортивных трусах и кроссовках в три шага взлетел на террасу и набросился на меня.
Если прошлым вечером меня застали врасплох, то сейчас я был в полной боевой готовности. Он попытался ударить меня кулаком правой руки, но я успел поставить свою левую и блокировать удар, одновременно пустив в ход правую, угодившую ему под ребра. Причем мне удалось несколько смягчить контакт с его телом. Меньше всего хотелось нанести ему сейчас тяжелую травму.
Он согнулся в поясе и отступил на пару шагов, но сдаваться явно не собирался. Приподнял голову, готовясь к новой атаке. Вот только теперь увидел перед собой дуло моего «глока».
– Стоять! – велел я, взяв оружие на изготовку. Молодой человек замер.
А потом я услышал, как начала открываться створка раздвижной двери у меня за спиной. Сделав несколько шагов в сторону, я занял позицию, откуда мог одновременно контролировать и темнокожего парня, и того, кто появится из двери.
Это была Клэр, одетая в домашние брюки и футболку.
– Все в порядке, Деннис, – сказала она. – Это мистер Уивер.
Деннис Маллавей переводил взгляд с Клэр на меня и обратно. Я же осторожно опустил пистолет стволом вниз и произнес:
– Угостите кофе?
Женщину пробуждает от крепкого сна телефонный звонок. Она смотрит на часы и видит, что уже без четверти шесть утра. Она берет мобильник, лежащий рядом с кроватью.
– Алло!
– Он решил, что разгадал мою хитрость, – говорит сын.
– О чем ты?
– Он нашел один из них. Зато не обнаружил другой.
Женщина отбрасывает одеяло и садится.
– Что ты имеешь в виду?
– Он добрался до прибора под задним сиденьем, но не нашел того, что встроен в подголовник кресла водителя.
– Где ты сейчас?
– В пути. Кажется, он что-то пронюхал. Выехал из дома полчаса назад. У меня хорошие предчувствия.
Женщина считает, что может позволить себе лишь чувство весьма сдержанного оптимизма. Успехи ее сына слишком часто сопровождаются потом катастрофическими ошибками в принятии решений. Только он сообщает ей, что сегодня Клэр непременно встретится с мальчишкой, и тем же вечером его оставляют в дураках, обводят вокруг пальца. Он теряет голову от злости под тем мостом, выпытывая у второй девицы, куда скрылась Клэр. А взять программу, которую он закачал в сотовый телефон Клэр! Она должна была позволить ему читать ее эсэмэски, а в итоге он смог лишь подслушивать разговоры.
Однако нельзя не признать: поместить два «жучка» джи-пи-эс вместо одного в машину Уивера было умно с его стороны.
– Как ты думаешь, куда он едет? – спрашивает женщина.
– Без понятия. Но где бы он ни оказался, я найду его. И он ни за что не заметит меня в своем зеркале заднего вида.
– Ты же понимаешь, что, как только он их разыщет, знать обо всем будут уже трое. Ах, как жаль, что нам не удалось тогда поймать одного Денниса и вовремя разобраться с ним! А теперь он все разболтал Клэр. И к ним добавится Уивер.
– Прекрасно понимаю.
– Держи меня в курсе событий. Как только устранишь их, сообщи. В ту же минуту, слышишь?
– Сообщу немедленно. Позвоню. Не тревожься ни о чем, мамочка. Все будет отлично.
Но она не собирается отказываться и от запасного плана. Начнет переставлять коробки прямо к запертой на замок двери.
– Почему бы вам обоим не приодеться? – предложил я Клэр и Деннису. – Кофе мне по силам приготовить самому.
Они вернулись в свою спальню. С кофе не возникло никаких хлопот. У них и был-то только растворимый. А потому я всего лишь включил электрический чайник, вымыл три чашки, выловленные в мутной воде, заполнявшей раковину, и заглянул в холодильник – громоздкий шкаф примерно 1950 года выпуска, – в поисках сливок. Нашел только молоко.
В каждую из чашек я бросил по три чайные ложки кофе. Когда Клэр и Деннис вернулись, залил горячую воду и принялся размешивать. Деннис Маллавей выглядел вполне презентабельно в джинсах и черной футболке, но волосы Клэр, одетой точно так же, но при голубой футболке, растрепались, словно по пути сюда ей пришлось продираться сквозь густые кусты шиповника. В левой руке она держала небольшую черную тетрадь, однако мое внимание привлекла ее ссадина. Та, что отсутствовала на пальцах Анны, когда она забралась ко мне в машину. У Клэр она теперь тоже почти зажила.
– Я нашел ваш телефон, – сообщил я ей, когда они уселись, поставив чашки перед собой.
– Господи! А я-то с ума сходила, пытаясь сообразить, как вернуть его, – сказала она и положила на стол тетрадь.
– Но ко мне в машину вернуться не могли, верно? Там уже находилась Анна.
– Вы сразу все поняли, не так ли?
– Ну, не совсем сразу.
– Вы ведь почти разыскали меня, – призналась она. – Я пряталась в последней кабинке, когда вы зашли в туалет. Примерно тогда и обнаружилось, что я потеряла телефон и, скорее всего, выронила его в вашей машине. Вы правы. Я уже не могла даже позвонить Анне и попросить ее как-то передать мне мобильник. Хотя в то время потеря не казалась такой уж важной, потому что после побега я в любом случае не стала бы им пользоваться.
Я посмотрел на Денниса.
– А вы припарковались в глубине стоянки и ждали?
Парень медленно кивнул, но было заметно: он пока не готов полностью доверять мне. Хотя я слышал, как в спальне Клэр горячо заверяла его, что я могу им помочь.
– Что это? – осведомился я, указывая на тетрадь.
– Будь я проклят, если понимаю, – ответил Деннис немного нервно. – Самый запутанный и головоломный дневник, какой мне только когда-либо попадался. Это точно.
Прежде чем я получил возможность просмотреть тетрадь, Клэр поинтересовалась:
– Вы разговаривали с моими родителями, угадала?
– Да, и они просто с ума сходят от волнения, – отозвался я.
На ее лице появилось виноватое выражение.
– Я подумала, что если они едва ли вообще общаются между собой, то можно сказать папе, будто я отправилась к маме. И пройдут недели, пока они сообразят, как все обстоит на самом деле.
– Тебе ни к чему делиться такими подробностями, – с упреком заметил Деннис.
– Но он и так все знает, пойми же наконец! – Она выразительно посмотрела на меня и закатила глаза. – Наверняка Анна рассказала вам нашу историю, правда ведь? После моего побега ей нечего было скрывать. Даже она понятия не имела, где мы спрячемся. И наш с ней трюк блестяще удался. Потому что мы здесь, а никто, кроме вас, не знает об этом.
У меня мурашки пробежали по спине.
– Вы вообще с кем-то разговаривали после бегства? – спросил я ее.
– Нет, – покачала головой Клэр.
Я перевел взгляд на Денниса.
– А вы? Вы общались хотя бы с отцом?
– Не собираюсь откровенничать с вами, – ответил он, а потом добавил: – Папа знает только, что со мной все в порядке. Но ему больше ничего не известно. Я лишь предупредил: мне нужно время на решение проблем.
– Значит, он не мог сообщить вам никаких новостей из Гриффона? – спросил я.
– Нет, не мог.
Лицо Клэр омрачила тревога.
– Что произошло? Какое-то несчастье с моим папой?
– Нет, – сказал я. – С вашим отцом полный порядок. – Мне не хотелось приносить дочери мэра дурные вести, но выхода не оставалось. Я сглотнул и выдавил: – Анна мертва, Клэр.
Она открыла рот, не издав при этом ни звука.
– Ее убили. Тело нашли под мостом. И убита она была вскоре после того, как вы проделали свой хитроумный трюк.
Клэр прикрыла рот ладонью, но по-прежнему не могла вымолвить ни слова.
– Я понял ваш трюк, разоблачил подмену с целью избавиться от кого-то, кто следил за вами, и потребовал у Анны объяснений. Она сразу же захотела, чтобы я высадил ее из машины. Даже попыталась выскочить на ходу. Сбежала от меня, не позволив доставить ее домой. – Я сделал паузу. – Мне очень жаль, что так случилось.
– О боже! – вскрикнула Клэр и разразилась слезами. – О боже, боже!
Деннис тоже выглядел потрясенным. Он все же попытался обнять Клэр, но она оттолкнула его:
– Оставь меня! Оставь меня в покое, черт бы тебя побрал!
Она выскочила через проем стеклянных дверей на террасу, не закрыв за собой створки, и побежала в сторону озера.
Деннис отбросил в сторону свой стул и устремился за ней, но я перехватил его, положив руку на плечо.
– Не надо, ты и так уже натворил достаточно, – сказал я.
– Что вы имеете в виду?
– Мы все в некоторой степени виноваты в участи, постигшей Анну, но теперь я начинаю думать: ничего бы не произошло, если бы ты не убедил Клэр скрыться от наблюдения для встречи с тобой и бегства сюда.
Едва произнеся эти слова, я сразу пожалел о них. Мне бы следовало понимать, что события завязаны далеко не на одной подростковой влюбленности и сексуальном влечении. Но я был чудовищно зол. Меня возмущала собственная вовлеченность во все это, вызывали гнев беды, вызванные их столь хитроумной на первый взгляд уловкой. Я злился даже на Анну.
– Вы действительно считаете, что все так просто? – крикнул мне в лицо Деннис. – В самом деле?
– Если все иначе, может, тебе пора объяснить суть дела? Почему, во имя всего святого, ты так поспешно бежал из Гриффона? Что произошло? Почему копы за тобой охотятся?
Он отвернулся и процедил:
– К черту, я не могу вам ответить!
– Если ты не хочешь довериться мне, то едва ли найдешь кого-то другого, – произнес я. – Реально помочь вам могу только я. Ведь ты укрылся здесь, чтобы обдумать, как быть дальше, верно? Но сколько еще вы тут проторчите? Неделю? Месяц? Год? Каков твой план, Деннис?
Я посмотрел в сторону озера. Клэр стояла на краю причала, глядя куда-то вдаль вдоль поверхности воды. Я волновался, потому что хорошо понимал ее эмоциональное состояние.
– Оставайся здесь, – сказал я Деннису, а сам побежал вниз к берегу озера.
Оказавшись у причала, я замедлил шаги. Мне не хотелось, чтобы Клэр неожиданно услышала мой тяжелый топот по доскам, который мог ее напугать. Постарался ступать как можно мягче, но доски все равно поскрипывали под ногами.
– Клэр.
У нее тряслись плечи. Я остановился совсем близко, всего в футе от нее. Клэр не могла не ощущать моего присутствия, хотя я даже не пытался прикоснуться к ней.
– Во всем виновата я! – воскликнула она.
– Я только что говорил об этом с Деннисом. Каждый из нас виноват в гибели Анны. Я очень тяжело ощущаю свою ответственность за ее смерть.
– Они поймали того, кто это сделал? – спросила она, выгибая шею и вытирая кончик носа о свою футболку.
– Они арестовали Шона.
Клэр резко повернулась и взглянула на меня. Горе мгновенно сменилось шоком.
– Что? Вы не шутите? Но это же безумие! Такое попросту невозможно. Он пытался помогать нам. Реально помогал мне и Анне. Он должен был подобрать меня на своей машине, но его остановила полиция, и потому я попросила вас подвезти, а уж потом…
– Знаю, – произнес я. – Я тоже считаю, что он этого не делал. Но полицейские обнаружили улики у него в пикапе. Одежду, снятую с мертвой Анны.
– Полицейские! – горячо воскликнула она. – Треклятая полиция города Гриффона? Что ж, тогда можно считать, что все кончено. Если уж полиция Гриффона сцапала кого-то. Они продажные твари – все до единого.
Я кивнул.
– Но вам с Деннисом все равно будет лучше вернуться со мной. Мы должны прояснить ситуацию, установить истину.
Клэр резко покачала головой:
– Он ни за что не вернется туда. Даже не уговаривайте.
– Что произошло, Клэр? Что случилось? Почему Деннис так поспешил скрыться? Почему полиция охотится на него? Вы знаете, кто мог убить Анну?
Она нахмурилась:
– Мне не следовало просить ее о помощи. Никогда и ни за что. Не следовало.
Слезы струились по ее щекам, из носа капало на верхнюю губу. Я нашел в кармане чистые бумажные носовые платки и протянул ей.
– Мы должны вернуться и во всем разобраться, – повторил я. – Ради памяти Анны. Ради Шона.
Клэр вдруг начала дышать короткими быстрыми вдохами, и я с тревогой подумал, что она может лишиться чувств. Она склонилась ко мне, и я ее обнял. Она тоже обвила меня руками, положив голову на мою грудь.
– Все это невероятно страшно, – прошептала она. – Все ужасно, черт возьми!
Я ласково потрепал ее по спине. Жест получился беспомощным.
– Мы вернемся, – сказал я. – Ладно? Мы должны это сделать. Вы с Деннисом все мне объясните по дороге. А если он не захочет возвращаться, что ж, я не могу его заставить. Но я никуда не поеду без вас самой.
Ее лицо поднималось и опускалось на моей груди в такт дыханию.
– Ну, решайтесь же.
Мы медленно направились к берегу, но идти приходилось осторожно, поскольку причал был узок даже для двоих. Потом мы брели по траве, по пологому подъему к коттеджу. Взошли на террасу. Раздвижные двери все еще оставались открытыми. Я ожидал увидеть Денниса стоявшим в проеме, но его не было.
– Деннис! – окликнула Клэр.
Ответа не последовало.
Нам оставались последние три шага до двери, когда я схватил Клэр за плечо и заставил остановиться.
Я заметил кое-что на полу у входа в коттедж.
Что-то влажное и темное змейкой текло по полу.
Кровь.
– Знаете, – сказал я вдруг и с силой заставил Клэр идти левее, минуя дверь, – прежде чем мы уедем, мне нужно кое-что проверить.
– Что вы дела…
Я был уверен, что кровь она увидеть не успела. Если бы заметила, реакция не заставила бы себя ждать. Клэр бросилась бы в дом с отчаянным криком или завизжала от страха. Но, судя по тому, как она напряглась всем телом, ей стало понятно: что-то не так.
– Тсс, – шепнул я. Затем нормальным голосом, звучавшим, возможно, чуть громче, чем необходимо, произнес: – Не лучше ли нам поехать обратно на обеих машинах или воспользоваться только моей?
Мы прижались к стене коттеджа между стеклянными дверями и протянувшимся дальше рядом окон. Здесь тоже располагались три ступени, которые вели на террасу. Я уже сжимал в руке рукоятку «глока», когда прошептал Клэр на ухо:
– Постарайтесь забраться под террасу.
Она явно хотела спросить, зачем это нужно, но я приложил палец к губам, посмотрев на нее строго и предостерегающе, а потом указал направление. Клэр проворно спустилась по ступенькам, припала на колени и сумела протиснуться в щель не более двух футов шириной под настилом террасы.
Я тоже сошел по ступенькам, но продолжал двигаться вдоль коттеджа, как бы продолжая разговор:
– Нам потребуются от вас с Деннисом подробные показания, чтобы прояснить суть происшедшего с самого начала. Знаю, вам непросто будет говорить об этом, но выхода нет.
У моего противника оружие было снабжено глушителем. Я ведь не слышал выстрела, когда мы с Клэр стояли на причале. Нельзя сказать, что так называемые поглотители шума вообще не издают звуков. Но от воды с такого солидного расстояния выстрел показался бы не громче, чем хруст сломавшейся сухой веточки. Не донеслось до меня и звука мотора подъехавшего автомобиля. Стрелок, видимо, припарковался далеко ниже по дороге и добрался до коттеджа пешком.
На пути сюда я почти постоянно поглядывал в зеркало заднего вида. На главной магистрали приходилось преодолевать достаточно длинные прямые участки, а на отрезке шоссе до озера Кайюга за мной не двигалось вообще ни одной машины.
И все же кто-то знал, что я нахожусь здесь. Кто-то последовал за мной. Значит, в моем автомобиле осталось еще одно устройство джи-пи-эс. Найденное под сиденьем не было единственным. Мне следовало тщательнее проверить автомобиль. Может, все-таки вскрыть злосчастную запаску?
Я крался вдоль стены коттеджа, прислушиваясь и стараясь уловить любое движение внутри. Скрип половицы, открывшуюся или закрывшуюся дверь. Что угодно, выдавшее бы его местонахождение. Я посмотрел вперед, затем на раздвижную дверь. Землю под ногами густо устилали опавшие листья. Если бы кто-то вышел на задний двор и попытался обойти дом, у меня был бы хороший шанс заранее услышать его шаги.
Коттедж возвели на высоком фундаменте, а потому, если приходилось миновать обычные окна, которые не тянулись, в отличие от двери, от пола террасы до самой крыши, можно было лишь слегка пригнуться, чтобы меня не заметили изнутри. Мне не хотелось получить пулю в голову.
Я бросил быстрый взгляд на Клэр Сэндерс, притаившуюся под террасой, и заметил ее округлившиеся от страха глаза. И продолжил свой монолог:
– Я знаю, вы не слишком высокого мнения о шефе Перри, но на самом деле он хороший человек. Ему можно доверять. – Я произносил эти фразы, хотя сам не слишком верил в их правдивость. – Но первым делом мы должны будем сообщить вашему отцу, что с вами все в порядке. И маме тоже. Они очень переживают из-за вашего исчезновения.
Я достиг угла коттеджа, плотно прижавшись спиной к стене. Осторожно заглянул за угол, никого не увидел и свернул, чтобы двинуться вдоль другой стены. Вот с этой точки мне открылся частичный обзор улицы. Сквозь деревья проглядывал силуэт темного пикапа с тонированными стеклами, припаркованного поодаль.
– Заметьте, я так отзываюсь о шефе не потому, что он приходится мне шурином. Если брать наши отношения в семье, то я скорее считаю его полным кретином. А это проявляется порой и в работе. Мне известно о конфликте между ним и вашим отцом, но факт остается фактом: там, где речь идет о серьезных нарушениях закона, он всегда сумеет во всем разобраться и принять справедливое решение.
Рано или поздно моему противнику покажется странным, что Клэр совершенно не принимает участия в беседе.
– Моя жена Донна всегда и во всем готова встать на защиту брата, но они ведь выросли вместе, и кому, как не ей, знать, какой…
Листья вдруг зашуршали. Где-то за следующим углом. Кто-то так же тихо пробирался вдоль задней стены коттеджа.
– …какой он на самом деле. Вот почему она так часто принимает его сторону.
Дальше все произошло стремительно.
Первым показался ствол пистолета. Как я и предполагал, к его концу был привинчен глушитель. Через долю секунды стал виден весь пистолет и державшая его рука. Мелькнул обшлаг пиджака.
Я выстрелил.
Выстрел грохотом прорезал тихий и прохладный утренний воздух. С окрестных деревьев испуганно вспорхнули птицы.
Мною руководил чистый инстинкт. На самом деле следовало выждать еще хотя бы секунду и увидеть противника. Тогда я имел бы реальный шанс в него попасть. Но проблема в том, что никогда прежде у меня не возникало необходимости пускать в ход оружие, даже в самых сложных ситуациях. Ни на службе в полиции, ни в роли частного детектива.
Моя пуля не угодила в руку врага, что не удивительно. И при звуке выстрела рука мгновенно исчезла. Снова зашуршали листья, но сейчас гораздо громче. Послышались шаги бегущего человека.
А потом донесся другой звук, менее всего желательный сейчас. Клэр крикнула:
– Мистер Уивер! Что случилось?
Мужчина (а это был мужчина, судя по рукаву мужского пиджака) теперь бегом огибал коттедж. Я бросился ему навстречу. Нельзя было допустить, чтобы стрелок добрался до укрытия Клэр раньше меня. Он тоже слышал ее возглас и наверняка сообразил бы, где ее искать.
Я добежал до первого угла, который миновал раньше, выглянул и направился вдоль стены, протянувшейся параллельно озеру, откуда мог ясно видеть террасу. Клэр ползком из-под нее выбиралась.
– Оставайтесь на месте! – заорал я.
– Деннис! – крикнула она, не обращая на меня внимания. – Деннис, здесь кто-то стреляет!
Она ухватилась за перила и начала подниматься на террасу, направляясь к раздвижной двери.
– Черт бы тебя подрал! – в сердцах громко выругался я.
Из-за противоположного угла коттеджа показался ствол пистолета, а потом две сложенных вместе руки.
– Клэр!
Она оглянулась в мою сторону.
То, что я услышал потом, напоминало легкий удар молотком по шляпке гвоздя. Убийца все-таки выстрелил. От перил, за которые держалась Клэр, щепки полетели в разные стороны.
Она упала на террасу, беспомощно раскинув ноги на ступеньках.
– Нет!
Это слово вырвалось у меня исполненным неподдельного отчаяния.
Однако Клэр почти сразу же поднялась. Пуля ее не задела, она просто споткнулась от неожиданности.
Я вскинул «глок» и выстрелил поверх ее головы, всадив заряд в угол коттеджа. Выстрелил еще и еще раз, по глупости надеясь, что смогу попасть в этого гада сквозь доски.
Затем я переместился к углу, держась у самой стены и сильно пригнувшись, чтобы, когда я посмотрел бы за угол, голова находилась гораздо ниже ожидаемого уровня. Я тоже держал теперь пистолет обеими руками, затаив дыхание и пытаясь расслышать хоть что-то, кроме громкого биения собственного сердца, отдававшегося в ушах.
Опять шелест и хруст листьев.
Шаги бегущего человека в отдалении.
Я выглянул за угол.
Он откровенно удирал.
Теперь его фигура виднелась в самом начале подъездной дорожки. Темные брюки, черная ветровка с натянутым на голову капюшоном поверх пиджака. Я кинулся за ним, понимая, что направляется он к своему пикапу.
Внезапно убийца остановился, повернулся и нацелил на меня свой пистолет. Мне пришлось мгновенно залечь, как падают на землю защитники в американском футболе, ухватив игрока соперников за ноги. Пуля прорезала воздух чуть выше головы.
Он снова побежал.
К тому моменту, когда я поднялся на ноги, он уже добрался до машины и садился в нее. Пикап тут же рванул с места, разбрасывая из-под колес гравий. Я не успел даже разглядеть номера, а он уже скрылся за поворотом улицы.
Сзади из коттеджа донесся новый крик.
Я опрометью бросился туда, к главному входу в дом. Клэр стояла в проеме раздвижных дверей, глядя внутрь и прижав руку к губам.
Ей даже не потребовалось входить в коттедж, чтобы понять, какая участь постигла Денниса. Он лежал на боку рядом с кухонным столом, спиной к нам. Падая, он опрокинул стул, на котором сидел. Кровь, постепенно собиравшаяся в лужу ближе к центру комнаты, вытекала из казавшейся огромной раны в затылке.
– Нет-нет-нет-нет, – шептала она.
– Оставайтесь там, где стоите, – велел я.
Я раздвинул створки двери и осторожно вошел в комнату, стараясь не попасть ногой даже на самый край кровавой лужи. Склонившись над телом, приложил два пальца к артерии на шее. Бесполезный жест. Я прекрасно осознавал это, но чувствовал необходимость в нем. Потом я посмотрел через дверь в спальню, заметив отверстие в тюле открытого окна. Убийца не заходил в дом. Прицелился снаружи и сделал единственный точный выстрел. Даже стекла разбивать не пришлось, а потому мы на причале и не услышали ни звука.
Я обратил внимание на черную тетрадь, лежавшую на кухонном столе, взял ее и сунул в карман пиджака.
– Деннис, – позвала Клэр все еще из дверного проема. – Деннис?
– Нам нужно как можно скорее уезжать отсюда, – сказал я. – Убийца может вернуться или устроить засаду на нас по дороге.
Клэр заметно дрожала, прижав теперь к губам обе ладони. Я начал опасаться, что от шока она впадет в ступор.
– Клэр, послушайте меня! Мы должны срочно покинуть это место.
Было уже понятно, что моей машиной пользоваться нельзя. Где-то внутри ее по-прежнему прятался второй прибор джи-пи-эс. Я мог взять ключи от «вольво», но ведь выезд отсюда имелся только один – по Норт-Паркер-роуд, где мы легко стали бы мишенями для притаившегося у обочины стрелка.
Я взглянул в сторону озера. И спросил:
– Что находится на противоположном берегу?
– Нам надо доставить его в больницу, – тихо произнесла Клэр. – Пусть врач его осмотрит.
– Клэр, Деннис мертв. Моя задача – вывезти вас отсюда. Другой берег озера. Кажется, он всего лишь в миле отсюда. Что там?
– Юнион-спрингс, – прошептала она.
– Это город?
– Да, небольшой городок.
Левой рукой я взял ее ладонь, а в правой все еще держал пистолет.
– Тогда мы поплывем на катере. Сейчас мы как можно быстрее добежим до причала и сядем в катер. Вы помните, есть ли там в баке бензин?
– Откуда вы знаете, что он умер? – спросила Клэр. – Почему вы так в этом уверены?
– Клэр! – Мне пришлось повысить голос. – В катере есть бензин?
– Я… Да, думаю, что есть. Мы с Деннисом плавали на нем только вчера. Просто катались.
– Идемте же! Бегом!
Мы поспешно спустились по склону холма к причалу. Я посадил ее в катер первой на центральное из трех сидений. Потом взошел на борт сам, опустил гребной винт в воду, несколько раз нажал на резиновый клапан подкачки бензопровода, перевел мотор в нейтральное положение, открыл заслонку дросселя и дернул заводную рукоятку.
Двигатель взревел сразу же. Я прикрыл заслонку, переключил винт в положение для заднего хода, а потом снял с кнехтов швартовы, державшие катер на привязи у носа и у кормы. Оттолкнулся, перевел мотор на переднюю передачу и дал газу. Воздух над озером оказался более холодным, а на Клэр не было даже куртки. Я снял с себя пиджак и подал ей. Она надела его чисто машинально, как робот, глядя перед собой стеклянными глазами.
Чтобы пересечь озеро Кайюга, потребовалось не более пяти минут. Уже вскоре перед нами возникла приличных размеров гавань с многочисленными причалами, хотя всего несколько суденышек еще оставались на воде. Прямо у берега возвышался огромный эллинг, куда люди ставили свои яхты и катера на зиму. Я легко нашел место, где причалить, привязал нашу лодку и помог Клэр выбраться на мостки.
– Здесь есть коммерческий центр? – спросил я.
Она вяло махнула рукой:
– Да. По-моему, он в той стороне.
Мы прошли по Бейсин-стрит и оказались на Норт-Кайюге, где, похоже, и находился центр поселка. На противоположной стороне улицы я заметил заведение торговца подержанными автомобилями. Не было нужды постоянно держать Клэр за руку – она сама покорно плелась за мной. Однако явно находилась в прострации, поэтому при переходе через дорогу я снова взял ее под свою опеку.
Мы сразу же направились к управляющему. Полный и рыхловатый мужчина в плохо сидевшем синем костюме встал из-за стола, включил дежурную улыбку для клиентов и поприветствовал нас. Однако его улыбка быстро померкла. Видимо, мы выглядели странно для привычных ему покупателей. У Клэр от слез покраснели глаза, а моя одежда потемнела от пота.
Кроме того, я напрочь забыл, что на моем ремне висит кобура с «глоком», ничем больше не прикрытая.
– Нам нужна машина, – объявил я.
– Берите любую, – отозвался он, не сводя взгляда с пистолета.
– Я не собираюсь ее угонять, – успокоил я его. – Просто я возьму автомобиль напрокат.
Достав бумажник, я показал ему удостоверение частного детектива, а потом подал кредитную карту.
– Снимите пять сотен. Этого хватит?
Он взял карту.
– Конечно. Но только я обязан еще проверить ваши права.
– Обязательно, но как можно быстрее, – попросил я.
– Разумеется.
И торговец действительно все сделал оперативно. Буквально через две минуты я уже держал ключ от белого седана «субару».
Потом я сказал ему:
– Вызовите полицию. Прямо на противоположном берегу озера произошло убийство. Коричневый коттедж, двери со стороны озера открыты. Предупредите, что убийца может все еще находиться где-то поблизости. Мужчина. Рост примерно от пяти футов десяти дюймов до шести футов. Водит пикап. Черный или темно-синий с тонированными стеклами. Поняли?
– Да, все понял.
Я усадил Клэр на пассажирское сиденье «субару», а сам занял место за рулем.
– Едем домой, – сообщил я.
Мы направились на север через поселок Кайюга, а затем свернули южнее на дорогу, проходившую через Национальный зоологический заповедник Монтесума. Когда же полностью пересекли его, мне не составило труда найти выезд на главную магистраль. Мы оказались на том же перекрестке, где я ранее съехал с нее. Прежде чем миновать пункт оплаты и взять талон в автомате, я спросил Клэр, нужно ли ей что-нибудь.
– Не знаю, – ответила она.
Мне все равно пришлось свернуть на заправку, поскольку в арендованной машине бак оказался заполнен едва ли на четверть, и залить еще топлива. Затем я забежал в магазин при заправочной станции и купил воду в бутылках, шоколадные батончики и картофельные чипсы. Это должно было помочь нам продержаться какое-то время.
– Угощайтесь, – предложил я, вернувшись в машину.
Когда я брал билет для оплаты проезда по скоростному шоссе и выезжал на основную дорогу по небольшой эстакаде, Клэр заглянула в мою сумку и достала «Марс». Меня обрадовало, что она сняла обертку и надкусила шоколадку.
– У меня есть к вам вопросы, Клэр. Вы способны сейчас отвечать?
Она прожевала батончик и равнодушно посмотрела на меня.
– Да, думаю, что способна. – Ее голос звучал так, словно она действительно впала в транс.
– Вы знаете, кто это был? Вам известно, кто убил Денниса?
– Я не видела его, – ответила она.
– Но у вас есть догадки?
Она кивнула.
– Кто же это?
– Сын Филлис Пирс, – сказала Клэр.
– Что?! У нее есть сын? Как его зовут?
– А вы до сих пор не поняли? – в свою очередь спросила она.
Я ждал.
– Рикки Хейнс, – назвала имя Клэр. – Полицейский. Наверное, самая коварная тварь среди них всех, потому что строит из себя хорошего парня, весь такой правильный. Но вот только когда он принимается обыскивать тебя, начинаешь думать, что он не тот, за кого себя выдает.
Он уезжает так поспешно, что при повороте с гравия на асфальт задние колеса пикапа заносит, и машина едва не переворачивается. Но он вовремя выкручивает руль, справляется с управлением, а на твердом покрытии развивает максимальную скорость.
Теперь, оказавшись на прямом участке дороги, можно воспользоваться мобильным телефоном. Он берет его правой рукой, нажимает кнопку вызова и прикладывает трубку к уху.
– Алло! – тревожно откликается мать.
– Это я, – говорит он.
– Что произошло, Ричард? Ты нашел их?
– Да, я их нашел, – отвечает Рикки Хейнс.
– И ты все сделал?
– Я прикончил Маллавея. И почти уверен, что девушку тоже.
– Что значит «почти уверен»? – Филлис Пирс терпеть не может неопределенности. – Я не понимаю всех этих «почти».
– Я видел, как она упала. Но у меня не было возможности проверить ее пульс. Уивер открыл по мне огонь.
– А что с ним? Ты расправился с ним?
– Говорю же, он начал отстреливаться. Мне пришлось убираться оттуда. Никак не удавалось основательно взять его на мушку.
– А где тетрадь?
– У меня ее нет.
– Боже, ты все-таки безнадежен, Рикки! Где ты сейчас?
– На шоссе. Еду домой.
– Нет! – восклицает она. – Тебе придется вернуться! Надо завершить начатое!
– Но послушай! Я немного подождал в конце той улицы, рассчитывая, что Уиверу рано или поздно придется проехать мимо. Я спрятал пикап в лесу. Когда же они так и не появились, вернулся туда и увидел, что у причала нет катера. И потому решил – мне лучше как можно скорее скрыться.
– Катер? О чем ты говоришь? Какой еще катер?
– Коттедж, где я их нашел, стоит на берегу озера Кайюга. Уивер воспользовался моторной лодкой.
– Он видел тебя?
– Не знаю. Может быть. И мне неизвестно, что Маллавей и девчонка успели рассказать ему до моего прибытия.
– Господи, сколько проблем сразу! – произносит Филлис.
– Все не так плохо, мамочка. Единственным, кто обо всем может знать, остался теперь только Уивер.
– Но у него, вероятно, есть теперь и тетрадь. – Филлис не может больше сдерживаться. – Ты должен был прикончить Маллавея в самый первый день! Вот что тебе следовало сделать, и непременно!
Рикки начинает думать, что она теряет над собой контроль. Однако он слишком хорошо знает свою мамочку. Она часто внезапно словно сходит с ума, а потом успокаивается и хладнокровно все обдумывает. У мамочки всегда есть какой-то план. И когда она на некоторое время замолкает, Рикки не сомневается: именно над новым планом она и размышляет.
– Я все понимаю, – говорит он. – Знаю, что наделал немало ошибок. Но мне многое удалось исправить, согласна?
– Заткнись, – отзывается Филлис. – Помолчи и дай мне подумать.
Рикки ждет. Чувствует, как на глаза наворачиваются слезы, и несколько раз смаргивает, чтобы зрение прояснилось. Он размышляет о том, насколько иначе все могло сложиться, о более верных решениях, которые ему нужно было принять. И не только ему. На матери тоже лежит изрядная доля вины, однако она только злится, стоит напомнить ей об этом.
Наконец Филлис решает:
– Приезжай домой. Посмотрим, что мне удастся сделать.
Рикки бросает трубку на сиденье рядом с собой. Не сказать чтобы он испытывал облегчение, но ему стало заметно легче.
Уж мамочка точно что-нибудь придумает.
Рикки Хейнс.
Фрагменты мозаики заняли свои места. Это Рикки проследил за нами до озера Кайюга, наверняка он сам и пристроил приборы джи-пи-эс в мою машину. И идея конфисковать ее тоже принадлежала ему. А чтобы отвести от себя подозрения, Рикки сослался на Куинна, который якобы передал распоряжение Огги.
Как только машину отбуксировали на штрафную стоянку, у Рикки появился легкий доступ к ней, чтобы внедрить устройства электронного слежения. А поскольку никто не изъявил желания обыскать мой автомобиль, то и приборы найти не могли и вернули мне машину практически в нетронутом виде.
Как я догадывался, Бриндл не был соучастником своего напарника. Если бы он оказался замешан, то не пришел бы в такое бешенство, когда шеф выручил меня из передряги с Тэпскоттом. По той же причине Хейнс горел желанием помочь мне связаться с адвокатом. Не в его интересах было видеть меня в камере. Я требовался ему на свободе, чтобы привести к Клэр и Деннису.
Что еще успел натворить Рикки?
Мне следовало бы позвонить Огги, но у нас с ним еще оставалась проблема взаимного доверия. Необходимо выслушать информацию, известную Клэр, прежде чем связываться с кем-либо из полиции Гриффона.
Она начала свой рассказ почти с исходной точки событий.
– На лето я нашла себе работу в «Смитсе». Это кафе-мороженое, у самой реки.
Мы нередко заходили туда – я, Донна и Скотт – после ужина теплыми летними вечерами.
– Это совсем рядом с офисом Хупера, Деннис чуть не каждый день заглядывал на порцию мороженого. Причем так зачастил, что я стала догадываться: он интересуется мной. А у нас с Романом все в любом случае шло к разрыву. Вы знаете, о каком Романе я говорю?
– Да, – ответил я.
– Даже не представляю, зачем я с ним связалась. Честно говоря, он туповат, но мне показалось, что это очень круто – пытаться стать киносценаристом, понимаете? Хотя занимался он и другими делишками… Не уверена, что мне стоит вам об этом рассказывать, но Роману уже исполнился двадцать один год, и он зарабатывал на покупке пива и…
– Мне все известно, – перебил я. – Как и то, что он использовал Шона и Анну для доставки своего товара, делясь с ними частью прибыли.
– Ничего себе! Ладно. Мне тоже не нравилось, как он вовлекал Анну в свой грязноватый бизнес. Но в Романе было и еще что-то, пугавшее меня. От него действительно порой мурашки бежали по коже.
– Вы имеете в виду его эсэмэски.
– Боже, неужели вы все прочитали на моем мобильном? И видели фото? Но не только в этом снимке дело. Роман постоянно требовал, чтобы я тоже посылала ему свои снимки, чего мне вовсе не хотелось делать. И я начала встречаться с Деннисом, отчего Роман просто на стенку лез.
Мы стремительно мчались по магистрали, выжимая до восьмидесяти миль в час. До Буффало оставался час езды, а потом еще полчаса до Гриффона.
– У нас с Деннисом возникли серьезные отношения. То есть мы по-настоящему полюбили друг друга. Он даже уже раздумывал, возвращаться ли ему домой в конце лета или нет. Но вдруг однажды он исчез.
– Что вы имеете в виду?
– Просто пропал. Прислал мне эсэмэску, что у нас ничего не получится, хотя виноват во всем только он. – Клэр всхлипнула и стала искать в бардачке бумажные носовые платки, однако в «субару» не подумали положить пачку. Ни в бардачке, ни в пепельнице, ни на поверхности панели управления ничего не было.
– Я захватил в магазине салфетки. Посмотрите в моей сумке.
Клэр нашла их, промокнула глаза, высморкалась.
– Вам, должно быть, причинило боль это внезапное расставание без особых на то причин? – предположил я.
– Конечно. Я гадала, в чем могла провиниться перед Деннисом, ведь все складывалось прекрасно. Мне было очень плохо, я страдала и прочее. Но затем через пару недель я получила от него весточку.
– Он прислал вам очередную эсэмэску?
– Да. Писал, что должен мне все объяснить. Ему пришлось покинуть Гриффон из-за полицейских после одного происшествия. Я понятия не имела, о чем он собирался рассказать, но очень хотела увидеться с ним и по крайней мере выяснить, почему он бросил меня так внезапно. А тут как раз разыгрался этот дурацкий конфликт между моим отцом и вашим шурином. Патрульные машины стали почти постоянно следить за нашим домом, и папа решил, что это шеф Перри пытается запугать нас, понимаете? Нагнать страха, продемонстрировать: его люди могут держать нас под непрерывным наблюдением. Я тоже тогда подумала, что дело именно в этом, однако Деннис в эсэмэске предупредил, что копы следят не за папой, а за мной.
– Они посчитали, что вы подходящий объект, который может привести их к нему.
– Я – объект? – удивилась она.
– Извините за жаргон. Просто вы были его девушкой, его возлюбленной.
– Да, конечно. – Клэр сделала недолгую паузу. – И он написал так. Если мы хотим встретиться, я должна быть уверена, что копы не сумеют увязаться следом. Вот тогда у меня и появилась идея проделать трюк с подменой – выдать Анну за себя.
– Шон должен был забрать вас, а после того, как он не смог приехать, вы поймали меня в качестве водителя попутной машины.
Клэр кивнула:
– Я не выбирала вас специально, честное слово. Я бы села к любому, кто согласился бы меня подбросить. Но только обрадовалась, узнав в вас отца Скотта, поняла, что с вами поездка будет безопасной… – Она помолчала. – Хотя уже слышала, что вы кое-кого терроризируете в нашем городе.
– С этим покончено, – заверил я.
– Значит, вы разыскали того, кто продал Скотту наркотик? – спросила она.
– Нет. Но продолжайте.
– О том вечере рассказывать больше нечего. Я имею в виду, что подмена прошла успешно, по крайней мере с моей точки зрения. – Клэр отвернулась к окну, явно стараясь скрыть лицо. – Анна… Она вышла и села к вам в машину. Я выскользнула следом и уехала с Деннисом. Мы направились прямиком в тот коттедж.
– Так кто же наблюдал за вами тогда из пикапа? Рикки?
Клэр кивнула:
– Я уже успела разглядеть его к тому времени пару раз. Однажды он сидел в патрульной машине и следил за нашим домом. Я подошла прямо к окну автомобиля и сказала: «Отвяжитесь от нас. Оставьте моего отца в покое». Я тогда считала, что причина наблюдения за нами в отце. Думала так: наверняка шеф велел своим офицерам устроить нам веселую жизнь. А во второй раз соглядатай уже сидел не за рулем патрульной машины, а в простом пикапе. И снова это был Рикки. Но и тогда я рассудила, что старательный коп пытается услужить начальнику даже во внеслужебное время. Да, в тот вечер, когда вы подвезли меня, это был Хейнс. Для полицейского он не слишком искусен в маскировке.
Со мной он проявил искусство слежки в полной мере. Вот только у Клэр не было своей машины.
Значит, Рикки обвели вокруг пальца, когда ко мне села Анна. Он устремился вдогонку за мной.
Рикки видел, как Анна выпрыгнула из моего автомобиля.
У него на глазах она сорвала с себя парик и выбросила.
Рикки понял, что его провели. Клэр сбежала, и, скорее всего, с Деннисом.
И он бросился за Анной, чтобы выяснить, куда отправилась Клэр.
Новые фрагменты мозаики обрели свои места. У меня сразу возник новый вопрос:
– Анна знала, где вы с Деннисом собирались укрыться?
– Нет, – ответила Клэр. – Деннис сказал, будет лучше, если никто не узнает об этом.
Рикки настиг Анну, попытался добыть интересовавшие его сведения, но она оказалась не способна их дать. Рикки сначала злился, потом пришел в ярость и задушил Анну. Однако ему хватило ума раздеть тело, изобразить изнасилование, а потом подбросить одежду в машину Шона Скиллинга.
Клэр продолжала:
– Деннис объяснил мне, что Хейнс следил именно за мной, а не за моим отцом. Потом я поняла, что никогда не замечала у нашего дома какого-то другого полицейского.
– Расскажите мне, что случилось с Деннисом.
– Хорошо, – согласилась она. – Деннис не знал, как ему быть дальше. После бегства из Гриффона он все время прятался в коттедже у озера. Лишь однажды навестил отца, но буквально на минуту. Его папа живет в районе Рочестера.
– Я с ним встречался, – заметил я. – Мистер Маллавей показался мне хорошим и добрым стариком.
У Клэр от удивления округлились глаза.
– Ну вы даете! Похоже, вам удалось побеседовать со всеми. Да, старый мистер Маллавей – славный человек. – Она снова ненадолго отвернулась от меня. – Боюсь, его сердце не выдержит, когда он узнает о смерти сына.
Что я мог ей сказать?
– Отцу Деннис сообщил, что у него возникли проблемы, хотя он не сделал ничего дурного, и, если нагрянет полиция, тому следует помнить об этом. Сказал, ему нужно время на обдумывание своих дальнейших шагов. И еще Деннис хотел поделиться всем со мной.
– Так что же все-таки случилось, Клэр?
– Однажды Деннис подстригал траву перед домом этой Пирс.
– Филлис Пирс?
– Да. Той дамы, которая владеет «Пэтчетсом» и всем там управляет.
– Верно.
– Обычно Хупер направлял на такую работу бригаду из двух человек. Но в тот день парень, всегда трудившийся в паре с Деннисом, неожиданно заболел. Деннис сказал, что и один вполне справится. Так вот. Приезжает он к дому Пирс и понимает, что никого нет, поскольку все машины отсутствуют. Подстригает траву и вдруг замечает, что из подвального окошка вьется дымок. – Клэр откупорила одну из бутылок с водой и сделала большой глоток. – Деннис бросается ко входной двери и начинает барабанить в нее, хотя и догадывается, что внутри никого нет. Но на всякий случай стучит, чтобы не ломать дверь понапрасну, понимаете? А поскольку ответа нет, он рассуждает, что другого выхода нет, и высаживает дверь. И видит: действительно, из подвала поднимается дым. Деннис поспешно спускается вниз и обнаруживает, что загорелась сушильная машина.
– Продолжайте!
– На стене как раз висит огнетушитель. Деннис хватает его, вынимает кольцо или кронштейн – не знаю, как это положено делать.
– Так.
– Он выливает на сушилку пену и быстро справляется с огнем.
– Молодец, – прокомментировал я, – хотя ему, может, разумнее было бы не вмешиваться самому, а просто вызвать пожарных.
– Да уж. Теперь он жалеет, что не поступил так. – Клэр употребила настоящее время, осознала это и прикусила губу.
Из ее глаз мгновенно хлынули слезы. Но мне не терпелось услышать продолжение истории, и я, наверное, немного резковато попросил ее сосредоточиться.
– И сразу после этого Деннис услышал чей-то кашель.
Я повернулся и удивленно посмотрел на нее:
– Значит, в доме все-таки кто-то был?
– Верно.
– Филлис Пирс?
– Нет, – ответила Клэр. – Мужчина. Причем уже старый. То есть, конечно, Деннис не сразу понял, что это старик. Он лишь услышал кашель. Звук исходил из того же подвала, но из комнаты в другом конце коридора, а не из прачечной. – Она отхлебнула еще воды. – Тогда Деннис подходит к той двери, но она закрыта на замок. Подвесной замок типа тех, на какие мы запирали свои шкафчики в школе. Без всяких там цифровых комбинаций. Но за дверью кто-то есть, и этот человек заперт внутри. Он продолжает кашлять и кричать: «Пожар!» Однако выходит у него очень тихо, потому что все в дыму, а сам он стар и слаб.
– Как же поступил Деннис?
– Он решил, что должен вывести мужчину из подвала, дать ему подышать свежим воздухом. Осмотрелся в поисках ключа и тут же нашел его лежавшим на подоконнике. Все оказалось легко. Он отпер замок, открыл дверь, и увиденное его изумило.
Клэр замолчала. Ей как будто самой было страшновато продолжать.
– Что же там увидел Деннис, Клэр?
Она сглотнула.
– Сначала его поразило, как запах дыма тут же перебила другая жуткая вонь, от которой буквально перехватило дыхание. Словно пахло дерьмом, мочой и чем-то еще очень противным. И еще там был старик. Лет семидесяти или восьмидесяти. В комнате стояла инвалидная коляска, но старик лежал на кровати. Похоже, он не мог сам ходить и попросил Денниса помочь ему выбраться наружу, если в доме возник пожар. Деннис успокоил его, объяснив, что погасил пламя, однако у него возник вопрос: какого дьявола происходит? А кого бы на его месте не заинтересовала личность этого человека? И тот факт, что он заперт в подвальной комнате?
Я достал свой мобильник и протянул его Клэр.
– Откройте поисковик, – предложил я. – Вбейте «Гарри Пирс, Гриффон, Ниагарский водопад» и посмотрите результаты поиска. Только не прерывайте своего рассказа.
Она открыла нужную страницу на дисплее, ввела ключевые слова и заметила:
– Это потребует времени.
– Ничего, мы подождем.
– Так вот. Когда старик понял, что ему не грозит смерть в огне, он все равно попросил Денниса вывести его наружу. И как можно быстрее, пока не вернулась его жена, поскольку если бы она его здесь застала, то пришла бы в бешенство. Только Деннис уже услышал звуки, донесшиеся сверху: кто-то вбежал в дом. Понимаете, это странно, но Деннис подумал, что жилье оборудовано необычной сигнализацией, связанной не с охранной фирмой, а посылавшей сигнал о вторжении всего паре людей.
– Филлис Пирс и Рикки Хейнсу, – уточнил я.
– Точно. И старик тоже услышал, как кто-то из них пришел. Тогда он сунул Деннису ту штуку. Тетрадь, которую мы собирались показать вам.
Я похлопал себя по нагрудному карману.
– Она до сих пор при мне.
– Отлично. Деннис схватил тетрадь и тоже спрятал в своем кармане. А потом показался Рикки, вопивший: «Папа! Папа! Папа!» Он влетел в комнату и увидел стоявшего там Денниса. Рикки спросил: «Ты кто такой, черт тебя подери?» Деннис объяснил, что возник пожар, а потом сам спросил: «А это кто такой? Вы держите старика как заключенного в подвале?»
Клэр посмотрела на дисплей телефона.
– Ага! Вот начало что-то появляться. История о трагедиях, случившихся на Ниагарском водопаде.
– Прочитайте, что там сказано о Гарри Пирсе.
Клэр пальцем стала перемещать текст по дисплею.
– Общий смысл сводится к тому, что однажды вечером он отплыл на своем катере, в котором не оказалось ни весел, ни бензина для мотора, и свалился в водопад.
– Что-нибудь еще?
– Да. Это случилось примерно семь лет назад и…
– Тело. Что там говорится о теле?
– О теле?
– Да. О трупе. Его нашли?
– Секундочку. – Она продолжила чтение. – Обломки катера нашли, а вот тело так и не было обнаружено. – Клэр оторвала взгляд от дисплея. – Так вот кто это! Это он? Старик в подвале?
– По-моему, все очевидно.
– Здесь какая-то загадка, – произнесла Клэр.
– Итак, Рикки застал Денниса с Гарри Пирсом. Что случилось потом?
– Рикки угрожающе сказал: «Ну, считай, ты уже покойник», но только у Денниса в руках оставался огнетушитель. Он прицелился и выпустил струю пены прямо Рикки в лицо. Деннису хватило нескольких секунд его замешательства, чтобы проскочить мимо и убежать оттуда сломя голову.
– Почему же Деннис сразу не пошел в полицию? – спросил я.
Клэр посмотрела на меня как на слабоумного:
– А сколько вам назвать причин, почему он этого не сделал? Во-первых, Деннис не раз мне говорил, что чернокожему лучше вообще никогда не обращаться к копам. Никогда и ни за что. Во-вторых, Рикки сам из полиции. А в-третьих, когда Деннис убегал, Рикки выкрикнул вслед: «Только посмей пожаловаться копам, и тебе не жить!» Он ведь не мог обратиться в полицию так, чтобы Рикки не узнал об этом.
Но меня ее доводы не убедили окончательно. Пусть Деннис опасался полиции Гриффона, у него оставалась возможность отправиться в полицейское управление штата.
– Но было еще кое-что, – добавила Клэр. – Рикки успел крикнуть Деннису: «Учти, я и до подружки твоей доберусь, до дочурки нашего тупого мэра, и отрежу ей соски к чертовой матери!» По словам Денниса, это в точности его выражение.
Теперь я бросил на Клэр понимающий взгляд.
– Да, – кивнула она, – жутковатая перспектива, как считаете?
– Вот почему Деннис хотел обязательно со мной встретиться. Он боялся за меня и не знал, что предпринять, – продолжала Клэр.
– Но за эти два дня вы должны были найти какое-то решение.
Клэр кивнула. Взяла другую салфетку и снова вытерла нос.
– Я настаивала, что нам необходимо поговорить с моим отцом. Он бы подсказал, как действовать. Папа не доверяет полиции Гриффона, но у него наверняка есть связи, например, в ФБР или в какой-то другой подобной организации.
– Неплохой план, – одобрил я.
Но Деннису даже он казался опасным, хотя мы часами обсуждали его, взвешивая все плюсы и минусы. При этом мы оба сознавали, что не можем прятаться вечно.
– Разумеется.
Клэр вздохнула:
– Поверить не могу, что теперь они оба мертвы. Анна и Деннис. Лучшая подруга и мой любимый. – Она снова начала тихо всхлипывать.
Я молчал следующие несколько миль, давая ей выплакаться и надеясь, что это принесет облегчение. Хотя едва ли Клэр перестанет плакать совсем, даже когда мы окажемся в Гриффоне. Слезы лить ей предстоит еще неделями. И все же, когда рыдания немного утихли, я достал свой телефон и сделал звонок.
Мне показалось, что время для этого пришло.
– Слушаю, – раздался голос Огастеса Перри.
– Я не знал, что один из твоих парней – Рикки Хейнс – сын Филлис Пирс.
– Если ты начнешь перечислять все, чего не знаешь, мне придется провисеть на телефоне до глубокой ночи, – язвительно отозвался он.
– Почему он не носит фамилию Пирс?
Огги глубоко вдохнул, а потом протяжно выдохнул.
– Какого черта это должно тебя волновать? Какое тебе дело до его фамилии?
– Просто расскажи мне, не задавая вопросов, ладно?
– Насколько мне известно, Филлис раньше была замужем за парнем по фамилии Хейнс. У них родился Рикки. Но когда он был еще совсем мальчишкой, отец умер то ли от рака, то ли от сердечного приступа, точно не знаю. Прошло несколько лет, и Филлис познакомилась с Гарри Пирсом, за которого вскоре вышла замуж, но пожелала, чтобы сын носил фамилию своего настоящего папаши. Кстати, Гарри Пирс тоже уже умер.
– Что подводит меня к следующему вопросу. Он ведь упал в водопад семь лет назад?
– Зачем ты тратишь мое время попусту, если тебе это известно?
– Но тело так и не нашли, верно?
Я почти слышал в телефонной трубке, как в голове Огги крутятся шестеренки.
– Верно. Только обломки катера, а больше ничего.
– Могу объяснить тебе причину, – сказал я. – Гарри Пирс жив. Филлис держит его в своем подвале.
– Что за бред сивой кобылы?
– Гарри провел там много лет и превратился в инвалида. Он живет в комнате под замком и не может сам ходить.
– Кто наговорил тебе подобную чушь?
– Думаешь, это чьи-то досужие выдумки, Огги? Жаль, у меня сейчас нет времени объяснить тебе все подробно.
– Где ты находишься?
– Примерно в часе езды от Гриффона. Я разыскал Клэр Сэндерс. Ее парень Деннис Маллавей как-то подстригал траву на лужайке у дома Пирс и заметил внутри задымление. Он вышиб дверь, потушил пожар, а потом обнаружил Гарри Пирса запертым в подвале.
– Господи Иисусе! Маллавей тоже с тобой?
– Нет, – ответил я. – Он погиб. Хейнс убил его.
– Что?
– Анну Родомски убил тоже он. Все указывает на это.
– Не мели чепухи, – возразил Огги. – Ты знаешь, мы уличили в преступлении молодого Скиллинга. Найдена одежда…
– Я в курсе, что было найдено вами и где. Думаю, Хейнс подложил доказательства. Он имел возможность сделать это в любое время той же ночью.
Огги молчал. Я продолжил:
– Как только доставлю Клэр к отцу, отправлюсь в тот дом и выпущу Гарри Пирса на свободу.
– Только не без моего участия, – моментально отозвался Огги.
– Тем лучше, – сказал я. – Встречу тебя на углу у дома Пирс. Но мне ехать еще около часа.
– Значит, скоро увидимся. – И Огги дал отбой.
Когда я убирал телефон, Клэр посмотрела на меня, сжимая в руке смятую и влажную бумажную салфетку.
– Вы ему доверяете?
– Не всегда и не во всем, – ответил я. – Но сейчас приходится доверять. – Я снова достал телефон и протянул его Клэр: – Позвоните отцу.
Она набрала номер, стала слушать гудки, а потом произнесла:
– Нет, папа, это я.
Очевидно, у Берта Сэндерса определился мой номер, и он ожидал услышать меня.
– Со мной все в порядке, в полном порядке, – ответила Клэр на его вопрос, – но вот Деннис… О, папа, Деннис погиб.
И она снова залилась слезами.
Я вынул из нагрудного кармана пиджака черную тетрадь. Держась за руль одной рукой, другой я раскрыл тетрадку, положив себе на колени, а потом поднял на высоту приборной доски, чтобы посматривать то на ее страницы, то на дорогу. И начал читать с произвольного места.
– Что за нелепица? Чушь какая-то! – невольно воскликнул я.
В углу каждой страницы аккуратнейшим почерком, но очень мелко была выведена новая дата. Затем следовало:
Завтрак: рисовые хлопья с молоком, апельсиновый сок, банан, кофе со сливками. Обед: сандвич с арахисовым маслом на белом хлебе, два шоколадных печенья, молоко, яблоко. Ужин: лазанья, салат «Цезарь», шоколадное пирожное, чай.
Я просмотрел другую страницу под иной датой.
Завтрак: овсяная каша с изюмом и коричневым сахаром, апельсиновый сок, кофе со сливками. Обед: бигмак, жареный картофель, кола, яблочный пирог. Ужин: курица в панировочных сухарях, рис с маслом, бобы, стакан воды, десерта не было.
И так во всей тетради.
Гарри вел подробные записи о том, чем ежедневно питался.
Клэр беседовала с отцом примерно пять минут, рассказывая о причинах и подробностях своих поступков, а также о своем укрытии, а потом передала трубку мне:
– Он хочет поговорить с вами.
– Привет, – сказал я мэру.
– Даже не знаю, как мне выразить вам свою благодарность, мистер Уивер. Вы спасли ей жизнь.
У меня мелькнула мысль, что нужды в спасении могло и не возникнуть, не приведи я сам Хейнса к коттеджу.
– Мы уже скоро приедем.
– Я встречу вас на въезде в город, – произнес Сэндерс. – Хочется увидеть ее как можно быстрее.
– Хорошо, – отозвался я. – Полицейские позже должны будут взять у нее показания. Но сначала я бы рекомендовал показать Клэр врачу. Боюсь, она все еще в состоянии шока. Она прошла через невероятные испытания.
– Конечно… Нет слов для описания моей благодарности вам, – повторил Сэндерс.
Я вспомнил, что у нас по пути к югу от Гриффона находилась больница. И попросил мэра встретить меня там у входа в приемное отделение. По моим подсчетам, примерно через сорок минут.
– Буду ждать вас, – сказал он.
Закончив разговор, я обратился к Клэр:
– Мы почти дома.
Она лишь вяло кивнула в ответ.
Я протянул ей тетрадь:
– Вы это читали?
– Да. Мы с Деннисом просмотрели все. Какая-то бессмыслица.
– Вы действительно изучили ее от корки до корки?
– Да.
– Там есть хоть что-то другое? Гарри Пирс писал, как с ним обошлись? О том, как держат взаперти в подвале?
– Нет. Там все о еде. Чем его кормили изо дня в день. И зачем ему только это понадобилось?
– Может, он страдает разновидностью навязчивого невроза, – предположил я.
– А еще мы с Деннисом никак не могли понять, почему ему было так важно передать кому-то тетрадь.
Я задумался над этим.
– Дело в датах. И кто-то может опознать его почерк. А описание Гарри Пирсом своего меню началось, скорее всего, еще до того, как его официально и ложно признали погибшим. Это доказательство, что он жив и был жив все эти семь лет. – Я решил сменить тему: – Недавно вы сказали кое-что, для меня непонятное. О Рикки Хейнсе. Дословно вы выразились так: «Только когда он принимается обыскивать тебя, начинаешь думать, что он не тот, за кого себя выдает».
– Ах да. Была такая история. И она, кстати, касалась Скотта.
– Скотта? Каким же образом?
– Помните, тем вечером я говорила вам, что знаю Скотта совсем немного?
– Конечно, – подтвердил я и пристально посмотрел на Клэр.
– И это правда, хотя порой он тусовался с нами. Со мной, с Анной, с Шоном. Редко, но мы проводили время вместе. – Она сделала паузу. – Скотт был хорошим парнем. Немного не от мира сего, странноватым, но хорошим.
– Спасибо на добром слове.
– Но однажды он по-настоящему вступился за меня. И это имело прямое отношение к Рикки Хейнсу.
– Каким же образом Скотт вступился за вас?
– Можно сказать, защитил. По-своему, но защитил.
Клэр явно прочитала в моем взгляде желание узнать подробности.
– Когда это случилось?
– Точно не помню. Но незадолго до того, как он… Как он погиб.
– Что произошло?
– Мы тогда небольшой компанией сидели в «Пэтчетсе». Конечно, мы еще несовершеннолетние, признаю это. Но никто ничего и не скрывал. Все знали. Так вот, выходим мы потом из бара и встречаем на улице Скотта. Я направляюсь за угол к стоянке. Вы ее себе представляете?
– Да, и очень живо.
– Вдруг меня останавливает Хейнс и заявляет: «Нам надо проверить тебя на наркотики».
– У вас они при себе были?
– Боже правый! Нет, конечно, – ответила Клэр. – Но Хейнс говорит, что должен обыскать меня. Я ему: «Не имеете права». Но вы же знаете наших копов. Им нет дела до того, на что они имеют или не имеют права.
– А дальше?
– Он прижимает меня к стене и заставляет расставить руки и ноги. Начинает ощупывать снизу доверху. А когда его лапы добираются сюда, – Клэр указала себе на грудь, – Хейнс вдруг проявляет особое усердие. – Она сложила ладони подобием чашек. – Распускает руки по полной программе.
Я почувствовал, что краснею от злости.
– Как оказалось, Скотт за всем этим наблюдал. А, надо отдать ему должное, когда Скотт видел, что полицейский сам нарушает закон, он просто с ума сходил от несправедливости.
– Что… Что же он сделал? – спросил я, хотя уже начал вспоминать историю, рассказанную сыном.
– Он стал кричать. Типа: «Эй, извращенец, почему бы не подергать себя самого за яйца?» И еще: «Насильник!» или вроде того. Требовал оставить меня в покое.
У меня комок подкатил к горлу.
– Продолжайте.
– Рикки посмотрел на него и велел проваливать. Ну, как обычно: а то хуже будет. Тут Скотт ему и заявил: «Я на тебя своему дяде пожалуюсь. Я тебя запомнил». И все такое.
– Скотт ему угрожал?
Клэр кивнула:
– Да, можно сказать, угрожал. Позже он и меня уговаривал подать заявление о сексуальных домогательствах, но я не хотела ввязываться в это дело. Понимаете, все и так было слишком сложно. Мой отец выступил против полицейского произвола, ввязался в конфликт с шефом полиции, и, если бы еще я пожаловалась на приставания копа, все бы точно решили, что папа специально меня подговорил. Чтобы добавить себе аргументов, доказательств беззакония в действиях копов Гриффона. Я стала бы участницей этой мышиной возни, понимаете? А потому я так и не рассказала ни о чем отцу. Догадывалась, что он придет в бешенство. А вот Скотт ничего не боялся. Прямо заявил Хейнсу: я, мол, добьюсь твоего увольнения из полиции. Причем Скотт тогда даже не был под кайфом. – Она тут же нахмурилась и виновато посмотрела на меня. – Простите. Я не имела в виду ничего обидного. Но вы должны знать. Скотт по-настоящему возненавидел Хейнса. Он и потом от него не отставал. У них чуть драка не случилась. Скотт увидел однажды, как коп проезжает в своей патрульной машине, показал на него и обозвал извращенцем. Однако ему пришлось убежать, когда Хейнс начал выбираться из автомобиля, чтобы разобраться с ним. Может, поэтому Рикки пристал ко мне еще раз. Решил поквитаться со Скоттом. Конфисковал мою сумочку, и нам ее вернули только на следующий день.
Я словно одеревенел.
– Да, и еще кое-что, – продолжила Клэр. – Скотт рассказывал, что после той стычки около автомобиля Хейнс показал ему характерный жест. Ну, знаете, будто бы выстрелил из пальца.
Рикки Хейнс. Коп, обнаруживший тело Скотта на стоянке мебельного магазина «Рэвелсон». Коп, лично явившийся к нам в дом сообщить плохие вести. Коп, который, как я теперь знал, не останавливался перед убийством любого, кто представлял для него угрозу.
Он, оказывается, хорошо знал Скотта и считал его своим врагом.
Я испытал потрясение, когда те двое парней чуть не сбросили меня в реку Ниагару у водопада. Пережил сильнейший испуг всего два часа назад при нападении на нас в коттедже.
Но никакие прежние страхи невозможно было сравнить с этим шоком.
Ведь мы с Донной были уверены, что Скотт покончил с собой. Возможно, сделал это неумышленно, но, как говорится, сам стал хозяином своей злосчастной судьбы. Находясь под воздействием экстази, он либо спрыгнул с крыши, возомнив, что умеет летать, либо, ничего не соображая, случайно свалился через низкий бордюр.
Даже с этим примириться было крайне сложно.
Но теперь все изменилось. Рассказ Клэр навел меня на мысль, что наш сын погиб вовсе не в результате несчастного случая. Рассказ Клэр позволял допустить преднамеренное убийство Скотта.
– С вами все в порядке, мистер Уивер? – озабоченно спросила Клэр.
Мы как раз объезжали Буффало по окружной дороге номер 290, приближаясь к мосту на Гранд-айленд. Гнев и тревога затуманивали мой взор, словно лобовое стекло «субару» вдруг запотело или кто-то окрасил его кроваво-красной краской из баллончика с распылителем. Мне пришлось с усилием тряхнуть головой, чтобы зрение прояснилось. Пальцы так крепко вцепились в руль, что начали болеть суставы.
Эта мразь, этот сукин сын!
Он сбросил моего сына с крыши.
Нет, тут же осадил я себя. Я не могу знать наверняка. Я ничего не знаю с полной уверенностью. У меня нет никаких доказательств.
Но интуиция подсказывала: я прав.
Хейнс мог считать Скотта очень серьезной угрозой для себя. Разумеется, полицейские из Гриффона позволяли себе много лишнего, а местное население ничего не имело против, предпочитая смотреть на все сквозь пальцы. Но здесь был иной случай. Коп, который отвез хулигана к водонапорной башне и лишил его там без свидетелей нескольких зубов, – это одно. А вот коп, лапавший местных девочек, похабно щупавший их, – совершенно другое.
Хейнс не мог не знать, что дядей Скотта был его собственный шеф. Что, если бы он рассказал обо всем Огги? А сколько еще раз происходили стычки между Скоттом и Хейнсом, о которых Клэр понятия не имела? Сколько еще раз Скотт сулил полицейскому наказание?
Ябеда.
Таким его считал и Хейнс. Стукачом, способным разрушить его карьеру в полиции или даже усадить на скамью подсудимых.
Я стал представлять себе различные сценарии.
Может, Хейнс снова увидел Скотта на улице, вышел из патрульной машины и погнался за ним? А Скотт, имевший ключ от двери на крышу магазина «Рэвелсон», поспешил забраться туда, чтобы спрятаться от преследователя? Но Хейнс настиг его там и столкнул вниз?
Или же Скотт уже разгуливал по крыше, шумел, вызывал любопытство прохожих, пугал их своим поведением? Хейнс проезжал мимо и обратил внимание на нарушение порядка, заметил кого-то подозрительного на крыше магазина? Потом, поднявшись наверх, он обнаружил, что это Скотт, и увидел отличную возможность расправиться с ним.
– Пожалуйста, мистер Уивер, не молчите. Поговорите со мной.
Я встрепенулся и посмотрел на Клэр, будто очнувшись от гипноза.
– Что?
– С вами все хорошо?
– Да.
– После моего упоминания о Скотте вы стали каким-то странным.
– Ничего необычного, – отозвался я. – Просто… подумал о сыне.
– Извините меня. Я всего лишь хотела рассказать о нем что-нибудь хорошее.
– Все правильно. Я рад, что вы напомнили о нем. В самом деле. Очень рад. – Я постарался сосредоточиться. – Скотт никогда не говорил вам, что он, например, боится Хейнса? Опасается каких-то враждебных действий с его стороны?
Клэр покачала головой:
– Нет. Хотя, конечно, все ребята моего возраста в Гриффоне постоянно ждут от копов какой-нибудь гадости. Мы – молодежь, а значит, за нами всегда можно найти какие-то провинности, понимаете?
Я промолчал. Мне все еще приходилось отгонять от глаз красный туман, чтобы не свалиться в кювет по пути к больнице.
Как будто прочитав мои мысли, Клэр сказала:
– Со мной тоже все уже в порядке, если хотите знать. То есть я, разумеется, чувствую себя ужасно, но это не значит, что мне нужна помощь медиков.
– Вы решите, как вам поступить, вместе с отцом.
Я поморщился: мои слова прозвучали так, словно ее судьба меня больше не интересовала. Словно теперь, разыскав Клэр, я снимал с себя бремя ответственности за нее, которое ощущал с тех пор, как посадил тем вечером в свою машину, и готов был умыть руки. Словно, передав ее отцу, я мог обо всем забыть.
На самом деле я не чувствовал ничего подобного. Просто казалось, будто некая невидимая большая рука только что смела с моего рабочего стола груду других, менее важных дел и швырнула их на пол.
Теперь на нем не оставалось ничего, кроме дела Скотта.
Мы пересекли Гранд-айленд в полном молчании. Но, когда проезжали мимо торгового центра в городке Ниагара-Фоллс, Клэр вдруг спросила:
– Кто сообщит печальную новость отцу Денниса?
Да, еще один отец, которому предстояло испытать горе. У меня возникло ощущение, будто нас всех затягивает в черную дыру бесконечной пустоты.
– Не знаю, – ответил я. – Вероятно, полицейские из управления штата. Как только разберутся в том, что произошло в коттедже.
– Разве вы не должны помочь им в этом? И не вам ли следует снова навестить отца Денниса?
Я резко повернулся и выпалил то, о чем впоследствии не раз жалел:
– А вам не кажется, что с меня уже достаточно? Разве я мало сделал? Если бы вы не постучали тогда в окно моей треклятой машины, я бы вообще не оказался втянутым в этот бешеный круговорот.
У Клэр потемнело лицо, а глаза снова наполнились слезами.
– Простите меня, – вздохнул я. – Простите.
– Никто не заставлял вас меня разыскивать! – Теперь резко звучал уже ее голос. – Мы бы сами решили, что делать! Вы нам для этого не требовались! И если бы не вы, Деннис был бы жив!
– Клэр…
– Оставьте меня в покое, – перебила она. – Просто отвезите к отцу. Я хочу видеть папу.
На горизонте замаячил высокий шест с крупной синей буквой «Б», означавшей больницу. Через четыре минуты я уже подъезжал к дверям приемного отделения. Там стоял Берт Сэндерс, оглядываясь и явно не зная, какую именно машину он ждет. Но, как только заметил на пассажирском сиденье Клэр, принялся размахивать руками и побежал навстречу.
Мэр распахнул дверь, не позволив дочери самой дотянуться до ручки внутри, и они крепко обнялись, причем плакали оба.
Потом Сэндерс через плечо Клэр посмотрел на меня, улыбнулся и сказал:
– Спасибо вам за все, мистер…
Однако я поторопился захлопнуть пассажирскую дверь.
– Пока с этим повременим, – произнес я и нажал на педаль акселератора.
Огги ждал меня на углу в нескольких сотнях ярдов ниже по улице от дома Пирс на сиденье своего «субурбана». Я остановился рядом и опустил стекло с правой стороны. Огги, который, вероятно, знал наизусть, кто и какую машину водит во всем Гриффоне, заметил:
– Кругом творится черт знает что, а ты, кажется, нашел время приобрести новый автомобиль.
– Не заметил, есть ли там кто-нибудь? – спросил я, указывая дальше вдоль улицы.
– Никто не входил и не выходил, но рядом не видно ни одной машины, так что, думаю, хозяев нет. – Он сделал паузу. – Не считая, конечно, заточенного в подвале Гарри. – Огги бросил на меня скептический взгляд, и я его вполне понимал.
– Есть еще кое-что, о чем мне нужно с тобой поговорить, – сказал я. – Речь пойдет о Скотте.
– Это связано с тем, что, по-твоему, происходит в том доме?
– Не совсем.
На лице Огги отразилось нечто вроде сочувствия.
– Никого смерть Скотта не опечалила больше, чем меня, Кэл, но не лучше ли нам решать проблемы по отдельности?
Я не мог не думать о Рикки Хейнсе, но признал справедливость его замечания. Мы прибыли сюда, чтобы найти Гарри Пирса.
Не ответив, я проехал еще сто ярдов вдоль улицы и припарковался напротив дома Филлис Пирс. Огги последовал за мной, но сразу же свернул на подъездную дорожку и остановился почти у самого крыльца. Подходя к нему, я снова обратил внимание, как сильно разрослась на лужайке трава. После бегства Денниса у Хупера так пока и не нашлось рабочих рук, чтобы обслужить всех постоянных клиентов.
Мы вместе поднялись по ступенькам. Учитывая, что Огги был шефом местной полиции, я предоставил ему право первым нажать кнопку звонка.
– Ты же считаешь, что дома никого нет, – заметил я.
– На всякий случай, – отозвался он.
Прошло двадцать секунд, но дверь никто не открыл. Огги толкнул ее. Она оказалась заперта. Я не был настолько наивен, чтобы спрашивать, нуждается ли Огги в ордере. Впрочем, мне в любом случае не хватило бы терпения дождаться его доставки.
– Давай обойдем вокруг дома, – предложил он. – Прежде чем высаживать дверь, хочу убедиться, что нет другого входа, оставленного открытым.
Мы зашли со стороны заднего двора и подергали дверь там. Но и она была на крепком замке. Не попалось нам и ни одного окна, через которое мы смогли бы проникнуть в дом. Несколько окошек выходили наружу из подвала на уровне земли, но Огги не проявил к ним интереса:
– Я слишком стар, чтобы протискиваться в такие щели.
Мы вернулись к главному входу.
– Что ж, начали. – С этими словами Огги отошел и нанес удар каблуком ботинка чуть ниже ручки.
Дверь устояла.
– Дьявол! – крикнул он. – Я себе чуть коленный сустав не вывихнул.
– Дай-ка мне приложиться. – Я ударил в дверь с такой силой, что косяк дал трещину.
После второй попытки Огги дверь распахнулась.
– Видимо, Филлис выставит за это крупный счет, – сказал он.
Мы вошли в дом. Огги выкрикнул:
– Эй, хозяева! Это полиция! Кто-нибудь есть дома?
В ответ не донеслось ни звука.
Мы открыли несколько внутренних дверей. За двумя находились стенные шкафы, за третьей – ванная комната. Четвертая дверь, располагавшаяся рядом со входом в кухню, скрывала лестницу, ведущую вниз.
– После вас, – уступил мне дорогу Огги.
Я включил свет. В подвале оказался низкий потолок, и его отделка не была окончательно завершена. Вместо светильников на проводах свисали голые лампочки. Бетонные стены не обили деревянными панелями. Здесь находилось с полдюжины различных помещений, но только в двух из них стояла какая-то старая мебель. Еще одно плотно заставили металлическими канцелярскими шкафами для папок с документами. Огги выдвинул верхний ящик одного из них и заглянул внутрь.
– Бумажные дела «Пэтчетса», – прокомментировал он.
Отдельное место было отведено для стиральной и сушильной машин с рядами вешалок. Там же, на полке, виднелись пятна от жидких гелей для стирки и кондиционеров для белья, посреди которых стояли и сами бутыли с химикатами и концентратами.
– Здесь начался пожар, – сказал я.
– Вот как? – буркнул Огги.
– Это и привело сюда Денниса. Дым от загоревшейся сушилки. Полотно, должно быть, подхватило пламя. Посмотри, а вот и огнетушитель на стене.
В дальнем углу прачечной находился короткий коридор с дверью в конце.
– Огги! – Я выразительно посмотрел на него.
Он бросил взгляд на дверь, а потом на меня.
– Да, наверное, стоит проверить.
Я бросился туда первым. Дверь оказалась заперта на навесной замок. Я принялся стучать в нее.
– Мистер Пирс? Вы слышите меня, мистер Пирс? Мистер Пирс!
Огги подхватил:
– Это Огастес Перри, мистер Пирс. Шеф местной полиции. Мы пришли, чтобы освободить вас.
Рядом с дверью находилось глухое подвальное окошко, располагавшееся в футе от потолка, и точно, как описывала Клэр, на подоконнике лежал ключ. Я схватил его, вставил в замочную скважину, повернул, и замок открылся. Я положил его на подоконник вместе с ключом, с трудом сдерживая дрожь в пальцах.
Огги приложил руку к двери и толкнул ее.
– Фу! – не сдержался он, когда мы уловили вонь, которую попытались заглушить большим количеством лизола. Какая-то смесь плесени, запаха от трупиков дохлых крыс, мочи и бог весть чего еще.
Теперь дверь открылась настежь. Я оказался совершенно неготовым к тому, что увидел. Мне представлялась совсем другая картина.
В комнате валялись обломки старой мебели, кипы журналов, магнитофон без ручки и коробки с кассетами на восемь дорожек. Позади каких-то еще картонных коробок в углу притулилась металлическая кровать на колесиках, покрытая грязным матрацем, пестрым от пятен. Склад для ненужной рухляди, освещенный лампочкой без абажура, свисавшей с потолка на проводе.
И все.
Никакого Гарри Пирса.
Огги повернулся ко мне и сказал:
– Когда Филлис пришлет счет за выломанную дверь, я переправлю его тебе.
Филлис отпирает дверь и говорит ему, сияя улыбкой:
– Вот и наступил твой счастливый день.
Гарри Пирс садится в кровати.
– О чем ты?
– О мороженом, – отвечает она. – Мы отправляемся есть мороженое.
Гарри смотрит на нее с недоверием.
– Не надо попусту дразнить меня.
– Но я говорю правду. Мы в самом деле сделаем это.
Он становится похож на ребенка, которому подарили новую плюшевую собачку.
– Тогда это действительно лучший день в моей жизни!
Ее не перестает поражать, насколько он со временем все больше впадает в детство. Когда-то такой буйный и неуправляемый, теперь Гарри послушен и покорен, стоит пообещать ему самое элементарное удовольствие.
– Да, время пришло, – кивает Филлис. – Сейчас самый подходящий момент. Но нам потребуются немалые усилия, чтобы поднять тебя наверх. Не жди, что мы успели за эти годы установить в доме лифт или рампу для инвалидного кресла.
– Это ничего, – отзывается он, свешивая с постели ноги и наклоняясь вперед, чтобы ухватиться за кресло-каталку. – Мы как-нибудь справимся.
Он приподнимается над кроватью, разворачивается и падает на сиденье кресла. Если его ноги с годами ослабели и стали тощими, как палки, то руки, наоборот, налились мускулатурой от необходимости постоянно то поднимать себя с кровати в кресло, то возвращаться обратно. Хотя места для того, чтобы кататься в кресле, у него совсем немного. Комната, где он провел последние семь лет своей жизни, размерами всего десять на десять футов, да и это пространство не все свободно. А атмосфера здесь далека от здоровой: холодный бетонный пол, стены из шлакоблоков в смеси с цементом. Поэтому Филлис изредка разрешает ему прокатиться по всему подвалу мимо стиральной машины в комнату для шитья и рукоделия, а порой даже в мастерскую, столь любимую им прежде, где все еще сложены в образцовом порядке гаечные ключи и прочие инструменты.
Но каждый такой выезд за пределы камеры заставляет ее нервничать. Если бы в дом нагрянул нежданный гость, ей пришлось бы спешно возвращать Гарри на место, закрывать дверь, навешивать замок.
Филлис убеждает себя, что эту комнату и нельзя считать тюремной камерой. Долгое время помещение служит палатой для выздоровления Гарри, где она и Ричард лечат его, присматривают за ним, заботятся о том, чтобы силы к нему вернулись. Конечно, он уже никогда не станет прежним. Даже близко похожим на себя самого. Но что сделано, то сделано. Нужно научиться справляться со столь скверной ситуацией наилучшим образом, и разве они не сделали для него все возможное? Разве не стремились к этому изо дня в день?
Оглядываясь назад, ей приходится признать, что они все-таки допустили ошибки. Могли в чем-то поступить совершенно иначе. Например, если бы они сразу вызвали «Скорую помощь» после того, как Гарри свалился с лестницы, медики, вероятно, успели бы что-то предпринять. Но кто тогда мог предположить, что его полностью парализует ниже пояса, а позвоночник окажется, по всей видимости, сломанным? Откуда простому человеку знать такие вещи? И слишком многое было поставлено на карту. Ведь Ричард тогда только что стал сотрудником полиции Гриффона. Перед ним открывались блестящие перспективы. Разве стоило лишать его будущего всего лишь из-за единственного неверного решения? Разве справедливо по отношению к нему?
Если разобраться, то виноват во всем прежде всего Гарри. В целом он был хорошим человеком, нельзя не признать. Он очень поддержал Филлис, когда много лет назад она потеряла первого мужа: утешал ее, помогал обустроить дом, приглашал ужинать, брал их с сыном в поездки по Калифорнии и Мексике. К Ричарду он относился как к собственному сыну. Гарри искренне любил его, а мальчик, отчаянно нуждавшийся в мужчине, который заменил бы отца, отвечал полной взаимностью. Прежде всего именно из-за теплых отношений между ними Филлис разрешила Гарри переехать к ним, а потом и приняла его предложение и вышла за него замуж.
Вот только ей следовало раньше обратить внимание на некоторые тревожные признаки. В Гарри изначально было что-то не вполне нормальное. Но до свадьбы его одержимость ведением записей по любому поводу, стремление сохранить каждый счет из магазина (а он держал у себя шестилетней давности чеки за купленные пончики, чтобы жаловаться на дороговизну) казались просто милыми странностями. Более того, Гарри приносил большую пользу в баре, всегда держа в порядке бухгалтерскую отчетность, вовремя и точно сводя баланс. Но ведь было и другое. Эти его тетради, куда он скрупулезно заносил своим бисерным, но разборчивым почерком сведения обо всем, что ел, непременно проставляя даты. И его не волновало, что завсегдатаи «Пэтчетса» часто подсмеивались над такими причудами. Филлис и в голову не приходило, что Гарри серьезно болен навязчивым неврозом.
Если бы дело заключалось только в этом, она смогла бы смириться или научиться контролировать его поведение. Но ведь бросалось в глаза и другое – частые и внезапные перемены в настроении. Он мог пригласить ее с Ричардом в кино или на распродажу в торговый центр, где не скупился на расходы, но затем погружался в необъяснимую депрессию. А приступы депрессии нередко сопровождались вспышками злобы. И ко всему прочему добавлялось пьянство. Гарри отказывался обратиться даже к обычному врачу – не говоря уж о психиатре или психологе, – хотя Филлис начала догадываться, что в придачу к неврозу он мог страдать от раздвоения личности, от маниакально-депрессивного психоза. С течением времени набор симптомов расстройства психики только увеличивался.
В периоды мрачного настроения Гарри мог цепляться к любой мелочи, во всем искать виноватых. Случайно не выключенный где-то свет становился поводом для скандала. То же самое происходило, когда он садился в машину после того, как ею пользовались Филлис или Ричард, и обнаруживал, что бак полон всего лишь на четверть. Также Филлис приходилось тщательно следить, чтобы на вымытых ложках не оставалось ни капли воды. Гарри просто выходил из себя, если замечал мокрые ложки в стойке для столовых приборов. Он считал, что Филлис и ее сын часто говорят о нем за его спиной, что было, конечно же, правдой.
Изредка он даже прибегал к насилию.
Так случилось, к примеру, когда Филлис потеряла счет за телефон. Гарри, исправно оплачивавший все счета раз в две недели, не мог понять, почему этой бумажки нет среди прочих. Он перерыл все корзины для мусора и пришел к выводу, что Филлис ненароком выбросила счет вместе с кипой бесполезных рекламных буклетов. Гарри тогда чуть не получил апоплексический удар. В приступе ярости он схватил жену за кисти рук, положил ладони на стол, а потом ударил по ее пальцам керамической кофейной кружкой.
Кости остались целы, но Филлис потом неделю не могла без боли пошевелить рукой. Гарри же почти сразу преисполнился раскаяния. Превратился в самого заботливого мужа в мире. Сам стал готовить три раза в день. Купил для Филлис букет цветов. Взял Ричарда с собой на футбольный матч, показывая, какой он хороший приемный отец.
Но, несмотря ни на что, Филлис и Ричард его не возненавидели. Филлис даже извинилась перед ним и признала, что проявила недопустимую расхлябанность. В конце концов, Гарри был психологически надломлен. Воевал во Вьетнаме, видел то, чего врагу не пожелаешь увидеть, выполнял приказы, которые лучше было бы не выполнять никому. Часто по ночам он просыпался с криком и весь в поту, вновь переживая в кошмарном сне ужасы, через которые прошел в конце шестидесятых годов.
«Гарри с честью служил родине, – не уставала повторять Филлис, – и это оставило в его душе глубокие шрамы».
С Ричардом у Филлис тоже проблем хватало. Наверное, когда умирает твой отец, а ты еще совсем мал, это не может не оставить следа. Или с появлением приемного отца, у которого множество странностей, ты каким-то образом наследуешь их, хотя между вами и нет кровного родства. Кто знает? А Ричард, взрослея и становясь подростком, тоже стал проявлять неспособность контролировать некоторые свои импульсы. Были два случая (по крайней мере о которых узнала Филлис), когда в школе он касался девочек неподобающим образом. Точнее, если уж начистоту, лез с непрошеными ласками. Следовали вызовы к директору, извинения, отстранения от занятий. К счастью, никаких более серьезных последствий. Затем у Ричарда проявилась тенденция к внезапным вспышкам гнева. Внешне спокойный и невозмутимый, он в душе весь кипел, как кипит лава в недрах спящего до поры вулкана. А затем происходил взрыв. Филлис и сына хотела показать врачам, но Гарри решительно этому воспротивился. «Рикки всего лишь мальчишка, – заявил он. – Ему необходимо порой выпустить пар».
Именно это и произошло в тот вечер семь лет назад.
Гарри как раз попал под влияние черной собаки, как однажды метко выразился Черчилль, и находился в таком состоянии почти целую неделю. Филлис и Ричард старались по возможности избегать встреч с ним. Филлис сама справлялась с работой в «Пэтчетсе», уговорив мужа оставаться дома, пока у него не улучшится настроение.
И вот в понедельник вечером «Пэтчетс» оставили в распоряжении проверенных помощников, чтобы семья Пирсов смогла устроить себе выходной. После того как Гарри записал в свою тетрадь блюда, приготовленные Филлис к ужину – на этот раз свиные отбивные, макароны, сыр и консервированную фасоль, – он вдруг заявил, что хочет мороженого.
Филлис сказала, что дома у них мороженого нет. Гарри поинтересовался, как это возможно, если он лично составлял список продуктов для приобретения и точно помнил, как вписал в него мороженое.
«Совсем забыла, – призналась Филлис. – В следующий раз непременно куплю».
«Так какой же мне смысл составлять список покупок, если ты даже не читаешь его? – вспылил Гарри. – Может, ты все-таки купила его, но сама об этом не помнишь?»
Он тщательно обыскал морозильник, стоявший поверх холодильника, выкинув из него замороженное мясо и контейнеры с апельсиновым соком, и разметал все по полу.
«Черт бы тебя побрал!»
«Гарри!»
Ричард наблюдал эту сцену, стоя в проеме двери между кухней и столовой и сложив на груди руки. Он прослужил в полиции Гриффона всего несколько месяцев и жил пока в родительском доме. Он еще не успел снять с себя мундир после того, как целый день выписывал штрафы, а потом разбирался с мелкой автомобильной аварией.
«Неужели, мать вашу, я требую слишком много, если хочу, чтобы дома всегда было мороженое? – Гарри продолжал вышвыривать на пол содержимое морозильника. О линолеум ударился лоток для приготовления кубиков льда, и они разлетелись по всей кухне. – У нас есть еще морозильник в подвале, – вспомнил Гарри. – Может, там что-то найдется?»
«Нет», – ответила Филлис.
Но он все равно открыл дверь, которая вела в подвал.
До этого момента Ричард ни на дюйм не сдвинулся с места.
Гарри же резко развернулся, шагнул в сторону жены, поднял палец и поднес почти к самому ее носу.
«После всего, что я делал, помогая тебе и твоему мальчишке все эти треклятые годы, разве мои требования чрезмерны? Ты так считаешь? Богом клянусь, если…»
Остальное произошло за какие-нибудь десять секунд.
«Заткнись!» – крикнул Ричард, врываясь в кухню, хватая первый попавшийся стул и размахивая им перед отчимом, как бейсбольной битой.
Тот инстинктивно уклонился, и стул с силой ударил его по спине. С очень большой силой. Гарри Пирс повалился вперед, попав подошвой ботинка на один из кубиков льда.
В телевизионном сериале это могло бы выглядеть даже комично.
Нога Гарри поехала, он потерял равновесие и рухнул вперед прямо в открытый проем двери на лестницу в подвал. Затем с грохотом покатился по ступеням вниз. Но, как только достиг подножия лестницы, наступила тишина.
Потом взвизгнула Филлис.
«Папа!» – воскликнул Ричард, отбрасывая стул.
Они вдвоем поспешно спустились и обнаружили Гарри, лежавшего совершенно неподвижно и с закрытыми глазами.
«О господи, да он, кажется, мертв», – испуганно произнесла Филлис.
Ричард встал на колени и приложил ухо к груди отца.
«Нет, он жив. Он дышит. И сердце бьется».
Филлис тоже припала на колени и приложила голову к груди Гарри, желая сама во всем убедиться.
«Верно. Я слышу. Я тоже чувствую сердцебиение. Гарри? Ты слышишь меня, Гарри?»
Но Гарри, чье тело приобрело форму странного кренделя, никак не реагировал.
«Я вызову “скорую помощь”», – сказал Ричард, поднимаясь.
Он начал быстро взбираться по лестнице, перепрыгивая через две ступени сразу, и уже вошел в кухню, когда мать его окликнула:
«Постой!»
«Что?» В дверном проеме показалась голова сына на фоне яркого света.
«Не надо… То есть… Просто пока подожди».
«Мама, но ведь дорога каждая секунда!»
«С ним все будет хорошо, – проговорила Филлис. – Ему и нужна-то всего минута. Помоги мне положить его прямо».
«Нам не следует его двигать», – возразил Ричард.
«Мы все сделаем очень осторожно. У меня в задней комнате хранится старая складная кровать на колесиках. Я привезу ее сюда, и мы сможем его положить».
«Но мама…» – Ричард спустился наполовину пролета лестницы.
«Ричард, послушай меня, – сказала она. – Если ты вызовешь “Скорую помощь”, им придется позвонить и в полицию».
«Но ведь я сам полицейский».
«Знаю. Но приедут другие. А когда Гарри очнется и расскажет им, что ты сделал…»
«Но я же… Я же не нарочно. Он просто очень меня разозлил. Я думал, он тебя ударит».
«Я понимаю, дорогой. Понимаю и разделяю твои чувства. Но только полицейские на все посмотрят иначе. Они не вникнут, не станут разбираться в деталях. Ты только начал карьеру. И будет неправильно, очень несправедливо, если против тебя выдвинут обвинения».
«Я… Даже не знаю…»
«Лучше пойди и принеси кровать. Собери ее прямо здесь. А я помогу ему выпрямиться».
Ричард прикатил старую кровать, ржавые колесики которой отчаянно скрипели. Он раскрыл ее, распрямил и выровнял матрац, похлопав по нему ладонями.
«Помоги поднять его», – попросила Филлис.
Вместе они уложили Гарри на кровать.
«Он все еще дышит, – сказала она. – Судя по дыханию, он в нормальном состоянии».
«Я не мог больше его слушать, – объяснял Ричард. – Он никак не останавливался. Не желал успокоиться…»
«Ничего страшного. Все обойдется. Мы присмотрим за ним. Возможно, через пару часов Гарри будет уже в полном порядке. Отделается головной болью, вот и все. Подожди, и сам увидишь. Не стоит раздувать из мухи слона. Ничего ужасного не произошло».
«Ладно, если ты действительно так считаешь, мамочка», – сказал Ричард.
Он привык, что она всегда знала, как поступить верно в любой ситуации.
Но верно ли они поступили тогда? В тот момент казалось, что да. Но Гарри не стало лучше и спустя несколько часов. Он не приходил в сознание двое суток. А когда очнулся, то стал другим человеком. Он словно отупел.
Когда Ричард и Филлис попытались поднять его с постели, то обнаружили, что у него не двигаются ноги.
«Надо вызвать врача, – сказал Ричард. – Ему, наверное, необходим рентген и все прочее».
«Давай подождем еще несколько дней, – настаивала Филлис. – Может, он всего лишь сломал кость, и она сама срастется».
По-настоящему они уже не верили в такую вероятность, но соблазн попытать счастья оказался слишком велик.
Посетители «Пэтчетса» стали интересоваться, куда подевался Гарри.
«Подцепил этот гнусный вирус гриппа, который ходит сейчас повсюду, – отвечала им Филлис. – А мне вовсе не нужно, чтобы он сюда явился и, чего доброго, чихнул на куриные крылышки».
По истечении недели Филлис и Ричард наконец осознали, какую серьезную проблему приобрели на свои головы.
Они слишком затянули с вызовом медицинской помощи. Как им теперь объяснить свои действия? Человек упал с каменной лестницы, а никто не потрудился позвонить врачу. И заявлять о самозащите тоже следовало раньше. Если Ричард всего лишь защищал мать, спасал ее жизнь, они тем же вечером обязаны были уведомить полицию. В конце концов, даже являясь в полиции новичком, Ричард имел четкое представление о том, что представляли собой пределы допустимой самообороны.
Но они ничего не предприняли.
И хотя Гарри Пирс стал явно слабее умом, чем прежде, всякий раз, когда Ричард спускался в подвал проведать его, отец слабым движением поднимал руку, указывал на него и отчетливо произносил:
«Ты! Сукин ты сын».
Причем его слова следовало воспринимать в буквальном смысле.
Приглашать к нему медиков теперь было сопряжено с немалым риском для Филлис и ее сына, но особенно для него.
На работе к ней постоянно приставали люди:
«Как там старина Гарри? Где же он, черт возьми? Когда собирается возвращаться?»
«Что же нам делать?» – спросил Ричард у матери, когда однажды вечером они вдвоем сидели за кухонным столом, слушая доносившийся снизу храп Гарри.
«Ума не приложу», – честно ответила Филлис.
«Ведь к нам постоянно будут приставать с расспросами, куда делся папа».
«Надо сделать так, чтобы расспросы прекратились, – сказала она. – Этому нужно так или иначе положить конец».
Ричард отшатнулся, упершись в спинку стула.
«О чем ты говоришь? Уж не считаешь ли ты, что мы должны…»
«Нет, нет. Разумеется, нет. Но надо внушить всем мысль, что с ним произошло несчастье. Очень серьезное, чтобы люди больше не интересовались, почему не видят его».
«Может, распустить слух, будто он поехал навестить своего двоюродного брата? – предложил Ричард. – Того, из Калгари».
Но Филлис покачала головой:
«Народ продолжит приставать с вопросами, когда он вернется. Нет, нужно придумать историю, чтобы люди вообще прекратили спрашивать о нем. Навсегда. – Она поджала губы. – Я сегодня наведалась в библиотеку. И нашла кое-что очень интересное. Прочитала, что за многие годы произошло немало несчастных случаев, когда кто-то ненароком падал в реку и его уносило к водопаду. Некоторые из тел так и не были обнаружены».
«Постой! – воскликнул Ричард. – Но ты сама сказала: мы не поступим с ним подобным образом. Мы же не бросим его в водопад погибать? Это невозможно… То есть он все-таки мой отец. Да, только приемный, но он долгое время заменял мне настоящего отца».
Филлис протянула руку и сжала его ладонь.
«Я все понимаю. Я хочу лишь заставить людей думать, что он погиб в водопаде, а мы тем временем продолжим заботиться о нем. Гарри останется здесь».
«Как долго?»
«Сколько понадобится».
«Но ведь он может… Что, если отец действительно оправится? Выздоровеет настолько, что сумеет подняться по лестнице и выйти из дома?»
«Ричард, послушай. Гарри уже никогда не оправится. У него сломан позвоночник. И с головой тоже не все в порядке. Он превратился почти в слабоумного. Его больше не хватает даже на странные пристрастия, владевшие им раньше, и он только по-прежнему делает свои дурацкие записи о том, чем его кормили каждый день. Могу твердо заверить тебя: он уже никогда не встанет, не выйдет из дома сам и никому не расскажет, что с ним стряслось».
Потом у них родилась идея с катером. Будто бы Гарри однажды вечером сильно напился и решил прокатиться в моторной лодке по реке. Они оставят машину с лодочным прицепом на берегу. Бросят в машине весла, чтобы позже, когда катер с пустым бензобаком обнаружат ниже по течению от водопада, у полицейских сложилась нужная картина происшествия. Несколько дней продлятся напрасные поиски тела, а потом их сочтут бесцельными.
Так Филлис с Ричардом и поступили.
Об этом написали в газете и передавали в выпусках новостей по радио. Даже Си-эн-эн уделила внимание несчастному случаю. Состоялись похороны, хотя гроб был пустым. Филлис рыдала. Ричард обнимал и утешал ее.
Немного шумихи примерно дней на десять.
А потом жизнь потекла своим чередом. Никто больше не приставал с вопросами о Гарри.
Ричард вскоре перебрался в отдельную квартиру. Для него стало невыносимо и дальше жить в доме 247. Но едва ли не каждый день он находил время – обычно до дежурства или после его окончания, – чтобы проведать отчима. Ричард приносил ему еду, помогал справлять нужду, прибирал за ним, находил для него книги и журналы для чтения. В основном – журналы. Оказалось, Гарри теперь трудно сосредоточиться на целой книжке.
Все вроде бы наладилось.
Но вот однажды поздно вечером Филлис вернулась из «Пэтчетса», заперев заведение на ночь, и обнаружила Гарри, ползущего по полу гостиной всего в десяти футах от входной двери.
Ее чуть не хватил удар.
Еще двадцать минут, и Гарри выбрался бы на крыльцо. Еще десять – и он бы уже полз по дорожке, где его мог увидеть любой случайный прохожий.
После этого происшествия на двери подвальной комнаты Филлис повесила надежный замок.
Что делать? Пришлось принимать меры безопасности.
«А что будет, – спросил ее однажды Ричард, – когда он действительно… Ну, это… Отдаст концы?»
Филлис, разумеется, уже имела готовое и основательно продуманное решение.
«Мы отвезем его в лес, – ответила она, – и выроем для него глубокую, но незаметную могилу. А потом устроим свои частные похороны без свидетелей. Только так нам и следует поступить».
Но сегодня, спустя семь лет, Филлис пришла к выводу, что процесс необходимо ускорить.
Поскольку теперь оставалось лишь гадать, как скоро кое-кто их заподозрит, явится в дом вооруженным и с ордером на обыск, чтобы обнаружить Гарри в его подвальной камере.
Настало время избавляться от улик.
Главной же уликой был сам Гарри.
Если появятся полицейские и заявят, что до них дошел чудовищный слух, будто Гарри держат узником в подвале, Филлис сможет сказать: «Что за чушь вы несете? Спуститесь туда сами и посмотрите. Убедитесь – все это лишь чьи-то безумные выдумки».
Единственным, кто видел там Гарри, стал Деннис. А Деннис рассказал Клэр. Но, к счастью, Ричард вовремя сумел устранить обоих. Теперь волноваться стоило лишь о сыщике и тетради.
Филлис уверена, что тетрадь у него. Если она сумеет разом решить обе эти проблемы, то найдет путь к спасению. Для себя и для своего сына.
Уже скоро она позвонит Кэлу Уиверу. Но не сейчас. Есть гораздо более срочные дела.
«Что во всех этих коробках и ящиках?» – спрашивает Гарри, когда Филлис вывозит его из комнаты и они минуют прачечную.
«Я переселяю тебя наверх, – отвечает она. – А когда твоя комната освободится, устрою там что-то вроде склада».
«Куда ты меня переселяешь? О чем речь?»
«Решила поместить тебя в бывшую спальню Ричарда. Она уже давно пустует. У тебя будет большое окно с хорошим видом и много свежего воздуха, если захочется подышать».
«Даже не знаю, что и сказать… В самом деле?»
«Подожди здесь несколько минут, пока я наведу порядок в твоей прежней комнате».
«Я уже не вернусь туда?»
«Могу твердо обещать тебе, Гарри: ты не проведешь там больше ни одной ночи».
Филлис чувствует, как при этих словах у нее перехватывает дыхание. Она заходит в подвальную камеру с большим мешком для мусора и начинает запихивать в него все, на чем будто написано: «Гарри». Одежду, подгузники для взрослых, объедки, пачку печенья, использованные бумажные носовые платки, постельное белье.
Она складывает передвижную кровать, задвигает в дальний угол, а потом загораживает нагромождением коробок. Приносит еще ящики, которые заранее приготовила в соседних комнатах. Опрыскивает воздух освежителем, принюхивается и решает, что запах теперь совсем не так уж плох. Филлис работает с лихорадочной поспешностью, но у нее все равно уходит не меньше двадцати минут, чтобы закончить. Все-таки она сильная женщина – не зря столько лет сама таскала бочонки и ящики с пивом.
«Отлично. Теперь можем ехать», – говорит она, закрывая дверь и навешивая замок скорее по привычке, чем в силу необходимости.
«Мне понадобится помощь, чтобы подняться по лестнице», – напоминает Гарри.
Потом подъезжает в своей инвалидной коляске к подножию. Филлис просовывает руки ему под мышки, заставляет встать. Правой рукой он хватается за перила, а затем, поддерживаемый слева Филлис, ухитряется добраться до кухни. Там он падает на пол и ползет, пока Филлис бросается вниз, складывает кресло-каталку и тоже поднимает наверх.
«У нас новый холодильник», – замечает Гарри, оглядывая кухню.
Да, она размельчила в порошок несколько таблеток снотворного и подсыпала в его еду в тот день, когда они меняли сломавшийся холодильник на новый. По крайней мере, это было наверху. Но потом начались проблемы с печкой в подвале, и пришлось не только усыпить Гарри, но и связать его и сунуть в рот кляп на случай, если он вдруг проснется, чего, слава богу, не произошло. А уж когда сломалась стиральная машина, Филлис заставила Ричарда порыться в Интернете и найти способ устранить неисправность своими силами. Машина до сих пор немного подтекала, но справлялась со стиркой.
Филлис снова усаживает старика в инвалидное кресло и везет к задней двери.
«А почему нельзя воспользоваться главным входом?» – интересуется он.
«Там будет легче посадить тебя в машину», – объясняет она.
Снова ухватываясь за ручки кресла, Филлис вдруг ощущает, как сильно трясутся у нее пальцы. Заходит вперед, открывает дверь, а потом возвращается и выкатывает кресло наружу. Ей приходится чуть задирать край каталки, чтобы спустить ее по двум ступеням.
Машина стоит наготове. Багажник почти упирается в ступени. И он открыт.
«Зачем ты постелила столько полиэтиленовой пленки в багажник, Филлис?» – спрашивает Гарри.
К счастью для нее, край багажника расположен достаточно невысоко. Филлис опрокидывает Гарри вперед, словно высыпает мусор из тачки. Верхняя часть его туловища падает внутрь. Он протягивает руки вперед, стараясь смягчить падение.
«Какого дьявола ты делаешь, Филлис? Черт побери, я головой ударился!»
«Извини, милый, – отзывается она. – Нельзя, чтобы кто-то тебя увидел по дороге в “Баскин Роббинс”».
«Бог ты мой! Я мог просто пониже расположиться на сиденье!»
Но она уже перекидывает его ноги внутрь багажника, откатывает кресло, складывает и помещает на заднее сиденье машины.
«Филлис, будь ты проклята! Достань меня отсюда немедленно!»
«Подожди еще минутку», – произносит она, бросается в дом и открывает ящик, где хранит ножи.
«Я и так слишком долго была добра к нему, – говорит она себе, чувствуя, как глаза наливаются слезами. – Я сделала все, что могла».
Потом Филлис выбирает тот нож, которым обычно разделывает рождественскую индейку, и снова устремляется наружу.
– Филлис успела увезти его, – сказал я Огги. – Она понимала, что мы скоро явимся, и ей пришлось убрать Гарри отсюда.
– Но это какое-то безумие, – отозвался он.
Я стал передвигать некоторые коробки с места на место.
– Как я вижу, все это принесли сюда совсем недавно. На полу рядом с коробками даже не успел образоваться слой пыли. И еще… Минуточку! Вот валяется надкусанный бутерброд, а хлеб не заплесневел. Ты бы пришел сюда, чтобы поесть, не будь в этом особой необходимости?
– Да мне здесь даже дышать трудно, – ответил шурин. – Подожди-ка секунду. – И он вышел из комнаты.
– Что там такое? – спросил я.
– Следы на полу, – пояснил Огги. – Словно здесь что-то прокатили. Колесо угодило в лужу воды, которая подтекает из стиральной машины…
– Инвалидная коляска, – подхватил я.
– Очень похоже.
– Как видишь, я не наплел тебе бредовых фантазий.
– Давай поднимемся наверх, – предложил Огги, и мы продолжили разговор на кухне. – По-моему, Филлис водит «краун-вик». Желтовато-коричневый. Издали похож на патрульную машину, только без сирены и всех наших прибамбасов на крыше.
Он позвонил дежурному в участке полиции Гриффона и передал распоряжение для всех сотрудников заняться поисками автомобиля, принадлежащего Филлис Пирс.
– Проверьте сначала у «Пэтчетса». Если обнаружите ее, ничего не предпринимайте. Просто сообщите мне. – Он убрал телефон и произнес: – Нам тоже, видимо, следует отправиться туда.
– Но мне нужно поговорить с тобой о втором важном деле.
Огги выбрал один из кухонных стульев и тяжело опустился на него. Потом жестом пригласил и меня садиться, что я и сделал.
– Выкладывай, – устало произнес он.
– Я думаю, Скотта убил Рикки Хейнс.
За долгие годы знакомства я убедился, что шокировать Огастеса Перри было практически невозможно. Удивить – да, но не шокировать. Даже слушая нечто совершенно поразительное, он умел сохранять каменное выражение лица.
Однако на этот раз скрыть свои эмоции ему не удалось.
– Что? – взревел он. – Какого хрена ты несешь такую чушь?
– Однажды вечером Хейнс обыскивал Клэр Сэндерс позади бара «Пэтчетс». Он воспользовался этим как предлогом, чтобы просто всласть ее пощупать. Так случилось, что Скотт видел это и пригрозил подать жалобу на Хейнса, обвинить в домогательствах – может, сообщить непосредственно тебе. И потом каждый раз, встречаясь с Рикки, называл его извращенцем. Так что Хейнс имел на него зуб.
– Брось, – сказал Огги. – Возможно, это всего лишь выдумки Клэр.
– Нет. На самом деле сын рассказал нам с Донной эту историю, но только не назвал фамилию копа. Похоже, он стал для Хейнса постоянным бельмом на глазу. И как только подвернулся шанс разделаться со Скоттом, Хейнс им воспользовался.
Огги медленно покачал головой:
– Все равно не могу в это поверить.
– А ты считаешь простым совпадением, что после падения Скотта с крыши магазина «Рэвелсон» именно Хейнс обнаружил его тело? Хейнс ведь приехал туда не по вызову – и нашел его. А затем явился к нам домой с прискорбной новостью. Вот что не давало мне покоя и раньше. Хейнс не мог не знать, что ты дядя Скотта. Представь, ты обнаружил тело племянника собственного шефа. Наверняка ты прежде всего позвонил бы боссу, верно? Чтобы предоставить ему возможность самому сообщить печальное известие семье. Но он опасался сразу вовлекать тебя в дело. Вероятно, потрясение все-таки сказалось.
– Боже милосердный! – воскликнул Огги.
– Прежде я и сам бы в это не поверил, – продолжал я. – Но теперь мне прекрасно известно, на что способен Рикки Хейнс. Я уверен, это он убил Анну Родомски. Он застрелил Денниса Маллавея, а затем попытался прикончить меня и Клэр. Он начинил мою машину устройствами слежения, чтобы я привел его к их укрытию. Вот почему Рикки так не хотел моего ареста из-за истории с юным Тэпскоттом. Он даже предложил связаться с моим адвокатом. Я был нужен ему на свободе, чтобы вывести на след Клэр и Денниса.
Огги нахмурился:
– Точно. Это ведь Рикки спешно сообщил мне, что тебя собираются посадить в камеру. Тогда я срочно приехал, чтобы прикрыть твою задницу.
– Он и его мать держали в своем доме пленника целых семь лет. Скажешь, что человек, способный на такое, не мог столкнуть моего сына с крыши?
Ему нечего было возразить на это.
– Мразь, – произнес он после паузы, побагровев. – Но почему Клэр Сэндерс не подала жалобу?
– Ты серьезно спрашиваешь? При столь сложных, мягко говоря, отношениях между тобой и ее отцом? Клэр правильно решила не ввязываться. Мне она так и объяснила: если бы пожаловалась на действия полицейского, ты непременно бы подумал, что ее подговорил отец в стремлении замарать тебя и твоих людей.
Огги вздохнул:
– Вот дерьмо! – Он отодвинул стул и поднялся. – Нам нужно арестовать Хейнса и его мамашу, чтобы во всем разобраться. Поверь мне, если эта сволочь убила Скотта… – У Огги сжались кулаки. – Я ведь тоже очень любил его, как ты знаешь. Он же был сынишкой моей сестры.
– Конечно, я знаю, – отозвался я.
– Мы раскопаем это дело до самого дна. Богом клянусь!
– И не сомневайся, таковы и мои намерения.
– Поехали искать их, – сказал Огги и двинулся в сторону двери.
У меня зазвонил мобильный телефон. Я достал его из кармана и, посмотрев на дисплей, увидел, что меня вызывают из дома.
– Привет! – сказал я в трубку.
– Привет, – отозвалась Донна странным, каким-то тусклым тоном.
– Что случилось?
– Ты должен срочно приехать домой.
– Знаешь, я тут немного занят… Со мной Огги, и мы как раз должны разобраться с одним делом.
– Тебе необходимо приехать домой, – повторила она. – Ко мне тут кое-кто явился в гости.
– В гости? Донна, просто объясни мне, что происходит, и тогда…
Я услышал в трубке шум, а потом раздался другой голос:
– Мистер Уивер? Это Филлис Пирс. Нам многое нужно обсудить. Вам придется помочь мне, потому что в противном случае вся вина за трагическую судьбу жены ляжет на вас одного.
Филлис не хотела пускать в ход нож. Она предпочла бы пистолет, но опасалась, что звук выстрела привлечет ненужное внимание. Особенно если стрелять придется на улице. Оружие Ричарда было снабжено глушителем, но у нее такого приспособления не имелось. В ядах она не разбиралась совершенно. Подумала просто прижать подушку к лицу, но побоялась, что Гарри начнет бороться за жизнь слишком уж яростно, и ей не хватит силы довести дело до конца.
В итоге нож оказался единственным выходом из положения.
Сейчас Гарри лежит в багажнике, замотанный в листы полиэтилена. Позже с помощью Ричарда Филлис похоронит его в лесу. Сама она не сумеет выкопать достаточно глубокой могилы, а Ричард – крепкий мужчина, и для него это не станет проблемой. Она заранее положила в машину лопату и пару садовых перчаток, чтобы сын не натер себе мозолей на руках. И хотя Филлис не собиралась применять его против Гарри, в сумочке на всякий случай хранился пистолет.
Остается надеяться, что Ричард не будет слишком переживать из-за ее решения, что с Гарри настала пора покончить. А сделать это необходимо немедленно. Семь лет он носил в душе бремя вины за содеянное, так заботился об отчиме все это время! Филлис понимает, что сын все еще любит Гарри, помнит, как много хорошего было в их жизни наряду с плохим, когда Гарри действительно по-настоящему заменил ему родного отца.
Ричарду так или иначе придется смириться с этой мыслью.
Филлис осталось сделать в пути всего лишь одну остановку.
Она отправится в дом Уивера, возьмет в заложницы его жену, позвонит по телефону и прикажет привезти тетрадь. Как только улика окажется у нее в руках, она допытается у сыщика, знает ли о Гарри кто-либо еще. И если нет, то Уиверы станут последними жертвами убийств.
Невозможно продолжать цепочку преступлений до бесконечности. На ком-то придется остановиться. Ей принесет большое облегчение известие, что на Уиверах и будет подведена черта. А потом они с Ричардом смогут опять вести свой обычный образ жизни.
Как же хорошо получить возможность вернуть все к норме.
Управляя машиной, она ощущает тяжесть в багажнике. Когда приходится поворачивать, замечает, что заднюю часть автомобиля слегка заносит. Она уже узнала адрес Уивера по справочнику и теперь, направляясь в ту часть города, делает звонок по мобильному телефону.
– Слушаю тебя, мама.
– Где ты сейчас?
– Почти дома.
– Ты знаешь, где живет мистер Уивер?
– Да.
– Я сейчас еду туда. Приезжай тоже. Припаркуйся на противоположной стороне улицы и немного поодаль. Позвони немедленно, если заметишь что-то подозрительное.
– Что ты собираешься делать?
– Предоставь сейчас действовать мне.
– А что с папой? Он в порядке? Он остался дома?
– Нет, дитя мое. Я перевезла его.
– Перевезла? Куда?
– Расскажу позже. А пока давай доберемся до дома Уивера. – На этом Филлис заканчивает разговор.
Она находит дом Уивера, сворачивает к тротуару и останавливается на улице. Подходит к двери и нажимает на кнопку звонка. Почти сразу ей открывает хозяйка:
– Добрый день.
– Миссис Уивер? – уточняет Филлис.
– Да, это я.
– Мне трудно понять, почему мы не встречались с вами раньше, но если нас знакомили, прошу прощения, что забыла об этом. Я – Филлис Пирс, владелица «Пэтчетса».
– Ах, ну конечно! Здравствуйте еще раз. Чем могу помочь? – спрашивает Донна Уивер.
– Могу я войти?
Хозяйка открывает дверь шире и впускает ее. На Донне немного мешковатый домашний свитер на пуговицах с длинными рукавами, и она чувствует необходимость извиниться за свой вид:
– Я только что надела этот свитер. Он принадлежит моему мужу и выглядит на мне ужасно, но дома холодно. У нас какие-то неполадки с термостатом.
– Ничего. Я сама едва ли похожа на картинку из журнала мод, – отзывается Филлис. – Зато, как мне кажется, вам в нем очень удобно.
– Простите за беспорядок, – Донна указывает на журнальный столик в гостиной.
Он весь покрыт эскизами портрета одного и того же юноши в разных ракурсах, причем все они не завершены. Угольные карандаши, распылитель с фиксирующей жидкостью, толстый альбом с чистыми листами для рисования, небольшая квадратная пачка самоклеящихся желтых бумажек для записей. К одному из набросков как раз приклеена такая бумажка с несколькими словами, нанесенными небрежным почерком.
– Что это? – спрашивает Филлис.
– Это… Рисунки. Портреты нашего сына.
– О да! Конечно, – говорит Филлис. – Примите мои глубочайшие соболезнования.
Донна пытается улыбнуться, но получается скорее кривая гримаса.
– Спасибо.
– Вы, должно быть, пережили очень тяжелые дни. Сколько времени уже прошло после его гибели?
– Извините, но я могу чем-то вам помочь, миссис Пирс?
– Для вас просто Филлис, – улыбается гостья. – Как я понимаю, ваш сын стал жертвой несчастного случая. Он находился под воздействием наркотиков, когда упал с крыши.
Донна мягко прикладывает ладонь себе чуть ниже груди, словно страдает несварением желудка.
– Мне бы не хотелось продолжать разговор на эту тему.
– Но я затронула ее лишь потому, что у нас, можно сказать, есть нечто общее. Наверное, сын стал для вас ужасным разочарованием. Его ждало большое будущее, а он просто так, разом, перечеркнул его. Но вот взять моего Ричарда. Вы, конечно же, знаете его, потому что выписываете для него чеки. Ричард, разумеется, еще жив, но, клянусь, он только и умеет, что все портить.
– Думаю, вам лучше уйти.
– Мне необходимо встретиться с вашим мужем, – говорит Филлис.
– Я передам ему, что вы заезжали.
– Он пару раз сам заходил побеседовать со мной. Кажется, мы с ним понравились друг другу. Вы сейчас же должны позвонить ему и попросить приехать сюда.
– Извините, – отвечает Донна, – я этого не сделаю. Если вам нужно поговорить с Кэлом, позвоните ему сами. И хочу повторить просьбу немедленно уйти.
Филлис кладет сумочку на пол, открывает ее и достает пистолет. Направив его на Донну, приказывает:
– Звоните ему.
Донна старается сохранять спокойствие, но в нее никогда прежде не целились из пистолета, и внизу живота возникает жжение. Ей кажется, что все внутренности вот-вот расплавятся.
– Что вам от него нужно?
– Это дело строго между ним и мной, – отвечает Филлис. – У вас телефон в кухне?
– Да.
– Тогда нам лучше пройти туда.
Донна отправляется на кухню, прикладывает телефонную трубку к уху и нажимает кнопку памяти, куда занесен номер сотового Кэла. Она успевает сказать ему всего несколько слов, прежде чем Филлис выхватывает трубку.
– Мистер Уивер? Это Филлис Пирс. Нам многое нужно обсудить. Вам придется помочь мне, потому что в противном случае вся вина за трагическую судьбу жены полностью ляжет на вас.
– Не трогайте ее.
– И, кстати, за вашим домом ведется наблюдение. Приезжайте один. Если с вами окажется кто-то еще, Донна умрет. И не забудьте привезти тетрадь.
– Какую тетрадь?
– О, прошу, не надо крутить. Я уверена, она у вас. Та тетрадь, которую мой муж отдал мальчишке. Мне необходимо вернуть ее.
– Где Гарри? – спрашивает Уивер.
– Простите, не поняла. – У Филлис и в самом деле округляются глаза от изумления.
– Его нет в подвальной комнате. Где вы его прячете?
– Просто приезжайте сюда, – отвечает Филлис и дает отбой.
– Что бы ни случилось, что бы вы ни натворили, – говорит Донна, возвращаясь в гостиную, – вам следует сдаться властям. Наймите адвоката. Он сможет организовать явку с повинной. Он наверняка найдет для вас наилучший выход из положения.
– Я так не думаю, – ухмыляется Филлис, когда Донна склоняется над журнальным столиком, собирая листы. – Что это вы делаете?
Донна, стоя к ней спиной, продолжает собирать рисунки в аккуратную пачку, а потом укладывает в папку.
– Я спросила, что вы делаете? – повторяет Филлис.
– Мне не нравится, когда вы смотрите на портреты моего сына.
Филлис обходит столик с противоположной стороны и велит Донне прекратить свое занятие и сесть. Потом приближается к окну и отдергивает на дюйм штору, чтобы выглянуть на улицу.
Пикап ее сына припаркован у тротуара через дорогу.
– Ричард здесь, – с облегчением вздыхает Филлис и о чем-то глубоко задумывается. – Надеюсь, он поймет, что я не могла поступить иначе.
Я подозвал Огги ближе, чтобы он тоже мог слышать весь телефонный разговор. Он почти прислонился ко мне, и, когда Филлис прервала связь, мы обменялись взглядами.
– Ты успел вообще поговорить с Донной? – спросил шурин.
Первые несколько секунд он пропустил.
– Да, – ответил я. – Судя по голосу, она держится, но сильно испугана.
– Филлис сказала, что твой дом под наблюдением. Это значит, что там Рикки. Чего, черт побери, она добивается?
– Ей нужен я. И тетрадь. Рикки, видно, подумал, что убил Клэр, иначе Филлис потребовала бы и ее приезда тоже.
– О какой тетради речь?
Я похлопал себя по груди, убеждаясь, что она по-прежнему в кармане моего пиджака.
– Нечто вроде дневника, который вел Гарри. Это доказательство, что он был жив все эти годы. – Я двинулся в сторону двери.
– Что ты делаешь? – поинтересовался Огги.
– Отправляюсь к Донне.
– Но каков твой план? – не отставал он, присоединяясь ко мне.
– Понятия не имею, но торчать здесь дольше точно в него не входит.
Огги шел за мной до самой машины и схватил за руку, как только я попытался открыть дверь «субару»:
– Постой! Ты думаешь, что отдашь ей тетрадь и на этом все закончится? Но ты слишком много знаешь. И Филлис знает, что ты знаешь. Хочешь, чтобы она забрала тетрадь, села в свою машину и просто так уехала? Если отправишься туда неподготовленным, она убьет и тебя, и Донну.
Я замер.
– Так научи меня, как быть.
– Прежде всего, – сказал Огги, – я возьму на себя Рикки.
– Каким образом?
– Что-нибудь придумаю, – ответил он. – Дай мне только пять минут форы, чтобы определить его позицию.
– Хорошо, пять минут, – согласился я.
– Я позвоню, когда приготовлюсь.
Мы решили отправиться ко мне на своих машинах. Я остановлюсь за пару кварталов. Потом дождусь, когда Огги найдет точку наблюдения за Рикки. Дам ему пять минут, а потом один подъеду к дому.
За четверть мили до цели я притормозил у тротуара. Огги проехал мимо в своем «субурбане», поднял вверх растопыренную пятерню и продолжил движение.
Я не сводил глаз с часов на панели приборов. Две минуты. Три минуты. Казалось же, что прошло не менее трех часов.
Продержись еще немного, Донна.
Снова взгляд на часы. Четыре минуты.
Я больше не мог ждать и включил коробку передач для движения вперед.
В этот момент зазвонил телефон.
– Я готов, – сообщил Огги.
– Где ты?
– В чьем-то доме. Смотрю из окна гостиной на Рикки в пикапе. Он припарковался на противоположной от вашего жилища стороне улицы. Двумя домами ниже.
– Как ты умудрился проникнуть…
– Простой взлом. Начинай действовать.
И я тронулся с места.
Перед нашим домом стоял «форд краун-вик», а дальше, вдоль улицы, капотом в мою сторону расположился черный пикап Рикки. Сквозь тонированное стекло я различил лишь смутный силуэт за рулем. Я свернул на подъездную дорожку и вышел из машины, заметив руку, слегка отдернувшую штору в нашей гостиной.
Стоило ли мне сначала постучать? Но ведь это был мой дом, а Филлис явно видела, как я приехал. А потому я поднялся ко входу, повернул дверную ручку и вошел.
Филлис ждала в десяти футах от двери, нацелив на меня пистолет, который держала двумя руками, чтобы ствол меньше дрожал. Ее лицо выглядело осунувшимся и изможденным. Казалось, она постарела лет на десять со времени нашей предыдущей встречи. Лоб покрывали мелкие капельки пота, хотя в доме было отнюдь не жарко.
Я посмотрел в глубь гостиной и увидел Донну, сидевшую на диване, сжав губы.
– Достань свой пистолет, – распорядилась Филлис.
Я нащупал «глок» и вынул его из кобуры.
– Положи его сюда. – Она указала на столик в прихожей, куда мы обычно складывали ключи и полученную почту.
Я подчинился.
– А теперь заходи, – велела Филлис, кивнув в сторону гостиной.
Я двигался по возможности медленно.
– Ты в порядке? – спросил я Донну.
Мне показалось странным, что она не поднялась навстречу, а продолжала сидеть, зажав пальцами левой руки свою правую кисть.
– Да, в порядке, – тихо ответила она.
– Она не ранила тебя? – Я с тревогой посмотрел на ее руку.
– Нет. Все хорошо.
– Садись, – скомандовала Филлис.
Я уселся так, чтобы видеть не только одновременно Филлис и Донну, но и небольшой участок улицы в щели занавески.
– Самое умное, что ты можешь сейчас сделать, Филлис, – произнес я потом, – это выйти из дома, сесть в пикап к сынку и поехать в полицию, чтобы сдаться.
– Тетрадь, – напомнила она.
Я осторожно сунул руку в карман пиджака, вынул тетрадь и бросил к ногам Филлис. Она наклонилась и подняла ее.
– Не слишком интересное чтиво, – заметил я, когда она выпрямилась, все еще держа нас обоих под прицелом.
– Мне искренне жаль, – сказала она. – Правда, очень жаль. Но я должна довести все до конца.
– Ты думаешь, что теперь спрячешь концы в воду? – поинтересовался я. – Какой ерунды наплел тебе Рикки? Считаешь, он убил Денниса и Клэр, а я последний, кто обо всем знает? И с этой тетрадкой в руках, единственным реальным доказательством, тебе нужно лишь расправиться со мной и Донной, чтобы все осталось шито-крыто?
У нее чуть заметно задрожала нижняя челюсть.
– Да, примерно так.
– Так вот. Клэр жива, – уведомил ее я. – Рикки не попал в нее. Она сейчас дома с отцом. Так что теперь оба Сэндерса тоже обо всем знают. А я успел поговорить с Огги, рассказав твою историю и ему. Тебе придется поубивать половину населения Гриффона, Филлис, чтобы устранить всех, кто в курсе дела.
Краска полностью исчезла с ее лица.
– Ты лжешь.
– Нет, – спокойно возразил я. – Не лгу нисколько.
– Мы… В наши планы не входило причинять кому-либо зло, – проговорила она. – Во всем виноват тот чернокожий парень. Ему не следовало соваться к нам в дом.
– Рикки убил Анну Родомски, верно? – спросил я. – Когда обнаружил, что девушки его обманули.
– Она не хотела выдать ему местонахождение Клэр, – ответила Филлис. – А он иногда совершенно выходит из себя от злости. Но он хороший мальчик почти все остальное время. Он же офицер полиции. Добрые дела – вот чем он постоянно занимается.
Мне очень хотелось знать, посвятил ли ее Рикки в то, что случилось между ним и Скоттом, но я не мог затронуть эту тему. Только не сейчас, не в присутствии Донны. С нее вполне было достаточно душевной травмы от происходящего в данный момент. Не хватало еще услышать, что мы не знали правды об обстоятельствах смерти Скотта.
– Не сомневаюсь, на суде ему это зачтется, – сказал я. – Только не нужно усугублять вашу совместную вину, причиняя вред кому-то еще. Пора положить всему конец. Вам с Рикки придется ответить за все, что вы натворили. Будет тяжело, конечно. Но мы можем сделать финал спокойным – или же он обернется для вас очень плохо.
– Ты привел с собой подмогу, так ведь? – спросила Филлис.
– Я совершенно один, – ответил я.
– Ты опять лжешь! – воскликнула она, размахивая пистолетом. – Там есть еще люди.
Я приподнялся со стула и полностью раздвинул штору, чтобы стала видна вся улица.
– Ты кого-нибудь видишь?
Филлис выглянула наружу.
– Я тебе не верю.
Я откинулся на спинку стула и посмотрел на Донну. Ее лицо словно окаменело.
– Филлис, тебе лучше сдаться.
– Нет. Я могу… Мы можем забрать ее с собой, – сказала она, указывая пистолетом на Донну. – И доберемся до какого-нибудь безопасного места.
– Подумай получше, Филлис. У тебя где-то есть тайный счет в банке? А фальшивые удостоверения личности ты заготовила? Мне почему-то кажется, что не в твоем характере было бы так тщательно все устроить.
Я снова выглянул в окно. И мимолетно уловил какое-то движение. Что-то происходило с «краун-викторией» Филлис.
– Я важный человек в этом городе, – заявила она. – Я – Филлис Пирс. И много чего знаю о здешней публике.
Я посмотрел на нее:
– Неужели ты думаешь, этого достаточно, чтобы выйти сухой из воды?
Еще раз глянув в окно, я усмехнулся. Что-то капало из багажника ее машины ближе к заднему бамперу. Причем достаточно обильно, чтобы образовалась небольшая лужа.
– Странно, – обратился я к Филлис. – Обычно масло не течет из таких мест в автомобилях.
– Что? – недоуменно спросила она. Потом подошла ближе к окну и, тоже выглянув, тихо простонала: – О нет…
Филлис опустила пистолет, повернувшись спиной к нам с Донной. Я подумал: «Вот он, твой шанс. Напади на нее сейчас же».
Я был готов к решающему прыжку, когда заметил, что Донна уже начала движение. Из широкого рукава одолженного у меня свитера она достала какой-то предмет.
Небольшой баллончик с фиксатором.
Ее указательный палец лежал на спусковом устройстве распылителя сверху. Как только Филлис развернулась к нам, Донна нажала на клапан.
Донна подняла баллончик и, держа его примерно в шести дюймах от изумленного лица Филлис, выпустила струю. Аэрозоль, от которого я начинал задыхаться, если она распыляла его неподалеку от меня, сейчас полностью обволок рот, глаза и нос Филлис.
Она закричала, а потом стала ловить ртом воздух.
Рука с пистолетом двинулась, но, прежде чем Филлис в кого-то прицелилась, я успел вскочить на ноги, ухватил ее за правое предплечье и с силой ударил его о подоконник.
Филлис сумела удержать оружие. Я ударил снова, на этот раз еще сильнее, и пистолет выпал из ее руки. Донна продолжала распылять фиксатор. Казалось, ее палец свело спазмом, и он намертво застыл в одном положении.
Филлис зашлась в приступе отрывистого сухого кашля и прижала обе ладони к лицу. Но стоило ее рукам прикоснуться к коже, как они прилипли, и теперь ей уже приходилось прилагать усилия, чтобы освободиться.
Я взял Донну за руку и отвел баллончик в сторону от лица Филлис.
– Достаточно. Все хорошо, – сказал я. – Отлично сработано.
Она бросила фиксатор на пол и обвила меня за шею.
– О боже! О боже мой!
Как ни хотелось мне подержать жену в объятиях, я поспешил разомкнуть их, чтобы завладеть пистолетом Филлис до того, как она оправится и начнет ощупью искать его на полу. Именно это она, очевидно, и собиралась сделать, оторвав пальцы от лица.
Но пока Филлис лишь хрипло визжала.
Донна подошла к окну.
– Кэл, – окликнула она меня. – Сюда идет Рикки.
Я тут же выскочил наружу через входную дверь, захватив по пути «глок» со столика в прихожей. И сразу же оглядел улицу в обоих направлениях.
Даже если Рикки не понял в точности, что происходит, с того места, где припарковался, он заметил суету за окном, когда я отнимал оружие у его матери. И теперь, выбравшись из машины, шел в мою сторону с пистолетом в руке.
Дверь дома, расположенного непосредственно рядом с пикапом, тоже распахнулась, и из нее показался Огги.
– Хейнс! – ревел он. – Хейнс!
Рикки оглянулся, увидел Огги, но продолжил движение.
– Ни с места! Стоять! – заорал Огги, вот только Рикки сейчас явно не собирался подчиняться приказам своего шефа.
Возникло ощущение, что даже если бы небо обрушилось на землю, он и бровью не повел бы.
Оказавшись прямо перед ним без всякой защиты, я метнулся за машину Филлис, ища укрытия. При этом пришлось упасть на землю у заднего бампера, и я чуть не угодил в ту самую лужу крови (не оставалось сомнений, что это такое), все еще капавшей из багажника.
Не стоило большого труда сообразить, кто именно истекал кровью внутри машины.
От входной двери моего дома донеслись женские крики. Я посмотрел туда и увидел, как на пороге, спотыкаясь, показалась Филлис. Руки ее теперь были свободны, зато все лицо покрывали кровавые полосы – там, где она оторвала пальцы вместе с лоскутами кожи. Тут же позади нее в дверном проеме появилась Донна. Она держала пистолет, но с беспомощным видом, словно говорившим: «Я все равно не смогу в нее выстрелить».
Рикки уже подошел к машине Филлис почти вплотную. Привстав на колено, я выставил пистолет поверх багажника и крикнул ему:
– Стоять!
Рикки тут же поднял пистолет и выстрелил. Я снова укрылся за машиной. Раздался второй выстрел. Кажется, это Огги пытался заставить Рикки остановиться.
Хейнс вдруг быстро обогнул машину, направил оружие на меня и на ходу спустил курок, но промахнулся. Затем резко развернулся и нацелил пистолет в сторону Огги. Приподняв голову, я увидел, что мой шурин, распрямившись во весь рост, бежит в сторону дома.
Наведя «глок» в центр тела Рикки, я нажал на спуск.
Один раз.
Второй.
Рикки покачнулся так, будто его огрели невидимым мешком песка. Он стал заваливаться влево, выставив руку, чтобы смягчить падение, когда его ладонь коснулась тротуара, она уже не могла служить ему опорой. Он упал, превратившись в бесформенную груду плоти.
Секундой позже рядом с ним оказался Огги и сразу же наступил ботинком на руку с пистолетом. Хейнс даже не шелохнулся.
Мимо меня пробежала Филлис. С оглушительным визгом она опустилась на колени рядом с сыном, обвила его руками и зарыдала. Огги наклонился, вынул пистолет из пальцев Рикки и направился ко мне.
Но внезапно на его лице появилось выражение тревоги. Он посмотрел куда-то мне за спину.
Я тоже повернулся.
В десяти футах ближе к дому стояла Донна, глядя вниз и прижимая ладони к животу. Под ними быстро расплывалось темное пятно.
Донна встретилась со мной глазами и произнесла:
– Что-то не так, Кэл. Кажется, что-то совсем не так.
Филлис Пирс выжила в перестрелке, и вся история стала достоянием гласности. Как однажды вечером ее сын ударил стулом по спине Гарри Пирса и тот упал с лестницы. Как Филлис с Ричардом скрыли преступление, сфальсифицировали его гибель и тайно содержали потом взаперти семь лет.
Остальные подробности были нам уже в общих чертах известны.
Филлис предстала перед судом по целому набору обвинений, включая незаконное лишение свободы и убийство своего мужа Гарри Пирса. И хотя она не задушила Анну Родомски и не застрелила Денниса Маллавея, ее признали соучастницей и этих преступлений.
«Пэтчетс» выставили на продажу.
Огастес Перри подал заявление об отставке с поста начальника полиции Гриффона, и Берт Сэндерс принял ее. Огги посчитал, что действия офицера Рикки Хейнса настолько скомпрометировали его как руководителя, что он больше не имел морального права возглавлять свое ведомство. Они с Берил начали поговаривать о переезде во Флориду.
Он так же хотел оставить Гриффон в прошлом, как и я. Это место тяжким бременем легло на наши души.
Мы оба чувствовали себя надломленными.
Хейнсу, разумеется, никакой суд уже не грозил. Когда его привезли в реанимацию, он не подавал признаков жизни. Думаю, он умер раньше, чем его тело повалилось на землю.
Я не хотел убивать его, но и особых сожалений по поводу совершенного не испытывал. Прежде всего, я убил его, когда он стрелял в моего шурина.
А потому это стало той самой пресловутой допустимой самообороной.
Однако в моей голове мелькали совсем другие мысли после того, как я дважды нажал на курок.
Это тебе за Скотта.
В тот момент я не знал и лишь через несколько секунд понял, что и за Донну тоже.
Одна из шальных пуль, выпущенных Хейнсом на бегу к машине, просвистела мимо меня, миновала Филлис Пирс, но угодила в живот Донне.
Я же говорил ей оставаться в доме.
Я же ей говорил.
Еще за несколько мгновений до этого все для нас складывалось удачно. Я думал, что Филлис повредила Донне запястье, а на самом деле моя жена просто прятала в рукаве баллончик с фиксирующим химикатом.
Очень умно.
Некоторые считали, что, несмотря на весь ужас случившегося, мне может принести некоторое успокоение мысль о том, как быстро и без мучений скончалась Донна.
Люди часто говорят несусветные глупости, пытаясь тебя утешить, и порой трудно поверить, что они несут чушь от чистого сердца и от искреннего сочувствия. Наверное, им кажется, что во вселенском масштабе, в бесконечном потоке времени пять минут действительно очень быстротечны.
Но это не так.
Они тянутся и тянутся, когда тебе приходится осторожно укладывать свою жену на траву, сворачивать пиджак, чтобы положить ей под голову вместо подушки, зажимать ее рану, повторяя, что все будет хорошо, вслушиваясь в сигналы «скорой помощи», не слыша их и гадая, почему они так долго не могут сюда доехать. Когда ты встаешь на колени, нежно касаясь ее лица и волос, говоришь, что очень любишь ее и что ей нужно продержаться совсем немного – врачи уже в пути, – а потом наклоняешься ближе к ее губам, чтобы уловить еле слышные слова о том, как любит тебя она, как ей страшно. А потом ее вопрос: что ты хотел сказать мне, милый? И ты отвечаешь: мне очень нравится идея прокатиться на том фуникулере. Как только ты поправишься, мы уедем отсюда. И она шепчет: да, это будет прекрасно. Но ей же почти нечего надеть для такого случая, а сейчас она что-то совсем плохо себя чувствует. И ты снова повторяешь, что с ней все будет в порядке. «Скорая помощь» уже близко, хотя ты по-прежнему не различаешь даже далекого завывания сирены, а жена находит силы, чтобы приподнять руку и погладить тебя по щеке, сказать, что ей теперь уже даже не так больно и почти совсем не страшно. Все и в самом деле будет хорошо. Но ее рука вдруг отрывается от твоей щеки и падает на грудь, глаза стекленеют. Когда «скорая помощь» наконец прибывает, это теперь не имеет никакого значения.
Пять минут. Долгие пять минут.
Я не ожидал, что на похороны соберется столько народа. Не меньше сотни человек. Коллеги по работе, как и все сотрудники полиции Гриффона, любили Донну гораздо больше, чем она, наверное, сама осознавала.
Я, конечно, знал, что Огги непременно придет – Донна ведь была его сестрой, – но все равно удивился, увидев, как он двигается вдоль церковного прохода под руку с Берил. Хотя удивило меня не его появление, а то, насколько события последних дней состарили его. Жена смотрелась совсем малышкой рядом с его могучей фигурой, похожей на вековой дуб, но складывалось впечатление, что ей приходилось поддерживать Огги, пока они добирались до своей скамьи.
Горечь и чувство вины разъедали нас изнутри подобно раковой опухоли. И мэра Берта Сэндерса не минула та же участь. Он наверняка мысленно постоянно спрашивал себя, почему не уделял должного внимания Клэр и так легко поверил ее выдумке о поездке к матери в Канаду.
Пришла Анетта Рэвелсон вместе с мужем Кентом и села как можно дальше от мэра Сэндерса.
Я испытал облегчение, когда Берт вызвался сказать несколько слов о Донне. Я знал, что сам не смогу сдержать эмоций, а когда обратился к Огги, не хочет ли он произнести прощальную речь, тот в ответ лишь едва заметно покачал головой.
– Тьма объяла наш город, – проговорил Сэндерс. – Мрак коснулся каждого из нас, но некоторых он затронул особенно сильно, и мы теперь скорбим по ним.
Он имел в виду, конечно же, и Анну тоже.
Но не Рикки.
Сэндерс подготовил свою речь. И потому вместо банального прощального слова, куда следовало всего лишь вставить новое имя, он, опросив всех, кто хорошо знал Донну, нарисовал перед собравшимися скупой на детали, но трогательный портрет женщины, успевшей столь многого лишиться в жизни.
Затем, если не считать молитвы священника, надгробную речь произнесла еще давняя подруга Донны. Они вместе учились в начальной и в средней школе, Донна все эти годы поддерживала с ней связь. Подруга говорила затертыми, штампованными фразами, но это получилось очень мило. Так мне позже сказали, поскольку ее я уже не слушал. Мне представлялось, что я нахожусь в каком-то совершенно ином месте с Донной и Скоттом. Когда я сидел в церкви, как мучительно мне хотелось поверить в христианское учение, благодаря которому и возвели это здание! Но я не ждал, что однажды снова встречусь с ними на небесах.
Пришли Скиллинги. Шона, разумеется, выпустили из-за решетки на следующий день после смерти Донны. Его родители теперь громогласно грозили судебным иском против городских властей Гриффона и персонально против Огги. Я готов был держать пари, что иск поддержит семья Родомски.
Они сделают то, что считают необходимым.
Служба закончилась, и люди потянулись мимо меня к выходу, выражая свои соболезнования.
Я был поражен, когда неожиданно увидел перед собой Фрица Бротта, владельца мясной лавки. Он взял меня за руку и с силой пожал.
– Прочитал обо всем в газетах, – сказал он. – Сожалею о вашей утрате.
– Спасибо, – отозвался я. – Все собирался позвонить вам. Я кое-кому пообещал похлопотать за него.
– Тони, – угадал Фриц.
– Да, за Тони Фиска… Я тут попал в одну неприятную ситуацию… И он пришел мне на помощь. Я обещал ему поговорить с вами и, может, попросить изменить решение, дать ему еще шанс. Никаких гарантий, разумеется, но я чувствовал себя обязанным хотя бы попытаться.
Фриц понимающе кивнул:
– Он сам приходил ко мне.
– Неужели?
– Да, зашел, наверное, через день после вашей встречи. Заявил, что вы со мной побеседуете и непременно заставите снова взять на работу.
– Так мы не договаривались, – заметил я.
– Я догадался об этом и прямо сказал. А Тони вдруг достал пистолет и принялся размахивать им перед моим носом, обзывая последними словами, и мне даже на секунду показалось, что он начнет стрелять.
У меня сердце оборвалось.
– О нет!
– Когда он ушел, я вызвал полицию. Его арестовали. Так что Тони сейчас сидит за решеткой.
Я думал, что печальнее мне уже не может быть. Но печаль не имеет пределов.
Фриц пошел дальше, а передо мной останавливались другие люди, пожимали руку, но я уже не понимал, кто они такие и зачем произносят какие-то слова. Я-то поверил, что Тони Фиск был, в сущности, добрым малым – однако излишняя горячность, видимо, перечеркивала все его достоинства.
Затем рядом остановился Шон вместе с родителями. Они тоже пожали мне руку, сказали то, что положено в таких случаях, и отошли. Задержался только сам Шон.
– Можно недолго поговорить с вами? – спросил он.
– Конечно.
– Я имею в виду, с глазу на глаз.
Я положил руку ему на плечо и повел назад, в глубь церковного зала, теперь совершенно опустевшего.
– В чем дело?
– Ну, во-первых, хотел еще раз поблагодарить вас за то, что избавили меня от тюрьмы.
– На самом деле в этом почти нет моей заслуги, – признался я.
– Да, верно, но ведь это вы нашли Клэр и сделали еще много такого, что привело к моему освобождению.
Я терпеливо ждал, понимая: на самом деле он собирался сказать мне нечто совсем другое. Шон переминался с ноги на ногу, смотрел на носки своих ботинок и сжимал и разжимал руки в глубине брючных карманов. Пиджак жал ему в плечах. Этот костюм был ему, вероятно, в самый раз полгода назад, но в возрасте Шона юноша еще продолжает неудержимо расти и крепнуть.
– Я должен вам кое-что сообщить, – произнес он после заминки.
– Что-то, о чем ты не хотел разговаривать при своих родителях?
– Да, точно. Вы, скорее всего, потом сами им расскажете, а мне уж как-то придется с этим смириться. Но вы проявили ко мне столько доброты, и я считаю себя обязанным сказать вам всю правду.
– Правду о чем, Шон?
Он облизал губы, в потом решительно поднял голову и посмотрел мне в лицо.
– Это был я. Я во всем виноват.
Я склонился ближе к Шону, положив обе руки на его плечи, но скорее в попытке самому сохранить равновесие. О чем, черт возьми, он толковал? Не оставалось сомнений, что Анну убил Хейнс, а потом подложил ее одежду в машину Шона. После своего ареста Филлис Пирс подтвердила этот факт.
Так что же имел в виду Шон?
– О чем ты говоришь? Ты все-таки убил Анну?
Он яростно помотал головой, а его глаза даже округлились при подобном предположении.
– Боже, нет, разумеется. Этого я не делал. И не сделал бы никогда. Анну я по-настоящему любил. И жалею только об одном. Что не успел приехать туда раньше и забрать ее до того, как… – Шон снова покачал головой и опустил глаза.
– Тогда о чем ты… – И тут меня будто ударило. – Скотт, – сказал я, убирая руки с плеч Шона.
Он медленно поднял голову и кивнул. В его глазах стояли слезы.
– Понимаете, за пару дней до несчастья с ним у меня завелся «экс». Порой, когда мы с Анной развозили по домам пиво, собирая за товар деньги, нам попадались козлы, у которых не имелось ни цента наличных. И вот один парень предложил Анне расплатиться парой таблеток, и она согласилась. Она вернулась в машину с «эксом» вместо денег, и я обозвал ее идиоткой. Потому что Роман не принимал у нас ничего, кроме налички. Нам пришлось бы покрыть недостачу из своего кармана. И я подумал о Скотте, потому что знал о его пристрастии к наркоте. Я с ним встретился. Он сказал: «Ладно, я куплю у тебя пилюли».
Шон посмотрел на меня, ожидая какой-то реакции, но я совершенно онемел и стал на какое-то время бесчувственным после всех событий этого дня.
Он продолжил:
– Я даже не знаю, мои ли таблетки он принял, когда прыгнул с крыши. Я ведь не один продавал их ему. Но вполне возможно, что и мои. – Слеза сбежала по его щеке. – Мне так жаль. Если вы хотите ударить меня или сделать еще что-то, то я стерплю. Прямо скажу родителям, почему вы меня избили. Я давно морально готов к этому. Простите меня, мистер Уивер. Боже, как же я теперь сожалею о случившемся!
– Я не собираюсь бить тебя, – сказал я.
– Я просто… даже сам не понимаю, зачем сделал это. – Шон начал тихо всхлипывать. – Ведь речь шла всего лишь о небольшой потере денег. Мне нужно было выбросить это дерьмо. Спустить в унитаз, и все. Но я думал… Не знаю, о чем я только думал.
У него заметно задрожали плечи. Я осторожно поднял руки, а потом обнял парня и прижал его к себе. И держал в своих объятиях, пока он лил слезы на моей груди.
При этом у меня возникло ощущение, что Донна непостижимым образом наблюдает за нами. Я почувствовал: ей бы захотелось, чтобы я повел себя именно так.
– Очень многие люди в последнее время наделали глупостей и совершили дурные поступки, – сказал я.
Его руки у меня за спиной сжались в кулаки.
– Я ненавижу себя, – проговорил он. – Я глубоко сам себе ненавистен.
Но мы все ненавидели себя в эти дни.
Обнимая Шона, парня примерно того же возраста и роста, как и Скотт, я мог вообразить, что сжимаю в руках своего сына. Мне вспомнилось ощущение от наших с ним объятий, от чувства любви, когда-то так тесно объединявшего нас.
Если бы я простил Шона, не означало бы это, что я прощаю и Скотта за все муки, через которые он заставил нас пройти? И к тому же у меня сейчас имелось гораздо меньше оснований винить Скотта, чем прежде. Разве нет?
– Все в порядке, – прошептал я и повторил: – Все в порядке.
Потому что теперь я не верил, что Скотт сам спрыгнул с крыши и покончил с собой. В глубине души я давно понял – его столкнули.
Швырнули вниз.
И у меня на примете появился один человек, с которым я собирался поговорить. Я надеялся, она поможет пролить свет на все, что произошло в действительности той роковой ночью.
Ее звали Ронда Макинтайр.
Впервые я услышал это имя, когда Анетта Рэвелсон везла меня вечером домой после того, как я застукал ее в спальне Берта Сэндерса. Анетта рассказала, что Ронда была еще одним романтическим увлечением мэра и одновременно встречалась с копом из Гриффона, понятия не имевшим о ее интрижке с Бертом. Припомнились мне и другие слова Анетты. Она упомянула о том, как Ронда порвала отношения с полицейским, поскольку он показался ей «странным».
Этим копом был Рикки Хейнс. Имя Ронды всплыло в ходе тщательного расследования прошлого Хейнса, проведенного полицией Гриффона. В его компьютере обнаружился адрес ее электронной почты, а в памяти мобильника хранился номер ее телефона.
Порвав с Хейнсом, что по времени почти совпало с прекращением ее отношений с мэром, Ронда уволилась с работы и вернулась к своей семье в Эри.
Я очень хотел побеседовать с ней.
И потому поехал в Эри. На всю дорогу у меня ушло едва часа полтора. К тому моменту я уже успел снова посетить озеро Кайюга, вернуть арендованную «субару», а потом забрал свою «хонду», так и оставшуюся у коттеджа, где прятались Деннис и Клэр.
Ронда Макинтайр и ее родители жили в красивом доме на берегу озера вдоль Сэйбрук-плейс, расположенной к западу и в стороне от промышленного центра города. Я не стал предварительно звонить по телефону. Не было никакой уверенности, что Ронда захочет разговаривать со мной, и я не собирался давать ей шанса улизнуть.
Я понимал, насколько шатки основания для моих подозрений, но оставалась надежда, что Хейнс мог сболтнуть ей лишнего. Или даже полностью ей доверился, в деталях поведав о том, как помог Скотту упасть с крыши мебельного магазина «Рэвелсон».
«Может, – рассуждал я про себя, – именно узнав об этом преступлении, она в испуге и решила порвать с ним, вернувшись в безопасный родительский дом?»
Жилище Макинтайров я обнаружил за высокой, тщательно ухоженной живой изгородью, защищавшей хозяев от любопытных взглядов случайных прохожих. Я проехал по длинной, вымощенной камнем подъездной дорожке и остановился в нескольких шагах от входной двери.
Мне открыла миловидная женщина лет пятидесяти.
– Миссис Макинтайр? – спросил я.
В ответ на ее утвердительный кивок я сообщил краткие сведения о себе и уведомил, что хотел бы поговорить с Рондой.
– Об этом жутком деле в Гриффоне? – поинтересовалась она.
– Да.
– Мне это не кажется хорошей идеей.
– Возможно, ей будет легче разговаривать со мной, чем с полицией. – В моих словах содержался легкий намек на угрозу, что порой помогало решать проблемы.
Вот и на этот раз сработало.
Миссис Макинтайр провела меня через весь дом на крытую стеклом террасу, откуда открывался вид на озеро Эри. Впрочем, сегодня небо хмурилось, а из-за северного ветра на воде виднелись белые гребешки волн. Я ощущал, как прохладный воздух ломится в окна, пытаясь проникнуть в дом.
– Сейчас приведу Ронду, – сказала хозяйка.
Буквально через минуту на террасу вошла с озабоченным видом невысокая стройная девушка лет двадцати пяти, а за ней следовала мать.
– Слушаю вас.
– Здравствуйте, Ронда, – сказал я. – Мне необходимо задать вам несколько вопросов.
– Простите, не запомнила вашего имени, – вмешалась ее матушка.
– Уивер, – сообщил я. – Кэл Уивер.
Ронда вздрогнула. Ее обеспокоенность превратилась в неподдельный страх. И я подумал, что ей будет проще разговаривать не в присутствии матери.
– Миссис Макинтайр, вы же не станете возражать, если мы с вашей дочерью пообщаемся, так сказать, приватно?
– Думаю, мне лучше остаться, чтобы…
– Не надо, мама! – перебила Ронда. – Со мной все будет в полном порядке.
Миссис Макинтайр с явной неохотой удалилась. А мы с Рондой расположились в белых плетеных креслах, покрытых пышными подушками в желтый цветочек.
– Вам следовало звонком предупредить о своем приезде, – заметила она.
– Ронда, мы теперь очень многое знаем о Рикки и его матери. Обо всем, чем они втайне занимались без малого десятилетие. Но в этой истории еще остаются крупные пробелы, которые мне хотелось бы заполнить. А, как я знаю, вы некоторое время поддерживали с Рикки весьма близкие отношения.
Ронда сразу заняла оборонительную позицию в разговоре.
– Да, мы несколько раз встречались, но я бы никогда не смогла… У меня не получилось бы с ним ничего серьезного. С самого начала стало понятно, что он с большими причудами.
Я ждал.
– Прежде всего, его отношения с матерью. В них было, знаете ли, нечто болезненное. Он всегда стремился угодить ей, вечно торопился вернуться домой. Разумеется, теперь для меня многое прояснилось. Ему требовалось проводить там много времени, чтобы помогать ей присматривать за запертым в подвале отчимом. Этого достаточно для понимания мотивов некоторых его поступков.
– Какие именно его поступки стали сейчас для вас понятнее?
– Он, например, ни разу не пригласил меня домой, чтобы познакомить с матерью. То есть знакомство все-таки состоялось, но встретились мы с ней в кофейне. А к нему в гости я так ни разу и не попала. Однажды проезжала мимо и увидела во дворе пикап Рикки. Решила остановиться, позвонить в дверь, поздороваться, но он не пустил меня дальше крыльца, да еще и обозлился не на шутку.
– Они не могли рисковать, приглашая в дом посторонних, – сказал я.
– Да что вы? А то сейчас об этом никто больше не знает! Но было еще и другое. Рикки вел двойную жизнь. В нем как будто уживались два абсолютно разных человека. Когда нужно, он мог притвориться славным и милым, но только совершенно неискренне. На самом деле он не знал добрых чувств. Если что-то и ощущал в душе, то лишь злость и ненависть. Порой я даже замечала, как в нем кипит гнев, готовый прорваться наружу в любой момент. Не думаю, что он понимал чувства окружающих.
– Что вы имеете в виду?
– Рикки не мог поставить себя на место другого человека. Не ведал сопереживания, не умел сострадать. Важно было лишь то, что чувствовал он сам, как воспринимал действительность. Вот почему он мог легко обидеть тебя, ранить душевно и даже не заметить, потому что это ведь не ему причиняли боль. Только его матушка была исключением. Она одна умела задеть его за живое, заставить страдать. Вот почему, как я и сказала, он постоянно стремился угодить ей и ничем не рассердить. – Ронда посмотрела вдаль озера Эри. – Не знаю, чем еще могу вам помочь, – добавила она. – Это все, что мне известно.
– Дело в том, что я здесь не совсем по упомянутому поводу. Меня скорее привел к вам сугубо личный интерес.
Она чуть заметно повернула голову в мою сторону.
– Каков же ваш личный интерес?
– Мой сын. У меня был сын Скотт. Пару месяцев назад он погиб. Может, вы слышали об этом.
Ронда кивнула:
– Конечно. Я еще работала в мебельном магазине «Рэвелсон». Нас просто потрясло случившееся. Он был хорошим мальчиком.
Ее голос задрожал. Я склонился ближе к ней.
– Я приехал сегодня сюда в надежде, что вы знаете что-то о происшедшем на крыше магазина тем вечером. Долгое время я считал, что Скотт сам бросился вниз под воздействием наркотиков. Но теперь я так не думаю.
Ее нежное лицо стало похоже на личико фарфоровой куклы, готовой вот-вот разбиться.
– А почему, по вашему мнению, я могу что-то знать об этом?
– Из-за человека, с которым вы в то время встречались, – ответил я.
Ронда закрыла лицо руками.
– О боже! О боже! – в смятении воскликнула она. – Я догадывалась, что вы приедете. Знала, что рано или поздно вы все поймете.
Я потянулся и осторожно убрал ее руки от лица.
– Расскажите мне об этом, Ронда.
– Ничего не должно было случиться, – проговорила она. – Ничего.
– Он сделал это, потому что Скотт угрожал ему?
Она кивнула и высвободила руки, чтобы вытереть слезы.
– Ваш сын Скотт не собирался молчать. Он не скрывал своих намерений. Типа: «Эй, скоро все узнают о вас!» Понимаете?
Ронда описывала эпизод, случившийся около «Пэтчетса». Как она туда попала? Вряд ли Рикки сам рассказал ей, как лапал за баром девчонку. Как «обыскивал» Клэр.
– Вы сами видели происходившее? – спросил я.
Она снова кивнула, взяла из пачки на столе бумажный платок, промокнула глаза и утерла нос.
– Так вы были у «Пэтчетса»?
Ронда изумленно уставилась на меня:
– О чем вы? – Настала моя очередь изумляться. – При чем здесь вообще «Пэтчетс»?
У меня в голове одна мысль стремительно сменяла другую.
– Постойте! – сказал я, как только новая версия окончательно сформировалась. – Это было не в «Пэтчетсе». Вы находились на крыше.
Она выразительным жестом подтвердила мою догадку и схватила еще один платок.
– Вы присутствовали на крыше, когда Скотта столкнули с нее?
Ронда опустила глаза. То ли от стыда, то ли от огорчения – я не мог сразу понять, но продолжал давить на нее:
– Вы сами видели, как Рикки сделал это?
Она вскинула на меня взгляд, удивленно приоткрыв рот и вздрогнув, как от пощечины.
– Рикки? – переспросила она. – Так вы считаете, что виновен Рикки?
Сгустилась темнота. Половина одиннадцатого. С крыши магазина «Рэвелсон» я мог видеть в отдалении силуэт башни «Скайлон». Здесь была почти полная тишина. Звуки машин, проезжавших через центр Гриффона, сюда почти не доносились. Я стоял, поставив одну ступню на крышу, а вторую на край парапета в том самом месте, откуда упал Скотт.
Пришлось связаться с Кентом, и он позволил снова сюда подняться. Причем оставил пару дверей незапертыми, чтобы кое-кто мог ко мне присоединиться.
Я ждал прибытия этого человека с минуты на минуту. Ронда Макинтайр согласилась сделать один телефонный звонок и организовать нашу встречу. Услышав, как кто-то поднимается по лестнице, я отвел взгляд от панорамного вида и посмотрел на дверь, ведущую на крышу. Потом отошел от края, чтобы быть ближе к двери, когда она откроется.
Через несколько секунд она распахнулась.
– Привет, Берт, – произнес я.
Берт Сэндерс ступил на крышу. Под подошвами его ботинок захрустел гравий, покрывавший слой гудрона.
– Какого… Кэл, что вы здесь делаете?
– Дожидаюсь вас, – ответил я. – Но вы, как я полагаю, рассчитывали увидеть кого-то другого.
Он попытался броситься обратно к двери, но я успел обойти его и отрезать путь к отступлению.
– Вы пришли на свидание с Рондой Макинтайр, – уточнил я.
– Не понимаю, что за глупости вы несете! – возмутился Берт.
– Берт, пожалуйста, не надо лжи. Я ездил к ней в Эри и подробно поговорил. По моей просьбе она назначила вам встречу.
Его взгляд заметался в поисках выхода.
– Почему бы вам не изложить собственную версию событий? – предложил я.
– Ронда могла наговорить чего угодно, – сказал Сэндерс, – но вы должны понимать, почему она это сделала. У нее наточен на меня топор. Она полна желания отомстить. Поэтому к любым ее словам нужно относиться с большим недоверием. Я тогда встречался… – Он огляделся по сторонам, не мог ли кто-нибудь нас подслушивать. – Я встречался с Анеттой, а интрижка с Рондой зашла в тупик. Она была изначально обречена на неудачу. Да, мы занимались сексом…
– Причем именно здесь.
Мэр покорно кивнул:
– Верно. Мы занимались любовью на крыше несколько раз. Вам же знаком этот скоротечный, поспешный секс, который тем не менее весьма возбуждает тебя, потому что происходит в таком странном месте и не похож на весь твой… предыдущий опыт. – Он попытался улыбнуться мне, как шаловливый, но милый мальчишка, который делится интимными подробностями с приятелем. Мол, ну ты же сам понимаешь, как это бывает.
– Значит, вы вдвоем поднимались сюда после закрытия магазина, чтобы совокупляться, – заключил я. – У Ронды имелись ключи от крыши. Как и у Скотта. Он уже был тогда здесь или поднялся чуть позже?
Сэндерс сглотнул:
– Позже.
– Выкладывайте подробности. Где вы в тот момент находились?
На крыше возвышалась небольшая надстройка, где заканчивалась лестница и располагался выход. Сэндерс указал на нее.
– Мы прислонились к стенке с противоположной стороны. А потом вдруг услышали шаги, и дверь с шумом открылась. – Он помолчал. – Это явился ваш сын.
– Продолжайте, – велел я.
– Скотт был под кайфом и порхал как бабочка, Кэл. Кружился по крыше с какой-то бутылкой в руке. Чувствовал он себя просто прекрасно, могу вас заверить. – Это прозвучало слегка менторским и даже обвиняющим тоном с подтекстом: ничего бы не случилось, если бы вы с женой лучше приглядывали за сыном.
– Итак, он находился под воздействием наркотиков, – оборвал его я. – Что дальше?
– Мы с Рондой поняли одно: нам необходимо спуститься вниз, чтобы Скотт нас не заметил. Для этого требовалось только обогнуть постройку и выскользнуть в дверь. Нам это почти удалось, но в последний момент высокий каблук туфли Ронды зацепился за кусок гравия, прикрепленного к гудрону, и она споткнулась. Скотт услышал шум, повернулся и увидел нас.
– Что он сказал?
– Сначала ничего. Он был так же удивлен при виде нас, как изумились мы, когда он неожиданно выскочил на крышу. Получилось, что мы все застали друг друга за тем, чего не должны были делать. – Он сокрушенно покачал головой. – Но, как я понимаю, под действием наркотиков Скотт преодолел смущение гораздо быстрее и полностью сосредоточился на нас. Он хорошо знал Ронду. Они работали вместе и постоянно встречались в магазине. И, уж конечно, он не мог не знать, кто такой я. Скотт указал на нас пальцем и произнес нечто вроде: «Ну ничего себе!» Он был не настолько пьян, чтобы не понимать, как нам хотелось бы сохранить в тайне нашу встречу.
– Что произошло потом? – спросил я.
В четырех этажах над поверхностью земли дул холодный ветер, но меня все равно бросило в жар.
– Я сказал: «Привет, Скотт. Это совсем не то, о чем ты подумал». И Ронда поддержала меня. Заверила, что мы просто поднялись посмотреть на звезды. Однако ее блузка осталась расстегнутой, я же не успел поправить брючный ремень, а ваш сын отнюдь не был простаком. – Берт Сэндерс выдавил из себя улыбку. – Правда, Кэл, я всегда считал его хорошим парнем. Знал, что за ним водятся грешки, но он оставался для меня милым мальчиком. Все, абсолютно все в «Рэвелсоне» относились к нему так. Ронда даже рассказывала, что…
– Заткнитесь, Берт. – Я стал медленно расхаживать взад-вперед перед ним, представляя картину происшедшего. Прокручивая ее в голове. – Значит, он не купился на вашу ложь, – сказал я. – Что было дальше?
– Скотт изъяснялся довольно бессвязно, но дал понять, насколько хорошо осознает, что объединяет нас с Рондой. Спросил, женат ли я? Я ответил: нет, не женат. А об интрижке Ронды с Рикки Хейнсом он едва ли подозревал. Кстати, вы знаете об этом?
– Знаю, – ответил я. И подумал о том, как странно все сложилось. Ведь Скотт мог бы и перестать дразнить Рикки Хейнса, если бы знал прежде, что полицейский встречается с его коллегой.
– И я сказал ему… Сказал: «Скотт, ты не должен никому говорить о нашем свидании с Рондой». Он спросил: «Почему же?» Потому что это не приведет ни к чему хорошему, ответил я. А потом Ронда взяла и выпалила: если Рикки узнает о ее отношениях со мной, то просто убьет. «Рикки? – переспросил Скотт. – Ты имеешь в виду Рикки Хейнса? Полицейского?» Ронда ответила утвердительно. И просила: «Пожалуйста, не рассказывай никому». Мы оба знали, что у Рикки не все ладно с психикой. Многие замечали это, не так ли? Хейнс страдал чем-то вроде умственного расстройства. Продержать отчима пленником в подвале почти десять лет – у него явно было не все в порядке с головой! – И Берт дважды постучал себя по виску указательным пальцем. – А ведь могли возникнуть и другие сложности, как вы понимаете. Я вступил в конфликт с шефом Перри, критикуя его стиль руководства полицией. И представьте, вдруг выясняется, что я завел роман с девушкой его подчиненного! Перспектива выглядела удручающей. Если бы все открылось, Ронда могла серьезно пострадать, а я сам оказался бы сильно скомпрометирован. Уж Перри точно сумел бы использовать подобные факты против меня.
– Скотт, – напомнил я. – Что произошло со Скоттом?
– У меня он вызвал серьезную тревогу. Не мог ли он пообещать молчание, а потом нарушить данное слово? Ведь когда он вышел бы из состояния наркотической эйфории, то помнил бы все о событиях вечера, но необязательно о своем обещании. – Сэндерс старался выглядеть предельно серьезным, словно по-прежнему рассчитывал получить мой голос на следующих выборах мэра.
– Как все случилось, Берт? Я должен услышать об этом от вас лично.
Он начал заикаться:
– Это… Это по-получилось совершенно не… ненамеренно. Правда. Он споткнулся и…
Я бросился к нему, схватил за воротник рубашки и подтащил ближе к тому месту, откуда упал Скотт. Сэндерс почти не сопротивлялся, хотя все равно заставил меня остановиться в десяти футах от края крыши.
– Кэл, – заныл он, – умоляю вас…
– Если будете честны со мной и признаете, что натворили, я не сброшу вас вниз, – пообещал я.
– Но Скотт начал громко кричать. Он совершенно не владел собой, поймите же. Он был накачан наркотиками. И выкрикивал наши имена. Громогласно и отчетливо. Если бы он продолжил, кто-нибудь непременно услышал бы и поднялся на крышу. Полиция или охранники магазина.
Я еще чуть подтолкнул Сэндерса вперед. У него заплелись ноги, и он упал уже лишь в ярде от края. Я посмотрел на него сверху вниз, запустил руку в карман пиджака и достал свой «глок». В этот вечер я не забыл его захватить.
– Господи Иисусе, Кэл! Богом заклинаю…
– Так как все закончилось?
– Я… Я попробовал заставить… Заставить его замолчать. Схватил его и зажал ладонью рот. Мы боролись, вступили в схватку друг с другом. Это происходило… Происходило прямо здесь, на этом самом месте. Я снова попытался зажать ему рот, но Скотт… Он укусил меня! Впился зубами в ладонь. Я отдернул руку… Клянусь, это получилось инстинктивно. С моей стороны движение было чисто оборонительным, но… Но при этом я отпихнул его от себя.
– Вы толкнули его.
– Богом клянусь, я не хотел… Даже не предполагал…
– Поднимайтесь, – велел я, взмахнув в его сторону пистолетом.
Сэндерс поднялся на ноги и отряхнул кусочки гравия, налипшие на его брюки.
– Значит, вот здесь вы его толкнули?
Он кивнул.
– Встаньте туда.
– Кэл!
– Встаньте туда. На самый край.
– Я не выношу высоты, – пожаловался Сэндерс.
Мне пришлось заставить его двигаться толчком руки.
– Вы с такой силой толкнули Скотта? Должно быть, гораздо сильнее. Потому что вы же не упали сейчас с крыши.
– Пожалуйста, Кэл, умоляю вас!
– Встаньте еще ближе к бордюру.
– Не могу.
– Тогда я вас просто застрелю. Если не встанете на ту же точку, я всажу в вас пулю, можете не сомневаться. Недавно я уже убил человека, и во второй раз наверняка будет намного легче.
Он поставил правую ступню на возвышение бордюра.
– Хорошо. А теперь другую.
Его левый ботинок шаркнул по гравию.
– Я не смогу… Не думаю, что сумею себя заставить.
– Только не глядите вниз, – посоветовал я. – Смотрите прямо перед собой. Полюбуйтесь башней. Она особенно красива в вечернее время.
И Сэндерс встал на край спиной ко мне, раскинув руки в стороны, чтобы сохранять равновесие. Я же поднял «глок», приложил дуло к его затылку и сказал:
– Бац!
Пока я не знаю, как буду жить дальше. Говорят, в таких ситуациях не следует принимать поспешных решений. Лучше взять время на раздумья и лишь потом сделать следующий шаг.
Но, ей-богу, я не вижу смысла слишком все затягивать. Меня ничто больше не держит в Гриффоне. Я не желаю оставаться в своем доме, как и вообще в городе.
Огги и Берил выставили свое жилье на продажу. Не знаю, решили ли они уже наверняка, куда именно переберутся. Их фаворитом по-прежнему является Флорида. Огги вообще немного оставалось до официального выхода на пенсию, и раньше они всерьез обсуждали переезд в район Сарасоты. Впрочем, Огги предстояло преодолевать те же проблемы, что и мне. Не важно, куда ты уедешь, твои воспоминания и сожаления неизбежно последуют за тобой.
Я подумываю о возвращении в Промис-Фоллс. Разумеется, не для того, чтобы пойти служить в полицию. Они все равно не примут меня назад, да я и сам этого не хотел бы. Думаю, что смогу зарабатывать тем же, чем занимался в последние годы, но зато окажусь в месте, хотя бы отдаленно похожем на родное.
Впрочем, посещать Гриффон мне все равно придется. Сэндерса будут судить. Ронда Макинтайр заключила с прокурором сделку: иммунитет в обмен на показания против бывшего мэра. Я ведь так и оставил его тогда стоящим на краю крыши. Развернулся и ушел. Мне очень хотелось сбросить его вниз, чуть толкнуть стволом пистолета. Но в результате я так и не собрался с духом. Не смог что-то в себе преодолеть. В те доли секунды, принимая окончательное решение, я задался вопросом: станет ли мне лучше через несколько мгновений, когда его тело ударится об асфальт стоянки?
И понял, что едва ли.
Однако была и другая причина, удержавшая меня. Клэр. Я не сделал этого ради Клэр. Не смог убить ее отца. Зато оказался вполне способен заявить на него в суд, дать свидетельские показания и отправить на годы в тюрьму. И знал, что с помощью матери Клэр как-нибудь переживет такой удар.
Но не представлял, насколько тяжело она будет страдать, если он умрет.
Уже погибло достаточно много людей.
Несколько дней после смерти Донны я не прикасался к ее вещам на журнальном столике. Наверное, я сознательно их избегал. Даже смотреть на ее наброски портретов Скотта было мучительно. И лишь после ареста Сэндерса я нашел время и силы, чтобы перебрать эскизы.
А потом поднял огромную папку с рисунками, взвесил ее в руке. Как же их было много! Я положил папку на столик, открыл ее, и пара карандашей выкатилась изнутри, упав на пол.
Один рисунок лежал поверх остальных. Конечно, тоже набросок портрета Скотта, но к нему была прилеплена желтая самоклеящаяся бумажка. Я прочитал написанное и всмотрелся в портрет.
Донне удалось точно передать линии носа. Мне понравилось, как она сумела изобразить пряди челки, падавшие на его лоб. Сначала я подумал, что губы вышли чуть полноватыми, но, вглядевшись пристальнее, понял свою ошибку. Меня ввела в заблуждение падавшая на лист тень.
Я догадался, что Донна собиралась показать мне именно этот рисунок. Может, по ее задумке, я должен был увидеть его, вернувшись домой поздно, когда она уже лежала в постели.
На желтой бумажке она написала карандашом:
«Кэл! Мне кажется, этот удачнее всех. Моя работа закончена. Что ты думаешь об этом?»
Донна ведь говорила, что остановится, как только поверит в невозможность сделать более удачный рисунок, чем последний.
– Он само совершенство, – сказал я.
У писателей, которые все делают сами, книги обычно плохо продаются. Мне же была оказана огромная помощь.
Выражаю глубочайшую признательность Марку Стретфилду, Брэду Мартину, Алексу Кингсмиллу, Спенсеру Баркли, Дэвиду Янгу, Даниэль Перес, Эве Колже, Валери Гау, Каре Уэлш, Малколму Эдвардсу, Биллу Масси, Элайдже Моррисону, Хелен Хеллер, Джулиет Иверс, Хизер Коннор, Горду Дреннану, Кэти Пейн, Кристин Кокран, Сьюзен Лэм, Ните Проноуост, Пейдж Баркли, Марго Шайбели Дженнер, Дункану Шилдсу, Али Кариму, Алану К. Сэппу, Кену Бейну, Линдси Миддлтон.
И книготорговцам. О да! Непременно книготорговцам.